Страница:
Шатунов краем уха слышал, что бывший заместитель Любимова своими излишне прямолинейными действиями чуть не завалил некую операцию «Меморандум» и недовольный директор ФСБ упросил президента избавить себя от совместной работы с Кушаковым.
Если бы Петр Семенович не был личным другом всесильного президентского советника Крутова, его бы без излишних церемоний отправили на пенсию. Но хитроумный советник сумел представить историю с меморандумом так, что чуть ли не Кушаков своими активными действиями способствовал благополучному разрешению серьезного политического конфликта. После чего генерал Кушаков возглавил новую спецслужбу – АНБ, весьма закрытую, чтоб о ней иметь суждение.
Позже Сергей Васильевич даже прочитал об этой истории в романе «Заложник», появившемся в печати следом за событиями. Но особой доблести, если верить все-таки книге, в действиях Кушакова не нашел.
…Они обменялись рукопожатием и устроились за традиционным для подобных кабинетов журнальным столиком, который в окружении цветов и кресел стоял ближе к огромным окнам.
Директор АНБ по-деловому раскрыл кожаную папку.
– Тут полный отчет. Документы секретные…
– Что же вы предлагаете? – поинтересовался Шатунов, не имеющий опыта общения с такими специфическими документами. А то, что это именно такие документы, Сергей Васильевич ни на секунду не сомневался. – После прочтения я должен съесть эти бумажки?
– В отчете все подробно описано и объяснено. Информация, как вы понимаете, не для чужих глаз и ушей. Главное в ней, что «объект» полностью изолирован. Естественно, налицо изрядная паника. Есть первые локальные столкновения с представителями власти. Прежде всего, как мы и ожидали, у карантинных постов. Но иначе и быть не могло… Впрочем, СМИ уже получили четкую и выверенную информацию о событии.
– Да-да, понимаю, Петр Семенович. А что за столкновения, о которых вы коротко упомянули? Надеюсь…
Он не успел договорить, как Кушаков замахал руками:
– Ни боже мой. Обычное неповиновение, которое пресекается на корню. Как вы могли подумать про плохое?
Прозвучало это как-то по-одесски. Но Шатунов понял правильно. Тем не менее он задал еще один скользкий вопрос:
– Меня интересует вопрос в целом. Вы уверены, что все закончится именно так, как запланировано?
Кушаков прекрасно понял, о чем спрашивает вицепремьер. Но с ответом не спешил. Он кашлянул, задумчиво почесал подбородок и только потом тихо произнес:
– Видите ли, Сергей Васильевич, по моему мнению, все завершится в соответствии с нашими планами. Но не буду скрывать от вас и оборотной стороны медали. По нашим пока еще скромным агентурным данным, изолированная от общества Рублевка с ее непростыми обитателями может доставить хлопот. Вы же знаете многих из них. Можно сказать, ваши соседи.
– И все они там? – с тревогой в голосе уточнил Шатунов.
– А какое это имеет значение? Что там? Что здесь? Ключевое здесь слово: нейтрализованы. Но не по прихоти, упаси боже, Кремля. А в связи с экологической катастрофой. Карантином… – Немного подумав, он добавил: – Если вы, Сергей Васильевич, цените мое мнение, то некоторые детали моей докладной не обязательно доводить до сведения президента. Пусть себе отдыхает.
– Пожалуй, вы правы, но… – Шатунову показалось, что его гость чего-то недоговаривает. – Послушайте, Петр Семенович, сколько времени может длиться этот карантин?
– Сколько потребуется, – уверенно ответил директор АНБ. Потом взял со стола вице-премьера карандаш и чистый лист бумаги. Быстрым движением руки он написал всего два слова.
Прочитав их, Сергей Васильевич воскликнул:
– Только не надо подробностей! Меньше знаешь – лучше спишь, – повторил он уже сказанную несколько минут назад фразу.
– Думаю, что надо созвать экстренное заседание правительства. Не каждый же день на Москву падают метеориты, – предложил, улыбаясь, Кушаков. – Пора официально ввести в курс дела членов кабинета министров.
– Да-да, конечно. Я назначу заседание на двадцать часов, – согласился заместитель премьера.
– Тогда исчезаю. Сейчас беру нашего главного спасателя и на Рублевку. Хочу на месте изучить обстановку. Так что не прощаюсь. Кстати, вы не в курсе, почему объявлять о карантине с Оржаком отправился Любимов?
– Это я попросил. Во-первых, его на сегодняшний день лучше знают. Особенно рублевский контингент. А во-вторых, нет смысла вас лишний раз светить в такой неординарной ситуации…
То, что случилось вчера в районе Рублево-Успенского шоссе, уже ни для кого из присутствующих большим секретом не являлось. Практически у каждого там был загородный дом. А если и не было собственного имения, то непременно жил кто-то из членов семьи, остались друзья, любовницы, плательщики, наконец.
Остались-то остались, только толком никто так ничего и не понимал. В этом смысле рублевский старожил Акимыч знал о нагрянувшей беде более любого чиновника, явившегося на вечернее заседание кабинета министров. Шатунову ничего не оставалось, как проинформировать о создавшемся на Рублевке чрезвычайном положении.
– С минуты на минуту оттуда вернутся наши товарищи. Наверняка они привезут новую информацию. Они и введут нас в подробности. А пока мною приглашен академик Георгий Алтуфьев. Он готов выступить прямо сейчас. Так сказать, прояснить ситуацию.
Министры дружно хранили молчание. Ибо еще накануне вечером на приеме в Кремле товарищи в штатском их уже проинформировали о том, что случилось на Рублевке и что путь им и их семействам туда заказан ввиду заражения местности неизвестными космическими вирусами.
Между тем академик доходчиво пояснил, что меры, предпринятые правительством по изоляции зоны бедствия, абсолютно правильные.
– Это понятно, – подал голос министр здоровья Бакиев. – Непонятно только, кто приводил в действие все необходимые рычаги. Мы во главе с господином Шатуновым праздник праздновали. Президент в Сочи. Тоже, как говорят, не давал никаких распоряжений… Кто же такой среди нас молодец? – с явным вызовом закончил он.
– Я вообще ничего не понимаю, – прошептал на ухо своему соседу справа – министру экологии – главный бунтарь последних заседаний правительства Герман Дрейф. Ты хоть что-нибудь слышал?
Тот отрицательно качнул головой.
