Страница:
От подобного «торгового предложения» я в первый момент слегка офигел. Ей-то зачем бежать? То, что не ради меня, я уже понял. Тогда почему? Одинокая молодая девушка в раннем средневековье практически обречена! Деньги могут помочь, но далеко не всегда. Рискует Аня, рискует. И, главное, непонятно – ради чего? Надо бы прояснить данный момент. Не из-за праздного любопытства, вернее, не только, чего уж скрывать, но и чтобы знать, чего еще можно от нее ожидать. Поэтому, отбросив ложную учтивость, прямо об этом и спросил:
– Ты бежишь от богатого дяди и высокопоставленного жениха? Почему?
– Какое твое дело! – огрызнулась было девушка, но, понимая, что лучше дать хоть какое-то объяснение своим поступкам, чем оставлять потенциальному партнеру простор для сочинения всяких глупостей, со вздохом продолжила: – Ненавижу дядю! С детства, когда тот заставил нас с матерью приехать сюда и принять ислам! Еще маленькой читала оставленные матерью тайком несколько свитков с рыцарскими романами и стихами, плакала и мечтала вернуться в милую моему сердцу Европу. И не хочу больше молиться этому их Аллаху! А дядя… С каждым днем мне все труднее переносить присутствие этого жестокого и злобного человека! Я его скоро убью!
– Но почему ты решилась бежать именно сейчас? Ведь через неделю ты станешь женой наместника! Тебе больше не придется терпеть своего дядю. А уровень жизни… – при этих словах Анна удивленно хлопнула ресницами, и я сразу поправился, – и у тебя будет все, что может пожелать разумная женщина…
– Пятой женой! – горько поправила моя собеседница. – И ничего хорошего меня после свадьбы не ожида…
Она вдруг замолчала, будто сболтнула лишнего. А я, кажется, начал понимать причину такой поспешности и неосторожности девицы. Не надо было, наверное, этого говорить, но у меня дурная привычка всегда прояснять все до конца:
– Это было одним романтическим вечером… Красивый молодой купец или приказчик, остановившийся на постоялом дворе… Дядя рано уснул и не видел, как его племянница поддалась чарам заезжего гостя… – я говорил нарочито слащавым голосом, певуче, как в серенаде, растягивая слова. Сработало.
Ноздри девушки раздулись, и она обдала меня таким обжигающим взглядом, что казалось, вот-вот выгорят мои брови и ресницы:
– Ты!.. Откуда!.. И это был вовсе не приказчик! Он был паломник и менестрель, смазливый и безбородый, как ты! То есть… – девица совсем запуталась и, еще недавно такая самоуверенная, теперь прикрыла лицо руками и всхлипнула. Только этого мне и не хватало! И ведь чувствовал, что перегну палку!
– Все в порядке, Анна, бывает! Ничего страшного! – неуклюже попытался успокоить свою партнершу по деловым переговорам. Но только разозлил ее еще больше:
– Ничего страшного? Да наместник после первой брачной ночи публично скормит меня собакам! И дядю тоже, но меня это мало успокаивает!
М-да, Восток – дело тонкое. И жестокое. Теперь понятно, почему перед угрозой разоблачения и его понятных последствий племянница торговца выбрала побег в компании малознакомых авантюристов. Ладно, пора прекращать эти сопли, а то нас кто-нибудь застукает.
– Все, по рукам! Ты нас выводишь, мы тебя доставляем на родину. Не передумаешь бежать в сопровождении иудейских колдунов? Вдруг заколдуем? – попытался шуткой поднять ей настроение.
Но в этом не было необходимости. Анна и так уже взяла себя в руки (сильная девушка все-таки):
– Посмотрим еще, кто кого заколдует! – Она взглянула мне прямо в глаза настолько пронзительным взглядом, что я на секунду поверил: такая – заколдует! – Вижу, что ты честный человек и не причинишь мне вреда. Общаясь с торговыми партнерами дяди, я научилась разбираться в людях! – Она, настороженно оглядываясь, выпорхнула из-за полога и, перед тем как раствориться в полутьме коридора, добавила шепотом: – Выходим после полуночи!
Глава 6
Глава 7
– Ты бежишь от богатого дяди и высокопоставленного жениха? Почему?
– Какое твое дело! – огрызнулась было девушка, но, понимая, что лучше дать хоть какое-то объяснение своим поступкам, чем оставлять потенциальному партнеру простор для сочинения всяких глупостей, со вздохом продолжила: – Ненавижу дядю! С детства, когда тот заставил нас с матерью приехать сюда и принять ислам! Еще маленькой читала оставленные матерью тайком несколько свитков с рыцарскими романами и стихами, плакала и мечтала вернуться в милую моему сердцу Европу. И не хочу больше молиться этому их Аллаху! А дядя… С каждым днем мне все труднее переносить присутствие этого жестокого и злобного человека! Я его скоро убью!
– Но почему ты решилась бежать именно сейчас? Ведь через неделю ты станешь женой наместника! Тебе больше не придется терпеть своего дядю. А уровень жизни… – при этих словах Анна удивленно хлопнула ресницами, и я сразу поправился, – и у тебя будет все, что может пожелать разумная женщина…
– Пятой женой! – горько поправила моя собеседница. – И ничего хорошего меня после свадьбы не ожида…
Она вдруг замолчала, будто сболтнула лишнего. А я, кажется, начал понимать причину такой поспешности и неосторожности девицы. Не надо было, наверное, этого говорить, но у меня дурная привычка всегда прояснять все до конца:
– Это было одним романтическим вечером… Красивый молодой купец или приказчик, остановившийся на постоялом дворе… Дядя рано уснул и не видел, как его племянница поддалась чарам заезжего гостя… – я говорил нарочито слащавым голосом, певуче, как в серенаде, растягивая слова. Сработало.
Ноздри девушки раздулись, и она обдала меня таким обжигающим взглядом, что казалось, вот-вот выгорят мои брови и ресницы:
– Ты!.. Откуда!.. И это был вовсе не приказчик! Он был паломник и менестрель, смазливый и безбородый, как ты! То есть… – девица совсем запуталась и, еще недавно такая самоуверенная, теперь прикрыла лицо руками и всхлипнула. Только этого мне и не хватало! И ведь чувствовал, что перегну палку!
