А. Махров, Б. Орлов и др.
Инопланетное вторжение: Битва за Россию

Борис Орлов
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

   – …Сзади! – истошный вопль заставил меня броситься на землю и откатиться в сторону.
   И вовремя! Кусок бывшей проезжей части с остатками асфальта, на котором я только что стоял, испарился, выплюнув в хмурое дождливое небо клуб сероватого дыма.
   Из развалин дома, который не так чтобы и давно был красивой многоэтажкой, ударили выстрелы. Ухнуло, зашипело, и в небо рванулась ракета ПЗРК. Я невольно проводил ее взглядом. Блин! Ну откуда здесь этот проклятый «карп» взялся?! Ведь секунду назад не было его еще?!!
   Выстрелы все еще гремели, и тяжелые пули ПКМ рвали «носача» на части. Он уже лишился трех ног из семи, длинное щупальце-манипулятор валялось на земле рядом с еще одним «носачом», которого выстрел «мухи» разобрал на запчасти. Третий робот бил короткими вспышками из своего «носа» по развалинам, но, похоже, не мог нащупать противников. Меня он, должно быть, записал в убитые, и сбросил со счетов. Совершенно напрасно, между прочим!..
   Подствольник штатной омоновской «Грозы» кхакнул, и в бочине «носача» расцвел огненный цветок. Не дожидаясь ответной реакции железяки, я, длинной очередью, высадил туда же, в разрыв, весь магазин. Если повезет, то пули пробьют ослабленную гранатой бортовую броню, и «носачу» будет несладко…
   Не повезло. Значит, несладко сейчас будет мне… Робот развернулся и хищно повел своим носом, определяя цель. То есть меня. Вот и отбегался лейтенант Бортников. Я не выдержал и закрыл глаза…
   Выстрелила «муха», оглушительно саданул ПКМ. Странно, я все еще жив… Чуть приоткрываю один глаз… Ого! «Носач» валяется на боку и только ноги его шевелятся так, словно он идет. А классный гранатометчик в развалинах засел! С одной гранаты вышиб железной дуре гироскопическую часть. Не то чтобы там броня была какая-то особая или еще чего, а просто гироскоп у «носача» – малюсенький, точно х… то есть мозг у комара. И попасть в него с одного выстрела – задачка та еще. А гранатометчик точно туда метил, потому что напарник его из своего крупняка лупанул специально, чтоб железяку свалить. Не по ногам бил, а в борт – импульсом пуль опрокинуть. Но если гироскоп цел – это занятие бесполезное, значит, знал пулеметчик, куда бить…
   – Эй, парень! – донеслось из развалин. – Ты там спать улегся, или где? Давай к нам, да поосторожнее. Железку не поломай…
   Я осторожно обошел лежащего «носача» и потопал к останкам многоэтажки. Но не успел сделать и трех шагов, как тот же голос посоветовал:
   – Ты пригнись и давай пошевеливайся. Сейчас «карп» с подмогой вернется – мало не покажется… – говоривший хмыкнул и вдруг отчетливо произнес: – Так, а вы чего расселись?! Мы что, за вас все должны делать? Живо, бездельники!
   И навстречу мне из руин выскочили трое молодых, очень молодых парней. Таща какие-то инструменты, они метнулись к «носачу» и принялись сноровисто демонтировать боевого робота. Один ловко содрал защитную пластину и дезактивировал оружие, другой принялся быстро, но аккуратно вывинчивать «нос» из «головы», при этом стараясь не повредить разъемы кабелей. Третий, судя по редким матерным замечаниям, занимался самым сложным: пытался извлечь блоки питания, попутно сортируя их по степени заряженности…
   …В развалинах обнаружилась зияющая дыра, уходящая куда-то вниз. В подвал, в метро, в подземный бункер – понятия не имею, куда, но вниз – это точно. И около этой дыры мирно покуривали два мужичка, лет эдак… эдак… Вот чертовщина: у женщины определить возраст на взгляд – запросто. Как ни мажься, как ни наряжайся, как ни подтягивайся, а все ж проглянут через штукатурку, девчоночьи наряды да мастерство пластического хирурга истинные года. А вот у мужчины, особенно если он в стареньком вытертом камуфляже, присыпанный пылью и известкой, на глаз определить возраст почти невозможно. Что-то среднее между двадцатью пятью и шестьюдесятью пятью. Хотя если вдуматься, то уж никак не двадцать пять. Эвон, какие зубры! Вдвоем трех «носачей» уделали и «карпа» отогнали. Пацанва – технари, их в бой, может, и вообще не пускали, или так дали пострелять, как детишкам в тире. А эти… Сразу видно – спецназ чего-нибудь или кого-то там. Поди еще и чины немаленькие. Я невольно замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.
