У Урсулы была связь с группой из 6 человек, которым она должна была помогать советами и обеспечивать радиосвязь. Все члены группы были рабочими. Они готовились к серьезной борьбе против нацистов, а пока занимались сбором информации. Руководителем группы был член Коммунистического союза молодежи Карл Хоффман. В дальнейшем группа получила новое задание – обеспечить взрыв транспортных узлов в случае нападения Германии на СССР. В 1939 г., незадолго до начала Второй мировой войны, в результате предательства подпольщики были арестованы. Четверо из них, в том числе Карл Хоффман, были казнены, а остальные приговорены к длительным срокам заключения.
Ко времени работы Урсулы Кучински в Данциге относится случай, вошедший в число анекдотов советской разведки.
Разведчица с семьей жила в многоквартирном доме и вела радиопередачи из своей квартиры. Этажом выше жил высокопоставленный функционер нацистской партии с женой, которая считала себя ее приятельницей и любила при встрече на улице или в магазине с ней поболтать. Однажды утром, выйдя за покупками, Урсула встретилась с супругой нациста.
– Мой муж сейчас в командировке, – сразу же сообщила женщина.
Они поговорили о холодной погоде и – неисчерпаемая тема – перешли на милых соседей. Между прочим, соседка спросила:
– Ваш радиоприемник тоже часто барахлит? Прошлой ночью у нас опять ничего не было слышно!
– Я ничего такого не заметила, – ответила Урсула, внутренне напрягшись. – А в котором часу это было?
Соседка назвала время.
– Ну, так поздно я никогда не слушаю радио. В этот час я давно уже сплю.
Но соседка знала некую жгучую тайну и не могла утерпеть, чтобы не поделиться. Чуть наклонившись, она сказала полушепотом:
– Мой муж говорит, кто-то тайком работает на передатчике, где-то совсем недалеко от нас. Он позаботится, чтобы в пятницу оцепили и обыскали наш квартал. К тому времени он как раз вернется.
Никогда, ни до того, ни после, Урсула не была так близка к провалу. Если бы не случайный разговор с глупой женой нациста, в пятницу она была бы схвачена полицией, а затем, вероятно, передана гестапо. Центр, получив сообщение о происшедшем, без промедления отозвал разведчицу из Данцига, а вскоре и из Польши, так как объем работы для нее резко уменьшился.
С 1936 г. в Кракове действовала нелегальная резидентура «Монблан» во главе с болгарским коммунистом, которого долгое время называли Стояном Владовым (даже на мемориальной доске на доме, где он жил, выбито это имя). У него было много имен – Иван Петров, Янко Музыкант, Станко Кукец, Стоян Владов. Впервые в нашей стране об этом человеке и его работе рассказал московский историк Валерий Яковлевич Кочик в статье, опубликованной в еженедельнике «Секретные материалы» (СПб., 2000, № 6).
Настоящее имя разведчика – Зидаров Никола Василев. Родился в 1888 г. в Бургасском округе, Болгария, в семье священника. В 1906 г. окончил Русенское военное училище машинистов Дунайской флотилии, служил машинистом на железной дороге и в армии во время балканской войны. В годы учебы стал членом социал-демократического кружка в Русе, затем активно участвовал в социал-демократическом движении в Болгарии. После ареста и увольнения с работы ему пришлось сменить профессию – работал музыкантом в кинотеатрах и в оркестре.
Во время Сентябрьского восстания 1923 г. командовал отрядом, после поражения перешел болгаро-турецкую границу. С помощью руководителей резидентур Коминтерна и Региструпра в Стамбуле Семена Мирного и Николы Трайчева Зидаров в числе шестидесяти болгарских эмигрантов на советском корабле «Эльбрус» прибыл в октябре 1923 г. в Одессу. Под руководством Христофора Салныня занимался транспортировкой оружия в Болгарию, затем, получив военную подготовку в Тамбовской спецшколе, находился на нелегальной работе в Югославии, потом во Франции. В 1931 г. выехал в СССР, работал в аппарате ИККИ, учился в Военной академии имени М.В. Фрунзе, по окончании которой в 1935 г. был направлен в Разведупр.
Зидаров получил задание легализоваться и работать в Кракове, организовав там нелегальную резидентуру, которая бы отслеживала события в Польше и Германии. Но сначала он направился в Париж, а затем в Вену для промежуточной легализации. Он взял себе новое имя. Теперь его звали Стоян Владов Николов, богатый болгарский фермер из Русы, который возвратился из Америки вместе с племянницей. Его «племянницей» и помощницей была Петрана Иванова.
Итак, в марте 1935 г. Стоян Владов и Петрана Иванова отправились в Вену. Там они наладили отношения с Обществом садоводов и наконец переехали в Краков, где поселились на улице Пражновского, в доме 9, купили большой участок земли, на котором занялись выращиванием плодовых деревьев, и начали свою основную работу. Информацию они получали в первую очередь от земляков: сотрудников болгарского посольства в Варшаве Димитра Икономова и Трифона Пухлева, от секретаря болгарского торгпредства в Берлине Алексия Икономова, сотрудников болгарских представительств в Праге, Вене, Будапеште и, конечно, от товарищей по обществам садоводов, которые существовали тогда во многих странах Европы.
Помощником Стояна Владова был советский разведчик Леон Пуйдок, который числился в его садоводческом хозяйстве механиком. Радисткой его в то время была Урсула Кучински («Соня»). А Петрана Иванова в 1938 г. вернулась в Париж, где работала до 1960 г., поставляя ГРУ ценную информацию. В 1960 г. она вместе с мужем Димче Ивановым вернулась в Болгарию, где была удостоена высоких правительственных наград. Умерла Петрана в Софии.
После нападения Германии на Польшу связи Владова расширились. Краков – штаб-квартира польской резидентуры Разведупра – стал столицей генерал-губернаторства. В условиях фашистской оккупации Владов сумел наладить контакты с ответственными работниками гитлеровской администрации и даже гестапо. Его не смущали доносы людей, завидовавших преуспевающему бизнесмену. В своей традиции, «нарушая конспирацию», коммерсант Владов совершенно официально переводил в Софию деньги, которые затем использовались на нужды подполья. Впрочем, он действовал смело, но осмотрительно.
После начала Великой Отечественной войны связь Владова с Москвой прервалась. В августе 1942 г. к нему была направлена радистка, вместе с которой он активно работал до самого конца войны. От него поступала информация о перемещении немецких войск на маршруте Краков – Катовице – Ченстохова и в ближайших районах; он организовывал заброску советских разведчиков в Чехословакию, помогал агентам в приобретении легализационных документов.
Он доработал почти до самой Победы и пропал без вести в апреле 1945 г. В Центре предполагали, что Владов ушел вместе с немецкими беженцами в глубь Германии. Больше о нем никто ничего не слышал. Возможно, разведчик попал в руки гестаповцев или случайно погиб.
6 сентября 1977 г. в Кракове на доме № 9 по улице Юлиана Мархлевского в память о нем была открыта мемориальная доска. На ней надпись:
«С конца 1939 по 1943 г. в этом доме жил и отсюда руководил антифашистской деятельностью болгарских патриотов в Кракове Стоян Владов, верный сын своей Родины и герой польского и болгарского народов, погибший в лагере смерти Освенцим. От краковской общественности».
Агент Разведупра и после смерти продолжал соблюдать конспирацию.
С началом Великой Отечественной войны перед лицом общего врага неожиданно оказались два исторических противника – Россия и Польша. Новая ситуация способствовала их некоторому политическому сближению. 30 июля 1941 г. был подписан союзнический договор между Советским правительством и польским правительством в эмиграции, находившимся в Лондоне. Начались и переговоры о сотрудничестве Разведупра РККА со службами разведки польского штаба верховного главнокомандующего и Главного командования Союза вооруженной борьбы (СВБ).
14 августа 1941 г. в Москве бригадный генерал З. Шишко-Богуш и генерал-майор А. Василевский подписали конвенцию, предусматривавшую создание военных миссий при верховных командованиях обеих стран.
2-м отделом штаба верховного главнокомандующего Польши руководил полковник Леон Миткевич, а представителем польской разведки в составе военной миссии стал майор Леон Бортновский. Любопытно, что до июля 1941 г. 2-й отдел вел разведдеятельность против СССР, теперь же нужно было резко переходить к сотрудничеству.
Впрочем, представления о сотрудничестве у сторон были разными. Советская сторона предложила, чтобы информация о немецких войсках и пр. передавалась без посредников, непосредственно в наш Центр, а также чтобы была установлена прямая связь между Центром и главным командованием СВБ в Польше. Но, несмотря на то что прямая связь требовалась в интересах общего дела, лондонское правительство никак не соглашалось на то, чтобы оно осталось в стороне. Согласно его предложениям обмен развединформацией должен был происходить в польском штабе в Лондоне, а для передачи информации особой важности, если возникнет такая необходимость, короткое время использовать прямую радиосвязь между Центром польской разведки в Польше и польской миссией в Москве. Польский штаб принимал на себя организацию сети разведки в немецком тылу на восток от польско-советской границы, при этом СССР должен был помогать ему в заброске агентов, радистов и технического снаряжения. Эти требования хотя и удлиняли пути прохождения информации, но в целом устраивали советское командование.
Но тут начались дебаты внутри польского лондонского штаба. Сначала генерал К. Соснковский, начальник 4-го отдела штаба, занимавшегося в числе прочих вопросов передачей информации разведки СВБ в Лондон, выдвинул требование, чтобы вся разведка против немцев в тылу германского Восточного фронта организовывалась поляками. Кроме того, генерал С. Ровецкий и полковник Ю. Смоленьский воспротивились советским предложениям о том, чтобы польские разведгруппы сотрудничали с советскими. Они требовали, чтобы обмен информацией происходил лишь на уровне главных штабов. Начались поиски компромисса, и наконец договорились на следующих условиях:
«1. Основной обмен всей информацией с советским штабом будет проходить в Лондоне (генерал Соснковский не соглашался на Москву или Варшаву).
2. В исключительных случаях будет сохраняться связь между Варшавой и Москвой (полковник Смоленьский заверил, что Лондон будет предоставлять сведения так же быстро, как и Варшава).
3. Майор Бортновский должен был передавать разведывательные задания из Советского Союза в Варшаву и Лондон.
4. Сеть разведки, организованная Главным штабом СВБ под кодовым названием «Вахлаж» («Веер»), будет продвинута на восток в немецкий тыл.
5. Польская сторона будет пользоваться помощью советского штаба в переброске до Польши через Восточный фронт.
6. К разведывательной деятельности можно будет привлекать солдат польской армии в СССР».
В середине сентября 1941 г. началось официальное сотрудничество разведок, хотя и до этого советская военная миссия достаточно регулярно получала от поляков разведывательные сведения.
Разведупр интересовали данные о силах вермахта на оккупированной территории, их перемещениях, организации командования, духе войск, сведения об авиации, флоте, транспорте и т. п. В свою очередь Разведупр передавал сведения, которые могли бы быть интересны польским военным, хотя и делал это нечасто.
Польские эмигрантские круги с самого начала были вынужденными союзниками, и удовлетворения от этого они не испытывали. Уже 10 октября 1941 г. генерал В. Сикорский, премьер-министр и военный министр Лондонского правительства, передал в Польшу следующие указания относительно организации разведки:
«1. Организованная сеть разведки должна охватить все тылы немецких войск от Балтики до Черного моря, особенно пути сообщения, этапные центры.
2. Работу проводить не только под углом зрения потребностей настоящей войны, но и прежде всего восстания. Кроме этого, необходимо создавать постоянные основы нашей разведки на востоке после войны.
3. С существующей сетью советской разведки польская сеть ни при каких условиях не должна общаться.
4. Целостность организационных работ нужно как можно сильнее законспирировать, чтобы исключить проникновение НКВД в разведывательные сети СВБ».
В общем, неясно, кого больше опасались наши польские союзники – немцев или русских, абвера или НКВД. При этом польские разведсети должны были продвинуться как можно дальше на восток, вслед за немцами. Но вот вопрос: с какой целью?
