– Ни-и-ки-и-та-а, – плаксивые интонации почти заглушали невнятный ответ, но сейчас важна была нить вербального контакта. Сопли и слюни отошли на второй план.
   – Молодец! Глаза не закрывать! Смотри на меня! – В болезненной стимуляции натерпевшихся ушей мальчонки уже не было надобности. Достаточно было легкого надавливания. – Никита! Ты невкусное пил? Ну?! «Фу-у» пил? Отвечай! – Александр не знал, как понятней обозначить алкогольсодержащую мачмалу, которой отравился юный экстремал, и пользовался его же терминами, услышанными в полубредовом бормотании. – Бяку пил? «Фу-у» пил?
   – Да-а!
   – Зачем? – Темнов осекся, поняв неуместную сложность вопроса. – Гмм. Где взял? – Опять не то. Описательные подробности мальцу сейчас были не под силу. – Кто тебе дал? Кто налил? Говори!
   Со среднестатистическим забулдыжкой от 14 лет и старше подобный трюк фактически не имел шансов на успех. Еще не пробудившись окончательно, будучи оглушенными алкогольными токсинами, особи постарше уже на сумеречной стадии сознания оказывались заблокированными для выяснения анамнеза, а зачастую и для столь необходимого в данной ситуации продуктивного контакта. У мужчин на передний план обычно выступала агрессивность, у женщин – истеричность. Реже попадались «молчуны», сознательно избегавшие общения с медперсоналом и ограничивающиеся односложными нецензурными высказываниями в адрес особо настырных реаниматологов. Но маленький человечек еще не был посвящен в негласный кодекс, порицающий выдачу собутыльников в критических ситуациях. И к счастью, не был или был недостаточно запуган для этого. Поэтому, поддавшись на требовательные уговоры Александра, он протяжно выдохнул:
   – Ма-а-ма-а.
   – Во дела! – Татьяна с недоверчивой растерянностью переводила взгляд с врача на мальчишку.
   – Никита! Спокойно. Еще раз, – болевая стимуляция внимания вновь понадобилась для пресечения начинающихся рыданий. – Кто дал тебе «фу-у»? Кто налил?
   – Ма-м-ма-а, – идентичный первому ответ практически не оставлял повода для сомнений. Учитывая возраст и психоневрологическое состояние опрашиваемого, вероятность сознательной лжи была минимальной.
   – Мозговую подпитку капельно, медленно. Начнется рвота – голову набок. Я в холле. – Чеканящим шагом Александр вышел в коридор.
   – Ему уже лучше, доктор? – привычно метнулась к врачу тетенька. – Мы слышали, как он разговаривал.
   Фактически отодвинув говорливую помеху со своего маршрута, Темнов молча двинулся к матери пациента. Та явно не ожидала столь внезапного внимания к своей персоне и не успела сменить образ нейтральной зрительницы на маску обеспокоенной родительницы.
   – Вы мать? – Дамочка вздрогнула от металлических интонаций вопроса.
   – Д-да.
   – Фамилия Никиты? – Вопрос, казалось, растворился в узком пространстве между врачом и низко склонившей голову женщиной.
   – Бирюков, – донеслась из-за спины подсказка родственницы.
   – Я не с вами разговариваю! – осадил непрошеную помощницу Темнов. – Опишите мне обстоятельства случившегося. Во всех подробностях.
   Мамочка медленно откинулась на спинку лавки. О платке она впопыхах забыла, и взору Александра предстала обильно наштукатуренная, сдобренная растерянно-туповатым выражением физиономия. Помада на губах была наполовину смазана, а осовевшие зеленые глаза лениво избегали прямого взгляда доктора.
   – П-поним-маете, м-мы… – Заикание и нечленораздельность речи вполне могли быть последствиями стресса, обусловленного переживанием за любимого отпрыска. Но для Темнова уже стала очевидной иная причина. Он шагнул к робеющей собеседнице и твердым бесцеремонным жестом поднял ее голову, вплотную приблизив свое крупное лицо к ее оплывшей вывеске.
   – Вы пьяны, – процедил врач, разгибаясь. – Где ваш ребенок взял спиртное?
   – Я н-не з-знаю. Мы п-пришли с р-работы…
   – Вы на работе выпиваете? Оригинальная специальность.
