Страница:
Вик вгляделся в степь, и ему показалось, что далеко-далеко видна рассыпавшаяся вдоль горизонта цепь солдат. Они кого-то искали. Кого-то, кто знает, что находится в заброшенном корпусе больницы, внезапно сообразил он.
Внезапно полог палатки взлетел вверх, и в тамбур, пригибаясь и закрывая собой ребенка, просунулась Женька.
– Мою палатку снесло! – проорала она, смахивая с лица потоки воды. – Вот, успела спасти!
Она швырнула Андрею сверток одеял и нырнула следом. Парни подвинулись, освобождая место, и Вик тут же угодил задом в подтекшую под стену лужу.
– Переночую у вас? – спросила Женька, озираясь и отжимая волосы. – Хотя вас тоже сейчас зальет.
– Может, на корабле? – неуверенно предложил Андрей. – Там хотя бы сухо.
Глеб покачал головой, но ничего не сказал. Женька покусала губу.
– Неохота… – протянула она. – А, Данька?
Данька чихнул, и на Женькином лице проступила тревога.
– Сыро здесь, – сказала она, поежившись. – Поможете перебраться?
За спиной заворочался и тихо захныкал Данька. Вик толкнул дверь – она легко подалась, и тут же автоматически зажегся свет. В капитанской каюте все тоже было белым, как в больничной палате, блестящим, неживым, и странным, почти пугающим казался запах пота, который чувствовался здесь сильнее. Но в углу крепилась койка, и на ней лежал тонкий продавленный матрас. Вик бросил на него спальник, стараясь не думать о том, что именно здесь, скорее всего, умер капитан.
– Н-да, – сказала Женька, оглядевшись. – Ну ладно, одну ночь вытерплю.
– Ладно, – сдался наконец Большой. – Как бы тебе объяснить… В общем, пришел ко мне один хрыч и заявил, что ничего не было. Не пялься, Первой Марсианской не было. Запись – полная лажа.
– Мало ли кто чего говорит, – пожал Вик плечами. – Тоже мне новость. Ты сам сколько на форумах бился. Возьми Чарли – он вообще был уверен, что приедет, снимет декорацию и свалит!
– Так хрыч сильно не простой. Такой… с погонами. В общем, трудно было не поверить.
Вик схватился за голову. То-то Глеб все вопли о подделке игнорирует, отмалчивается, – а раньше рубашку на груди рвал. Его, наверное, давно зацепило – неувязки, не заметные нормальному глазу, Глеб видел насквозь. То ли кинестетика слишком хорошая – тридцать лет назад таких цифровщиков не было даже у военных. То ли показался подозрительным запах воздуха в скафандре. Черт разберет Глеба, как он это делает и как понимает…
– Подожди, – сообразил наконец Вик. – А от тебя этот, с погонами, чего хотел? Зачем ему тебе рассказывать?
Глеб тяжело вздохнул.
– Они собираются раскрутить запись заново… только вот за двадцать лет в чувствилках стали разбираться лучше и лажу могут просечь. Так не мог бы я ее подредактировать…
– И ты согласился? – обалдел Вик. – Ты поэтому здесь торчишь?! Вдохновляешься, мать твою?!
– Остынь…
– Я полжизни мечтал о второй, – проговорил Вик. – Я полжизни мечтал о второй, как идиот, а ты собираешься делать идиотами других…
– А что я должен был делать?! – заорал Глеб. – Если все узнают, что первая – фальшивка, второй уже точно не будет, придурок! Визжать на всю сеть, что Первая Марсианская – сплошной фейк? Ты бы так сделал, да?
– Это было бы честно, – тихо ответил Вик. В голове у него царил сплошной сумбур. Что у него в жизни было настоящего? Мама, собака и бледная, полная лакун копия знаменитой записи… Да дурацкое странник-сквоттерство, в которое он, бездарь, влез вслед за Глебом. Мама давно умерла. Собаку еще раньше поймали и съели бомжи. А запись – осталась… и Глеб – вот он, стоит, намотав патлы на кулак, и смотрит куда-то в сторону.
Между горизонтом и свинцовыми тучами очистилась полоска неба, и оттуда били красные закатные лучи. Глеб молчал, щурился на солнце.
– Понимаешь, какое дело, – наконец проговорил он. – Тут такое дело…
– Да какое дело? – Вику хотелось плакать. – Вранье сплошное… Я портрет капитана на стене держал… идиот…
– Понимаешь… – замялся Глеб. – Запись, конечно, лажа. Только не вся.
Кто-то шел по коридору. Кто-то ужасный шаркал, охал и сопел, звуки прорывались сквозь дрему, складывались в картинки – огромный леший подкрадывался к парализованной сном Женьке. Испуганно захныкал Данька, и это наконец вывело ее из муторного оцепенения. «Эй, кто здесь?» – окликнула Женька. Никто не отозвался, но звук шагов затих, будто кто-то прятался на корабле. И этот запах… нет, уже вонь. Женька встала, взяла Даньку на руки и отошла в глубь каюты, напряженно прислушиваясь и жалея, что дверь нельзя запереть.
Снова раздались шаркающие шаги, теперь – совершенно отчетливые. Женька застыла от ужаса, все крепче прижимая к себе сына, и уставилась на дверь. Ей очень хотелось подпереть ее чем-нибудь, но от страха девушка не могла сдвинуться с места. Шаги приблизились и затихли. Теперь Женька была уверена, что кто-то стоит перед каютой. «Кто здесь?» – повторила она, и тут дверь распахнулась.
На пороге стоял капитан Крылов. Он уставился на Женьку безумными мутными глазами, раскрыл беззубый рот, собираясь что-то сказать, – и тут Женька зажмурилась и завизжала.
