Александр Антонов. Пять из шести

   – Насчёт Серёжи ты, пожалуй, права, – согласился я. – Память о матери. Об этом я как-то не подумал. А мне-то зачем? Я бабских цацек не ношу.
   – Ты не носишь, женщины твои носят: Ирина и Настя.
   – Если они узнают, откуда цацки, то не возьмут, – отверг я её идею.
   – Ты думаешь? – усомнилась Света. – Хотя, может, и не возьмут. Русские бабы – они гордые. Так ты им не говори, откуда – подари так, молча.
   – Молча я не могу, – твёрдо ответил я.
   – Ах, какие мы правильные, – с сарказмом произнесла Светлана. – Хрен с тобой, поделю на две части.
   – На три, – поправил её я.
   – Чего натереть? – не поняла она.
   – На три части, говорю, дели.
   – Всё-таки передумал?
   – Нет, одна треть тебе.
   Светлана с благодарностью посмотрела на меня, но от предложения всё-таки отказалась:
   – Я так тоже не могу.
   – А говорила, что я один тут правильный, – подколол я её. – Но хоть что-то на память возьми.
   – Что-то и на память возьму, – согласилась Светлана. Она вывалила из шкатулки драгоценности, выбрала пару каких-то бирюлек. – Вот это – ты не против?
   – Я же уже сказал.
   – Ладно. Остальное делим пополам.
   Её пополам оказалось явно в пользу Сергея, но я уже устал спорить.
   – Хорошо, это я дарю Люсии, и положи всё в шкатулку.
   Светлана хотела было возразить, но передумала.
   – Ладно, пусть будут в шкатулке.

* * *

   Наше появление на свадебной церемонии было встречено по-разному. Люсия и Серж были искренне рады. Хосе тоже не воздержался от дружеского приветствия. Остальные гости остались нейтральны, за исключением Вяземских, которые не стали скрывать своего неодобрения. Когда дело дошло до вручения подарков, я передал молодым документы на дом и машину, что было встречено гулом одобрения.
   – И ещё одно, – произнёс я, стараясь говорить так, чтобы меня слышали только Люсия и Серж. – Это тебе от мамы-Кати.
   Люсия сразу узнала шкатулку, заглянув внутрь, узнала и драгоценности, после чего обняла меня и прошептала на ухо:
   – Спасибо, дядя Старх. И вовсе не за драгоценности. Ты понимаешь?
   Я понимал.

* * *

   Помимо меня и сотрудника банка при вскрытии ларца присутствовали нотариус и Михаил Сергеевич. На присутствии последнего настоял я. И вот наступил момент, которого потомки Сергея Сергеевича Вяземского ждали девяносто лет. Нотариус торжественно вручил мне ключ от ларца. Я аккуратно вставил его в скважину и осторожно повернул. Крышка откинулась, я выложил на всеобщее обозрение лежащие в шкатулке вещи. Внушительный православный крест-мощевик, православная же икона в дорогом окладе, бумаги, бумаги, бумаги… Не знаю, как Михаил Сергеевич, но я был глубоко разочарован. И вот из-за этого погибла Катя?
   Я попросил нотариуса составить подробную опись всех вещей и бумаг в двух экземплярах, после чего сложил всё обратно в ларец, который закрыл ключом. Вручил одну опись родственнику и покинул помещение.

* * *

   Совершенно опустошённые, смотрели мы со Светланой на содержимое ларца. Бумаги были внимательно прочитаны, и, по нашему разумению, имели ценность разве что для семейного архива. Крест, икона и сам ларец были тщательно изучены на предмет обнаружения тайников. Ларец и икона без подвоха. В кресте тайник имелся – но пустой.
   – Что ты собираешься со всем этим делать? – Голос у Светланы был тусклым. Она, как и я, считала теперь гибель Кати совершенно бессмысленной.
   – Поступлю, как завещано. – Среди бумаг нашлось обращение первого владельца ларца к тому, кто его откроет: «Ты вскрыл ларец, тебе и нести находящийся в нём крест». – Крест и бумаги оставлю себе, икону отдам Вяземским, ларец подарю Люсии под безделушки.
   – Наверное, так и надо поступить, – кивнула головой Светлана.
   На следующий день я собрал всех заинтересованных лиц и распорядился наследством Вяземских, как наметил. Помимо иконы я передал Михаилу Сергеевичу копии всех документов из ларца. И на этот раз «спасибо» всё-таки услышал.

