Страница:
Об этих стражах порядка – добдобах – нужно сказать несколько слов особо. Их вербуют среди неграмотных наглых силачей с умственными способностями солдафонов, попавших в монастырь по воле родителей еще мальчишками, между тем как самым подходящим местом для них была бы казарма.
Отважные бессознательной звериной отвагой, эти хвастливые бездельники – средневековые головорезы – вечно затевают склоки или какие-нибудь скверные проделки. Их форменным, самовольно присвоенным мундиром можно считать обильно покрывающую их грязь. Эти доблестные витязи никогда не моются – по их мнению, чистых храбрецов не бывает, и грязь – отличительный признак героев. Им этого мало: они натирают себе тело жирной сажей, налипающей на дно кастрюль, до тех пор, пока не превратятся в настоящих негров. Добдоб часто разгуливает в лохмотьях, но это результат собственных его ухищрений: он сам кромсает монашеское одеяние, стремясь придать еще больше свирепости своему и без того ужасному облику. Когда ему приходится надевать новое платье, он прежде всего стремится получше его запачкать – этого требует традиция. Как бы дорого ни стоила ткань одежды, добдоб разминает в своих грязных руках масло и намазывает его густым слоем на обновку. Высшая степень элегантности для этих джентльменов, когда их платье и тога регулярно, со знанием дела, пропитываются жиром и принимают темный бархатистый налет и стоят торчком, не сгибаясь, как железные доспехи.
В 1555 г. в Амдо, на северо-востоке Тибета, там, где высится теперь монастырь Кум Бум, родился реформатор Цзонхава – основатель секты гелугпа.
Вскоре после его рождения лама дубштен Карма Дорджи предсказал младенцу необыкновенную судьбу и рекомендовал содержать место его появления на свет в безупречной чистоте. Немного позже здесь начало расти дерево.
Следует напомнить, что даже теперь почти во всех домах Амдо полы глинобитные, а туземцы спят на подушках или коврах, расстеленных прямо на земле. Это обстоятельство делает понятным предание о зарождении дерева из крови, потерянной роженицей во время родов и разрезания пуповины.
Сперва на листьях молодого деревца не было заметно никакого узора, но чудесное происхождение сделало его в некоторой степени предметом поклонения. Один монах построил себе по соседству с ним хижину и этим положил начало большому и богатому монастырю.
С тех пор прошло много лет – Цзонхава начал уже проводить свои реформы. Его мать давно не видела сына и, соскучившись, послала ему письмо, призывая вернуться на родину.
Цзонхава был в это время в Тибете. В процессе мистической медитации ему стало ясно, что ехать в Амдо не нужно, и он ограничился письмом к матери. Вместе с письмом он передал посланцу две копии своего портрета – один для матери, а другой для сестры – и изображение Гиалва Сенге (обычно его именуют Жампейон; его санскритское имя Манжушри) – повелителя наук и красноречия и покровителя ученых, а также несколько изображений Демтшого (санскритское имя – Самбара), божества тантрического пантеона.
В тот момент, когда посланец передавал подарки семье великого реформатора, последний, применив на расстоянии свою магическую силу, заставил божественные изображения появиться на листьях чудесного дерева. Священное писание (откуда я и почерпнула эти сведения) гласит: отпечатки были настолько совершенны, что даже самый искусный художник не сумел бы сделать лучше.
Помимо изображений на листьях, на ветвях и коре проступили другие отпечатки и «шесть писаний», т. е. шестисложная формула «аум мани падме хум!». Вот это чудо и дало название монастырю: «Кум Бум» – сто тысяч образов.
В описании своего путешествия Р. Р. Хюк и П. П. Габе утверждают, будто видели слова на листьях и стволе дерева. В частности, они утверждают, что на молодых листочках и под корой – там, где кору приподнимали, – буквы проступали еще неотчетливо.
Возникает вопрос: что за дерево видели путешественники? Согласно летописям, после чудесного появления изображений святых дерево закутали в кусок шелка (ризу) и затем построили вокруг него храм.
Был ли этот храм возведен под открытым небом, т. е. без крыши, неизвестно. Выражение «шертен», употребляемое в тексте летописей, опровергает такие предположения, так как словом «шертен» обозначают ковчег – закрытую гробницу с остроконечной крышей.
Всякое растение, лишенное света и воздуха, должно погибнуть. А поскольку, как гласит летопись, шертен был сооружен вокруг дерева в шестнадцатом веке, господа Р. Р. Хюк и П. П. Габе могли в лучшем случае созерцать его жалкие остатки.
Их описания, однако, свидетельствуют, что речь идет о дереве в период вегетации (я ссылаюсь на первое издание истории их путешествия).
В летописях упоминается также, что чудесное дерево оставалось неизменным и летом и зимой и количество его листьев было постоянным.
С другой стороны, мы читаем там же, будто одно время внутри шертена стали раздаваться какие-то странные звуки. Настоятель монастыря вошел в шертен, сам вычистил пространство вокруг дерева и обнаружил возле него небольшое количество жидкости, которую собрал и выпил.
Вполне очевидно, здесь имеется в виду закрытое помещение, куда обычно нет доступа. Между тем чудо сохранения листвы зимой (дерево принадлежит к виду, терявшему листья ранней осенью) может относиться только к живому растению.
В этих противоречиях трудно разобраться.
В настоящее время в центре многоглавого храма с позолоченными крышами возвышается шертен-ковчег от 12 до 15 метров вышиной. Говорят, в нем и заключен оригинал священного дерева. Но когда я жила в Кум Буме, знающие люди уверяли, что ковчег этот был воздвигнут сравнительно недавно.
Перед храмом из побега своего знаменитого предка растет деревцо. Оно окружено балюстрадой, и поклонение в некоторой степени распространяется на него тоже. Другой, более мощный отпрыск чудесного дерева растет в садике перед храмом Будды.
Когда листья этих двух деревьев облетают, их собирают и раздают паломникам.
Может быть, Хюк и Габе пишут об одном из этих деревьев? Путешественники, посещавшие Кум Бум, обычно ничего не знают об истории и даже о существовании заключенного в ковчег дерева.
