Александр Михайлович Казбеги. Отцеубийца

   Она молила бога, чтобы закончились поскорее переговоры, чем бы ни грозили они, только бы гости ушли наконец. Но бог не исполнил ее желания: в комнате накрыли стол, и все стали пить за здоровье обрученных.
   А между тем Иаго томился в ожидании. В горах сама природа приучает человека к терпению, но на этот раз Иаго с трудом сдерживал биение собственного сердца. Уж сколько раз подкрадывался он к ограде двора Онисе, стараясь выследить Нуну. Напрасно! И обессиленный тщетным ожиданием, он снова уходил в высокие травы, скрывавшие его от чужих взоров.
   Тысячи тревожных мыслей метались в его голове, лоб горел от волнения, Иаго терял самообладание, не мог ни сидеть, ни стоять на месте.
   Он изнемог от напряжения, все мысли спутались, он больше не мог думать, голова закружилась, подкосились колени, Иаго опустился на землю Довольно долго был он в забытьи, как бы в тумане. Наконец он очнулся, словно кто-то, растолкав, пробудил его от крепкого, но беспокойного сна, который обессилил его, стер краски жизни с его лица. Он с тоской взглянул на небо, оно было все сплошь усеяно радостными звездами, лучи их трепетно сплетались в вышине. Рассветная звезда уже склонилась к западу, значит, уже совсем мало осталось ночи, а Нуну все не шла.
   Иаго медленно встал, снова подошел к ограде, поглядел на дом, в котором жила Нуну. Оттуда еще струился свет. Иаго не мог понять, отчего так долго не спят хозяева, ведь нынче не праздник и в доме нет больных, чтобы засиживаться до утра. Отчего же не спят в этом доме?
   Он бесшумно перелез через ограду и тихо направился к дому, – может быть, удастся узнать, отчего опоздала Нуну. Он шел осторожно, чтобы ни на кого не натолкнуться и не дать повода для сплетен досужим болтунам. Боясь нарушить предутреннюю тишину, он при каждом шаге ощупывал ногой землю и, если наступал на булыжник, так гибко обхватывал его ступнями ног в мягких горских чустах, что камень прирастал к месту.
   Иаго подошел к двери. Бесшумнее ветерка скользнул он на балкон и припал к дверному косяку. Ему хотелось узнать, о чем там говорят, или, по крайней мере, кто так поздно засиделся у дяди Нуну. Но слова не долетали до его слуха, а окно было так высоко, что заглянуть в него было невозможно. Он спустился во двор, обошел вокруг дома, взобрался по лестнице на плоскую крышу, нашел там отверстие, которое часто делается в мохевских домах, и заглянул вниз. Его глазам представился пиршественный стол, за ним сидели хозяин дома, его жена и двое чужих, которых Иаго знал очень хорошо, так как они были из одного с ним села. Как видно, они кончили ужин и пили последний тост.
   Зачем эти люди в доме Нуну? – вот что хотел узнать Иаго.
   – Да благословит бог начатое нами дело! – вдруг услышал Иаго голос одного из гостей. И вскоре несчастный влюбленный понял, что речь шла о замужестве Нуну.
   Значит, обручили Нуну! – с тоской подумал Иаго.
   – Не забудьте же про выкуп! – напутствовал госте Онисе.
   – Нет, как можно забыть! – ответили гости.
   – А не забудете, так и я в долгу у вас не останусь, бог свидетель! – сказала Махия.
   – Спасибо, Махия, дай тебе бог! Уж чего же нам больше! – ластились к ней гости, у которых заплетались языки от хмеля.
   – А то вы ведь хорошо знаете Иаго, – не унималась Махия, – и отвагой своей, и работой он в Хави каждому известен, и он просил нас отдать за него Нуну, а мы только из любви к вам ему отказали.
   – А кто такой Иаго? – обиженно возразил один из гостей. – Он – крепостной своего барина, только и всего… Ни земли, ни двора, ни дома у него нет!.. Будь он достойным человеком, не снес бы отцовского дома.
   – То-то и есть, что не снес бы, ей-богу! – воскликнул Онисе и добавил: – Да и выкуп разве смог бы он уплатить?
   Как стрелы, впивались в сердце Иаго эти слова, они ему напоминали о прошлом. Мать его, когда-то вольная, была вероломно продана одному феодалу. Отец погиб в борьбе за отчизну. Овдовевшая, беззащитная мать несправедливо была записана крепостной. Иаго горько задумался. Когда-то прославленный свободолюбивый род его был теперь в рабской зависимости от грубой силы, и его же, Иаго, упрекают, как будто в этом его вина!.. Только случай спас его соседей от подобной же участи, и только случайно называются они свободными государственными крестьянами. Отчего же они так жестоко осуждают теперь проступок Иаго?
   Тем обидней звучали слова Онисе и его гостей, что и положение тоже было незавидным. Название свободный крестьянин давно потеряло всякий смысл.
   Тогда почему же Иаго лишен счастья, на которое имеет право всякое создание на земле?
   Только потому, что он родился в рабстве?
   Разве Иаго сам виноват в этом?
   Все эти мысли стремительно нахлынули на Иаго, голова затуманилась от обиды и боли.
   Он решил уйти, и оторвался от крыши. И вдруг его неудержимо повлекло к Нуну: увидеть ее, услышать от нее самой, что она о нем думает, заглянуть ей в глаза и самом убедиться во всем.
   Должно быть, и она думает, как все… – вздохнул Иаго и хотел было спуститься, но, дойдя до края террасы, быстро взобрался обратно к тому отверстию в крыше, откуда мог увидеть свою возлюбленную.
   Он нагнулся и разглядел печально склоненную фигуру Нуну. По всему ее облику было видно, как много пережила она за эти часы. Сердце Иаго бурно забилось от боли и сочувствия к ней. Он не мог ей помочь, он даже не мог сказать ей слов утешения из своей засады, хотя, кто знает, возможно, что и наедине с ней не сумел бы вымолвить ни слова.
   Вдруг Иаго нащупал камешек и, нацелившись, бросил его вниз. Камешек упал прямо на колени к Нуну. Девушка вздрогнула, вскочила и подняла голову. В отверстии потолка она увидела Иаго, который глядел на нее пылающими глазами. Девушка улыбнулась ему.
   Несколько мгновений смотрели они так друг на друга, и оба поняли: они созданы только друг для друга и жить в разлуке им невозможно!
   Иаго не выдержал и дрожащим голосом тихо спросил:
   – Ты придешь на луг?
   – Я же тебе обещала, – прошептала Нуну в ответ.
   – Истаял я, ожидая тебя!
   – А что я могу сделать? У нас гости, и никто еще не ложился!
   – Значит, ждать тебя? – спросил Иаго, хотя он все равно остался бы на лугу, если бы даже Нуну не обещала притти к нему.
   – Как хочешь! – коротко ответила Нуну и повела плечом, как бы удивляясь его вопросу.
   Вошла Махия. Она проводила гостей и собиралась лечь спать. Нуну и Иаго замолкли.
   – Ты что сидишь, не идешь спать? – спросила Махия.
   – Ты сама еще не легла, не могу же я лечь раньше тебя, – тихо ответила ей Нуну.
   – Стели постели, пора спать.
   Нуну охотно повиновалась, расстелила постели и уложила всех.
   Потом засыпала золой угли в очаге, погасила лучины и сама легла, не раздеваясь.
   Ночь близилась к концу, и она надеялась, что все скоро заснут. Каково же было ее удивление, когда Махия ее окликнула:
   – Нуну, ты заснула?
   Нуну ничего не ответила и притворилась крепко спящей.
   – Нуну, ты не слышишь?
   Девушка молчала.
   – Что за сон на тебя навалился, да что это с тобой?… Нуну!.. – громко, позвала Махия.
   – Что? – сердито отозвалась Нуну.
   – Пододвинь ко мне поближе свой тюфяк, хочу тебе что-то сказать.
   – Махия, спать хочется, разговаривать некогда, скоро рассвет, – ответила Нуну и, перевернувшись на другой бок, принялась громко храпеть.
   – Слышишь, придвинься, я тебе что-то скажу!
   Нуну решила ни слова не отвечать так не вовремя разошедшейся тетке и отделаться от нее во что бы то ни стало.
   – Нуну!.. Девка!.. Чтобы святой Гиваргий навеки тебя усыпил, если уж ты такая хорошая!.. Не слышишь, что ли? – сердилась Махия, но Нуну упорно отмалчивалась.
   Махия хотела было встать, но лень одолела ее, и она наконец уснула.
   Нуну долго лежала неподвижно и прислушивалась. Наконец осторожно встала, подошла к двери и открыла ее. Иаго ждал ее с нетерпением тут же, возле дома, и крепко обнял, едва она ступила на порог.
   Мохевская девушка готовилась поговорить со своим возлюбленным, ей казалось, что для этого ей целого века не хватит, а теперь стояла она молча, опустив голову, вся зардевшись, и не могла вымолвить ни слова. Иаго глядел на нее, свою желанную, и чувствовал, как крепко они любят друг друга, и знал, что она пойдет на все ради этого несказанного блаженства.
   Это мгновение было так сладко для Иаго, что он не совладал со своим волнением, позабыл даже об осторожности.
   Он медленно наклонился к Нуну и приблизил лицо к ее пылающему лицу. Оно одурманивало, пьянило его. Еще ниже наклонился он к девушке, прядь ее волос, колеблемая утренним ветерком, ласково коснулась его щеки. Дрожь прошла по нему. Он обезумел, исступленно приник к ее лицу сухими губами и стал целовать.
   Потом обхватил ее, как ребенка, поднял на руки и в несколько прыжков добежал с нею до луга.
   Он целовал ее, шептал ей:
   – Ты одна – вся радость моя… Пусть попробуют отнять тебя у меня… Пусть весь мир ополчится против меня, он увидит, а что я способен!
   Но когда они немного успокоились и пришли в себя, они ужаснулись своей судьбе, ясно поняли, как безысходна, как печальна она.
   Иаго ловок, смел, отважен и сообразителен, но кто он такой? Неимущий крепостной, собственность барина, который мог в любой день продать его, выслать, подарить кому угодно. Право на счастье он должен выпрашивать у своего господина, как милостыню. Если господин почему-либо не пожелает подарить своему рабу это счастье, тому придется навеки расстаться даже с мыслями о Нуну.
   – Что же нам делать?… Как быть? – с тоской спрашивал Иаго. – Тебя обручили с другим, обрекли нас на кровную месть!
   – Ну и пусть обручили! Я не выйду замуж ни за кого, кроме тебя, никого мне не надо! – страстно воскликнула Нуну.
   – И я никому тебя не уступлю, но почему твой дядя это допустил? Мало ему было доли твоего отца, он захотел еще и на тебе заработать.
   У Нуну слезы подступили к глазам. Ей вспомнился отец, покинувший ее в такую трудную минуту. Это он позволил своему брату так безжалостно растоптать ее молодое сердце!
   – Они нарочно поспешили спровадить отца, чтобы распорядиться мною по своей воле. Безжалостные, злые люди!
   – Не плачь, родная моя, не надо! Клянусь благодатью святого Гиваргия, не отдам тебя никому!
   – Да, но ведь сам ты не волен в своей судьбе, все так и говорят про тебя.
   – Да, я раб! – с горечью сказал Иаго, низко опустив голову. – Ну и пусть – раб!.. Меня это не остановит! Силой сделали меня крепостным, силой отобрали все имущество, а теперь хотят силой отнять тебя! На этот раз не уступлю насильникам, и посмотрим, чья мать заплачет. Только ты люби меня, не променяй на другого, а мир велик, врага назову другом, а твою жизнь устрою.
   – Горе мне, несчастной! Как могу я тебе изменить, если отдала тебе свое сердце? Одна только смерть разлучит меня с тобой.
