Оправившись от этого неожиданного удара, немцы 3–4 декабря вновь атаковали Тулу с востока. Части противника перерезали севернее Тулы шоссе на Москву, но захватить Тулу, соединиться с 43-м армейским корпусом, действовавшим в районе Алексина, и развить наступление на Москву врагу не удалось.
Несмотря на провал наступления севернее и южнее Москвы, германское командование не отказалось от намерения прорваться к столице. В начале декабря оно решило нанести еще один удар на Москву на центральном участке Западного фронта.
Сосредоточив западнее Наро-Фоминска значительные силы пехоты и более 100 танков, противник 1 декабря атаковал части 33-й армии (на узком 1—2-км фронте), прорвал их оборону и передовыми частями устремился в направлении Кубинки (в полосу обороны 5-й армии), угрожая выйти в тыл нашим войскам, оборонявшимся в районе автострады Минск – Москва.
Однако в районе Акулово германские войска встретили сильную противотанковую оборону 5-й армии, прорвать которую не смогли, и были вынуждены повернуть на восток, в сторону Апрелевки. 2 декабря прорвавшаяся группировка врага оказалась в глубоком тылу 33-й и 5-й армий, в 25 км от линии фронта. Кроме того, в этот же день противник частью сил 3-й моторизованной и 183-й пехотной дивизий при поддержке 20–30 танков прорвался в стыке 33-й и 43-й армий и проник в глубину нашей обороны на 8—10 км.
Для ликвидации прорыва противника командование фронта специально создало оперативную группу (одна стрелковая бригада, два лыжных и два танковых батальона и одна танковая бригада). Контрударом этой группы (3–4 декабря) прорвавшийся противник был разбит и положение на центральном участке фронта к 5 декабря полностью восстановлено.
Рассказ о германском наступлении под Москвой закончу еще одной цитатой Пауля Кареля: «Мороз ударил в ночь с 6 на 7 ноября. По всему фронту группы армий „Центр“ внезапно наступила зима. Пришел тот самый небольшой и такой желанный морозец, сковавший грязь и давший технике возможность двигаться вперед. По „загоравшим“ у дорог войскам прокатился вздох облегчения. Да, у них не было зимнего обмундирования – многие еще носили летнюю форму, – но наконец-то кончалась эта ужасная грязь.
Артиллеристы вытаскивали пушки из замерзшей земли, повсеместно ломая колеса и оси лафетов. Ну и что в конце-то концов? Возобновились поставки того, о чем уже почти забыли, вернулось все, что так «греет» солдата на передовой: сигареты, письма из дома и спиртное. Появились запчасти, и танки стали возвращаться в строй, один за другим выходя из передвижных полевых мастерских. На передовую потекли патроны, снаряды, гранаты и мины. Потихоньку вновь начала крутиться машина войны. Вернулась надежда, что Москву все же удастся взять…
Но войска были настолько измотаны, что нуждались в передышке. Поэтому первые дни стали особо напряженными днями для частей тылового обеспечения…
16 ноября 5-й пехотный корпус Гёпнера начал атаку на город Клин, расположенный на северо-западе от Москвы на дороге к Калинину. Слева, в соответствии с планом, предстояло наступать 56-му танковому корпусу 3-й танковой армии.
Около Мусина, что к юго-западу от Клина, забрезжил рассвет – рассвет 17 ноября, серый и туманный. Ближе к 09.00 сквозь утреннюю дымку показался большой красный диск солнца. Наблюдательный пункт батареи тяжелых орудий располагался на холме. Километрах в трех дальше виднелся лес. Поля покрывало тонкое снежное одеяло. Было холодно. Все ждали приказа атаковать.
10.00. Командиры приникли к биноклям. На опушке леса появилась кавалерия. Идя на галопе, она скрылась за холмом.
– Русские танки! – раздался возглас. По замерзшей земле катились три Т-34. С окраины села открыли огонь противотанковые пушки. Казалось странным, что танки идут одни, без поддержки пехоты. Что бы это могло значить? Пока артиллерийские наблюдатели пытались разгадать загадку, раздался другой возглас:
– Внимание! Справа от леса кавалерия.
Так и было. Конники – передовой разъезд из сорока или пятидесяти человек – приближались на рыси. Вот численность отряда выросла до сотни или двух, а мгновением позже они вылетели из леса широким фронтом. Эскадрон за эскадроном они развернулись в гигантскую линию. Позади сформировалась следующая. Все походило на какой-то диковатый сон. Шашки офицеров взлетели в небо. Сталь сияла на утреннем солнце. Теперь они шли галопом.
– Кавалерийская атака силами полка. До атакующих две тысячи пятьсот метров! – Голос наблюдателя, по телефону передававшего информацию на батарею, звучал немного сдавленно. Он лежал в углублении в земле на брезентовом полотнище. Сразу же, как выпал снег, оптическую трубу наблюдателя покрыли слоем побелки. Теперь прибор сливался с белым покрывалом, укутавшим поля и пригорки возле села Мусино. По нетронутому снегу стремя в стремя скакали кони, всадники пригибались к шеям лошадей, держа в вытянутых руках над головами шашки.
Пулеметный расчет около пункта наблюдения приготовился. Стрелок снял митенки и положил их рядом с пулеметом. Командир расчета приник к биноклю.
– Две тысячи метров, – раздался голос наблюдателя, продолжавшего по телефону давать наводку батарее.
Прошло, наверное, не больше секунды, и на заснеженном поле под Мусином разыгралась кошмарная сцена, которую не мог бы представить себе даже человек с очень богатым воображением. 3-я батарея 10-го артиллерийского полка 106-й пехотной дивизии открыла огонь с короткой дистанции. Снаряды покинули стволы и обрушились прямо на атакующие эскадроны. Осколочно-фугасные снаряды противотанковых пушек в селе, которое только что подверглось атаке Т-34, упали среди головной группы. Падали кони. Всадники летели на землю. Вспыхивали огненные молнии. Поднимался к небу черный дым. Взлетали фонтаны пламени и грязи.
Советский полк продолжал наступать. Дисциплина их восхищала. Кавалеристы сместились в направлении своего правого фланга и устремились к селу. Но раз за разом, залп за залпом снаряды тяжелых орудий падали в боевые порядки атакующих эскадронов. Артиллеристы применяли шрапнельные гранаты, взрывавшиеся на высоте 7,5 метра над землей. Эффект, производимый такими выстрелами, был сокрушительным. Всадников буквально разрывало на части в седлах, кони падали на землю искалеченными.