– Странно все это. Ладно, я не слышал. В конце концов, катастрофа же не экономическая, а экологическая?! Но ты?!
– Если кто-то хочет задать вопрос или уточнить, то пусть не шепчется. Тем более его шепот слышат все. Или почти все. Пусть встанет и выступит… Господин Дрейф? Кажется, вы? – язвительно спросил Шатунов, пожалуй, впервые пробуя свою административную силу.
– Действительно, что я шепчусь? – Дрейф не стал долго себя упрашивать. – У меня там жена осталась, не поехала сдуру на прием. Поэтому я хочу знать правду…
Шатунов заерзал в кресле. Он уже был не рад, что пошел на поводу у Кушакова, собрав министров. Где, кстати, он? Он так нужен здесь. Сейчас же!
– Мне тоже далеко не все понятно. И хотя там у меня нет ничего и никого, кроме недостроенной дачи, я тоже волнуюсь! – с места крикнул министр инноваций Невман. – Можно спросить? Заранее приношу извинения, если чего-то не понял, но тем не менее… Как так могло случиться, что вчерашним вечером информацию об экологической катастрофе они получили раньше, чем та произошла по официальным источникам? Более того, не только получили, но и успели в первом приближении изучить. И даже объявить карантин… Я имею право знать?
Он хотел спросить что-то еще, но позади буквально из входных дверей донесся голос руководителя АНБ.
– Имеете. Имеете. Все имеют право, – усталым голосом, будто вернулся не с Рублевки, а с лесоповала, Кушаков произнес так, чтобы ни у кого не было иллюзий насчет его настроения.
Он уверенно двинулся к трибуне, чуть позади шел Оржак.
Но не голос и не очевидный боевой настрой вошедших добили членов кабинета министров. Их демонстративно пугающая, особенно в стенах Дома правительства, инопланетная амуниция самым волшебным образом остудила пыл чиновников.
– Там все в высшей мере серьезно. Оржак может доложить подробнее, расписать в деталях. Он там уже был дважды – с Любимовым утром, когда объявляли о карантине, и сейчас со мной.
Министры разом оглянулись на директора ФСБ. Тот лишь согласно кивнул, как бы подтверждая слова своего бывшего подчиненного.
– А вы, товарищи министры, – в этот момент взгляд руководителя Агентства национальной безопасности в адрес Голована и Дрейфа стал жестким и внимательным, как у Дзержинского, – не мутите воду в такой ответственный момент. Пока мне поручено разбираться, то и решения принимаю я. Вы меня понимаете, товарищи?
Министры натянуто молчали.
– Продолжайте, пожалуйста, Петр Семенович, – нашел подходящий момент напомнить о себе вице-премьер. Он практически мгновенно воспрял духом, стоило Кушакову в образе спасителя появиться в зале заседаний правительства.
– Мне, собственно, нечего добавить. – Директор АНБ незаметно подмигнул Шатунову. – Как говорят знающие люди, чем меньше знаешь, тем лучше спишь. События на Рублевке – как раз тот самый случай. А те, кому положено знать, будьте уверены, знают. Если что-то пока мы не знаем, то в ближайшие дни знать будем. Обещаете, товарищ Оржак?
Главный спасатель страны многозначительно кивнул. Признаться, он так же, как и другие министры, был смятен уверенным напором Кушакова. Ни у кого не оставалось сомнений, что тот действует, а следовательно, и вещает с полного одобрения президента.
– Лично мне все представляется предельно ясным, – резко встал с места министр правопорядка Карелов.
Именно в этот момент он решил прийти на помощь своим конкурентам из рядов спецслужб. Хотя на самом деле до глубины души был обижен, что люди вверенного ему министерства во всей этой истории оказались лишь на подхвате.
– Сейчас, как я понимаю ситуацию, наша задача – максимально помочь людям, попавшим в зону бедствия. Это касается прежде всего вас, товарищ Бакиев, – вдруг персонально он обратился к министру здоровья. – Это вам не монетизацией льгот заниматься.
Не ожидая такой наглости, министр уставился на скромного, но, как оказалось, прыткого Карелова. Это ж надо?! Мало его полоскают, как тряпку, на специальных заседаниях правительства, так и сейчас продолжают кусать.
– Не забывайтесь, – помахал он издалека своей донельзя изнеженной рукой. – У спецслужб своих медиков предостаточно для ликвидации подобных эпидемий. А вы мне что предлагаете? Участковым врачам взять стетоскопы наперевес и на Рублевку? Слушать, как бьются сердца пораженных космической пылью людей? Или подслушивать, что там творят олигархи совместно с вашими охранниками?
Все, кто был в зале заседания правительства, грохнули со смеху. Такой тирады от всегда выдержанного Бакиева никто не ожидал. Даже Карелов, изрядно растерявшись, покорно сел на свое место.
– Ну, это вы слишком, товарищ Бакиев. – Вице-премьер попытался привести в чувство непонятно почему так остро отреагировавшего бизнесмена от медицины. – И вы, товарищ Карелов, не забывайтесь. При чем тут монетизация льгот? Зачем путать кислое с пресным? Тем более обсуждаем такой серьезный вопрос.
Сергею Васильевичу изо всех сил хотелось выглядеть максимально рассудительным и вдумчивым руководителем.
– Дайте мне все-таки договорить, – попросил Карелов, явно возмущенный несоблюдением коллегиальной субординации. – Мне адвокаты не нужны…
– И так все понятно, люди взвинчены, растревожены… – Шатунов жестом усадил его на место.
– Сергей Васильевич, коль скоро ученые пока не знают природу этих космических вирусов, что вообще мы можем сделать? – Бакиев пришел в себя и тоже попытался помочь Шатунову перевести разговор в деловое русло. На самом деле его очень волновало то обстоятельство, что к работе в зоне пока не привлекли силы вверенного ему министерства.
– Правильная постановка вопроса, – охотно согласился Шатунов. – И, повернувшись к Оржаку и Кушакову, чуть ли не приказным тоном предложил, как отрезал: – Надо до конца исследовать проблему и доложить результаты. Причем в кратчайшие сроки!
Кушаков понимающе улыбнулся. «А уроки пошли на пользу молодому человеку», – с ехидцей, но одновременно удовлетворенно подумал он. И уже обращаясь к министрам, сказал то, что должен был сказать:
– Чтобы наперед избежать всех неясностей и недомолвок, я должен сказать и о том, что с такой подозрительностью обсуждал здесь господин Дрейф. Ну, помните, когда мы с Оржаком только появились?