Дикий визг, чуть приглушенный стенами, оборвал поток мыслей. Отчаянно зарыдал младенец. Ступор прошел, и Вик, сшибая на пути какую-то посуду, бросился к «Аресу». Отшвырнул с дороги бегущего туда же подростка, столкнулся у входа с Глебом и вслед за ним взлетел по трапу. Они успели вовремя: Женька, совершенно невменяемая, вывалилась им на руки из каюты. Губы у нее побелели, глаза в свете фонаря были как плошки. Она тряслась и всхлипывала – неслышно за воплями побагровевшего от натуги Даньки. Подхватив Женьку под руки, Вик с Глебом кое-как свели ее вниз по трапу и бросились разводить костер. Потоптанный подросток сунул к перекошенному Женькиному рту кружку с водой.
Андрей качал на руках Даньку и гудел в темпе похоронного марша какой-то древний рок-н-ролл. Как ни странно, младенца это успокаивало; он еще пару раз всхлипнул и затих. Женька немного пришла в себя, взяла в руки кружку. Зубы застучали об край, когда она попыталась пить; Женька закашлялась, отставила кружку в сторону.
– Кажется, я видела призрака, – чуть заикаясь, сказала она.
– Какого призрака?!
– Крылова… Капитана Крылова…
Женька спрятала лицо в ладони и снова расплакалась.
Вик не знал, что и думать. Это же она, Женька, которая никогда не истерила, ничего не боялась и посмеивалась над мистиками, которых среди сквоттеров, конечно, много. Но поверить в привидение тоже трудно. Вик посмотрел на Глеба и похолодел: Большой мучительно кривился, тер лоб и шевелил губами, будто пытался решить в уме сложную задачу. В руках он вертел диск с записью Первой Марсианской.
– Эй! Марсовы слезки зацвели!
Растеряв остатки сна, Вик торопливо расстегнул спальник. Марсовы слезки раскрывались только дважды в день, перед рассветом и в сумерках, и пропустить первое цветение не хотелось… особенно после вчерашнего вечера и сумасшедшей ночи. Может, марсовы слезки – это ответ, смутно подумал он и выбрался из палатки.
До самого горизонта стелился жемчужный свет, и ковыль волнами шел под легким ветром, как полупрозрачное серебристое покрывало, наброшенное на алый бархат. Вик отошел на край лагеря и присел на корточки. Кисти глубоко красных цветов-бубенчиков чуть подрагивали на коротких тонких стеблях, укрытые травой. К ароматам степи и запашку лагеря примешивалось сладко-горькое, ни на что не похожее благоухание – так пахло в детских мечтах звездное небо, огромные пространства, дорога, воля.
Вик сорвал один цветок. Он тут же истаял на ладони в прах, оставив лишь хрупкую охряную скорлупку.
– Многие думают, что это всего лишь мутация, – тихо сказал за спиной Чарли.
– Строго вокруг корабля?
– Конечно. Топливо. Излучение… Хочешь чаю?
Вик стряхнул остатки цветка с ладони и взял чашку.
– А что думаешь ты?
Чарли пожал плечами.
– Я думаю: хорошо, что они есть.
– Если появится призрак, я с ним справлюсь. В Шотландии очень много призраков. Я привык.
И они пошли на корабль – Чарли, Андрей и Вик, одолеваемый смутными предчувствиями. В привидения он не верил. Он верил в Глеба – когда-то. А теперь… Глеба звали – но тот отказался. Отказался сделать запись о том, как ждали на заброшенном звездолете призрак капитана! Их он тоже пытался отговорить, но Вик уперся. Он хотел знать, что происходит. И кто до одури напугал Женьку – тоже хотел знать.
На корабле все было именно так, как она рассказывала. Белый стерильный свет и муторный запашок. Воздух с привкусом древней дезинфекции и металлическое эхо. Шаркающее шаги. Скрип медленно раскрывающейся двери в каюту. Дикое, ужасающее лицо, один в один похожее на посмертное фото, и желтоватые пятна на рубашке с завязками…
– Чего ты хочешь, о призрак? – хрипло выговорил Чарли.
– А где этот ваш главный волосатик? – спросил призрак. – Он мне яблочек обещал, яблочек обещал потереть…
– Схожу за яблоками, – сказал Чарли и двинулся к выходу. Его остановил мрачный голос Глеба.
– Ну ладно, поиграли и хватит, – сказал он, боком вдвигаясь в каюту. – Капитан, я же просил вас не показываться…
– Да брось, Глебушка, они хорошие ребята, никому не расскажут, – добродушно отмахнулся Крылов. – Не расскажете же?
Вик с Андреем старательно замотали головами, а Чарли вдруг нахмурился.
– Мы, конечно, не расскажем, – сказал он. – Но что именно мы не расскажем?
Глеб глубоко вздохнул.
– Помнишь, Чарли, как Женьку в больницу возил? – спросил он. Шотландец кивнул. – Сперва я ничего не понял, полез туда, просто потому что давно хотел снять чувствилку-саспенс. Ну, типа – ветер, заброшенный корпус, чуваки с автоматами…
– Да, мы поняли, – поторопил его Вик, нервно косясь на Крылова.
– Ну, в общем… – повторил Глеб…
Обойти охрану оказалось не то чтобы легко, но и не слишком трудно – на входе Глеб прикинулся пациентом, а на пустынной, в пыльных смерчиках территории практически безлюдной больницы – очень тупым пациентом. Дверь в заброшенный одноэтажный корпус была, конечно, заперта, и Глеб для начала решил обойти здание кругом. Он продирался сквозь серую от пыли полынь, когда внезапно его хриплым шепотом окликнули из окна.
– Эй, волосатик, – услышал Глеб. Поднял голову и увидел прижатое к решетке лицо Крылова…
Сначала он просто не поверил себе. Потом – сопоставил полупустые здания, в которых даже пластырь, наверное, не сопрешь, безобидных фермеров, населяющих окрестности, и охрану с автоматами. И запись-чувствилку Первой Марсианской, которая, конечно, фейк – но, кажется, не вся… К его досаде, Крылов и правда был невменяем. Из героя-космонавта он превратился в слабоумную развалину – интересовали капитана только яблочки, недоступные из-за больных зубов. Глеб ушел и вернулся на другой день с пакетом яблок, теркой и обрезанной бутылкой из-под воды, которую можно было передать через решетку.