Но ужасающее представление еще не завершилось. Для продолжения атаки из леса появился второй полк. Офицеры, сержанты и рядовые наверняка видели, какая участь постигла их товарищей. Тем не менее они скакали вперед.
Со второй волной немецкие артиллеристы расправились еще быстрее, чем с первой. Лишь небольшой группе всадников на маленьких казачьих лошадках удалось прорваться через стену смерти. Человек тридцать из тысячи. Они мчались к высоте, на которой расположился артиллерийский наблюдатель. Их прикончили пулеметчики.
Две тысячи кавалеристов и коней – оба полка 44-й монгольской кавалерийской дивизии – остались лежать в красном от крови снегу, растерзанные, искалеченные, раненые. Множество лишившихся всадников лошадей металось по полям, уносясь одни к селу, другие в лес. Легко раненные кавалеристы ковыляли по снегу в поисках укрытия…
Атака русских являлась совершенно бессмысленной с военной точки зрения. Два полка полегли, а при этом и волос не упал с головы хотя бы одного солдата противника. Никого с немецкой стороны даже не ранило»[57].
Глава 5
Несмотря на провал наступления севернее и южнее Москвы, германское командование не отказалось от намерения прорваться к столице. В начале декабря оно решило нанести еще один удар на Москву на центральном участке Западного фронта.
Сосредоточив западнее Наро-Фоминска значительные силы пехоты и более 100 танков, противник 1 декабря атаковал части 33-й армии (на узком 1—2-км фронте), прорвал их оборону и передовыми частями устремился в направлении Кубинки (в полосу обороны 5-й армии), угрожая выйти в тыл нашим войскам, оборонявшимся в районе автострады Минск – Москва.
Однако в районе Акулово германские войска встретили сильную противотанковую оборону 5-й армии, прорвать которую не смогли, и были вынуждены повернуть на восток, в сторону Апрелевки. 2 декабря прорвавшаяся группировка врага оказалась в глубоком тылу 33-й и 5-й армий, в 25 км от линии фронта. Кроме того, в этот же день противник частью сил 3-й моторизованной и 183-й пехотной дивизий при поддержке 20–30 танков прорвался в стыке 33-й и 43-й армий и проник в глубину нашей обороны на 8—10 км.
Для ликвидации прорыва противника командование фронта специально создало оперативную группу (одна стрелковая бригада, два лыжных и два танковых батальона и одна танковая бригада). Контрударом этой группы (3–4 декабря) прорвавшийся противник был разбит и положение на центральном участке фронта к 5 декабря полностью восстановлено.
Рассказ о германском наступлении под Москвой закончу еще одной цитатой Пауля Кареля: «Мороз ударил в ночь с 6 на 7 ноября. По всему фронту группы армий „Центр“ внезапно наступила зима. Пришел тот самый небольшой и такой желанный морозец, сковавший грязь и давший технике возможность двигаться вперед. По „загоравшим“ у дорог войскам прокатился вздох облегчения. Да, у них не было зимнего обмундирования – многие еще носили летнюю форму, – но наконец-то кончалась эта ужасная грязь.
Артиллеристы вытаскивали пушки из замерзшей земли, повсеместно ломая колеса и оси лафетов. Ну и что в конце-то концов? Возобновились поставки того, о чем уже почти забыли, вернулось все, что так «греет» солдата на передовой: сигареты, письма из дома и спиртное. Появились запчасти, и танки стали возвращаться в строй, один за другим выходя из передвижных полевых мастерских. На передовую потекли патроны, снаряды, гранаты и мины. Потихоньку вновь начала крутиться машина войны. Вернулась надежда, что Москву все же удастся взять…
Но войска были настолько измотаны, что нуждались в передышке. Поэтому первые дни стали особо напряженными днями для частей тылового обеспечения…
16 ноября 5-й пехотный корпус Гёпнера начал атаку на город Клин, расположенный на северо-западе от Москвы на дороге к Калинину. Слева, в соответствии с планом, предстояло наступать 56-му танковому корпусу 3-й танковой армии.
Около Мусина, что к юго-западу от Клина, забрезжил рассвет – рассвет 17 ноября, серый и туманный. Ближе к 09.00 сквозь утреннюю дымку показался большой красный диск солнца. Наблюдательный пункт батареи тяжелых орудий располагался на холме. Километрах в трех дальше виднелся лес. Поля покрывало тонкое снежное одеяло. Было холодно. Все ждали приказа атаковать.
10.00. Командиры приникли к биноклям. На опушке леса появилась кавалерия. Идя на галопе, она скрылась за холмом.
– Русские танки! – раздался возглас. По замерзшей земле катились три Т-34. С окраины села открыли огонь противотанковые пушки. Казалось странным, что танки идут одни, без поддержки пехоты. Что бы это могло значить? Пока артиллерийские наблюдатели пытались разгадать загадку, раздался другой возглас:
– Внимание! Справа от леса кавалерия.
Так и было. Конники – передовой разъезд из сорока или пятидесяти человек – приближались на рыси. Вот численность отряда выросла до сотни или двух, а мгновением позже они вылетели из леса широким фронтом. Эскадрон за эскадроном они развернулись в гигантскую линию. Позади сформировалась следующая. Все походило на какой-то диковатый сон. Шашки офицеров взлетели в небо. Сталь сияла на утреннем солнце. Теперь они шли галопом.
– Кавалерийская атака силами полка. До атакующих две тысячи пятьсот метров! – Голос наблюдателя, по телефону передававшего информацию на батарею, звучал немного сдавленно. Он лежал в углублении в земле на брезентовом полотнище. Сразу же, как выпал снег, оптическую трубу наблюдателя покрыли слоем побелки. Теперь прибор сливался с белым покрывалом, укутавшим поля и пригорки возле села Мусино. По нетронутому снегу стремя в стремя скакали кони, всадники пригибались к шеям лошадей, держа в вытянутых руках над головами шашки.
Пулеметный расчет около пункта наблюдения приготовился. Стрелок снял митенки и положил их рядом с пулеметом. Командир расчета приник к биноклю.
– Две тысячи метров, – раздался голос наблюдателя, продолжавшего по телефону давать наводку батарее.
Прошло, наверное, не больше секунды, и на заснеженном поле под Мусином разыгралась кошмарная сцена, которую не мог бы представить себе даже человек с очень богатым воображением. 3-я батарея 10-го артиллерийского полка 106-й пехотной дивизии открыла огонь с короткой дистанции. Снаряды покинули стволы и обрушились прямо на атакующие эскадроны. Осколочно-фугасные снаряды противотанковых пушек в селе, которое только что подверглось атаке Т-34, упали среди головной группы. Падали кони. Всадники летели на землю. Вспыхивали огненные молнии. Поднимался к небу черный дым. Взлетали фонтаны пламени и грязи.