   Подруга вновь ринулась спасать грозившую окончательно выйти из-под контроля ситуацию:
   – Понимаете, доктор, у нас сегодня была вечеринка – сбор коллектива, юбилей бригадира и все такое. Поэтому мы с Мариной немного задержались, а когда вернулись домой… Ну прямо мистика какая-то! Это же надо так совпасть, чтобы и Никита той же гадости хлебнул, которую мы квасили, – защитница вновь расплылась плохо нацепленной лицемерной улыбкой.
   – Идите за мной. – Александр подхватил охнувшую мамашу под локоть и фактически поволок ее отягощенное градусом тело к ремзалу. – А вы ожидайте, – тормознул он рванувшуюся за ними хлопотунью.
   Никита часто моргал заплаканными глазенками и опасливо похныкивал, соображая уже, что находится в «чужом» месте и лишний раз голос лучше не подавать. Маленькая грудная клетка подвижно колыхалась в такт глубокому взволнованному дыханию, а худые ножки с тщедушной настойчивостью норовили согнуться в острых коленках, свидетельствуя о полностью восстановившемся мышечном тонусе.
   – Тихо! – зловещим полушепотом предупредил Александр нежелательную вербальную активность Марины.
   Не выпуская руки женщины, он подвел ее к лежащему на каталке сыну. Мальчишеские глазенки с вялой осознанностью уставились на подошедших.
   – Никита, кто эта тетя? – Для наглядности Темнов указал пальцем на стоящую рядом посетительницу.
   – Ма-а-ма-а, – дикция пациентика заметно улучшилась.
   – Это она дала тебе «фу-у»? Выпить «горькое» она тебе дала?
   – Да я не… – Женщина дернулась плохо скоординированным движением и, не рассчитав амплитуды, саданулась боком о твердый резиновый поручень каталки. Мобильный лежак, не отягощенный габаритным телом, едва не покатился в сторону выхода, но был вовремя остановлен Татьяной. Мальчонка, утратив едва нарождавшуюся психологическую устойчивость, вновь завыл благим матом.
   Впопыхах выдав нехорошее слово, Марина обратила злобный взгляд на Александра:
   – С-слушай, лекарь! Не лезь! Лечи и н-не вникай! – Женщина звучно икнула и обессиленно повалилась на табурет.
   – Глюкозу ей по вене, сорок кубов! – Темнов направился к выходу. Принимать меры предосторожности в этот раз не имело смысла – дверь была приоткрыта, и в сантиметровой щели четко просматривался часто моргающий глаз с густо накрашенным веком.
   – Повтора желаете? – Врач не скрывал злобного ехидства. – Могу обеспечить.
   Он нарочито резко толкнул дверь, но глаз вовремя подал влево, и массивная деревянная конструкция вхолостую прорезала пустоту коридора.
   – Пройдемте со мной.
   Они пересекли небольшой вестибюль, отделявший приемный блок от комнаты оформления пациентов. Темнов без стука распахнул перед настороженно глядящей на него спутницей одностворчатую коричневую дверь:
   – Прошу вас.
   Сидящая за столом медсестра вопросительно взглянула на вошедших:
   – Будете оформлять ребенка в стационар?
   – Не совсем. – Александр едва сдержал ухмылку. – Не могли бы вы помочь Татьяне в присмотре за больными. А то там и ребенок, и матери что-то нездоровится. Очень прошу. Всего пять минут, пока я не освобожусь.
   Он плотно прикрыл за выпорхнувшей медсестрой дверь и мягко предложил женщине:
   – Присаживайтесь.
   Притихшая говорунья осторожно опустилась на краешек стула. Темнов обошел стол и сел на место регистраторши.
   – Вы мне ничего не хотите сообщить? – галантно уступил он собеседнице право первого хода.
   Но, сбитая с толку, тетушка не использовала предоставленный ей шанс. С осторожной растерянностью она медленно покачала головой.
   – Хорошо. Тогда начну я. – Врач откинулся на спинку стула и положил ладони с длинными тонкими пальцами на полировку стола. – У вашего племянника, или кем он там вам приходится, короче у Никиты, тяжелое отравление алкоголем. Это неоспоримый факт. – Темнов для наглядности хлопнул ладонью по столу. – По свидетельству самого ребенка, которому у меня нет причин не доверять, напоила его родная мать. – Женщина подалась вперед, открыв было рот для возражений, но была остановлена резким окриком: – Молчите! Я еще не закончил! – Александр перевел дыхание. – Итак, продолжим. Для лечебного процесса это не суть важно. Тем более что в данный момент жизнь ребенка уже вне опасности. Проблема в другом. Как дежурный врач, я обязан сообщать о подобных резонансных случаях в милицию. – Он сделал эффектную паузу и с удовлетворением отметил, как настороженность во взгляде бегающих глаз слушательницы сменилась испуганной обеспокоенностью и нижняя челюсть отвисла в неконтролируемой растерянности. – Вы, как я вижу, понимаете всю щекотливость своего положения. Понимаете?! – рявкнул Темнов, наполнив комнатушку баритонистым эхом.