Его усилия оказались напрасны: Крылов утверждал, что всегда находился в больнице и ничего в жизни не видел, кроме ковыльной степи, расчерченной оконной решеткой. Все ему чудилось, что он улетает куда-то с Земли, виделись другие планеты, – вот и сидит, потому что сам себе опасен. «Вспомните, – умолял Глеб. – Вы в самом деле были капитаном. Вы действительно летали на Марс. Вспомните ваш корабль – огромный блестящий диск. Если бы ваши окна выходили на другую сторону, вы могли бы видеть его прямо отсюда…» «Корабль помню, – легко соглашался Крылов, – здоровенная железяка. Приезжал один прыщ, возил фотографировать. Меня тогда в форму нарядили, красивая форма, получше, чем у тех, других… Только давно это было, я уже подробностей не помню. А чтоб на Марс летать – это ты что-то путаешь, волосатик». Глеб рычал и плевался, а Крылов отводил глаза и все твердил: корабль помню и фото, а остального – не было.
Глеб притащил ему запись экспедиции. Крылов пришел в восторг от «кино»: «Умеют же сделать, прямо как там побывал. Страшное место, – помолчав, добавил он. – Так и представлял». Это было все. Глеб пересказывал все, что знал о Первой Марсианской, – Крылов отводил глаза и пожимал плечами. Глеб уже сам себе казался сумасшедшим: может, он ошибается, и запись – подделка от начала до конца, как и сказал заказчик? Он все думал: может быть, если вытащить Крылова из-под надзора и привести на корабль, что-то проснется в изуродованной памяти, и тайна экспедиции окажется наконец раскрыта…
Вокруг корабля вспыхнули прожекторы, и мегафонный глас приказал выходить по одному. Глеб выругался, схватил Крылова за руку, отталкивая себе за спину – как будто мог защитить капитана от вооруженных людей, намеренных сохранить им самим неизвестную тайну навсегда. Крылов покачнулся, захрипел – Вик и Чарли бросились было на помощь, но резкий оклик и металлический стук снятого предохранителя остановили их.
Они вышли из корабля, стараясь не делать резких движений – где-то в темноте все больше нервничали вооруженные люди, и мегафон надрывался, грозя открыть огонь. Увидев их, из темноты вынырнул багровый от воплей лейтенант, открыл рот, собираясь что-то сказать, но Глеб вытянул руку, жестом останавливая его – и тот вдруг послушался. Глеб-Большой с кривой улыбкой посмотрел на Вика, на Женьку, Андрея, на всех остальных – будто прощаясь и прося простить. Вытянул из кармана какую-то бумажку, сунул под нос лейтенанту – и тот вдруг вытянулся и взял под козырек.
– На каком основании вмешиваетесь в операцию? – суконным голосом проскрипел Глеб.
– Ну и жук! – выдохнул Андрей с возмущением и восторгом. Глеб выговаривал. Лейтенант краснел, бледнел и явно мечтал провалиться сквозь землю.
– Что теперь? Тело на опыты заберете? – спросил Глеб у сидевшего под кораблем лейтенанта.
– Какие опыты, – мрачно ответил лейтенант. – Кому это теперь нужно… – он слегка покраснел. – Вы похороните его… По-человечески.
– Без тебя бы не сообразили, – буркнул Глеб.
– Чушь несешь, – спокойно ответил Глеб. – Эту бумажку мне дал хрыч с погонами. На случай, если во время редактуры возникнут проблемы… Не хотел брать. А видишь – пригодилась.
Квадраты желтой смятой травы обозначали места, где стояли палатки. Сквоттеры сидели на рюкзаках, уложенных в тени корабля, и смотрели на дорогу, где вдалеке клубилось облако пыли. Лейтенант пообещал отвезти их на станцию.
– Мы останемся, – сказала Женька, укачивая Даньку. Волосы у нее были мокрые – успела искупаться напоследок. – Поживем у дяди Чена.
– Я тоже останусь, – сказал вдруг Чарли. – Не хочу в Эдинбург.
– В Глазго, – поправила Женька.
– Какая разница…
Глеб вдруг привстал.
– Андрюха, – окликнул он, – у тебя вроде с собой та книжка была? Про экспедицию? Дай на минутку!
Андрей со стенаниями принялся копаться в рюкзаке. Глеб пробормотал: «Отличишь одного китайца от другого, а, Вик?» Тот пожал плечами.
Андрей сердито протянул тоненькую потрепанную книжку, и Глеб раскрыл ее на предстартовой фотографии экипажа. Они стояли на фоне «Ареса» – молодые, подтянутые. Их лица сияли. Вик знал их имена наизусть. Кряжистый бородатый Крылов – капитан. Черноглазый носатый Ахметов – биолог и врач. Невысокий жилистый Терпугов – геофизик. Белокурый здоровяк Антипов и маленький китаец Вонг – пилоты. Глеб ухмыльнулся и захлопнул книгу.
– Так вы к дяде Чену? – спросил он у Женьки. – Точно?
– Угу, – ответила она.
– Расспросите его о марсовых слезках.
Женька удивленно нахмурилась, а Чарли вдруг заулыбался и хлопнул Большого по плечу.
– Я тебе напишу все, что узнаю, – сказал он.
– Поторопись, – ответил Глеб. – Мне для работы надо. Заказ сложный, а время уже поджимает.
Вик усмехнулся и в последний раз оглядел корабль и степь за ним. Там неслась по ковылю дрофа. Птица изгибала шею, далеко выкидывала мощные ноги и все трясла, трясла куцыми крылышками – будто вот-вот взлетит.