   – Ну, и чего застыл? – поинтересовался, глубоко затягиваясь, один из мужичков, тот, что пониже ростом и – как бы это сказать? – покрепче в талии. – Решил здесь «травою прорасти»?
   На всякий случай я решил представиться. Вытянулся и отрапортовал:
   – Лейтенант Бортников. Второй батальон Московского ОМОНа. Был в патрулировании. Попал в засаду. Из всего патруля выжил один. Направляюсь в свое расположение.
   – Да не тянись ты, лейтенант, – миролюбиво посоветовал второй, повыше и, кажется, помоложе. – Следуешь? И флаг тебе в руки. Можем проводить примерно до полпути. Нам по дороге…
   Я хотел поблагодарить, но тут тот, что потолще, вдруг легко вскинул «Корд» и грозно рявкнул, обращаясь к молодым:
   – Живее, оболтусы! Сорок пять секунд – свернуть работы! Бегом, бегом, бегом! – потом повернулся ко мне. – Лейтенант, давай-ка в дырку, живо! Тут сейчас весело будет…
   Второй быстро поднял ПЗРК, а первый уже мостился к пулемету, шипя сквозь зубы:
   – Нет, мля, Леха, вот ты мне скажи: какая полудурь угадала эту Курскую дугу «Проспектом мира» назвать? Удавил бы…
   Вместо ответа «Леха» поднял ПЗРК, цвиркнул сквозь зубы на кучу битого кирпича и замер, точно превратившись в статую. Первый чуть повел стволом пулемета, задранным в зенит… В этот момент мимо меня галопом промчались парни, таща на себе детали «носача». Двое мгновенно нырнули в подземелье, а третий чуть призадержался на пороге. Оглянувшись, он внезапно спросил:
   – Пап, может, помочь?
   Пулеметчик, не оборачиваясь, буркнул:
   – Давай-давай, чеши отсюда! Брысь, недоучка, я сказал! Помогатель нашелся…
   Он еще бурчал, когда тот, кого звали Алексеем, вдруг спокойно сообщил:
   – Девять часов – два «карпа».
   – Работаешь по дальнему, – обозначил пулеметчик. – Пустил – ушел. Тридцать сек – дверь закрыта. Вопросы?
   – Слушай, Джелат,[1] ну хоть сорок пять…
   – Тридцать! Работаем, – и уже мне: – Лейтенант, мать твою! Живо в дырку!
   Краем глаза я замечаю, как откуда-то, со стороны обгорелого искореженного остова Останкинской телебашни, выныривают два серебристых, похожих на каких-то рыб, «карпа». И тут же выстрел «Вербы», длинная очередь ПКМ, а потом, прямо на меня, мчится Алексей. В одной руке у него ПЗРК, а другой он цепляет меня за шкирку и, поминая нехорошими словами моих родственников, буквально впихивает меня в отверстие подземного хода. По лестнице я спустился только что не кубарем, а сзади бухали шаги Алексея и где-то грохотал пулемет.