– Да, я сказал, – вызывающе произнес министр, выпрямившись. – Неувязочка у вас, на мой взгляд, во времени. Или не во времени, а в планах и их исполнении. Впрочем, чему удивляться? У нас почему-то во всем так.
– Не язвите, – безобидно попросил его Кушаков. – Пусть объяснится наш всеми уважаемый главный спасатель.
– Значит, так! – в привычной для него резкой манере начал Оржак. – Чтобы было сразу всем ясно – я вообще не считаю нужным рассказывать о деталях. Это я даже мог бы повторить при президенте, если бы он был рядом. У моих коллег нередко язык плохо держится за зубами. Отсюда сплетни, кривотолки, ненужные эмоции. Мы действительно намеренно сдвинули фактические сроки катастрофы. Хотя я бы поостерегся упоминать это слово. Еще ничего не ясно. Собственно, мы позволили себе выиграть время, чтобы хоть в первом приближении оценить ситуацию, прежде чем сообщать о ней. Понятно излагаю?
– Кто это мы? – спросил неугомонный Дрейф.
– Кому положено. Я – прежде всего. Ситуация была чрезвычайная. И не нужно во всем видеть тайны мадридского двора. Но и болтать лишнего тоже не нужно. Убедительно прошу вас следовать моей просьбе. И последнее. Карантин объявлен сроком на месяц. Пока на месяц. Все передвижения в зону и из нее категорически запрещены. В случае государственной необходимости только представители спецслужб могут выдать пропуск на дефлорацию зоны. Я закончил свое выступление.
Оржак хулигански улыбнулся, оставшись довольным применением незамусоленного словца из другой области человеческих знаний, которое он почему-то давно считал весьма подходящим к использованию в экстремальных ситуациях.
– Может, и мы закончим? – вопросительно окинул взглядом зал Шатунов.
– Подождите, господа, – вдруг встрепенулся министр денежного довольствия Лысов. – У меня все-таки тоже вопросец имеется. Там же главы и владельцы крупнейших компаний. Их отсутствие в системе управления страны вызовет экономический коллапс…
– Никакого коллапса не будет! Не волнуйтесь, – с места бросил до этого не проронивший ни слова министр наземного транспорта Гудин. – Мы здесь на что?!
– Правильно, – раздались нестройные голоса.
Делая вид, что внимательно слушает реплики членов правительства, Шатунов понял, что некоторые министры приняли его игру и сейчас начнут вовсю подыгрывать. Каждый из них в своем роде был талантливым актером. Не хуже Михаила Ульянова или Юрия Никулина.
«Сейчас мозги станут заламывать, как в свою пользу использовать создавшуюся ситуацию», – подумал вицепремьер.
Для Шатунова, да и для многих других осведомленных людей не было секретом Полишинеля, что практически каждый из нынешней властной команды (если уж совсем не «чайник») негласно был связан деловыми отношениями с одним или даже несколькими финансовыми «донорами».
– Теперь, коллеги, всем есть о чем подумать. Но только советую следовать заповедям Гиппократа, и первой из них – вы уже догадались какой? Правильно. Не навреди.
Этой странной и одновременно многозначительной фразой Шатунов решил закончить заседание.
Заговор
Если бы Петр Семенович не был личным другом всесильного президентского советника Крутова, его бы без излишних церемоний отправили на пенсию. Но хитроумный советник сумел представить историю с меморандумом так, что чуть ли не Кушаков своими активными действиями способствовал благополучному разрешению серьезного политического конфликта. После чего генерал Кушаков возглавил новую спецслужбу – АНБ, весьма закрытую, чтоб о ней иметь суждение.
Позже Сергей Васильевич даже прочитал об этой истории в романе «Заложник», появившемся в печати следом за событиями. Но особой доблести, если верить все-таки книге, в действиях Кушакова не нашел.
…Они обменялись рукопожатием и устроились за традиционным для подобных кабинетов журнальным столиком, который в окружении цветов и кресел стоял ближе к огромным окнам.
Директор АНБ по-деловому раскрыл кожаную папку.
– Тут полный отчет. Документы секретные…
– Что же вы предлагаете? – поинтересовался Шатунов, не имеющий опыта общения с такими специфическими документами. А то, что это именно такие документы, Сергей Васильевич ни на секунду не сомневался. – После прочтения я должен съесть эти бумажки?
– В отчете все подробно описано и объяснено. Информация, как вы понимаете, не для чужих глаз и ушей. Главное в ней, что «объект» полностью изолирован. Естественно, налицо изрядная паника. Есть первые локальные столкновения с представителями власти. Прежде всего, как мы и ожидали, у карантинных постов. Но иначе и быть не могло… Впрочем, СМИ уже получили четкую и выверенную информацию о событии.
– Да-да, понимаю, Петр Семенович. А что за столкновения, о которых вы коротко упомянули? Надеюсь…
Он не успел договорить, как Кушаков замахал руками:
– Ни боже мой. Обычное неповиновение, которое пресекается на корню. Как вы могли подумать про плохое?
Прозвучало это как-то по-одесски. Но Шатунов понял правильно. Тем не менее он задал еще один скользкий вопрос:
– Меня интересует вопрос в целом. Вы уверены, что все закончится именно так, как запланировано?
Кушаков прекрасно понял, о чем спрашивает вицепремьер. Но с ответом не спешил. Он кашлянул, задумчиво почесал подбородок и только потом тихо произнес:
– Видите ли, Сергей Васильевич, по моему мнению, все завершится в соответствии с нашими планами. Но не буду скрывать от вас и оборотной стороны медали. По нашим пока еще скромным агентурным данным, изолированная от общества Рублевка с ее непростыми обитателями может доставить хлопот. Вы же знаете многих из них. Можно сказать, ваши соседи.
– И все они там? – с тревогой в голосе уточнил Шатунов.
– А какое это имеет значение? Что там? Что здесь? Ключевое здесь слово: нейтрализованы. Но не по прихоти, упаси боже, Кремля. А в связи с экологической катастрофой. Карантином… – Немного подумав, он добавил: – Если вы, Сергей Васильевич, цените мое мнение, то некоторые детали моей докладной не обязательно доводить до сведения президента. Пусть себе отдыхает.
– Пожалуй, вы правы, но… – Шатунову показалось, что его гость чего-то недоговаривает. – Послушайте, Петр Семенович, сколько времени может длиться этот карантин?
– Сколько потребуется, – уверенно ответил директор АНБ. Потом взял со стола вице-премьера карандаш и чистый лист бумаги. Быстрым движением руки он написал всего два слова.
Прочитав их, Сергей Васильевич воскликнул:
– Только не надо подробностей! Меньше знаешь – лучше спишь, – повторил он уже сказанную несколько минут назад фразу.
– Думаю, что надо созвать экстренное заседание правительства. Не каждый же день на Москву падают метеориты, – предложил, улыбаясь, Кушаков. – Пора официально ввести в курс дела членов кабинета министров.
– Да-да, конечно. Я назначу заседание на двадцать часов, – согласился заместитель премьера.
– Тогда исчезаю. Сейчас беру нашего главного спасателя и на Рублевку. Хочу на месте изучить обстановку. Так что не прощаюсь. Кстати, вы не в курсе, почему объявлять о карантине с Оржаком отправился Любимов?
– Это я попросил. Во-первых, его на сегодняшний день лучше знают. Особенно рублевский контингент. А во-вторых, нет смысла вас лишний раз светить в такой неординарной ситуации…
* * *
Экстренное заседание правительства прошло довольно оперативно. Вел его Шатунов. Не мог же премьер столь энергично оправиться от гриппа, внезапно напавшего на него перед торжественным приемом.То, что случилось вчера в районе Рублево-Успенского шоссе, уже ни для кого из присутствующих большим секретом не являлось. Практически у каждого там был загородный дом. А если и не было собственного имения, то непременно жил кто-то из членов семьи, остались друзья, любовницы, плательщики, наконец.
Остались-то остались, только толком никто так ничего и не понимал. В этом смысле рублевский старожил Акимыч знал о нагрянувшей беде более любого чиновника, явившегося на вечернее заседание кабинета министров. Шатунову ничего не оставалось, как проинформировать о создавшемся на Рублевке чрезвычайном положении.
– С минуты на минуту оттуда вернутся наши товарищи. Наверняка они привезут новую информацию. Они и введут нас в подробности. А пока мною приглашен академик Георгий Алтуфьев. Он готов выступить прямо сейчас. Так сказать, прояснить ситуацию.
Министры дружно хранили молчание. Ибо еще накануне вечером на приеме в Кремле товарищи в штатском их уже проинформировали о том, что случилось на Рублевке и что путь им и их семействам туда заказан ввиду заражения местности неизвестными космическими вирусами.
Между тем академик доходчиво пояснил, что меры, предпринятые правительством по изоляции зоны бедствия, абсолютно правильные.
– Это понятно, – подал голос министр здоровья Бакиев. – Непонятно только, кто приводил в действие все необходимые рычаги. Мы во главе с господином Шатуновым праздник праздновали. Президент в Сочи. Тоже, как говорят, не давал никаких распоряжений… Кто же такой среди нас молодец? – с явным вызовом закончил он.
– Я вообще ничего не понимаю, – прошептал на ухо своему соседу справа – министру экологии – главный бунтарь последних заседаний правительства Герман Дрейф. Ты хоть что-нибудь слышал?
Тот отрицательно качнул головой.
– Странно все это. Ладно, я не слышал. В конце концов, катастрофа же не экономическая, а экологическая?! Но ты?!
– Если кто-то хочет задать вопрос или уточнить, то пусть не шепчется. Тем более его шепот слышат все. Или почти все. Пусть встанет и выступит… Господин Дрейф? Кажется, вы? – язвительно спросил Шатунов, пожалуй, впервые пробуя свою административную силу.
– Действительно, что я шепчусь? – Дрейф не стал долго себя упрашивать. – У меня там жена осталась, не поехала сдуру на прием. Поэтому я хочу знать правду…
Шатунов заерзал в кресле. Он уже был не рад, что пошел на поводу у Кушакова, собрав министров. Где, кстати, он? Он так нужен здесь. Сейчас же!
– Мне тоже далеко не все понятно. И хотя там у меня нет ничего и никого, кроме недостроенной дачи, я тоже волнуюсь! – с места крикнул министр инноваций Невман. – Можно спросить? Заранее приношу извинения, если чего-то не понял, но тем не менее… Как так могло случиться, что вчерашним вечером информацию об экологической катастрофе они получили раньше, чем та произошла по официальным источникам? Более того, не только получили, но и успели в первом приближении изучить. И даже объявить карантин… Я имею право знать?
Он хотел спросить что-то еще, но позади буквально из входных дверей донесся голос руководителя АНБ.
– Имеете. Имеете. Все имеют право, – усталым голосом, будто вернулся не с Рублевки, а с лесоповала, Кушаков произнес так, чтобы ни у кого не было иллюзий насчет его настроения.
Он уверенно двинулся к трибуне, чуть позади шел Оржак.
Но не голос и не очевидный боевой настрой вошедших добили членов кабинета министров. Их демонстративно пугающая, особенно в стенах Дома правительства, инопланетная амуниция самым волшебным образом остудила пыл чиновников.
– Там все в высшей мере серьезно. Оржак может доложить подробнее, расписать в деталях. Он там уже был дважды – с Любимовым утром, когда объявляли о карантине, и сейчас со мной.
Министры разом оглянулись на директора ФСБ. Тот лишь согласно кивнул, как бы подтверждая слова своего бывшего подчиненного.
– А вы, товарищи министры, – в этот момент взгляд руководителя Агентства национальной безопасности в адрес Голована и Дрейфа стал жестким и внимательным, как у Дзержинского, – не мутите воду в такой ответственный момент. Пока мне поручено разбираться, то и решения принимаю я. Вы меня понимаете, товарищи?
Министры натянуто молчали.
– Продолжайте, пожалуйста, Петр Семенович, – нашел подходящий момент напомнить о себе вице-премьер. Он практически мгновенно воспрял духом, стоило Кушакову в образе спасителя появиться в зале заседаний правительства.
– Мне, собственно, нечего добавить. – Директор АНБ незаметно подмигнул Шатунову. – Как говорят знающие люди, чем меньше знаешь, тем лучше спишь. События на Рублевке – как раз тот самый случай. А те, кому положено знать, будьте уверены, знают. Если что-то пока мы не знаем, то в ближайшие дни знать будем. Обещаете, товарищ Оржак?
Главный спасатель страны многозначительно кивнул. Признаться, он так же, как и другие министры, был смятен уверенным напором Кушакова. Ни у кого не оставалось сомнений, что тот действует, а следовательно, и вещает с полного одобрения президента.
– Лично мне все представляется предельно ясным, – резко встал с места министр правопорядка Карелов.
Именно в этот момент он решил прийти на помощь своим конкурентам из рядов спецслужб. Хотя на самом деле до глубины души был обижен, что люди вверенного ему министерства во всей этой истории оказались лишь на подхвате.
– Сейчас, как я понимаю ситуацию, наша задача – максимально помочь людям, попавшим в зону бедствия. Это касается прежде всего вас, товарищ Бакиев, – вдруг персонально он обратился к министру здоровья. – Это вам не монетизацией льгот заниматься.
Не ожидая такой наглости, министр уставился на скромного, но, как оказалось, прыткого Карелова. Это ж надо?! Мало его полоскают, как тряпку, на специальных заседаниях правительства, так и сейчас продолжают кусать.
– Не забывайтесь, – помахал он издалека своей донельзя изнеженной рукой. – У спецслужб своих медиков предостаточно для ликвидации подобных эпидемий. А вы мне что предлагаете? Участковым врачам взять стетоскопы наперевес и на Рублевку? Слушать, как бьются сердца пораженных космической пылью людей? Или подслушивать, что там творят олигархи совместно с вашими охранниками?
Все, кто был в зале заседания правительства, грохнули со смеху. Такой тирады от всегда выдержанного Бакиева никто не ожидал. Даже Карелов, изрядно растерявшись, покорно сел на свое место.
– Ну, это вы слишком, товарищ Бакиев. – Вице-премьер попытался привести в чувство непонятно почему так остро отреагировавшего бизнесмена от медицины. – И вы, товарищ Карелов, не забывайтесь. При чем тут монетизация льгот? Зачем путать кислое с пресным? Тем более обсуждаем такой серьезный вопрос.
Сергею Васильевичу изо всех сил хотелось выглядеть максимально рассудительным и вдумчивым руководителем.
– Дайте мне все-таки договорить, – попросил Карелов, явно возмущенный несоблюдением коллегиальной субординации. – Мне адвокаты не нужны…
– И так все понятно, люди взвинчены, растревожены… – Шатунов жестом усадил его на место.
– Сергей Васильевич, коль скоро ученые пока не знают природу этих космических вирусов, что вообще мы можем сделать? – Бакиев пришел в себя и тоже попытался помочь Шатунову перевести разговор в деловое русло. На самом деле его очень волновало то обстоятельство, что к работе в зоне пока не привлекли силы вверенного ему министерства.
– Правильная постановка вопроса, – охотно согласился Шатунов. – И, повернувшись к Оржаку и Кушакову, чуть ли не приказным тоном предложил, как отрезал: – Надо до конца исследовать проблему и доложить результаты. Причем в кратчайшие сроки!
Кушаков понимающе улыбнулся. «А уроки пошли на пользу молодому человеку», – с ехидцей, но одновременно удовлетворенно подумал он. И уже обращаясь к министрам, сказал то, что должен был сказать:
– Чтобы наперед избежать всех неясностей и недомолвок, я должен сказать и о том, что с такой подозрительностью обсуждал здесь господин Дрейф. Ну, помните, когда мы с Оржаком только появились?
– Да, я сказал, – вызывающе произнес министр, выпрямившись. – Неувязочка у вас, на мой взгляд, во времени. Или не во времени, а в планах и их исполнении. Впрочем, чему удивляться? У нас почему-то во всем так.
– Не язвите, – безобидно попросил его Кушаков. – Пусть объяснится наш всеми уважаемый главный спасатель.
– Значит, так! – в привычной для него резкой манере начал Оржак. – Чтобы было сразу всем ясно – я вообще не считаю нужным рассказывать о деталях. Это я даже мог бы повторить при президенте, если бы он был рядом. У моих коллег нередко язык плохо держится за зубами. Отсюда сплетни, кривотолки, ненужные эмоции. Мы действительно намеренно сдвинули фактические сроки катастрофы. Хотя я бы поостерегся упоминать это слово. Еще ничего не ясно. Собственно, мы позволили себе выиграть время, чтобы хоть в первом приближении оценить ситуацию, прежде чем сообщать о ней. Понятно излагаю?
– Кто это мы? – спросил неугомонный Дрейф.
– Кому положено. Я – прежде всего. Ситуация была чрезвычайная. И не нужно во всем видеть тайны мадридского двора. Но и болтать лишнего тоже не нужно. Убедительно прошу вас следовать моей просьбе. И последнее. Карантин объявлен сроком на месяц. Пока на месяц. Все передвижения в зону и из нее категорически запрещены. В случае государственной необходимости только представители спецслужб могут выдать пропуск на дефлорацию зоны. Я закончил свое выступление.
Оржак хулигански улыбнулся, оставшись довольным применением незамусоленного словца из другой области человеческих знаний, которое он почему-то давно считал весьма подходящим к использованию в экстремальных ситуациях.
– Может, и мы закончим? – вопросительно окинул взглядом зал Шатунов.
– Подождите, господа, – вдруг встрепенулся министр денежного довольствия Лысов. – У меня все-таки тоже вопросец имеется. Там же главы и владельцы крупнейших компаний. Их отсутствие в системе управления страны вызовет экономический коллапс…
– Никакого коллапса не будет! Не волнуйтесь, – с места бросил до этого не проронивший ни слова министр наземного транспорта Гудин. – Мы здесь на что?!
– Правильно, – раздались нестройные голоса.
Делая вид, что внимательно слушает реплики членов правительства, Шатунов понял, что некоторые министры приняли его игру и сейчас начнут вовсю подыгрывать. Каждый из них в своем роде был талантливым актером. Не хуже Михаила Ульянова или Юрия Никулина.
«Сейчас мозги станут заламывать, как в свою пользу использовать создавшуюся ситуацию», – подумал вицепремьер.
Для Шатунова, да и для многих других осведомленных людей не было секретом Полишинеля, что практически каждый из нынешней властной команды (если уж совсем не «чайник») негласно был связан деловыми отношениями с одним или даже несколькими финансовыми «донорами».
– Теперь, коллеги, всем есть о чем подумать. Но только советую следовать заповедям Гиппократа, и первой из них – вы уже догадались какой? Правильно. Не навреди.