Сергей Фомичёв. Перегоночная дальность
* * *
Гроза налетела на лагерь без предупреждения и принялась хлестать тугими жгутами ливня. Отсиживались в палатке, но ясно было, что сухими им не остаться. Над степью непрерывно гремело; дважды молнии били по кораблю – слышалось шипение и запах раскаленного металла. Теперь Вик сообразил, почему никто не воспользовался тенью «Ареса», которая могла бы защитить от солнца.Внезапно полог палатки взлетел вверх, и в тамбур, пригибаясь и закрывая собой ребенка, просунулась Женька.
– Мою палатку снесло! – проорала она, смахивая с лица потоки воды. – Вот, успела спасти!
Она швырнула Андрею сверток одеял и нырнула следом. Парни подвинулись, освобождая место, и Вик тут же угодил задом в подтекшую под стену лужу.
– Переночую у вас? – спросила Женька, озираясь и отжимая волосы. – Хотя вас тоже сейчас зальет.
– Может, на корабле? – неуверенно предложил Андрей. – Там хотя бы сухо.
Глеб покачал головой, но ничего не сказал. Женька покусала губу.
– Неохота… – протянула она. – А, Данька?
Данька чихнул, и на Женькином лице проступила тревога.
– Сыро здесь, – сказала она, поежившись. – Поможете перебраться?
* * *
Воздух на корабле был неподвижным и мертвым, с еле заметным душком застарелого пота, давно не мытого мужского тела. Слишком много металла, пластика, галогенового света, белых, не потускневших за десятилетия поверхностей. Шаги порождали дребезжащее эхо. Вик вдруг сообразил, что попал на корабль первый раз с тех пор, как приехал, – ну и сквоттер! Любопытство шевельнулось и притихло, подавленное ощущением неуместности. Что ж, теперь он хотя бы понимал, почему все так и сидят по палаткам, даже не пытаясь устроиться внутри. Навстречу из белых недр корабля вынырнул хмурый, почти рассерженный Глеб. «В капитанскую, сюда», – негромко распорядился он.За спиной заворочался и тихо захныкал Данька. Вик толкнул дверь – она легко подалась, и тут же автоматически зажегся свет. В капитанской каюте все тоже было белым, как в больничной палате, блестящим, неживым, и странным, почти пугающим казался запах пота, который чувствовался здесь сильнее. Но в углу крепилась койка, и на ней лежал тонкий продавленный матрас. Вик бросил на него спальник, стараясь не думать о том, что именно здесь, скорее всего, умер капитан.
– Н-да, – сказала Женька, оглядевшись. – Ну ладно, одну ночь вытерплю.
* * *
Через полчаса все-таки удалось загнать Глеба в угол. Слухи о большом заказе не давали Вику покоя: он знал, что, несмотря на уговоры, Глеб избегал связываться с крупными конторами, и такая смена принципов почему-то тревожила. Да и любопытно было: что ж за заказ такой, что Глеб не устоял…– Ладно, – сдался наконец Большой. – Как бы тебе объяснить… В общем, пришел ко мне один хрыч и заявил, что ничего не было. Не пялься, Первой Марсианской не было. Запись – полная лажа.
– Мало ли кто чего говорит, – пожал Вик плечами. – Тоже мне новость. Ты сам сколько на форумах бился. Возьми Чарли – он вообще был уверен, что приедет, снимет декорацию и свалит!
– Так хрыч сильно не простой. Такой… с погонами. В общем, трудно было не поверить.
Вик схватился за голову. То-то Глеб все вопли о подделке игнорирует, отмалчивается, – а раньше рубашку на груди рвал. Его, наверное, давно зацепило – неувязки, не заметные нормальному глазу, Глеб видел насквозь. То ли кинестетика слишком хорошая – тридцать лет назад таких цифровщиков не было даже у военных. То ли показался подозрительным запах воздуха в скафандре. Черт разберет Глеба, как он это делает и как понимает…
– Подожди, – сообразил наконец Вик. – А от тебя этот, с погонами, чего хотел? Зачем ему тебе рассказывать?
Глеб тяжело вздохнул.
– Они собираются раскрутить запись заново… только вот за двадцать лет в чувствилках стали разбираться лучше и лажу могут просечь. Так не мог бы я ее подредактировать…
– И ты согласился? – обалдел Вик. – Ты поэтому здесь торчишь?! Вдохновляешься, мать твою?!
– Остынь…
– Я полжизни мечтал о второй, – проговорил Вик. – Я полжизни мечтал о второй, как идиот, а ты собираешься делать идиотами других…
– А что я должен был делать?! – заорал Глеб. – Если все узнают, что первая – фальшивка, второй уже точно не будет, придурок! Визжать на всю сеть, что Первая Марсианская – сплошной фейк? Ты бы так сделал, да?
– Это было бы честно, – тихо ответил Вик. В голове у него царил сплошной сумбур. Что у него в жизни было настоящего? Мама, собака и бледная, полная лакун копия знаменитой записи… Да дурацкое странник-сквоттерство, в которое он, бездарь, влез вслед за Глебом. Мама давно умерла. Собаку еще раньше поймали и съели бомжи. А запись – осталась… и Глеб – вот он, стоит, намотав патлы на кулак, и смотрит куда-то в сторону.
Между горизонтом и свинцовыми тучами очистилась полоска неба, и оттуда били красные закатные лучи. Глеб молчал, щурился на солнце.
– Понимаешь, какое дело, – наконец проговорил он. – Тут такое дело…
– Да какое дело? – Вику хотелось плакать. – Вранье сплошное… Я портрет капитана на стене держал… идиот…
– Понимаешь… – замялся Глеб. – Запись, конечно, лажа. Только не вся.
