После завтрака Саша Жуковская успела передать Александру письмо от Мещерской, в котором та сообщала о своем потрясении после получения его письма. На словах Жуковская добавила, что подруга ужасно расстроена, не находит себе места, плачет не переставая, и даже не смогла быть на дворцовом выходе, сославшись на болезнь. Вечером, как было условлено, Александр встретился с М.Э. на прогулке в парке. Это было горестное объяснение. Еле сдерживая слезы, Александр сказал, что он едет в Данию, что у него нет другого выхода, но что он навсегда сохранит к Марии чувства любви и благодарности.
Княжна все понимала, она ни в чем его не винила. Мари была грустна как никогда и сказала, как показалось Цесаревичу, с сожалением, что не подозревала о том, что он так ее сильно любит. Они пожали друг другу руки и разошлись. Потом, на вечере у Мамá, Александр улучил минутку и решился еще раз попросить отца не поступать с княжной так бессердечно, сказав, что она ни в чем не виновата. В разговор вмешалась Мария Александровна, заметившая, что сын может не беспокоиться. Она все сделает очень тонко, и Мещерская поедет на время в Париж со своей тетушкой княгиней Чернышевой, о чем та уже порядочно времени назад просила Императрицу.
В следующие дни все шло обычным порядком, и Александр начал успокаиваться. Он часто вспоминал о М.Э., но эти мысли все меньше и меньше рвали душу. Он готовился к встрече с Дагмар. И каждый день виделся с Мещерской. Встречи эти были радостные, походившие на те, в давние времена, когда они были лишь добрыми друзьями. Затем была краткая поездка с родителями в Москву, где были и торжественные выходы в Кремле, и посещения московских святынь, и беседа с митрополитом Филаретом. Там душа «пришла в равновесие».
Вернувшись в Петербург 28 мая, горячо, со слезами молился у могилы милого Никса в Петропавловском соборе. Прошло всего чуть больше года, как дорогого брата не стало, а так много уже переменилось. Ведь если бы Николай был жив, то, может, и у него была совсем другая судьба, а ему бы наверное не пришлось переживать тяжелые мучения.
Отъезд в Данию был назначен на 29 мая. Утром того дня он встретился в парке с М.Э., и они сердечно простились. В половине десятого утра была обедня, а затем пошел прощаться с обер-гофмейстериной графиней Тизенгаузен. Войдя в длинный коридор лицейского корпуса, здания, примыкающего к Большому Царскосельскому дворцу, где раньше размещался известный Царскосельский лицей, а теперь жили придворные служащие и фрейлины, он увидел Мещерскую, направлявшуюся к себе.
Что-то с ними вдруг необычное случилось. Прозвучали какие-то слова, затем взялись за руки, вошли в первую попавшуюся пустую комнату. Княжна бросилась на шею Александру, и они слились в страстном поцелуе.
Время остановилось. Стояли обнявшись и трепетали, и целовались, целовались без конца. То, о чем он мечтал давно, о чем грезил в своих юношеских мечтаниях, сбылось. Милая М.Э. была в его объятиях. Она принадлежала ему и страстно призналась, что всегда любила только его одного и никого никогда больше не любила. Это была радость великая, горестно-сладостная радость. Однако им не суждено быть вместе. Судьбу нельзя выбрать и переиначить.
Они простились. Ему надо было спешить на яхту «Штандарт», отправлявшуюся из Кронштадта. Его уже ждали, и времени было в обрез. У Марии теперь своя дорога.
В следующий раз их пути пересекутся через год, уже в Париже, куда Цесаревич приедет с отцом по приглашению императора Наполеона III. Там, «в столице мира», он увидит ее в доме княгини Чернышевой, а вскоре узнает, что княжна помолвлена с молодым и богатым Павлом Демидовым, князем Сан-Донато (1839–1885). Он будет рад за нее и искренне пожелает ей счастья.
А еще через год до него дойдет скорбная весть, что Мария, родив сына Элима, умерла на следующий день в тяжелейших муках. Ей было всего 24 года. Ему об этом подробно расскажет Саша Жуковская, с которой Александр не раз будет вспоминать ушедшие времена, дорогую М.Э., эту сладкую тайну юности.
Александр Александрович не посвятит в эту тайну жену, свою Минни, с которой был всегда откровенен и которую любил больше всего на свете. Может быть, боялся обидеть, а может быть, стеснялся показать слабохарактерность.
Когда через несколько лет его младший брат Алексей влюбится в Сашу Жуковскую и та ответит ему взаимностью, а отец категорически запретит третьему сыну Алексею (не престолонаследнику) вступать в морганатический брак, то человеческое сочувствие Александра и Минни будет на стороне несчастных влюбленных.
Однако как Цесаревич Александр осудит намерение брата, собиравшегося пренебречь святым чувством долга во имя женщины. Уже став Императором, он пожалует сыну Великого князя Алексея Александровича и Александры Жуковской Алексею Алексеевичу (1871–1932) титул графа Белёвского. Но это уже ничего исправить не сможет. Жуковская выйдет замуж без любви и навсегда уедет из России, а Великий князь Алексей останется холостяком.
Будущий царь Александр III никогда не забудет ту, первую свою любовь. Много раз будет вспоминать и размышлять над такими удивительными событиями своей жизни. Пройдет всего несколько месяцев, он женится и станет воспринимать себя и свое поведение весной 1866 года критически. Первого января 1867 года запишет в дневнике: «Много я переменился в эти месяцы, но все еще много остается переделать в самом себе. Часто молодость заставляет забывать мое положение, но что же делать, ведь раз только в жизни бываешь молод». Цесаревич с трудом учился сложному искусству самообладания.
Глава 6
Княжна все понимала, она ни в чем его не винила. Мари была грустна как никогда и сказала, как показалось Цесаревичу, с сожалением, что не подозревала о том, что он так ее сильно любит. Они пожали друг другу руки и разошлись. Потом, на вечере у Мамá, Александр улучил минутку и решился еще раз попросить отца не поступать с княжной так бессердечно, сказав, что она ни в чем не виновата. В разговор вмешалась Мария Александровна, заметившая, что сын может не беспокоиться. Она все сделает очень тонко, и Мещерская поедет на время в Париж со своей тетушкой княгиней Чернышевой, о чем та уже порядочно времени назад просила Императрицу.
В следующие дни все шло обычным порядком, и Александр начал успокаиваться. Он часто вспоминал о М.Э., но эти мысли все меньше и меньше рвали душу. Он готовился к встрече с Дагмар. И каждый день виделся с Мещерской. Встречи эти были радостные, походившие на те, в давние времена, когда они были лишь добрыми друзьями. Затем была краткая поездка с родителями в Москву, где были и торжественные выходы в Кремле, и посещения московских святынь, и беседа с митрополитом Филаретом. Там душа «пришла в равновесие».
Вернувшись в Петербург 28 мая, горячо, со слезами молился у могилы милого Никса в Петропавловском соборе. Прошло всего чуть больше года, как дорогого брата не стало, а так много уже переменилось. Ведь если бы Николай был жив, то, может, и у него была совсем другая судьба, а ему бы наверное не пришлось переживать тяжелые мучения.