– Все в порядке, Анна, бывает! Ничего страшного! – неуклюже попытался успокоить свою партнершу по деловым переговорам. Но только разозлил ее еще больше:
– Ничего страшного? Да наместник после первой брачной ночи публично скормит меня собакам! И дядю тоже, но меня это мало успокаивает!
М-да, Восток – дело тонкое. И жестокое. Теперь понятно, почему перед угрозой разоблачения и его понятных последствий племянница торговца выбрала побег в компании малознакомых авантюристов. Ладно, пора прекращать эти сопли, а то нас кто-нибудь застукает.
– Все, по рукам! Ты нас выводишь, мы тебя доставляем на родину. Не передумаешь бежать в сопровождении иудейских колдунов? Вдруг заколдуем? – попытался шуткой поднять ей настроение.
Но в этом не было необходимости. Анна и так уже взяла себя в руки (сильная девушка все-таки):
– Посмотрим еще, кто кого заколдует! – Она взглянула мне прямо в глаза настолько пронзительным взглядом, что я на секунду поверил: такая – заколдует! – Вижу, что ты честный человек и не причинишь мне вреда. Общаясь с торговыми партнерами дяди, я научилась разбираться в людях! – Она, настороженно оглядываясь, выпорхнула из-за полога и, перед тем как раствориться в полутьме коридора, добавила шепотом: – Выходим после полуночи!
Глава 6
Как и договаривались, встретились с Анной ровно в полночь в коридоре. Своих людей я предупредил еще во время ужина, познакомив их с неожиданным изменением нашего положения и предложением племянницы хозяина, вызвав серьезные возражения у Цадока и Олега. Первый начал мямлить о необходимости перепроверить сообщенные девицей сведения и вообще попробовать решить дело миром, дав взятку командиру городской стражи. Олег же, поддержав меня в нежелании полагаться на продажность городских властей, побаивался ловушки и предлагал вместо этого послать гонца к остававшемуся вне города отряду с тем, чтобы тот поддержал нас огнем из «тяжелого оружия» при прорыве через городские ворота. Я отклонил оба плана, во-первых, потому что гораздо предпочтительнее было уйти «тихо», не связываясь с многочисленной султанской гвардией, а во-вторых – из-за необъяснимого доверия к Анне. Трудно сказать, почему возникло такое чувство, но я был подсознательно уверен – девушка не лгала.
Итак, предупрежденные бойцы отряда тихо собрались в полночь с вещами в коридоре. Однако как будем выходить из постоялого двора? Ворота заперты, и около них дремлет охранник. Может, ввиду превосходящих сил, и выпустит, но сразу же поднимет тревогу. Значит, придется его «снимать». Может подняться шум, но даже в случае успеха это вскоре будет замечено, и тревога поднимется задолго до рассвета, что тоже для нас нежелательно. Я надеялся, что Анна продумала этот вопрос.
Так и оказалось. Возникшая в конце коридора тонкая, замотанная с ног до головы в темный плащ фигурка молча махнула нам рукой и направилась в противоположную от ворот сторону. Следуя за ней, мы спустились вниз и остановились перед массивной дверью, запертой на подвесной замок. Изящная ручка показалась из-под плаща, вооруженная несоразмерным ей бронзовым ключом. Тихий щелчок хорошо смазанного замка, и мы попали в обширный подвал, хранивший различные припасы и старые ненужные вещи. Протискиваясь в низкий проем, я держал в готовности свой пневматический пистолет, а Олег положил руку на висящий на поясе кинжал. Как говорится – доверяй, но проверяй.
Однако в подвале никого не оказалось. Пройдя его насквозь, Анна отворила еще одним ключом маленькую неприметную калитку. Благодаря неровностям иерусалимского ландшафта мы оказались на тихой улочке с другой стороны от главного входа в постоялый двор и значительно ниже. Темнота стояла такая, что хоть глаз выколи, и хотя, с одной стороны, это, конечно, было нам на руку, с другой – возникал риск потерять друг друга. Поэтому приказал шепотом сомкнуться и держаться за руки. Сам же и показал пример, взяв под локоток нашу проводницу. Чтобы не потерять и вообще… Она замерла на мгновение, но вырываться не стала, признав мое право не доверять ей до конца.
Город спал. Не носились по пустынным, едва освещенным призрачным серебристым светом звезд улочкам босоногие мальчишки, не орали из торговых точек многочисленные зазывалы, с традиционным восточным завыванием расхваливавшие свой товар. Сладко почивали солидные, вальяжные купцы, отдыхали от дел вечно озабоченные и ни секунды не сидящие днем на месте приказчики. Постанывая от не проходящей даже ночью ноющей боли в мышцах, набирались новых сил вымотанные тяжелейшей работой под палящим солнцем строительные рабочие, вечно перестраивающие Вечный город. Даже шлюхи, ошивающиеся возле различных злачных мест, несмотря на короткую летнюю ночь, уже разошлись по домам, собственным или клиентов. И правильно, «тем, кто ложится спать, спокойного сна!», как пелось в дни моей молодости. Никто не должен нам помешать добраться до цели. Путь до окрестностей городской стены по пустынным кривым улочкам и переулкам спящего города, в переплетении которых Анна, росшая в городе с малых лет, ориентировалась без труда, занял почти час, хотя днем мы его преодолевали минут за пятнадцать. Но сейчас приходилось двигаться медленно и тихо, поминутно останавливаясь от любого шороха, и, затаив дыхание, пропускать встретившиеся пару раз патрули городской стражи. Впрочем, последние сообщали о своем приближении еще издалека отсветами ярко горящих факелов и звоном металлических деталей снаряжения. Им-то скрываться смысла не имелось.
