Страница:
– У тебя несомненные способности к химии, сразу видно, что ты из семьи медиков, у тебя это наследственное.
Прежде Валя не обратила бы внимания на слова о «семье медиков», теперь же они оглушали ее до звона в ушах. «Она помнит про папу, она знает, что я его дочка». Вот на классном собрании решают вопрос, кто будет вручать 9 Мая цветы ветерану войны, приглашенному в школу, и классный руководитель говорит:
– Поручим это Валечке Евтеевой, она у нас очень симпатичная.
«Конечно, – думала Валентина, – не потому, что я лучше всех учусь, не потому, что я самая достойная, а только лишь потому, что природа дала мне красивую внешность, но ведь в этом нет никакой моей заслуги».
Одним словом, всякое лыко с той поры попадало точно в строку.
А вот теперь гостеприимная хозяйка дома Нина Сергеевна, как и обещала, начала изучать свою новую жиличку, задавая ей массу вопросов и внимательно слушая ответы, и Валентина буквально наслаждалась этим неизведанным ранее ощущением, что она кому-то может быть интересной.
Глава 4
Прежде Валя не обратила бы внимания на слова о «семье медиков», теперь же они оглушали ее до звона в ушах. «Она помнит про папу, она знает, что я его дочка». Вот на классном собрании решают вопрос, кто будет вручать 9 Мая цветы ветерану войны, приглашенному в школу, и классный руководитель говорит:
– Поручим это Валечке Евтеевой, она у нас очень симпатичная.
«Конечно, – думала Валентина, – не потому, что я лучше всех учусь, не потому, что я самая достойная, а только лишь потому, что природа дала мне красивую внешность, но ведь в этом нет никакой моей заслуги».
Одним словом, всякое лыко с той поры попадало точно в строку.
А вот теперь гостеприимная хозяйка дома Нина Сергеевна, как и обещала, начала изучать свою новую жиличку, задавая ей массу вопросов и внимательно слушая ответы, и Валентина буквально наслаждалась этим неизведанным ранее ощущением, что она кому-то может быть интересной.
Глава 4
Работы оказалось больше, чем Настя предполагала, и до встречи с Валентиной руки у нее дошли только 29 апреля, в четверг. Они созвонились и договорились встретиться в Москве в офисе агентства «Власта». Насте не хотелось тащиться за город по пробкам, и она подумала, что заказчице все равно делать нечего, вот пусть потратит время и подъедет сама.
Она взяла ключи от «переговорной» и устроилась за круглым неудобным столом, включив компьютер и разложив блокнот, ручку, календарь, пепельницу и сигареты. Валентина приехала точно в назначенное время, не опоздав ни на минуту, что несколько расположило к ней Настю, которая почему-то в этот день была сердитой с самого утра.
– Здравствуйте, – приветливо сказала заказчица, – моя фамилия Евтеева, мне назначено…
– Да-да, проходите, – Настя сделала приглашающий жест рукой, – я вас жду.
– Вы?!
– Да, я. А что вас так удивляет?
– Но я думала, что будет мужчина… частный детектив…
– Валентина Дмитриевна, мы с вами дважды разговаривали по телефону, – Настя снова начала сердиться, – неужели мой голос похож на мужской?
– Я думала, это секретарь звонит… простите…
В этот момент Настя Каменская решила, что эту заказчицу она любить не будет. И что так понравилось в ней Стасову? Обыкновенная курица, к тому же не очень умная и не очень хорошо владеющая собой. Могла бы ради приличия сделать вид, что все в порядке и удивляться нечему. Она, видите ли, думала, что будет мужчина! Ей, Насте, пришлось в свое время долго доказывать, что она имеет право заниматься традиционно мужской работой, если любит эту работу и умеет ее делать. Ну, доказала. И даже завоевала на избранном поприще определенную репутацию, не самую, надо заметить, плохую. Так что, ей теперь начинать все заново и доказывать этим частным заказчикам, что она работает не хуже мужчин? Противно. И скучно.
– Меня зовут Анастасия Павловна, – сухо произнесла она. – Фамилия моя – Каменская. Образование высшее юридическое, кандидат наук. Стаж работы в органах внутренних дел – двадцать семь лет, из них в уголовном розыске – двадцать пять. Если вас не устраивает моя кандидатура, вы имеете право обратиться к Владиславу Николаевичу и попросить заменить меня на другого сотрудника.
Заказчица окончательно смутилась и принялась виновато и путано извиняться. Слушать ее лепет Насте тоже было скучно, поэтому она прервала ее:
– Давайте приступим, Валентина Дмитриевна. Рассказывайте все подробно и с самого начала.
Видно, рассказывала Валентина Евтеева свою историю не в первый и даже не во второй раз, а может, тщательно готовилась к разговору, потому что бессвязная путаница из ее речи тут же исчезла, излагала она последовательно и четко. Насчет больного отца, непутевой сиделки, вскрытой двери в квартиру и ненарушенной обстановки Настя все помнила – эту часть информации Стасов донес до нее довольно полно. Теперь следовало прояснить вопрос о размере наследства. На эти вопросы Валентина отвечала с явной неохотой, но все так же четко.
Итак, что мы имеем? Трехкомнатная квартира отца в шестнадцатиэтажном доме постройки примерно 1983–1984 годов, приватизированная, стоимость на сегодняшний день – около 10 миллионов рублей. Услышав это, Настя невольно хмыкнула: порядок цен поистине московский, а еще говорят, что столица – самый дорогой город в стране. Дача у моря, участок размером 10 соток и домик, текущая стоимость рассчитывается, исходя из цены в 70 тысяч долларов за сотку. Господи, да что там у них, Рублевка, что ли, у моря этого? Автомобиль «Мазда» 2002 года рождения оценивается в сумму около 300 тысяч рублей. Выходило, что даже после деления пополам – по числу наследников – наследство выглядело вполне весомым.
– Вы прописаны в квартире отца? – спросила Настя.
– Нет, у меня своя квартира. Я просто жила вместе с папой, пока он болел.
– Значит, квартиру отца вам тоже придется делить с братом?
– Ну да, естественно.
Настя быстро прикинула в уме цифры и получила примерно по полмиллиона долларов на каждого наследника. Что ж, сумма немалая, и за меньшее убивали. Так что все слова Валентины о том, что ее брат не может иметь к смерти отца никакого отношения, придется делить на сто двадцать. Сестра выгораживает брата, это совершенно естественно. Как бы не оказалось, что и сестрица причастна к преступлению. Хотя зачем ей в таком случае нанимать частного сыщика? Правда, истории известны такие случаи, вот, например, Стасова в свое время тоже наняли сами преступники, да за большие деньги, просто у них выхода не было. Может быть, и здесь такая же история? Валентина Дмитриевна уверяет, что идея обратиться в частное агентство принадлежит именно ей, а брат только оказал финансовую помощь. А вдруг все совсем наоборот? Идея принадлежит брату, и он буквально заставил сестру ехать в Москву, и денег дал, а сестре эта затея совсем не по нутру, но отказаться она не может – повода нет. Надо обязательно встретиться с Евгением Евтеевым и выяснить, что там и как. А Валентина-то Дмитриевна явно не хочет, чтобы Настя с ним встречалась, вон глаза как сверкают и щеки горят, ни при чем тут мой брат, да как вы можете такое подумать, да я голову дам на отсечение… Знаем мы эти отсеченные головы.
– Теперь давайте поговорим о друзьях вашего отца. Мне нужны их имена и адреса, а также характеристики. Какие они люди, чем занимаются, каков уровень их доходов.
– Я не понимаю, зачем вам это? Папины друзья – уважаемые люди, кристально честные, абсолютно порядочные, я могу поручиться за каждого из них. Вы не можете…
Ну, снова-здорово! Только-только закончили с братом, теперь с друзьями отца та же история: вместо того чтобы четко и конструктивно отвечать на вопросы, заказчица начинает выплескивать эмоции, принимая собственное субъективное знание за истину в последней инстанции. Как же Настю это раздражает! Она подумала о том, что ее нынешняя работа в принципе мало чем отличается от работы на Петровке. Она-то думала, наивная, что частный детектив имеет возможность заниматься только тем, чем хочет, а оказалось, что и тут надо иметь дело с людьми, которые ей неприятны, только потому, что так велел ее начальник, которому этот человек почему-то приглянулся. В общем, никакой разницы, только полномочий меньше, а денег больше.
Прорвавшись сквозь поток уверений в честности и порядочности друзей покойного Дмитрия Васильевича, Настя все-таки составила список, довольно куцый, с именами и номерами телефонов.
– Кстати, а фамилию следователя, который вел дело, вы не помните?
– Помню. Неделько.
Эта фамилия тоже нашла положенное место в Настином блокноте. Затем последовали вопросы об имеющихся в семье ценностях, раритетах и предметах коллекционирования. Ничего этого, по словам заказчицы, у них не было, если не считать ювелирных украшений покойной матери, которые все остались в целости и сохранности, хотя лежали в легкодоступном месте – в шкатулке, стоящей на полке с книгами.
– Валентина Дмитриевна, вы категорически настаиваете на том, чтобы я выезжала в Южноморск немедленно? – спросила Настя. – Хочу вам напомнить, что впереди длинные выходные, минимум – шесть дней вразбивку, максимум – одиннадцать дней подряд. Мне будет трудно найти всех интересующих меня людей и собирать информацию, потому что на праздники все разъедутся. Это превратится в бессмысленную трату командировочных, причем за ваш же счет. Может быть, вы не будете возражать, если я поеду после одиннадцатого мая?
– Нет, – горячо возразила Евтеева, – поезжайте, пожалуйста, как можно скорее. Не все ведь уедут, я уверена, что многих вы сумеете найти. Я очень вас прошу, – она взглянула на Настю с такой мольбой, что та дрогнула. – О деньгах не беспокойтесь, они у меня есть, а если не хватит – брат добавит, он обещал. Вы поймите, мне трудно жить с мыслью, что ничего не делается для того, чтобы найти убийцу отца. Пожалуйста, поезжайте быстрее, я хоть буду спать спокойно.
– Хорошо, я вылечу в ближайшее время, – пообещала Настя. – Скажите, а как у вас в городе с гостиницами?
– Гостиниц полно, – улыбнулась Валентина, – и места в них всегда есть, даже в разгар сезона.
– Неужели? – удивилась Настя. – Я думала, что в курортном городе это проблема.
– Да ну что вы, – махнула рукой Евтеева. – У нас отдыхающие предпочитают селиться в частном секторе, там дешевле. Вот вы посчитайте: в частном секторе можно снять койко-место за пятьсот-семьсот рублей в сутки, правда, далеко от моря и без удобств, а если поближе и с удобствами, то уже тысячи за полторы, а в гостиницах стоимость номера от двух с половиной тысяч в сутки. Чтобы отдохнуть дней двадцать, нужно иметь как минимум пятьдесят тысяч рублей только на проживание, а ведь еще дорога и питание, цены-то у нас в Южноморске почти московские. Меньше девяноста тысяч на одного человека никак не выходит. А у кого есть такие деньги, тот лучше поедет в Турцию или в Грецию, там хоть погода гарантированная, и море чище, и сервис лучше.
Насчет московского уровня цен в Южноморске Настя что-то сильно засомневалась, однако слова Валентины «вот вы посчитайте» сыграли свою роль: Евтеева стала казаться куда симпатичнее. Цифры Настя любила, дружила с ними, доверяла им, и каждый, кто легко оперировал цифрами, вызывал у нее неизменную симпатию. И рыжеволосая заказчица с бирюзовыми глазами стала казаться уже не такой противной и глупой. И вообще, она, похоже, очень славная, только излишне эмоциональная.
– Может, посоветуете какую-нибудь гостиницу поприличнее, с хорошим сервисом, желательно с бассейном, но не запредельно дорогую? – попросила она. – И к морю поближе.
– Я позвоню папиному другу, Николаю Степановичу, я вам про него говорила. У него своя гостиница, маленькая, всего десять номеров, но очень уютная. И от моря близко, и цены приемлемые. Хотите?
– Буду вам признательна, – кивнула Настя.
Хозяин гостиницы – друг покойного? Это очень хорошо. У него можно будет узнать много интересного и, будем надеяться, полезного.
Распечатав электронные билеты, Настя собрала сумку, сунула в нее компьютер и отправилась домой. Промаявшись в предпраздничных пробках, дома она с удовольствием скинула с себя одежду и открыла шкаф. Надо примерить платье, сшитое Тамарой, и прикинуть, нужно ли покупать к нему обувь, коль уж Чистяков настаивает, чтобы Настя вышла в нем «в свет».
Платье выглядело как-то иначе, не так, как зимой, когда Настя надевала его в первый и в последний раз. Что с ним не так? Не могло же оно измениться, находясь в шкафу! Платье то же, и Настя Каменская та же, а общая картина получается другой.
Настя зажмурилась, подумав, что из-за стояния в пробках у нее просто слегка помутилось сознание и отказывает зрение, постояла так несколько секунд, открыла глаза и снова принялась вглядываться в свое отражение. Нет, что-то не то. Но что?
И вдруг до нее дошло: прическа! Тогда, зимой, у нее была свежая и очень стильная стрижка, которую ей сделала все та же Тамара Виноградова, а теперь волосы отросли и имели совсем другой вид. Поэтому и общая картина не выглядит такой завершенной и совершенной. Если она хочет порадовать мужа и сделать ему приятное, надо срочно искать хорошего парикмахера. Только вопрос: где и как его искать?
Вообще-то вопрос с парикмахером уже вставал перед Настей в конце марта, когда она готовилась идти на банкет по случаю пятидесятилетия своего мужа Алексея Чистякова. Тогда она обратилась к Даше Каменской, жене своего брата Александра, с просьбой порекомендовать ей хорошего мастера в хорошем салоне. Даша кому-то позвонила, о чем-то переговорила и отправила ее в салон к мастеру по имени Лейла, красивой темноволосой женщине лет тридцати.
Лейла долго осматривала Настину голову и наконец с восхищением спросила:
– Кто вам сделал такую стрижку?
– Вам что, имя назвать? – нахмурилась Настя, которая не терпела пустопорожних разговоров. Какое значение имеет, кто ее стриг? Важно, чтобы мастер понимала, что от нее требуется.
– Назовите, если не трудно, – попросила Лейла. – Я мастеров высшего класса всех знаю. Просто интересно, кто из них умеет делать такие головы. Потрясающая работа.
– Тамара Николаевна Виноградова.
– Да вы что! – всплеснула руками парикмахер. – Не может быть! А говорили, что она уже не работает и вообще уехала куда-то, чуть ли не в Париж или в Милан. Значит, врут, да? Или вы в Париж к ней ездили стричься?
Знала бы эта черноглазая красавица, в какой Милан уехала Тамара Виноградова! Ей небось и в голову не приходит, что этот Милан находится в провинциальном Томилине, в восьми часах езды на поезде от Москвы.
Настя промолчала, но Лейла не унималась:
– Интересно, а сколько Виноградова берет за стрижку? Наверное, тыщи полторы баксов, не меньше, да?
– Откуда такие цифры? – изумилась Настя, которая, в общем-то, совсем не ориентировалась в ценах на парикмахерские услуги.
Знала бы она, что Тамара бесплатно стрижет пенсионеров… Нет, все равно не поверила бы. Так что и рассказывать правду бессмысленно.
– Ну, если бы у меня был такой талант и столько регалий, я меньше не брала бы, – заявила Лейла. – А как вы к ней попали? Правда, что ли, в Париж к ней ездили?
Она задала еще множество вопросов, прежде чем приступила к работе. Постригла она Настю хорошо, но все равно это было не то. Как-то волосы не так лежали… И еще, после Тамариной работы волосы целый месяц хорошо выглядели, а тут стрижка утратила весь вид после первого же мытья головы. Теперь же Насте хотелось вернуть своей новой прическе былой вид, тот, который ей придали руки Тамары Николаевны. Не ехать же ей в Томилин стричься, право слово! А стричься надо, в этом сомнения нет. Может, позвонить Тамаре и спросить, кого из своих оставшихся в Москве учеников она может порекомендовать? Да, наверное, это будет самое правильное, Тамара должна знать их способности и возможности. Тогда, в марте, Насте и в голову не пришло, что можно позвонить Тамаре и посоветоваться с ней насчет мастера, ей казалось, что по ее отросшим волосам и так видно, как они были пострижены, и любой мастер в принципе разберется и сумеет повторить Тамарину стрижку. Оказалось, что это совсем не так, и сегодня, в преддверии 13 мая, ей не хотелось рисковать.
Настя достала телефон и нашла в нем номер Виноградовой. Тамара отнеслась к ее просьбе со вниманием и дала координаты своей ученицы Ульяны.
– Она точно ничего не испортит, у нее очень хороший глаз, – сказала она. – И знаете что, Настенька… Вы сохранили рисунок, который я вам подарила?
Тогда, в феврале, Тамара, прежде чем сделать Насте стрижку, показала ей несколько рисунков – она заранее прикидывала, какую прическу можно сделать из Настиных волос. Настя выбрала один рисунок, тот самый, на котором был изображен ее новый облик, и Тамара его подарила ей на память.
– Сохранила, конечно.
– Возьмите его с собой и покажите Ульяне. Я вам гарантирую, что она в точности сможет повторить мою работу. Как у вас дела?
– Все хорошо, – бодро отрапортовала Настя. – А у вас?
– Тоже все в порядке, спасибо.
– А в клубе как?
– Своим чередом. Готовим новый спектакль, по Мольеру. Приезжайте на премьеру, будет весело.
– Спасибо. А как там Путилины? Приходят? Или перестали посещать клуб?
– Да что вы, каждый день приходят! У них теперь клуб – единственная сфера интересов. Но я так понимаю, что Путилины как таковые вас мало интересуют. Вы ведь про Подружку хотели спросить?
Насте стыдно было признаваться в том, что старая собака интересует ее больше двух одиноких пожилых людей, но так оно и было.
– Подружка стала такая откормленная, – весело сообщила Тамара. – Путилины ее всегда с собой приводят, и мы для нее сделали исключение: разрешаем проводить ее внутрь. Но она очень хорошо себя ведет, ни к кому не лезет, не лает, куски не таскает, ничего не рвет и не грызет. Лежит себе тихонько возле их ног и дремлет. Она все-таки старая, так что спокойная.
После разговора с Тамарой настроение у Насти резко поднялось, даже муторная езда по пробкам как-то забылась. Она дозвонилась до Ульяны и договорилась, что придет завтра прямо с утра.
На другой день она поехала в салон, где работала Ульяна, оказавшаяся полной веселой дамочкой лет сорока с небольшим, показала ей Тамарин рисунок, от окрашивания волос отказалась ввиду нехватки времени и через два часа встала с кресла, вполне удовлетворенная результатом. Теперь можно и платье надеть, стыдно не будет.
Прямо из парикмахерской Настя отправилась к месту встречи с Чистяковым: сегодняшний день они отвели для магазинов и приятных покупок. Она мысленно составила для себя план, в который входили один сарафан на бретельках, одни белые брюки, две майки без рукавов на случай жары, две майки с длинными рукавами на случай прохлады и одна куртка «флиска» на случай холодной погоды. Ну, еще босоножки для платья и какая-нибудь легкая открытая обувь без каблуков типа шлепанцев для того, чтобы ходить в них каждый день. И на этом все. Больше ни одной тряпочки, ни одного предмета. Будем надеяться, что насчет очков со стразами и особенно шляпы Лешка все-таки пошутил.
Но из глубины зеркала на него смотрел все тот же привычный Борис Кротов – шишковатый череп, едва прикрытый редкими волосами, нависающие надбровные дуги, глубоко посаженные глаза, чуть кривоватый – перебитый давным-давно в пацанской драке – нос, жесткие тонкие губы. Ничего нового. «И ничего красивого», – мысленно добавил Борис, усмехаясь. Почему нет никаких изменений? Ведь он впервые в жизни стоит бок о бок с явным криминалом, он буквально чувствует дыхание преступника у себя за спиной, дыхание теплое, прерывистое, от которого даже реденькие волосы на затылке шевелятся. А на лице – ничего. Неужели так бывает? Или все-таки он привык к постоянному контакту с теми, кто находится за гранью закона, и уже не реагирует? Но ведь внутри у него все поеживается и встает дыбом от этого письма, уже второго за последнюю неделю. Первое письмо пришло в прошлую пятницу, сегодня снова пятница, 30 апреля, и он держит в руках второе послание неизвестно от кого.
Ему всегда было интересно рисовать людей. Не природу, не машинки и батальные сцены, а только портреты. Он был профессиональным художником, но понимал, что на гонорары не проживешь, и всерьез думал в свое время над тем, чтобы получить другую профессию и именно ею зарабатывать на жизнь, а живопись оставить себе как занятие для удовольствия, для души. И как раз в этот период он, находясь на небольшом греческом острове и с упоением делая зарисовки разнообразных типажей как местных жителей, так и отдыхающих со всей Европы, пришел в ресторанчик, занял, как обычно, столик в углу, достал альбом и принялся работать. Его заинтересовал мужчина, шумно отмечающий какое-то событие в кругу многочисленных приятелей, было в нем что-то беззащитное и детское, несмотря на очевидную «крутизну» и наличие немалых денег. Потом внимание Бориса привлек другой персонаж, сидящий за тем же столом, справа от первого мужчины, хитроватый, немногословный, словно прячущий камень за пазухой. Следующей была девушка, по мнению Бориса, непонятно как оказавшаяся в этой компании: она была какой-то растерянной, будто чувствовала себя лишней и вообще не понимала, что она здесь делает. «Наверное, познакомилась с кем-то на пляже, ее пригласили вечером в ресторан, она пришла и оказалась вместо романтического ужина на разгульной новорусской вечеринке. Приличная девчонка, совсем не похожа на тех, кого обычно приводят в такие компании», – подумал Борис, пририсовывая скорбную складку возле ее пухлых губ. Закончив набросок девушки, он приступил уже было к вальяжному рыжеватому блондину в годах, стараясь передать выражение снисходительной усталости, мелькающее на его лице, когда к столику подвалили два плечистых бодигарда.
– А ну дай сюда, мазила! – с этими словами один из телохранителей вырвал у Бориса альбом.
Борис промолчал, даже сопротивляться не стал, он слишком хорошо знал, что связываться в таких случаях не стоит, лучше перетерпеть и переждать, когда все само собой уладится. А в том, что все как-то уладится, он не сомневался ни одной минуты, ведь он не сделал ничего плохого, не украл, не обманул, он просто рисовал, причем в общественном месте, так что и того, что принято называть красивым английским словом «прайвеси», не нарушил. Конечно, бодигарды выглядят устрашающе, и глаза у них бессмысленные, и рожи тупые, но ведь не они принимают решения, а их хозяева, а в разумности хозяев Борис не сомневался: он наблюдал за этими людьми уже два часа, и впечатление они производили вполне адекватных личностей.
Альбом из рук бодигарда перекочевал в руки вальяжного блондина, второй же охранник на всякий случай врезал Борису, да так сильно, что тот упал на пол и скорчился от боли. «Терпи, – твердил он себе, вытирая ладонью кровь, сочащуюся из рассеченной губы, – не поднимай шума, тебе только греческой полиции для полного счастья не хватало. Они сейчас разберутся, все поймут, отдадут альбом… Терпи, не возникай, тебе одному с ними все равно не справиться».
Разобрались действительно очень быстро. Вальяжный полистал альбом, остановился на одном из рисунков, сперва нахмурился, потом внезапно расхохотался оглушительно и как-то некрасиво, что-то шепнул охраннику и кинул на с трудом поднявшегося Бориса веселый и заинтересованный взгляд. Охранник подошел к художнику.
– Ты… это… ну… извини, промашка вышла. Тебя там зовут… Ну, в смысле, приглашают к столу. Сам дойдешь?
Борис кивнул и миролюбиво улыбнулся. Ну вот, и нечего было бояться, все получилось, как он и предполагал. Сейчас извинятся, вернут альбом и предложат сто долларов в виде компенсации за моральный и физический ущерб, и на этом все закончится.
Но закончилось все не так. Его подвели к вальяжному, который коротким жестом дал понять человеку, сидящему рядом с ним, чтобы тот освободил место. Бориса усадили, налили ему стакан виски, тут же появилась чистая тарелка, на которую официант принялся накладывать разнообразные закуски. Пить Борис не стал, он питал давнее и стойкое отвращение к алкоголю.
– Будем знакомы, – вальяжный протянул Борису руку, – Павел.
– Борис, – коротко представился художник.
– Давно здесь?
– Вторую неделю.
– А я уже месяц прохлаждаюсь. Хорошо тут, – Павел мечтательно улыбнулся, – море, ветерок, не жарко. И главное – жратва подходящая, рыба свежая, морепродукты всякие, фрукты, овощи. В Москве-то все или перемороженное, или парниковое, жрать невозможно, никакого вкуса. Так что тут мне самое раздолье, и сыт – и здоров. А ты, стало быть, художник?
– Да, что-то вроде, – осторожно ответил Борис.
– Посмотрел я твои эскизы. Понравилось мне. Молодец ты, парень, в самый корень зришь, всю сущность человека наружу вытаскиваешь. И откуда у тебя такой глаз наметанный?
Она взяла ключи от «переговорной» и устроилась за круглым неудобным столом, включив компьютер и разложив блокнот, ручку, календарь, пепельницу и сигареты. Валентина приехала точно в назначенное время, не опоздав ни на минуту, что несколько расположило к ней Настю, которая почему-то в этот день была сердитой с самого утра.
– Здравствуйте, – приветливо сказала заказчица, – моя фамилия Евтеева, мне назначено…
– Да-да, проходите, – Настя сделала приглашающий жест рукой, – я вас жду.
– Вы?!
– Да, я. А что вас так удивляет?
– Но я думала, что будет мужчина… частный детектив…
– Валентина Дмитриевна, мы с вами дважды разговаривали по телефону, – Настя снова начала сердиться, – неужели мой голос похож на мужской?
– Я думала, это секретарь звонит… простите…
В этот момент Настя Каменская решила, что эту заказчицу она любить не будет. И что так понравилось в ней Стасову? Обыкновенная курица, к тому же не очень умная и не очень хорошо владеющая собой. Могла бы ради приличия сделать вид, что все в порядке и удивляться нечему. Она, видите ли, думала, что будет мужчина! Ей, Насте, пришлось в свое время долго доказывать, что она имеет право заниматься традиционно мужской работой, если любит эту работу и умеет ее делать. Ну, доказала. И даже завоевала на избранном поприще определенную репутацию, не самую, надо заметить, плохую. Так что, ей теперь начинать все заново и доказывать этим частным заказчикам, что она работает не хуже мужчин? Противно. И скучно.
– Меня зовут Анастасия Павловна, – сухо произнесла она. – Фамилия моя – Каменская. Образование высшее юридическое, кандидат наук. Стаж работы в органах внутренних дел – двадцать семь лет, из них в уголовном розыске – двадцать пять. Если вас не устраивает моя кандидатура, вы имеете право обратиться к Владиславу Николаевичу и попросить заменить меня на другого сотрудника.
Заказчица окончательно смутилась и принялась виновато и путано извиняться. Слушать ее лепет Насте тоже было скучно, поэтому она прервала ее:
– Давайте приступим, Валентина Дмитриевна. Рассказывайте все подробно и с самого начала.
Видно, рассказывала Валентина Евтеева свою историю не в первый и даже не во второй раз, а может, тщательно готовилась к разговору, потому что бессвязная путаница из ее речи тут же исчезла, излагала она последовательно и четко. Насчет больного отца, непутевой сиделки, вскрытой двери в квартиру и ненарушенной обстановки Настя все помнила – эту часть информации Стасов донес до нее довольно полно. Теперь следовало прояснить вопрос о размере наследства. На эти вопросы Валентина отвечала с явной неохотой, но все так же четко.
Итак, что мы имеем? Трехкомнатная квартира отца в шестнадцатиэтажном доме постройки примерно 1983–1984 годов, приватизированная, стоимость на сегодняшний день – около 10 миллионов рублей. Услышав это, Настя невольно хмыкнула: порядок цен поистине московский, а еще говорят, что столица – самый дорогой город в стране. Дача у моря, участок размером 10 соток и домик, текущая стоимость рассчитывается, исходя из цены в 70 тысяч долларов за сотку. Господи, да что там у них, Рублевка, что ли, у моря этого? Автомобиль «Мазда» 2002 года рождения оценивается в сумму около 300 тысяч рублей. Выходило, что даже после деления пополам – по числу наследников – наследство выглядело вполне весомым.
– Вы прописаны в квартире отца? – спросила Настя.
– Нет, у меня своя квартира. Я просто жила вместе с папой, пока он болел.
– Значит, квартиру отца вам тоже придется делить с братом?
– Ну да, естественно.
Настя быстро прикинула в уме цифры и получила примерно по полмиллиона долларов на каждого наследника. Что ж, сумма немалая, и за меньшее убивали. Так что все слова Валентины о том, что ее брат не может иметь к смерти отца никакого отношения, придется делить на сто двадцать. Сестра выгораживает брата, это совершенно естественно. Как бы не оказалось, что и сестрица причастна к преступлению. Хотя зачем ей в таком случае нанимать частного сыщика? Правда, истории известны такие случаи, вот, например, Стасова в свое время тоже наняли сами преступники, да за большие деньги, просто у них выхода не было. Может быть, и здесь такая же история? Валентина Дмитриевна уверяет, что идея обратиться в частное агентство принадлежит именно ей, а брат только оказал финансовую помощь. А вдруг все совсем наоборот? Идея принадлежит брату, и он буквально заставил сестру ехать в Москву, и денег дал, а сестре эта затея совсем не по нутру, но отказаться она не может – повода нет. Надо обязательно встретиться с Евгением Евтеевым и выяснить, что там и как. А Валентина-то Дмитриевна явно не хочет, чтобы Настя с ним встречалась, вон глаза как сверкают и щеки горят, ни при чем тут мой брат, да как вы можете такое подумать, да я голову дам на отсечение… Знаем мы эти отсеченные головы.
– Теперь давайте поговорим о друзьях вашего отца. Мне нужны их имена и адреса, а также характеристики. Какие они люди, чем занимаются, каков уровень их доходов.
– Я не понимаю, зачем вам это? Папины друзья – уважаемые люди, кристально честные, абсолютно порядочные, я могу поручиться за каждого из них. Вы не можете…
Ну, снова-здорово! Только-только закончили с братом, теперь с друзьями отца та же история: вместо того чтобы четко и конструктивно отвечать на вопросы, заказчица начинает выплескивать эмоции, принимая собственное субъективное знание за истину в последней инстанции. Как же Настю это раздражает! Она подумала о том, что ее нынешняя работа в принципе мало чем отличается от работы на Петровке. Она-то думала, наивная, что частный детектив имеет возможность заниматься только тем, чем хочет, а оказалось, что и тут надо иметь дело с людьми, которые ей неприятны, только потому, что так велел ее начальник, которому этот человек почему-то приглянулся. В общем, никакой разницы, только полномочий меньше, а денег больше.
Прорвавшись сквозь поток уверений в честности и порядочности друзей покойного Дмитрия Васильевича, Настя все-таки составила список, довольно куцый, с именами и номерами телефонов.
– Кстати, а фамилию следователя, который вел дело, вы не помните?
– Помню. Неделько.
Эта фамилия тоже нашла положенное место в Настином блокноте. Затем последовали вопросы об имеющихся в семье ценностях, раритетах и предметах коллекционирования. Ничего этого, по словам заказчицы, у них не было, если не считать ювелирных украшений покойной матери, которые все остались в целости и сохранности, хотя лежали в легкодоступном месте – в шкатулке, стоящей на полке с книгами.
– Валентина Дмитриевна, вы категорически настаиваете на том, чтобы я выезжала в Южноморск немедленно? – спросила Настя. – Хочу вам напомнить, что впереди длинные выходные, минимум – шесть дней вразбивку, максимум – одиннадцать дней подряд. Мне будет трудно найти всех интересующих меня людей и собирать информацию, потому что на праздники все разъедутся. Это превратится в бессмысленную трату командировочных, причем за ваш же счет. Может быть, вы не будете возражать, если я поеду после одиннадцатого мая?
– Нет, – горячо возразила Евтеева, – поезжайте, пожалуйста, как можно скорее. Не все ведь уедут, я уверена, что многих вы сумеете найти. Я очень вас прошу, – она взглянула на Настю с такой мольбой, что та дрогнула. – О деньгах не беспокойтесь, они у меня есть, а если не хватит – брат добавит, он обещал. Вы поймите, мне трудно жить с мыслью, что ничего не делается для того, чтобы найти убийцу отца. Пожалуйста, поезжайте быстрее, я хоть буду спать спокойно.
– Хорошо, я вылечу в ближайшее время, – пообещала Настя. – Скажите, а как у вас в городе с гостиницами?
– Гостиниц полно, – улыбнулась Валентина, – и места в них всегда есть, даже в разгар сезона.
– Неужели? – удивилась Настя. – Я думала, что в курортном городе это проблема.
– Да ну что вы, – махнула рукой Евтеева. – У нас отдыхающие предпочитают селиться в частном секторе, там дешевле. Вот вы посчитайте: в частном секторе можно снять койко-место за пятьсот-семьсот рублей в сутки, правда, далеко от моря и без удобств, а если поближе и с удобствами, то уже тысячи за полторы, а в гостиницах стоимость номера от двух с половиной тысяч в сутки. Чтобы отдохнуть дней двадцать, нужно иметь как минимум пятьдесят тысяч рублей только на проживание, а ведь еще дорога и питание, цены-то у нас в Южноморске почти московские. Меньше девяноста тысяч на одного человека никак не выходит. А у кого есть такие деньги, тот лучше поедет в Турцию или в Грецию, там хоть погода гарантированная, и море чище, и сервис лучше.
Насчет московского уровня цен в Южноморске Настя что-то сильно засомневалась, однако слова Валентины «вот вы посчитайте» сыграли свою роль: Евтеева стала казаться куда симпатичнее. Цифры Настя любила, дружила с ними, доверяла им, и каждый, кто легко оперировал цифрами, вызывал у нее неизменную симпатию. И рыжеволосая заказчица с бирюзовыми глазами стала казаться уже не такой противной и глупой. И вообще, она, похоже, очень славная, только излишне эмоциональная.
– Может, посоветуете какую-нибудь гостиницу поприличнее, с хорошим сервисом, желательно с бассейном, но не запредельно дорогую? – попросила она. – И к морю поближе.
– Я позвоню папиному другу, Николаю Степановичу, я вам про него говорила. У него своя гостиница, маленькая, всего десять номеров, но очень уютная. И от моря близко, и цены приемлемые. Хотите?
– Буду вам признательна, – кивнула Настя.
Хозяин гостиницы – друг покойного? Это очень хорошо. У него можно будет узнать много интересного и, будем надеяться, полезного.
* * *
После встречи с Валентиной Настя поинтересовалась билетами на самолет до Южноморска. Естественно, на 30 апреля никаких билетов уже не было – у москвичей тоже праздники, которые они хотят провести у моря, а лететь 1 или 2 мая показалось ей совсем уж глупым. Ну и ладно, они полетят 3-го. А 4-го она начнет работать. Зато у них с Лешкой будут целых три дня на запланированный, но пока так и не осуществленный шопинг.Распечатав электронные билеты, Настя собрала сумку, сунула в нее компьютер и отправилась домой. Промаявшись в предпраздничных пробках, дома она с удовольствием скинула с себя одежду и открыла шкаф. Надо примерить платье, сшитое Тамарой, и прикинуть, нужно ли покупать к нему обувь, коль уж Чистяков настаивает, чтобы Настя вышла в нем «в свет».
Платье выглядело как-то иначе, не так, как зимой, когда Настя надевала его в первый и в последний раз. Что с ним не так? Не могло же оно измениться, находясь в шкафу! Платье то же, и Настя Каменская та же, а общая картина получается другой.
Настя зажмурилась, подумав, что из-за стояния в пробках у нее просто слегка помутилось сознание и отказывает зрение, постояла так несколько секунд, открыла глаза и снова принялась вглядываться в свое отражение. Нет, что-то не то. Но что?
И вдруг до нее дошло: прическа! Тогда, зимой, у нее была свежая и очень стильная стрижка, которую ей сделала все та же Тамара Виноградова, а теперь волосы отросли и имели совсем другой вид. Поэтому и общая картина не выглядит такой завершенной и совершенной. Если она хочет порадовать мужа и сделать ему приятное, надо срочно искать хорошего парикмахера. Только вопрос: где и как его искать?
Вообще-то вопрос с парикмахером уже вставал перед Настей в конце марта, когда она готовилась идти на банкет по случаю пятидесятилетия своего мужа Алексея Чистякова. Тогда она обратилась к Даше Каменской, жене своего брата Александра, с просьбой порекомендовать ей хорошего мастера в хорошем салоне. Даша кому-то позвонила, о чем-то переговорила и отправила ее в салон к мастеру по имени Лейла, красивой темноволосой женщине лет тридцати.
Лейла долго осматривала Настину голову и наконец с восхищением спросила:
– Кто вам сделал такую стрижку?
– Вам что, имя назвать? – нахмурилась Настя, которая не терпела пустопорожних разговоров. Какое значение имеет, кто ее стриг? Важно, чтобы мастер понимала, что от нее требуется.
– Назовите, если не трудно, – попросила Лейла. – Я мастеров высшего класса всех знаю. Просто интересно, кто из них умеет делать такие головы. Потрясающая работа.
– Тамара Николаевна Виноградова.
– Да вы что! – всплеснула руками парикмахер. – Не может быть! А говорили, что она уже не работает и вообще уехала куда-то, чуть ли не в Париж или в Милан. Значит, врут, да? Или вы в Париж к ней ездили стричься?
Знала бы эта черноглазая красавица, в какой Милан уехала Тамара Виноградова! Ей небось и в голову не приходит, что этот Милан находится в провинциальном Томилине, в восьми часах езды на поезде от Москвы.
Настя промолчала, но Лейла не унималась:
– Интересно, а сколько Виноградова берет за стрижку? Наверное, тыщи полторы баксов, не меньше, да?
– Откуда такие цифры? – изумилась Настя, которая, в общем-то, совсем не ориентировалась в ценах на парикмахерские услуги.
Знала бы она, что Тамара бесплатно стрижет пенсионеров… Нет, все равно не поверила бы. Так что и рассказывать правду бессмысленно.
– Ну, если бы у меня был такой талант и столько регалий, я меньше не брала бы, – заявила Лейла. – А как вы к ней попали? Правда, что ли, в Париж к ней ездили?
Она задала еще множество вопросов, прежде чем приступила к работе. Постригла она Настю хорошо, но все равно это было не то. Как-то волосы не так лежали… И еще, после Тамариной работы волосы целый месяц хорошо выглядели, а тут стрижка утратила весь вид после первого же мытья головы. Теперь же Насте хотелось вернуть своей новой прическе былой вид, тот, который ей придали руки Тамары Николаевны. Не ехать же ей в Томилин стричься, право слово! А стричься надо, в этом сомнения нет. Может, позвонить Тамаре и спросить, кого из своих оставшихся в Москве учеников она может порекомендовать? Да, наверное, это будет самое правильное, Тамара должна знать их способности и возможности. Тогда, в марте, Насте и в голову не пришло, что можно позвонить Тамаре и посоветоваться с ней насчет мастера, ей казалось, что по ее отросшим волосам и так видно, как они были пострижены, и любой мастер в принципе разберется и сумеет повторить Тамарину стрижку. Оказалось, что это совсем не так, и сегодня, в преддверии 13 мая, ей не хотелось рисковать.
Настя достала телефон и нашла в нем номер Виноградовой. Тамара отнеслась к ее просьбе со вниманием и дала координаты своей ученицы Ульяны.
– Она точно ничего не испортит, у нее очень хороший глаз, – сказала она. – И знаете что, Настенька… Вы сохранили рисунок, который я вам подарила?
Тогда, в феврале, Тамара, прежде чем сделать Насте стрижку, показала ей несколько рисунков – она заранее прикидывала, какую прическу можно сделать из Настиных волос. Настя выбрала один рисунок, тот самый, на котором был изображен ее новый облик, и Тамара его подарила ей на память.
– Сохранила, конечно.
– Возьмите его с собой и покажите Ульяне. Я вам гарантирую, что она в точности сможет повторить мою работу. Как у вас дела?
– Все хорошо, – бодро отрапортовала Настя. – А у вас?
– Тоже все в порядке, спасибо.
– А в клубе как?
– Своим чередом. Готовим новый спектакль, по Мольеру. Приезжайте на премьеру, будет весело.
– Спасибо. А как там Путилины? Приходят? Или перестали посещать клуб?
– Да что вы, каждый день приходят! У них теперь клуб – единственная сфера интересов. Но я так понимаю, что Путилины как таковые вас мало интересуют. Вы ведь про Подружку хотели спросить?
Насте стыдно было признаваться в том, что старая собака интересует ее больше двух одиноких пожилых людей, но так оно и было.
– Подружка стала такая откормленная, – весело сообщила Тамара. – Путилины ее всегда с собой приводят, и мы для нее сделали исключение: разрешаем проводить ее внутрь. Но она очень хорошо себя ведет, ни к кому не лезет, не лает, куски не таскает, ничего не рвет и не грызет. Лежит себе тихонько возле их ног и дремлет. Она все-таки старая, так что спокойная.
После разговора с Тамарой настроение у Насти резко поднялось, даже муторная езда по пробкам как-то забылась. Она дозвонилась до Ульяны и договорилась, что придет завтра прямо с утра.
На другой день она поехала в салон, где работала Ульяна, оказавшаяся полной веселой дамочкой лет сорока с небольшим, показала ей Тамарин рисунок, от окрашивания волос отказалась ввиду нехватки времени и через два часа встала с кресла, вполне удовлетворенная результатом. Теперь можно и платье надеть, стыдно не будет.
Прямо из парикмахерской Настя отправилась к месту встречи с Чистяковым: сегодняшний день они отвели для магазинов и приятных покупок. Она мысленно составила для себя план, в который входили один сарафан на бретельках, одни белые брюки, две майки без рукавов на случай жары, две майки с длинными рукавами на случай прохлады и одна куртка «флиска» на случай холодной погоды. Ну, еще босоножки для платья и какая-нибудь легкая открытая обувь без каблуков типа шлепанцев для того, чтобы ходить в них каждый день. И на этом все. Больше ни одной тряпочки, ни одного предмета. Будем надеяться, что насчет очков со стразами и особенно шляпы Лешка все-таки пошутил.
* * *
Борис стряхнул оцепенение и подошел к зеркалу, по-прежнему держа письмо в руке. Рука с зажатым в ней листком, казалось, занемела, он ее просто не чувствовал. Состояние было странным, и он решил посмотреть на собственное отражение: наверняка лицо его сейчас не такое, как всегда. Может быть, ему удастся уловить, поймать что-то новое в собственном облике, такое, что позволит ему потом лучше понимать других людей, особенно тех, чьи портреты он пишет.Но из глубины зеркала на него смотрел все тот же привычный Борис Кротов – шишковатый череп, едва прикрытый редкими волосами, нависающие надбровные дуги, глубоко посаженные глаза, чуть кривоватый – перебитый давным-давно в пацанской драке – нос, жесткие тонкие губы. Ничего нового. «И ничего красивого», – мысленно добавил Борис, усмехаясь. Почему нет никаких изменений? Ведь он впервые в жизни стоит бок о бок с явным криминалом, он буквально чувствует дыхание преступника у себя за спиной, дыхание теплое, прерывистое, от которого даже реденькие волосы на затылке шевелятся. А на лице – ничего. Неужели так бывает? Или все-таки он привык к постоянному контакту с теми, кто находится за гранью закона, и уже не реагирует? Но ведь внутри у него все поеживается и встает дыбом от этого письма, уже второго за последнюю неделю. Первое письмо пришло в прошлую пятницу, сегодня снова пятница, 30 апреля, и он держит в руках второе послание неизвестно от кого.
Ему всегда было интересно рисовать людей. Не природу, не машинки и батальные сцены, а только портреты. Он был профессиональным художником, но понимал, что на гонорары не проживешь, и всерьез думал в свое время над тем, чтобы получить другую профессию и именно ею зарабатывать на жизнь, а живопись оставить себе как занятие для удовольствия, для души. И как раз в этот период он, находясь на небольшом греческом острове и с упоением делая зарисовки разнообразных типажей как местных жителей, так и отдыхающих со всей Европы, пришел в ресторанчик, занял, как обычно, столик в углу, достал альбом и принялся работать. Его заинтересовал мужчина, шумно отмечающий какое-то событие в кругу многочисленных приятелей, было в нем что-то беззащитное и детское, несмотря на очевидную «крутизну» и наличие немалых денег. Потом внимание Бориса привлек другой персонаж, сидящий за тем же столом, справа от первого мужчины, хитроватый, немногословный, словно прячущий камень за пазухой. Следующей была девушка, по мнению Бориса, непонятно как оказавшаяся в этой компании: она была какой-то растерянной, будто чувствовала себя лишней и вообще не понимала, что она здесь делает. «Наверное, познакомилась с кем-то на пляже, ее пригласили вечером в ресторан, она пришла и оказалась вместо романтического ужина на разгульной новорусской вечеринке. Приличная девчонка, совсем не похожа на тех, кого обычно приводят в такие компании», – подумал Борис, пририсовывая скорбную складку возле ее пухлых губ. Закончив набросок девушки, он приступил уже было к вальяжному рыжеватому блондину в годах, стараясь передать выражение снисходительной усталости, мелькающее на его лице, когда к столику подвалили два плечистых бодигарда.
– А ну дай сюда, мазила! – с этими словами один из телохранителей вырвал у Бориса альбом.
Борис промолчал, даже сопротивляться не стал, он слишком хорошо знал, что связываться в таких случаях не стоит, лучше перетерпеть и переждать, когда все само собой уладится. А в том, что все как-то уладится, он не сомневался ни одной минуты, ведь он не сделал ничего плохого, не украл, не обманул, он просто рисовал, причем в общественном месте, так что и того, что принято называть красивым английским словом «прайвеси», не нарушил. Конечно, бодигарды выглядят устрашающе, и глаза у них бессмысленные, и рожи тупые, но ведь не они принимают решения, а их хозяева, а в разумности хозяев Борис не сомневался: он наблюдал за этими людьми уже два часа, и впечатление они производили вполне адекватных личностей.
Альбом из рук бодигарда перекочевал в руки вальяжного блондина, второй же охранник на всякий случай врезал Борису, да так сильно, что тот упал на пол и скорчился от боли. «Терпи, – твердил он себе, вытирая ладонью кровь, сочащуюся из рассеченной губы, – не поднимай шума, тебе только греческой полиции для полного счастья не хватало. Они сейчас разберутся, все поймут, отдадут альбом… Терпи, не возникай, тебе одному с ними все равно не справиться».
Разобрались действительно очень быстро. Вальяжный полистал альбом, остановился на одном из рисунков, сперва нахмурился, потом внезапно расхохотался оглушительно и как-то некрасиво, что-то шепнул охраннику и кинул на с трудом поднявшегося Бориса веселый и заинтересованный взгляд. Охранник подошел к художнику.
– Ты… это… ну… извини, промашка вышла. Тебя там зовут… Ну, в смысле, приглашают к столу. Сам дойдешь?
Борис кивнул и миролюбиво улыбнулся. Ну вот, и нечего было бояться, все получилось, как он и предполагал. Сейчас извинятся, вернут альбом и предложат сто долларов в виде компенсации за моральный и физический ущерб, и на этом все закончится.
Но закончилось все не так. Его подвели к вальяжному, который коротким жестом дал понять человеку, сидящему рядом с ним, чтобы тот освободил место. Бориса усадили, налили ему стакан виски, тут же появилась чистая тарелка, на которую официант принялся накладывать разнообразные закуски. Пить Борис не стал, он питал давнее и стойкое отвращение к алкоголю.
– Будем знакомы, – вальяжный протянул Борису руку, – Павел.
– Борис, – коротко представился художник.
– Давно здесь?
– Вторую неделю.
– А я уже месяц прохлаждаюсь. Хорошо тут, – Павел мечтательно улыбнулся, – море, ветерок, не жарко. И главное – жратва подходящая, рыба свежая, морепродукты всякие, фрукты, овощи. В Москве-то все или перемороженное, или парниковое, жрать невозможно, никакого вкуса. Так что тут мне самое раздолье, и сыт – и здоров. А ты, стало быть, художник?
– Да, что-то вроде, – осторожно ответил Борис.
– Посмотрел я твои эскизы. Понравилось мне. Молодец ты, парень, в самый корень зришь, всю сущность человека наружу вытаскиваешь. И откуда у тебя такой глаз наметанный?