Отъезд в Данию был назначен на 29 мая. Утром того дня он встретился в парке с М.Э., и они сердечно простились. В половине десятого утра была обедня, а затем пошел прощаться с обер-гофмейстериной графиней Тизенгаузен. Войдя в длинный коридор лицейского корпуса, здания, примыкающего к Большому Царскосельскому дворцу, где раньше размещался известный Царскосельский лицей, а теперь жили придворные служащие и фрейлины, он увидел Мещерскую, направлявшуюся к себе.
Что-то с ними вдруг необычное случилось. Прозвучали какие-то слова, затем взялись за руки, вошли в первую попавшуюся пустую комнату. Княжна бросилась на шею Александру, и они слились в страстном поцелуе.
Время остановилось. Стояли обнявшись и трепетали, и целовались, целовались без конца. То, о чем он мечтал давно, о чем грезил в своих юношеских мечтаниях, сбылось. Милая М.Э. была в его объятиях. Она принадлежала ему и страстно призналась, что всегда любила только его одного и никого никогда больше не любила. Это была радость великая, горестно-сладостная радость. Однако им не суждено быть вместе. Судьбу нельзя выбрать и переиначить.
Они простились. Ему надо было спешить на яхту «Штандарт», отправлявшуюся из Кронштадта. Его уже ждали, и времени было в обрез. У Марии теперь своя дорога.
В следующий раз их пути пересекутся через год, уже в Париже, куда Цесаревич приедет с отцом по приглашению императора Наполеона III. Там, «в столице мира», он увидит ее в доме княгини Чернышевой, а вскоре узнает, что княжна помолвлена с молодым и богатым Павлом Демидовым, князем Сан-Донато (1839–1885). Он будет рад за нее и искренне пожелает ей счастья.
А еще через год до него дойдет скорбная весть, что Мария, родив сына Элима, умерла на следующий день в тяжелейших муках. Ей было всего 24 года. Ему об этом подробно расскажет Саша Жуковская, с которой Александр не раз будет вспоминать ушедшие времена, дорогую М.Э., эту сладкую тайну юности.
Александр Александрович не посвятит в эту тайну жену, свою Минни, с которой был всегда откровенен и которую любил больше всего на свете. Может быть, боялся обидеть, а может быть, стеснялся показать слабохарактерность.
Когда через несколько лет его младший брат Алексей влюбится в Сашу Жуковскую и та ответит ему взаимностью, а отец категорически запретит третьему сыну Алексею (не престолонаследнику) вступать в морганатический брак, то человеческое сочувствие Александра и Минни будет на стороне несчастных влюбленных.
Однако как Цесаревич Александр осудит намерение брата, собиравшегося пренебречь святым чувством долга во имя женщины. Уже став Императором, он пожалует сыну Великого князя Алексея Александровича и Александры Жуковской Алексею Алексеевичу (1871–1932) титул графа Белёвского. Но это уже ничего исправить не сможет. Жуковская выйдет замуж без любви и навсегда уедет из России, а Великий князь Алексей останется холостяком.
Будущий царь Александр III никогда не забудет ту, первую свою любовь. Много раз будет вспоминать и размышлять над такими удивительными событиями своей жизни. Пройдет всего несколько месяцев, он женится и станет воспринимать себя и свое поведение весной 1866 года критически. Первого января 1867 года запишет в дневнике: «Много я переменился в эти месяцы, но все еще много остается переделать в самом себе. Часто молодость заставляет забывать мое положение, но что же делать, ведь раз только в жизни бываешь молод». Цесаревич с трудом учился сложному искусству самообладания.
Глава 6
НЕЗАБЫВАЕМЫЙ ИЮНЬ ВО ФРЕДЕНСБОРГЕ
29 мая 1866 года, в 3 часа пополудни, от рейда Кронштадского порта отошла Императорская яхта «Штандарт», сопровождаемая кораблем «Олаф». Море было относительно спокойным, и качка небольшой. Цесаревич так устал за последнее время, что отправился спать в тот день рано, и хотя долго не мог уснуть, но спал крепко.
Проснулся довольно поздно, около 9‑ти, и, приведя себя в порядок, поднялся пить кофе в кают-компанию. Там уже собралось все небольшое общество: Великий князь Владимир Александрович, граф Перовский, Бака Барятинский, офицеры экипажа. Затем курили, обсуждали всякие разности, гуляли по палубе. Позже Александр читал, а перед обедом, как всегда, немного вздремнул. Потом пили чай, опять курили, болтали, а после Цесаревич поиграл на корнете.
Вечером выяснилось, что механик яхты неплохо играет на фортепьяно. Он был немедленно вытребован Наследником и исполнил ему несколько фортепьянных пьесок собственного сочинения. Причем Александр Александрович даже музицировал с ним дуэтом. Последующие несколько дней плавания походили один на другой.
А в Копенгагене ждали, готовились к встрече, и больше всех – Дагмар. Прошло больше года с тех пор, что видела последний раз Александра, много воды утекло. Как они встретятся, что он ей скажет и скажет ли что-нибудь?
За прошедшее время они почти не переписывались; десяток ее коротких посланий и несколько ответных от него – вот и все. Но зато с Русским Царем Датская Принцесса вела довольно интенсивную переписку. Трудно сказать, в какой мере это являлось тонко рассчитанным ходом, а в какой – проявлением искренних душевных симпатий. Дагмар понимала, что окончательное решение ее судьбы будет в значительной степени зависеть от Императора. И она постоянно корреспондировала ему, пользуясь каждым удобным случаем.
В августе 1865 года в Данию нанесла визит русская военная эскадра под командованием брата Царя, генерал-адмирала Великого князя Константина Николаевича. Принцесса участвовала в торжественной встрече, беседовала с Великим князем и затем посетила русские корабли. Сразу же Царю в Петербург полетело ее послание: «Вы представляете, дорогой Папá, какие чувства я испытала, посещая в первый раз территорию России, и каким радушным и симпатичным был прием, который никогда не исчезнет из моей памяти. Это был такой прием, который облегчил для моего сердца тот трудный и страшный первый момент. Я также распознала Ваше сердце в сердце Вашего милого брата, который доказал мне, что он просто прочитал все, что творится в этот момент в моей душе. Хочу сказать Вам, что я очень хочу увидеться с ним вновь, также как и со всеми вами!»
Письма любящей дочери обожаемому отцу… Она не позволяла ничего лишнего, ничего, что выходило бы за рамки этой, раз и навсегда принятой роли. В октябре 1865 года признавалась Царю: «Я даже не могу найти слов, чтобы объяснить Вам, как я была тронута, поняв по Вашему письму, что Вы все еще видите во мне одного из Ваших детей. Вы знаете, дорогой Папá, какое значение я этому придаю, и что ничто не может меня сделать более счастливой. Вот мы уже шесть месяцев без нашего любимого Никса. И только год, как я его увидела отъезжающим в полном здравии! Все это время было мучительным для меня со всеми этими дорогими воспоминаниями о моей недолгой мечте о счастье, за которую я никогда не перестану благодарить небо».
Она теперь писала обращение по-русски («Мой душка Па»), как бы подчеркивая свою привязанность к языку ее новых родственников. «Мечта о счастье», за которую Дагмар «не переставая благодарила небо», не развеялась. Она могла стать явью, и русский Наследник, как вполне определенно написал Царь в начале 1866 года, непременно приедет в Данию «для серьезного разговора». Она ждала этой встречи, она ее боялась и надеялась на нее.