   – Жизнь ты моя, родная моя! – воскликнул Иаго, еще крепче обнимая ее, – Только бы ты любила меня! Прямо в Чечню тебя увезу!
   Из деревни послышались голоса. Вероятно, дровосеки собирались в путь к Ларсу. Нуну и Иаго опомнились, пора было им расставаться.
   – Уже утро! – печально сказала Нуну.
   – Иди, иди, а то увидят тебя. Долго ждали, подождем еще немножко, пораздумаем оба, есть и у меня близкие друзья, посоветуюсь с ними. Здесь ничего не надумаем, пойдем прямо в Чечню к Шамилю, если ты не боишься кистинов?
   – С тобой ничего не боюсь!
   – Ты – вся моя жизнь! – повторил Иаго слова ласки, известные каждому жителю Хеви, и снова обнял девушку. – А завтра придешь сюда? Приходи, приходи, милая! Трудно сердцу моему без тебя! – Он еще раз поцеловал ее, прижал к груди, потом повернулся, быстро перескочил через забор и скрылся за выступом стены.
   Нуну тяжело вздохнула, посмотрела ему вслед и тихо произнесла:
   – Святой Гиваргай порукой, Нуну будет твоей женой или в реке утопится.
   Она шагнула через изгородь и медленно вернулась в дом. Никем не замеченная, легла в свою постель.
   Иаго миновал ряд домов. Вдруг чьи-то руки легли ему на плечи. Он вздрогнул й остановился.
   – Долго же ты не спишь, молодчик! – услышал Иаго. Он обернулся и отступил назад.
   – Диамбег! – воскликнул он.
   Да, перед ним стоял диамбег в окружении нескольких вооруженных казаков. Этот человек был недавно переведен сюда и сразу же назначен правителем Хеви… За такую милость господин диамбег, разумеется, был благодарен властям, и поэтому он счел необходимым плетью принуждать к почтительности этот непросвещенный народ и за всякую, даже самую малую провинность наказывать ударом кнута. Мало того, вовсе не зная ни языка, ни нравов, ни обычаев этого народа, он был вынужден обзавестись целым штатом доносчиков, фискалов и лазутчиков, которые постепенно прибирали к рукам диамбега, и он, сам того не сознавая, превращался в покорного исполнителя их воли. Его окружали, главным образом, люди из соседних горских племен, готовые за грош продать своего брата; иногда это были сами мохевцы, потерявшие совесть и честь, развращенные новыми порядками и порвавшие всякую связь с собственным народом. Можно себе представить, насколько справедливы и правдивы были их донесения. Всегда и все делали они лишь ради собственной выгоды и заставляли диамбега служить своим интересам. А правитель края, в свою очередь, зависел от диамбега, и потому несправедливостям, творимым в те времена, не было конца.
   С одним из таких диамбегов встретился Иаго в тот злополучный час. Диамбег этот и сопровождавшие его люди возвращались из дома одного крестьянина, якобы скрывавшего ворованные вещи. Этот ложный донос был сделан ради того, чтобы отвлечь в сторону внимание диамбега и казаков, чтобы дать возможность друзьям доносчиков свободно ограбить на привале у духана погонщиков каравана верблюдов, Диамбег, разумеется, не обнаружил следов пропавших вещей и возвращался в самом скверном расположении духа. К тому же ему уже успели донести об ограблении каравана, и он бесновался, будучи не в силах постигнуть, отчего он не справляется со своими служебными обязанностями. Хорошо же, если он не в силах бороться с воровством и грабежами, он сумеет пресечь хотя бы круговую поруку в этих делах среди сплошь преступного, как он думал, населения. Потому он все чаще и прибегал к произволу и кнуту.
   Он обрадовался, что сможет хоть на ком-нибудь сорвать свою злость.
   – Ты что тут делал в такую рань? – строго спросил о Иаго.
   Иаго растерялся от неожиданности и не сразу нашелся что сказать. Опомнившись, спокойно ответил:
   – Был у своих друзей, иду домой.
   – Знаю я, у каких друзей ты был! – крикнул с угрозой диамбег. – Возьмите его и свяжите! – приказал он стражникам.
   Среди стражников был жених Нуну. Он первым подскочил к Иаго, но тот увернулся и схватился за кинжал.
   – Вы отойдите в сторону, пусть он сам ко мне подойдет! – и Иаго указал на диамбега.
   Диамбег, перепугавшийся не на шутку, попятился назад…
   – Чего стоите! – прикрикнул он на казаков. – Вяжите его!
   Иаго приготовился к прыжку, мускулы его напряглись, он глядел на диамбега гневными, горящими глазами. Есаулы не решались к нему подойти. Этим воспользовался брат жениха есаул Гиргола и украдкой зашел к нему за спину. И Иаго вдруг почувствовал, что цепкие руки обхватили его сзади. Он попытался вырваться, но Гиргола, высокий, широкоплечий силач, не выпускал его.
   – Гиргола! Разве я твой должник? Пусти меня, отойди, а то кровь подступает к горлу! – скрежеща зубами, сказал ему Иаго.
   Гиргола старался свалить его с ног, но не мог сдвинуть с места.
   – Бейте, бейте его! – приказал диамбег.
   – Зачем ты хочешь обагрить меня кровью соседей моих? Сам выходи на меня, если храбрости хватит!..
   Не успел Иаго произнести эти слова, как кто-то ударил его сзади плашмя кинжалом по голове. В глазах у него потемнело.
   – Эх вы, безбожники, предатели! – крикнул он и замахнулся кинжалом на Гирголу, но второй удар по голове оглушил его, и он опустился на колени.
   Подбежали стражники и по приказу диамбега связали Иаго по рукам и ногам.
   Иаго пришел в себя, снова вскочил и попытался защищаться, но веревки врезались в мускулы и парализовали их.
   – Гиргола! За что ты меня так? Что ты таил против меня? Эх, и бабой же ты оказался!
   – Замолчать! – стегнул его плетью диамбег.
   У Иаго искры посыпались из глаз от гнева и сознания своего бессилия.
   – Бесчестный, безжалостный! Прикажи лучше, чтобы зарубили меня, за что ты меня так?
   – Завтра узнаешь, за что! – злобно ответил диамбег.
   Связанного Иаго забрали и бросили в помещение, которое называлось тюрьмой. Летом там гнездились гады и насекомые, а зимой через выбитые окна и щели туда беспрепятственно врывалась зимняя стужа.
   Иаго хоть и был крепостным, хоть и привык к труду и терпению, – любил свой чистый горный воздух и свои обычаи. Кровь отцов струилась в нем, и понятия чести и стыда еще не утратили для него своего истинного смысла; его еще не успели развратить новые порядки, исковеркавшие его жизнь. Вот почему его потрясли события сегодняшнего утра. Измена соседей, которые не враждовали с ним открыто, его заключение в эту зловонную тюрьму, предательские удары плетью – все это обжигало грудь, терзало его невыносимой болью. И он силился представить себе то счастливое время, когда дружба и вражда проявлялись прямо и открыто. До утра оставалось уже немного, но каждая минута пребывания в тюрьме казалась ему вечностью. Барин его был из числа тех мелких сошек, которые вынуждены гнуть спину перед каждым начальником, так что он не мог рассчитывать на его поддержку.
   За что меня арестовали, чего им нужно от меня? – в тысячный раз повторял про себя Иаго, и каждый раз все одни и те же слова неотступно сверлили мозг: Безбожники они, несправедливые!
   Между тем солнце давно уже взошло и совершило большой путь по небу. Господин диамбег изволил проснуться и, открыв глаза, пожелал лицезреть своего верного есаула, дожидавшегося этой минуты за дверью.
   – Гиргола! – позвал диамбег.
   – Я здесь, господин! – и Гиргола приоткрыл дверь.
   – Сапоги почистил?
   – Да, господин!
   – Подай!
   Гиргола подал сапоги, помог диамбегу одеться и приготовил все для умывания.
   Диамбег не спеша засучил рукава рубашки на жирных руках и принялся умываться.
   Гиргола счел это время самым подходящим для беседы и, помогая своему хозяину даже в том, в чем его помощь вовсе и не требовалась, приступил к делу:
   – Bo-время захватили мы ночью того парня, господин!
   – А что, он признался в чем-нибудь?
   – Кто бы посмел с ним разговаривать без вас!
   – Должно быть, это он ограбил погонщиков верблюдов, как ты думаешь, а?
   – Кто же, как не он! – подтвердил Гиргола и, помолчав, добавил со льстивой улыбкой:
   – Дай вам бог, и везет же вам!
   Диамбег с удовольствием выслушал такую похвалу своей деятельности.
   – С одного взгляда умеете вы распознать злодея, – вкрадчиво добавил Гиргола. – Недаром во всем Хеви нынче говорят, что от вас ничего невозможно скрыть.
   Диамбег расчванился.
   – Ты у меня молодец, Гиргола, прямо молодец! За вчерашнюю храбрость я обязательно представлю тебя к кресту.
   – Да не лишит меня господь ваших милостей, господин!
   – Не приходил ли хозяин Наго? – спросил диамбег.
   – Как же, за дверью стоит, дожидается!
   Потом стали раздумывать, куда бы мог Иаго девать награбленную парчу. Гиргола старался убедить диамбега не только в том, что Иаго отнес краденую материю к своему хозяину, у которого кишки от голода сохнут, но что и сам хозяин, по всей вероятности, участвовал в краже.
   Услужливый раб, старавшийся погубить Иаго, и справедливый господин, слепо веривший словам своего слуги, охотно продолжали беседовать, а на дворе с нетерпением дожидались выхода диамбега пришедшие бог знает из какой дали просители и среди них незадачливый хозяин Иаго, который уже не раз подходил на цыпочках к дверям спальни диамбега, чтобы узнать у стоявших там есаулов, не проснулся ли их господин.
   – Проснулись, но еще не изволили встать, – слышал он ответ и на цыпочках же возвращался обратно.
   А во дворе тихо беседовали просители.
   – Гогия, ты зачем пришел сюда в самую страду? – спросил один пожилой крестьянин у другого, который попыхивал трубкой, присев на камень.
   – Я и сам, милый, не знаю! Вызвали меня, а то разве пошел бы в такую пору к этим кляузникам!
   – То-то я удивляюсь, уж не жаловаться ли, думаю, явился?
   – А зачем итти к ним жаловаться, если спор какой, разве мои соседи не под боком у меня? Соберемся и мигом рассудим, что к чему.
   – А все же интересно, зачем он тебя вызвал? – не унимался первый.
   – Сам не знаю, – вздохнул другой, потом продолжал:– на Джварваке есть пастбища, они испокон веков считались нашими. Ну, понятно, отправили мы туда и в этом году свои отары. Моего старшего сына пастухом выбрали. И что же, являются туда казаки, хватают баранов, хотят их резать…
   – Нет безбожнее их никого на свете! – заметил кто-то из слушавших.
   – А мой малый не стерпел, избил казака…
   – Дай ему бог здоровья! – воскликнули все.
   – И теперь с нас требуют уплаты за лечение казака, а место определили другое, за караулом начальника…
   – А что это значит караул начальника?
   – Да всему свету известно, что это место тоже наше, а с нас теперь требуют в уплату за лето шестьдесят голов баранов. Откуда нам столько взять, и, главное, за что? Земля-то ведь наша!
   – Неверные они, неверные… Нет у них закона!
   В эту минуту на балконе показался диамбег. Все вскочили и обнажили головы.
   Мелкий феодал, хозяин Иаго, подошел поближе, снял шапку, низко поклонился диамбегу. Тот сделал вид, что не заметил старика, повернулся к нему спиной. Помещик изменился в лице, надменность диамбега оскорбила его, он вспомнил былую свою независимость. Он надел на голову шапку и отошел в сторону, гордо распрямив стан. И когда диамбег снова повернулся к нему, ожидая поклонов и униженных просьб, он увидел гордо стоящего в стороне старца, глядящего на него помутившимися от гнева глазами. У диамбега готов был сорваться с губ злобный окрик, но, взглянув на грозное лицо помещика, он испуганно отступил на несколько шагов и вкрадчиво обратился к нему:
   – А, это, оказывается, вы изволили пожаловать?
   – Да, это я. И, я полагаю, вам давно уже следовало меня заметить!
   – Простите, я не видел вас.
   Помещик взглянул на диамбега, улыбка пробежала по его лицу.
   – Зачем меня вызвали? Что вам было угодно? – спросил он.
   – Извините, что побеспокоил вас, – начал тот. – Но я – человек службы, и вы сами понимаете…
   – Говорите покороче!.. – прервал его помещик.
   – Мне вчера доложили, что ограблен караван, я сам выехал в погоню, встретил вашего человека и задержал его.
   – А нашли у него награбленное?
   – Нет, но бесспорно, он и есть вор!
   – Для чего же вы меня побеспокоили, если уверены, что он и есть вор?
   – Я хотел вас расспросить, хотел сообщ… Да, так я говорил, что… – диамбег запутался, смутился и уже не рад был, что ввязался в эту историю.
   – Зачем меня расспрашивать? Расследуйте дело, и если докажете, что мой человек – вор, взыщите с него по закону! – С этими словами помещик повернулся и ушел. Диамбег застыл на месте, совершенно обескураженный таким неожиданным оборотом дела.
   Опомнившись, он накинулся на крестьян, которые покорно дожидались во дворе его суда и расправы.
   – Вы здесь зачем, чего вам надо? – прикрикнул на них диамбег.
   – А мы по вашему вызову явились, сударь! – низко кланяясь, ответили крестьяне.
   – По вызову, по вызову! – передразнил он их, прохаживаясь по двору. – Что из того, что по вызову? Мне теперь некогда заниматься вами.
   Крестьяне неуверенно переглянулись. Они не могли понять, – шутит с ними диамбег или говорит серьезно.
   – Чего стали?… Ступайте по домам! – снова крикнул диамбег, грозно вытаращив глаза.
   – Выслушайте нас, дорогой наш! – начал было един пожилой крестьянин.
   – Только у меня и дела, что тебя выслушивать! – с насмешкой перебил его диамбег. – Ступайте, ступайте, мне нынче некогда. Я в Квешети еду, если хотите, туда можете притти.
   – Да что ты, господин! В этакую страдную пору нам и сюда недосуг было итти, а ты еще в Квешети нас приглашаешь. Куда это годится? Мы, жители гор, только и работаем по хозяйству что в сенокос, а в другое время нам невозможно…
   – Молчать! – топнул ногой диамбег.
   – Не сердись на нас, господин, богом молим тебя! – продолжал старик. – От этих дней вся наша жизнь зависит и…
   – Ну и что из этого! Хоть все перемрите в один день, – мне горя мало!
   – Господин!..
   – Казаки! – крикнул диамбег. – Плетью, нагайками их хорошенько!
   Однако этот приказ ужаснул даже таких продажных есаулов, каким был Гиргола, и никто не двинулся с места. Тогда выбежали казаки и принялись избивать крестьян нагайками.
   – Беспощадные, безжалостные! Уж лучше убейте нас, напейтесь нашей крови! – кричали избиваемые крестьяне. У многих кровь струилась по лицу, капала из носа, из ушей.
   Казаки разогнали народ. Диамбег с наслаждением любовался этой расправой, время от времени подбадривая своих казаков.
   – Так, так их! Молодцы, ребята!
   Вдоволь насытившись этим безобразным зрелищем, диамбег обратился к Иаго, которого решил примерно наказать.
   – Ну, а теперь приведите ко мне того молодца! – приказал он.
   Казаки с ружьями наготове ввели Иаго, как опасного преступника.
   – Куда свою долю девал? – набросился на него диамбег.