Благополучно добрались до окраины, где-то на полкилометра севернее Яффских ворот. Интересно, где тут, в плотно застроенном и заселенном месте, располагается вход в туннель? Оказалось – в доме какого-то ремесленника. Анна завела нас в какой-то тупичок и остановилась около покосившейся калитки выглядевшего весьма бедно домика. Негромко постучала туда четырежды, видимо, условным кодом. Через минуту изнутри донесся тихий голос, спросивший что-то по-арабски. Моя спутница ответила на том же языке. Калитка, несмотря на свой ветхий вид, оказавшаяся неожиданно массивной, со слабым скрипом отворилась, и мы, один за другим, проникли во двор. Встречал нас пожилой араб, замотанный в лохмотья трудноразличимого во тьме происхождения, с масляной лампой в руках, прикрытой пока, впрочем, в целях маскировки, куском грубой грязной ткани. Хозяин лачуги, являвшийся, видимо, хранителем подземного хода, не задавая более вопросов и даже избегая вообще смотреть на нас, плотно заперев калитку, проследовал к небольшой пристройке, где, судя по характерному запаху, он держал какую-то скотину. И верно, старик отпихнул тихо замекавшую козочку в сторону и, сунув руку прямо под устилавший пол слой соломы вперемежку с навозом, поднял скрывавшуюся там крышку люка.
Вниз вела грубо сколоченная лесенка. Спуститься пришлось всего метра на три, далее узкий ход с неровными каменистыми стенками становился горизонтальным. Хранитель шел впереди, освещая путь своей лампой. Прошли несколько плавных поворотов и, наконец, оказались на свежем воздухе, протиснувшись в очередной тесный люк. Всего преодолели, по ощущениям, метров триста. Выходили наружу с некоторым опасением, приготовившись к любому развитию событий. Но нас встретила лишь пустая каменистая степь, овевающая душным даже ночью легким ветерком. Как только последний из нашей компании оказался снаружи, старик, не прощаясь, захлопнул люк, замаскированный камнем средних размеров. Теперь надо добраться до постоялого двора, где располагались основные силы нашего отряда вместе с лошадями, постаравшись не потревожить стражей на стоящей рядом укрепленной заставе.
Кое-как, цепляясь за колючие кусты, пробрались дальше. Через пару сотен метров вышли к крайним сараям пригорода, в котором размещался и искомый постоялый двор. Я негромко – лишние свидетели не нужны – постучал в калитку. Прошло несколько минут, но ответа не последовало. Тогда пришлось стукнуть сильнее. За забором послышались шаги, и грубый сонный голос осведомился по-арабски, каких еще джиннов принесло сюда среди ночи и чего им требуется. Цадок попытался объяснить, что мы хотим воссоединиться с частью отряда, уже три дня находящейся здесь, но страж постоялого двора, не в очень приличных выражениях, предложил нам прийти после восхода солнца. При этом, в процессе произнесения данной фразы, его голос явно удалялся, а роль завершающей точки сыграл стук двери.
И что теперь делать? Не ломать же довольно крепкие ворота, разбудив полгорода и бойцов на заставе! Анна ничем помочь в данном случае не могла. Пришлось расположиться здесь же, на пустыре. Олег выставил охрану, а я, по-рыцарски расстелив на голой земле свой плащ, уложил на него девушку, поклявшись сторожить ее сон. То ли она так доверяла мне, то ли просто настолько устала и перенервничала, что без возражений улеглась и практически сразу же заснула. Да и я, присев рядом и прислонившись спиной к спине кого-то из бойцов, тоже задремал, несмотря на немного пробиравшую прохладу, спустившуюся с окрестных гор. В Иерусалиме даже в самые жаркие дни к утру становится прохладно.
Разбудил меня свет невидимого еще из-за гор солнца, отраженный от ярко-голубой небесной сферы и заливший окрестности города. Наша компания, в разных позах валявшаяся на пустыре, являла собой достаточно смешное зрелище. Но зрителей пока не наблюдалось – из окрестных домов только начинал доноситься стук открываемых ставен и голоса едва проснувшихся жителей. Быстро приведя себя в подобие порядка, опять направились к злополучным воротам. Теперь у сторожа не имелось ни малейшей причины не открыть калитку, однако он делал это настолько нарочито медленно, что я не удержался и, услышав, наконец, звук упавшего запора, со злости сильно пнул несчастную дверь. Тормознутый сторож, не ожидавший подвоха, получил краем калитки в бровь и, осев на землю, завыл от боли, кляня меня разными нехорошими словами и грозя пожаловаться страже. Я ответил ему в том духе, что он волен жаловаться куда угодно, все равно задерживаться мы не собирались.
Несмотря на спешку, сразу выйти не удалось. Пока будили наших людей, пока собирали вещи и седлали лошадей, город уже проснулся и даже солнце появилось из-за восточных холмов. Через полчаса все же смогли отправиться в путь. Наш конный отряд проследовал мимо уже открывшихся лавок, торговавших традиционным сувениром – пальмовыми ветвями, которые паломникам положено было привозить из Святой Земли. Далее проехали торговую площадь, где по легенде, как сообщила Анна, освободитель Иерусалима Готфрид Бульонский, поспорив с каким-то арабским эмиром, одним ударом отрубил голову верблюду. Этот легендарный подвиг был многократно воспет менестрелями и стал широко известен по всей Европе. Общества защиты животных на них нет, герои!
Слушая приятный голос своей спутницы, прекрасно, кстати, управлявшейся с конем, внезапно почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Посмотрел по сторонам и наткнулся на маленькую грязную фигурку, сидящую на куцей лошадке и внимательно рассматривавшую наш отряд. Где-то я уже видел этого мальчишку… Тот, заметив мой взгляд, стеганул лошадь и помчался в сторону заставы. И только тогда я вспомнил – это же тот самый бедуинский мальчуган, который первым обнаружил нас на дороге из Газы! Нехорошее предчувствие заставило объявить тревогу по отряду. Бойцы, прикрываясь плащами и друг другом, незаметно, насколько это было возможно в данной ситуации, взвели арбалеты, наложив стрелы с зарядами. И не зря, так как после следующего же поворота открылся вид на заставу. Стражи на ней напряженно вглядывались в нашу сторону, но не это являлось самым страшным. Гораздо хуже было то, что рядом торчал большой отряд бедуинов. И настроены наши враги были довольно решительно. Ради исполнения древнего обычая кровной мести те явно смогли преодолеть страх перед «иудейскими колдунами». Тем более что сейчас имели поддержку в лице городской стражи.