Советский полк продолжал наступать. Дисциплина их восхищала. Кавалеристы сместились в направлении своего правого фланга и устремились к селу. Но раз за разом, залп за залпом снаряды тяжелых орудий падали в боевые порядки атакующих эскадронов. Артиллеристы применяли шрапнельные гранаты, взрывавшиеся на высоте 7,5 метра над землей. Эффект, производимый такими выстрелами, был сокрушительным. Всадников буквально разрывало на части в седлах, кони падали на землю искалеченными.
Но ужасающее представление еще не завершилось. Для продолжения атаки из леса появился второй полк. Офицеры, сержанты и рядовые наверняка видели, какая участь постигла их товарищей. Тем не менее они скакали вперед.
Со второй волной немецкие артиллеристы расправились еще быстрее, чем с первой. Лишь небольшой группе всадников на маленьких казачьих лошадках удалось прорваться через стену смерти. Человек тридцать из тысячи. Они мчались к высоте, на которой расположился артиллерийский наблюдатель. Их прикончили пулеметчики.
Две тысячи кавалеристов и коней – оба полка 44-й монгольской кавалерийской дивизии – остались лежать в красном от крови снегу, растерзанные, искалеченные, раненые. Множество лишившихся всадников лошадей металось по полям, уносясь одни к селу, другие в лес. Легко раненные кавалеристы ковыляли по снегу в поисках укрытия…
Атака русских являлась совершенно бессмысленной с военной точки зрения. Два полка полегли, а при этом и волос не упал с головы хотя бы одного солдата противника. Никого с немецкой стороны даже не ранило»[57].
Глава 5
Контрнаступление под Москвой
В первых числах декабря 1941 г. сражение под Москвой вступило в решающую фазу. Части вермахта в ряде мест перешли от наступления к обороне. 1 декабря вновь сформированная 1-я ударная армия была сосредоточена на восточном берегу канала Москва – Волга, в районе Дмитров – Яхрома, и включена в состав Западного фронта. 3 декабря в состав того же фронта прибыла 20-я армия, развернувшаяся в районе Лобня – Химки. К 6 декабря на левом крыле Западного фронта закончила сосредоточение прибывшая из резерва Ставки 10-я армия.
Кроме того, в ноябре и в начале декабря в состав Западного фронта прибыли из резерва Ставки воздушно-десантный корпус, 8 стрелковых и 7 кавалерийских дивизий, 4 стрелковые бригады и ряд специальных частей. Фронт получил 8 вновь сформированных пушечных артиллерийских полков (138, 403, 440, 486, 517, 537, 995-й и 998-й).
В тылу Западного фронта были развернуты войска Московской зоны обороны, в их состав входили 24-я и 60-я армии и ряд отдельных частей.
Помимо перечисленных соединений, Ставка Верховного Главнокомандования в дальнейшем могла наращивать силы на западном направлении за счет своих резервов: 26, 28, 39-й и 61-й армий, сосредоточивая их в районах севернее и юго-восточнее Москвы.
В контрнаступлении, начатом 6 декабря силами Калининского, Западного и Юго-Западного (3-я и 13-я армии) фронтов, участвовали 6540 орудий и минометов. Из них 5762 принадлежали войсковой армии, а 778 – артиллерии РВГК.
В наступлении участвовали 44 дивизиона реактивных (гвардейских) минометов. Западный фронт был единственным, которому придали и два гаубичных дивизиона большой мощности, оснащенных 203-мм гаубицами Б-4.
Замечу, что наши армии имели большой некомплект как в артиллерийских орудиях, так и в тягачах, средствах связи и т. п.
Перед началом контрнаступления войска Западного фронта получили грузовых автомобилей достаточно много, но это были преимущественно маломощные машины марки «ГАЗ-АА», которые не могли быть использованы в качестве артиллерийских тягачей. Этими автомобилями удалось почти полностью укомплектовать артиллерийские полки стрелковых дивизий как транспортными средствами, но отнюдь не средствами тяги, в чем особенно нуждалась артиллерия.
Западный фронт в целом автомобилями марки «ГАЗ-АА» был укомплектован почти полностью (из 19 тысяч по штату имелось налицо 18,9 тысячи), но не хватало автомобилей ЗИС-5 и бензоцистерн. По данным на 6 декабря, вместо положенных по штату 20,4 тысячи автомобилей «ЗИС-5» было всего лишь 10,6 тысячи (52 %), бензоцистерн – 1229 вместо 2445, положенных по штату (50 %).
Замечу, что, за неимением лучшего, автомобили «ЗИС-5» использовались для возки противотанковых и дивизионных пушек, а в некоторых случаях – и 122-мм гаубиц.
Из рук вон плохо обстояло дело со средствами связи и артиллерийскими оптическими приборами. Радиостанций артиллерия армий Западного фронта имела в пределах 50–60 % (50-я армия – 22 %), телефонными аппаратами полностью была обеспечена только артиллерия 33-й и 43-й армий, но их не хватало в частях 16-й армии (укомплектованность 28 %), 50-й (32 %) и 5-й армии (45 %). Такое же положение было и с телефонным кабелем.
В армиях Калининского фронта средняя обеспеченность дивизионной артиллерии проводной связью составляла около 18 % штатной потребности, радиостанций в артиллерийских полках насчитывались единицы. Недостаток кабеля и телефонных аппаратов приводил к тому, что командиры батарей со своих наблюдательных пунктов не имели прямой связи с огневыми позициями, а связывались с ними через командный пункт дивизиона. В таких случаях командиры дивизионов превращались в передатчиков команд на огневые позиции батареи, причем дивизион мог вести огонь одновременно только одной батареей. Стрельба всеми батареями осуществлялась только в порядке очередности.
Артиллерия обоих фронтов испытывала большой недостаток в средствах артиллерийской инструментальной разведки и корректировочной авиации. Так, на Западном фронте штатные разведывательные артиллерийские дивизионы имелись только в 30-й армии в 542-м пушечном артиллерийском полку, в 16-й армии – в 471-м, в 33-й армии – в 364-м, в 43-й армии – в 320-м и в 50-й армии – в 447-м пушечных артиллерийских полках, то есть только в пяти из девяти армий фронта. На Калининском фронте такой дивизион был только в 56-м пушечном полку (31-я армия) да нештатная звукометрическая батарея в 43-м пушечном полку (22-я армия).