* * *
Устроившись в капитанской каюте, Женька собралась было послушать музыку, но передумала: надевать наушники почему-то показалось опасным. Ей было не по себе в пустом корабле. Женька чувствовала себя одинокой и несчастной; все чудились какие-то шорохи, постукивания, будто заброшенный корабль жил своей тайной жизнью. И Данька тоже беспокоился, капризничал, то и дело принимался реветь. Женька начинала бояться, что он заболевает. Уложив сына на койку, она включила в каюте весь свет, плотно прикрыла дверь и легла, надеясь подремать.Кто-то шел по коридору. Кто-то ужасный шаркал, охал и сопел, звуки прорывались сквозь дрему, складывались в картинки – огромный леший подкрадывался к парализованной сном Женьке. Испуганно захныкал Данька, и это наконец вывело ее из муторного оцепенения. «Эй, кто здесь?» – окликнула Женька. Никто не отозвался, но звук шагов затих, будто кто-то прятался на корабле. И этот запах… нет, уже вонь. Женька встала, взяла Даньку на руки и отошла в глубь каюты, напряженно прислушиваясь и жалея, что дверь нельзя запереть.
Снова раздались шаркающие шаги, теперь – совершенно отчетливые. Женька застыла от ужаса, все крепче прижимая к себе сына, и уставилась на дверь. Ей очень хотелось подпереть ее чем-нибудь, но от страха девушка не могла сдвинуться с места. Шаги приблизились и затихли. Теперь Женька была уверена, что кто-то стоит перед каютой. «Кто здесь?» – повторила она, и тут дверь распахнулась.
На пороге стоял капитан Крылов. Он уставился на Женьку безумными мутными глазами, раскрыл беззубый рот, собираясь что-то сказать, – и тут Женька зажмурилась и завизжала.
* * *
Уже стемнело, а они так и сидели под боком «Ареса». Неизвестно, о чем думал Глеб. Может, о том, что честнее – говорить правду или создавать мечту. Вик же размышлял о Первой Марсианской. Было? Или не было? Ложь? Правда? Мертвое лицо капитана, заросшее нечистой бородой, – фальшивка? Бесконечная марсианская степь, холод, пугающая легкость в ногах – подделка?Дикий визг, чуть приглушенный стенами, оборвал поток мыслей. Отчаянно зарыдал младенец. Ступор прошел, и Вик, сшибая на пути какую-то посуду, бросился к «Аресу». Отшвырнул с дороги бегущего туда же подростка, столкнулся у входа с Глебом и вслед за ним взлетел по трапу. Они успели вовремя: Женька, совершенно невменяемая, вывалилась им на руки из каюты. Губы у нее побелели, глаза в свете фонаря были как плошки. Она тряслась и всхлипывала – неслышно за воплями побагровевшего от натуги Даньки. Подхватив Женьку под руки, Вик с Глебом кое-как свели ее вниз по трапу и бросились разводить костер. Потоптанный подросток сунул к перекошенному Женькиному рту кружку с водой.
Андрей качал на руках Даньку и гудел в темпе похоронного марша какой-то древний рок-н-ролл. Как ни странно, младенца это успокаивало; он еще пару раз всхлипнул и затих. Женька немного пришла в себя, взяла в руки кружку. Зубы застучали об край, когда она попыталась пить; Женька закашлялась, отставила кружку в сторону.
– Кажется, я видела призрака, – чуть заикаясь, сказала она.
– Какого призрака?!
– Крылова… Капитана Крылова…
Женька спрятала лицо в ладони и снова расплакалась.
* * *
Как оказалось, она успела многое рассмотреть. Седые длинные волосы и борода обрамляли лицо в глубоких морщинах и коричневых пятнах, и руки тоже пятнистые, усохшие, с желтыми ногтями. На капитане были кальсоны и серая рубашка с завязками у ворота – наверное, поддевка под скафандр… Он выглядел как глубокий старик… но все-таки это, несомненно, был капитан.Вик не знал, что и думать. Это же она, Женька, которая никогда не истерила, ничего не боялась и посмеивалась над мистиками, которых среди сквоттеров, конечно, много. Но поверить в привидение тоже трудно. Вик посмотрел на Глеба и похолодел: Большой мучительно кривился, тер лоб и шевелил губами, будто пытался решить в уме сложную задачу. В руках он вертел диск с записью Первой Марсианской.
* * *
Вик почти боялся увидеть во сне мертвого капитана. Слишком много всего произошло за один день, слишком загадочно оно вертелось вокруг злосчастной экспедиции, память о которой оказалась такой мрачной. Но заснуть так и не удалось. Едва задремав, он услышал шелест тихих голосов. Кто-то переговаривался рядом с палаткой; задрожала нейлоновая стенка – не смотрят под ноги, болваны, сейчас все растяжки повыдергивают… Потом кто-то ахнул и закричал:– Эй! Марсовы слезки зацвели!
Растеряв остатки сна, Вик торопливо расстегнул спальник. Марсовы слезки раскрывались только дважды в день, перед рассветом и в сумерках, и пропустить первое цветение не хотелось… особенно после вчерашнего вечера и сумасшедшей ночи. Может, марсовы слезки – это ответ, смутно подумал он и выбрался из палатки.
До самого горизонта стелился жемчужный свет, и ковыль волнами шел под легким ветром, как полупрозрачное серебристое покрывало, наброшенное на алый бархат. Вик отошел на край лагеря и присел на корточки. Кисти глубоко красных цветов-бубенчиков чуть подрагивали на коротких тонких стеблях, укрытые травой. К ароматам степи и запашку лагеря примешивалось сладко-горькое, ни на что не похожее благоухание – так пахло в детских мечтах звездное небо, огромные пространства, дорога, воля.
Вик сорвал один цветок. Он тут же истаял на ладони в прах, оставив лишь хрупкую охряную скорлупку.
– Многие думают, что это всего лишь мутация, – тихо сказал за спиной Чарли.
– Строго вокруг корабля?
– Конечно. Топливо. Излучение… Хочешь чаю?
Вик стряхнул остатки цветка с ладони и взял чашку.
– А что думаешь ты?
Чарли пожал плечами.
– Я думаю: хорошо, что они есть.
* * *
На следующую ночь устроили засаду на корабле. Напросился и Чарли – ему не смогли отказать, когда он серьезно и старательно произнес:– Если появится призрак, я с ним справлюсь. В Шотландии очень много призраков. Я привык.