Оставались секунды, чтобы решить, как действовать дальше. Кинул вопросительный взгляд на Олега:
– Глушим заставу с отрядом и прорываемся к Газе?
– Догонят! – пожал плечами тот. – У наместника прекрасная и многочисленная конница. А у нас осталось мало зарядов!
Вот черт! Что же делать? Пытаться вступить в переговоры со стражей, в надежде решить дело миром? Шансов на благополучный исход маловато!
– Не знаю, как вы собираетесь прорваться через заставу, – вдруг подала голос Анна, – но если вы на это способны, то далее, на развилке, нужно свернуть на Яффскую дорогу. По ней, под уклон, до земель франков менее получаса быстрой езды, погоня не посмеет туда сунуться! А если и посмеют, дорогу перекрывает франкская крепость. Без осадных орудий не пройти.
Мы опять переглянулись. А ведь это вариант! Потом, правда, возникнут трудности с возвращением в арабскую Газу, но у нас будет время что-нибудь придумать. В отличие от текущего момента, когда на нас вот-вот набросятся враги.
– Арбалетчики, залп по конникам! – скомандовал я во весь голос – далее хорониться не имело смысла.
Прозвучали щелчки спускаемых тетив. Перезаряжаться некогда, поэтому я сразу продолжил:
– Ручные гранаты к бою! Вперед! – и пришпорил коня. Хотя шпор-то у меня, как раз и не имелось – в Европе они были еще мало распространены, поэтому пришлось обходиться острым углом стремян. Конь стремительно понес меня, и я, показывая пример, поджег зажигалкой фитиль гранаты и метнул ее в сторону заставы. После чего резко свернул в сторону. Остальные последовали моему примеру. К этому времени сработали заряды на выпущенных в бедуинов стрелах, и среди последних, готовых уже было атаковать, началась сумятица. Видимо, большая часть из прибывших мстить кочевников принадлежала к другим хамулам и знала про гранаты только понаслышке.
Султанские стражники пока вообще еще ничего не предпринимали, не понимая, что происходит. Хотя стрелки уже стояли с поднятыми луками и арбалетами, но команды стрелять впавший в небольшой ступор командир так и не отдал. Тут последовали взрывы гранат, и на затянутой черным едким дымом заставе стало не до стрельбы. Тогда мы метнули еще несколько гранат в гарцевавших около нее бедуинов, отогнав их подальше и создав одновременно нечто типа дымовой завесы – недостатки черного пороха в некоторых ситуациях оборачиваются достоинствами. Под покровом которой наш отряд и проскочил мимо укрепленного поста стражи, миновал пытающихся справиться со своими лошадьми и верблюдами бедуинов и вскачь направился к уже близкой развилке. Достигнув ее, повернул направо, начав спуск в ущелье, ведущее к землям крестоносцев. Некоторое количество бедуинских всадников бросилось вслед, но мы отгоняли их неприцельными выстрелами из арбалетов и изредка метаемыми назад гранатами. На этих разрозненных преследователей у нас боеприпасов хватит, а султанская гвардия погоню раньше чем через час вряд ли успеет организовать. Так что, видимо, прорваться удалось!
Итак, предупрежденные бойцы отряда тихо собрались в полночь с вещами в коридоре. Однако как будем выходить из постоялого двора? Ворота заперты, и около них дремлет охранник. Может, ввиду превосходящих сил, и выпустит, но сразу же поднимет тревогу. Значит, придется его «снимать». Может подняться шум, но даже в случае успеха это вскоре будет замечено, и тревога поднимется задолго до рассвета, что тоже для нас нежелательно. Я надеялся, что Анна продумала этот вопрос.
Так и оказалось. Возникшая в конце коридора тонкая, замотанная с ног до головы в темный плащ фигурка молча махнула нам рукой и направилась в противоположную от ворот сторону. Следуя за ней, мы спустились вниз и остановились перед массивной дверью, запертой на подвесной замок. Изящная ручка показалась из-под плаща, вооруженная несоразмерным ей бронзовым ключом. Тихий щелчок хорошо смазанного замка, и мы попали в обширный подвал, хранивший различные припасы и старые ненужные вещи. Протискиваясь в низкий проем, я держал в готовности свой пневматический пистолет, а Олег положил руку на висящий на поясе кинжал. Как говорится – доверяй, но проверяй.
Однако в подвале никого не оказалось. Пройдя его насквозь, Анна отворила еще одним ключом маленькую неприметную калитку. Благодаря неровностям иерусалимского ландшафта мы оказались на тихой улочке с другой стороны от главного входа в постоялый двор и значительно ниже. Темнота стояла такая, что хоть глаз выколи, и хотя, с одной стороны, это, конечно, было нам на руку, с другой – возникал риск потерять друг друга. Поэтому приказал шепотом сомкнуться и держаться за руки. Сам же и показал пример, взяв под локоток нашу проводницу. Чтобы не потерять и вообще… Она замерла на мгновение, но вырываться не стала, признав мое право не доверять ей до конца.
Город спал. Не носились по пустынным, едва освещенным призрачным серебристым светом звезд улочкам босоногие мальчишки, не орали из торговых точек многочисленные зазывалы, с традиционным восточным завыванием расхваливавшие свой товар. Сладко почивали солидные, вальяжные купцы, отдыхали от дел вечно озабоченные и ни секунды не сидящие днем на месте приказчики. Постанывая от не проходящей даже ночью ноющей боли в мышцах, набирались новых сил вымотанные тяжелейшей работой под палящим солнцем строительные рабочие, вечно перестраивающие Вечный город. Даже шлюхи, ошивающиеся возле различных злачных мест, несмотря на короткую летнюю ночь, уже разошлись по домам, собственным или клиентов. И правильно, «тем, кто ложится спать, спокойного сна!», как пелось в дни моей молодости. Никто не должен нам помешать добраться до цели. Путь до окрестностей городской стены по пустынным кривым улочкам и переулкам спящего города, в переплетении которых Анна, росшая в городе с малых лет, ориентировалась без труда, занял почти час, хотя днем мы его преодолевали минут за пятнадцать. Но сейчас приходилось двигаться медленно и тихо, поминутно останавливаясь от любого шороха, и, затаив дыхание, пропускать встретившиеся пару раз патрули городской стражи. Впрочем, последние сообщали о своем приближении еще издалека отсветами ярко горящих факелов и звоном металлических деталей снаряжения. Им-то скрываться смысла не имелось.