Этой странной и одновременно многозначительной фразой Шатунов решил закончить заседание.
Заговор
За три месяца до объявления карантина
На ноябрьские праздники, правда, теперь уже бывшие, в президентской зоне Кремля с самого утра царил небывалый ажиотаж, какого не было, наверное, с той поры, как «совдеповская власть кончилась».
У президента было впечатление, что весь аппарат его администрации и правительства только и ждал отмены Госдумой официального праздника большевиков, чтобы как следует это дело отметить. Возвращаясь в кабинет с заседания Совбеза, президент краем уха ухватил разговор в собственной приемной.
– Ты представляешь, – жаловался кому-то в трубку референт, еще моложавый, но уже с залысинами мужчина. – Все телефоны как заклинило. Ту-ту. Ту-ту. Занято! Все цокаются друг с другом, с праздником поздравляются. А в столовой? Тоже цок-цок, цок-цок…
Увидев в дверях президента, референт, словно обжегшись, бросил трубку на рычаг.
«Городская линия», – машинально зафиксировал президент.
– Это какой у нас праздник? – полюбопытствовал он у вошедшего вслед за ним Шатунова.
– Так седьмое же? – удивился тот. – У меня в аппарате тоже только один вопрос в повестке дня – где и как будут проставляться? Может, мы поспешили отменить столь любимый народом праздник? Как вы думаете?
– А ты как думаешь?
«Проверяет. Надо же так вляпаться…» – Сколько раз он давал себе зарок не подставляться, и пожалуйста…
– Чего молчишь? Боишься не угадать ответ? Давай с двух раз.
– Инерция привычки, – осторожно предположил Шатунов. – Или лишний повод выпить.
«Конечно, и то и другое у нас в крови. Неистребимо, – подумал президент, про себя улыбнувшись. – А мужик он смышленый, собранный. Только достаточно ли это для будущего президента?..»
Пропустив вперед Шатунова, он вошел в свой малахитовый кабинет и уже там не стал себя сдерживать.
Ему активно не нравилась та едва уловимая атмосфера какого-то безразличия и даже цинизма, исходившая в последнее время от общения с главными чиновниками страны. Он давно уже понял, что латанием дыр одновременно с имитацией видимости Империи, чем он в итоге занимался все годы своего правления, ничего эпохального свершить, увы, так и не удалось. Хотя, передавая бразды правления в его руки на кремлевском крыльце, президент Уралов завещал лишь беречь Россию. Не ломать, не перестраивать, не приумножать, а всего лишь сберечь.
«Собственно, для кого сберечь? – вдруг подумал президент. – Для народа? Или для преемника?»
Он скосил взгляд в сторону дверей, где все еще скромно топтался его возможный сменщик, пытаясь убрать с высокого лба непокорную челку.
Как ни цинично звучит, но это так – именно сменщик.
– Ты что топчешься у дверей, как топтыгин? Присаживайся. Разрешаю «примерить» кресло.
Шатунов позволил себе великодушно ослушаться и сел на приставной стул.
– Что, не по Сеньке шапка?
– Как скажете, – потупил взгляд вице-премьер.
– То-то и оно – как скажу. Конечно, моей рекомендации хватит, если скажу народу, как тогда Уралов. Но правильно ли поступлю? Вот в чем вопрос!
Действительно вопрос! Президента даже передернуло от прикосновения к холодному дыханию вечности.
Он часто думал в последнее время об этом. Исторически сложилось так, что прогресс в России обеспечивался не столь даже умным, сколь долгим правлением яркой неординарной личности. Иван Грозный, Петр Великий, Екатерина, Сталин, наконец… Как ни крути, все они были созидателями, а не просто «сберегателями». Но у страны теперь новая Конституция… Ее не изменишь.
Тем более что ему абсолютно не было жаль расставаться с браздами правления. Может, в том и есть его высшая президентская зрелость, чтобы продолжить преемственность власти в стране.
На самом деле он давно уже сравнивал себя с арбитром на футбольном поле, которому одна часть публики аплодирует, а другая посылает на мыло или, того хуже, кроет матом. За что? Разве всем угодишь?! И какого, собственно, рожна он должен угождать? И сколько это еще может продолжаться?
Президент вновь посмотрел на возможного сменщика, нос которого от волнения еще более заострился.
– Правильно я рассуждаю, Сергей Васильевич? – хитро спросил он вице-премьера.
– Простите, не понял?
– Вот и я о том же, – пробормотал президент. – Как ты думаешь, Сергей Васильевич, не надоело мне тянуть всю эту лямку? Каждый день лицезреть ваши скучные лица, кстати, как раз в этом самом кресле, в котором ты сейчас сидишь…
Под пристальным взглядом президента будущий сменщик заерзал. Тем более речи шефа ему были непонятны, а стало быть, опасны.
Президент с сожалением констатировал, что вылепленная его собственными руками команда мало-помалу распадается, хотя внешне это, возможно, и незаметно.
Опустившись в свое излюбленное кресло, хорошо знакомое миллионам телезрителей именно потому, что во время экранных «собеседований» с посетителями главного кабинета страны оно неизменно пустовало, президент привычным движением раскрыл синюю папку с ежедневным обзором прессы.
Специально обученные на составлении выжимок из СМИ мастера были кем-то в его аппарате здорово надрессированы лишь на определенного рода критику. И кто уж конкретно пытался влиять на него таким вот бесхитростным способом, президент особо не зацикливался.
Какая, собственно, разница? Кто из его советников – Умнов, Крутов, Смирнов или еще кто-то за кулисой, о себе мнил, что именно он серый кардинал Кремля, старательно, красным маркером выделяя все критические выпады журналистов в адрес тех или иных персон из его окружения?
Тем не менее президент заставил себя прочитать обзор СМИ и в первую очередь те строки, которые были старательно подчеркнуты красным маркером.
«…Сегодня Россия не та страна, какой была еще семь лет назад… Мы живем в другой стране… Нас лишили свободы… Власти пошли по пути корпоративизма… Главным принцип действий Кремля – это приватизация прибылей и национализация убытков…»
– Надергали, – раздраженно пробормотал он побелевшими губами. – Сам черт не разберет, что в этих статьях на самом деле.
– Вы это мне?
Президент вспомнил, что в кабинете он не один. Он навел на Шатунова свой знаменитый стальной взгляд, выработанный еще со службы в КГБ и от которого иным становилось не по себе.
– Ты пока поезжай к себе. В свой Белый дом. Или ты, дружочек Сереженька, забыл, что давно служишь там, а не в Кремле?
– А как же нам обсудить…
Завершить фразу он не успел.
– Ты ничего не перепутал? Если что и надо обсудить, то не нам, а мне. Если с вице-премьером, то я тебя приглашу специально. А если с воспитанником в некотором роде, то не в Кремле. Так что пока.
Покидая кабинет, Шатунов не знал, что и думать. С чего такой иезуитский гнев? Ведь вроде ничего не сделал.
Президент вновь вернулся мыслями к закончившемуся час назад заседанию Совбеза.
Силовики только делают вид, что ему подыгрывают. На самом деле держат свои ходы про запас. Если не Шатунов, то у них свой киндер-сюрприз наверняка заготовлен. В тылу отсиживается. Хотя у них, пожалуй, тоже согласия нет. Это, кстати, умно придумано, когда удалось развести Любимова с Кушаковым. Сами они, конечно, политику не способны делать. Но вот подыграть?!
Одно хорошо, что теперь ни за что не станут играть на одной волейбольной площадке. И с олигархами уже никогда не сойдутся. Да что там рассуждать?!
Разозлившись на самого себя, Президент попытался хоть мысленно, но все же собрать разбегающиеся в никуда мысли. Ибо если и продолжать их неукротимый ход, то непременно договоришься до того, что сам всему и потворствуешь.
Углубившись вновь в строки обзора прессы, президент поймал себя на мысли, что все же не может сосредоточиться. В голову лезло совсем другое. Он вдруг подумал о том, что рано или поздно демократия в России неизбежно породит диктатуру. Доиграются. Впрочем, кто именно доиграется – то ли народ, то ли его свита, то ли он сам, – понятно не было. Нет, сколько бы там ни дискутировали, стране нужна стабильная власть. А как еще ее можно добиться, кроме как через институт преемственности?! Любые резкие перемены могут оказаться пагубными для государства. Если не принять решительных мер, продажные чиновники вкупе с олигархами окончательно распродадут страну по частям. А что же тогда будет с Россией, что будет с народом, который упорно ждет «доброго царя»?
В который раз президент вернулся к тексту из синей папки.
«…Новый российский империализм приобретает отчетливый корпоративистский облик… Корпоративизм занимает центральное место в общественной сфере… Ярким примером стало создание Общественной палаты, скроенной по модели корпоративистского государства Муссолини… Это принцип предоставления всех видов ресурсов лишь членам корпорации… Именно таким членом корпорации является новоявленный вице-премьер Сергей Шатунов».
Наконец-таки добрался до цели этой профилактической подборки. Вот куда, оказывается, клонит этот печатный понос. Понятно. Стало быть, недруги выдвиженца считают, что он в будущем может стать неуправляемым, как, к примеру, тот же Муссолини. Так все-таки кого сравнивают с Муссолини – сменщика или его, действующего президента? Какая все-таки наглость! Сравнивать его с Муссолини! Вот уж действительно – книги делают человека умным, а пресса нервным.
Главу государства особенно покоробило то, что за многими печатными сентенциями торчат уши его бывшего советника по экономике Ионова. Вот и верь потом людям. Чего ему не хватало?!
На ноябрьские праздники, правда, теперь уже бывшие, в президентской зоне Кремля с самого утра царил небывалый ажиотаж, какого не было, наверное, с той поры, как «совдеповская власть кончилась».
У президента было впечатление, что весь аппарат его администрации и правительства только и ждал отмены Госдумой официального праздника большевиков, чтобы как следует это дело отметить. Возвращаясь в кабинет с заседания Совбеза, президент краем уха ухватил разговор в собственной приемной.
– Ты представляешь, – жаловался кому-то в трубку референт, еще моложавый, но уже с залысинами мужчина. – Все телефоны как заклинило. Ту-ту. Ту-ту. Занято! Все цокаются друг с другом, с праздником поздравляются. А в столовой? Тоже цок-цок, цок-цок…
Увидев в дверях президента, референт, словно обжегшись, бросил трубку на рычаг.
«Городская линия», – машинально зафиксировал президент.
– Это какой у нас праздник? – полюбопытствовал он у вошедшего вслед за ним Шатунова.
– Так седьмое же? – удивился тот. – У меня в аппарате тоже только один вопрос в повестке дня – где и как будут проставляться? Может, мы поспешили отменить столь любимый народом праздник? Как вы думаете?
– А ты как думаешь?
«Проверяет. Надо же так вляпаться…» – Сколько раз он давал себе зарок не подставляться, и пожалуйста…
– Чего молчишь? Боишься не угадать ответ? Давай с двух раз.
– Инерция привычки, – осторожно предположил Шатунов. – Или лишний повод выпить.
«Конечно, и то и другое у нас в крови. Неистребимо, – подумал президент, про себя улыбнувшись. – А мужик он смышленый, собранный. Только достаточно ли это для будущего президента?..»
Пропустив вперед Шатунова, он вошел в свой малахитовый кабинет и уже там не стал себя сдерживать.
Ему активно не нравилась та едва уловимая атмосфера какого-то безразличия и даже цинизма, исходившая в последнее время от общения с главными чиновниками страны. Он давно уже понял, что латанием дыр одновременно с имитацией видимости Империи, чем он в итоге занимался все годы своего правления, ничего эпохального свершить, увы, так и не удалось. Хотя, передавая бразды правления в его руки на кремлевском крыльце, президент Уралов завещал лишь беречь Россию. Не ломать, не перестраивать, не приумножать, а всего лишь сберечь.
«Собственно, для кого сберечь? – вдруг подумал президент. – Для народа? Или для преемника?»
Он скосил взгляд в сторону дверей, где все еще скромно топтался его возможный сменщик, пытаясь убрать с высокого лба непокорную челку.
Как ни цинично звучит, но это так – именно сменщик.
– Ты что топчешься у дверей, как топтыгин? Присаживайся. Разрешаю «примерить» кресло.
Шатунов позволил себе великодушно ослушаться и сел на приставной стул.
– Что, не по Сеньке шапка?
– Как скажете, – потупил взгляд вице-премьер.
– То-то и оно – как скажу. Конечно, моей рекомендации хватит, если скажу народу, как тогда Уралов. Но правильно ли поступлю? Вот в чем вопрос!
Действительно вопрос! Президента даже передернуло от прикосновения к холодному дыханию вечности.
Он часто думал в последнее время об этом. Исторически сложилось так, что прогресс в России обеспечивался не столь даже умным, сколь долгим правлением яркой неординарной личности. Иван Грозный, Петр Великий, Екатерина, Сталин, наконец… Как ни крути, все они были созидателями, а не просто «сберегателями». Но у страны теперь новая Конституция… Ее не изменишь.
Тем более что ему абсолютно не было жаль расставаться с браздами правления. Может, в том и есть его высшая президентская зрелость, чтобы продолжить преемственность власти в стране.
На самом деле он давно уже сравнивал себя с арбитром на футбольном поле, которому одна часть публики аплодирует, а другая посылает на мыло или, того хуже, кроет матом. За что? Разве всем угодишь?! И какого, собственно, рожна он должен угождать? И сколько это еще может продолжаться?
Президент вновь посмотрел на возможного сменщика, нос которого от волнения еще более заострился.
– Правильно я рассуждаю, Сергей Васильевич? – хитро спросил он вице-премьера.
– Простите, не понял?
– Вот и я о том же, – пробормотал президент. – Как ты думаешь, Сергей Васильевич, не надоело мне тянуть всю эту лямку? Каждый день лицезреть ваши скучные лица, кстати, как раз в этом самом кресле, в котором ты сейчас сидишь…
Под пристальным взглядом президента будущий сменщик заерзал. Тем более речи шефа ему были непонятны, а стало быть, опасны.
Президент с сожалением констатировал, что вылепленная его собственными руками команда мало-помалу распадается, хотя внешне это, возможно, и незаметно.
Опустившись в свое излюбленное кресло, хорошо знакомое миллионам телезрителей именно потому, что во время экранных «собеседований» с посетителями главного кабинета страны оно неизменно пустовало, президент привычным движением раскрыл синюю папку с ежедневным обзором прессы.
Специально обученные на составлении выжимок из СМИ мастера были кем-то в его аппарате здорово надрессированы лишь на определенного рода критику. И кто уж конкретно пытался влиять на него таким вот бесхитростным способом, президент особо не зацикливался.
Какая, собственно, разница? Кто из его советников – Умнов, Крутов, Смирнов или еще кто-то за кулисой, о себе мнил, что именно он серый кардинал Кремля, старательно, красным маркером выделяя все критические выпады журналистов в адрес тех или иных персон из его окружения?
Тем не менее президент заставил себя прочитать обзор СМИ и в первую очередь те строки, которые были старательно подчеркнуты красным маркером.
«…Сегодня Россия не та страна, какой была еще семь лет назад… Мы живем в другой стране… Нас лишили свободы… Власти пошли по пути корпоративизма… Главным принцип действий Кремля – это приватизация прибылей и национализация убытков…»
– Надергали, – раздраженно пробормотал он побелевшими губами. – Сам черт не разберет, что в этих статьях на самом деле.
– Вы это мне?
Президент вспомнил, что в кабинете он не один. Он навел на Шатунова свой знаменитый стальной взгляд, выработанный еще со службы в КГБ и от которого иным становилось не по себе.
– Ты пока поезжай к себе. В свой Белый дом. Или ты, дружочек Сереженька, забыл, что давно служишь там, а не в Кремле?
– А как же нам обсудить…
Завершить фразу он не успел.
– Ты ничего не перепутал? Если что и надо обсудить, то не нам, а мне. Если с вице-премьером, то я тебя приглашу специально. А если с воспитанником в некотором роде, то не в Кремле. Так что пока.
Покидая кабинет, Шатунов не знал, что и думать. С чего такой иезуитский гнев? Ведь вроде ничего не сделал.
Президент вновь вернулся мыслями к закончившемуся час назад заседанию Совбеза.
Силовики только делают вид, что ему подыгрывают. На самом деле держат свои ходы про запас. Если не Шатунов, то у них свой киндер-сюрприз наверняка заготовлен. В тылу отсиживается. Хотя у них, пожалуй, тоже согласия нет. Это, кстати, умно придумано, когда удалось развести Любимова с Кушаковым. Сами они, конечно, политику не способны делать. Но вот подыграть?!
Одно хорошо, что теперь ни за что не станут играть на одной волейбольной площадке. И с олигархами уже никогда не сойдутся. Да что там рассуждать?!
Разозлившись на самого себя, Президент попытался хоть мысленно, но все же собрать разбегающиеся в никуда мысли. Ибо если и продолжать их неукротимый ход, то непременно договоришься до того, что сам всему и потворствуешь.
Углубившись вновь в строки обзора прессы, президент поймал себя на мысли, что все же не может сосредоточиться. В голову лезло совсем другое. Он вдруг подумал о том, что рано или поздно демократия в России неизбежно породит диктатуру. Доиграются. Впрочем, кто именно доиграется – то ли народ, то ли его свита, то ли он сам, – понятно не было. Нет, сколько бы там ни дискутировали, стране нужна стабильная власть. А как еще ее можно добиться, кроме как через институт преемственности?! Любые резкие перемены могут оказаться пагубными для государства. Если не принять решительных мер, продажные чиновники вкупе с олигархами окончательно распродадут страну по частям. А что же тогда будет с Россией, что будет с народом, который упорно ждет «доброго царя»?
В который раз президент вернулся к тексту из синей папки.
«…Новый российский империализм приобретает отчетливый корпоративистский облик… Корпоративизм занимает центральное место в общественной сфере… Ярким примером стало создание Общественной палаты, скроенной по модели корпоративистского государства Муссолини… Это принцип предоставления всех видов ресурсов лишь членам корпорации… Именно таким членом корпорации является новоявленный вице-премьер Сергей Шатунов».
Наконец-таки добрался до цели этой профилактической подборки. Вот куда, оказывается, клонит этот печатный понос. Понятно. Стало быть, недруги выдвиженца считают, что он в будущем может стать неуправляемым, как, к примеру, тот же Муссолини. Так все-таки кого сравнивают с Муссолини – сменщика или его, действующего президента? Какая все-таки наглость! Сравнивать его с Муссолини! Вот уж действительно – книги делают человека умным, а пресса нервным.
Главу государства особенно покоробило то, что за многими печатными сентенциями торчат уши его бывшего советника по экономике Ионова. Вот и верь потом людям. Чего ему не хватало?!