31 мая яхта «Штандарт» сделала краткую остановку на шведском острове Готланд. Цесаревич со спутниками совершил большую прогулку по живописной местности. Затем подняли якорь и снова тронулись в путь. Рано утром 2 июня вошли в датские территориальные воды в заливе Зунд, бросили якорь и несколько часов выжидали, чтобы прийти в намеченное время. В 12 часов подошли к местечку Гелембек – пригороду датской столицы, где и стали на якорь. До Копенгагена было рукой подать.
Здесь к борту Царской яхты подошел катер с русским послом при Датском Дворе бароном А.П. Николаи (1821–1889) и с датским адмиралом Ермингером, назначенным сопровождать Его Императорское Высочество. Затем на собственном катере русские визитеры и сопровождающие лица прибыли к пристани, где Александра ожидал Король со свитой. Представление сопровождающих, обмен любезностями… По завершении официальной церемонии Король пригласил Александра и Владимира в свою карету, которая направилась во Фреденсборг.
Во Фреденсборгском парке кортеж встретился с экипажем, в котором находились Королева и Принцесса Дагмар. Александр был несколько сконфужен, но старался не показать смущения. Образ возможной невесты вызвал много чувств.
«Ее милое лицо мне напоминает столько грустных впечатлений в Ницце и то милое и задушевное время, которое мы провели с нею в Югенхайме. Опять мысль и желание на ней жениться снова возникли во мне». Было целование рук, приветствия. Король и Александр пересели к дамам, и кортеж тронулся. Через несколько минут сквозь густые зеленые заросли показалось светлое массивное здание королевского дворца. У парадной лестницы стояли придворные и младшие дети Короля: дочь Тира (12 лет) и сын Вальдемар (7 лет).
Христиан IX лично проводил Русского Наследника до его апартаментов, не скрыв от него, что именно в этих комнатах останавливался в прошлом году его брат Николай. Александр внимательно осмотрел помещения и нашел на стекле одного из окон нацарапанные имена Nix и Dagmar. Он сразу же вспомнил, как милый Никса написал ему об этом. Александру стало невыразимо грустно, ком подступил к горлу. Но сдержался, не заплакал. Помолился и обратился к дорогому брату с просьбой молиться за него и попросил Бога устроить его земное счастье, его счастье с Дагмар.
Затем состоялся поздний завтрак в присутствии лишь членов Королевской Фамилии и русских гостей. Александр сидел между Королевой и Дагмар. Чувствовал себя стесненно, не знал, как себя вести, что говорить, какие темы обсуждать. Почти ничего не ел и произнес за столом всего несколько общих фраз. Он впервые в жизни оказался далеко от дома, окруженный малознакомыми и незнакомыми людьми, проявлявшими к нему повышенный интерес. Надлежало не потерять лица, надо было суметь показать себя светским и учтивым. Это было трудно, ой как трудно, в особенности для такой несветской натуры. Брат Владимир вел себя значительно уверенней и бойко рассказывал о путешествии. Слава Богу, завтрак быстро кончился.
После гуляли в парке, сидели и беседовали в апартаментах у Короля, отдыхали. В 6 часов – парадный обед. Мужчины были во фраках и лентах, дамы в вечерних туалетах. Король был невероятно внимателен и наградил Владимира высшим датским орденом – орденом Слона (Александру этот орден был пожалован еще зимой). Неловкость не проходила. Цесаревич все еще чувствовал себя не в своей тарелке, мало говорил. Он даже стеснялся лишний раз посмотреть в сторону Дагмар, сидевшей от него по левую руку.
На вечернем рауте было то же самое. Он лишь несколько раз улыбнулся, встретившись глазами с Дагмар, и она ответила ему улыбкой. На сердце немного полегчало. Но настроение в общем мало изменилось. Разошлись около двенадцати. Первый день во Фреденсборге оказался для Наследника трудным. Он во многом не был уверен, терялся в догадках насчет будущего, но в одном теперь не сомневался: он хотел бы жениться на Дагмар.
На следующий день, 3 июня, Александр Александрович чувствовал себя значительно уверенней. Неловкость исчезала, и роль дорогого гостя Королевской Семьи переставала угнетать. Завтракать все поехали в парк. Столы были сервированы на берегу озера, и обстановка была совсем непринужденной. Много говорили, шутили. После завтрака пили вино, болтали обо всем на свете. Всем было хорошо.
Александр настолько раскрепостился, что вместе с Владимиром рискнул спеть несколько куплетов из новой оперетты Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена», которая тогда вошла уже в моду в Петербурге, но которую еще не знали хозяева Фреденсборга.
Александр благодарил Папá, что тот послал вместе с ним брата Владимира, сумевшего очень быстро освоиться в новой обстановке и завоевать расположение многих, а для младших детей, Тиры и Вальдемара, сделаться просто предметом обожания. Но больше всего Александр был благодарен судьбе за то, что она познакомила его с Дагмар, которой он теперь любовался каждую минуту.
Датская Принцесса Цесаревичу все больше и больше нравилась. Он со стыдом вспоминал свои сомнения и мечтал о женитьбе на Дагмар. Но сумеет ли он убедить ее стать его женой, сможет ли он найти слова, которые тронут ее душу и заставят сказать желанное «да»? Он этого не знал. Будучи скромным, застенчивым и чувствительным, Александр Александрович не склонен был надеяться на доводы рассудка, не думал, что только династические интересы заставят честную и искреннюю девушку стать женой человека. Он и сам не представлял брака без любви.
Цесаревич мечтал, чтобы Дагмар его полюбила. Они все время были вместе: на прогулках, за столом на завтраках и обедах, вечером, играя у короля в лотто-дофин. Он находил ее «очень милой». Ее манера разговаривать с ним, как с давним знакомым, была так симпатична. На второй день своего пребывания в Дании сын писал Царю: «Я чувствую, что могу и даже очень полюбить милую Минни, тем более что она так нам дорога. Дай Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все милая Минни; я не знаю ее чувства ко мне, и это меня очень мучит. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе».
Александру была по душе и общая обстановка жизни Королевской Семьи, где отношения были значительно проще и сердечней, чем то, что он наблюдал в Петербурге. Здесь же меньше придавалось значения формальностям, а люди могли общаться, не обращая особого внимания на династическую субординацию и придворный этикет. При Дворе дозволялось быть самим собой почти всегда, в любой обстановке.
4 июня вернулся из путешествия брат Дагмар Фреди, которого Александр уже считал своим давним другом. Прибытие кронпринца прибавило Цесаревичу уверенности.
Время проходило во встречах, прогулках, беседах, посещениях различных мест. В один из дней русских гостей отвезли в замок Эльсинор, где провел свою короткую жизнь несчастный, легендарный шекспировский принц Гамлет и где визитерам была показана даже его могила. Александр знакомился с интересной страной, где прошлое и настоящее теснейшим образом переплеталось. Здесь жили гордые, спокойные и независимые люди, здесь царил жизненный уклад, ранее ему совсем незнакомый. Он полюбит Данию всей душой и это чувство пронесет через всю жизнь. Возникло же оно у Александра Александровича тогда, в том переломном для него, 1866 году.