И они пошли на корабль – Чарли, Андрей и Вик, одолеваемый смутными предчувствиями. В привидения он не верил. Он верил в Глеба – когда-то. А теперь… Глеба звали – но тот отказался. Отказался сделать запись о том, как ждали на заброшенном звездолете призрак капитана! Их он тоже пытался отговорить, но Вик уперся. Он хотел знать, что происходит. И кто до одури напугал Женьку – тоже хотел знать.
На корабле все было именно так, как она рассказывала. Белый стерильный свет и муторный запашок. Воздух с привкусом древней дезинфекции и металлическое эхо. Шаркающее шаги. Скрип медленно раскрывающейся двери в каюту. Дикое, ужасающее лицо, один в один похожее на посмертное фото, и желтоватые пятна на рубашке с завязками…
– Чего ты хочешь, о призрак? – хрипло выговорил Чарли.
– А где этот ваш главный волосатик? – спросил призрак. – Он мне яблочек обещал, яблочек обещал потереть…
* * *
Это был капитан Крылов собственной персоной – невероятно дряхлый и совершенно безумный, главный пациент секретной психбольницы, по горькой иронии расположенной совсем недалеко от места, где он посадил свой корабль. Вик подумал – может, он сошел с ума, когда «Арес» совершил посадку на Марс? А может, чуть раньше, а может, чуть позже, когда вышел под бесконечно чуждое фиолетовое небо и увидел бесконечную степь, бескрайнее море цветущих марсовых слезок. Но ведь экспедиции не было, вдруг вспомнил он.– Схожу за яблоками, – сказал Чарли и двинулся к выходу. Его остановил мрачный голос Глеба.
– Ну ладно, поиграли и хватит, – сказал он, боком вдвигаясь в каюту. – Капитан, я же просил вас не показываться…
– Да брось, Глебушка, они хорошие ребята, никому не расскажут, – добродушно отмахнулся Крылов. – Не расскажете же?
Вик с Андреем старательно замотали головами, а Чарли вдруг нахмурился.
– Мы, конечно, не расскажем, – сказал он. – Но что именно мы не расскажем?
Глеб глубоко вздохнул.
– Помнишь, Чарли, как Женьку в больницу возил? – спросил он. Шотландец кивнул. – Сперва я ничего не понял, полез туда, просто потому что давно хотел снять чувствилку-саспенс. Ну, типа – ветер, заброшенный корпус, чуваки с автоматами…
– Да, мы поняли, – поторопил его Вик, нервно косясь на Крылова.
– Ну, в общем… – повторил Глеб…
Обойти охрану оказалось не то чтобы легко, но и не слишком трудно – на входе Глеб прикинулся пациентом, а на пустынной, в пыльных смерчиках территории практически безлюдной больницы – очень тупым пациентом. Дверь в заброшенный одноэтажный корпус была, конечно, заперта, и Глеб для начала решил обойти здание кругом. Он продирался сквозь серую от пыли полынь, когда внезапно его хриплым шепотом окликнули из окна.
– Эй, волосатик, – услышал Глеб. Поднял голову и увидел прижатое к решетке лицо Крылова…
Сначала он просто не поверил себе. Потом – сопоставил полупустые здания, в которых даже пластырь, наверное, не сопрешь, безобидных фермеров, населяющих окрестности, и охрану с автоматами. И запись-чувствилку Первой Марсианской, которая, конечно, фейк – но, кажется, не вся… К его досаде, Крылов и правда был невменяем. Из героя-космонавта он превратился в слабоумную развалину – интересовали капитана только яблочки, недоступные из-за больных зубов. Глеб ушел и вернулся на другой день с пакетом яблок, теркой и обрезанной бутылкой из-под воды, которую можно было передать через решетку.
Его усилия оказались напрасны: Крылов утверждал, что всегда находился в больнице и ничего в жизни не видел, кроме ковыльной степи, расчерченной оконной решеткой. Все ему чудилось, что он улетает куда-то с Земли, виделись другие планеты, – вот и сидит, потому что сам себе опасен. «Вспомните, – умолял Глеб. – Вы в самом деле были капитаном. Вы действительно летали на Марс. Вспомните ваш корабль – огромный блестящий диск. Если бы ваши окна выходили на другую сторону, вы могли бы видеть его прямо отсюда…» «Корабль помню, – легко соглашался Крылов, – здоровенная железяка. Приезжал один прыщ, возил фотографировать. Меня тогда в форму нарядили, красивая форма, получше, чем у тех, других… Только давно это было, я уже подробностей не помню. А чтоб на Марс летать – это ты что-то путаешь, волосатик». Глеб рычал и плевался, а Крылов отводил глаза и все твердил: корабль помню и фото, а остального – не было.
Глеб притащил ему запись экспедиции. Крылов пришел в восторг от «кино»: «Умеют же сделать, прямо как там побывал. Страшное место, – помолчав, добавил он. – Так и представлял». Это было все. Глеб пересказывал все, что знал о Первой Марсианской, – Крылов отводил глаза и пожимал плечами. Глеб уже сам себе казался сумасшедшим: может, он ошибается, и запись – подделка от начала до конца, как и сказал заказчик? Он все думал: может быть, если вытащить Крылова из-под надзора и привести на корабль, что-то проснется в изуродованной памяти, и тайна экспедиции окажется наконец раскрыта…
* * *
– И, в общем, пару дней назад я его похитил, – скучным голосом закончил Глеб и наклонил голову, прислушиваясь. Стены корабля глушили любые звуки, но входной люк оставался открытым, и сквозь него долетали возбужденные голоса. Они, не сговариваясь, бросились к выходу. Вик заметил, как капитан устремился следом, и успел подумать, что это лишнее, это нехорошо…Вокруг корабля вспыхнули прожекторы, и мегафонный глас приказал выходить по одному. Глеб выругался, схватил Крылова за руку, отталкивая себе за спину – как будто мог защитить капитана от вооруженных людей, намеренных сохранить им самим неизвестную тайну навсегда. Крылов покачнулся, захрипел – Вик и Чарли бросились было на помощь, но резкий оклик и металлический стук снятого предохранителя остановили их.