Сотрудничество продвигалось с большим трудом. Так, если представители СССР предлагали взять на себя организацию связи с группами в Варшаве, то польские военные не соглашались. Этот вопрос был урегулирован только в феврале 1942 г., и в Серебряном Бору под Москвой был открыт пункт радиосвязи, получивший кодовое название «Висла». Руководителем его стал подполковник Леон Бортновский. Первый сеанс связи между «Вислой» и радиостанцией Главного командования Армии Крайовой «Ада» состоялся 11 апреля 1942 г.
До этого времени разведывательные сводки передавались через Лондон. 28 апреля поступил наконец первый прямой радиоотчет о перемещениях частей вермахта, 29 апреля – еще один. Сведения, содержавшиеся в этих и других сообщениях, подтверждали уже имеющиеся данные, полученные из других источников, о подготовке немецких войск к наступлению на юго-востоке. В мае «Ада» передала 24 разведсообщения, которые были высоко оценены в Москве. В одном из исследований, посвященных этому вопросу, говорится следующее:
«Очередные отчеты польской разведки включали в себя важные данные о составах боевых газов, авиабомб и газового вооружения… На химических заводах в Силезии было установлено увеличение производства артиллерийских снарядов и газовых гранат, которые обозначались желтой двухсантиметровой полосой…
В середине мая 1942 г. советская военная разведка обратилась за помощью к Четвертому отделу Штаба главнокомандующего в предоставлении сведений, касавшихся районов танковых группировок, входивших в состав ударных войск, а также о сосредоточении пехоты и немецкой авиации в районе Двинска, Риги, Каунаса, Гомеля, Барановичей, Киева, Первомайска, Николаева и Одессы. ГШ КА просил также обозначить цели, предназначенные для бомбардировок советской авиацией на территории Польши и Восточной Пруссии. Разведка Армии Крайовой обратила внимание на малую эффективность советских воздушных атак, о чем и сообщила в Москву. В отчете, переданном «Адой» 29 мая 1942 г., содержались сведения о тактике маскировки немецких аэродромов, которая основывалась на размещении около каждого из них ложной посадочной площадки. Немцы во время налетов зажигали там бочки со смолой, которые имитировали горящие бензобаки. Так, например, они делали в Лиде».
Однако стали возникать проблемы. С 6 по 17 июня не было связи между Варшавой и Москвой, поскольку немцы ликвидировали одну из-подпольных радиостанций «АК», и связь оставалась только с Лондоном. Но это была частная неприятность. Хуже было то, что вскоре сотрудничество ослабло, сведения стали поступать с большим опозданием. Так, информация о движении немецких составов в южном направлении в июне 1942 г. была передана лишь в конце июля. В чем же были причины? Возможно, после интенсивного начала польские партнеры несколько расслабились, но вероятней всего, стало сказываться негативное отношение офицеров Армии Крайовой к Советскому Союзу. К тому времени отношения между польским правительством в Лондоне и советскими властями резко похолодали. После эвакуации польской армии Андерса из СССР радиопункт в Серебряном Бору был закрыт. Впрочем, обмен разведданными пока продолжался. Всего в 1942 г. советская военная миссия получила 170 разведсообщений, и с января по март 1943 г. – еще 35.
После разрыва дипломатических отношений с польским эмигрантским правительством сотрудничество разведок на уровне главных штабов прекратилось. Однако «внизу» оно продолжалось – действовавшие в немецком тылу партизаны как польской, так и советской стороны имели свое мнение о том, кто им враг, а кто союзник…
Советская военная разведка не ограничивалась только обменом разведданными с польской разведкой, но и сама посылала разведывательно-диверсионные группы на территорию Польши.
Уже в начальный период Великой Отечественной войны советская военная разведка стала готовить и забрасывать в немецкий тыл разведгруппы. Посылаемые в Польшу группы формировались из поляков, в том числе из польских офицеров, оказавшихся после 1939 г. в Советском Союзе. Самой известной и результативной была группа «Михал». Командовал ею капитан Войска Польского Миколай Арцишевский, который в числе 150 интернированных польских офицеров подписал «Меморандум высшему руководству Красной Армии», в котором они просили предоставить им возможность сражаться с общим врагом. Группа «Михал» была заброшена в Польшу 17 августа 1941 г.
Расскажем подробнее о ее руководителе. Миколай родился в 1908 г. в Вильно в дворянской семье, происходившей по прямой линии от Кшиштофа Арцишевского, знаменитого путешественника. Мать его была дочерью наместника в Финляндии, отец – из познанских помещиков. После гимназии Миколай два года учился на юридическом факультете Познанского университета, затем занимался журналистикой, сотрудничал в газетах Познани, Быдгоща, Гдыни. В начале Второй мировой войны был призван в армию. После поражения Польши сумел с несколькими другими офицерами добраться до Литвы, где был интернирован.
В группу, кроме самого Арцишевского, вошли его заместитель Збигнев Романовский, радист Игорь Мицкевич, сапер Станислав Винский и Ежи Зюлковский – все бывшие офицеры польской армии в звании поручиков. Они прошли ускоренную подготовку, как практиковалось в первые месяцы войны. При выброске на территорию Польши летчики «немного промахнулись», и разведчики приземлились примерно в 150 км от назначенного места. С помощью местного населения они добрались до города Петркува, южнее Лодзи, там обосновались и начали работу. Главным заданием группы была организация сети войсковой разведки. Члены группы разъехались по разным местам, отыскивая родственников и друзей. Некоторые имели контакты с подпольными группами Сопротивления – с этими организациями группа установила связь.
20 сентября 1941 г. группа «Михал» приступила к регулярным радиопередачам. В одном из первых же сообщений содержалась информация о том, что гитлеровцы накапливают химические отравляющие вещества на складах в районе Петркува, – информация чрезвычайно важная. Вскоре группа перебазировалась в Варшаву, оставив на прежнем месте лишь радиста. Она организовала наблюдательные пункты на нескольких железнодорожных узлах: в предместье Варшавы Праге, в Радоме, Люблине, Седльце, Пшемысле, Лукове, Бресте и других, – работники которых отслеживали передвижения немецких воинских частей и военных грузов. Арцишевский в Варшаве обрабатывал результаты, которые затем передавались в Центр.
Арцишевский расширял круг знакомств, постепенно группа пополнялась. Бывшая актриса Люцина Брацкая помогла ему выправить легальные документы, а затем стала выполнять его поручения. Так, она установила связь с семьей Арцишевского, после чего две его сестры, Ирэна и Мария, работавшие в Познани на почтамте, тоже стали информаторами: они передавали номера полевой почты и воинских частей, которые узнавали у себя на почтамте. Домработница Брацких Ирмина Крупович также стала членом группы. Ей доверили хранение шифров и документации – Ирмина держала их в мусорном ящике, возле которого всегда стояла наготове бутылка с горючей смесью. Старые знакомые Миколая – художники Униховский, Детке и Чеховский – снабжали группу искусно изготовленными поддельными документами.
«В один из дней, приехав с донесениями, я застал Арцишевского в приподнятом настроении, – вспоминал один из членов группы Ежи Зюлковский. – Оказалось, ему удалось подобрать группу молодых людей из Гдыни, которые охотно согласились принять участие в борьбе с оккупантами. Вскоре я познакомился с этими юношами. В группу входили: энергичный и внешне очень обаятельный Анджей Жупанский, необыкновенно серьезный и уравновешенный Франек Камровский, интеллигентный, с изящными манерами Ежи Томашунас и брюнет с буйной растрепанной шевелюрой Богуслав Копка. Несколько позже к ним присоединились спокойный и сдержанный Тадеуш Жупанский и худенький Збышек Сас-Гошовский. Все они знали Арцишевского со времени его журналистской работы в Гдыне. Как и в нашей группе, Миколай не вводил у них ни жесткой военной дисциплины, ни каких-либо форм муштры, и тем не менее группа представляла собой сплоченный дисциплинированный боевой коллектив. Задания каждому из членов этой группы Миколай ставил персонально и лишь в случае проведения групповых операций назначал старшего. Поскольку мне часто доводилось участвовать с ними в различных операциях, я довольно быстро убедился в их исключительных боевых качествах. Не было случая, чтобы кто-нибудь из них хоть раз на миг заколебался при выполнении боевого задания».
Энергичные и ненавидевшие фашистов поляки охотно помогали разведчикам. С началом Великой Отечественной войны их отношение к русским улучшилось, хотя, может быть, они предпочли бы работать не на русских, а на англичан. Так, хозяйка одной из радиоквартир, узнав, что подпольщики работают не на Лондон, в ультимативном порядке потребовала очистить квартиру.
И все-таки они находили самую широкую поддержку среди населения. Случаи бывали просто потрясающие. Тот же Ежи Зюлковский в своих мемуарах привел рассказ одного из-подпольщиков о том, как тот перевозил рацию с одной квартиры на другую. Подпольщик рассказал следующее: «Я взял два чемодана, в которые запихал все хозяйство, сел с ними в трамвай и поехал на явку. У вокзала в трамвай натолкалось столько народу, что меня в вагоне буквально зажали – ни назад, ни вперед. На углу Свентокшиской и Маршалковской (дело происходило в Варшаве. – Авт.), у почты, я хотел выйти. Кое-как задом протолкнулся – сам уже на мостовой, а чемоданы вытащить никак не могу. Трамвай трогается, я дергаю чемоданы, вырываю их, но один раскрывается, и все содержимое высыпается на мостовую. И здесь варшавяне сдали экзамен на гражданственность. Сообразив, в чем дело, люди выпрыгнули из трамвая и окружили меня тесным кольцом, прикрыв разбросанное по земле имущество. Те, кто стоял поближе, пытались засунуть обратно выпавшее: наушники, провода, всякое оборудование. С трудом упаковал я чемодан, из которого все же торчали в разные стороны всякие провода, и бросился к ближайшей подворотне…»
Приятель Анджея Жупанского Юрек Чаплицкий работал в Варшавской дирекции Восточной железной дороги и смог раздобыть копии секретных документов, содержавших сравнительный анализ обстановки на железных дорогах Восточного фронта. Франек Камровский установил связь с Поморьем. В Торуне он наладил контакт со старыми знакомыми Арцишевского – семьей адмирала Стейера. Два сына адмирала, Дональд и Владжимеж, занялись установлением дислокации немецких войск в районе Торуня. Они сообщали о системе ПВО, оборудовании аэродромов, переброске войск на Восточный фронт. Арцишевский пользовался большим доверием Центра – будучи военным, он настолько грамотно обрабатывал донесения, что Центр просил его даже оценивать общую военно-политическую обстановку в Польше. Официальные советские источники пишут, что он «полнее и шире, чем другие, освещал переброски немецких войск через Польшу. В этой области «Михал» оказался важнейшим источником, данные которого принимались за основу при оценке передислокации войск».
Вскоре разведчикам стало трудно обходиться одной рацией, и 1 ноября 1941 г. им на помощь был сброшен еще один парашютист – поручик польской армии Ян Мейер, который доставил две рации. Кстати, именно группе «Михал» принадлежит рекорд непрерывной радиопередачи из вражеского тыла. После перерыва в радиосвязи донесений у группы накопилось столько, что радисту пришлось без перерыва работать… 36 часов. Невероятно, но факт, что за это время немцы не обнаружили радиостанцию. Засекли ее позже, в начале 1942 г. Только за два месяца 3-я рота подслушивания и радиоперехвата абвера перехватила 538 радиограмм, но не сумела их расшифровать.
Между тем положение группы становилось все более трудным. Она сильно разрослась, и не исключена была опасность случайных арестов. В Варшаве арестовали Ежи Томашунаса, в Петркуве схватили Юзефа Клуфа. После каждого из арестов приходилось ликвидировать известные арестованным явки и менять документы всем людям, которых они знали. Все же они продолжали работу, несмотря на провалы, пока 27 июля 1943 г. на радиоквартире не были арестованы Арцишевский, радист Мицкевич и Ирмина Крупович. Вскоре произошло еще несколько серьезных провалов.
Миколай Арцишевский после длительных интенсивных допросов в гестапо, на которых он никого не выдал, был приговорен к смерти и расстрелян 11 мая 1943 г. Радист Мицкевич был расстрелян в концлагере Бухенвальд. Ирмину тоже отправили в Бухенвальд, но она незадолго до освобождения лагеря американскими войсками сумела бежать.
Ко времени работы Урсулы Кучински в Данциге относится случай, вошедший в число анекдотов советской разведки.
Разведчица с семьей жила в многоквартирном доме и вела радиопередачи из своей квартиры. Этажом выше жил высокопоставленный функционер нацистской партии с женой, которая считала себя ее приятельницей и любила при встрече на улице или в магазине с ней поболтать. Однажды утром, выйдя за покупками, Урсула встретилась с супругой нациста.
– Мой муж сейчас в командировке, – сразу же сообщила женщина.
Они поговорили о холодной погоде и – неисчерпаемая тема – перешли на милых соседей. Между прочим, соседка спросила:
– Ваш радиоприемник тоже часто барахлит? Прошлой ночью у нас опять ничего не было слышно!
– Я ничего такого не заметила, – ответила Урсула, внутренне напрягшись. – А в котором часу это было?
Соседка назвала время.
– Ну, так поздно я никогда не слушаю радио. В этот час я давно уже сплю.
Но соседка знала некую жгучую тайну и не могла утерпеть, чтобы не поделиться. Чуть наклонившись, она сказала полушепотом:
– Мой муж говорит, кто-то тайком работает на передатчике, где-то совсем недалеко от нас. Он позаботится, чтобы в пятницу оцепили и обыскали наш квартал. К тому времени он как раз вернется.
Никогда, ни до того, ни после, Урсула не была так близка к провалу. Если бы не случайный разговор с глупой женой нациста, в пятницу она была бы схвачена полицией, а затем, вероятно, передана гестапо. Центр, получив сообщение о происшедшем, без промедления отозвал разведчицу из Данцига, а вскоре и из Польши, так как объем работы для нее резко уменьшился.
С 1936 г. в Кракове действовала нелегальная резидентура «Монблан» во главе с болгарским коммунистом, которого долгое время называли Стояном Владовым (даже на мемориальной доске на доме, где он жил, выбито это имя). У него было много имен – Иван Петров, Янко Музыкант, Станко Кукец, Стоян Владов. Впервые в нашей стране об этом человеке и его работе рассказал московский историк Валерий Яковлевич Кочик в статье, опубликованной в еженедельнике «Секретные материалы» (СПб., 2000, № 6).
Настоящее имя разведчика – Зидаров Никола Василев. Родился в 1888 г. в Бургасском округе, Болгария, в семье священника. В 1906 г. окончил Русенское военное училище машинистов Дунайской флотилии, служил машинистом на железной дороге и в армии во время балканской войны. В годы учебы стал членом социал-демократического кружка в Русе, затем активно участвовал в социал-демократическом движении в Болгарии. После ареста и увольнения с работы ему пришлось сменить профессию – работал музыкантом в кинотеатрах и в оркестре.
Во время Сентябрьского восстания 1923 г. командовал отрядом, после поражения перешел болгаро-турецкую границу. С помощью руководителей резидентур Коминтерна и Региструпра в Стамбуле Семена Мирного и Николы Трайчева Зидаров в числе шестидесяти болгарских эмигрантов на советском корабле «Эльбрус» прибыл в октябре 1923 г. в Одессу. Под руководством Христофора Салныня занимался транспортировкой оружия в Болгарию, затем, получив военную подготовку в Тамбовской спецшколе, находился на нелегальной работе в Югославии, потом во Франции. В 1931 г. выехал в СССР, работал в аппарате ИККИ, учился в Военной академии имени М.В. Фрунзе, по окончании которой в 1935 г. был направлен в Разведупр.
Зидаров получил задание легализоваться и работать в Кракове, организовав там нелегальную резидентуру, которая бы отслеживала события в Польше и Германии. Но сначала он направился в Париж, а затем в Вену для промежуточной легализации. Он взял себе новое имя. Теперь его звали Стоян Владов Николов, богатый болгарский фермер из Русы, который возвратился из Америки вместе с племянницей. Его «племянницей» и помощницей была Петрана Иванова.
Итак, в марте 1935 г. Стоян Владов и Петрана Иванова отправились в Вену. Там они наладили отношения с Обществом садоводов и наконец переехали в Краков, где поселились на улице Пражновского, в доме 9, купили большой участок земли, на котором занялись выращиванием плодовых деревьев, и начали свою основную работу. Информацию они получали в первую очередь от земляков: сотрудников болгарского посольства в Варшаве Димитра Икономова и Трифона Пухлева, от секретаря болгарского торгпредства в Берлине Алексия Икономова, сотрудников болгарских представительств в Праге, Вене, Будапеште и, конечно, от товарищей по обществам садоводов, которые существовали тогда во многих странах Европы.
Помощником Стояна Владова был советский разведчик Леон Пуйдок, который числился в его садоводческом хозяйстве механиком. Радисткой его в то время была Урсула Кучински («Соня»). А Петрана Иванова в 1938 г. вернулась в Париж, где работала до 1960 г., поставляя ГРУ ценную информацию. В 1960 г. она вместе с мужем Димче Ивановым вернулась в Болгарию, где была удостоена высоких правительственных наград. Умерла Петрана в Софии.
После нападения Германии на Польшу связи Владова расширились. Краков – штаб-квартира польской резидентуры Разведупра – стал столицей генерал-губернаторства. В условиях фашистской оккупации Владов сумел наладить контакты с ответственными работниками гитлеровской администрации и даже гестапо. Его не смущали доносы людей, завидовавших преуспевающему бизнесмену. В своей традиции, «нарушая конспирацию», коммерсант Владов совершенно официально переводил в Софию деньги, которые затем использовались на нужды подполья. Впрочем, он действовал смело, но осмотрительно.
После начала Великой Отечественной войны связь Владова с Москвой прервалась. В августе 1942 г. к нему была направлена радистка, вместе с которой он активно работал до самого конца войны. От него поступала информация о перемещении немецких войск на маршруте Краков – Катовице – Ченстохова и в ближайших районах; он организовывал заброску советских разведчиков в Чехословакию, помогал агентам в приобретении легализационных документов.
Он доработал почти до самой Победы и пропал без вести в апреле 1945 г. В Центре предполагали, что Владов ушел вместе с немецкими беженцами в глубь Германии. Больше о нем никто ничего не слышал. Возможно, разведчик попал в руки гестаповцев или случайно погиб.
6 сентября 1977 г. в Кракове на доме № 9 по улице Юлиана Мархлевского в память о нем была открыта мемориальная доска. На ней надпись:
«С конца 1939 по 1943 г. в этом доме жил и отсюда руководил антифашистской деятельностью болгарских патриотов в Кракове Стоян Владов, верный сын своей Родины и герой польского и болгарского народов, погибший в лагере смерти Освенцим. От краковской общественности».
Агент Разведупра и после смерти продолжал соблюдать конспирацию.
С началом Великой Отечественной войны перед лицом общего врага неожиданно оказались два исторических противника – Россия и Польша. Новая ситуация способствовала их некоторому политическому сближению. 30 июля 1941 г. был подписан союзнический договор между Советским правительством и польским правительством в эмиграции, находившимся в Лондоне. Начались и переговоры о сотрудничестве Разведупра РККА со службами разведки польского штаба верховного главнокомандующего и Главного командования Союза вооруженной борьбы (СВБ).
14 августа 1941 г. в Москве бригадный генерал З. Шишко-Богуш и генерал-майор А. Василевский подписали конвенцию, предусматривавшую создание военных миссий при верховных командованиях обеих стран.
2-м отделом штаба верховного главнокомандующего Польши руководил полковник Леон Миткевич, а представителем польской разведки в составе военной миссии стал майор Леон Бортновский. Любопытно, что до июля 1941 г. 2-й отдел вел разведдеятельность против СССР, теперь же нужно было резко переходить к сотрудничеству.
Впрочем, представления о сотрудничестве у сторон были разными. Советская сторона предложила, чтобы информация о немецких войсках и пр. передавалась без посредников, непосредственно в наш Центр, а также чтобы была установлена прямая связь между Центром и главным командованием СВБ в Польше. Но, несмотря на то что прямая связь требовалась в интересах общего дела, лондонское правительство никак не соглашалось на то, чтобы оно осталось в стороне. Согласно его предложениям обмен развединформацией должен был происходить в польском штабе в Лондоне, а для передачи информации особой важности, если возникнет такая необходимость, короткое время использовать прямую радиосвязь между Центром польской разведки в Польше и польской миссией в Москве. Польский штаб принимал на себя организацию сети разведки в немецком тылу на восток от польско-советской границы, при этом СССР должен был помогать ему в заброске агентов, радистов и технического снаряжения. Эти требования хотя и удлиняли пути прохождения информации, но в целом устраивали советское командование.
Но тут начались дебаты внутри польского лондонского штаба. Сначала генерал К. Соснковский, начальник 4-го отдела штаба, занимавшегося в числе прочих вопросов передачей информации разведки СВБ в Лондон, выдвинул требование, чтобы вся разведка против немцев в тылу германского Восточного фронта организовывалась поляками. Кроме того, генерал С. Ровецкий и полковник Ю. Смоленьский воспротивились советским предложениям о том, чтобы польские разведгруппы сотрудничали с советскими. Они требовали, чтобы обмен информацией происходил лишь на уровне главных штабов. Начались поиски компромисса, и наконец договорились на следующих условиях:
«1. Основной обмен всей информацией с советским штабом будет проходить в Лондоне (генерал Соснковский не соглашался на Москву или Варшаву).
2. В исключительных случаях будет сохраняться связь между Варшавой и Москвой (полковник Смоленьский заверил, что Лондон будет предоставлять сведения так же быстро, как и Варшава).
3. Майор Бортновский должен был передавать разведывательные задания из Советского Союза в Варшаву и Лондон.
4. Сеть разведки, организованная Главным штабом СВБ под кодовым названием «Вахлаж» («Веер»), будет продвинута на восток в немецкий тыл.
5. Польская сторона будет пользоваться помощью советского штаба в переброске до Польши через Восточный фронт.
6. К разведывательной деятельности можно будет привлекать солдат польской армии в СССР».
В середине сентября 1941 г. началось официальное сотрудничество разведок, хотя и до этого советская военная миссия достаточно регулярно получала от поляков разведывательные сведения.
Разведупр интересовали данные о силах вермахта на оккупированной территории, их перемещениях, организации командования, духе войск, сведения об авиации, флоте, транспорте и т. п. В свою очередь Разведупр передавал сведения, которые могли бы быть интересны польским военным, хотя и делал это нечасто.
Польские эмигрантские круги с самого начала были вынужденными союзниками, и удовлетворения от этого они не испытывали. Уже 10 октября 1941 г. генерал В. Сикорский, премьер-министр и военный министр Лондонского правительства, передал в Польшу следующие указания относительно организации разведки:
«1. Организованная сеть разведки должна охватить все тылы немецких войск от Балтики до Черного моря, особенно пути сообщения, этапные центры.
2. Работу проводить не только под углом зрения потребностей настоящей войны, но и прежде всего восстания. Кроме этого, необходимо создавать постоянные основы нашей разведки на востоке после войны.
3. С существующей сетью советской разведки польская сеть ни при каких условиях не должна общаться.
4. Целостность организационных работ нужно как можно сильнее законспирировать, чтобы исключить проникновение НКВД в разведывательные сети СВБ».
В общем, неясно, кого больше опасались наши польские союзники – немцев или русских, абвера или НКВД. При этом польские разведсети должны были продвинуться как можно дальше на восток, вслед за немцами. Но вот вопрос: с какой целью?
Сотрудничество продвигалось с большим трудом. Так, если представители СССР предлагали взять на себя организацию связи с группами в Варшаве, то польские военные не соглашались. Этот вопрос был урегулирован только в феврале 1942 г., и в Серебряном Бору под Москвой был открыт пункт радиосвязи, получивший кодовое название «Висла». Руководителем его стал подполковник Леон Бортновский. Первый сеанс связи между «Вислой» и радиостанцией Главного командования Армии Крайовой «Ада» состоялся 11 апреля 1942 г.
До этого времени разведывательные сводки передавались через Лондон. 28 апреля поступил наконец первый прямой радиоотчет о перемещениях частей вермахта, 29 апреля – еще один. Сведения, содержавшиеся в этих и других сообщениях, подтверждали уже имеющиеся данные, полученные из других источников, о подготовке немецких войск к наступлению на юго-востоке. В мае «Ада» передала 24 разведсообщения, которые были высоко оценены в Москве. В одном из исследований, посвященных этому вопросу, говорится следующее:
«Очередные отчеты польской разведки включали в себя важные данные о составах боевых газов, авиабомб и газового вооружения… На химических заводах в Силезии было установлено увеличение производства артиллерийских снарядов и газовых гранат, которые обозначались желтой двухсантиметровой полосой…
В середине мая 1942 г. советская военная разведка обратилась за помощью к Четвертому отделу Штаба главнокомандующего в предоставлении сведений, касавшихся районов танковых группировок, входивших в состав ударных войск, а также о сосредоточении пехоты и немецкой авиации в районе Двинска, Риги, Каунаса, Гомеля, Барановичей, Киева, Первомайска, Николаева и Одессы. ГШ КА просил также обозначить цели, предназначенные для бомбардировок советской авиацией на территории Польши и Восточной Пруссии. Разведка Армии Крайовой обратила внимание на малую эффективность советских воздушных атак, о чем и сообщила в Москву. В отчете, переданном «Адой» 29 мая 1942 г., содержались сведения о тактике маскировки немецких аэродромов, которая основывалась на размещении около каждого из них ложной посадочной площадки. Немцы во время налетов зажигали там бочки со смолой, которые имитировали горящие бензобаки. Так, например, они делали в Лиде».
Однако стали возникать проблемы. С 6 по 17 июня не было связи между Варшавой и Москвой, поскольку немцы ликвидировали одну из-подпольных радиостанций «АК», и связь оставалась только с Лондоном. Но это была частная неприятность. Хуже было то, что вскоре сотрудничество ослабло, сведения стали поступать с большим опозданием. Так, информация о движении немецких составов в южном направлении в июне 1942 г. была передана лишь в конце июля. В чем же были причины? Возможно, после интенсивного начала польские партнеры несколько расслабились, но вероятней всего, стало сказываться негативное отношение офицеров Армии Крайовой к Советскому Союзу. К тому времени отношения между польским правительством в Лондоне и советскими властями резко похолодали. После эвакуации польской армии Андерса из СССР радиопункт в Серебряном Бору был закрыт. Впрочем, обмен разведданными пока продолжался. Всего в 1942 г. советская военная миссия получила 170 разведсообщений, и с января по март 1943 г. – еще 35.
После разрыва дипломатических отношений с польским эмигрантским правительством сотрудничество разведок на уровне главных штабов прекратилось. Однако «внизу» оно продолжалось – действовавшие в немецком тылу партизаны как польской, так и советской стороны имели свое мнение о том, кто им враг, а кто союзник…
Советская военная разведка не ограничивалась только обменом разведданными с польской разведкой, но и сама посылала разведывательно-диверсионные группы на территорию Польши.
Уже в начальный период Великой Отечественной войны советская военная разведка стала готовить и забрасывать в немецкий тыл разведгруппы. Посылаемые в Польшу группы формировались из поляков, в том числе из польских офицеров, оказавшихся после 1939 г. в Советском Союзе. Самой известной и результативной была группа «Михал». Командовал ею капитан Войска Польского Миколай Арцишевский, который в числе 150 интернированных польских офицеров подписал «Меморандум высшему руководству Красной Армии», в котором они просили предоставить им возможность сражаться с общим врагом. Группа «Михал» была заброшена в Польшу 17 августа 1941 г.
Расскажем подробнее о ее руководителе. Миколай родился в 1908 г. в Вильно в дворянской семье, происходившей по прямой линии от Кшиштофа Арцишевского, знаменитого путешественника. Мать его была дочерью наместника в Финляндии, отец – из познанских помещиков. После гимназии Миколай два года учился на юридическом факультете Познанского университета, затем занимался журналистикой, сотрудничал в газетах Познани, Быдгоща, Гдыни. В начале Второй мировой войны был призван в армию. После поражения Польши сумел с несколькими другими офицерами добраться до Литвы, где был интернирован.
В группу, кроме самого Арцишевского, вошли его заместитель Збигнев Романовский, радист Игорь Мицкевич, сапер Станислав Винский и Ежи Зюлковский – все бывшие офицеры польской армии в звании поручиков. Они прошли ускоренную подготовку, как практиковалось в первые месяцы войны. При выброске на территорию Польши летчики «немного промахнулись», и разведчики приземлились примерно в 150 км от назначенного места. С помощью местного населения они добрались до города Петркува, южнее Лодзи, там обосновались и начали работу. Главным заданием группы была организация сети войсковой разведки. Члены группы разъехались по разным местам, отыскивая родственников и друзей. Некоторые имели контакты с подпольными группами Сопротивления – с этими организациями группа установила связь.
20 сентября 1941 г. группа «Михал» приступила к регулярным радиопередачам. В одном из первых же сообщений содержалась информация о том, что гитлеровцы накапливают химические отравляющие вещества на складах в районе Петркува, – информация чрезвычайно важная. Вскоре группа перебазировалась в Варшаву, оставив на прежнем месте лишь радиста. Она организовала наблюдательные пункты на нескольких железнодорожных узлах: в предместье Варшавы Праге, в Радоме, Люблине, Седльце, Пшемысле, Лукове, Бресте и других, – работники которых отслеживали передвижения немецких воинских частей и военных грузов. Арцишевский в Варшаве обрабатывал результаты, которые затем передавались в Центр.
Арцишевский расширял круг знакомств, постепенно группа пополнялась. Бывшая актриса Люцина Брацкая помогла ему выправить легальные документы, а затем стала выполнять его поручения. Так, она установила связь с семьей Арцишевского, после чего две его сестры, Ирэна и Мария, работавшие в Познани на почтамте, тоже стали информаторами: они передавали номера полевой почты и воинских частей, которые узнавали у себя на почтамте. Домработница Брацких Ирмина Крупович также стала членом группы. Ей доверили хранение шифров и документации – Ирмина держала их в мусорном ящике, возле которого всегда стояла наготове бутылка с горючей смесью. Старые знакомые Миколая – художники Униховский, Детке и Чеховский – снабжали группу искусно изготовленными поддельными документами.
«В один из дней, приехав с донесениями, я застал Арцишевского в приподнятом настроении, – вспоминал один из членов группы Ежи Зюлковский. – Оказалось, ему удалось подобрать группу молодых людей из Гдыни, которые охотно согласились принять участие в борьбе с оккупантами. Вскоре я познакомился с этими юношами. В группу входили: энергичный и внешне очень обаятельный Анджей Жупанский, необыкновенно серьезный и уравновешенный Франек Камровский, интеллигентный, с изящными манерами Ежи Томашунас и брюнет с буйной растрепанной шевелюрой Богуслав Копка. Несколько позже к ним присоединились спокойный и сдержанный Тадеуш Жупанский и худенький Збышек Сас-Гошовский. Все они знали Арцишевского со времени его журналистской работы в Гдыне. Как и в нашей группе, Миколай не вводил у них ни жесткой военной дисциплины, ни каких-либо форм муштры, и тем не менее группа представляла собой сплоченный дисциплинированный боевой коллектив. Задания каждому из членов этой группы Миколай ставил персонально и лишь в случае проведения групповых операций назначал старшего. Поскольку мне часто доводилось участвовать с ними в различных операциях, я довольно быстро убедился в их исключительных боевых качествах. Не было случая, чтобы кто-нибудь из них хоть раз на миг заколебался при выполнении боевого задания».
Энергичные и ненавидевшие фашистов поляки охотно помогали разведчикам. С началом Великой Отечественной войны их отношение к русским улучшилось, хотя, может быть, они предпочли бы работать не на русских, а на англичан. Так, хозяйка одной из радиоквартир, узнав, что подпольщики работают не на Лондон, в ультимативном порядке потребовала очистить квартиру.
И все-таки они находили самую широкую поддержку среди населения. Случаи бывали просто потрясающие. Тот же Ежи Зюлковский в своих мемуарах привел рассказ одного из-подпольщиков о том, как тот перевозил рацию с одной квартиры на другую. Подпольщик рассказал следующее: «Я взял два чемодана, в которые запихал все хозяйство, сел с ними в трамвай и поехал на явку. У вокзала в трамвай натолкалось столько народу, что меня в вагоне буквально зажали – ни назад, ни вперед. На углу Свентокшиской и Маршалковской (дело происходило в Варшаве. – Авт.), у почты, я хотел выйти. Кое-как задом протолкнулся – сам уже на мостовой, а чемоданы вытащить никак не могу. Трамвай трогается, я дергаю чемоданы, вырываю их, но один раскрывается, и все содержимое высыпается на мостовую. И здесь варшавяне сдали экзамен на гражданственность. Сообразив, в чем дело, люди выпрыгнули из трамвая и окружили меня тесным кольцом, прикрыв разбросанное по земле имущество. Те, кто стоял поближе, пытались засунуть обратно выпавшее: наушники, провода, всякое оборудование. С трудом упаковал я чемодан, из которого все же торчали в разные стороны всякие провода, и бросился к ближайшей подворотне…»
Приятель Анджея Жупанского Юрек Чаплицкий работал в Варшавской дирекции Восточной железной дороги и смог раздобыть копии секретных документов, содержавших сравнительный анализ обстановки на железных дорогах Восточного фронта. Франек Камровский установил связь с Поморьем. В Торуне он наладил контакт со старыми знакомыми Арцишевского – семьей адмирала Стейера. Два сына адмирала, Дональд и Владжимеж, занялись установлением дислокации немецких войск в районе Торуня. Они сообщали о системе ПВО, оборудовании аэродромов, переброске войск на Восточный фронт. Арцишевский пользовался большим доверием Центра – будучи военным, он настолько грамотно обрабатывал донесения, что Центр просил его даже оценивать общую военно-политическую обстановку в Польше. Официальные советские источники пишут, что он «полнее и шире, чем другие, освещал переброски немецких войск через Польшу. В этой области «Михал» оказался важнейшим источником, данные которого принимались за основу при оценке передислокации войск».
Вскоре разведчикам стало трудно обходиться одной рацией, и 1 ноября 1941 г. им на помощь был сброшен еще один парашютист – поручик польской армии Ян Мейер, который доставил две рации. Кстати, именно группе «Михал» принадлежит рекорд непрерывной радиопередачи из вражеского тыла. После перерыва в радиосвязи донесений у группы накопилось столько, что радисту пришлось без перерыва работать… 36 часов. Невероятно, но факт, что за это время немцы не обнаружили радиостанцию. Засекли ее позже, в начале 1942 г. Только за два месяца 3-я рота подслушивания и радиоперехвата абвера перехватила 538 радиограмм, но не сумела их расшифровать.
Между тем положение группы становилось все более трудным. Она сильно разрослась, и не исключена была опасность случайных арестов. В Варшаве арестовали Ежи Томашунаса, в Петркуве схватили Юзефа Клуфа. После каждого из арестов приходилось ликвидировать известные арестованным явки и менять документы всем людям, которых они знали. Все же они продолжали работу, несмотря на провалы, пока 27 июля 1943 г. на радиоквартире не были арестованы Арцишевский, радист Мицкевич и Ирмина Крупович. Вскоре произошло еще несколько серьезных провалов.
Миколай Арцишевский после длительных интенсивных допросов в гестапо, на которых он никого не выдал, был приговорен к смерти и расстрелян 11 мая 1943 г. Радист Мицкевич был расстрелян в концлагере Бухенвальд. Ирмину тоже отправили в Бухенвальд, но она незадолго до освобождения лагеря американскими войсками сумела бежать.