   Отпрянувшая женщина размашисто закивала:
   – Да, да, доктор! Но как же нам быть? Вы поймите! Все как-то само получилось… О, господи! Мы и подумать не могли. Всего-то пара глоточков. Верите?! А Никита за минуту и отъехал. – Несколько успокоившись, она растерянно пожала плечами. – Глупо-то как. Хм…
   – С вашей стороны глупо, а для ребенка опасно. Если он действительно выпил, как вы изволили выразиться, «пару глоточков», то, судя по тяжести последствий, у него налицо непереносимость алкоголя, и употребление спиртных напитков ему заказано. Если же вы его забавы ради напоили, а именно к этой версии я и склоняюсь, – разбирайтесь сами со своей совестью. Ну а в милиции с вами разберутся, уж в этом можете быть уверены.
   – Ну, доктор, пожалуйста, помогите нам. Я клянусь, это в первый и последний раз. Обещаю.
   – Да мне ваши обещания как-то… – Александр смачно зевнул. – Ну так чем же, кроме весьма сомнительных обещаний, вы можете меня заинтересовать?
   Просительная гримаса на фейсе дамочки сменилась привычным для нее деловито-расчетливым выражением.
   – А-а, понятно. Так бы сразу и сказали… А то милиция, совесть… Чай, не первый день живу, – она приоткрыла изящное, умеренной потрепанности портмоне и вытащила две купюры.
   – Мало. Еще столько же нужно.
   – Но у меня нет при себе больше. – Она нервным движением распахнула кошелек, демонстрируя его содержимое. – Только на такси осталось.
   – У подруги возьмите. Она ведь тоже заинтересованное лицо.
   – Ах, доктор, – с натянутой беспечностью махнула рукой тетушка, – у нее ни копейки. Я все забрала, чтобы она не посеяла где-нибудь.
   – Хорошо. Вызывайте такси. – Александр указал на замацанный антикварной давности телефон. – Езды вам максимум пятнадцать минут в одну сторону. Через час я жду вас с деньгами.
   Женщина неподвижно застыла на краешке стула с раскрытым кошельком на коленях. Ее сжатые губы и шумное дыхание свидетельствовали о весьма бурной эмоциональной наполненности. Но остатки пьяного угара выветрились и усталым, еще недавно беззаботно резвящимся интеллектом она понимала, что крыть ей нечем. Все козыри в данный момент были у врача.
   – Ну же, звоните. Или вы все номера забыли? – Темнов снял некогда белую трубку и протянул собеседнице: – Так и скажите, такси к приемному отделению центральной городской больницы, диспетчера наш адрес знают.
   С напряженной медлительностью она взяла из его руки трубку. Неуверенно набрала номер. Пока ее чеканящий голос делал заказ, Александр подошел к двери и, выглянув в пустой вестибюль, громко позвал медсестру приемника:
   – Людмила, можете возвращаться на рабочее место. – И, обернувшись к поднимающейся со стула женщине, напомнил: – Максимум час.
   Никиту рвало. Скудно и динамично. Малые порции желудочного содержимого свидетельствовали о том, что пара тупых сучек заливала паренька натощак. А интенсивность рвотных позывов была сейчас только на руку и здоровью мальца, и врачебным планам Темнова. Александр все равно собирался промывать пациентику желудок, ожидая лишь восстановления сознания и защитных рефлексов. Но, увидев, с каким искренним отторжением маленький организм сам избавляется от чужеродной жидкости, он решил не драть парню глотку мерзкой резинкой желудочного зонда.
   – Таня, адсорбенты в теплую воду. Когда пацан ихтиандра вызывать закончит, в него вольете.
   Темнов легонько ущипнул Никиту за щеку:
   – Плохо тебе?
   Отдышавшись после очередного рвотного позыва, ребенок скорчил плаксивую гримасу:
   – Да-а! Голова боли-ит…
   – А ты больше «бяку» и «фу-у» не пей. Даже если мама заставлять будет.
   За спиной Александра раздался скрежещущий выдох. Врач оглянулся на мамашу. Осанка женщины стала ровнее, взгляд злее и осознанней, а мимика динамичней.
   – О, вам, как я вижу, уже легче. А то совсем раскисли. Волновались, наверное. Смею вас заверить, что худшее уже позади. Сынулю вашего мы еще с часок пообхаживаем, а затем я спецтранспортом направлю его в педиатрическое отделение. Ну а вы с родственницей тем временем проедетесь домой и обратно. Подробности я ей объяснил.
   – Я никуда не поеду! Какого… Зачем? Я буду возле сына!
   – Подруга вам все расскажет. О, кажется, такси. – Отодвинув занавеску, Александр увидел разворачивающуюся у входа старую «Волгу» с мерцающими на боках «кубиками». – Обещаю, что здесь ваш сын будет в полной безопасности. Ну же, машина ждет!
   В коридоре санитарка с лязгом отодвигала тяжелый дверной засов. Стоявшая позади тетушка нервно теребила сумочку. Она, казалось, удивилась, заметив выходящую вслед за доктором подругу. Но Александр категорично пресек возможную дискуссию:
   – Едете вдвоем. Быстрее управитесь.
   Ночь прохладной свежестью на несколько мгновений ворвалась в застоявшуюся теплоту вестибюля, выпуская женщин наружу.
   Темнов с угрюмой рассеянностью наблюдал из окна за суетливой посадкой отправленных им домой посетительниц. Подруга с ходу начала объяснять притормаживающей мамаше ситуацию. Та бурно реагировала, агрессивно отмахиваясь и сопровождая жестикуляцию неслышным доктору страстным речевым аккомпанементом. Увидев на фоне освещенного окна силуэт врача, разъяренная мать обличающе указала на него, но, увлекаемая напарницей, исчезла в кабине таксомотора.
   Машина с чинной неторопливостью отбыла в заданном направлении.
 
   Гневное возбуждение, охватившее Александра сразу после выяснения обстоятельств отравления ребенка, улеглось. Сейчас он мог трезво анализировать ситуацию и свое место в ней. Мать пацаненка – дрянь. Это для него было непреложным фактом. Быть может, она любящая мать и заботливая жена в других ситуациях, но сейчас она – дрянь. Если даже с ее стороны это была единственная антивоспитательная ошибка, едва не повлекшая за собой летальные последствия для сына, в любом случае, даже эксклюзивность поступка не оправдывает всей мерзости содеянного. И столь опасная глупость должна быть наказана. А то, что в данном случае вершителем правосудия выступал именно он – Александр Темнов, для него не представлялось психологической проблемой.
   «В конце концов, я – врач. Я спас ее сына. Пусть я лишь исполнил свой профессиональный долг, но ведь исполнил-то именно я, а не кто-то другой». И почему «спаситель» – Александр, запнувшись, поправился – «спасатель», не может выступить в роли вершителя справедливости?! Пусть не тотальной и окончательной, но хотя бы заставляющей виновника надолго запомнить сотворенный им негатив. Чтобы в будущем, вспоминая о содеянном, злодей испытывал пусть не стыд и раскаяние, но, по крайней мере, изжогу раздраженности и головокружение злости. А неприятный осадок все же лучшая профилактика ошибок, чем их полная амнезия.
   Аргументация, использованная Темновым для психологического давления на родню мальца, имела весьма сомнительную официальную подоплеку. Дело в том, что Александр впервые столкнулся со случаем тяжелого алкогольного отравления пациента в возрасте до 14 лет. Поэтому врач не знал, обязан ли он сразу же сообщать в милицию о столь вопиющем факте или же, как в случаях с отравлением взрослых особей рода человеческого, звонить в органы лишь после госпитализации больного, когда станет ясно, что экспресс-методом оздоровить его не удастся и требуется лечение в условиях стационара. В данной ситуации экстренные меры детоксикации вполне благотворно подействовали на маленького пропойцу, и массивная инфузионная терапия ему уже не показана. Вот и выходило, что раз пациент уже не реанимационный, то и сообщать о нем в правоохранительные органы дежурный реаниматолог не обязан. Шкет направляется в педиатрию, где имеются свой дежурный врач и свой детский реанимационный блок. Пусть у них и болят головы о соблюдении служебных предписаний…
   Лишь сейчас Александр заметил, что уже добрых пятнадцать минут сидит с ручкой над девственно-чистым листом бумаги. Вдохновенный внутренний монолог отодвинул написание дневника наблюдения мальчонки на второй план. И, хотя все психологические аспекты ситуации еще отнюдь не были им «обсосаны» в излюбленном «самокопательном» стиле, Темнов решил отложить аутодискуссию, сосредоточившись на оформлении медицинской документации.
   Но, едва начавшись, профессиональный энтузиазм был прерван внешним вторжением.
   Раздолбанная карета «скорой помощи», громко урча, подкатила к входу в приемное отделение. Пока водитель пристраивал задок своей старушки к носилочному порогу, шустрая легковушка с визгом затормозила у лестницы. Форма двух вылезших из нее пассажиров заставила сердце Александра забиться в учащенном ритме. Но за милиционерами никто больше не показался, а распахнувшиеся дверцы «скорой» и начавшие выкатываться из нее носилки быстро успокоили разнервничавшегося врача. Пока санитарка громыхала дверным засовом, он перешел в реанимационный зал.
   – А мы пописали! – радостно сообщила Татьяна, указав на полулитровую банку с солидной порцией светло-желтой прозрачной мочи.
   – А почему не в «утку»?
   – Ну, доктор, в ту «утку» не все взрослые направить могут. В широком отверстии инструмент теряют. А вы хотите, чтобы ребенок в ней барахтался. К тому же в банке и цвет сразу виден, и количество, – она слегка обиделась, – для вас же старалась.
   – Хорошо, спасибо. – Александр был не настроен шутить. Посетивший его легкий мандраж начисто отбил желание дискутировать. Он растерялся и от этого был сам себе неприятен.
   «Вот что значит „рыльце в пушку“. Хотя какого черта!.. Я честен, и это главное. По крайней мере стараюсь таковым быть… Ладно, позже…»
   – Переведите мальца в «отсыпочную».
   Так медперсонал окрестил прилегающую к основному залу приемника комнату. В ней располагалась пара кроватей, тумбочка с ЭКГ-аппаратом и находились шкафы со скудным запасом больничных медикаментов. Ночами, в перерывах между поступлениями больных, кровати служили кратковременным пристанищем для утомленных медсестер приемного отделения.
   Темнов помог Татьяне перевезти массивную каталку с испуганно глядящим на него маленьким телом в дальнюю комнату.
   – Лежи тихо! – покровительственно буркнул он Никите. Затем обернулся к медсестре: – Оставайтесь пока с ним. Если будете нужны, позову.
 
   Товарищей из органов было трое. Двое в форме дорожно-постовой службы и сопровождающий носилки – в куртке конвоира и с автоматом наперевес.
   «Это явно не по мою душу», – окончательно убедился Александр, изображая сосредоточенную заинтересованность под взглядами вошедших милиционеров.
   – Добрый вечер. Вы дежурный врач? – Капитан был уже немолод и натянуто вежлив.
   – Да. В чем дело?
   – Мужчина без сознания. Дорожно-транспортное происшествие. – Проследовав взглядом за кивком офицера, Темнов узрел каталку с телом индивидуума позднепризывного возраста нормостенического сложения. Его одежда была обильно измазана землей, мелом и прочими неорганическими веществами.
   – Характер и давность травмы известны?
   – Минут сорок, максимум час назад. Предположительно, черепно-мозговая. А там, кто его знает.
   – Заезжайте в ремзал. – Александр распахнул двери, пропуская медсестер с ценным грузом. Рассмотрев пациента, он с удовлетворением отметил естественную розовость слизистых оболочек и ровное дыхание.
   – Ожидайте в холле, – кивнул Темнов служителям закона, но автоматчик, словно не слыша императивных врачебных указаний, проследовал за носилками.
   – Простите. Я же сказал, ожидайте. Зачем толпу создавать? Вы же сами говорите «без сознания». Кого вы будете охранять? Он что, встанет и убежит?
   – Успокойтесь, доктор, – холодной волной флегмы окатил его капитан, – мы четко следуем инструкциям.
   – Ваши инструкции предписывают охрану арестантов и в бессознательном состоянии? – Природная язвительность взяла свое, невзирая на остаточную нервозность.
   – Ну, во-первых, он пока еще не арестант, а всего лишь подозреваемый. А во-вторых, – капитан, к вящему удовольствию Александра, запнулся, подыскивая подходящую формулировку, – он не совсем без сознания. Во всяком случае, у нас есть некоторые основания так полагать.
   Темнов недоуменно оглянулся на тело пациента. «Не совсем арестанта» он еще мог себе представить, похоже, у милиции имелись виды на несчастного, но ордер пока не выписан, или, точнее, схватить-то схватили, а до места еще не довезли, дабы подобающим образом все оформить. Но «не совсем без сознания» – это что-то новое. Не дежурство, а ночь сюрпризов какая-то…
   – Мы думаем, что он притворяется, – пояснил капитан, – и потому обратились к вам. Врачи, полагаю, смогут отличить ложную кому от истинной.
   Александр занялся непосредственным осмотром пациента. Зрачки равные, глазные рефлексы в норме. Не показатель… Сухожильные реакции – ничего особенного. Пульс, давление, дыхание – не зацепишься. Видимых травм, не считая нескольких ссадин на руках, нет.
   – Разденьте его. – Поднаторевшим в искусстве обнажения санитаркам потребовались считаные секунды, чтобы взору присутствующих предстало заляпанное синими озерцами татуировок тело.
   – О, у парня, похоже, богатое прошлое по вашей линии, – разглядывая символические наколки на плечах и груди мужчины, заметил Темнов.
   – Рецидивист. – Капитан не был склонен распространяться на эту тему. – Так что насчет диагноза?
   – Рано, рано. Медицина – наука неточная и дотошная.
   «Свежих» повреждений не было. Следы хирургических операций на животе и левом бедре – артефакты. Александр входил в раж. Стимулируя болевую чувствительность околоушными и подключичными надавливаниями, он смог добиться лишь трепетания век и легкой гримасы – реакции «тянули» как на симуляцию, так и на кому первой степени. И это при его тяжелой руке! Да-а, если и притворщик, то достойный.
   – Доктор, а может, его того… Ну-у… – Молодой лейтенант, подавший, наконец, голос, взялся за резиновую дубинку. Он, похоже, сочувствовал затруднениям Темнова и, по доброте душевной, предлагал свой метод стимуляции.
   Капитан одарил напарника негодующим взглядом. Охранник, устроившись на подоконнике, сохранял нейтралитет, не сводя глаз с обнаженного тела.
   – Нет! – Александр категорично покачал головой. – Здесь медучреждение, а не комната для допросов. Я буду действовать как врач, а не как палач. – И, пытаясь сгладить неуместную пафосность рифмы, поспешно велел медсестре: – Подкалывайтесь в вену.
   Быстро наклонившись к самому лицу «коматозника», Темнов крикнул:
   – Открой глаза! – Не сработало. Веки даже не шелохнулись. Или субчик все видит с закрытыми глазами, или действительно «тертый калач», умеющий контролировать телесные проявления. Ладно, идем дальше. Но все в рамках медпредписаний! Произведем полный осмотр пациента.
   – Перчатки мне. Можно нестерильные. – Натягивая белесоватую резину на ладони, он распорядился: – Согните ему ноги в коленях… Вот так. Теперь разведите в стороны… Хорошо.
   Пальцевое исследование прямой кишки – весьма распространенная, а зачастую и необходимая в практике врача хирургической специальности манипуляция. И, хотя в данном случае преобладала мозговая симптоматика, не грех было исключить возможность желудочно-кишечного кровотечения. Если пациент действительно без сознания, хуже ему от этого не станет. А для диагностики полезно.
   Темнов честно и обстоятельно произвел манипуляцию. Проникновение чужеродного предмета в анус незнакомец воспринял спокойно. Лишь при движении длинного врачебного пальца в полости кишки, веки подозреваемого слегка задергались, а дыхание несколько участилось.
   – Ни оргазма, ни истерики, – Александр содрал использованные перчатки, предварительно удостоверившись в отсутствии признаков кровотечения.
   – Привыкший, наверное. У них на зоне… – Весельчак-лейтенант вновь был прерван, на сей раз капитанским покашливанием.
   Так, с задницей не получилось. Ну и ладно. А то было бы слишком просто.
   Возбужденный нестандартной ситуацией, Александр начисто забыл о скором приезде дамочек-алкашек, а о лежащем в соседней комнате мальце вспомнил, лишь узрев выглядывающую из приоткрытой двери Татьяну. Предупредив вопрос доктора, медсестра сообщила:
   – Спит. Все под контролем.
   – Хорошо. Ну-с, продолжим. – Темнов едва не потер ладони от предвкушения новых экспериментов. «Но все в рамках инструкций!» – одернул он себя. – Девочки, мочевой катетер. Что-то пациент долго не писает.