Корректировочно-разведывательная авиация имелась только в двух армиях Западного фронта: в 16-й – отдельное звено в составе двух самолетов, в 43-й армии также одно звено в составе трех самолетов СУ-2. На Калининском фронте подразделений разведывательно-корректировочной авиации совсем не было.
Ведя в течение длительного времени оборонительные бои, фронты не имели возможности сделать необходимых накоплений боеприпасов, а поставки промышленности нарастали еще крайне медленно. Поэтому контрнаступление началось при крайне ограниченных лимитах снарядов. Так, по сведениям на 6 декабря, Западный фронт имел: 45-мм выстрелов – 2,8 боекомплекта, 76-мм полковых – 4 и дивизионных – 1,4 боекомплекта, 122-мм гаубичных – 1,3, пушечных – 1, 152-мм гаубичных – 3 и пушечных – 1 боекомплект, 82-мм и 120-мм мин было 2,3 и 1,3 боекомплекта соответственно[58].
Учитывая это обстоятельство, командование фронта и армий вынуждено было прибегать к строгому ограничению расхода боеприпасов в войсках. Так, в 16-й армии на первый день контрнаступления (7 декабря) для дивизионной артиллерии было отпущено от 1/5 до 1/3 боекомплекта. Еще более «голодные» нормы расхода боеприпасов устанавливались для артиллерийских полков РВГК. Например, для пушечных артиллерийских полков РВГК (39, 138-й и 523-й) было отпущено по 1/4 боекомплекта, а для 471-го пушечного артиллерийского полка – 1/16 боекомплекта (по 3–4 снаряда на орудие), дивизионам полевой реактивной артиллерии – по одному дивизионному залпу. В 50-й армии на два дня боя было запланировано 0,5 боекомплекта на орудие и по одному 1 дивизионному залпу для полевой реактивной артиллерии.
Вот как характеризовал положение дел с боеприпасами в своей заявке в Главное артиллерийское управление начальник артиллерийского снабжения Западного фронта генерал-майор интендантской службы А.С. Волков 8 декабря 1941 г., то есть на второй день наступления:
«Доношу, что запланированные на 3-ю декаду ноября, 1-ю декаду декабря транспорты и спецпоезда в течение десяти дней не поступают и нет их на подходе к базам фронта.
Армии ведут напряженные бои, недостаток боеприпасов создает крайне тяжелое положение с их обеспечением.
На складах фронта, по состоянию на 18 час. 7 декабря 1941 г., совершенно отсутствуют следующие боеприпасы: 20-мм выстрелы, 82-мм и 107-мм мины, 57-мм выстрелы, 76-мм полковые и дивизионные, 122-мм выстрелы 1910/30, 1938 и 1931 гг. и 152-мм выстрелы 1937 г.»[59].
Военный совет фронта в своей шифровке от 18 декабря в ГКО сообщал, что положение с боеприпасами в армиях фронта продолжает оставаться напряженным. После обращения к Верховному Главнокомандующему от 3 декабря с просьбой о подаче боеприпасов фронту наступило некоторое оживление: так, с 9 по 15 декабря на склады фронта прибыло 613 вагонов с боеприпасами, что дало возможность довести запасы в армиях до 1,5–2 боекомплектов.
В настоящее время, говорилось дальше в шифровке, «…вновь создана неопределенность в подаче боеприпасов; запасов на складах фронта нет. Подача их на 2-ю и 3-ю декады декабря не запланирована. Обеспечение боеприпасами армий идет с подходящих транспортов». В шифровке отмечалось, что такое положение со снабжением армии фронта нельзя признать нормальным, так как это может отразиться на успешности продвижения частей и на разгроме противника. Шифровка заканчивалась просьбой о содействии «в срочной подаче фронту 1,5–2 боекомплектов, ускорения продвижения уже отгруженных транспортов с боеприпасами и создания запасов на складах фронта…».
В ГАУ делали все возможное в условиях тяжелой зимы 1941 г., чтобы удовлетворить потребности Западного фронта в боеприпасах. Пытались доставлять боеприпасы даже непосредственно в стрелковые дивизии, а иногда и прямо в артиллерийские полки. Так, 5 декабря, то есть в канун контрнаступления, в 391-ю стрелковую дивизию (20-я армия) непосредственно с заводов и подмосковных складов на 36 автомобилях были отправлены винтовочные патроны, ручные гранаты и выстрелы для 122-мм гаубиц. В этот же день в 17-ю стрелковую бригаду и 338-ю стрелковую дивизию (16-я армия) боевые грузы прибывали прямо с заводов или подмосковных складов. В 50-ю армию (в район Тулы) в ночь на 7 декабря 1941 г. на 7 транспортных самолетах было доставлено два дивизионных залпа мин для полевой реактивной артиллерии. На следующую ночь автомобильным транспортом туда же прибыло из центральных складов Министерства обороны 3,5 дивизионного залпа реактивных мин.
Однако несмотря на все эти меры, артиллерийские части фронта в течение всей операции испытывали острую нужду в боеприпасах. Из запланированных Главным артиллерийским управлением на декабрь 1941 г. 1422 тысячи выстрелов было подано фронту с 1 по 22 декабря только немногим более 972 тысяч. В числе недополученных фронтом боеприпасов 193,4 тысячи 76-мм снарядов и 234 тысячи 82-мм мин, то есть наиболее ходовые виды боеприпасов.
А теперь рассмотрим ряд примеров действия артиллерии в контрнаступлении под Москвой.
Наступление 29-й и 31-й армий Калининского фронта началось 5 декабря. В 11 часов, после 30-минутной артиллерийской подготовки, левофланговые дивизии 29-й армии атаковали противника. Переправившись под прикрытием артиллерийского огня по льду через Волгу, части 246-й и 252-й стрелковых дивизий к исходу дня вышли на дорогу Красново – Мигалово, но, встретив на этом рубеже сильное огневое сопротивление противника, дальше продвинуться не смогли. Части 243-й стрелковой дивизии, атаковавшие противника на северной окраине Калинина, также успеха не имели. Атаки этих дивизий предпринимались на трех узких (в 1,2–1,5 км) участках, удаленных друг от друга на 7–8 км. Наступая на таких узких участках, полки при продвижении вперед попадали под огонь с обоих флангов и вынуждены были прекращать атаки. Контратаками тактических резервов 6 и 7 декабря немцы ликвидировали незначительные вклинения наших дивизий в оборону и отбросили их на левый берег Волги.
В 13 часов, после 45-минутной артиллерийской и авиационной подготовки, перешли в наступление войска 31-й армии. Преодолевая упорное сопротивление противника, атакующие части медленно продвигались вперед.