Благополучно добрались до окраины, где-то на полкилометра севернее Яффских ворот. Интересно, где тут, в плотно застроенном и заселенном месте, располагается вход в туннель? Оказалось – в доме какого-то ремесленника. Анна завела нас в какой-то тупичок и остановилась около покосившейся калитки выглядевшего весьма бедно домика. Негромко постучала туда четырежды, видимо, условным кодом. Через минуту изнутри донесся тихий голос, спросивший что-то по-арабски. Моя спутница ответила на том же языке. Калитка, несмотря на свой ветхий вид, оказавшаяся неожиданно массивной, со слабым скрипом отворилась, и мы, один за другим, проникли во двор. Встречал нас пожилой араб, замотанный в лохмотья трудноразличимого во тьме происхождения, с масляной лампой в руках, прикрытой пока, впрочем, в целях маскировки, куском грубой грязной ткани. Хозяин лачуги, являвшийся, видимо, хранителем подземного хода, не задавая более вопросов и даже избегая вообще смотреть на нас, плотно заперев калитку, проследовал к небольшой пристройке, где, судя по характерному запаху, он держал какую-то скотину. И верно, старик отпихнул тихо замекавшую козочку в сторону и, сунув руку прямо под устилавший пол слой соломы вперемежку с навозом, поднял скрывавшуюся там крышку люка.
Вниз вела грубо сколоченная лесенка. Спуститься пришлось всего метра на три, далее узкий ход с неровными каменистыми стенками становился горизонтальным. Хранитель шел впереди, освещая путь своей лампой. Прошли несколько плавных поворотов и, наконец, оказались на свежем воздухе, протиснувшись в очередной тесный люк. Всего преодолели, по ощущениям, метров триста. Выходили наружу с некоторым опасением, приготовившись к любому развитию событий. Но нас встретила лишь пустая каменистая степь, овевающая душным даже ночью легким ветерком. Как только последний из нашей компании оказался снаружи, старик, не прощаясь, захлопнул люк, замаскированный камнем средних размеров. Теперь надо добраться до постоялого двора, где располагались основные силы нашего отряда вместе с лошадями, постаравшись не потревожить стражей на стоящей рядом укрепленной заставе.
Кое-как, цепляясь за колючие кусты, пробрались дальше. Через пару сотен метров вышли к крайним сараям пригорода, в котором размещался и искомый постоялый двор. Я негромко – лишние свидетели не нужны – постучал в калитку. Прошло несколько минут, но ответа не последовало. Тогда пришлось стукнуть сильнее. За забором послышались шаги, и грубый сонный голос осведомился по-арабски, каких еще джиннов принесло сюда среди ночи и чего им требуется. Цадок попытался объяснить, что мы хотим воссоединиться с частью отряда, уже три дня находящейся здесь, но страж постоялого двора, не в очень приличных выражениях, предложил нам прийти после восхода солнца. При этом, в процессе произнесения данной фразы, его голос явно удалялся, а роль завершающей точки сыграл стук двери.
И что теперь делать? Не ломать же довольно крепкие ворота, разбудив полгорода и бойцов на заставе! Анна ничем помочь в данном случае не могла. Пришлось расположиться здесь же, на пустыре. Олег выставил охрану, а я, по-рыцарски расстелив на голой земле свой плащ, уложил на него девушку, поклявшись сторожить ее сон. То ли она так доверяла мне, то ли просто настолько устала и перенервничала, что без возражений улеглась и практически сразу же заснула. Да и я, присев рядом и прислонившись спиной к спине кого-то из бойцов, тоже задремал, несмотря на немного пробиравшую прохладу, спустившуюся с окрестных гор. В Иерусалиме даже в самые жаркие дни к утру становится прохладно.
Разбудил меня свет невидимого еще из-за гор солнца, отраженный от ярко-голубой небесной сферы и заливший окрестности города. Наша компания, в разных позах валявшаяся на пустыре, являла собой достаточно смешное зрелище. Но зрителей пока не наблюдалось – из окрестных домов только начинал доноситься стук открываемых ставен и голоса едва проснувшихся жителей. Быстро приведя себя в подобие порядка, опять направились к злополучным воротам. Теперь у сторожа не имелось ни малейшей причины не открыть калитку, однако он делал это настолько нарочито медленно, что я не удержался и, услышав, наконец, звук упавшего запора, со злости сильно пнул несчастную дверь. Тормознутый сторож, не ожидавший подвоха, получил краем калитки в бровь и, осев на землю, завыл от боли, кляня меня разными нехорошими словами и грозя пожаловаться страже. Я ответил ему в том духе, что он волен жаловаться куда угодно, все равно задерживаться мы не собирались.
Несмотря на спешку, сразу выйти не удалось. Пока будили наших людей, пока собирали вещи и седлали лошадей, город уже проснулся и даже солнце появилось из-за восточных холмов. Через полчаса все же смогли отправиться в путь. Наш конный отряд проследовал мимо уже открывшихся лавок, торговавших традиционным сувениром – пальмовыми ветвями, которые паломникам положено было привозить из Святой Земли. Далее проехали торговую площадь, где по легенде, как сообщила Анна, освободитель Иерусалима Готфрид Бульонский, поспорив с каким-то арабским эмиром, одним ударом отрубил голову верблюду. Этот легендарный подвиг был многократно воспет менестрелями и стал широко известен по всей Европе. Общества защиты животных на них нет, герои!