От некоторых проживающих в Каапсу иностранцев (Каапсу – китайская провинция, на границе которой расположен Кум Бум) я слышала, будто они действительно читали «аум мани падме хум!» на листьях двух наших деревьев.
Во всяком случае, паломники-ламаисты и монахи монастыря (около 3000 человек) не видят в этих деревьях ничего исключительного и относятся к видениям иностранцев с явно насмешливым недоверием.
Но отношение современников расходится с утверждениями летописей, будто несколько веков назад все жители Амдо видели на чудесном дереве запечатленные чудесные знаки.
Помимо избираемых чиновников, представляющих в монастыре власти предержащие и управляющих его доходами, тибетское духовенство имеет свою монашескую аристократию. Представителей ее тибетцы именуют ламами-тулку, а иностранцы очень неудачно называют живыми Буддами.
В этих тулку заключается самая примечательная черта ламаизма, резко отличающая его от всех других буддийских сект. Кроме того, существование в тибетском обществе монашеской знати, противостоящей знати светской и довлеющей над ней, также явление совсем особенное.
Западные писатели никогда не могли дать правильного определения тулку, и можно сказать с уверенностью, они не имеют ни малейшего представления об их настоящей сущности.
Хотя реальность аватар, божеств или других могущественных личностей признается в Тибете с незапамятных времен, аристократическое сословие тулку в своем нынешнем виде получило развитие после 1850 года.
В ту пору один монгольский князь провозгласил только что пятого Великого ламу секты гелугпа, по имени Лобзанг Гьятцо, владыкой Тибета. Новый монарх получил признание китайского императора. Однако оказываемые ему почести не удовлетворяли честолюбивого ламу, и он присвоил себе более высокое звание, выдав себя за эманацию (т. е. тулку) Ченрези – высшего представителя махаянистского пантеона. В то же время он назначил своего заменившего ему отца учителя великим ламой монастыря Трашидхумпо, объявив его тулку Евнагмеда, мистического Будды, духовного наставника Ченрези.
Пример владетельного ламы в большой степени способствовал созданию множества тулку. Вскоре все имеющие вес монастыри уже считали делом чести иметь во главе гомпа какую-нибудь перевоплотившуюся знаменитость.
Всего сказанного о происхождении двух самых именитых линий «тулку» – линии Далай-ламы (аватары Ченрези) и линии Таши-ламы (аватары Евнагмеда) – достаточно, чтобы понять, как часто ошибаются иностранцы, считая их аватарами исторического Будды.
Теперь посмотрим, как понимают сущность тулку сами ламаисты.
Согласно народным верованиям, тулку – это перевоплощение какого-нибудь святого или умершего ученого или перевоплощение существа нечеловеческой природы – божества, демона и т. д.
Первая категория тулку самая многочисленная. Вторая насчитывает несколько редких аватар мифических персонажей, например Далай-лама, Таши-лама, женщины-ламы Дорджи Бхагмо, и аватар низшего ранга – тулку некоторых туземных божеств, например Пекара. Тулку последнего выполняют функции официальных оракулов.
Тулку божеств, демонов и колдуний появляются главным образом в качестве героических персонажей легенд. Тем не менее и в наши дни некоторые мужчины и женщины слывут за тулку в своей округе. Большую их часть составляют нгагспа – маги или колдуны, не входящие в состав монастырского духовенства.
Кое-где встречаются светские тулку, например король Де-Линг, перевоплощение приемного сына знаменитого героя Гесэра из Линга.
Женщины – воплощения колдуний, кандхомас, могут быть и монахинями, и замужними женщинами.
Последнему классу светских тулку, в противоположность двум первым, нет места в рядах монашеской аристократии. Можно предположить, что он зародился вне ламаизма в лоне древней религии Тибета.
Хотя буддизм не признает существования бессмертной перевоплощающейся души и считает эту теорию самым гибельным из всех существующих заблуждений, преобладающее большинство буддистов вернулось к древнему верованию индусов в «джива» («я»), периодически меняющее изношенное тело на новое, подобно тому как мы сбрасываем старое платье, чтобы надеть новое.
Когда тулку считают перевоплощением божества или сосуществующего с ним мистического существа, теория меняющей свою телесную оболочку личности («я») не может уже объяснить сущность этого явления. Но тибетцы в такие тонкости, в своей массе, не углубляются, и в быту все тулку, даже тулку существ сверхчеловеческой природы, считаются перевоплощением своих предшественников.
Предка родовой ветви тулку именуют Ку Конг ма. Обычно он принадлежит к монашескому сословию, но это не абсолютно обязательно.
Среди исключений можно привести отца и мать реформатора Цзонхава. Оба обитают в монастыре Кум-Бум. Ламу, почитаемого за воплощение Цзонхава, зовут Агхиа-Цзанг. Он является главой и номинальным правителем монастыря. Когда я жила в Кум Буме, ламе Агхиа-Цзанг было десять лет.
Мать реформатора перевоплощается в ребенка мужского пола, получающего сан ламы Чангса-Цзанг.
В подобных случаях тулку мирян за немногими исключениями принимают в среду духовенства.
Существуют монахини-тулку святых или богинь. О них нужно сказать, что, если они не ведут жизни отшельниц, то обычно бывают настоятельницами не женских обителей, но мужских монастырей. Впрочем, этот сан обязывает их только восседать на настоятельском троне во время священнодействия в торжественные дни. Они живут со своими служанками-монахинями и мирянками в особых дворцах. Действительное управление монастырем, кто бы ни был его номинальный повелитель, – доверяют избираемым монахами чиновникам. Часто бывает очень забавно наблюдать, как умственное развитие или святость в процессе последовательных перевоплощений странным образом улетучивается. Совсем не редкость встретить со-вершенного идиота, представляющего выдающегося мыслителя в качестве его предполагаемого аватары, или же видеть, как законченного материалиста с эпикурейскими наклонностями и вкусами почитают за воплощение прославленного своим аскетизмом мистика.