Некоторые дни особенно были насыщены переездами и событиями. Например, 5‑е июня. С утра Александр вместе с принцем Фредериком, свитой и датскими сопровождающими поехали в Копенгаген, где решили все вместе сфотографироваться и сделать визиты. По пути случилась неприятность: их экипаж сбил на дороге мальчика, у которого оказалась сломанной нога. Все сразу вышли из карет, приняв самое живейшее участие в судьбе ребенка, который немедленно был препровожден в ближайшую больницу. Этот случай заставил всех очень переживать, а позднее пострадавшего посетили и члены Королевской Семьи, и Наследник Русского Престола.
Затем были у фотографа, где сделали памятные снимки, посетили русскую церковь, занимавшую тогда лишь одну комнату в небольшом, обычном доме. Далее – завтрак в русском посольстве. Проведя там немногим более часа, отправились в королевский музей. Здесь было много редкостей и диковин, о существовании которых Цесаревич не догадывался. Особенно его поразил «пояс целомудрия», сложная «штука с замком», которую надевал на свою возлюбленную правивший в XVI веке в Дании король Христиан IV, «чтобы она ни с кем не могла быть в связи».
В этот же день Александр встретился с братом Алексеем, служившим гардемарином на корабле «Ослябя», пришедшим с визитом в Копенгаген. В столице Датского Королевства впервые собрались вместе три русских Великих князя. Поехали на королевский обед во Фреденсборг. Обед был многолюдным и весьма оживленным. Играла музыка, и Александр и Минни не столько были заняты застольем, сколько беседой, первой их беседой «тет-а-тет». Хотя кругом было множество народа, но можно было быть уверенным, что никто ничего не услышит, так как звуки королевского оркестра заглушали все голоса. После обеда Минни «крепко пожала руку» Наследнику, сказав, что ей было очень приятно с ним разговаривать.
Такое признание наполнило душу радостью. У него возникало убеждение, что Принцесса к нему неравнодушна. Вечером Александр занес в дневник впечатления дня, а в конце написал: «До сих пор я еще не предпринял ничего решительного. Собираюсь на днях говорить с Фреди. Хочется поскорее, да не решаюсь, а уехать без ничего невозможно, да и не следует. Дай Бог, чтобы все уладилось, как я бы желал. Молюсь постоянно об этом».
Дни шли, а Цесаревич все никак не отваживался на объяснение. Ситуация становилась двусмысленной. Все знали, зачем Русский Престолонаследник приехал в Данию, все были уверены в благоприятном исходе его миссии, все… кроме самого Александра. Что-то ему все время мешало превозмочь себя и выяснить ситуацию до конца. Он написал родителям, где объяснил свое состояние. «Она мне еще больше понравилась теперь, и я чувствую, что я ее люблю, и что я достоин ее любить, но, дай Бог, чтобы и она меня полюбила. Ах, как я этого желаю и молюсь постоянно об этом. Я чувствую, что моя любовь к Минни не простая, а самая искренняя и что я готов сейчас же все высказать ей, но боюсь».
Нерешительность Цесаревича ставила в неловкое положение и Дагмар. Чем дальше, тем больше эта неловкость ощущалась и ею. Она ждала и тоже писала Царю. «Первый момент, когда я увидела дорогих братьев, был для меня очень тяжелым, потому что Вы понимаете, дорогой Папá, с какими смешанными чувствами я их приняла, главным образом Сашу! Мы поехали на встречу с ними, чтобы не принимать их на том же месте, куда прибыл мой любимый Никс. Мои дорогие родители сделали все возможное, чтобы облегчить для меня тот тяжелый момент, во время которого столько воспоминаний вернулось в мое сердце. Но теперь я счастлива. И их радость оказала на меня такое воздействие, которого я и сама не ожидала. Вы понимаете, что мы говорим о нем, и каждое место кажется им знакомым».
Тень умершего Николая незримо витала над Фреденсборгом, сковывая действия и решения Александра. Несколько раз он уже почти подходил к важнейшей для него теме, но в последний момент опять «духу не хватало». Минни ему становилась близкой. Он радовался каждой новой встрече, ему нравилось, как она играет на фортепьяно, как она рисует, как она смотрит, как она смеется. Чем сильнее становились чувство, тем больше он боялся ненароком разрушить его. Дагмар постоянно говорила о Никсе, все время вспоминала его прошлогоднее пребывание в Дании. Это трепетное внимание свидетельствовало о том, что она любила и все еще любит покойного. Но надо было что-то делать.
8‑го, вечером, Александр имел обстоятельный разговор с Фредериком. Он прямо спросил датского принца-друга, насколько возможно, чтобы Минни дала согласие стать его женой. Фреди сразу же заявил, что он почти уверен в благоприятном ответе, что родители тоже – за. Минни, по словам брата, питает большое расположение к Александру, зная, как его любил умерший Никс. Разговор вселял надежду, и на душе у Александра «стало немного легче». Фреди обещал завтра же серьезно обсудить с родителями эту важную тему.
Принц Фредерик сдержал обещание и утром же поговорил с отцом – королем Христианом IX, пригласившим затем для разговора Александра. Беседа Цесаревича с Датским Королем состоялась в королевской конюшне, куда Монарх каждый день ходил кормить лошадей хлебом. Король сказал потенциальному зятю, что «он совершенно согласен и позволяет мне говорить с Минни, когда я хочу. Но попросил подумать хорошенько, могу ли я ее любить и отвечать за будущее. Я отвечал, что за это я отвечаю, и что никогда не решился бы просить ее руки без этого. Тогда Король пожал мне крепко руку и сказал мне, что успел меня полюбить так же, как и моего милого Никсу. Я от всей души благодарил его за это, и мы расстались».
Король любил дочь и искренне желал ей счастья. Но он знал о скандальных слухах, о пламенной страсти князя Александра к русской княжне, просочившихся из России и ставших темами статей в некоторых европейских бульварных газетах. Правда, Царь уверял его в письме, что это все лишь досужие салонные сплетни, но некоторая тревога у Короля оставалась. Он раньше ведь совсем не знал второго сына Императора Александра II, и когда тот приехал в Копенгаген, то Король внимательно и придирчиво всматривался в облик и поведение молодого русского, стараясь понять и оценить его.
Впечатление складывалось самое благоприятное: серьезный, основательный, добросердечный молодой человек, говоривший мало, но всегда весомо. К тому же истинный христианин. Про него никак нельзя было сказать, что это светский жуир или салонный бонвиван. Может быть, ему несколько не хватало аристократического лоска и изящества манер, но это такие мелочи, которые поддавались исправлению. Главное, чтобы Минни и Александр любили друг друга. Дочь была явно неравнодушна к Русскому Принцу, а после беседы в конюшне Король понял, что и Александр питает большое чувство к Дагмар.
Вступив на Датский Престол в ноябре 1863 года, Христиан IX был заинтересован в брачной унии с Домом Романовых. Эта заинтересованность постоянно возрастала. Общеполитическая ситуация в Центральной Европе обострялась, и будущее Датского Королевства делалось трудно предсказуемым. В 1864 году территория Дании уже сократилась чуть ли не наполовину, а впереди маячили новые опасности. Эпоха посленаполеоновского устройства в Европе подходила к концу. Созданный на Венском конгрессе 1815 года Германский союз – конфедерация юридически самостоятельных немецких государств (в 1866 году их число достигало 32), в котором главенствующую роль играла Австрийская Империя, явно доживал свой век.