Слушая приятный голос своей спутницы, прекрасно, кстати, управлявшейся с конем, внезапно почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Посмотрел по сторонам и наткнулся на маленькую грязную фигурку, сидящую на куцей лошадке и внимательно рассматривавшую наш отряд. Где-то я уже видел этого мальчишку… Тот, заметив мой взгляд, стеганул лошадь и помчался в сторону заставы. И только тогда я вспомнил – это же тот самый бедуинский мальчуган, который первым обнаружил нас на дороге из Газы! Нехорошее предчувствие заставило объявить тревогу по отряду. Бойцы, прикрываясь плащами и друг другом, незаметно, насколько это было возможно в данной ситуации, взвели арбалеты, наложив стрелы с зарядами. И не зря, так как после следующего же поворота открылся вид на заставу. Стражи на ней напряженно вглядывались в нашу сторону, но не это являлось самым страшным. Гораздо хуже было то, что рядом торчал большой отряд бедуинов. И настроены наши враги были довольно решительно. Ради исполнения древнего обычая кровной мести те явно смогли преодолеть страх перед «иудейскими колдунами». Тем более что сейчас имели поддержку в лице городской стражи.
Оставались секунды, чтобы решить, как действовать дальше. Кинул вопросительный взгляд на Олега:
– Глушим заставу с отрядом и прорываемся к Газе?
– Догонят! – пожал плечами тот. – У наместника прекрасная и многочисленная конница. А у нас осталось мало зарядов!
Вот черт! Что же делать? Пытаться вступить в переговоры со стражей, в надежде решить дело миром? Шансов на благополучный исход маловато!
– Не знаю, как вы собираетесь прорваться через заставу, – вдруг подала голос Анна, – но если вы на это способны, то далее, на развилке, нужно свернуть на Яффскую дорогу. По ней, под уклон, до земель франков менее получаса быстрой езды, погоня не посмеет туда сунуться! А если и посмеют, дорогу перекрывает франкская крепость. Без осадных орудий не пройти.
Мы опять переглянулись. А ведь это вариант! Потом, правда, возникнут трудности с возвращением в арабскую Газу, но у нас будет время что-нибудь придумать. В отличие от текущего момента, когда на нас вот-вот набросятся враги.
– Арбалетчики, залп по конникам! – скомандовал я во весь голос – далее хорониться не имело смысла.
Прозвучали щелчки спускаемых тетив. Перезаряжаться некогда, поэтому я сразу продолжил:
– Ручные гранаты к бою! Вперед! – и пришпорил коня. Хотя шпор-то у меня, как раз и не имелось – в Европе они были еще мало распространены, поэтому пришлось обходиться острым углом стремян. Конь стремительно понес меня, и я, показывая пример, поджег зажигалкой фитиль гранаты и метнул ее в сторону заставы. После чего резко свернул в сторону. Остальные последовали моему примеру. К этому времени сработали заряды на выпущенных в бедуинов стрелах, и среди последних, готовых уже было атаковать, началась сумятица. Видимо, большая часть из прибывших мстить кочевников принадлежала к другим хамулам и знала про гранаты только понаслышке.
Султанские стражники пока вообще еще ничего не предпринимали, не понимая, что происходит. Хотя стрелки уже стояли с поднятыми луками и арбалетами, но команды стрелять впавший в небольшой ступор командир так и не отдал. Тут последовали взрывы гранат, и на затянутой черным едким дымом заставе стало не до стрельбы. Тогда мы метнули еще несколько гранат в гарцевавших около нее бедуинов, отогнав их подальше и создав одновременно нечто типа дымовой завесы – недостатки черного пороха в некоторых ситуациях оборачиваются достоинствами. Под покровом которой наш отряд и проскочил мимо укрепленного поста стражи, миновал пытающихся справиться со своими лошадьми и верблюдами бедуинов и вскачь направился к уже близкой развилке. Достигнув ее, повернул направо, начав спуск в ущелье, ведущее к землям крестоносцев. Некоторое количество бедуинских всадников бросилось вслед, но мы отгоняли их неприцельными выстрелами из арбалетов и изредка метаемыми назад гранатами. На этих разрозненных преследователей у нас боеприпасов хватит, а султанская гвардия погоню раньше чем через час вряд ли успеет организовать. Так что, видимо, прорваться удалось!
Глава 7
Ну и где обещанные земли франков? Нельзя этим бабам верить! Уже час спускаемся по извилистой дороге в долину, ведущую к прибрежной равнине, а пограничного замка крестоносцев все еще не видать! А ведь разрозненные группы бедуинских преследователей не отстают, и вот-вот может появиться султанская конница. С которой нам не справиться. Если кочевников еще как-то удается держать на расстоянии, то с профессиональным войском этот номер не пройдет. А от нашего основного оружия – гранат – осталось всего ничего, пара штук!
И я даже не знаю точно, где сейчас проходит граница между Иерусалимским королевством и Аюбидской империей! Ситуация тут менялась чуть ли не каждый месяц, и, проверяя информацию «у себя», найти точную карту, верную на август тысяча двести третьего года, не удалось. Может быть, если свести воедино кучу разрозненных и зачастую противоречивых данных из сотен монографий и источников, подобную карту составить и получилось бы, но на такую мощную исследовательскую работу моих коротких «побывок» явно не хватит. Да и не нужно, проще воспользоваться гораздо более надежным методом – опросом местного населения. Чем я и занялся, выстрелив из пневматического пистолета в особо наглого бедуина, слишком близко приблизившегося к отряду, и пришпорив коня, чтобы догнать скачущую в авангарде Анну.
Когда принимали решение о прорыве, дорога была каждая секунда, поэтому название этой самой крепости франков как-то даже не спросил. И сейчас исправил это упущение. Девушке, явно уставшей уже от этой скачки, пришлось трижды повторить, пока я, сквозь свист встречного ветра, достаточно четко разобрал, что, насколько ей известно, ближайшим форпостом христиан на сегодняшний является La Toron des Chevaliers, «крепость рыцаря» на языке франков. Путем несложного умозаключения пришел к выводу, что эта крепость в мое время известна под названием Латрун, там еще знаменитый танковый музей находится. Блин, знал же, что нельзя доверять словам женщины! До Латруна надо преодолеть четверть расстояния, отделяющего Иерусалим от моря! За обещанные полчаса это возможно, разве что если конь крылатый. На высказанные претензии Анна только презрительно повела плечами, бросив: «Ну, значит, не полчаса, а час или полтора! Какая разница!» Действительно, подумаешь, мелочь-то какая!
Наконец, после очередного поворота дороги впереди замаячило долгожданное оборонительное сооружение. Крепость нависала с близлежащего холма над дорогой, которую преграждал построенный, видимо, на скорую руку из наваленных без особого порядка окрестных камней таможенный пост. Прикрывавший заодно подходы к воротам замка, выглядевшего внушительно. Издалека. При более близком знакомстве можно было заметить, что от собственно крепости остались одни развалины. Наверное, последний раунд противостояния с султанатом закончился для этого сооружения не лучшим образом. Стены хоть чуть-чуть, но были залатаны, зато высившийся над ними донжон мрачно осматривал окрестности пустыми глазницами бойниц со следами копоти на поверхности башни. А весь верхний этаж был вообще развален, пугая прохожих острыми выступами бывших стен, создававших подобие королевской короны. Поэтому черный флаг с большим красным крестом развевался на одной из привратных башенок. В тринадцатом веке до идеи единого государственного флага еще не додумались, значит, украшать замок могли только цвета его владельца. Никогда не был силен в геральдике, однако «домашнее задание» во время последних «побывок» выполнял качественно. Поэтому опознать владельца труда не составило. Это флаг ордена госпитальеров, одного из двух основных сохранявших активность к данному моменту военно-монашеских объединений. И если тамплиеры все больше увлекались проведением финансовых операций в Европе, то госпитальеры еще занимались своим прямым делом – защитой и обслуживанием паломников в Святой Земле. В данном случае – охраняли одну из основных дорог в Иерусалим и, заодно, границы королевства.
Из-за баррикады на дороге и из бойниц на стенах показались лучники и арбалетчики в плащах той же расцветки, что и на развевающемся над ними флаге, и наши неутомимые преследователи как-то разом отстали. Видимо, знали из опыта, что последует при дальнейшем приближении. Паломников и торговцев тут наверняка пропускали без особых проблем, а вот бандитов из пустыни явно, не вступая в переговоры, встречали стрельбой. После того, как бедуины скрылись за ближайшей извилиной горной дороги, наконечники стрел повернулись в сторону нашего отряда. Я приказал снизить скорость, и кони перешли на шаг. Спешить уже было некуда, а нарваться по собственной глупости на недружественный прием не хотелось.
Проехали на территорию королевства франков почти без задержки, рассказав командовавшему на посту госпитальерскому рыцарю стандартную историю – еврейские торговцы, ехали, никого не трогали, а тут гопники из-за угла… История, видимо, действительно была вполне привычная для этих мест и удивления не вызвала. Как и дополнительных расспросов. Заплатив положенный таможенный сбор (куда же без этого), продолжили путь, предварительно прояснив текущую политическую ситуацию в королевстве. Скучавший на пустынной дороге начальник заставы охотно поделился нужными сведениями.
Мне было известно, разумеется, что Иерусалимское королевство переживает не лучшие времена своей относительно короткой истории, но, почитывая дома скупые строчки исторических трудов, я и не подозревал, насколько. Потеряв более двадцати лет назад, в относительно короткой войне с Саладином, почти всю свою территорию, захваченную за столетие религиозной войны цветом европейского рыцарства, королевство (продолжавшее называться Иерусалимским по инерции, в то время как его столица оставалась под властью мусульман) толком оправиться не сумело. Несмотря на специально предпринятый для его спасения Третий крестовый поход, возглавленный лично ведущими христианскими государями Европы.
Но громко распиаренный придворными летописцами упомянутых государей поход на деле обернулся пшиком. Его вожди больше занимались конфликтами друг с другом, чем войной с Саладином. Поэтому успехи оказались весьма скромными, Иерусалим и большую часть бывшей территории королевства освободить не удалось, и в конце концов Ричард Львиное Сердце, руководитель похода и последний еще остававшийся в Палестине из принявших крест королей, после нескольких лет войны заключил с египетским султаном мир на довольно-таки позорных условиях. После чего вместе с остатками своего воинства отбыл на далекую родину.
Основным достижением Третьего крестового похода явилось само сохранение, пусть и в сильно урезанном виде, христианского королевства на карте Ближнего Востока. Саладин, несомненно, после окончания заключенного с английским королем трехлетнего перемирия мог бы окончательно стереть его с этой карты, но вовремя (или не очень, в зависимости с какой стороны смотреть) помер. А наследнички великого полководца, как водится, слегка переругались около опустевшего трона, в результате чего султанат вообще на время прекратил свое существование, развалившись на несколько враждебных друг другу государств. Только недавно брат покойного Саладина, устранив соперников, смог опять объединить большую часть земель бывшей империи и вновь принять титул султана.
С другой стороны границы, у христиан, тем временем правили три мужа королевы Изабеллы Первой. Нет, это была совсем не шведская семья, как можно случайно подумать, не углубляясь в изучение источников. Правили мужья в порядке очереди, получая в придачу к титулу безвременно упокоившегося предшественника еще и упомянутую Изабеллу в качестве законной супруги. Так как та являлась последней представительницей предыдущей династии и легитимизировала своим присутствием в королевской спальне владение троном. Вот такая геральдическо-эротическая история.
И я даже не знаю точно, где сейчас проходит граница между Иерусалимским королевством и Аюбидской империей! Ситуация тут менялась чуть ли не каждый месяц, и, проверяя информацию «у себя», найти точную карту, верную на август тысяча двести третьего года, не удалось. Может быть, если свести воедино кучу разрозненных и зачастую противоречивых данных из сотен монографий и источников, подобную карту составить и получилось бы, но на такую мощную исследовательскую работу моих коротких «побывок» явно не хватит. Да и не нужно, проще воспользоваться гораздо более надежным методом – опросом местного населения. Чем я и занялся, выстрелив из пневматического пистолета в особо наглого бедуина, слишком близко приблизившегося к отряду, и пришпорив коня, чтобы догнать скачущую в авангарде Анну.
Когда принимали решение о прорыве, дорога была каждая секунда, поэтому название этой самой крепости франков как-то даже не спросил. И сейчас исправил это упущение. Девушке, явно уставшей уже от этой скачки, пришлось трижды повторить, пока я, сквозь свист встречного ветра, достаточно четко разобрал, что, насколько ей известно, ближайшим форпостом христиан на сегодняшний является La Toron des Chevaliers, «крепость рыцаря» на языке франков. Путем несложного умозаключения пришел к выводу, что эта крепость в мое время известна под названием Латрун, там еще знаменитый танковый музей находится. Блин, знал же, что нельзя доверять словам женщины! До Латруна надо преодолеть четверть расстояния, отделяющего Иерусалим от моря! За обещанные полчаса это возможно, разве что если конь крылатый. На высказанные претензии Анна только презрительно повела плечами, бросив: «Ну, значит, не полчаса, а час или полтора! Какая разница!» Действительно, подумаешь, мелочь-то какая!
Наконец, после очередного поворота дороги впереди замаячило долгожданное оборонительное сооружение. Крепость нависала с близлежащего холма над дорогой, которую преграждал построенный, видимо, на скорую руку из наваленных без особого порядка окрестных камней таможенный пост. Прикрывавший заодно подходы к воротам замка, выглядевшего внушительно. Издалека. При более близком знакомстве можно было заметить, что от собственно крепости остались одни развалины. Наверное, последний раунд противостояния с султанатом закончился для этого сооружения не лучшим образом. Стены хоть чуть-чуть, но были залатаны, зато высившийся над ними донжон мрачно осматривал окрестности пустыми глазницами бойниц со следами копоти на поверхности башни. А весь верхний этаж был вообще развален, пугая прохожих острыми выступами бывших стен, создававших подобие королевской короны. Поэтому черный флаг с большим красным крестом развевался на одной из привратных башенок. В тринадцатом веке до идеи единого государственного флага еще не додумались, значит, украшать замок могли только цвета его владельца. Никогда не был силен в геральдике, однако «домашнее задание» во время последних «побывок» выполнял качественно. Поэтому опознать владельца труда не составило. Это флаг ордена госпитальеров, одного из двух основных сохранявших активность к данному моменту военно-монашеских объединений. И если тамплиеры все больше увлекались проведением финансовых операций в Европе, то госпитальеры еще занимались своим прямым делом – защитой и обслуживанием паломников в Святой Земле. В данном случае – охраняли одну из основных дорог в Иерусалим и, заодно, границы королевства.
Из-за баррикады на дороге и из бойниц на стенах показались лучники и арбалетчики в плащах той же расцветки, что и на развевающемся над ними флаге, и наши неутомимые преследователи как-то разом отстали. Видимо, знали из опыта, что последует при дальнейшем приближении. Паломников и торговцев тут наверняка пропускали без особых проблем, а вот бандитов из пустыни явно, не вступая в переговоры, встречали стрельбой. После того, как бедуины скрылись за ближайшей извилиной горной дороги, наконечники стрел повернулись в сторону нашего отряда. Я приказал снизить скорость, и кони перешли на шаг. Спешить уже было некуда, а нарваться по собственной глупости на недружественный прием не хотелось.
Проехали на территорию королевства франков почти без задержки, рассказав командовавшему на посту госпитальерскому рыцарю стандартную историю – еврейские торговцы, ехали, никого не трогали, а тут гопники из-за угла… История, видимо, действительно была вполне привычная для этих мест и удивления не вызвала. Как и дополнительных расспросов. Заплатив положенный таможенный сбор (куда же без этого), продолжили путь, предварительно прояснив текущую политическую ситуацию в королевстве. Скучавший на пустынной дороге начальник заставы охотно поделился нужными сведениями.
Мне было известно, разумеется, что Иерусалимское королевство переживает не лучшие времена своей относительно короткой истории, но, почитывая дома скупые строчки исторических трудов, я и не подозревал, насколько. Потеряв более двадцати лет назад, в относительно короткой войне с Саладином, почти всю свою территорию, захваченную за столетие религиозной войны цветом европейского рыцарства, королевство (продолжавшее называться Иерусалимским по инерции, в то время как его столица оставалась под властью мусульман) толком оправиться не сумело. Несмотря на специально предпринятый для его спасения Третий крестовый поход, возглавленный лично ведущими христианскими государями Европы.
Но громко распиаренный придворными летописцами упомянутых государей поход на деле обернулся пшиком. Его вожди больше занимались конфликтами друг с другом, чем войной с Саладином. Поэтому успехи оказались весьма скромными, Иерусалим и большую часть бывшей территории королевства освободить не удалось, и в конце концов Ричард Львиное Сердце, руководитель похода и последний еще остававшийся в Палестине из принявших крест королей, после нескольких лет войны заключил с египетским султаном мир на довольно-таки позорных условиях. После чего вместе с остатками своего воинства отбыл на далекую родину.
Основным достижением Третьего крестового похода явилось само сохранение, пусть и в сильно урезанном виде, христианского королевства на карте Ближнего Востока. Саладин, несомненно, после окончания заключенного с английским королем трехлетнего перемирия мог бы окончательно стереть его с этой карты, но вовремя (или не очень, в зависимости с какой стороны смотреть) помер. А наследнички великого полководца, как водится, слегка переругались около опустевшего трона, в результате чего султанат вообще на время прекратил свое существование, развалившись на несколько враждебных друг другу государств. Только недавно брат покойного Саладина, устранив соперников, смог опять объединить большую часть земель бывшей империи и вновь принять титул султана.
С другой стороны границы, у христиан, тем временем правили три мужа королевы Изабеллы Первой. Нет, это была совсем не шведская семья, как можно случайно подумать, не углубляясь в изучение источников. Правили мужья в порядке очереди, получая в придачу к титулу безвременно упокоившегося предшественника еще и упомянутую Изабеллу в качестве законной супруги. Так как та являлась последней представительницей предыдущей династии и легитимизировала своим присутствием в королевской спальне владение троном. Вот такая геральдическо-эротическая история.