Они вышли из корабля, стараясь не делать резких движений – где-то в темноте все больше нервничали вооруженные люди, и мегафон надрывался, грозя открыть огонь. Увидев их, из темноты вынырнул багровый от воплей лейтенант, открыл рот, собираясь что-то сказать, но Глеб вытянул руку, жестом останавливая его – и тот вдруг послушался. Глеб-Большой с кривой улыбкой посмотрел на Вика, на Женьку, Андрея, на всех остальных – будто прощаясь и прося простить. Вытянул из кармана какую-то бумажку, сунул под нос лейтенанту – и тот вдруг вытянулся и взял под козырек.
– На каком основании вмешиваетесь в операцию? – суконным голосом проскрипел Глеб.
– Ну и жук! – выдохнул Андрей с возмущением и восторгом. Глеб выговаривал. Лейтенант краснел, бледнел и явно мечтал провалиться сквозь землю.
* * *
Крылов умер у них на руках через десять минут – умер от старости и истощения в своей капитанской каюте. Угасающий мозг капитана уже не воспринимал реальность, погруженный в самые яркие и страшные воспоминания, и Вик, наблюдая за лицом Крылова, слушая его бессильное бормотание, понимал, почему запись подменили фальшивкой – если ее вообще подменяли. А как же остальные, вяло думал он. Такие же невольные актеры? Или герои, действительно погибшие на Марсе – или по дороге с него? По легенде, Вонг тоже вернулся… вернее, то, что от него осталось. По легенде. А на самом деле? Вик не понимал. Он мог только ужасаться и восхищаться вместе с умирающим капитаном. И в тот момент не было разницы, настоящий ли Марс они видели или иллюзорный, созданный больным воображением. Нет разницы, думал Вик. Если Марс настолько бесчеловечен, что лишает разума, то мечтать не о чем, и пусть себе Глеб клепает фальшивку, пусть создает поддельную мечту… Но в момент смерти Крылов наконец-то смог все забыть. Капитан вздохнул в последний раз, уверенный, что с минуту на минуту двигатели «Ареса» заработают и корабль унесет его на вымечтанный Марс. И Вик почти завидовал ему.– Что теперь? Тело на опыты заберете? – спросил Глеб у сидевшего под кораблем лейтенанта.
– Какие опыты, – мрачно ответил лейтенант. – Кому это теперь нужно… – он слегка покраснел. – Вы похороните его… По-человечески.
– Без тебя бы не сообразили, – буркнул Глеб.
* * *
– Откуда у тебя эта бумажка? – мрачно спросил Вик. Вокруг насторожили уши. – Кто ты по ней? Генерал тайной полиции?– Чушь несешь, – спокойно ответил Глеб. – Эту бумажку мне дал хрыч с погонами. На случай, если во время редактуры возникнут проблемы… Не хотел брать. А видишь – пригодилась.
Квадраты желтой смятой травы обозначали места, где стояли палатки. Сквоттеры сидели на рюкзаках, уложенных в тени корабля, и смотрели на дорогу, где вдалеке клубилось облако пыли. Лейтенант пообещал отвезти их на станцию.
– Мы останемся, – сказала Женька, укачивая Даньку. Волосы у нее были мокрые – успела искупаться напоследок. – Поживем у дяди Чена.
– Я тоже останусь, – сказал вдруг Чарли. – Не хочу в Эдинбург.
– В Глазго, – поправила Женька.
– Какая разница…
Глеб вдруг привстал.
– Андрюха, – окликнул он, – у тебя вроде с собой та книжка была? Про экспедицию? Дай на минутку!
Андрей со стенаниями принялся копаться в рюкзаке. Глеб пробормотал: «Отличишь одного китайца от другого, а, Вик?» Тот пожал плечами.
Андрей сердито протянул тоненькую потрепанную книжку, и Глеб раскрыл ее на предстартовой фотографии экипажа. Они стояли на фоне «Ареса» – молодые, подтянутые. Их лица сияли. Вик знал их имена наизусть. Кряжистый бородатый Крылов – капитан. Черноглазый носатый Ахметов – биолог и врач. Невысокий жилистый Терпугов – геофизик. Белокурый здоровяк Антипов и маленький китаец Вонг – пилоты. Глеб ухмыльнулся и захлопнул книгу.
– Так вы к дяде Чену? – спросил он у Женьки. – Точно?
– Угу, – ответила она.
– Расспросите его о марсовых слезках.
Женька удивленно нахмурилась, а Чарли вдруг заулыбался и хлопнул Большого по плечу.
– Я тебе напишу все, что узнаю, – сказал он.
– Поторопись, – ответил Глеб. – Мне для работы надо. Заказ сложный, а время уже поджимает.
Вик усмехнулся и в последний раз оглядел корабль и степь за ним. Там неслась по ковылю дрофа. Птица изгибала шею, далеко выкидывала мощные ноги и все трясла, трясла куцыми крылышками – будто вот-вот взлетит.
Сергей Фомичёв. Перегоночная дальность
Когда Старостин принял срочный вызов на совещание и прочел «бриф саммари», его кровь забурлила, а пульс участился, точно перед важным рискованным полетом. Он понял, что получил долгожданный шанс.
Человек сам определяет свою судьбу лишь до некоторых пределов. Далее простирается сфера чудес, где распоряжаются силы, разуму неподвластные.
Иногда чудеса случаются, но почти никогда они не являются в виде посыльного с подарочным свертком в руках. Чаще судьба лишь дает шанс, порой небольшой, совсем крохотный и, скорее всего, единственный. Но и его нужно еще распознать, а распознав, успеть воспользоваться. И тут важно быть готовым к событию и уметь ждать, не превращая ожидание в навязчивую идею, а потом, когда придет время, действовать упорно, быстро, без оглядки.