В ходе артиллерийской подготовки артиллерия совместно с авиацией нанесла удары по узлам вражеской обороны в районе Эммауса, по опушкам рощ восточнее и западнее Эммауса, а также в полосе наступления 256-й стрелковой дивизии – по Малым Перемеркам и Элеватору. Одновременно артиллерия вела огонь по огневым точкам и живой силе на переднем крае обороны противника, по его минометным и артиллерийским батареям в районах Бортникова, Неготина, Никифоровки, Рубина, станции Чуприяновка и Нового Семеновского.
В момент броска пехоты по ледяному покрову Волги по вражеской обороне вели огонь прямой наводкой до 50 % полковых и противотанковых орудий, расположенных вдоль берега реки на открытых позициях; другая часть этих орудий перемещалась в боевых порядках пехоты на противоположный берег. В этот период с целью создания массированного огня перед фронтом атаки и отсечного огня на флангах ударной группировки управление артиллерией в полосе наступления (6 км) централизовалось в руках командующего артиллерией армии.
При захвате отдельных узлов сопротивления немцев орудия и батареи сопровождения пехоты выкатывались на открытые позиции для отражения контратак противника.
В боях в районе Губино и Эммаус 349-й и 790-й артиллерийские полки (119-й и 250-й сд) отбили огнем прямой наводкой танковые контратаки немцев, выдвинув для этого на открытые позиции не только 76-мм пушки, но и 122-мм гаубицы. 3-й дивизион 56-го артиллерийского полка с помощью взвода звуковой разведки уничтожил в районе Губино вражескую батарею, все орудия которой позднее были захвачены нашей пехотой.
К исходу дня части армии, продвинувшись вперед на 3–5 км, освободили Губино, Эммаус, Коленовку, Мятлево, Ошурково, Старое Семеновское, Старую Ведерню, Коромыслово. Правофланговая же (256-я) дивизия армии была остановлена противником перед передним краем его обороны.
На следующий день, 6 декабря, немцы начали контратаки из районов Прибытково, Кузьминское, Городище. Отразив ряд контратак огнем, 250-я стрелковая дивизия понесла потери и под давлением противника оставила Эммаус и Ошурково, отойдя непосредственно к берегу Волги. Командующий армией ввел в бой в полосе этой дивизии свой резерв – 262-ю стрелковую дивизию; она в ночном бою на 7 декабря выбила противника из Эммауса и закрепилась в нем. 250-я стрелковая дивизия была выведена в резерв армии.
С вводом в бой 262-й стрелковой дивизии ей были переподчинены из 119-й стрелковой дивизии два дивизиона 510-го гаубичного полка и 56-й артиллерийский полк.
В 12 часов 7 декабря, после 15-минутной артподготовки, армия возобновила наступление. Артиллерия армии вела огонь по живой силе и огневым точкам противника, мешавшим продвижению нашей пехоты. После залпа по Прибытково, произведенного 3-м гвардейским минометным дивизионом М-13, немцы оставили этот населенный пункт, не дожидаясь атаки нашей пехоты. Командир 256-й стрелковой дивизии, перегруппировав части к левому флангу, нанес удар и овладел Никифоровкой. Части же 262-й дивизии, овладев Прибытково и Ошурково, вели бой за Коленовку и Мятлево.
Продвижение частей шло крайне медленно, а при контратаках противника они действовали неуверенно, что порождалось «нечетким взаимодействием пехоты с артиллерией, которое все больше ослабевало по мере того, как пехота уходила вперед, а основная часть артиллерии продолжала оставаться на левом берегу Волги».
Командующий армией потребовал всю дивизионную артиллерию переправить на правый берег Волги в ночь на 8 декабря. Артиллерии усиления разрешалось перемещать только те батареи, у которых дальность стрельбы становилась предельной.
262-я стрелковая дивизия дополнительно усиливалась 16-й отдельной минометной батареей М-13 и 39-м отдельным гвардейским минометным дивизионом М-8, прибывшим в распоряжение армии еще 6 декабря.
Переправа орудий полковой и дивизионной артиллерии производилась по льду (толщина льда 35–37 см), а для орудий более крупных калибров устанавливались настилы из досок в районах Поддубье и Оршино.
В боях 8 декабря наибольший успех имели части 256-й стрелковой дивизии, овладевшие Котово. Части 119-й дивизии, преодолевая упорное сопротивление противника, овладели станцией Чуприяновка.
В ночь на 9 декабря были переправлены на правый берег Волги 3-й и 4-й дивизионы 510-го и 3-й дивизион 429-го гаубичных артиллерийских полков. Остальная артиллерия РВГК подтягивалась ближе к левому берегу Волги.
С утра 9 декабря бои разгорелись с новой силой. Преодолевая упорное сопротивление противника и отражая его контратаки, правофланговые части армии расширили прорыв по фронту до 20 км и к исходу дня вышли на линию Кольцово, Котово, станция Чуприяновка.
Во всех дивизиях батареи были подтянуты ближе к атакующим цепям пехоты, и им все чаще приходилось вести огонь прямой наводкой. Артиллеристы 256-й стрелковой дивизии прямой наводкой разрушили элеватор, где укрепился противник, располагавший мощным автоматическим оружием; уничтожили шесть пулеметов и подавили, кроме того, шесть пулеметных точек и минометную батарею. Захвачено три 10,5-см орудия и два подбитых танка противника.
В последующие дни командование фронта продолжало настойчиво требовать развития наступления 31-й и 29-й армий и стремилось добиться окружения вражеской группировки в Калинине. 16 декабря немцы были вынуждены оставить Калинин.
Несколько слов стоит сказать о действиях 544-го гаубичного артиллерийского полка большой мощности. 7 декабря его 203-мм гаубицы Б-4 были привлечены для разрушения наиболее «прочных» объектов обороны противника в Крюково (каменные здания, подвалы и другие сооружения). Батареям этого дивизиона, кроме того, было приказано вести методический огонь по ряду других населенных пунктов (Жилино, Алабушево, Еремеево, Марьино, Высоково). Последнее являлось верхом безграмотности общевойсковых начальников, поскольку было достаточно и 122-мм дивизионных гаубиц.
В ночь на 8 декабря батареям 544-го гаубичного артиллерийского полка большой мощности пришлось вести беспокоящий огонь одиночными выстрелами по деревням Михайловке, Снегири, Рождествено, Жилино, Подпорино, израсходовав 53 203-мм снаряда.