   Приземлившись и откатившись в сторону от люка, я увидел, как тяжело спрыгнувший за мной Алексей поднял что-то, мучительно напоминающее пульт от телевизора, и замер. Только губы на его побледневшем лице беззвучно шевелились, должно быть отсчитывая те самые тридцать секунд…
   – Тридцать – произнес Алексей вслух. Помолчал секунду-другую, затем добавил шепотом:
   – Тридцать три, тридцать четыре… И еле успел отскочить: пулеметчик со странным именем Джелат свалился ему почти что на голову. Он еще вставал на ноги, когда Алексей нажал на пульт, и по ушам со страшной силой ударил грохот взрыва. И опустилась тьма…
 
   – …Лейтенант! Лейтенант! – крепкая рука трясет меня за плечо. – Летеха, млять! Не спи – замерзнешь!
   По глазам бьет луч фонаря. Передо мной стоит этот, со странным именем. За ним возвышается Алексей, так и не выпустивший из рук «Вербу». Чуть в стороне переминается с ноги на ногу троица молодых.
   Джелат заметил, что я открыл глаза, и повернулся к остальным:
   – Так, мелкие. Ну-ка быстро помогли дяденьке-милиционеру подняться и в темпе топаем. Нечего тут высиживать.
   Он одним движением бросает свой ПКМ кому-то из пареньков:
   – Ну-ка, сыночка, потрудись, а то батя умаялся, таукитайцам глаза на жопу натягивая…
   Парень поймал пулемет, аккуратно пристроил его за плечом. Умоляюще посмотрел на Джелата:
   – Бать, а бать?
   – Чего тебе, кошмар моей старости?
   – Можно я в следующий раз с тобой? А дядя Леша пусть нас прикроет…
   – Куда «со мной»? С дуба рухнул? Или дуб на тебя? Мелкий, – он приобнимает парня за плечи и слегка прижимается лбом к его лбу, – ведь попрешься со мной – я только о том думать и буду, как бы с тобой чего не случилось. В результате обоих шлепнут. И толку?
   – Димка, – вступает в разговор Алексей, – ну тебе для боя еще потренироваться нужно, подготовиться… И потом: случись что с тобой – кто в этом железе разбираться будет? Мы, что ли, с батей твоим? Так мы же с ним аплета[2] от атлета не отличим. А стринги[3] – так только трусики женские знаем…
   – А твоих гавриков мы даже понимаем с трудом, – подводит итог толстячок Джелат. – Кто им с человеческого на «яву» и «си-плюс-плюс»[4] наши требования переводить будет?
   После чего резво шагает в темноту. Парень, которого зовут Димкой, спешит за ним, бурча под нос что-то вроде: «Как на тропу войны – так большой, а как жениться – так ты еще маленький». Следом торопятся двое остальных пареньков, глядя на которых вспоминается слово «ботаник». Они постоянно поправляют лямки своих рюкзаков, то и дело задевают друг друга деталями «носачей», которые тащат под мышками и на плечах, а на ходу уже успевают затеять спор, в котором мне понятны только союзы и междометия, хотя говорят они по-русски. Из темноты им отвечает Димка, энергично подключившись к дискуссии…
   – …Лейтенант, двигаемся, – высокий Алексей лучом фонаря показал на отверстие в стене. – Нам туда…
   Шли мы долго. Я даже приустал. Неожиданно из темноты раздался голос Джелата:
   – Привал. Война – войной, а обед – по расписанию.
   Фонари осветили большое пустое пространство, на котором валялись сломанные ящики, мятые стальные бочки, сломанная мебель. И остро пахло бензином, соляркой, маслом и еще чем-то, столь же аппетитным… Подземная свалка?
   В свете фонарей на один из сломанных ящиков бросили куртку, поверх нее пристроили две открытые банки, пакет с сухарями, водрузили флягу…
   – Налетай!
   Хотя Джелат и распоряжается, но не похоже, чтобы он был тут единоличным командиром. Не уловил я в его голосе вот этаких специфических «командирских» ноток. Такое ощущение, что у них совещательное управление. Странная вообще-то компания: спецуре такая структура свойственна как… как… как танку – пуанты! Откуда же они?!
   Я уже собрался задать своим спасителям этот вопрос, когда Джелат сунул мне в руки кусок сухаря с ветчиной из банки и спросил:
   – ОМОН, значит? Второй батальон, стало быть, еще брыкается? И много вас уцелело, Бортников?
   Много? Да я уж и не знаю… Когда три месяца назад на Москву обрушилась эта космическая беда, это вселенское безобразие, нас было много. Полный штат. За первый месяц от батальона осталась, дай бог, половина, потом потери стали уменьшаться, но все равно – недели не проходит, чтобы кого-нибудь…
   – Не очень, – исключительно содержательный ответ, но что я могу еще сказать?
   – Б…! – выразительно ругнулся Джелат и, уже обращаясь к Алексею, произнес: – И как тебе это, братишка? В армии два года служить – много, а как приперло – подготовленных бойцов в месяц по полбатальона класть – нормально! Нет, единственное, за что можно спасибо сказать этим космодерастам, так это за то, что они всю нашу верхушку скурвленную накрыли.
   – Неизвестно еще, – лениво отозвался Алексей. – Кенарь говорил, что они передачу какую-то перехватили. Якобы Большой Папа выступал…
   – И чего он сказал? – подал голос один из «интеллектуалов».
   – Да все как обычно, – и Алексей процитировал, передразнивая интонации бывшего лидера: – «…нельзя замыкаться в текущих проблемах, нельзя забывать о долгосрочных целях, приносить в жертву принципы… мы подошли к тому рубежному моменту, когда должны серьезно задуматься над всей архитектурой глобальной безопасности… когда мы избавимся от пренебрежения международным правом, то ситуация может измениться…» и прочее бла-бла-бла.
   – Фигня, – авторитетно заявил Дмитрий, – мы с ребятами эту речь на ящиках прогнали. Нарезка это из старых записей. Совпадение по спектру колебаний – девяносто шесть, по частотному – девяносто семь. Смикшировали и вот вам – радуйтесь, люди! Наш отец и благодетель жив!
   – Спасибо, сынку, утешил. А то я уж испугался: зеленых мы к ногтю прижмем, а потом еще этих козлов искать. Для вдумчивой беседы у эшафота…
   – Почему зеленых? – отважился спросить я.
   – А каких? – Джелат моментально повернулся ко мне. – Ты что, парень, живьем их видел?
   – Да нет, как-то не приходилось… Только «носачей», «глазастиков» и «карпов». Ну и «тарелки», само собой…
   – Жаль – мне показалось, или в голосе Джелата и впрямь прорезались огорченные нотки? – Слушай, летеха, а «глазастиков» ты каких видел? Только «попрыгунчиков» и «крыланов» или еще каких-нибудь?
   Еще и другие «глазастики» есть? Вот не было печали! Слава богу, таких я не то что не видел, а даже и не слыхал про таких! О чем и сообщил своим спасителям. И наконец поинтересовался:
   – Товарищи офицеры, разрешите обратиться? Вы откуда… в смысле, к каким частям принадлежите?
   Алексей и Джелат изумленно переглянулись. Пауза. А потом…
   Джелат захихикал. Именно, не засмеялся, а захихикал. Тихонечко и как-то очень обидно. А через секунду к нему присоединился Алексей. Только он хохотал во весь голос.
   – Ты так ничего и не понял, лейтенант Бортников! Какие мы тебе, к хреням собачачьим, «товарищи офицеры»? Нашел, как обозвать. Я, если в эрэфском вооруженном позорище считать, – так лейтенант бы был, как и ты. А Леха – он вообще сержант. Только мы ведь не в этом барадаке служили, а в настоящей армии – Советской. А потом еще кое-что было. Пиндосовским давалкам мозг вправляли. У кого он имелся… Вскрытие определяло…
   – Олег три войны прошел, – добавил Алексей негромко. – Афган, Абхазию и Балканы. Я – две. В Афган не успел. Так что опыт, какой ни на есть, – имеется…
   Что-то я слышал про этих ветеранов. Еще тогда, ДО… Когда была последняя акция протеста, во время которой началась стрельба, нам объяснили, что кроме пацанвы, принявшей участие в беспорядках, были и другие. Такие вот «старички», которых никто не догадался обыскать и которые пронесли на площадь оружие для своих молодых соратников. Двух таких ветеранов попробовали было захватить бойцы из первого батальона, в результате чего им пришлось схоронить шестерых, а ветераны ушли. И хотя «перваки» клялись и божились, что обоих ранили, и неоднократно, а все же шесть табельных стволов и четыре «ксюхи» сделали нам ручкой. Раненые унесли?..
   Я еще раз оглядел рослого Алексея и крепыша Олега. Нет, спасибо вам, инопланетные захватчики, что из-за вас я – с этими ветеранами, а не против них. Они бы меня шлепнули – мяукнуть бы не успел…
   – А… А в-вас много? Ну… то есть, в смысле… сколько?
   – О-па! – Олег-Джелат сразу посерьезнел и как-то странно посмотрел на меня. – Как из лесу, к нам в квартиру, дятел ночью залетел… Деточка, вы сейчас серьезно, или это у нас такое чувство «хумора»?
   Чего? Чего это он?.. они?..
   – Видите ли, лейтенант Бортников, – Алексей смотрит на меня с насмешливым сожалением, – у нас нет особых причин доверять вашей организации и ее служащим. Так что, думаю, вы понимаете, что только что заданный вопрос – бестактность. Если не хуже…
   Наступившая пауза вызвала у меня неприятный холодок в области желудка. Неожиданно Олег обратился ко мне таким тоном, словно ничего и не произошло:
   – Слушай-ка, лейтенант Бортников, а как тебя по имени? А то по фамилии-званию – язык сломаешь, да и лично у меня нет охоты тебя чином именовать.
   – Николай…
   – Так вот, Коля, – Джелат смотрит на меня пристально. – Я, например, сукой тебя не считаю. Ты вроде неплохой парень, и, верно, пройти даже чего-нибудь успел. Но вот начальство ваше, ментовское… Кстати, кто у вас сейчас за старшего?
   – Когда я в дозор уходил – майор Шатурин был. А сейчас – не знаю. Может, и он, если жив, конечно…
   – Ма-а-а-йо-о-ор, – тянет Олег.
   Потом бросает быстрый взгляд на Алексея. Тот чуть заметно кивает, и Джелат продолжает:
   – Мы тебя до места доведем. А ты майору передай: если захочет связаться с нами – мы не против. Место тебе покажем, где можно почтовый ящик организовать…
   Через пять часов я стоял в подвалах бывшего спорткомплекса «Олимпийский» перед майором Шатуриным и рапортовал ему о моих похождениях. Пал Иваныч слушал меня внимательно, не перебивая и даже не задавая уточняющих вопросов.
   – …вот… А потом они мне место в старом под земном переходе показали – третий камень справа в нижнем ряду. Он вынимается. Там письма можно оставлять. Только предупредили, что если следить попробуем – просто общаться с нами не станут. Хотя обещали не трогать. Товарищ майор, если бы им нас тронуть захотелось – порешили бы и не чихнули!
   Я перевел дух. Шатурин внимательно посмотрел на меня:
   – Все?
   – Так точно. Разрешите вопрос?
   – Валяй.
   – Товарищ майор, откуда у этих ветеранов «Верба», «Мухи» и все такое? Они что, склад военный взяли?
   Пал Иваныч смотрит на меня с какой-то иронией, а потом словно бы лениво произносит:
   – Так это они для нас, Николай, готовили. Скажи зеленым человечкам спасибо, что дело до драки с этими… – он долго молчит, а потом продолжает. – Они бы нас на шнурочки размотали. И никакая спецподготовка не поможет, потому как мы террористов бить приучены, а они – фронтовики… Мы просто «крепкие профессионалы», а этого маловато. Власть всегда боялась и боится людей, которые не просто умеют драться, но ещё и не знают, почему не должны делать этого. Они неудобны и неподатливы… С них бы сталось и атаку танковую организовать…
   Он снова долго молчит. А потом неожиданно бьет себя кулаком по колену:
   – Вот же гниды! Армию разогнали, нас в полицаев переименовали, с народом разосрались так, что люди их живьем жечь были готовы! А мы их охраняй – хари их разожратые!
   Майор бесится вполне искренне, но я знаю, что чуть-чуть он все же кривит душой. Ну не на зарплату же свою он себе «бэху» купил?..
   Едва стемнело, как над развалинами города повисли две «тарелки» и снова вспыхнули голографические агитки. Мы с Якушевым – моим новым напарником – сидим у окна разваленного второго этажа и наблюдаем за тем, какое действо разворачивается сейчас в ночном небе.
   Вначале все как обычно. Морской берег, яркое солнце, лазурная синь воды и неба. Куполообразные строения под пальмами. У самой кромки прибоя резвятся упитанные щекастые карапузы, под благостным присмотром «носача» и «глазастика-попрыгунчика». Детишки брызгаются, визжат, лезут на «носача», теребят его щупальце. Механический голос с небес проникновенно вещает:
   – Люди! Люди! Люди! Мы просим вас прекратить бессмысленное сопротивление. Приглашаем вас на наши приемные пункты. Если вам встретится разведывательный или боевой механизм, громко и отчетливо произнесите: «Приемный пункт» или покажите пустые руки, и вы будете сопровождены до ближайшего приемного пункта. Вам будут гарантированы жизнь, здоровье, хорошее питание, развлечения и медицинская помощь.
   Но после того как эту зазывалочку сообщают в четвертый раз, в представлении появляется новый персонаж. Худощавый усатый дядька лет сорока выходит на передний план, заслоняя собой детей:
   – Здравствуйте. Мое имя – Григорий Пушкин. Я родился в России, затем вместе с родителями переехал на постоянное проживание в Соединенные Штаты.
   – Тоже мне, Пушкин нашелся, – негромко замечает Якушев. – Да если он – Пушкин, то я – Барак Обама!
   Лже-Пушкин между тем продолжает разливаться соловьем:
   – После того как наше правительство приняло благоразумное решение о прекращении бессмысленного сопротивления нашим галактическим друзьям, я со своей женой и со своими детьми отправился на приемный пункт. Там нас встретили и определили в поселение временного проживания, располагающееся на побережье Флориды. Мы очень довольны, – он улыбается голливудской улыбкой на все тридцать восемь зубов. – Мы имеем четырехразовое питание, удобное жилище, нам предоставлены одежда и обувь, оказывается медицинская помощь, наши дети посещают школу.
   Картинка показывает нам беззаботных людей, что-то с аппетитом жующих за столами под арочной крышей. Улыбчивую девушку, похожую на какую-то актрису, тщательно обследует странный агрегат явно медицинского назначения, а человек в белом халате на заднем плане ничего не делает и лишь смотрит на своего механического босса с восхищением, плавно переходящим в идиотизм.
   – Я хочу сообщить вам, мои бывшие сограждане, что те, кто…
   Оба-на! А такого я еще не видал! Голограмма подернулась рябью, голос прервался, а потом…
   Картинка резко изменилась. Теперь на ней были облупленные белые стены, на фоне которых стояли трое людей. Лица закрыты: у одного платком, у двух других – шапочками-балаклавами. Один из них шагнул вперед:
   – Здравствуйте товарищи! Говорит штаб сопротивления Московского региона. По последним данным, в зоне Московского оборонительного района положение не изменилось. Имели место отдельные стычки с силами противника, в результате которых было уничтожено до сорока единиц вражеской техники, в том числе двенадцать боевых роботов и один десантный бот захватчиков. Еще три десантных бота повреждены. А прямо сейчас…
   Откуда-то с севера вдруг взметнулся дымный столб со светящейся точкой на конце. Перечеркнув ночное небо, он впился в одну из «тарелок». Посудину аж подбросило, затем мелко затрясло, и она, кренясь и заваливаясь вбок, начала быстро снижаться.
   – Упс! – Якушев чуть не вскрикнул. – Никола, ты глянь: попали! Попали, черти!
   Изображение в небе исчезло. Вторая «тарелка» заметалась, выискивая неизвестную пусковую установку. Из нее высыпалась целая стая «глазастиков-крыланов» и разлетелась по всему небосводу.
   Я пихнул напарника в плечо:
   – Ну-ка, дай-ка, – и взялся за старенькую «драгуновку». СВД плюнулась огнем раз, другой, и два «крылана», как-то очень по живому сложив крылья, ухнули вниз.
   – Ноги-ноги-ноги! – рявкнул Якушев, и мы побежали, провожаемый неяркими вспышками, которыми ближайший «карп» бил по тому месту, где мы только что сидели.
   Той ночью я впервые за много лет увидел яркий, цветной и какой-то очень натуралистичный сон…
   …Перед нами волнуется толпа. Подростки в ярких красных и черно-желто-белых шарфиках выкрикивают лозунги, размахивают самодельными красными флагами. Мы стоим перед ними, сомкнув щиты и приготовив дубинки. Вот полетели первые петарды, дымовухи, пустые бутылки.
   Команда – и мы делаем первый шаг. И еще шаг. Сейчас мы их… сейчас…
   Толпа внезапно, словно по приказу, раздается в стороны, и я вижу, что перед нами стоит Джелат с пулеметом наперевес. Оглушительно бьет очередь…
   Справа и слева от меня падают мои товарищи. А над толпой раздаются призывы:
   – Оружие разбирай!..
   – В Думу! Пусть ответят, гады!..
   – Бей псов!.. Потом кто-то начинает громко читать коряво срифмованное стихотворение:
 
Красное знамя
Поднимем как встарь!
К стенке мусарню!
Буржуёв – на фонарь!
 
   Я смотрю на Джелата, который ведет стволом вдоль нашего строя. Сейчас он…
   Сзади нас неожиданно опускается «карп». Оттуда выскакивают два «носача» и в несколько выстрелов разносят толпу. Я вижу, как, не переставая стрелять, горит Джелат, как Алексей пытается прикрыть собой убегающих пацанов…
   – Уважаемая земная полиция! – механический голос за спиной. – Мы просим вас пройти на борт десантного бота.
   Оборачиваюсь… Передо мной стоит какой-то зеленый зубастый осьминог в шлеме. Ни дать ни взять – персонаж из мультсериала «Симпсоны». Он приветливо машет мне щупальцем:
   – Проходите, человек-полицай. Вам будет предоставлено хорошее питание, развлечения и медицинская помощь…
   Пытаюсь вытащить из кобуры пистолет. Осьминог удивляется:
   – Что вы делаете, человек-полицай? Вы охраняли господ. Теперь ваши господа – мы. Проходите, пожалуйста, человек-полицай. Вы нам нужны. Вам будет предоставлено хорошее питание, развлечения и медицинская помощь, – и кладет щупальце мне плечо.
   Я дико кричу, пытаясь вырваться…
   – …Коль, Коль, ты чего? – кто-то трясет меня за плечо. – Ты чего орешь-то так? Приснилось чего?..
   …Через неделю в почтовый ящик ветеранам было отнесено первое письмо. Шатурин делился информацией, предложил подбросить патронов, если вдруг возникла нужда, интересовался насчет антибиотиков и обезболивающего, которое у нас было уже на исходе. В ответном послании нас скупо поблагодарили за информацию, подбросили свою и, главное, – аккуратно уложили в тайник вместе с письмом десяток шприцов-тюбиков армейского образца и несколько упаковок с антибиотиками широкого спектра воздействия. И словно в шутку там же лежала банка персикового компота…