Петр Старостин ждал и готовился если не всю жизнь, то сознательную ее половину. Сознательным он ощущал себя с двадцати лет. Именно тогда он начал ставить перед собой долгосрочные цели и, что немаловажно, добивался их. Теперь он подобрался к пределу. И в переносном смысле, и в прямом. Сфера, где воплощаются мечты, совсем рядом, а он был готов пробить в ней брешь и имел к тому все возможности – получил нужную профессию, набрал колоссальный опыт и числился шеф-пилотом Консорциума.
Лица директоров были хмурыми, и Петр внезапно поймал себя на некотором злорадстве. Обычно-то все выглядело наоборот. Хмурились технари, бухгалтеры и секретарши – в общем, весь подневольный люд, а директора улыбались телекамерам и приглашали друг друга на игру в гольф или обсуждали предстоящую прогулку на яхте.
Одним из последних в зал зашел представитель родного агентства. Старичок был доволен хотя бы тем, что третий год заседает в Сиэтле, а не бегает взмыленный по отечественным заводам, подгоняя поставщиков. Но и его закаленного интригами лица коснулась нешуточная тревога: синекура вдруг обросла непредвиденными заботами.
Лишь председатель совета директоров Томсон сохранил невозмутимость. Едва он опустился в кресло, совещание началось, хотя часы давали опаздывающим еще пятнадцать секунд. Но Томсон считал себя сильнее времени.
– Ситуация следующая, – доложил секретарь. – Как вы уже знаете, три часа назад орбитер «Нева» совершил вынужденную посадку на гражданскую полосу одного из островов Микронезии. Ничего серьезного не случилось, отказала система ориентирования, мы просто заменим сгоревший блок и все. Однако! Через две недели у нас крайняя дата в контракте на выведение кластера низкоорбитальных спутников связи. Да и прочие заказы поджимают. Заменить «Неву» сейчас нечем. «Астролябия» проходит модернизацию, у «Бигля» технические проблемы с двигателем, а «Мэтью» заряжен по научной программе, и использовать его в качестве транспорта мы не можем.
– Итак, нам нужна «Нева»! – громогласно заявил Томсон. – И нужна не позднее чем через неделю!
При штатной посадке корабль перегоняли своим ходом. Его двигатели позволяли летать по-самолетному, хотя и пожирали огромное количество топлива. Если же посадка была нештатной, инструкциями предписывалось транспортировать корабль на носителе. Обычно в таких случаях с орбитера снимали консоли крыльев с двигателями и, посадив на спину «Антонова» или «Боинга», переправляли в Сиэтл.
Человек сам определяет свою судьбу лишь до некоторых пределов. Далее простирается сфера чудес, где распоряжаются силы, разуму неподвластные.
Иногда чудеса случаются, но почти никогда они не являются в виде посыльного с подарочным свертком в руках. Чаще судьба лишь дает шанс, порой небольшой, совсем крохотный и, скорее всего, единственный. Но и его нужно еще распознать, а распознав, успеть воспользоваться. И тут важно быть готовым к событию и уметь ждать, не превращая ожидание в навязчивую идею, а потом, когда придет время, действовать упорно, быстро, без оглядки.
Петр Старостин ждал и готовился если не всю жизнь, то сознательную ее половину. Сознательным он ощущал себя с двадцати лет. Именно тогда он начал ставить перед собой долгосрочные цели и, что немаловажно, добивался их. Теперь он подобрался к пределу. И в переносном смысле, и в прямом. Сфера, где воплощаются мечты, совсем рядом, а он был готов пробить в ней брешь и имел к тому все возможности – получил нужную профессию, набрал колоссальный опыт и числился шеф-пилотом Консорциума.
* * *
Большинство членов совета предпочитало жить в пригородах, в добротных особняках и добираться на службу в солидных авто. Старостин снимал апартаменты на соседней улице, всего в квартале от штаб-квартиры. Для перемещения ему не потребовался даже велосипед. На своих двоих он попал в зал совещаний одним из первых, а после четверть часа наблюдал, как тот заполняется менеджерами, экспертами, технарями. За минуту до начала один за другим стали появляться директора.Лица директоров были хмурыми, и Петр внезапно поймал себя на некотором злорадстве. Обычно-то все выглядело наоборот. Хмурились технари, бухгалтеры и секретарши – в общем, весь подневольный люд, а директора улыбались телекамерам и приглашали друг друга на игру в гольф или обсуждали предстоящую прогулку на яхте.
Одним из последних в зал зашел представитель родного агентства. Старичок был доволен хотя бы тем, что третий год заседает в Сиэтле, а не бегает взмыленный по отечественным заводам, подгоняя поставщиков. Но и его закаленного интригами лица коснулась нешуточная тревога: синекура вдруг обросла непредвиденными заботами.
Лишь председатель совета директоров Томсон сохранил невозмутимость. Едва он опустился в кресло, совещание началось, хотя часы давали опаздывающим еще пятнадцать секунд. Но Томсон считал себя сильнее времени.
– Ситуация следующая, – доложил секретарь. – Как вы уже знаете, три часа назад орбитер «Нева» совершил вынужденную посадку на гражданскую полосу одного из островов Микронезии. Ничего серьезного не случилось, отказала система ориентирования, мы просто заменим сгоревший блок и все. Однако! Через две недели у нас крайняя дата в контракте на выведение кластера низкоорбитальных спутников связи. Да и прочие заказы поджимают. Заменить «Неву» сейчас нечем. «Астролябия» проходит модернизацию, у «Бигля» технические проблемы с двигателем, а «Мэтью» заряжен по научной программе, и использовать его в качестве транспорта мы не можем.
– Итак, нам нужна «Нева»! – громогласно заявил Томсон. – И нужна не позднее чем через неделю!
При штатной посадке корабль перегоняли своим ходом. Его двигатели позволяли летать по-самолетному, хотя и пожирали огромное количество топлива. Если же посадка была нештатной, инструкциями предписывалось транспортировать корабль на носителе. Обычно в таких случаях с орбитера снимали консоли крыльев с двигателями и, посадив на спину «Антонова» или «Боинга», переправляли в Сиэтл.