Уверен, что квасные патриоты обвинят меня в смаковании «отдельных негативных явлений». Но увы, безграмотное использование артиллерии большой и особой мощности является типичным для общевойскового командования не только в Великой Отечественной войне. Так было и в Советско-финляндскую войну. Вот, к примеру, цитата из закрытого издания «История отечественной артиллерии»: «Артчасти ведут безудержный огонь без достаточной разведки целей, не достигая нужного результата. Один 116-й артполк расстрелял с 30 ноября [1939 г.] 17 700 152-мм выстрелов (72 вагона). Относительный расход самых тяжелых калибров часто превышает расход дивизионной и полковой артиллерии. Например, 316-й артдивизион БМ израсходовал 18.12.39 шестьдесят 280-мм выстрелов на мортиру, а за этот же день в 123-й дивизии на полковую и дивизионную пушку израсходовано 18 выстрелов и на 45-мм пушку – 9 выстрелов. В том же дивизионе и в 455-м кап подавались команды беглого огня из 280-мм мортир и 152-мм пушек-гаубиц обр. 1937 г. Были случаи требования общевойсковыми начальниками вести ночью „беспокоящий“ огонь из 280-мм мортир по дорогам. Отношение к экономии и сбережению артвыстрелов в войсках пренебрежительное»[60].
Кроме того, в ноябре и в начале декабря в состав Западного фронта прибыли из резерва Ставки воздушно-десантный корпус, 8 стрелковых и 7 кавалерийских дивизий, 4 стрелковые бригады и ряд специальных частей. Фронт получил 8 вновь сформированных пушечных артиллерийских полков (138, 403, 440, 486, 517, 537, 995-й и 998-й).
В тылу Западного фронта были развернуты войска Московской зоны обороны, в их состав входили 24-я и 60-я армии и ряд отдельных частей.
Помимо перечисленных соединений, Ставка Верховного Главнокомандования в дальнейшем могла наращивать силы на западном направлении за счет своих резервов: 26, 28, 39-й и 61-й армий, сосредоточивая их в районах севернее и юго-восточнее Москвы.
В контрнаступлении, начатом 6 декабря силами Калининского, Западного и Юго-Западного (3-я и 13-я армии) фронтов, участвовали 6540 орудий и минометов. Из них 5762 принадлежали войсковой армии, а 778 – артиллерии РВГК.
В наступлении участвовали 44 дивизиона реактивных (гвардейских) минометов. Западный фронт был единственным, которому придали и два гаубичных дивизиона большой мощности, оснащенных 203-мм гаубицами Б-4.
Замечу, что наши армии имели большой некомплект как в артиллерийских орудиях, так и в тягачах, средствах связи и т. п.
Перед началом контрнаступления войска Западного фронта получили грузовых автомобилей достаточно много, но это были преимущественно маломощные машины марки «ГАЗ-АА», которые не могли быть использованы в качестве артиллерийских тягачей. Этими автомобилями удалось почти полностью укомплектовать артиллерийские полки стрелковых дивизий как транспортными средствами, но отнюдь не средствами тяги, в чем особенно нуждалась артиллерия.
Западный фронт в целом автомобилями марки «ГАЗ-АА» был укомплектован почти полностью (из 19 тысяч по штату имелось налицо 18,9 тысячи), но не хватало автомобилей ЗИС-5 и бензоцистерн. По данным на 6 декабря, вместо положенных по штату 20,4 тысячи автомобилей «ЗИС-5» было всего лишь 10,6 тысячи (52 %), бензоцистерн – 1229 вместо 2445, положенных по штату (50 %).
Замечу, что, за неимением лучшего, автомобили «ЗИС-5» использовались для возки противотанковых и дивизионных пушек, а в некоторых случаях – и 122-мм гаубиц.
Из рук вон плохо обстояло дело со средствами связи и артиллерийскими оптическими приборами. Радиостанций артиллерия армий Западного фронта имела в пределах 50–60 % (50-я армия – 22 %), телефонными аппаратами полностью была обеспечена только артиллерия 33-й и 43-й армий, но их не хватало в частях 16-й армии (укомплектованность 28 %), 50-й (32 %) и 5-й армии (45 %). Такое же положение было и с телефонным кабелем.
В армиях Калининского фронта средняя обеспеченность дивизионной артиллерии проводной связью составляла около 18 % штатной потребности, радиостанций в артиллерийских полках насчитывались единицы. Недостаток кабеля и телефонных аппаратов приводил к тому, что командиры батарей со своих наблюдательных пунктов не имели прямой связи с огневыми позициями, а связывались с ними через командный пункт дивизиона. В таких случаях командиры дивизионов превращались в передатчиков команд на огневые позиции батареи, причем дивизион мог вести огонь одновременно только одной батареей. Стрельба всеми батареями осуществлялась только в порядке очередности.
Артиллерия обоих фронтов испытывала большой недостаток в средствах артиллерийской инструментальной разведки и корректировочной авиации. Так, на Западном фронте штатные разведывательные артиллерийские дивизионы имелись только в 30-й армии в 542-м пушечном артиллерийском полку, в 16-й армии – в 471-м, в 33-й армии – в 364-м, в 43-й армии – в 320-м и в 50-й армии – в 447-м пушечных артиллерийских полках, то есть только в пяти из девяти армий фронта. На Калининском фронте такой дивизион был только в 56-м пушечном полку (31-я армия) да нештатная звукометрическая батарея в 43-м пушечном полку (22-я армия).
Корректировочно-разведывательная авиация имелась только в двух армиях Западного фронта: в 16-й – отдельное звено в составе двух самолетов, в 43-й армии также одно звено в составе трех самолетов СУ-2. На Калининском фронте подразделений разведывательно-корректировочной авиации совсем не было.
Ведя в течение длительного времени оборонительные бои, фронты не имели возможности сделать необходимых накоплений боеприпасов, а поставки промышленности нарастали еще крайне медленно. Поэтому контрнаступление началось при крайне ограниченных лимитах снарядов. Так, по сведениям на 6 декабря, Западный фронт имел: 45-мм выстрелов – 2,8 боекомплекта, 76-мм полковых – 4 и дивизионных – 1,4 боекомплекта, 122-мм гаубичных – 1,3, пушечных – 1, 152-мм гаубичных – 3 и пушечных – 1 боекомплект, 82-мм и 120-мм мин было 2,3 и 1,3 боекомплекта соответственно[58].