* * *

   Мы сидели в гостиной просторного дома Кардосы, куда прибыли по настоятельной просьбе хозяина. Хосе не скрывал озабоченности и сразу перешёл к делу:
   – Вам, Старх, грозит серьёзная опасность.
   – Но откуда? – удивился я. – Вяземские, вроде, остались довольны разделом наследства.
   – Михаил Сергеевич – да, а вот Николай Михайлович – нет. Вкупе с сынком покойного Удава он вознамерился отобрать у вас крест любой ценой.
   В своём последнем письме Катя просила меня не объявлять войну её убийцам. Я был готов исполнить просьбу. Но как поступить, если войну объявят мне, об этом в письме ничего сказано не было. Во второй раз стоишь ты, Старх, перед подобным выбором. Хотя нет, пожалуй, в первый. Какой выбор был у молоденького сержанта Вяземского, когда он на призыв «Добровольцы, шаг вперёд!» шагнул прямо в горячую точку? – никакого и не было. А теперь есть, но я опять делаю шаг вперёд.
   – Так вы не намерены добровольно расстаться с крестом? – спросил Хосе, видимо уже прочтя ответ на моём лице.
   – Нет, не намерен, – отрицательно помотал я головой.
   – Тогда у вас только одно решение: нанести упреждающий удар и уносить ноги.
   А что? Вполне грамотное решение. Но сначала хотелось бы услышать подробности от того, кто его внёс. Видимо, Хосе угадал направление моих мыслей, и не стал ходить вокруг да около.
   – Вы устраняете сына Удава – я помогаю вам бежать из страны.
   Деловой мужик этот Кардосо. И задачи поставил, и роли распределил. Сейчас ещё обоснует верность плана – и всё окончательно встанет по местам.
   – Я не хочу быть напрямую причастным к убийству главы местной мафии. Иначе кровь будет литься и дальше. А так я сумею поладить с новым боссом. Кто из вас больше подходит на роль исполнителя?
   Вопрос он адресовал явно Светлане, видимо, зная о её прошлом. Но ответ он получит от меня:
   – Я. У меня есть боевой опыт.
   Похоже, я удивил их обоих. Сначала успокаиваю Светлану. Говорю ей адрес горячей точки, и она тут же понимающе кивает головой. Заметив это, перестаёт сомневаться и Хосе. Он легонько хлопает ладонью по коленке.
   – Пусть будет так. С составлением плана операции и вооружением я помогу. Сейчас поговорим о делах финансовых. Недвижимость госпожи Фернандес я покупаю за назначенную ей цену. Что касается акций, то могу предложить за них пятьдесят восемь процентов от реальной стоимости. Тридцать процентов готов перевести на указанные вами счета сразу после подписания бумаг, остальные деньги лягут на те же счета в течение года. Кроме этого, я беру на себя финансовое обеспечение вашего побега.
   Переглядываюсь со Светланой. Она чуть заметно кивает головой.
   – Хорошо, мы согласны.
   – Отлично. Займёмся договорами? Нотариус уже ждёт.
   Обедали мы дома (Дома – это в доме Светланы). Ели без вкуса – вовсе не из-за плохо приготовленной еды. Просто тревожные мысли подавляли ощущения. Послеобеденный разговор в моей комнате начали с расстановки точек.
   Я сказал: – Светлана, если я правильно понял Хосе, тебе непосредственная опасность не угрожает? Может, нам стоит разделиться?
   Она ответила: – Такая опасность может возникнуть после того, как ты разделаешься с Удавчиком. Можно, конечно, попробовать покинуть Рагвай до того, как…
   – Именно это я и имел в виду, – встрял я.
   – … Не перебивай. Но этого мне, скорее всего, сделать не дадут. Думаю, что мафиози плевать на крест. Он подписался на это дело исключительно из-за денег – твоих и моих.
   – Пожалуй, ты права, – вынужден был согласить я после некоторого раздумья.
   – А раз так, то Хосе прав: только устранив Удавчика, мы имеем шанс вырваться на волю.
   – Ох уж мне этот Хосе! Всё-то он предусмотрел…
   – Подозреваешь его в двурушничестве? Напрасно. Хосе парень правильный. Но нам с тобой не кум, не сват и даже не друг. Сергею и Филу был другом, а нам нет. И чего ж ты от него хочешь?
   А действительно, чего я от него хочу? Если всё сделает, как договорено, и на том спасибо.

* * *

   Битый час мы с Хосе ломаем голову над планом ликвидации Удавчика. Грамотно стережётся, подлец. Подходы к дому тщательно охраняются. Покидает дом только под усиленной охраной. Поди, возьми его за рупь за двадцать. А брать я его должен в одиночку, и так, чтобы потом подозрение пало на меня. Уложиться надо в четыре дня. Этот срок мы определили сами, чтобы скорректировать планы Удавчика относительно меня. Грамотно пущенный слушок уже поведал заинтересованной стороне, что Вяземский и Фернандес намерены попытаться покинуть страну на автомобиле в понедельник через южную границу. Вот на этом маршруте он и будет нас подстерегать. А на ближайшие три дня мы приглашены в загородную резиденцию Кардосо на шашлык-машлык.
   Мы продолжали искать варианты, устроив нечто вроде викторины в надежде, что либо вопрос, либо ответ даст нам хоть какую-нибудь зацепку. Нужный вопрос был по счёту тридцать каким-то и задал его я:
   – А что любит делать мафиози по вечерам?
   – Сидит на открытой веранде и дышит кислородом.
   Я посмотрел на Хосе вопросительно.
   – Что? – не сразу понял он. – Нет, не годится. Веранда выходит во внутренний двор.
   Чёрт, опять мимо. Хотя…
   – И что её ниоткуда не видно?
   – Веранду?
   – Ну да.
   – Видно с одного холма. – Хосе рукой погасил мой вопрос. – Это очень далеко. Из винтовки не возьмёшь.
   – А с помощью телескопа?
   – ???
   – С помощью телескопа увидеть веранду можно?
   – Думаю, да, – пожал плечами Хосе.
   – Съездим, посмотрим?
   – Хорошо, давай съездим, – Хосе посмотрел на часы. – Поужинаем и поедем. А что, есть план?
   – Пока не знаю, – уклонился я от ответа.

* * *

   Вот она веранда, а вот и Удавчик. Прав Хосе: с такого расстояния из винтовки его не снимешь. Да ещё при таком ветре. Ветер…
   – Хосе, а ветер каждый вечер дует в эту сторону?
   – В это время года обычно да, а что?
   – Мотодельтаплан у вас раздобыть можно?
   – А что это?
   – Тот же дельтаплан только с мотором.
   Хосе посмотрел на меня странным взглядом, ничего переспрашивать не стал, отошёл в сторону и заговорил по мобильнику. Ко мне вернулся с довольным видом.
   – Есть тут любители. Можно позаимствовать у них вроде как на прокат.
   – Отлично! Тогда план таков. Я на дельтаплане подлетаю к дому мафиози, когда он кайфует на веранде, отключаю мотор и планирую прямо во внутренний двор. Не приземляясь, поражаю цель, включаю мотор и улетаю.
   Хосе недоверчиво посмотрел на меня.
   – И ты всё это сможешь проделать?
   – В организации, где я до недавнего времени работал, есть секция любителей экстрима, так мы там и не такое проделывали, без убийства, конечно.
   Идея пришлась Хосе по вкусу. Детали мы обсудили, вернувшись к нему домой. Вскоре план был согласован, хотя Хосе всё-таки смущал тип выбранного оружия. По сценарию оно должно быть лёгким и со слабой отдачей. Хосе настаивал на автомате. Я предложил арбалет.
 
   – Даже если ты отличный стрелок, то надеяться на один выстрел очень рискованно, – увещевал меня Хосе.
   – Автомат даёт слишком большое рассеивание. Да и отдача у него сильнее, чем у арбалета. А для пущей верности я после выстрела брошу на веранду гранату.
   На том и порешили.

* * *

   В пятницу мы со Светланой заехали в оружейный салон, где она приобрела арбалет. После этого побывали в клубе дельтапланеристов, откуда выехали с погруженным на прицеп мотодельтапланом. Два дня я демонстративно летал поблизости от загородного дома Хосе, а после обеда в воскресенье мы со Светланой распрощались с гостеприимным хозяином.

* * *

   Всё шло, как и было задумано. На подлёте к дому Удавчика я заглушил и так не сильно шумный мотор и стал планировать. Над внутренним двором я оказался, находясь чуть выше веранды, на которой сидел мафиози. Меня он не заметил, поскольку был увлечён разговором с сидящей рядом женщиной. О гранате нечего было и думать. Но я не сомневался, что попаду, и она просто не понадобится. И попал. Стрела вошла точно в левую сторону груди Удавчика. Шум запускаемого мотора смешался с воплем женщины. А потом всё потонуло в ещё большем шуме. Сброшенные мной шумовые гранаты и дымовые шашки отвлекли охрану от моей скромной персоны. Приземлился я в назначенном месте, где меня ждала Светлана. Там же стоял прицеп, но машина была другая. Оставив дельтаплан рядом с прицепом, мы поехали на запад. В то же время, на автомобиле Светланы, очень похожие на нас мужчина и женщина отчаянно пылили в сторону автострады, ведущей к южной границе Рагвая.

* * *

   Стрелок неторопливо наблюдал за автострадой. В бинокль были отчётливо видны даже номера проезжавших в обе стороны машин. Впрочем, таковых в это время суток было немного. Но вот на шоссе наметилось нечто любопытное. Два автомобиля на высокой скорости приближались к месту засады. Стрелок отложил бинокль и взял в руки винтовку. Теперь он видел машины через оптический прицел. Первую пропустил, а второй всадил пулю в правое переднее колесо. Машину развернуло боком, и следующая пуля попала в бензобак. Взрыв не оставил никаких шансов ни самой машине, ни находящимся в ней людям. Стрелок сделал несколько снимков на камеру мобильника и покинул позицию.
   Спустя несколько минут первая машина остановилась у пограничного поста. Проверявший документы пограничник обратился к пассажирам с вопросом, указывая на далёкий столб дыма.
   – Не знаете, что там произошло?
   – Где? – Женщина, очень похожая на Светлану Фернандес, повернулась в указанную сторону. – Боже, да там авария! Но мы ничего не видели. Это, наверное, уже после того, как мы проехали.
   Ещё через сутки та же женщина стояла на палубе судна, покидающего порт соседней с Рагваем страны. За отплытием судна следили два солидных сеньора. Когда судно вышло из акватории порта и взяло курс в океан, один из господ обратился к другому:
   – Вы согласны с тем, что условия сделки выполнены?
   – Безусловно. Вот оставшаяся сумма.
   Из рук в руки перекочевал солидный пакет.
   Через час у мужчины, принявшего пакет с деньгами, зазвонил телефон. Звонок шёл из Рагвая. Выслушав собеседника, мужчина сказал в трубку:
   – Мы ждали до последнего, но ваши люди не прибыли. Другой договорённости, кроме как следить, между нами не было. Час назад они покинули страну.
   Его собеседник в Рансьоне отключил телефон. Что ж, это был последний промах покойника. Пора забыть об этом деле и приступать к приёмке хлопотного хозяйства.

* * *

   Мы добирались сюда весь остаток ночи, перед которой я застрелил Удавчика, и всё следующее утро. Как правильно это назвать: охотничий домик, бунгало? Одноэтажное сооружение с плоской крышей, состоящее из двух комнат, кухни и притороченной к ним огромной веранды теоретически можно назвать и так и так. Вяземский, а тебе не всё равно, как называется эта приютившая тебя хибара? А и правда! Тем более что есть тут вещи поинтереснее. Например, окружающая природа. Что вокруг, степь? Нет не степь: холмисто больно, да и растительности многовато. Кусты какие-то растут, а неподалёку пальмовая рощица. Пальмовая рощица! Куда меня занесло? Есть, конечно, всему этому научное название, только я его не помню. Лучше надо было географию в школе учить. А не слишком ли это самокритично? То, что заплутал в определениях между «саванной» и «прерией», ещё не означает, что я совсем ничего не помню из школьного курса географии. Про то, что здесь в октябре весна, я знал ещё до прилёта в Рагвай. Хотя, по моим понятиям, здесь сейчас самое настоящее лето. Не припекает, конечно, но греет основательно. Плетусь на веранду, хватаю первый попавшийся шезлонг и волоку его в тень одиноко стоящего дерева. Не успеваю толком задремать, как обнаруживаю рядом чьё-то присутствие. Лениво приоткрываю один глаз и тут же оба нараспашку. Чуть в стороне Светлана устанавливает шезлонг, но только не в тени, а на солнышке. Тонкая тряпочка, именуемая сарафаном, просвечивает насквозь. Взгляд уже не оторвать. Всё, что могу себе позволить, так это убрать довольное выражение с лица. По устоявшейся мужской привычке начинаю, уж было, взглядом раздевать прелестницу. Не потребовалось. Лёгкое движение рук и тряпочка спархивает с восхитительного тела. На нём остаются лишь две полоски материи, из-под которых потаённая плоть отчаянно рвётся наружу. Ни тени смущения. Лишь насмешливый взгляд в мою сторону и столь же насмешливая речь:
   – Плохо позавтракали, Старх? Решили полакомиться ещё и несчастной девушкой?
   Отнекиваться не вижу смысла, лучше контратакую:
   – Спасибо за идею. И если девушка не против…
   Думал хоть тут смутиться. Не на ту напал!
   – Бог с вами, Старх! Мы же друзья. Неужели вы и впрямь так мечтаете меня трахнуть?
   Эту игру пора прекращать. Здесь я дилетант, а профи она.
   – Это вы чересчур размечтались, барышня!
   Стараюсь придать голосу нужную степень раздражения. Для большей убедительности поворачиваюсь к ней спиной. Похоже, прокатило. Голосок совсем покаянный.
   – Ну, не сердись, Старх, я же пошутила.
   Резко возвращаюсь в исходное положение.
   – Я тоже пошутил. Предлагаю объявить ничью и закрыть тему. Лучше скажи, ты радио не пробовала слушать?
   Голос опять насмешливый, но уже по другому поводу:
   – Послушала бы, кабы оно было.
   – Хочешь сказать, что в твоей машине нет радио?
   – У меня в машине, – подчёркивает «у меня», – радио есть, а в той, на которой мы сюда приехали, – нет.
   Воистину «приехали». Эка досада. Некоторое время поддерживаем режим молчания. Потом Светлана просит:
   – Старх, расскажи о себе.
   Биографией моей интересуетесь, девушка? Да на здоровье, у меня секретов нет.
   – Будь по-твоему, золотая рыбка. «Родился», «учился», я, с твоего позволения, пропущу, там ничего интересного нет. Интересное началось после того, как меня отчислили со второго курса института.
   – За неуспеваемость? – невинным голоском спрашивает Светлана.
   – Официально – да. А на деле… Начистил я рыло одному преподу – очень он любил девчонок лапать. А когда добрался до моей симпатии, я и не удержался. Бил я его аккуратно и без свидетелей. С этой стороны обошлось без шума. А вот экзамен он у меня так и не принял. И пошёл я на два года сапоги стаптывать. Первый год ничего, а в начале второго года службы построили нас на плацу, и замполит полка прочёл проникновенную лекцию на тему любви к Родине, которой очень досаждают нехорошие ребята. В конце, призвал он нас добровольно вступиться за поруганную честь Отчизны-матушки. Когда прозвучала команда «Шаг впёред!» весь строй шагнул, ну и я вместе со всеми.
   – А отказаться было нельзя? – спросила Светлана.
   – А ты сама много отказывалась? – вопросом на вопрос ответил я.
   – Ну, я всё-таки была офицером…
   – Это, конечно, многое меняет. Нет, Света, в наше время нас воспитывали так, что отказаться мы не могли. Ну вот, шагнули мы, значит, все, а в горячую точку отправились немногие, и я в том числе… Ты извини, про тот период я тебе рассказывать не буду, не люблю. Вернулся живой и здоровый. В институте меня восстановили, как искупившего кровью…
   – Ты что, был ранен?
   – Бог миловал. Это я так, образно. После окончания института в поте лица трудился. Без отрыва от производства женился. Развёлся. Состарился. Познакомился на курорте с Катей. И вот я здесь.
   Я замолк, ожидая вопросов. Но, то ли их не было, то ли Светлана решила приберечь их на потом. Ладно, коли молчишь ты, говорить буду я:
   – Алаверды, Светлана!
   Ответила не сразу, спрашивает очень осторожно:
   – Это, в смысле, теперь моя очередь заголяться?
   В её положении последнее слово звучит особенно смешно. Не выдерживаю и фыркаю.
   – Заголена ты уже вполне достаточно. Расскажи о себе.
   Теперь до самой дошло, что сказала. Смеётся, потом спрашивает:
   – Что бы ты хотел обо мне узнать?
   – Ну, например, как ты оказалась в чекистах?
   Светлана легонько вздыхает.
   – Честно говоря, по дури. Но это я потом поняла. А завербовали меня красиво, на идейной романтике. Потом спецшкола. Сейчас могу сказать прямо: готовили из нас агентесс с блядским уклоном. Хотя постоянно призывали блюсти достоинство: «Проституткой женщина становится тогда, когда позволяет обращаться с собой, как с проституткой». После спецухи попали мы с подружкой Ленкой в рай земной на берегу ласкового моря. И жизнь поначалу тоже была райской. Командиры по отношению к нам вольностей себе не позволяли. В профессию вводили аккуратно, без стресса. А когда начали подкладывать под клиентов, то сделали это заботливо, с элементами романтики. Потом приехала с инспекцией одна высокопоставленная сволочь и порушила всю романтику к ядреней фене. Полковник был любителем блондинок, поэтому Ленку от него спрятали, а меня, черненькую, оставили, думали, обойдётся. Не обошлось. Затребовал этот павиан меня в кабинет и без лишних слов завалил на стол…