В перевоплощениях тулку нет ничего странного для тех, кто верит в периодическое перевоплощение «эго». Согласно этому верованию, все мы тулку. Личность («я»), воплощенная в настоящей нашей оболочке, существовала в прошлом в других формах. Единственная особенность тулку состоит в том, что их считают перевоплощением замечательных людей, что иногда помнят они свои прошлые жизни и в некоторых случаях могут выбирать и заранее указывать своих будущих родителей и место своего нового рождения.
Все же некоторые ламы видят большое различие между перевоплощением обычного смертного и перевоплощением духовно просвещенных.
Они говорят: тех, кто не занимается духовным развитием, кто живет подобно животным, бессознательно подчиняясь своим инстинктам, можно уподобить человеку, бредущему наугад, не придерживаясь никакого определенного направления.
Например, он замечает на востоке озеро, и жажда направляет его шаги к озеру. Приближаясь к нему, он ощущает запах дыма (лама, рассказавший эту притчу, сказал «аромат огня». Тибетцы, путешествующие по горам или пустыням трав севера, обладают способностью на большом расстоянии ощущать запах горящего костра, даже если он горит без дыма), вызывающего у него представление о доме или стойбище. Было бы приятно, – думает он, – выпить вместо воды чаю и получить приют на ночь. Даже не дойдя до берега, он поворачивает и направляется на север, откуда доносится запах дыма. Еще не видно никаких признаков жилья – ни дыма, ни палатки, как вдруг перед ним возникают угрожающие призраки. Перепуганный странник со всех ног бежит в противоположную сторону на юг. Наконец, ему кажется, что чудовище далеко, ему больше нечего бояться, и он останавливается. Мимо него проходят другие подобные ему скитальцы. Они восхваляют красоты какого-то благословенного края, земли изобилия и радости, куда они направляются. Наш путешественник приходит в восторг, присоединяется к ним и идет на запад. Но по дороге из-за новых направлений снова меняет решение, так и не побывав в земле обетованной.
Всю жизнь, бросаясь из стороны в сторону, этот безумец так ни к чему и не приходит.
Смерть настигает его в пути во время бессмысленных скитаний. Антагонистические силы, порожденные его беспорядочной деятельностью, рассеиваются. Поскольку сосредоточение энергии (эта энергия часто упоминается у тибетских писателей. Они именуют ее Шугс или Тсал), необходимой для продолжения того же потока, не было создано, то о формировании тулку не может быть и речи.
Наоборот, человека, получившего озарение, можно сравнить с путешественником, твердо знающим, куда и зачем он идет, ему хорошо известно географическое положение места его назначения и ведущие туда дороги. Поглощенный стоящей перед ним задачей, он слеп и глух к возникающим на пути миражам и соблазнам. Ничто не может отклонить его от намеченной цели. Этот человек направляет силы, порожденные концентрацией его мысли и его физической деятельности, в одно русло. По дороге смерть может уничтожить его тело, но духовная энергия, для которой это тело одновременно было и создателем и орудием, останется сосредоточенной. Упорно стремясь все в том же направлении, она обеспечит себе новое материальное орудие, новую форму, т. е. тулку.
Здесь мы встречаем различные точки зрения. Некоторые ламы верят, что проникающая энергия, остающаяся после смерти создавшего ее индивида – или питавшего ее, если он уже был тулку ряда последовательных перевоплощений, – притягивает и группирует созвучные ей элементы, превращаясь таким образом в ядро нового существа. Другие придерживаются мнения, что пучок освобожденных бесплотных сил сливается с каким-нибудь живым существом, если физические и духовные наклонности последнего, приобретенные в течение ряда предыдущих жизней, обеспечивают гармоническое соединение.
Само собой разумеется, против этих теорий можно выдвинуть различные возражения, но цель моей книги составляет не обсуждение, но изложение взглядов и верований, встречающихся среди мистиков Тибета.
Могу добавить – любая из приведенных теорий подкрепляется множеством старинных тибетских сказаний. Герои этих сказаний волевым усилием предопределяют характер своего возрождения и карьеру своего следующего аватары.
Невзирая на все сказанное о роли сознательной и настойчивой целомудренности для продолжения линии перевоплощений тулку, не следует делать опрометчивый вывод, будто формирование новой личности происходит непроизвольно. Вера в предопределение (детерминизм) слишком глубоко укоренилась в сознании тибетца – включая сюда самых примитивных степных пастухов, – чтобы он мог допустить подобную возможность.
Буквально термин «тулку» означает «форма, созданная средствами магии». По мнению тибетских ученых и мистиков, мы должны считать тулку призраками, оккультными эманациями, марионетками, изготавливаемыми магом в собственных целях.
Для уточнения последней точки зрения я привожу здесь объяснение, полученное от Далай-ламы.
В первой главе этой книги я уже рассказала, как в 1912 году, во время вынужденного пребывания Далай-ламы в Гималаях, я задавала ему различные вопросы об учениях ламаистов. Он сперва отвечал устно. Затем, во избежание неточностей и недоразумений, попросил меня составить список всех вопросов о моментах, для меня еще неясных. Ответы я получила на этот раз в письменном виде. Привожу цитату, заимствованную из рукописи Далай-ламы.
«Один Бодхисаттва представляет собой основу, дающую начало бесчисленным магическим формам. Сила, рождаемая совершенной концентрацией его мысли, позволяет ему – в миллиардах миров одновременно – делать видимым подобный ему призрак. Он может создавать не только человеческие формы, но и любые другие, даже неодушевленные предметы, например дома, изгороди, леса, дороги, мосты и проч. Он умеет повелевать атмосферными явлениями и даже изготовлять напиток бессмертия, утоляющий любую жажду».
– Это выражение, – объяснил Далай-лама, – следует понимать одновременно в буквальном и символическом смысле. Практически его способность создавать магические формы неистощима, – заключил Далай-лама.
Теория, поддерживаемая самым высоким авторитетом ламаизма, совпадает с учением, изложенным в трудах махаянистских буддистов. В них перечислены десять видов магических созданий, осуществляемых Бодхисаттвами – существами, степень духовного развития которых следует непосредственно после степени духовного совершенства Будды.
Все, что говорится о способе созидания магических форм каким-нибудь Буддой, относится и к любому другому существу человеческой, божественной или демонической природы. Единственное различие заключается в степени могущества, зависящего исключительно от силы концентрации духа и от «качества» самого духа.
Когда тулку какой-нибудь легендарной мифической личности сосуществует со своим создателем, то очень часто каждому из них поклоняются отдельно, как существующим независимо друг от друга. Это еще раз доказывает, что тибетцы не верят в полное воплощение какой-нибудь личности – божественной или иной – в своем тулку. Так, Далай-лама – тулку Ченрези живет в Лхасе, а предполагаемая резиденция самого Ченрези находится в Панкай Потала – на острове вблизи китайского побережья. Между тем как тулку Евнагмеда, Таши-лама, находится в Таши-лунпо, сам Евнагмед пребывает в райских кущах запада – Нуб Деватшен.
Люди тоже могут сосуществовать со своим магическим потомством. Примеры этого явления приводятся в тибетских легендах о короле Сронгбстан Гампо, военачальнике Гесэре из Линга и о других персонажах.
Когда Таши-лама бежал из Шигацзе, он, как говорят, оставил после себя призрачного двойника, похожего на него как две капли воды решительно во всем – и поведением, и манерой держаться, – вводя в заблуждение всех, кто видел его. Когда лама перешел границу и оказался в безопасности, призрак исчез (подробности о бегстве Таши-ламы смотри в книге «Путешествие одной парижанки в Лхасу»).
Упоминаемые выше лица сами по себе тоже тулку, но ламаисты считают, что это обстоятельство не служит помехой в создании ими магических форм, возникающих одна от другой. Существует специальная система наименований для обозначения эманации второй и третьей степени. Кроме того, ничто не препятствует дальнейшему развертыванию этой цепи. Случается, дух тулку размножается на несколько тулку, существующих параллельно и официально признаваемых.
С другой стороны, некоторые ламы считаются тулку нескольких личностей одновременно. Так, Таши-лама, например, не только тулку Евнагмеда, но и Субхути, ученика первого исторического Будды. Таким же образом Далай-лама в одно и то же время аватара мифического Ченрези и аватара Гедюндупа, ученика и преемника реформатора Цзонхава.
Прежде чем перейти к другой теме, интересно будет вспомнить, что древнехристианская секта донетов считала Иисуса тулку (аватарой). Члены этой секты утверждали, что распятый Иисус был не материальным человеком, но призраком, созданным для этой цели высшим духовным существом.
Некоторые буддисты придерживаются той же точки зрения в отношении Будды. Они верят, что обитатель рая Тушита не покидал своего небесного жилища, но создал фантом, явившийся в Индии и ставший Гаутамой, историческим Буддой.
Вопреки разнообразным, более или менее хитроумным теориям, имеющим хождение в среде ученых-философов, тулку вообще принято считать за подлинное перевоплощение их предшественников, и формальности, сопровождающие официальное признание какого-либо тулку, соблюдаются соответственно.
Довольно часто случается, что лама-тулку на смертном одре предсказывает место своего следующего рождения. Иногда он сообщает кое-какие подробности о будущих родителях, их жилище и проч.
Обыкновенно только спустя два года после смерти ламы-тулку его главный управляющий и другие слуги принимаются за розыски своего перевоплотившегося господина.
Если покойный лама предсказал место своего возрождения или же оставил распоряжения относительно предстоящих поисков, то следопыты черпают вдохновение именно в этих указаниях. Если же наводящих сведений нет, они совещаются с ламой-звездочетом и прорицателем, указывающим обычно в весьма туманных выражениях место, где следует искать ребенка, и признаки, по которым его можно будет узнать. Когда речь идет о высокопоставленном тулку, испрашивают совета одного из государственных оракулов, а при розысках перевоплотившегося Далай-ламы и Таши-ламы эта консультация является обязательной.
Иногда очень быстро удается найти ребенка по приметам, соответствующим описанию прорицателя. Но случается, проходят годы, а поиски остаются безуспешными. Для благочестивых прихожан ламы это большое горе. Еще более удручены монахи: лишенный своего высокочтимого главы, монастырь больше не привлекает толп набожных благотворителей, и угощения и дары становятся редким удовольствием. Но пока безутешные прихожане и трапа горюют, жуликоватый управляющий покойного ламы, должно быть, втайне ликует, так как благодаря отсутствию законного хозяина он бесконтрольно распоряжается его имуществом и быстро богатеет.
Напав на след более или менее подходящего мальчика, снова совещаются с ламой-прорицателем. Если тот одобряет предполагаемого кандидата, то последнего подвергают следующему испытанию: несколько личных вещей покойного ламы перемешивают с подобными им предметами, и ребенок должен отобрать вещи ламы, как бы узнавая предметы, принадлежавшие ему в прошлой жизни.
Иногда на освобожденный со смертью тулку престол претендует сразу несколько мальчиков. У всех детей одинаково убедительные приметы, все они узнают без единой ошибки предметы покойного ламы. Бывает также, что ламы-звездочеты и прорицатели расходятся во мнениях и указывают на разных наследников.
Такие недоразумения часто имеют место, когда дело идет о преемнике одного из великих тулку, владык знаменитых монастырей и обширных поместий. Множество семей мечтает посадить одного из своих сыновей на трон усопшего ламы.
Родителям юного тулку часто разрешают жить в монастыре, пока он еще нуждается в материнском уходе и заботах. Со временем им предоставляют комфортабельное жилище в монастырских угодьях, но за пределами монастыря, снабжают в изобилии всем необходимым для беззаботного и приятного существования. Если в монастыре не имеется жилища, специально предназначенного для родителей великого тулку, или же речь идет о тулку, не являвшемся главой гомпа, отец и мать ребенка-избранника остаются на родине и получают богатое содержание до конца дней своих.
Кроме главы монастыря, большие гомпа иногда насчитывают среди своих монахов свыше сотни тулку. Последние, помимо роскошного жилища в монастыре – их официальной резиденции, – часто имеют жилища и в других монастырях, а кроме того – владения во многих местах Тибета или Монголии.
Отважные бессознательной звериной отвагой, эти хвастливые бездельники – средневековые головорезы – вечно затевают склоки или какие-нибудь скверные проделки. Их форменным, самовольно присвоенным мундиром можно считать обильно покрывающую их грязь. Эти доблестные витязи никогда не моются – по их мнению, чистых храбрецов не бывает, и грязь – отличительный признак героев. Им этого мало: они натирают себе тело жирной сажей, налипающей на дно кастрюль, до тех пор, пока не превратятся в настоящих негров. Добдоб часто разгуливает в лохмотьях, но это результат собственных его ухищрений: он сам кромсает монашеское одеяние, стремясь придать еще больше свирепости своему и без того ужасному облику. Когда ему приходится надевать новое платье, он прежде всего стремится получше его запачкать – этого требует традиция. Как бы дорого ни стоила ткань одежды, добдоб разминает в своих грязных руках масло и намазывает его густым слоем на обновку. Высшая степень элегантности для этих джентльменов, когда их платье и тога регулярно, со знанием дела, пропитываются жиром и принимают темный бархатистый налет и стоят торчком, не сгибаясь, как железные доспехи.
* * *
Монастырь Кум Бум обязан своим названием и своей славой одному волшебному дереву. Я заимствую обстоятельное повествование об этом из летописей Кум Бума.В 1555 г. в Амдо, на северо-востоке Тибета, там, где высится теперь монастырь Кум Бум, родился реформатор Цзонхава – основатель секты гелугпа.
Вскоре после его рождения лама дубштен Карма Дорджи предсказал младенцу необыкновенную судьбу и рекомендовал содержать место его появления на свет в безупречной чистоте. Немного позже здесь начало расти дерево.
Следует напомнить, что даже теперь почти во всех домах Амдо полы глинобитные, а туземцы спят на подушках или коврах, расстеленных прямо на земле. Это обстоятельство делает понятным предание о зарождении дерева из крови, потерянной роженицей во время родов и разрезания пуповины.
Сперва на листьях молодого деревца не было заметно никакого узора, но чудесное происхождение сделало его в некоторой степени предметом поклонения. Один монах построил себе по соседству с ним хижину и этим положил начало большому и богатому монастырю.
С тех пор прошло много лет – Цзонхава начал уже проводить свои реформы. Его мать давно не видела сына и, соскучившись, послала ему письмо, призывая вернуться на родину.
Цзонхава был в это время в Тибете. В процессе мистической медитации ему стало ясно, что ехать в Амдо не нужно, и он ограничился письмом к матери. Вместе с письмом он передал посланцу две копии своего портрета – один для матери, а другой для сестры – и изображение Гиалва Сенге (обычно его именуют Жампейон; его санскритское имя Манжушри) – повелителя наук и красноречия и покровителя ученых, а также несколько изображений Демтшого (санскритское имя – Самбара), божества тантрического пантеона.
В тот момент, когда посланец передавал подарки семье великого реформатора, последний, применив на расстоянии свою магическую силу, заставил божественные изображения появиться на листьях чудесного дерева. Священное писание (откуда я и почерпнула эти сведения) гласит: отпечатки были настолько совершенны, что даже самый искусный художник не сумел бы сделать лучше.
Помимо изображений на листьях, на ветвях и коре проступили другие отпечатки и «шесть писаний», т. е. шестисложная формула «аум мани падме хум!». Вот это чудо и дало название монастырю: «Кум Бум» – сто тысяч образов.
В описании своего путешествия Р. Р. Хюк и П. П. Габе утверждают, будто видели слова на листьях и стволе дерева. В частности, они утверждают, что на молодых листочках и под корой – там, где кору приподнимали, – буквы проступали еще неотчетливо.
Возникает вопрос: что за дерево видели путешественники? Согласно летописям, после чудесного появления изображений святых дерево закутали в кусок шелка (ризу) и затем построили вокруг него храм.
Был ли этот храм возведен под открытым небом, т. е. без крыши, неизвестно. Выражение «шертен», употребляемое в тексте летописей, опровергает такие предположения, так как словом «шертен» обозначают ковчег – закрытую гробницу с остроконечной крышей.
Всякое растение, лишенное света и воздуха, должно погибнуть. А поскольку, как гласит летопись, шертен был сооружен вокруг дерева в шестнадцатом веке, господа Р. Р. Хюк и П. П. Габе могли в лучшем случае созерцать его жалкие остатки.
Их описания, однако, свидетельствуют, что речь идет о дереве в период вегетации (я ссылаюсь на первое издание истории их путешествия).
В летописях упоминается также, что чудесное дерево оставалось неизменным и летом и зимой и количество его листьев было постоянным.
С другой стороны, мы читаем там же, будто одно время внутри шертена стали раздаваться какие-то странные звуки. Настоятель монастыря вошел в шертен, сам вычистил пространство вокруг дерева и обнаружил возле него небольшое количество жидкости, которую собрал и выпил.
Вполне очевидно, здесь имеется в виду закрытое помещение, куда обычно нет доступа. Между тем чудо сохранения листвы зимой (дерево принадлежит к виду, терявшему листья ранней осенью) может относиться только к живому растению.
В этих противоречиях трудно разобраться.
В настоящее время в центре многоглавого храма с позолоченными крышами возвышается шертен-ковчег от 12 до 15 метров вышиной. Говорят, в нем и заключен оригинал священного дерева. Но когда я жила в Кум Буме, знающие люди уверяли, что ковчег этот был воздвигнут сравнительно недавно.
Перед храмом из побега своего знаменитого предка растет деревцо. Оно окружено балюстрадой, и поклонение в некоторой степени распространяется на него тоже. Другой, более мощный отпрыск чудесного дерева растет в садике перед храмом Будды.
Когда листья этих двух деревьев облетают, их собирают и раздают паломникам.
Может быть, Хюк и Габе пишут об одном из этих деревьев? Путешественники, посещавшие Кум Бум, обычно ничего не знают об истории и даже о существовании заключенного в ковчег дерева.
От некоторых проживающих в Каапсу иностранцев (Каапсу – китайская провинция, на границе которой расположен Кум Бум) я слышала, будто они действительно читали «аум мани падме хум!» на листьях двух наших деревьев.
Во всяком случае, паломники-ламаисты и монахи монастыря (около 3000 человек) не видят в этих деревьях ничего исключительного и относятся к видениям иностранцев с явно насмешливым недоверием.
Но отношение современников расходится с утверждениями летописей, будто несколько веков назад все жители Амдо видели на чудесном дереве запечатленные чудесные знаки.
Помимо избираемых чиновников, представляющих в монастыре власти предержащие и управляющих его доходами, тибетское духовенство имеет свою монашескую аристократию. Представителей ее тибетцы именуют ламами-тулку, а иностранцы очень неудачно называют живыми Буддами.
В этих тулку заключается самая примечательная черта ламаизма, резко отличающая его от всех других буддийских сект. Кроме того, существование в тибетском обществе монашеской знати, противостоящей знати светской и довлеющей над ней, также явление совсем особенное.
Западные писатели никогда не могли дать правильного определения тулку, и можно сказать с уверенностью, они не имеют ни малейшего представления об их настоящей сущности.
Хотя реальность аватар, божеств или других могущественных личностей признается в Тибете с незапамятных времен, аристократическое сословие тулку в своем нынешнем виде получило развитие после 1850 года.
В ту пору один монгольский князь провозгласил только что пятого Великого ламу секты гелугпа, по имени Лобзанг Гьятцо, владыкой Тибета. Новый монарх получил признание китайского императора. Однако оказываемые ему почести не удовлетворяли честолюбивого ламу, и он присвоил себе более высокое звание, выдав себя за эманацию (т. е. тулку) Ченрези – высшего представителя махаянистского пантеона. В то же время он назначил своего заменившего ему отца учителя великим ламой монастыря Трашидхумпо, объявив его тулку Евнагмеда, мистического Будды, духовного наставника Ченрези.
Пример владетельного ламы в большой степени способствовал созданию множества тулку. Вскоре все имеющие вес монастыри уже считали делом чести иметь во главе гомпа какую-нибудь перевоплотившуюся знаменитость.
Всего сказанного о происхождении двух самых именитых линий «тулку» – линии Далай-ламы (аватары Ченрези) и линии Таши-ламы (аватары Евнагмеда) – достаточно, чтобы понять, как часто ошибаются иностранцы, считая их аватарами исторического Будды.
Теперь посмотрим, как понимают сущность тулку сами ламаисты.
Согласно народным верованиям, тулку – это перевоплощение какого-нибудь святого или умершего ученого или перевоплощение существа нечеловеческой природы – божества, демона и т. д.
Первая категория тулку самая многочисленная. Вторая насчитывает несколько редких аватар мифических персонажей, например Далай-лама, Таши-лама, женщины-ламы Дорджи Бхагмо, и аватар низшего ранга – тулку некоторых туземных божеств, например Пекара. Тулку последнего выполняют функции официальных оракулов.
Тулку божеств, демонов и колдуний появляются главным образом в качестве героических персонажей легенд. Тем не менее и в наши дни некоторые мужчины и женщины слывут за тулку в своей округе. Большую их часть составляют нгагспа – маги или колдуны, не входящие в состав монастырского духовенства.
Кое-где встречаются светские тулку, например король Де-Линг, перевоплощение приемного сына знаменитого героя Гесэра из Линга.
Женщины – воплощения колдуний, кандхомас, могут быть и монахинями, и замужними женщинами.
Последнему классу светских тулку, в противоположность двум первым, нет места в рядах монашеской аристократии. Можно предположить, что он зародился вне ламаизма в лоне древней религии Тибета.
Хотя буддизм не признает существования бессмертной перевоплощающейся души и считает эту теорию самым гибельным из всех существующих заблуждений, преобладающее большинство буддистов вернулось к древнему верованию индусов в «джива» («я»), периодически меняющее изношенное тело на новое, подобно тому как мы сбрасываем старое платье, чтобы надеть новое.
Когда тулку считают перевоплощением божества или сосуществующего с ним мистического существа, теория меняющей свою телесную оболочку личности («я») не может уже объяснить сущность этого явления. Но тибетцы в такие тонкости, в своей массе, не углубляются, и в быту все тулку, даже тулку существ сверхчеловеческой природы, считаются перевоплощением своих предшественников.
Предка родовой ветви тулку именуют Ку Конг ма. Обычно он принадлежит к монашескому сословию, но это не абсолютно обязательно.
Среди исключений можно привести отца и мать реформатора Цзонхава. Оба обитают в монастыре Кум-Бум. Ламу, почитаемого за воплощение Цзонхава, зовут Агхиа-Цзанг. Он является главой и номинальным правителем монастыря. Когда я жила в Кум Буме, ламе Агхиа-Цзанг было десять лет.
Мать реформатора перевоплощается в ребенка мужского пола, получающего сан ламы Чангса-Цзанг.
В подобных случаях тулку мирян за немногими исключениями принимают в среду духовенства.
Существуют монахини-тулку святых или богинь. О них нужно сказать, что, если они не ведут жизни отшельниц, то обычно бывают настоятельницами не женских обителей, но мужских монастырей. Впрочем, этот сан обязывает их только восседать на настоятельском троне во время священнодействия в торжественные дни. Они живут со своими служанками-монахинями и мирянками в особых дворцах. Действительное управление монастырем, кто бы ни был его номинальный повелитель, – доверяют избираемым монахами чиновникам. Часто бывает очень забавно наблюдать, как умственное развитие или святость в процессе последовательных перевоплощений странным образом улетучивается. Совсем не редкость встретить со-вершенного идиота, представляющего выдающегося мыслителя в качестве его предполагаемого аватары, или же видеть, как законченного материалиста с эпикурейскими наклонностями и вкусами почитают за воплощение прославленного своим аскетизмом мистика.
В перевоплощениях тулку нет ничего странного для тех, кто верит в периодическое перевоплощение «эго». Согласно этому верованию, все мы тулку. Личность («я»), воплощенная в настоящей нашей оболочке, существовала в прошлом в других формах. Единственная особенность тулку состоит в том, что их считают перевоплощением замечательных людей, что иногда помнят они свои прошлые жизни и в некоторых случаях могут выбирать и заранее указывать своих будущих родителей и место своего нового рождения.
Все же некоторые ламы видят большое различие между перевоплощением обычного смертного и перевоплощением духовно просвещенных.
Они говорят: тех, кто не занимается духовным развитием, кто живет подобно животным, бессознательно подчиняясь своим инстинктам, можно уподобить человеку, бредущему наугад, не придерживаясь никакого определенного направления.
Например, он замечает на востоке озеро, и жажда направляет его шаги к озеру. Приближаясь к нему, он ощущает запах дыма (лама, рассказавший эту притчу, сказал «аромат огня». Тибетцы, путешествующие по горам или пустыням трав севера, обладают способностью на большом расстоянии ощущать запах горящего костра, даже если он горит без дыма), вызывающего у него представление о доме или стойбище. Было бы приятно, – думает он, – выпить вместо воды чаю и получить приют на ночь. Даже не дойдя до берега, он поворачивает и направляется на север, откуда доносится запах дыма. Еще не видно никаких признаков жилья – ни дыма, ни палатки, как вдруг перед ним возникают угрожающие призраки. Перепуганный странник со всех ног бежит в противоположную сторону на юг. Наконец, ему кажется, что чудовище далеко, ему больше нечего бояться, и он останавливается. Мимо него проходят другие подобные ему скитальцы. Они восхваляют красоты какого-то благословенного края, земли изобилия и радости, куда они направляются. Наш путешественник приходит в восторг, присоединяется к ним и идет на запад. Но по дороге из-за новых направлений снова меняет решение, так и не побывав в земле обетованной.
Всю жизнь, бросаясь из стороны в сторону, этот безумец так ни к чему и не приходит.
Смерть настигает его в пути во время бессмысленных скитаний. Антагонистические силы, порожденные его беспорядочной деятельностью, рассеиваются. Поскольку сосредоточение энергии (эта энергия часто упоминается у тибетских писателей. Они именуют ее Шугс или Тсал), необходимой для продолжения того же потока, не было создано, то о формировании тулку не может быть и речи.
Наоборот, человека, получившего озарение, можно сравнить с путешественником, твердо знающим, куда и зачем он идет, ему хорошо известно географическое положение места его назначения и ведущие туда дороги. Поглощенный стоящей перед ним задачей, он слеп и глух к возникающим на пути миражам и соблазнам. Ничто не может отклонить его от намеченной цели. Этот человек направляет силы, порожденные концентрацией его мысли и его физической деятельности, в одно русло. По дороге смерть может уничтожить его тело, но духовная энергия, для которой это тело одновременно было и создателем и орудием, останется сосредоточенной. Упорно стремясь все в том же направлении, она обеспечит себе новое материальное орудие, новую форму, т. е. тулку.
Здесь мы встречаем различные точки зрения. Некоторые ламы верят, что проникающая энергия, остающаяся после смерти создавшего ее индивида – или питавшего ее, если он уже был тулку ряда последовательных перевоплощений, – притягивает и группирует созвучные ей элементы, превращаясь таким образом в ядро нового существа. Другие придерживаются мнения, что пучок освобожденных бесплотных сил сливается с каким-нибудь живым существом, если физические и духовные наклонности последнего, приобретенные в течение ряда предыдущих жизней, обеспечивают гармоническое соединение.
Само собой разумеется, против этих теорий можно выдвинуть различные возражения, но цель моей книги составляет не обсуждение, но изложение взглядов и верований, встречающихся среди мистиков Тибета.
Могу добавить – любая из приведенных теорий подкрепляется множеством старинных тибетских сказаний. Герои этих сказаний волевым усилием предопределяют характер своего возрождения и карьеру своего следующего аватары.
Невзирая на все сказанное о роли сознательной и настойчивой целомудренности для продолжения линии перевоплощений тулку, не следует делать опрометчивый вывод, будто формирование новой личности происходит непроизвольно. Вера в предопределение (детерминизм) слишком глубоко укоренилась в сознании тибетца – включая сюда самых примитивных степных пастухов, – чтобы он мог допустить подобную возможность.
Буквально термин «тулку» означает «форма, созданная средствами магии». По мнению тибетских ученых и мистиков, мы должны считать тулку призраками, оккультными эманациями, марионетками, изготавливаемыми магом в собственных целях.
Для уточнения последней точки зрения я привожу здесь объяснение, полученное от Далай-ламы.
В первой главе этой книги я уже рассказала, как в 1912 году, во время вынужденного пребывания Далай-ламы в Гималаях, я задавала ему различные вопросы об учениях ламаистов. Он сперва отвечал устно. Затем, во избежание неточностей и недоразумений, попросил меня составить список всех вопросов о моментах, для меня еще неясных. Ответы я получила на этот раз в письменном виде. Привожу цитату, заимствованную из рукописи Далай-ламы.
«Один Бодхисаттва представляет собой основу, дающую начало бесчисленным магическим формам. Сила, рождаемая совершенной концентрацией его мысли, позволяет ему – в миллиардах миров одновременно – делать видимым подобный ему призрак. Он может создавать не только человеческие формы, но и любые другие, даже неодушевленные предметы, например дома, изгороди, леса, дороги, мосты и проч. Он умеет повелевать атмосферными явлениями и даже изготовлять напиток бессмертия, утоляющий любую жажду».
– Это выражение, – объяснил Далай-лама, – следует понимать одновременно в буквальном и символическом смысле. Практически его способность создавать магические формы неистощима, – заключил Далай-лама.
Теория, поддерживаемая самым высоким авторитетом ламаизма, совпадает с учением, изложенным в трудах махаянистских буддистов. В них перечислены десять видов магических созданий, осуществляемых Бодхисаттвами – существами, степень духовного развития которых следует непосредственно после степени духовного совершенства Будды.
Все, что говорится о способе созидания магических форм каким-нибудь Буддой, относится и к любому другому существу человеческой, божественной или демонической природы. Единственное различие заключается в степени могущества, зависящего исключительно от силы концентрации духа и от «качества» самого духа.
Когда тулку какой-нибудь легендарной мифической личности сосуществует со своим создателем, то очень часто каждому из них поклоняются отдельно, как существующим независимо друг от друга. Это еще раз доказывает, что тибетцы не верят в полное воплощение какой-нибудь личности – божественной или иной – в своем тулку. Так, Далай-лама – тулку Ченрези живет в Лхасе, а предполагаемая резиденция самого Ченрези находится в Панкай Потала – на острове вблизи китайского побережья. Между тем как тулку Евнагмеда, Таши-лама, находится в Таши-лунпо, сам Евнагмед пребывает в райских кущах запада – Нуб Деватшен.
Люди тоже могут сосуществовать со своим магическим потомством. Примеры этого явления приводятся в тибетских легендах о короле Сронгбстан Гампо, военачальнике Гесэре из Линга и о других персонажах.
Когда Таши-лама бежал из Шигацзе, он, как говорят, оставил после себя призрачного двойника, похожего на него как две капли воды решительно во всем – и поведением, и манерой держаться, – вводя в заблуждение всех, кто видел его. Когда лама перешел границу и оказался в безопасности, призрак исчез (подробности о бегстве Таши-ламы смотри в книге «Путешествие одной парижанки в Лхасу»).
Упоминаемые выше лица сами по себе тоже тулку, но ламаисты считают, что это обстоятельство не служит помехой в создании ими магических форм, возникающих одна от другой. Существует специальная система наименований для обозначения эманации второй и третьей степени. Кроме того, ничто не препятствует дальнейшему развертыванию этой цепи. Случается, дух тулку размножается на несколько тулку, существующих параллельно и официально признаваемых.
С другой стороны, некоторые ламы считаются тулку нескольких личностей одновременно. Так, Таши-лама, например, не только тулку Евнагмеда, но и Субхути, ученика первого исторического Будды. Таким же образом Далай-лама в одно и то же время аватара мифического Ченрези и аватара Гедюндупа, ученика и преемника реформатора Цзонхава.
Прежде чем перейти к другой теме, интересно будет вспомнить, что древнехристианская секта донетов считала Иисуса тулку (аватарой). Члены этой секты утверждали, что распятый Иисус был не материальным человеком, но призраком, созданным для этой цели высшим духовным существом.
Некоторые буддисты придерживаются той же точки зрения в отношении Будды. Они верят, что обитатель рая Тушита не покидал своего небесного жилища, но создал фантом, явившийся в Индии и ставший Гаутамой, историческим Буддой.
Вопреки разнообразным, более или менее хитроумным теориям, имеющим хождение в среде ученых-философов, тулку вообще принято считать за подлинное перевоплощение их предшественников, и формальности, сопровождающие официальное признание какого-либо тулку, соблюдаются соответственно.
Довольно часто случается, что лама-тулку на смертном одре предсказывает место своего следующего рождения. Иногда он сообщает кое-какие подробности о будущих родителях, их жилище и проч.
Обыкновенно только спустя два года после смерти ламы-тулку его главный управляющий и другие слуги принимаются за розыски своего перевоплотившегося господина.
Если покойный лама предсказал место своего возрождения или же оставил распоряжения относительно предстоящих поисков, то следопыты черпают вдохновение именно в этих указаниях. Если же наводящих сведений нет, они совещаются с ламой-звездочетом и прорицателем, указывающим обычно в весьма туманных выражениях место, где следует искать ребенка, и признаки, по которым его можно будет узнать. Когда речь идет о высокопоставленном тулку, испрашивают совета одного из государственных оракулов, а при розысках перевоплотившегося Далай-ламы и Таши-ламы эта консультация является обязательной.
Иногда очень быстро удается найти ребенка по приметам, соответствующим описанию прорицателя. Но случается, проходят годы, а поиски остаются безуспешными. Для благочестивых прихожан ламы это большое горе. Еще более удручены монахи: лишенный своего высокочтимого главы, монастырь больше не привлекает толп набожных благотворителей, и угощения и дары становятся редким удовольствием. Но пока безутешные прихожане и трапа горюют, жуликоватый управляющий покойного ламы, должно быть, втайне ликует, так как благодаря отсутствию законного хозяина он бесконтрольно распоряжается его имуществом и быстро богатеет.
Напав на след более или менее подходящего мальчика, снова совещаются с ламой-прорицателем. Если тот одобряет предполагаемого кандидата, то последнего подвергают следующему испытанию: несколько личных вещей покойного ламы перемешивают с подобными им предметами, и ребенок должен отобрать вещи ламы, как бы узнавая предметы, принадлежавшие ему в прошлой жизни.
Иногда на освобожденный со смертью тулку престол претендует сразу несколько мальчиков. У всех детей одинаково убедительные приметы, все они узнают без единой ошибки предметы покойного ламы. Бывает также, что ламы-звездочеты и прорицатели расходятся во мнениях и указывают на разных наследников.
Такие недоразумения часто имеют место, когда дело идет о преемнике одного из великих тулку, владык знаменитых монастырей и обширных поместий. Множество семей мечтает посадить одного из своих сыновей на трон усопшего ламы.
Родителям юного тулку часто разрешают жить в монастыре, пока он еще нуждается в материнском уходе и заботах. Со временем им предоставляют комфортабельное жилище в монастырских угодьях, но за пределами монастыря, снабжают в изобилии всем необходимым для беззаботного и приятного существования. Если в монастыре не имеется жилища, специально предназначенного для родителей великого тулку, или же речь идет о тулку, не являвшемся главой гомпа, отец и мать ребенка-избранника остаются на родине и получают богатое содержание до конца дней своих.
Кроме главы монастыря, большие гомпа иногда насчитывают среди своих монахов свыше сотни тулку. Последние, помимо роскошного жилища в монастыре – их официальной резиденции, – часто имеют жилища и в других монастырях, а кроме того – владения во многих местах Тибета или Монголии.