В 1864 году Дания потерпела поражение в войне с Пруссией и Австрией и уступила победителям Шлезвиг, Гольштейн и Люнебург, районы, населенные по преимуществу немцами. Кроме того, Дания фактически лишалась всякого влияния в делах Германского союза и оттеснялась на далекую периферию европейской политики.
В 1866 году началась война между Пруссией и Австрией за гегемонию в Германии. В те дни, когда Наследник Русского Престола прибыл в Копенгаген, прусская армия развернула свое продвижение на Юг и на Запад, овладев Дрезденом, Ганновером, Касселем. Через несколько недель Пруссия завершит военную кампанию полным разгромом Австрии, что приведет к ликвидации Германского союза и ускорит создание консолидированного Германского государства под главенством династии Гогенцоллернов.
Для Датского Королевства соседство с Пруссией – причина постоянных тревог и волнений. Династическая уния с Россией могла бы стать одной из опор датского суверенитета. Однако осуществление подобного проекта непосредственно зависело от того, смогут ли договориться Датская Принцесса и Русский Наследник, сумеют ли они понять и полюбить друг друга. Они сумели и смогли.
Долгожданное для всех объяснение случилось на десятый день пребывания Цесаревича Александра Александровича в Дании. Была суббота, 11 июня. Дело происходило во Фреденсборге. День начался, как и предыдущие. После утреннего чая Престолонаследник гулял с Алексеем, Владимиром и Фредериком. Затем все сели рисовать. Ближе к завтраку Минни пригласила посмотреть ее комнаты наверху, где Александр еще не бывал. Поднялись вместе с Королем, но Христиан IX и Великий князь Алексей скоро ушли.
Александр и Дагмар остались одни. В этот момент предусмотрительная принцесса Тира закрыла их на ключ. Путь к отступлению был отрезан. Должно было случиться неизбежное, и оно случилось. Дальнейшее развитие сюжета описал сам будущий Царь.
«Сначала осмотрел всю ее комнату, потом она показала мне все вещи от Никсы, его письма и карточки. Осмотрев все, мы начали перебирать все альбомы с фотографиями… Пока я смотрел альбомы, мои мысли были совсем не об них; я только и думал, как бы решиться начать с Минни мой разговор. Но вот уже все альбомы пересмотрены, мои руки начинают дрожать, я чувствую страшное волнение. Минни мне предлагает прочесть письмо Никсы. Тогда я решаюсь начать и сказал ей: говорил ли с Вами Король о моем предложении и о моем разговоре? Она меня спрашивает: о каком разговоре? Тогда я сказал, что прошу ее руки. Она бросилась ко мне обнимать меня. Я сидел на углу дивана, а она на ручке. Я спросил ее: может ли она любить еще после моего милого брата? Она отвечала, что никого, кроме его любимого брата, и снова крепко меня поцеловала. Слезы брызнули и у меня и у нее. Потом я ей сказал, что милый Никса много помог нам в этом деле и что теперь, конечно, он горячо молится о нашем счастье. Говорили много о брате, о его кончине и о последних днях его жизни в Ницце».
Наконец-то долгожданное событие произошло! Дверь отперли, и к молодым пришли с поздравлениями: Королева, Король, родственники и приближенные. Некоторые плакали от радости. Этот день был полон слез и сумбурной суеты. Александр сиял, страшная ноша спала с плеч. Минни плакала, смеялась и была счастлива.
Объявили о помолвке. Затем был обед на воздухе на берегу моря, и тосты звучали много раз. Шестнадцатилетний Великий князь Алексей Александрович был так рад за старшего брата, что несколько переборщил с возлияниями и потом «не помнил, что говорил и что происходило».
В тот же день послали телеграмму в Россию и на следующий день получили ответ от родителей: «От всей души обнимаем и благословляем вас обоих. Мы счастливы вашим счастьем. Да будет благословение Божие на вас».
Александр подарил Дагмар подарки от себя и от родителей, которые произвели большое впечатление на всех. Блеск бриллиантов, изумрудов, жемчугов привел Датскую Принцессу в неописуемый восторг. Она восторгалась как дитя. Всю свою жизнь она любила украшения и, переехав в Россию, имела огромную и изысканную коллекцию, состоявшую главным образом из подарков ее дорогого Саши.
На следующий день Александр отправил обстоятельное письмо родителям, которое начал так: «Милые мои Па и Ма, обнимите меня и поздравьте от всей души. Так счастлив я еще никогда не был как теперь». В этот день в Петербург отправлялся нарочный, чтобы передать русскому Царю письма, которых там уже с нетерпением ждали.
Послала свою депешу Царю и Дагмар: «Душка Па! Я обращаюсь к Вам сегодня как невеста нашего дорогого Саши. Я знаю, что Вы меня примите с любовью! Теперь мне только остается добавить, что я себя чувствую вдвойне привязанной к Вам и что я вновь Ваш ребенок. Я прошу Бога, чтобы он нас благословил, чтобы я смогла сделать счастливым дорогого Сашу, чего он заслуживает!»
В свой первый день в качестве жениха Александр встал рано и вместе с братьями поехал в Копенгаген, где священник И.В. Рождественский (1812–1882) отслужил для них обедню и благодарственный молебен в русской церкви. Затем опять был обычный, но теперь уже окрашенный особыми обстоятельствами день. Гуляли, обедали, разговаривали, катались на лошадях.
Проснулся довольно поздно, около 9‑ти, и, приведя себя в порядок, поднялся пить кофе в кают-компанию. Там уже собралось все небольшое общество: Великий князь Владимир Александрович, граф Перовский, Бака Барятинский, офицеры экипажа. Затем курили, обсуждали всякие разности, гуляли по палубе. Позже Александр читал, а перед обедом, как всегда, немного вздремнул. Потом пили чай, опять курили, болтали, а после Цесаревич поиграл на корнете.
Вечером выяснилось, что механик яхты неплохо играет на фортепьяно. Он был немедленно вытребован Наследником и исполнил ему несколько фортепьянных пьесок собственного сочинения. Причем Александр Александрович даже музицировал с ним дуэтом. Последующие несколько дней плавания походили один на другой.
А в Копенгагене ждали, готовились к встрече, и больше всех – Дагмар. Прошло больше года с тех пор, что видела последний раз Александра, много воды утекло. Как они встретятся, что он ей скажет и скажет ли что-нибудь?
За прошедшее время они почти не переписывались; десяток ее коротких посланий и несколько ответных от него – вот и все. Но зато с Русским Царем Датская Принцесса вела довольно интенсивную переписку. Трудно сказать, в какой мере это являлось тонко рассчитанным ходом, а в какой – проявлением искренних душевных симпатий. Дагмар понимала, что окончательное решение ее судьбы будет в значительной степени зависеть от Императора. И она постоянно корреспондировала ему, пользуясь каждым удобным случаем.
В августе 1865 года в Данию нанесла визит русская военная эскадра под командованием брата Царя, генерал-адмирала Великого князя Константина Николаевича. Принцесса участвовала в торжественной встрече, беседовала с Великим князем и затем посетила русские корабли. Сразу же Царю в Петербург полетело ее послание: «Вы представляете, дорогой Папá, какие чувства я испытала, посещая в первый раз территорию России, и каким радушным и симпатичным был прием, который никогда не исчезнет из моей памяти. Это был такой прием, который облегчил для моего сердца тот трудный и страшный первый момент. Я также распознала Ваше сердце в сердце Вашего милого брата, который доказал мне, что он просто прочитал все, что творится в этот момент в моей душе. Хочу сказать Вам, что я очень хочу увидеться с ним вновь, также как и со всеми вами!»
Письма любящей дочери обожаемому отцу… Она не позволяла ничего лишнего, ничего, что выходило бы за рамки этой, раз и навсегда принятой роли. В октябре 1865 года признавалась Царю: «Я даже не могу найти слов, чтобы объяснить Вам, как я была тронута, поняв по Вашему письму, что Вы все еще видите во мне одного из Ваших детей. Вы знаете, дорогой Папá, какое значение я этому придаю, и что ничто не может меня сделать более счастливой. Вот мы уже шесть месяцев без нашего любимого Никса. И только год, как я его увидела отъезжающим в полном здравии! Все это время было мучительным для меня со всеми этими дорогими воспоминаниями о моей недолгой мечте о счастье, за которую я никогда не перестану благодарить небо».
Она теперь писала обращение по-русски («Мой душка Па»), как бы подчеркивая свою привязанность к языку ее новых родственников. «Мечта о счастье», за которую Дагмар «не переставая благодарила небо», не развеялась. Она могла стать явью, и русский Наследник, как вполне определенно написал Царь в начале 1866 года, непременно приедет в Данию «для серьезного разговора». Она ждала этой встречи, она ее боялась и надеялась на нее.
31 мая яхта «Штандарт» сделала краткую остановку на шведском острове Готланд. Цесаревич со спутниками совершил большую прогулку по живописной местности. Затем подняли якорь и снова тронулись в путь. Рано утром 2 июня вошли в датские территориальные воды в заливе Зунд, бросили якорь и несколько часов выжидали, чтобы прийти в намеченное время. В 12 часов подошли к местечку Гелембек – пригороду датской столицы, где и стали на якорь. До Копенгагена было рукой подать.
Здесь к борту Царской яхты подошел катер с русским послом при Датском Дворе бароном А.П. Николаи (1821–1889) и с датским адмиралом Ермингером, назначенным сопровождать Его Императорское Высочество. Затем на собственном катере русские визитеры и сопровождающие лица прибыли к пристани, где Александра ожидал Король со свитой. Представление сопровождающих, обмен любезностями… По завершении официальной церемонии Король пригласил Александра и Владимира в свою карету, которая направилась во Фреденсборг.
Во Фреденсборгском парке кортеж встретился с экипажем, в котором находились Королева и Принцесса Дагмар. Александр был несколько сконфужен, но старался не показать смущения. Образ возможной невесты вызвал много чувств.
«Ее милое лицо мне напоминает столько грустных впечатлений в Ницце и то милое и задушевное время, которое мы провели с нею в Югенхайме. Опять мысль и желание на ней жениться снова возникли во мне». Было целование рук, приветствия. Король и Александр пересели к дамам, и кортеж тронулся. Через несколько минут сквозь густые зеленые заросли показалось светлое массивное здание королевского дворца. У парадной лестницы стояли придворные и младшие дети Короля: дочь Тира (12 лет) и сын Вальдемар (7 лет).
Христиан IX лично проводил Русского Наследника до его апартаментов, не скрыв от него, что именно в этих комнатах останавливался в прошлом году его брат Николай. Александр внимательно осмотрел помещения и нашел на стекле одного из окон нацарапанные имена Nix и Dagmar. Он сразу же вспомнил, как милый Никса написал ему об этом. Александру стало невыразимо грустно, ком подступил к горлу. Но сдержался, не заплакал. Помолился и обратился к дорогому брату с просьбой молиться за него и попросил Бога устроить его земное счастье, его счастье с Дагмар.
Затем состоялся поздний завтрак в присутствии лишь членов Королевской Фамилии и русских гостей. Александр сидел между Королевой и Дагмар. Чувствовал себя стесненно, не знал, как себя вести, что говорить, какие темы обсуждать. Почти ничего не ел и произнес за столом всего несколько общих фраз. Он впервые в жизни оказался далеко от дома, окруженный малознакомыми и незнакомыми людьми, проявлявшими к нему повышенный интерес. Надлежало не потерять лица, надо было суметь показать себя светским и учтивым. Это было трудно, ой как трудно, в особенности для такой несветской натуры. Брат Владимир вел себя значительно уверенней и бойко рассказывал о путешествии. Слава Богу, завтрак быстро кончился.
После гуляли в парке, сидели и беседовали в апартаментах у Короля, отдыхали. В 6 часов – парадный обед. Мужчины были во фраках и лентах, дамы в вечерних туалетах. Король был невероятно внимателен и наградил Владимира высшим датским орденом – орденом Слона (Александру этот орден был пожалован еще зимой). Неловкость не проходила. Цесаревич все еще чувствовал себя не в своей тарелке, мало говорил. Он даже стеснялся лишний раз посмотреть в сторону Дагмар, сидевшей от него по левую руку.
На вечернем рауте было то же самое. Он лишь несколько раз улыбнулся, встретившись глазами с Дагмар, и она ответила ему улыбкой. На сердце немного полегчало. Но настроение в общем мало изменилось. Разошлись около двенадцати. Первый день во Фреденсборге оказался для Наследника трудным. Он во многом не был уверен, терялся в догадках насчет будущего, но в одном теперь не сомневался: он хотел бы жениться на Дагмар.
На следующий день, 3 июня, Александр Александрович чувствовал себя значительно уверенней. Неловкость исчезала, и роль дорогого гостя Королевской Семьи переставала угнетать. Завтракать все поехали в парк. Столы были сервированы на берегу озера, и обстановка была совсем непринужденной. Много говорили, шутили. После завтрака пили вино, болтали обо всем на свете. Всем было хорошо.
Александр настолько раскрепостился, что вместе с Владимиром рискнул спеть несколько куплетов из новой оперетты Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена», которая тогда вошла уже в моду в Петербурге, но которую еще не знали хозяева Фреденсборга.
Александр благодарил Папá, что тот послал вместе с ним брата Владимира, сумевшего очень быстро освоиться в новой обстановке и завоевать расположение многих, а для младших детей, Тиры и Вальдемара, сделаться просто предметом обожания. Но больше всего Александр был благодарен судьбе за то, что она познакомила его с Дагмар, которой он теперь любовался каждую минуту.
Датская Принцесса Цесаревичу все больше и больше нравилась. Он со стыдом вспоминал свои сомнения и мечтал о женитьбе на Дагмар. Но сумеет ли он убедить ее стать его женой, сможет ли он найти слова, которые тронут ее душу и заставят сказать желанное «да»? Он этого не знал. Будучи скромным, застенчивым и чувствительным, Александр Александрович не склонен был надеяться на доводы рассудка, не думал, что только династические интересы заставят честную и искреннюю девушку стать женой человека. Он и сам не представлял брака без любви.
Цесаревич мечтал, чтобы Дагмар его полюбила. Они все время были вместе: на прогулках, за столом на завтраках и обедах, вечером, играя у короля в лотто-дофин. Он находил ее «очень милой». Ее манера разговаривать с ним, как с давним знакомым, была так симпатична. На второй день своего пребывания в Дании сын писал Царю: «Я чувствую, что могу и даже очень полюбить милую Минни, тем более что она так нам дорога. Дай Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все милая Минни; я не знаю ее чувства ко мне, и это меня очень мучит. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе».
Александру была по душе и общая обстановка жизни Королевской Семьи, где отношения были значительно проще и сердечней, чем то, что он наблюдал в Петербурге. Здесь же меньше придавалось значения формальностям, а люди могли общаться, не обращая особого внимания на династическую субординацию и придворный этикет. При Дворе дозволялось быть самим собой почти всегда, в любой обстановке.
4 июня вернулся из путешествия брат Дагмар Фреди, которого Александр уже считал своим давним другом. Прибытие кронпринца прибавило Цесаревичу уверенности.
Время проходило во встречах, прогулках, беседах, посещениях различных мест. В один из дней русских гостей отвезли в замок Эльсинор, где провел свою короткую жизнь несчастный, легендарный шекспировский принц Гамлет и где визитерам была показана даже его могила. Александр знакомился с интересной страной, где прошлое и настоящее теснейшим образом переплеталось. Здесь жили гордые, спокойные и независимые люди, здесь царил жизненный уклад, ранее ему совсем незнакомый. Он полюбит Данию всей душой и это чувство пронесет через всю жизнь. Возникло же оно у Александра Александровича тогда, в том переломном для него, 1866 году.
Некоторые дни особенно были насыщены переездами и событиями. Например, 5‑е июня. С утра Александр вместе с принцем Фредериком, свитой и датскими сопровождающими поехали в Копенгаген, где решили все вместе сфотографироваться и сделать визиты. По пути случилась неприятность: их экипаж сбил на дороге мальчика, у которого оказалась сломанной нога. Все сразу вышли из карет, приняв самое живейшее участие в судьбе ребенка, который немедленно был препровожден в ближайшую больницу. Этот случай заставил всех очень переживать, а позднее пострадавшего посетили и члены Королевской Семьи, и Наследник Русского Престола.
Затем были у фотографа, где сделали памятные снимки, посетили русскую церковь, занимавшую тогда лишь одну комнату в небольшом, обычном доме. Далее – завтрак в русском посольстве. Проведя там немногим более часа, отправились в королевский музей. Здесь было много редкостей и диковин, о существовании которых Цесаревич не догадывался. Особенно его поразил «пояс целомудрия», сложная «штука с замком», которую надевал на свою возлюбленную правивший в XVI веке в Дании король Христиан IV, «чтобы она ни с кем не могла быть в связи».
В этот же день Александр встретился с братом Алексеем, служившим гардемарином на корабле «Ослябя», пришедшим с визитом в Копенгаген. В столице Датского Королевства впервые собрались вместе три русских Великих князя. Поехали на королевский обед во Фреденсборг. Обед был многолюдным и весьма оживленным. Играла музыка, и Александр и Минни не столько были заняты застольем, сколько беседой, первой их беседой «тет-а-тет». Хотя кругом было множество народа, но можно было быть уверенным, что никто ничего не услышит, так как звуки королевского оркестра заглушали все голоса. После обеда Минни «крепко пожала руку» Наследнику, сказав, что ей было очень приятно с ним разговаривать.
Такое признание наполнило душу радостью. У него возникало убеждение, что Принцесса к нему неравнодушна. Вечером Александр занес в дневник впечатления дня, а в конце написал: «До сих пор я еще не предпринял ничего решительного. Собираюсь на днях говорить с Фреди. Хочется поскорее, да не решаюсь, а уехать без ничего невозможно, да и не следует. Дай Бог, чтобы все уладилось, как я бы желал. Молюсь постоянно об этом».
Дни шли, а Цесаревич все никак не отваживался на объяснение. Ситуация становилась двусмысленной. Все знали, зачем Русский Престолонаследник приехал в Данию, все были уверены в благоприятном исходе его миссии, все… кроме самого Александра. Что-то ему все время мешало превозмочь себя и выяснить ситуацию до конца. Он написал родителям, где объяснил свое состояние. «Она мне еще больше понравилась теперь, и я чувствую, что я ее люблю, и что я достоин ее любить, но, дай Бог, чтобы и она меня полюбила. Ах, как я этого желаю и молюсь постоянно об этом. Я чувствую, что моя любовь к Минни не простая, а самая искренняя и что я готов сейчас же все высказать ей, но боюсь».
Нерешительность Цесаревича ставила в неловкое положение и Дагмар. Чем дальше, тем больше эта неловкость ощущалась и ею. Она ждала и тоже писала Царю. «Первый момент, когда я увидела дорогих братьев, был для меня очень тяжелым, потому что Вы понимаете, дорогой Папá, с какими смешанными чувствами я их приняла, главным образом Сашу! Мы поехали на встречу с ними, чтобы не принимать их на том же месте, куда прибыл мой любимый Никс. Мои дорогие родители сделали все возможное, чтобы облегчить для меня тот тяжелый момент, во время которого столько воспоминаний вернулось в мое сердце. Но теперь я счастлива. И их радость оказала на меня такое воздействие, которого я и сама не ожидала. Вы понимаете, что мы говорим о нем, и каждое место кажется им знакомым».
Тень умершего Николая незримо витала над Фреденсборгом, сковывая действия и решения Александра. Несколько раз он уже почти подходил к важнейшей для него теме, но в последний момент опять «духу не хватало». Минни ему становилась близкой. Он радовался каждой новой встрече, ему нравилось, как она играет на фортепьяно, как она рисует, как она смотрит, как она смеется. Чем сильнее становились чувство, тем больше он боялся ненароком разрушить его. Дагмар постоянно говорила о Никсе, все время вспоминала его прошлогоднее пребывание в Дании. Это трепетное внимание свидетельствовало о том, что она любила и все еще любит покойного. Но надо было что-то делать.
8‑го, вечером, Александр имел обстоятельный разговор с Фредериком. Он прямо спросил датского принца-друга, насколько возможно, чтобы Минни дала согласие стать его женой. Фреди сразу же заявил, что он почти уверен в благоприятном ответе, что родители тоже – за. Минни, по словам брата, питает большое расположение к Александру, зная, как его любил умерший Никс. Разговор вселял надежду, и на душе у Александра «стало немного легче». Фреди обещал завтра же серьезно обсудить с родителями эту важную тему.
Принц Фредерик сдержал обещание и утром же поговорил с отцом – королем Христианом IX, пригласившим затем для разговора Александра. Беседа Цесаревича с Датским Королем состоялась в королевской конюшне, куда Монарх каждый день ходил кормить лошадей хлебом. Король сказал потенциальному зятю, что «он совершенно согласен и позволяет мне говорить с Минни, когда я хочу. Но попросил подумать хорошенько, могу ли я ее любить и отвечать за будущее. Я отвечал, что за это я отвечаю, и что никогда не решился бы просить ее руки без этого. Тогда Король пожал мне крепко руку и сказал мне, что успел меня полюбить так же, как и моего милого Никсу. Я от всей души благодарил его за это, и мы расстались».
Король любил дочь и искренне желал ей счастья. Но он знал о скандальных слухах, о пламенной страсти князя Александра к русской княжне, просочившихся из России и ставших темами статей в некоторых европейских бульварных газетах. Правда, Царь уверял его в письме, что это все лишь досужие салонные сплетни, но некоторая тревога у Короля оставалась. Он раньше ведь совсем не знал второго сына Императора Александра II, и когда тот приехал в Копенгаген, то Король внимательно и придирчиво всматривался в облик и поведение молодого русского, стараясь понять и оценить его.
Впечатление складывалось самое благоприятное: серьезный, основательный, добросердечный молодой человек, говоривший мало, но всегда весомо. К тому же истинный христианин. Про него никак нельзя было сказать, что это светский жуир или салонный бонвиван. Может быть, ему несколько не хватало аристократического лоска и изящества манер, но это такие мелочи, которые поддавались исправлению. Главное, чтобы Минни и Александр любили друг друга. Дочь была явно неравнодушна к Русскому Принцу, а после беседы в конюшне Король понял, что и Александр питает большое чувство к Дагмар.
Вступив на Датский Престол в ноябре 1863 года, Христиан IX был заинтересован в брачной унии с Домом Романовых. Эта заинтересованность постоянно возрастала. Общеполитическая ситуация в Центральной Европе обострялась, и будущее Датского Королевства делалось трудно предсказуемым. В 1864 году территория Дании уже сократилась чуть ли не наполовину, а впереди маячили новые опасности. Эпоха посленаполеоновского устройства в Европе подходила к концу. Созданный на Венском конгрессе 1815 года Германский союз – конфедерация юридически самостоятельных немецких государств (в 1866 году их число достигало 32), в котором главенствующую роль играла Австрийская Империя, явно доживал свой век.
В 1864 году Дания потерпела поражение в войне с Пруссией и Австрией и уступила победителям Шлезвиг, Гольштейн и Люнебург, районы, населенные по преимуществу немцами. Кроме того, Дания фактически лишалась всякого влияния в делах Германского союза и оттеснялась на далекую периферию европейской политики.
В 1866 году началась война между Пруссией и Австрией за гегемонию в Германии. В те дни, когда Наследник Русского Престола прибыл в Копенгаген, прусская армия развернула свое продвижение на Юг и на Запад, овладев Дрезденом, Ганновером, Касселем. Через несколько недель Пруссия завершит военную кампанию полным разгромом Австрии, что приведет к ликвидации Германского союза и ускорит создание консолидированного Германского государства под главенством династии Гогенцоллернов.
Для Датского Королевства соседство с Пруссией – причина постоянных тревог и волнений. Династическая уния с Россией могла бы стать одной из опор датского суверенитета. Однако осуществление подобного проекта непосредственно зависело от того, смогут ли договориться Датская Принцесса и Русский Наследник, сумеют ли они понять и полюбить друг друга. Они сумели и смогли.
Долгожданное для всех объяснение случилось на десятый день пребывания Цесаревича Александра Александровича в Дании. Была суббота, 11 июня. Дело происходило во Фреденсборге. День начался, как и предыдущие. После утреннего чая Престолонаследник гулял с Алексеем, Владимиром и Фредериком. Затем все сели рисовать. Ближе к завтраку Минни пригласила посмотреть ее комнаты наверху, где Александр еще не бывал. Поднялись вместе с Королем, но Христиан IX и Великий князь Алексей скоро ушли.
Александр и Дагмар остались одни. В этот момент предусмотрительная принцесса Тира закрыла их на ключ. Путь к отступлению был отрезан. Должно было случиться неизбежное, и оно случилось. Дальнейшее развитие сюжета описал сам будущий Царь.
«Сначала осмотрел всю ее комнату, потом она показала мне все вещи от Никсы, его письма и карточки. Осмотрев все, мы начали перебирать все альбомы с фотографиями… Пока я смотрел альбомы, мои мысли были совсем не об них; я только и думал, как бы решиться начать с Минни мой разговор. Но вот уже все альбомы пересмотрены, мои руки начинают дрожать, я чувствую страшное волнение. Минни мне предлагает прочесть письмо Никсы. Тогда я решаюсь начать и сказал ей: говорил ли с Вами Король о моем предложении и о моем разговоре? Она меня спрашивает: о каком разговоре? Тогда я сказал, что прошу ее руки. Она бросилась ко мне обнимать меня. Я сидел на углу дивана, а она на ручке. Я спросил ее: может ли она любить еще после моего милого брата? Она отвечала, что никого, кроме его любимого брата, и снова крепко меня поцеловала. Слезы брызнули и у меня и у нее. Потом я ей сказал, что милый Никса много помог нам в этом деле и что теперь, конечно, он горячо молится о нашем счастье. Говорили много о брате, о его кончине и о последних днях его жизни в Ницце».
Наконец-то долгожданное событие произошло! Дверь отперли, и к молодым пришли с поздравлениями: Королева, Король, родственники и приближенные. Некоторые плакали от радости. Этот день был полон слез и сумбурной суеты. Александр сиял, страшная ноша спала с плеч. Минни плакала, смеялась и была счастлива.
Объявили о помолвке. Затем был обед на воздухе на берегу моря, и тосты звучали много раз. Шестнадцатилетний Великий князь Алексей Александрович был так рад за старшего брата, что несколько переборщил с возлияниями и потом «не помнил, что говорил и что происходило».
В тот же день послали телеграмму в Россию и на следующий день получили ответ от родителей: «От всей души обнимаем и благословляем вас обоих. Мы счастливы вашим счастьем. Да будет благословение Божие на вас».
Александр подарил Дагмар подарки от себя и от родителей, которые произвели большое впечатление на всех. Блеск бриллиантов, изумрудов, жемчугов привел Датскую Принцессу в неописуемый восторг. Она восторгалась как дитя. Всю свою жизнь она любила украшения и, переехав в Россию, имела огромную и изысканную коллекцию, состоявшую главным образом из подарков ее дорогого Саши.
На следующий день Александр отправил обстоятельное письмо родителям, которое начал так: «Милые мои Па и Ма, обнимите меня и поздравьте от всей души. Так счастлив я еще никогда не был как теперь». В этот день в Петербург отправлялся нарочный, чтобы передать русскому Царю письма, которых там уже с нетерпением ждали.
Послала свою депешу Царю и Дагмар: «Душка Па! Я обращаюсь к Вам сегодня как невеста нашего дорогого Саши. Я знаю, что Вы меня примите с любовью! Теперь мне только остается добавить, что я себя чувствую вдвойне привязанной к Вам и что я вновь Ваш ребенок. Я прошу Бога, чтобы он нас благословил, чтобы я смогла сделать счастливым дорогого Сашу, чего он заслуживает!»
В свой первый день в качестве жениха Александр встал рано и вместе с братьями поехал в Копенгаген, где священник И.В. Рождественский (1812–1882) отслужил для них обедню и благодарственный молебен в русской церкви. Затем опять был обычный, но теперь уже окрашенный особыми обстоятельствами день. Гуляли, обедали, разговаривали, катались на лошадях.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента