Александр Голодный. Без права на жизнь

   – Сеант, ось, нет.
   – Да понял я, что это жрать нельзя. Не понял только, что за фигня.
   Последующие аналогичные находки навели на правильную мысль. Похоже, местные химики разработали особую пленку для пищевых скоропортящихся продуктов, превращающуюся в едкое вонючее вещество по истечении срока годности содержимого.
   – Хитро придумано. Потребителя тут любят и уважают, точно.
   С трудом очистив руку о гниющую мякоть арбуза, продолжил поиски, размышляя – на какую глубину мог провоняться бекон. Жизненно нужен нож.
   Ну никак не упиралось мне поедать раскопанное добро без мытья. Понятно, что грязи вокруг хватало, ковыряющиеся в кучах конкуренты (выглядят вообще опустившимися) засовывают в рот найденное прямо на месте, без следов душевных переживаний. Но воображение ярко рисует дизентерию, холеру и прочие радости немытых фруктов. А смерть от поноса в ближайшие планы не входит.
   – Солдат, нужна вода. Мыть, понимаешь?
   Напарник неуверенно пожал плечами. Я показал, как умывался, как мыли руки. Опять пожатие плеч. Понятно. Будем искать.
   Поиски закончились той же мякотью колотых забродивших арбузов. Насколько помню, кишечные палочки спирт не любят. Правда, будут присутствовать дрожжевые, да и хрен с ними – аппетит разгулялся не на шутку.
   Витаминчики прошли отлично. После короткого отдыха решил прогуляться в направлении шалаша в поисках воды и чего-нибудь мыльного. Но удача перестала нас баловать. Мешки шли выпотрошенные, сливая жидкости в две бутылки, мы еле набрали полпинты для питья и полторы для умывания. Одежда попадалась регулярно, но все было дико грязным и рваным.
   Ближе к шалашу снова пошли нетронутые мусорные пакеты, но сил ковыряться не осталось. Плюхнувшись на кусок картона у жилища, постарался разложить впечатления от увиденного. Так, свалка хаотична только на первый взгляд. Шалаш и мы сейчас находимся в зоне строительного мусора. Еды тут нет, но нет и крыс с воронами. Восток – ангары, до них верхние мешки потрошеные, кучи здоровенные. Там мы шли, с едой плохо, но много домашнего мусора. Перспективный участок на бытовые мелочи. Где были офисные мешки? Ага, юго-запад, на границе со строительным участком. Что можно найти там? То, что выбрасывают из организаций. По крайней мере, засохшие ланчи (в животе громко заурчало) присутствуют. Сглупил, надо было подобрать ручек или карандашей, сейчас рисовал бы, как нормальный военный, карту, а не напрягал интеллект. Где рыночно-пищевая помойка? Как здесь принято – миля на юго-восток. Правильно, подъездная дорога идет к ангарам, от них, видимо, есть путь. Что осталось неохваченным? Юг. По логике вещей, там самая старая часть свалки. Экспедиция желательна, но, учитывая физическое состояние личного состава (я покосился на сладко дрыхнущего на солнышке Солдата), на настоящий момент нереальна.
   Так, товарищ майор в прошлой жизни, а что мы имеем из целей на настоящий момент? А имеем мы необходимость плотной разведки и сбора информации, что полностью с утра прое… профукано. Пример? Разгребание сто раз проверенных до нас куч у пищевой помойки. Где жратва – там и бомжики ковыряющиеся, от еды далеко не ползающие. А ты, идиот старый… поправка – малолетний, ни хрена не подумал, сил на бесполезное выискивание потратил немерено. Дальше. А дальше у нас сортировка. Будет норма в непосильном размере и темп под дубинками уголовных уродов. Сортировка мусора. Как справится с ней Солдат? Не знаю. Хотя стоп. Он явно поздоровее и посильнее меня, на момент моего… прибытия уже нормально двигался, места знает. Урюк бандитский его одинаково называл, видно, уже приметил. Будем надеяться, что одно такое мероприятие парень одолел. Как улучшить прохождение? Надо защитить тело и руки. Руки – особенно. Точно, нужны перчатки. А искать их надо здесь, в строительных отходах.
   Размышления прервал звук колокола. Не понял…
   Встрепенувшийся Солдат вытащил из-за шалаша два пластиковых ведерка.
   – Ета, Сеант, ета.
   – Еда? А, обед!
   Очередь в открытые ворота ангара тянулась солидная. Рискнув дойти без привычной палки, я, придерживаемый напарником, оглядывал контингент, стараясь это делать естественно и незаметно. Да, зрелище печальное. Потухшие лица, неопрятные грязные космы волос, многочисленные болячки на коже. Соответствующий облику запашок перебивает даже вонь свалки, здесь, впрочем, более слабую. А почему? А потому что ветерок вдоль дороги, а там мусор убирают. Сколько же здесь народа? Примерный подсчет – человек триста, и все подходят новые. Мы с Солдатом уже в первой трети размеренно двигающейся к распахнутым воротам очереди. Внутри обалденно пахло горячим варевом. Под потолком тускло горели несколько ламп (цивилизация!), очередь принимает влево. Справа стояли, как в дешевом кафе, разнокалиберные, частью самодельные столики. За ними восседают урки. Так, сколько их? Опустив голову, я исподлобья, короткими взглядами веду подсчет. Человек сорок. Кто-то подходит, кто-то уходит. Даже официант мечется, порции выставляет. Посуда у них – керамика и стекло, ложки металлические, чашки, стаканы, даже хлеб в больших тарелках. Твари, «хозяева жизни». Жрут, курят, пьют что-то очень похожее на пиво. А вот и раздача – железный, мятый, с пятнами плохо очищенной ржавчины на боках бак на тележке, два мужика ловко машут черпаками. Один незнаком, а второй – тот самый дядька.
   – Доброго вам дня, уважаемый.
   Не переставая разливать, знакомый покосился и, не меняя кислого выражения лица, зачерпнул ощутимо поглубже и побольше. Его напарник так же не обделил Солдата.
   – Благодарю, уважаемый.
   Показалось или дядька действительно подмигнул? Но уточнять некогда – Солдат резко потянул к выходу и сразу за угол ангара. А почему такая спешка? Еле удержал баланду от расплескивания. Напарник, тревожно оглядываясь, вытащил из-за пазухи крышки и закупорил наши ведерки. Так, я, кажется, понял причину – за углом, возле выхода разгорается действие. Двое пинают валяющегося на земле третьего, он цепляется за ноги и тянется за отобранной посудой. За сценой с сытыми ухмылками наблюдает пара урок.
   – Понятно, делаем ноги, Солдат.
   Первые пять минут напарник тянул, как паровоз. Я весь запыхался, висел на нем и старался быстрее перебирать ногами. И только когда ангары скрылись за кучами, он сбавил темп, остановился, прислушался и заулыбался. Лежа в мусоре, подрагивающими руками крепко сжимаю горячий обед и никак не могу отдышаться.
   – Поем, Сеант, поем.
   – Я понял, что подъем. Только совсем не поднимается.
   Кое-как сумел встать на карачки. Друг привычно подхватил за талию, поднял, подал ведерко. Пошли. По дороге задумался об увиденном. Поесть на пищевой помойке имеется, идти относительно недалеко. Зачем отнимать обед? Явно не ради еды. А вот для самоутверждения уродов – вполне. Уже теплее. Значит, и среди низовой категории неравенство. Кстати, а уроды могут быть из разжалованных урок. Как там Кент сказал: «Для тебя закон – я»? Да, по воровским укладам моего мира так и выходит. Опустили, заставили отработать на сортировке – все, в парашниках. Понятно, почему Солдат так рванул – паренька, наверное, обижали не один раз.
   С трудом доев обед (молодец, дядька, гуща и щедро), хотел было проверить окаменевшие на солнышке носки, но сил хватило только на заползти в шалаш и отрубиться. Хрен с ними: наверняка присохли – не оторвешь.
   С носками разобрался часа через три (часов, однозначно, не хватает). Несмотря на пакостный привкус во рту, самочувствие вполне нормальное. А когда размял и выхлопал носки с полотенцем, понял, что снова с удовольствием вспоминаю об обеде. Ничего себе проглотище. Верный признак, что началось восстановление организма.
   С пятого раза научив напарника управляться со шнурками – моторная память работает, молодец, братишка, предлагаю:
   – Пошли, Солдат, носки обкатаем, надо офисными мешками еще пошуршать.
   Он непонимающе улыбался. Я махнул в нужную сторону:
   – Еда, Солдат. Искать, пошли.
   – Пои, Сеант.
   Есть понимание. Достаточно уверенно шагая, думаю о своем преданном друге. Моторная память есть, зрительная – аналогично, ориентируется хорошо. Повреждена речь на звонкие согласные, убита ассоциативная и сложная память, иногда слетает координация, но, кажется, не так уже и часто, или я привык и не замечаю. Шишки вот только тревожат – воспалены и опять вроде сочатся.
   Пара часов упорного организованного (Солдат таскал мешки, я вываливал и занимался сортировкой) труда дала хороший результат. Жменя шариковых ручек и карандашей, почти новая папка для бумаг из кожзаменителя со сломанной молнией, четыре одинаковых неисправных калькулятора, нож для резки картона с обломанным лезвием (остатка на заточку карандашей хватит), несколько чистых листов плотной бумаги, керамическая кружка с отколотой ручкой, настольные пластмассовые часы с большим жидкокристаллическим дисплеем. Часы, понятное дело, не работали, но мне интересно было заглянуть в начинку, как и в калькуляторы. И главное – еда. Сливая остатки жидкостей из пинтовых бутылочек, набрал пару пинт на питье и пинту умыться. Выбрав пластиковые пакеты почище, вытряхивал из одноразовых тарелок присохшие остатки лапши, каши (овсянка, сэр), ломтики картофеля. Подтаскивая два очередных мешка, Солдат каждый раз умильно-просяще смотрел на медленно растущую кучку сладких кусочков бисквита. Когда еды набралось на ужин, завтрак и добавку к обеду, я скомандовал конец работе. Ополоснув с напарником руки и лицо (вот принципиально приучу к гигиене), резво смели вкусные ломтики картофеля и честно разделили сладкое.
   – Пакеты с едой надо подвесить под потолок, – выдаю умную мысль, наблюдая за обрабатывающими стопку очищенных тарелок крысами. А почему, кстати, они не погрызли мусорные мешки? Мешок, как мешок – плотный полиэтилен, завязка-удавка на горлышке. Наверное, полиэтилен тоже с хитрыми добавками, как и пищевой пластик. Так, самое время полистать прессу: среди офисных отходов попались два глянцевых журнала. Журнал женский – тряпки, украшения, реклама, мода, опять реклама, страничка пастора, комиксы. В общем, как и у нас – херня ни о чем. Журнал для мужчин: реклама, реклама, мода, фигассе, так, Солдат, это тебе еще рано, хотя так себе кобылки, комиксы. А что в комиксах? Зомби, вампиры, доблестная полиция, оргии. Любимое чтиво уродских урок. Журнальчик приберем, для наведения контактов сгодится.
   Совсем рядом с нашим жилищем услышал голоса. Хорошо, что тащились мы не спеша и молча. Дав знак Солдату, осторожно подбираюсь к строительной куче.
   – Мля, отвечаю, здесь где-то уроды. Жрачку ищут, ща вылезут.
   – Шило, мля, если бы не твое фуфло, уже дело бы сделали и в кости гоняли.
   – Лысого своего гоняй. Я жмуров таскать не подписывался, дохляки для этого есть.
   – Кент сказал…
   – Да по херу мне, чо он сказал, я сам в законе. Ждем дохлятину, Боров.
   – А если они сныкались?
   – Тогда валю халупу, а завтра обоих урою, за жратвой, мля, подтянутся.
   Так, ситуация без вариантов, с двумя быками не совладать. Спрятаться – останемся на ночь без шалаша, а завтра точно будет плохо. Значит, косим под дураков. Забрав пакет у Солдата, замаскировал добычу в куче (обидно, если крысы доберутся), закинул ему руку за шею, согнулся, и мы заковыляли к шалашу.
   – Во, мля, дохлятина! Где шарились, уроды?
   – Так это…
   – Чо «это»? Хавальник завали, Зомбак, – бандюк замахнулся дубинкой, но удара не последовало.
   – Пшел!
   Подпихиваемые дубинкой, мы направились в сторону ангаров. На тропе, в куче мусора лежало тело. Задравшаяся от волочения знакомая рубаха, торчащие ребра – истощенный парнишка, совсем еще мальчик со следами предсмертной муки на лице.
   – Дохлятина, схватили жмура за копыта и прописались в дубовозы.
   Черт, как мне захотелось кого-то убить! Перехватить дубинку и вбить поганый язык мрази в горло вместе с зубами!
   – Че рогом целишь, тварь? Ща у меня схватишь!
   – Остынь, Шило. Уроешь – троих тащить придется. Это же Зомбак с Полудурком, мля, два тупаря стертых. Он не въехал, вот и зырит. Слышь, дохлятина, берете жмура за ноги и тащите, понятно?
   Рассудок боролся с ненавистью. Нет, шансов мало. Двое, с дубинками. Окончательное решение помог принять Солдат – шагнул к телу и затоптался рядом. Без его поддержки я понял, насколько еще слаб.
   За ноги тянуть не стали – взяли за плечи. Паренек совсем легкий, бандюки идут сзади и покрикивают. Душа болит. Мой покинутый мир не самый гуманный, но этот… По лицу – русак, светлые волосы, курносенький, еще нет щетины – подросток, моложе Солдата. Друг тоже идет непривычно серьезный, выражение лица… а ведь он пытается вспомнить. Ну да, по логике – рубаха такая же, наверное, попал сюда с нами, но не выжил. Точнее, выжил Солдат – я-то занял чужое тело.
   Боров заметил наши взгляды, или ему наскучил озлобленный напарник:
   – Э, Зомбак, что, вспомнил его?
   – Нет, не помню. А что, нас вместе привезли?
   – Ну, дохлятина. Кажись, пятеро стертых, тебя вон Полудурок сразу схватил и утащил, а этот последний зажмурился.
   – А Сол… моего кореша что, не с нами привезли?
   – Не, Полудурок тут уже две сортировки кантуется.
   – Харэ с тухлогонами рамсы тереть, Боров. А ну, резче, уроды!
   Злобная тварь больно ткнула дубинкой. Пришлось замолчать и прибавить шаг.
   Мы углублялись в старую часть свалки – точно на юг. Все меньше становилось свежего мусора, пропали вороны, все мешки выпотрошены, под ногами шуршит вечный пластик и разложившаяся от времени бумага. Сначала считал шаги, отмечая каждый километр, но на третьей тысяче силы кончились. Шило подталкивает дубинкой, сознание фрагментами выдергивает приметные места – пятна бывших пожаров, остатки бетонной конструкции, куча здоровенных автомобильных покрышек. По-моему, Солдат тянет нас обоих – мертвого побратима-партизана и меня, случайно не мертвого в этом мире.
   – Харэ, дохлятина, присохни!
   Я отпустил тело и рухнул рядом. Запаленное дыхание шевелит песчинки у носа. Песок? Бандиты уже не гонят, они стоят и что-то обсуждают. Слабая, но настойчивая рука потянула вверх. Тихий шепот:
   – Сеант.
   Нет, Солдат, не могу.
   – Сеант, нао, Сеант…
   Надо. Я понял, надо. Голова кружится, земля рывками убегает из-под ног. Но удалось. Обнявшись и покачиваясь, мы стоим метрах в трех от обрыва песчаного карьера. Удушающе тянет сладковато-тошнотной вонью. Внизу уже лежит плотная тень, но я все равно вижу полузасыпанные песком тела. Их очень много. Ставших костями, разложившихся и относительно свежих. Урки выбрали место, взяли труп парнишки за руки – за ноги, раскачали и скинули вниз. Глухой звук удара, взметнувшиеся с недовольным карканьем жирные вороны.
   – Присыпем?
   – Забей, Боров, так поваляется. Канаем.
   Проходя мимо нас, Шило злобно оскалился и махнул дубинкой:
   – Слышь, мож, и дохлятину туда, чтоб потом не канать? Чо, Зомбак, зарядишь жмурам компанию?
   Резкий толчок, мы шатнулись к обрыву.
   Еще толчок. Собрав силы, ощущая, как сжался под рукой Солдат, я хрипло ответил:
   – Можно. Тогда для нас все закончится сейчас. А ты подумай, кто пойдет на сортировку, если закончатся все такие, как мы.
   – Ты че провякал, тварь?
   Урод, замахиваясь, шагнул ближе.
   – Шило!
   Резкий оклик остановил занесенную руку. Боров с нехорошим прищуром смотрит на напарника:
   – Зомбак по закону сказал. А ты, Шило, против закона идешь.
   – А ты кто такой, Боров, мне указывать?
   – Кто?
   Змеиная ухмылочка неузнаваемо изменила круглое лицо Борова. В руке блеснул нож:
   – Я при пере, по закону.
   – Слышь, Боров, ты, типа, это, не ныряй в обманку…
   – Не ссы, Шило, я все понял правильно. Канай вперед и думай, что будешь петь на правке.
   Растерянно оглядываясь, Шило пошел к ангарам. Боров покосился на нас:
   – Твое счастье, Зомбак. Ну ладно, я позырю еще, как ты на сортировке будешь.
   Бандиты ушли. Земля неудержимо тянет вниз, но я напрягся и сделал первый трудный шаг.
   – Пойдем, Солдат, домой.
   – Пои, Сеант.
   Пусть тяжело и медленно, но шагаем. Вот уже пропал страшный запах карьера, потянулось рыхлое поле старой свалки. Сколько же мы отмотали? Километров пять? Наверное. Солнце уже заходит, рельефно высвечивая натоптанную дорогу. Дорогу жертв. Да, свалка, где заканчиваются человеческие жизни. Пятеро. Стандартная цифра – боевая пятерка. А Солдат? Хлопчик был совсем молоденький. Может, связной?
   – Солдат, ты его вспомнил?
   Друг, гримасничая, морщится.
   – Узнал, но не можешь вспомнить?
   – А, Сеант, а, – закивал напарник.
   Это значит: «Да». Мы вдвоем – все, что осталось от ячейки сопротивления.
   Черным пятном вдали замаячила куча покрышек. А ведь солнце сейчас зайдет. Точнее, уже зашло. Ночь упала быстро. Луна и звезды чуть подсвечивают путь, выдерживаю курс по Полярной звезде. Бедняга Солдат не видит ничего. Он поддерживает меня, я веду его. Иногда уходит ощущение реальности – снова иду от технической территории полярной ночью, по заснеженной дороге в теплую квартиру к жене и маленькому сыну. Встряхиваюсь – и вижу грязно-молочное поле с неряшливыми кучами проклятого пластика. Миновали зловеще и необычно выглядевшие в свете луны остатки бетонного строения. Снова поле, снова под звездным ковром уходит реальность. Друг ведет меня? Тогда почему его рука на моем плече и я поддерживаю его за талию? Не бойся, Солдат, я веду, темнота не страшна. Под рукой исчезают пятна страха, сияют вера и преданность, лучится улыбка на лице. Идем, друг, идем. Запах застарелой гари – две трети пути позади, вон они, там, наши строительные кучи, шалаш, ставший домом в этом проклятом мире. Кто идет за нами? Кто протягивает бесплотные руки и смотрит с раздирающей душу мольбой? Вздрогнув всем телом, я остановился. Жалобно всхлипывая, плачет Солдат на плече. Я видел. Я точно их видел.
   – Солдат, ты видел?
   – А, Сеант, а.
   Вот так, я стал видеть призраков. И не один. Обернулся – никого. Вон, похоже, наши кучи. Где-то рядом шалаш.
   – Отставить слезы, братишка. Ты же Солдат. Пойдем полегоньку, дом искать.
   Искать не пришлось – чутье привело куда надо. Остатка сил хватило только на то, чтобы снять кроссовки.
   Разбудил Солдат и звук колокола:
   – Ета, Сеант, ета.
   Еле встал – все тело онемело. Но по дороге разошелся и почувствовал себя бодрее. Ничего себе поспали. Да и немудрено – после такого похода. Километров десять отмотали, что для нашего здоровья – подвиг. Вспомнив вчерашнее, поежился – привиделось или нет, но страшно. Вот и очередь. Так, интересно – из-за ангара под контролем урок выходит неровная колонна и пристраивается за нами. Работники сортировки. Сколько их? Человек за сто. Значит, есть две группы, меняющиеся по очереди и работающие по десять дней. Получается, меня Солдат уволок сразу после своей сортировки. Крепкий парень. Ничего, судя по вчерашнему, и у моего нового тела есть резервы.
   Вежливо поприветствовав знакомого раздатчика (Солдат тоже кивнул и промычал с доброй улыбкой), мы получили усиленные порции и, прикрываясь выходящими, резко ушли за угол. Но злобную рожу Шила я успел заметить. И кого это он там высматривал? Не иначе как нас, болезных. Надо держать ухо востро.
   Обед прошел превосходно. Передохнув, вспомнил о вчерашней добыче. Отлично – крысы не лазили. Просто идиллия: я рисую карту остро заточенными карандашами, Солдат с наслаждением выводит разноцветные каракули, греет солнышко и в животе не пусто. Так, у меня готово. А у него? Добавляю на свободном месте двух держащихся за руки человечков, одного – с улыбкой. На счастливом лице друга неземной восторг:
   – Сеант, Салат.
   Опять приходы – в солнечном свете вижу его ауру и чувства. Закрываю глаза, пара интенсивных вдохов – все нормально.
   Отдохнув, позвал напарника к строительной куче. Руки у нас, как у трубочистов, порез или царапина неизбежно приведут к нагноению. Нужны рабочие перчатки, на крайний случай – рукавицы. Вдумчиво обошел вокруг. Примерно понятно: где-то разобрали внутренние конструкции помещения, все сложили в мешки. Мешки двух типов – толстый полиэтилен и из синтетического волокна. Вспомнился художественный фильм: грузчики в порту в разрезанных с одной стороны мешках в качестве защиты от дождя. Точно. Дождя пока нет, но полиэтиленовые плащи не помешают. Выбираем пару сверху из тех, что получше. Вытряхнув легкий строительный мусор (упаковка, картон, куски старых обоев, обрезки пластиковой облицовки), вернулся к шалашу. Выравниваем мешок, аккуратно режем одну сторону.
   – Солдат, становись. Смирно! Вольно. Ну, как?
   Получилось неплохо – капюшоном целый угол и плащом полы. Надо будет придумать пояс, закрепить и вполне нормально. Накидки в шалаш, пошли снова копать.
   Успех принес попахивающий краской мешок: пара матерчатых перчаток (в краске, но целые) и десяток слипшихся резиновых. Опробуем. Резину пришлось подвязать, чтобы не сползала. Отлично – руки защищены. Солдат новинку оценил и явно понял, зачем она нужна. Роемся дальше, тяжело, но надо. Находки попадаются редко, но стабильно: несколько увесистых брусков черного отделочного камня, гнутые гвозди-сотки, пропитанные пылью рабочие штаны на лямках (самое то на сортировку), маленький шпатель в засохшей шпатлевке, перчатка, еще одна, сразу три штуки, но рваные. Мешки становились все тяжелее, шел сплошной строительный мусор – куски раствора, осколки кирпича, рванина старых обоев. Последняя находка – три пыльных журнала для мужчин. Краска, кстати, была опять в пластмассовой таре. Что-то совсем плохо с металлами.
   – Все, братишка, хватит. Перчатки есть, а здоровье не железное. Пойдем попьем да умоемся, чем осталось.
   Сидя у жилища, я рассматриваю вскрытые образцы продукции местной электронной вычислительной промышленности. Расплющенный и заточенный на манер отвертки гвоздь со шпателем послужили разборочным инструментом. Отличия деталек от наших имеются, но только касаемо формы (много круглых) и маркировки. Синие пластинки в калькуляторах – сто процентов солнечные батареи. А аккумуляторы пошли солью и зазеленели. Впрочем, не все. Вот нормальный на вид, а здесь согнут контакт – криворукий впихивал. Собрав и отложив на солнце один калькулятор – может, подзарядится, перешел к часам. Ага, сломана защелка батарейного отсека. Поддеваем… опять аккумуляторы. Разбираем корпус. Ничего сложного. Поломок внутри не видно, наверное, питание кончилось, заменить не сумели. А я что могу сделать? Часы очень бы не помешали. Напрягаем инженерный ум.
   Через десять минут грею кончик еще одного гвоздя газовой зажигалкой. Другой конец обернут бумагой, рука в перчатке – соблюдаем технику безопасности. Регулярно меняя зажигалки (матчасть надо беречь), прокаливаю гвоздь. Серьезный (редкий случай) Солдат осторожно тянет пластинку солнечной батареи. Касаемся пайки… готово. Припой точно как мой родной, что не может не радовать. Пластинку с проводками откладываем, берем следующую плату.
   Мы ужинали офисными запасами (аппетит растет – похоже, подъедим все), я поглядываю на свою конструкцию. Полоской скотча к часам примотан прямоугольник пластика, на нем сборка солнечных батарей, также закрепленная скотчем. Пайка без флюса, конечно, хреновая, но вроде держится. Нет, сегодня вряд ли запустится – ток маленький, целый день заряжать надо. А не пройтись ли нам перед сном за водичкой, а то уже и зубы почистить на ночь охота? Доверюсь напарнику:
   – Солдат, нужна вода. Пить.
   – Пои, Сеант.
   – Пошли, братишка.
   Совсем другое дело ложиться, умывшись и почистив зубы. И пусть экономя попахивающую пластиком газировку, выброшенной кем-то щеткой и подсохшей пастой, но все равно хорошо. Солдат тоже принял участие в процедуре, судя по уверенным движениям, дело для него было привычным. Эх, еще бы помыться, ногти подстричь… ладно, это фиг с ним, но завтра с утра побреюсь обязательно – нельзя опускаться.
   Ночью сквозь сон несколько раз слышал рев мощного мотора. Брея совершенно незнакомое лицо, угадываемое в отражении на куске фольги в качестве никакой замены зеркалу, прикидывал, что это могло быть. А что тут думать – мусор завозили. Днем-то машин не видел. Почему не слышал раньше? Потому что дрых без задних ног. Надо навестить свежачок. Пищевая помойка поразила многолюдием. Урки оцепили территорию свежего отгруза, работяги в довольно приличных халатах ведут загрузку контейнера, опустившиеся доходяги ковыряются вокруг. А, это же кухня трудится.
   – Нет, Солдат, нам сейчас лезть ни к чему, пойдем в квартирных отбросах покопаемся.
   Два заросших мужика покосились на нас, но обошлись без приветственных речей, и, набрав пакеты, вскоре вообще ушли.
   Дернуть мешок, распороть, вытряхнуть, порыться. Слегка вплавленные, закрепленные скотчем на ручке швабры загнутые «кошкой» гвозди экономят время на наклонах, заточенный шпатель работает маленьким ножом, резиновые перчатки понижают чувствительность пальцев, но спасают от порезов – битое стекло попадается постоянно. А еще намазал себе и Солдату руки остатками крема из тюбика – для здоровой и мягкой кожи. Упаковка, упаковка, упаковка. Полуфабрикаты и готовые продукты. Много газет, попадаются журналы. Последние откладываю в стопку – надо полистать на досуге, вникнуть в мир. Рядом в пакет складываются недожатые тюбики кремов и паст, одежда, подходящая по размеру (вся летняя). Третий пакет – засохшие печенюшки, хлопья, недоеденные кусочки выпечки и хлеба. Вздувшийся пакет сметаны, превратившееся в простоквашу молоко – берем, молочнокислое полезно. О, треснувшая коробочка теней – точно, зеркальце есть. Сейчас смотреться не буду, отложим до дома. Разобрался и с моющими средствами – здесь они используются исключительно в виде густых жидкостей. Пожертвовал для начала четвертью пинты пепсиподобной газировки – замываю разнокалиберные емкости, сливая густеющую жидкость с пеной в удобную канистрочку из-под «смеси для стирки белого белья». Народ напитки в бутылках жалует – тары очень много. К счастью для нас, не всегда пустой. Три пинты смеси питьевой воды, газировки и соков, пинта сидра (к кухонному дядьке подкатиться – в знак признательности и для упрочнения контакта), уже почти полная канистра моющего средства.