Учитывая это обстоятельство, командование фронта и армий вынуждено было прибегать к строгому ограничению расхода боеприпасов в войсках. Так, в 16-й армии на первый день контрнаступления (7 декабря) для дивизионной артиллерии было отпущено от 1/5 до 1/3 боекомплекта. Еще более «голодные» нормы расхода боеприпасов устанавливались для артиллерийских полков РВГК. Например, для пушечных артиллерийских полков РВГК (39, 138-й и 523-й) было отпущено по 1/4 боекомплекта, а для 471-го пушечного артиллерийского полка – 1/16 боекомплекта (по 3–4 снаряда на орудие), дивизионам полевой реактивной артиллерии – по одному дивизионному залпу. В 50-й армии на два дня боя было запланировано 0,5 боекомплекта на орудие и по одному 1 дивизионному залпу для полевой реактивной артиллерии.
Вот как характеризовал положение дел с боеприпасами в своей заявке в Главное артиллерийское управление начальник артиллерийского снабжения Западного фронта генерал-майор интендантской службы А.С. Волков 8 декабря 1941 г., то есть на второй день наступления:
«Доношу, что запланированные на 3-ю декаду ноября, 1-ю декаду декабря транспорты и спецпоезда в течение десяти дней не поступают и нет их на подходе к базам фронта.
Армии ведут напряженные бои, недостаток боеприпасов создает крайне тяжелое положение с их обеспечением.
На складах фронта, по состоянию на 18 час. 7 декабря 1941 г., совершенно отсутствуют следующие боеприпасы: 20-мм выстрелы, 82-мм и 107-мм мины, 57-мм выстрелы, 76-мм полковые и дивизионные, 122-мм выстрелы 1910/30, 1938 и 1931 гг. и 152-мм выстрелы 1937 г.»[59].
Военный совет фронта в своей шифровке от 18 декабря в ГКО сообщал, что положение с боеприпасами в армиях фронта продолжает оставаться напряженным. После обращения к Верховному Главнокомандующему от 3 декабря с просьбой о подаче боеприпасов фронту наступило некоторое оживление: так, с 9 по 15 декабря на склады фронта прибыло 613 вагонов с боеприпасами, что дало возможность довести запасы в армиях до 1,5–2 боекомплектов.
В настоящее время, говорилось дальше в шифровке, «…вновь создана неопределенность в подаче боеприпасов; запасов на складах фронта нет. Подача их на 2-ю и 3-ю декады декабря не запланирована. Обеспечение боеприпасами армий идет с подходящих транспортов». В шифровке отмечалось, что такое положение со снабжением армии фронта нельзя признать нормальным, так как это может отразиться на успешности продвижения частей и на разгроме противника. Шифровка заканчивалась просьбой о содействии «в срочной подаче фронту 1,5–2 боекомплектов, ускорения продвижения уже отгруженных транспортов с боеприпасами и создания запасов на складах фронта…».
В ГАУ делали все возможное в условиях тяжелой зимы 1941 г., чтобы удовлетворить потребности Западного фронта в боеприпасах. Пытались доставлять боеприпасы даже непосредственно в стрелковые дивизии, а иногда и прямо в артиллерийские полки. Так, 5 декабря, то есть в канун контрнаступления, в 391-ю стрелковую дивизию (20-я армия) непосредственно с заводов и подмосковных складов на 36 автомобилях были отправлены винтовочные патроны, ручные гранаты и выстрелы для 122-мм гаубиц. В этот же день в 17-ю стрелковую бригаду и 338-ю стрелковую дивизию (16-я армия) боевые грузы прибывали прямо с заводов или подмосковных складов. В 50-ю армию (в район Тулы) в ночь на 7 декабря 1941 г. на 7 транспортных самолетах было доставлено два дивизионных залпа мин для полевой реактивной артиллерии. На следующую ночь автомобильным транспортом туда же прибыло из центральных складов Министерства обороны 3,5 дивизионного залпа реактивных мин.
Однако несмотря на все эти меры, артиллерийские части фронта в течение всей операции испытывали острую нужду в боеприпасах. Из запланированных Главным артиллерийским управлением на декабрь 1941 г. 1422 тысячи выстрелов было подано фронту с 1 по 22 декабря только немногим более 972 тысяч. В числе недополученных фронтом боеприпасов 193,4 тысячи 76-мм снарядов и 234 тысячи 82-мм мин, то есть наиболее ходовые виды боеприпасов.
А теперь рассмотрим ряд примеров действия артиллерии в контрнаступлении под Москвой.
Наступление 29-й и 31-й армий Калининского фронта началось 5 декабря. В 11 часов, после 30-минутной артиллерийской подготовки, левофланговые дивизии 29-й армии атаковали противника. Переправившись под прикрытием артиллерийского огня по льду через Волгу, части 246-й и 252-й стрелковых дивизий к исходу дня вышли на дорогу Красново – Мигалово, но, встретив на этом рубеже сильное огневое сопротивление противника, дальше продвинуться не смогли. Части 243-й стрелковой дивизии, атаковавшие противника на северной окраине Калинина, также успеха не имели. Атаки этих дивизий предпринимались на трех узких (в 1,2–1,5 км) участках, удаленных друг от друга на 7–8 км. Наступая на таких узких участках, полки при продвижении вперед попадали под огонь с обоих флангов и вынуждены были прекращать атаки. Контратаками тактических резервов 6 и 7 декабря немцы ликвидировали незначительные вклинения наших дивизий в оборону и отбросили их на левый берег Волги.
В 13 часов, после 45-минутной артиллерийской и авиационной подготовки, перешли в наступление войска 31-й армии. Преодолевая упорное сопротивление противника, атакующие части медленно продвигались вперед.
В ходе артиллерийской подготовки артиллерия совместно с авиацией нанесла удары по узлам вражеской обороны в районе Эммауса, по опушкам рощ восточнее и западнее Эммауса, а также в полосе наступления 256-й стрелковой дивизии – по Малым Перемеркам и Элеватору. Одновременно артиллерия вела огонь по огневым точкам и живой силе на переднем крае обороны противника, по его минометным и артиллерийским батареям в районах Бортникова, Неготина, Никифоровки, Рубина, станции Чуприяновка и Нового Семеновского.
В момент броска пехоты по ледяному покрову Волги по вражеской обороне вели огонь прямой наводкой до 50 % полковых и противотанковых орудий, расположенных вдоль берега реки на открытых позициях; другая часть этих орудий перемещалась в боевых порядках пехоты на противоположный берег. В этот период с целью создания массированного огня перед фронтом атаки и отсечного огня на флангах ударной группировки управление артиллерией в полосе наступления (6 км) централизовалось в руках командующего артиллерией армии.
При захвате отдельных узлов сопротивления немцев орудия и батареи сопровождения пехоты выкатывались на открытые позиции для отражения контратак противника.
В боях в районе Губино и Эммаус 349-й и 790-й артиллерийские полки (119-й и 250-й сд) отбили огнем прямой наводкой танковые контратаки немцев, выдвинув для этого на открытые позиции не только 76-мм пушки, но и 122-мм гаубицы. 3-й дивизион 56-го артиллерийского полка с помощью взвода звуковой разведки уничтожил в районе Губино вражескую батарею, все орудия которой позднее были захвачены нашей пехотой.
К исходу дня части армии, продвинувшись вперед на 3–5 км, освободили Губино, Эммаус, Коленовку, Мятлево, Ошурково, Старое Семеновское, Старую Ведерню, Коромыслово. Правофланговая же (256-я) дивизия армии была остановлена противником перед передним краем его обороны.
На следующий день, 6 декабря, немцы начали контратаки из районов Прибытково, Кузьминское, Городище. Отразив ряд контратак огнем, 250-я стрелковая дивизия понесла потери и под давлением противника оставила Эммаус и Ошурково, отойдя непосредственно к берегу Волги. Командующий армией ввел в бой в полосе этой дивизии свой резерв – 262-ю стрелковую дивизию; она в ночном бою на 7 декабря выбила противника из Эммауса и закрепилась в нем. 250-я стрелковая дивизия была выведена в резерв армии.
С вводом в бой 262-й стрелковой дивизии ей были переподчинены из 119-й стрелковой дивизии два дивизиона 510-го гаубичного полка и 56-й артиллерийский полк.
В 12 часов 7 декабря, после 15-минутной артподготовки, армия возобновила наступление. Артиллерия армии вела огонь по живой силе и огневым точкам противника, мешавшим продвижению нашей пехоты. После залпа по Прибытково, произведенного 3-м гвардейским минометным дивизионом М-13, немцы оставили этот населенный пункт, не дожидаясь атаки нашей пехоты. Командир 256-й стрелковой дивизии, перегруппировав части к левому флангу, нанес удар и овладел Никифоровкой. Части же 262-й дивизии, овладев Прибытково и Ошурково, вели бой за Коленовку и Мятлево.
Продвижение частей шло крайне медленно, а при контратаках противника они действовали неуверенно, что порождалось «нечетким взаимодействием пехоты с артиллерией, которое все больше ослабевало по мере того, как пехота уходила вперед, а основная часть артиллерии продолжала оставаться на левом берегу Волги».
Командующий армией потребовал всю дивизионную артиллерию переправить на правый берег Волги в ночь на 8 декабря. Артиллерии усиления разрешалось перемещать только те батареи, у которых дальность стрельбы становилась предельной.
262-я стрелковая дивизия дополнительно усиливалась 16-й отдельной минометной батареей М-13 и 39-м отдельным гвардейским минометным дивизионом М-8, прибывшим в распоряжение армии еще 6 декабря.
Переправа орудий полковой и дивизионной артиллерии производилась по льду (толщина льда 35–37 см), а для орудий более крупных калибров устанавливались настилы из досок в районах Поддубье и Оршино.
В боях 8 декабря наибольший успех имели части 256-й стрелковой дивизии, овладевшие Котово. Части 119-й дивизии, преодолевая упорное сопротивление противника, овладели станцией Чуприяновка.
В ночь на 9 декабря были переправлены на правый берег Волги 3-й и 4-й дивизионы 510-го и 3-й дивизион 429-го гаубичных артиллерийских полков. Остальная артиллерия РВГК подтягивалась ближе к левому берегу Волги.
С утра 9 декабря бои разгорелись с новой силой. Преодолевая упорное сопротивление противника и отражая его контратаки, правофланговые части армии расширили прорыв по фронту до 20 км и к исходу дня вышли на линию Кольцово, Котово, станция Чуприяновка.
Во всех дивизиях батареи были подтянуты ближе к атакующим цепям пехоты, и им все чаще приходилось вести огонь прямой наводкой. Артиллеристы 256-й стрелковой дивизии прямой наводкой разрушили элеватор, где укрепился противник, располагавший мощным автоматическим оружием; уничтожили шесть пулеметов и подавили, кроме того, шесть пулеметных точек и минометную батарею. Захвачено три 10,5-см орудия и два подбитых танка противника.
В последующие дни командование фронта продолжало настойчиво требовать развития наступления 31-й и 29-й армий и стремилось добиться окружения вражеской группировки в Калинине. 16 декабря немцы были вынуждены оставить Калинин.
Несколько слов стоит сказать о действиях 544-го гаубичного артиллерийского полка большой мощности. 7 декабря его 203-мм гаубицы Б-4 были привлечены для разрушения наиболее «прочных» объектов обороны противника в Крюково (каменные здания, подвалы и другие сооружения). Батареям этого дивизиона, кроме того, было приказано вести методический огонь по ряду других населенных пунктов (Жилино, Алабушево, Еремеево, Марьино, Высоково). Последнее являлось верхом безграмотности общевойсковых начальников, поскольку было достаточно и 122-мм дивизионных гаубиц.
В ночь на 8 декабря батареям 544-го гаубичного артиллерийского полка большой мощности пришлось вести беспокоящий огонь одиночными выстрелами по деревням Михайловке, Снегири, Рождествено, Жилино, Подпорино, израсходовав 53 203-мм снаряда.
Уверен, что квасные патриоты обвинят меня в смаковании «отдельных негативных явлений». Но увы, безграмотное использование артиллерии большой и особой мощности является типичным для общевойскового командования не только в Великой Отечественной войне. Так было и в Советско-финляндскую войну. Вот, к примеру, цитата из закрытого издания «История отечественной артиллерии»: «Артчасти ведут безудержный огонь без достаточной разведки целей, не достигая нужного результата. Один 116-й артполк расстрелял с 30 ноября [1939 г.] 17 700 152-мм выстрелов (72 вагона). Относительный расход самых тяжелых калибров часто превышает расход дивизионной и полковой артиллерии. Например, 316-й артдивизион БМ израсходовал 18.12.39 шестьдесят 280-мм выстрелов на мортиру, а за этот же день в 123-й дивизии на полковую и дивизионную пушку израсходовано 18 выстрелов и на 45-мм пушку – 9 выстрелов. В том же дивизионе и в 455-м кап подавались команды беглого огня из 280-мм мортир и 152-мм пушек-гаубиц обр. 1937 г. Были случаи требования общевойсковыми начальниками вести ночью „беспокоящий“ огонь из 280-мм мортир по дорогам. Отношение к экономии и сбережению артвыстрелов в войсках пренебрежительное»[60].
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента