Страница:
Великомученик Евстафий Плакида тоже в это время удостоился мученической кончины. Он еще при Траяне был славным военачальником. Став христианином, отказался от почестей и богатства и пожелал удалиться со своей семьей в страну, где бы мог свободно служить Богу. Разными несчастными обстоятельствами он был разлучен с семейством, лишился имущества, должен был жить трудами рук своих. Но все это переносил терпеливо, ибо нашел высшее сокровище – веру истинную; утешения веры заменяли ему все земные блага. Но обстоятельства опять переменились. Евстафий Плакида нашел свое семейство и вновь стал важным сановником при царском дворе. Однажды, после великой победы, которую он одержал над врагами, царь позвал его в идольский храм. Плакида не пошел. «Как, – сказал Адриан, – тебе ли не благодарить богов, которые дали тебе столько благ, возвратили тебе семью, богатство и даровали победу над врагами?» – «Я христианин, – отвечал Плакида, – и благодарю Бога истинного. Не могу служить и поклоняться бездушным идолам». Разгневанный Адриан велел мучить его. Предали истязаниям также его жену и сыновей, которые показали такую же твердость, как он, и все скончались мученической смертью[85].
Упомянем еще Еспера и Зою, которые были рабами у одного богача-римлянина. Много утешений принесла христианская вера несчастным рабам, положение которых было крайне тяжким в языческом обществе. Раб жил всегда под страхом; вся его жизнь была полна трудов, лишений и страданий, не озарялась ни одним лучом надежды и радости. Что он мог ожидать в этой скорбной жизни? Смерти – уничтожения! Но явилась христианская вера и озарила светом вечности жизнь несчастного. Правда, христианская вера не изменила внешнего положения рабов; она не переделывала гражданских законов и отношений, но излагала правила, которые должны были вести к изменению их, внушая верующим взаимную братскую любовь. Она обращалась к господам словами апостола Павла: Оказывайте рабам должное и справедливое, зная, что и вы имеете Господа на небесах (Кол. 4, 1). А рабов учила: Во все повинуйтесь господам вашим… не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога. И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков, зная, что в воздаяние от Господа получите наследие, ибо вы служите Господу Христу (Кол. 3, 22–24). Христианская вера, не изменяя внешнего положения раба, придавала его жизни новый смысл. Она превращала в дело любви к Богу все то, что до сих пор было лишь принуждением. Тяжелая служба на земле превращалась в служение Христу; и как все, что делается для Господа, становилось делом всей души, выражением любви к Богу. Рабское чувство страха заменялось свободным чувством добровольного, горячего усердия к службе Божией. Раб уже смотрел на страдания свои как на испытание, посланное ему Богом, Отцом его. Ему указывалось на лучшую, вечную жизнь, где ему готовится наследие как возлюбленному чаду Бога, сонаследнику Христа и наследнику Небесного Царствия. Самую низкую и несчастную долю вера озаряла небесным светом.
Еспер и его жена Зоя, будучи рабами в языческом доме, служили господам своим, как истинные христиане, от души, и своим сыновьям Кириаку и Феодулу внушали христианские правила. Но юноши тяготились своим рабством и в порыве неразумного усердия к Богу жаждали мученичества. Мать удерживала их, стараясь внушить покорность и терпение, объяснила, что они могут и среди язычников исполнить заповеди Христа и что никто не вправе подвергаться самовольно опасности. Но господин однажды потребовал от христианского семейства исполнения языческого обряда. До сих пор покорные во всем, благочестивые рабы отказались исполнить это повеление. Господин велел замучить Кириака и Феодула на глазах родителей, а потом всех бросить в огонь. Все они скончались, славя Господа[86].
Подобные примеры должны были очень удивлять язычников, преданных только земным наслаждениям и не ожидавших ничего после земной жизни. Они видели на конкретных примерах силу христианской веры, не понятную языческому обществу, внушающую слабым непоколебимую твердость, скорбящим – утешение, последователям своим – добродетели. Твердо веруя в будущую, лучшую жизнь, христиане бестрепетно и даже радостно шли на смерть. Их непоколебимое упование на Бога изумляло язычников, уже не веровавших ничему, и часто привлекало к христианскому учению. Таким образом вера укреплялась среди гонений. Но зато с каждым днем росла ненависть ее врагов: иудеев и жрецов, которые действовали всеми мерами против верных служителей Христа: то распространяя о них ложные слухи, то возбуждая суеверный народ и представляя христиан виновниками всех общественных бедствий. Случались ли где голод, землетрясение, болезни, жрецы уверяли народ, что эти бедствия посланы богами в наказание за то, что христиане не почитают их. Они научали народ требовать их казни, как дела, угодного богам, и по их наущению часто все языческое население города приступало к начальникам, с криком требуя казни безбожников (так называли язычники христиан). Это чаще всего случалось во время потешных игр, которые во всех городах были любимой забавой. Весь собранный в цирке народ восклицал: «Христиан львам!» – и власти уступали этим требованиям, боясь волнения и мало дорожа жизнью людей, которых и сами ненавидели. Таким образом погибло огромное число христиан.
Не менее зла делали христианам и другие враги – лжеучители, которых к этому времени появилось очень много. Они большей частью принадлежали к так называемым гностикам. Учения их были разнообразными, но все они отвергали божественность Христа, приписывали сотворение мира зонам, или силам, и признавали два начала: добро и зло или свет и тьму. Сатурнин, Василид, Карпократ усердно распространяли свои лжеучения в Сирии и Египте; в Александрии эти ереси имели много приверженцев и сливались то с понятиями восточной и греческой философии, то с предубеждениями иудействующих сект. Удивительнее всего было то, что многие из еретиков, проповедовавших учение, совершенно противоположное христианству, называли себя христианами и даже выдавали себя за знающих все тайны христианского учения.
Чтобы успешнее распространять свои мнения, они написали много книг, которые выдавали за писания апостолов и древних патриархов; сочиняли ложные евангелия, в которых рассказывали разные басни о детстве Иисуса Христа, о сошествии Его в ад и тому подобное. Большая часть этих еретиков вела жизнь, не согласную с Евангельским учением. Одни, проповедуя, что надо побеждать плоть духом, не знали другой добродетели, кроме воздержания, другие, считавшие, что все действия человека безразличны, вели жизнь самую беспечную и развратную и учили, что можно отрекаться от веры во время гонений. Их развратная жизнь подавала повод к несправедливым нареканиям на христиан, ибо язычники не могли понять разницу между их учением и учением Евангельским и, судя об этом по их образу жизни, обвиняли всех христиан в безнравственности. Более чем когда-либо стали распространяться самые нелепые слухи о христианах. Рассказывали, будто они потому не допускают посторонних присутствовать при совершении их таинств, что в собраниях своих предаются ужаснейшему бесчинству и совершают страшные преступления, что новопросвещенному обыкновенно подают, под видом хлеба, живого младенца, посыпанного мукой, которого он должен зарезать, после чего все пьют кровь младенца и едят его тело. Так извращалось в понятиях язычников приношение Бескровной Жертвы и вкушение во время Евхаристии Тела и Крови Спасителя. Эти ложные обвинения и гонения тогда побудили некоторых христиан защищать письменно свою веру. Не силой отражали христиане удары, направленные против них, но изложением истины доказывали безукоризненность учения и свою нравственность – образом жизни.
Кодрат, епископ Афинский, ученик апостолов, написал апологию, или рассуждение в защиту христиан, и подал ее Адриану, когда тот посетил Афины[87]. То же самое сделал и другой афинский христианин, Аристид. В этих апологиях опровергалась клевета, возводимая на христиан. Адриан был человеком любознательным. Он изучал философские системы, внимательно слушал прения ученых. До сих пор христианская вера была известна ему лишь из отзывов язычников или александрийских гностиков. Правдивое изложение святого учения сильно подействовало на него, и он запретил осуждать христиан без улики в вине.
Вскоре после этого другое обстоятельство послужило на пользу христианам. Один честный язычник, Серений Граниан, проконсул в Малой Азии, написал императору письмо, в котором сообщал, что несправедливо уступать воплям народа и предавать смертной казни людей, не уличенных ни в каком преступлении, а лишь потому, что они христиане. Адриан повелел проконсулу обратить на это должное внимание. «Если могут доказать свои обвинения на христиан, то пусть обращаются к суду, а изветы и вопли оставят, – писал Адриан. – Если обвинитель докажет, что христиане нарушили закон, то решай дело по мере преступления. Но кто вздумает только клеветать на них, того принимай за злодея и заботься, чтобы он был наказан».
Этот указ положил конец третьему гонению, и Адриан в последние годы своего царствования смотрел на христиан довольно благосклонно. Один древний писатель, Лампридий, уверяет даже, что он хотел причислить Иисуса Христа к богам. В некоторых указах, изданных в эту пору, видно влияние христианства. Адриан запретил приносить в жертву богам людей, отнял у господ право предавать смерти рабов и вообще сделал некоторые распоряжения, чтобы смягчить их участь.
Общее внимание было, впрочем, в это время отвлечено восстанием, вспыхнувшим в Иудее. Иудеи уже давно волновались, стараясь свергнуть ненавистное иго. В конце царствования Траяна они восстали и во многих странах совершили ужасные злодейства. В Александрии они врасплох напали на жителей и умертвили до 200 000 человек, замучив их. Исступление доходило до того, что они пили кровь убиенных. В Кипре иудеи тоже перебили до 240 000 человек. Эти злодеяния вызывали и страшные возмездия со стороны язычников, и Траян сильным войском усмирил волновавшихся иудеев. Адриан в начале своего царствования посетил Иерусалим и возбудил сильное негодование иудеев, поставив идольское капище на том месте, где стоял Соломонов храм. Но иудеи были бессильны. Скрыв свою злобу, они в продолжение многих лет тайно готовились к восстанию, совещались, устраивали потаенные подземные ходы для снабжения городов оружием и припасами. Явился между ними человек смелый и предприимчивый, по имени Варкохеба (Варкохба), что значит «сын звезды», и стал во главе недовольных. К нему пристало множество народа. Он выдавал себя за Мессию, применяя к себе ветхозаветные пророчества, и одушевлял своих приверженцев надеждой на освобождение. Варкохеба старался привлечь к себе и иудейских христиан; но так как он требовал от них, чтобы они признали в нем Мессию и отреклись от Христа, то христиане не поддержали его, и он замучил и умертвил многих из них. Между тем шайка Варкохебы росла с каждым днем, и в 135 году вспыхнуло восстание. Адриан послал сильное войско против мятежников; Иерусалим, лишенный своих твердых укреплений, был скоро взят. Но другой город, Вефара, держался долго. Иудеи, одушевленные твердой верой в своего предводителя и надеждой на независимость, защищались так упорно, что война продолжалась около четырех лет. Наконец римляне одержали верх. Около 600 000 иудеев погибло, много было продано в рабство. Иерусалим был вновь разрушен, и плуг прошел по тому месту, где прежде стоял храм[88].
На развалинах города возник новый город, с другим названием и иными жителями. Иерусалим стал называться Елией Капитолиной, и иудеям было запрещено, под страхом смертной казни, селиться вокруг древнего Сиона и входить в город. Только раз в год, в годовщину разрушения Иерусалима Титом, им дозволялось, да и то за деньги, взглянуть издали на место, где была их святыня, для воспоминания бывшего поражения и всегдашнего изгнания.
Это запрещение не касалось иудейских христиан, не принимавших участия в войне. Они сохранили свое место жительства, и епископ Елийской Церкви всегда пользовался почетом у прочих епископов. Но Адриан захотел стереть и память о тех местах, которые были дороги христианам. Языческие капища и изображения были поставлены на Голгофе, над вертепом Вифлеемским, над пещерой гроба. Между тем иудейские христиане все более и более удалялись от иудеев и после падения Иерусалима в первый раз избрали себе епископа из обращенных язычников, Марка. Секты же иудействующие, эбиониты и назореи, еще ближе слились с гностиками, строго сохраняя, притом, обряды Моисеева закона.
Иудеи, приписывая свои бедствия отклонению от закона, вдались в самые мелочные исследования и изучение его, и для этого устроилась в Тивериаде школа раввинизма. Объясняя каждое слово Священного Писания и в буквальном смысле, и в иносказательном, толкователи дошли до того, что совершенно изменили и извратили смысл слова Божия. Эти толкования положили начало новой законодательной книге – Талмуду. Иудеи были рассеяны по разным областям. Двум верховным главам их давалось название патриархов. Один жил в Тивериаде, а другой в Вавилоне.
Из христианских писаний того времени, дошедших до нас, замечательно послание епископа Кодрата к Диогнету. «Христиане, – говорит он, – не отличаются от других людей ни местом происхождения и жительства, ни языком, ни жизнью гражданской… Они живут в городах своих, как странники, принимают во всем участие, как граждане, и все терпят, как путники… Живут по плоти, но не для плоти; повинуются законам, но своею жизнью стоят выше законов. Их не знают, но обвиняют; убивают их, но они живы; бедны они, но обогащают других; ничего не имеют, а всегда довольны… Душа находится во всех членах тела, и христиане – во всей земле. Откуда все это? Это – не дело человека, это – сила Божия. Кто основатель веры христианской? Сам все-мощный Бог, Творец мира, ниспослал с неба истину, святое и непостижимое Свое Слово… Пришедший к нам Строитель вселенной, Тот, чрез Которого советы сохраняются стихиями, по манию Которого солнце совершает течение свое, Которому покорено небо и все, что на небе, – земля и все, что на ней. Прежде пришествия Его на землю никто не видел Бога, никто не мог знать Его. Он Сам явился и теперь являет миру; вере дано преимущество видеть Его».
Кодрат замечает, что в христианстве знание и жизнь в тесной связи, что верного знания не может быть без чистой жизни, ни жизни правильной без знания. Он излагает самое точное учение об искуплении людей через Сына Божия, Царя и Судию мира, Бога и Господа. «Когда пришло время, которое назначил Бог для явления Своей благости… тогда принял Он на Себя наши грехи. Он отдал собственного Сына в искупительную цену за нас – Святого за нечестивых, Безгрешного за грешников, Праведного за неправедных, Бессмертного за смертных… Какое неизреченное мудрое дело Творца!.. Неправда многих покрыта правдой Единого!.. Так мы узнаем здесь и полную неспособность, совершенное бессилие нашей природы участвовать в жизни, и Спасителя нашего, Которым невозможное стало возможным».
Такое высокое, чистое учение о Сыне Божием и искуплении грехов было очень противоположно учению гностиков, которые отвергали Божественность Христа и, следовательно, искупление. Основываясь на том, что человек не в силах победить злого начала, они вели самую развратную жизнь. Настоящий же христианин, сознавая слабость своей греховной природы, побеждает зло силой и любовью Христа, искупившего его.
В царствование Адриана жил замечательный христианский писатель, Егезипп, обращенный из иудеев, первый повествователь церковной истории. Его история не дошла до нас, но некоторые отрывки из нее сообщает позднейший историк Евсевий.
Глава XIII
Упомянем еще Еспера и Зою, которые были рабами у одного богача-римлянина. Много утешений принесла христианская вера несчастным рабам, положение которых было крайне тяжким в языческом обществе. Раб жил всегда под страхом; вся его жизнь была полна трудов, лишений и страданий, не озарялась ни одним лучом надежды и радости. Что он мог ожидать в этой скорбной жизни? Смерти – уничтожения! Но явилась христианская вера и озарила светом вечности жизнь несчастного. Правда, христианская вера не изменила внешнего положения рабов; она не переделывала гражданских законов и отношений, но излагала правила, которые должны были вести к изменению их, внушая верующим взаимную братскую любовь. Она обращалась к господам словами апостола Павла: Оказывайте рабам должное и справедливое, зная, что и вы имеете Господа на небесах (Кол. 4, 1). А рабов учила: Во все повинуйтесь господам вашим… не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога. И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков, зная, что в воздаяние от Господа получите наследие, ибо вы служите Господу Христу (Кол. 3, 22–24). Христианская вера, не изменяя внешнего положения раба, придавала его жизни новый смысл. Она превращала в дело любви к Богу все то, что до сих пор было лишь принуждением. Тяжелая служба на земле превращалась в служение Христу; и как все, что делается для Господа, становилось делом всей души, выражением любви к Богу. Рабское чувство страха заменялось свободным чувством добровольного, горячего усердия к службе Божией. Раб уже смотрел на страдания свои как на испытание, посланное ему Богом, Отцом его. Ему указывалось на лучшую, вечную жизнь, где ему готовится наследие как возлюбленному чаду Бога, сонаследнику Христа и наследнику Небесного Царствия. Самую низкую и несчастную долю вера озаряла небесным светом.
Еспер и его жена Зоя, будучи рабами в языческом доме, служили господам своим, как истинные христиане, от души, и своим сыновьям Кириаку и Феодулу внушали христианские правила. Но юноши тяготились своим рабством и в порыве неразумного усердия к Богу жаждали мученичества. Мать удерживала их, стараясь внушить покорность и терпение, объяснила, что они могут и среди язычников исполнить заповеди Христа и что никто не вправе подвергаться самовольно опасности. Но господин однажды потребовал от христианского семейства исполнения языческого обряда. До сих пор покорные во всем, благочестивые рабы отказались исполнить это повеление. Господин велел замучить Кириака и Феодула на глазах родителей, а потом всех бросить в огонь. Все они скончались, славя Господа[86].
Подобные примеры должны были очень удивлять язычников, преданных только земным наслаждениям и не ожидавших ничего после земной жизни. Они видели на конкретных примерах силу христианской веры, не понятную языческому обществу, внушающую слабым непоколебимую твердость, скорбящим – утешение, последователям своим – добродетели. Твердо веруя в будущую, лучшую жизнь, христиане бестрепетно и даже радостно шли на смерть. Их непоколебимое упование на Бога изумляло язычников, уже не веровавших ничему, и часто привлекало к христианскому учению. Таким образом вера укреплялась среди гонений. Но зато с каждым днем росла ненависть ее врагов: иудеев и жрецов, которые действовали всеми мерами против верных служителей Христа: то распространяя о них ложные слухи, то возбуждая суеверный народ и представляя христиан виновниками всех общественных бедствий. Случались ли где голод, землетрясение, болезни, жрецы уверяли народ, что эти бедствия посланы богами в наказание за то, что христиане не почитают их. Они научали народ требовать их казни, как дела, угодного богам, и по их наущению часто все языческое население города приступало к начальникам, с криком требуя казни безбожников (так называли язычники христиан). Это чаще всего случалось во время потешных игр, которые во всех городах были любимой забавой. Весь собранный в цирке народ восклицал: «Христиан львам!» – и власти уступали этим требованиям, боясь волнения и мало дорожа жизнью людей, которых и сами ненавидели. Таким образом погибло огромное число христиан.
Не менее зла делали христианам и другие враги – лжеучители, которых к этому времени появилось очень много. Они большей частью принадлежали к так называемым гностикам. Учения их были разнообразными, но все они отвергали божественность Христа, приписывали сотворение мира зонам, или силам, и признавали два начала: добро и зло или свет и тьму. Сатурнин, Василид, Карпократ усердно распространяли свои лжеучения в Сирии и Египте; в Александрии эти ереси имели много приверженцев и сливались то с понятиями восточной и греческой философии, то с предубеждениями иудействующих сект. Удивительнее всего было то, что многие из еретиков, проповедовавших учение, совершенно противоположное христианству, называли себя христианами и даже выдавали себя за знающих все тайны христианского учения.
Чтобы успешнее распространять свои мнения, они написали много книг, которые выдавали за писания апостолов и древних патриархов; сочиняли ложные евангелия, в которых рассказывали разные басни о детстве Иисуса Христа, о сошествии Его в ад и тому подобное. Большая часть этих еретиков вела жизнь, не согласную с Евангельским учением. Одни, проповедуя, что надо побеждать плоть духом, не знали другой добродетели, кроме воздержания, другие, считавшие, что все действия человека безразличны, вели жизнь самую беспечную и развратную и учили, что можно отрекаться от веры во время гонений. Их развратная жизнь подавала повод к несправедливым нареканиям на христиан, ибо язычники не могли понять разницу между их учением и учением Евангельским и, судя об этом по их образу жизни, обвиняли всех христиан в безнравственности. Более чем когда-либо стали распространяться самые нелепые слухи о христианах. Рассказывали, будто они потому не допускают посторонних присутствовать при совершении их таинств, что в собраниях своих предаются ужаснейшему бесчинству и совершают страшные преступления, что новопросвещенному обыкновенно подают, под видом хлеба, живого младенца, посыпанного мукой, которого он должен зарезать, после чего все пьют кровь младенца и едят его тело. Так извращалось в понятиях язычников приношение Бескровной Жертвы и вкушение во время Евхаристии Тела и Крови Спасителя. Эти ложные обвинения и гонения тогда побудили некоторых христиан защищать письменно свою веру. Не силой отражали христиане удары, направленные против них, но изложением истины доказывали безукоризненность учения и свою нравственность – образом жизни.
Кодрат, епископ Афинский, ученик апостолов, написал апологию, или рассуждение в защиту христиан, и подал ее Адриану, когда тот посетил Афины[87]. То же самое сделал и другой афинский христианин, Аристид. В этих апологиях опровергалась клевета, возводимая на христиан. Адриан был человеком любознательным. Он изучал философские системы, внимательно слушал прения ученых. До сих пор христианская вера была известна ему лишь из отзывов язычников или александрийских гностиков. Правдивое изложение святого учения сильно подействовало на него, и он запретил осуждать христиан без улики в вине.
Вскоре после этого другое обстоятельство послужило на пользу христианам. Один честный язычник, Серений Граниан, проконсул в Малой Азии, написал императору письмо, в котором сообщал, что несправедливо уступать воплям народа и предавать смертной казни людей, не уличенных ни в каком преступлении, а лишь потому, что они христиане. Адриан повелел проконсулу обратить на это должное внимание. «Если могут доказать свои обвинения на христиан, то пусть обращаются к суду, а изветы и вопли оставят, – писал Адриан. – Если обвинитель докажет, что христиане нарушили закон, то решай дело по мере преступления. Но кто вздумает только клеветать на них, того принимай за злодея и заботься, чтобы он был наказан».
Этот указ положил конец третьему гонению, и Адриан в последние годы своего царствования смотрел на христиан довольно благосклонно. Один древний писатель, Лампридий, уверяет даже, что он хотел причислить Иисуса Христа к богам. В некоторых указах, изданных в эту пору, видно влияние христианства. Адриан запретил приносить в жертву богам людей, отнял у господ право предавать смерти рабов и вообще сделал некоторые распоряжения, чтобы смягчить их участь.
Общее внимание было, впрочем, в это время отвлечено восстанием, вспыхнувшим в Иудее. Иудеи уже давно волновались, стараясь свергнуть ненавистное иго. В конце царствования Траяна они восстали и во многих странах совершили ужасные злодейства. В Александрии они врасплох напали на жителей и умертвили до 200 000 человек, замучив их. Исступление доходило до того, что они пили кровь убиенных. В Кипре иудеи тоже перебили до 240 000 человек. Эти злодеяния вызывали и страшные возмездия со стороны язычников, и Траян сильным войском усмирил волновавшихся иудеев. Адриан в начале своего царствования посетил Иерусалим и возбудил сильное негодование иудеев, поставив идольское капище на том месте, где стоял Соломонов храм. Но иудеи были бессильны. Скрыв свою злобу, они в продолжение многих лет тайно готовились к восстанию, совещались, устраивали потаенные подземные ходы для снабжения городов оружием и припасами. Явился между ними человек смелый и предприимчивый, по имени Варкохеба (Варкохба), что значит «сын звезды», и стал во главе недовольных. К нему пристало множество народа. Он выдавал себя за Мессию, применяя к себе ветхозаветные пророчества, и одушевлял своих приверженцев надеждой на освобождение. Варкохеба старался привлечь к себе и иудейских христиан; но так как он требовал от них, чтобы они признали в нем Мессию и отреклись от Христа, то христиане не поддержали его, и он замучил и умертвил многих из них. Между тем шайка Варкохебы росла с каждым днем, и в 135 году вспыхнуло восстание. Адриан послал сильное войско против мятежников; Иерусалим, лишенный своих твердых укреплений, был скоро взят. Но другой город, Вефара, держался долго. Иудеи, одушевленные твердой верой в своего предводителя и надеждой на независимость, защищались так упорно, что война продолжалась около четырех лет. Наконец римляне одержали верх. Около 600 000 иудеев погибло, много было продано в рабство. Иерусалим был вновь разрушен, и плуг прошел по тому месту, где прежде стоял храм[88].
На развалинах города возник новый город, с другим названием и иными жителями. Иерусалим стал называться Елией Капитолиной, и иудеям было запрещено, под страхом смертной казни, селиться вокруг древнего Сиона и входить в город. Только раз в год, в годовщину разрушения Иерусалима Титом, им дозволялось, да и то за деньги, взглянуть издали на место, где была их святыня, для воспоминания бывшего поражения и всегдашнего изгнания.
Это запрещение не касалось иудейских христиан, не принимавших участия в войне. Они сохранили свое место жительства, и епископ Елийской Церкви всегда пользовался почетом у прочих епископов. Но Адриан захотел стереть и память о тех местах, которые были дороги христианам. Языческие капища и изображения были поставлены на Голгофе, над вертепом Вифлеемским, над пещерой гроба. Между тем иудейские христиане все более и более удалялись от иудеев и после падения Иерусалима в первый раз избрали себе епископа из обращенных язычников, Марка. Секты же иудействующие, эбиониты и назореи, еще ближе слились с гностиками, строго сохраняя, притом, обряды Моисеева закона.
Иудеи, приписывая свои бедствия отклонению от закона, вдались в самые мелочные исследования и изучение его, и для этого устроилась в Тивериаде школа раввинизма. Объясняя каждое слово Священного Писания и в буквальном смысле, и в иносказательном, толкователи дошли до того, что совершенно изменили и извратили смысл слова Божия. Эти толкования положили начало новой законодательной книге – Талмуду. Иудеи были рассеяны по разным областям. Двум верховным главам их давалось название патриархов. Один жил в Тивериаде, а другой в Вавилоне.
Из христианских писаний того времени, дошедших до нас, замечательно послание епископа Кодрата к Диогнету. «Христиане, – говорит он, – не отличаются от других людей ни местом происхождения и жительства, ни языком, ни жизнью гражданской… Они живут в городах своих, как странники, принимают во всем участие, как граждане, и все терпят, как путники… Живут по плоти, но не для плоти; повинуются законам, но своею жизнью стоят выше законов. Их не знают, но обвиняют; убивают их, но они живы; бедны они, но обогащают других; ничего не имеют, а всегда довольны… Душа находится во всех членах тела, и христиане – во всей земле. Откуда все это? Это – не дело человека, это – сила Божия. Кто основатель веры христианской? Сам все-мощный Бог, Творец мира, ниспослал с неба истину, святое и непостижимое Свое Слово… Пришедший к нам Строитель вселенной, Тот, чрез Которого советы сохраняются стихиями, по манию Которого солнце совершает течение свое, Которому покорено небо и все, что на небе, – земля и все, что на ней. Прежде пришествия Его на землю никто не видел Бога, никто не мог знать Его. Он Сам явился и теперь являет миру; вере дано преимущество видеть Его».
Кодрат замечает, что в христианстве знание и жизнь в тесной связи, что верного знания не может быть без чистой жизни, ни жизни правильной без знания. Он излагает самое точное учение об искуплении людей через Сына Божия, Царя и Судию мира, Бога и Господа. «Когда пришло время, которое назначил Бог для явления Своей благости… тогда принял Он на Себя наши грехи. Он отдал собственного Сына в искупительную цену за нас – Святого за нечестивых, Безгрешного за грешников, Праведного за неправедных, Бессмертного за смертных… Какое неизреченное мудрое дело Творца!.. Неправда многих покрыта правдой Единого!.. Так мы узнаем здесь и полную неспособность, совершенное бессилие нашей природы участвовать в жизни, и Спасителя нашего, Которым невозможное стало возможным».
Такое высокое, чистое учение о Сыне Божием и искуплении грехов было очень противоположно учению гностиков, которые отвергали Божественность Христа и, следовательно, искупление. Основываясь на том, что человек не в силах победить злого начала, они вели самую развратную жизнь. Настоящий же христианин, сознавая слабость своей греховной природы, побеждает зло силой и любовью Христа, искупившего его.
В царствование Адриана жил замечательный христианский писатель, Егезипп, обращенный из иудеев, первый повествователь церковной истории. Его история не дошла до нас, но некоторые отрывки из нее сообщает позднейший историк Евсевий.
Глава XIII
Святой Иустинн-мученик. Четвертое гонение
Указ Адриана в пользу христиан потерял свою силу при его наследнике, Антонине Пин. Вновь начались доносы и казни. Тут Господь даровал служителям Своим смелого защитника в лице Иустина Философа, которого Церковь ублажает под именем Иустина-мученика[89].
Иустин родился в начале II века в самарийском городе Сихеме, называемом также Флавием Неаполем. Родители его, богатые язычники, дали ему хорошее образование, и он с ранних лет пристрастился к науке, но не нашел в ней, чего искал. Он не мог верить языческим богам, и его томило желание узнать истину, которая бы успокоила его душу, указав ему, к чему он должен стремиться и что именно есть цель и назначение человека. Он смутно чувствовал, что человеку необходимо познание Божества. В то время философы имели школы, и каждая утверждала, что только в ней одной можно найти истину. Иустин решил изучать философию. Первый философ, к которому он обратился, принадлежал к школе стоиков. Стоики учили, что человек должен жить для добродетели и в себе одном находить силу побеждать страсти и равнодушно переносить все невзгоды; они не искали Бога и не считали это нужным. Это учение не удовлетворило Иустина. Он обратился к другому философу, который, спустя некоторое время, потребовал от него платы. Это неприятно поразило Иустина. Он считал, что преподавание мудрости есть дело высокое и святое, а не ремесло, приносящее доход. Третий учитель, скрывая от него тайны своего знания, потребовал, чтобы он изучал музыку, геометрию и астрономию. Наконец Иустин обратился к философу Платоновой школы. Учение Платона очень понравилось Иустину.
«Мне нравились, – писал он, – размышления о предметах мира невещественного; созерцание идей окрыляло мой ум; в короткое время я успел столько, что начал считать себя мудрым и надеялся вскоре созерцать Самого Бога, ибо Сей есть конец Платоновой философии».
Иустин часто искал уединения, чтобы беспрепятственно предаваться своим размышлениям. В одну из своих прогулок по морскому берегу он встретил старца и вступил с ним в беседу. Иустин сам в своей книге «Разговор с Трифоном-иудеянином» рассказывает об этой встрече и передает свою беседу со старцем. Беседа вскоре коснулась самых высоких предметов: Бога, бессмертия души, познания истины. Иустин превозносил учение Платона, говоря, что философия есть высшая наука, ибо она есть познание истины. «Счастье же, – говорил он, – есть награда за такое знание и мудрость». Старец опровергал, что философия может дать полное понятие о Боге, и доказывал, что для познания Бога недостаточно ни ума, ни науки, а нужно откровение свыше; что ум человеческий, не просвещенный Духом Святым, не может уразуметь Божества.
«Где же мне найти истину, – спросил Иустин, – если ее нет и в учении Платона?»
Старец указал Иустину на пророков. «Во времена, отдаленные от нас, – говорил он, – ранее всех философов, жили мужи святые, праведные и угодные Богу, которых звали пророками. Они говорили, будучи научены Духом Святым, и предсказали то, что ныне и сбылось. Они возвестили людям истину; не зная страха, не ища себе славы, они говорили то, что слышали и видели, когда были исполнены Святого Духа. Писания их существуют поныне и содержат то, что должно знать истинному философу… Они прославляли Творца всего, Бога и Отца, и возвещали о посланном от Него Христе, Сыне Его… Но прежде всего, молись, чтобы отверзлись для тебя двери света; ибо писания могут понять только те, которым Бог и Христос Его дадут уразуметь их».
Святой мученик Иустин Философ. Икона
Старец удалился, и Иустин уже более никогда не встречал его, но его слова возбудили в нем сильное желание изучать писания пророков. «В сердце моем, – говорит он, – возгорелся огонь, и меня объяла любовь к пророкам, которые суть друзья Христовы». Он начал изучать Священное Писание и, с помощью Божией, вскоре убедился в истине христианской веры; он всей душой возлюбил Христа и нашел свет, покой и отраду в Евангельской истине.
Прежде чем принять Святое Крещение, Иустин пожелал ближе узнать христиан, увидеть, исполняют ли они точно, что повелел им Спаситель. Христиан обвиняли в разврате, в преступлениях, все их ненавидели и преследовали, но Иустин видел, что они встречают смерть без страха, и уже одно это почел он доказательством их праведной жизни. «Человек, преданный страстям и находящий блаженство в земных наслаждениях, не может охотно встретить смерть», – думал он. Чем ближе Иустин знакомился с христианами, тем более он убеждался в ложности обвинений, возводимых на них, тем более он любил их за кротость, терпение, милосердие, твердость духа. На тридцатом году от роду он принял Святое Крещение, и отселе вся деятельность его была посвящена Богу и ближним. Он обходил разные страны, проповедуя слово Божие, ибо считал своей священной обязанностью сообщать другим истину, которую узнал. «Кто может возвещать истину и не возвещает, тот будет осужден Богом», – писал он. Он сильно убеждал язычников отстать от ложного богопочитания и искать истину в святом учении, которое одно дает отраду и покой, очищая душу от всего дурного[90].
Иустин прибыл и в Рим, где открыл училище. Он носил мантию философов, но преподавал уже не языческую, а христианскую философию, возвещал слово Божие и спасение через веру в Христа. В Риме в ту пору было много лжеучителей. Из Египта и Сирии прибыли еретики из секты гностиков, Валентин и Кердон, которые активно распространяли свои лжеучения, выдавая их за христианскую мудрость[91].
К ним присоединился и третий ересеначальник, Маркион, который за развратную жизнь был отлучен от Церкви своим отцом, епископом в Понтийской области. Маркион прибыл в Рим, надеясь тут найти больше снисхождения, но Римская Церковь не согласилась принять его без разрешения его отца. Рассерженный отказом, Маркион сказал римским пресвитерам: «В таком случае я поселю вечный раздор в Церкви вашей», – и, пристав к Кердону, начал распространять нелепое учение о сотворении мира злым духом. Иустин в Риме много спорил с еретиками и с языческими философами, его школа посещалась большим числом учеников, которые с удовольствием слушали его слова, исполненные мудрости и живого, увлекательного красноречия.
В это время не было явного гонения, но ненависть язычников к христианам всегда находила средства вредить им, так что христиане нигде и никогда не могли считать себя в полной безопасности. К этому времени Церковь относит мученическую смерть святой Филицитаты и семи ее сыновей, казненных в Риме за то, что отказались совершить жертвоприношение богам. Язычники только и выжидали удобного случая, чтобы возбудить новое гонение и вынудить императора на строгие меры против ненавистных им христиан. Случай скоро представился. В Малой Азии были часты сильные землетрясения, и язычники стали требовать казни христиан как виновников бедствия. Вновь начались пытки и казни, опять стали распространять ложные обвинения на христиан, называть их безбожниками, преступниками, злодеями, заговорщиками. Тогда Иустин написал апологию, в которой, требуя от царя суда и справедливости, ясно и подробно излагает учение христиан, обряды их богослужения, их образ жизни. Эту апологию он сам подал императору Антонину в 150 году. Она дошла до нас и содержит драгоценные указания на образ жизни христиан и на состояние церковного учения в то время.
В этой апологии Иустин просит государя рассмотреть, в чем заключается вина христиан, а не осуждать их за одно только название. Речь его тверда и смела, она обращена к императору, к сыну его, к сенату и к римскому народу. «К вам, – говорит он, – я обращаюсь с моим словом и прошением за людей из всех народов, несправедливо ненавидимых и гонимых… Вы называетесь благочестивыми и философами, блюстителями правды… теперь окажется, таковы ли вы на самом деле. Мы предстали пред вами, не с тем, чтобы льстить вам, но требовать, чтобы вы судили нас по строгом и тщательном исследовании, а не руководствовались предубеждением или угодливостью людям суеверным, не увлекаясь неразумным порывом или давней, утвердившейся в вас, худой о нас молвой… Чрез это вы произнесли бы только приговор против самих себя. Что касается нас, мы убеждены, что ни от кого не можем потерпеть вреда, если не обличат нас в худом деле… Вы можете умерщвлять нас, но вреда сделать нам не можете».
Иустин родился в начале II века в самарийском городе Сихеме, называемом также Флавием Неаполем. Родители его, богатые язычники, дали ему хорошее образование, и он с ранних лет пристрастился к науке, но не нашел в ней, чего искал. Он не мог верить языческим богам, и его томило желание узнать истину, которая бы успокоила его душу, указав ему, к чему он должен стремиться и что именно есть цель и назначение человека. Он смутно чувствовал, что человеку необходимо познание Божества. В то время философы имели школы, и каждая утверждала, что только в ней одной можно найти истину. Иустин решил изучать философию. Первый философ, к которому он обратился, принадлежал к школе стоиков. Стоики учили, что человек должен жить для добродетели и в себе одном находить силу побеждать страсти и равнодушно переносить все невзгоды; они не искали Бога и не считали это нужным. Это учение не удовлетворило Иустина. Он обратился к другому философу, который, спустя некоторое время, потребовал от него платы. Это неприятно поразило Иустина. Он считал, что преподавание мудрости есть дело высокое и святое, а не ремесло, приносящее доход. Третий учитель, скрывая от него тайны своего знания, потребовал, чтобы он изучал музыку, геометрию и астрономию. Наконец Иустин обратился к философу Платоновой школы. Учение Платона очень понравилось Иустину.
«Мне нравились, – писал он, – размышления о предметах мира невещественного; созерцание идей окрыляло мой ум; в короткое время я успел столько, что начал считать себя мудрым и надеялся вскоре созерцать Самого Бога, ибо Сей есть конец Платоновой философии».
Иустин часто искал уединения, чтобы беспрепятственно предаваться своим размышлениям. В одну из своих прогулок по морскому берегу он встретил старца и вступил с ним в беседу. Иустин сам в своей книге «Разговор с Трифоном-иудеянином» рассказывает об этой встрече и передает свою беседу со старцем. Беседа вскоре коснулась самых высоких предметов: Бога, бессмертия души, познания истины. Иустин превозносил учение Платона, говоря, что философия есть высшая наука, ибо она есть познание истины. «Счастье же, – говорил он, – есть награда за такое знание и мудрость». Старец опровергал, что философия может дать полное понятие о Боге, и доказывал, что для познания Бога недостаточно ни ума, ни науки, а нужно откровение свыше; что ум человеческий, не просвещенный Духом Святым, не может уразуметь Божества.
«Где же мне найти истину, – спросил Иустин, – если ее нет и в учении Платона?»
Старец указал Иустину на пророков. «Во времена, отдаленные от нас, – говорил он, – ранее всех философов, жили мужи святые, праведные и угодные Богу, которых звали пророками. Они говорили, будучи научены Духом Святым, и предсказали то, что ныне и сбылось. Они возвестили людям истину; не зная страха, не ища себе славы, они говорили то, что слышали и видели, когда были исполнены Святого Духа. Писания их существуют поныне и содержат то, что должно знать истинному философу… Они прославляли Творца всего, Бога и Отца, и возвещали о посланном от Него Христе, Сыне Его… Но прежде всего, молись, чтобы отверзлись для тебя двери света; ибо писания могут понять только те, которым Бог и Христос Его дадут уразуметь их».
Старец удалился, и Иустин уже более никогда не встречал его, но его слова возбудили в нем сильное желание изучать писания пророков. «В сердце моем, – говорит он, – возгорелся огонь, и меня объяла любовь к пророкам, которые суть друзья Христовы». Он начал изучать Священное Писание и, с помощью Божией, вскоре убедился в истине христианской веры; он всей душой возлюбил Христа и нашел свет, покой и отраду в Евангельской истине.
Прежде чем принять Святое Крещение, Иустин пожелал ближе узнать христиан, увидеть, исполняют ли они точно, что повелел им Спаситель. Христиан обвиняли в разврате, в преступлениях, все их ненавидели и преследовали, но Иустин видел, что они встречают смерть без страха, и уже одно это почел он доказательством их праведной жизни. «Человек, преданный страстям и находящий блаженство в земных наслаждениях, не может охотно встретить смерть», – думал он. Чем ближе Иустин знакомился с христианами, тем более он убеждался в ложности обвинений, возводимых на них, тем более он любил их за кротость, терпение, милосердие, твердость духа. На тридцатом году от роду он принял Святое Крещение, и отселе вся деятельность его была посвящена Богу и ближним. Он обходил разные страны, проповедуя слово Божие, ибо считал своей священной обязанностью сообщать другим истину, которую узнал. «Кто может возвещать истину и не возвещает, тот будет осужден Богом», – писал он. Он сильно убеждал язычников отстать от ложного богопочитания и искать истину в святом учении, которое одно дает отраду и покой, очищая душу от всего дурного[90].
Иустин прибыл и в Рим, где открыл училище. Он носил мантию философов, но преподавал уже не языческую, а христианскую философию, возвещал слово Божие и спасение через веру в Христа. В Риме в ту пору было много лжеучителей. Из Египта и Сирии прибыли еретики из секты гностиков, Валентин и Кердон, которые активно распространяли свои лжеучения, выдавая их за христианскую мудрость[91].
К ним присоединился и третий ересеначальник, Маркион, который за развратную жизнь был отлучен от Церкви своим отцом, епископом в Понтийской области. Маркион прибыл в Рим, надеясь тут найти больше снисхождения, но Римская Церковь не согласилась принять его без разрешения его отца. Рассерженный отказом, Маркион сказал римским пресвитерам: «В таком случае я поселю вечный раздор в Церкви вашей», – и, пристав к Кердону, начал распространять нелепое учение о сотворении мира злым духом. Иустин в Риме много спорил с еретиками и с языческими философами, его школа посещалась большим числом учеников, которые с удовольствием слушали его слова, исполненные мудрости и живого, увлекательного красноречия.
В это время не было явного гонения, но ненависть язычников к христианам всегда находила средства вредить им, так что христиане нигде и никогда не могли считать себя в полной безопасности. К этому времени Церковь относит мученическую смерть святой Филицитаты и семи ее сыновей, казненных в Риме за то, что отказались совершить жертвоприношение богам. Язычники только и выжидали удобного случая, чтобы возбудить новое гонение и вынудить императора на строгие меры против ненавистных им христиан. Случай скоро представился. В Малой Азии были часты сильные землетрясения, и язычники стали требовать казни христиан как виновников бедствия. Вновь начались пытки и казни, опять стали распространять ложные обвинения на христиан, называть их безбожниками, преступниками, злодеями, заговорщиками. Тогда Иустин написал апологию, в которой, требуя от царя суда и справедливости, ясно и подробно излагает учение христиан, обряды их богослужения, их образ жизни. Эту апологию он сам подал императору Антонину в 150 году. Она дошла до нас и содержит драгоценные указания на образ жизни христиан и на состояние церковного учения в то время.
В этой апологии Иустин просит государя рассмотреть, в чем заключается вина христиан, а не осуждать их за одно только название. Речь его тверда и смела, она обращена к императору, к сыну его, к сенату и к римскому народу. «К вам, – говорит он, – я обращаюсь с моим словом и прошением за людей из всех народов, несправедливо ненавидимых и гонимых… Вы называетесь благочестивыми и философами, блюстителями правды… теперь окажется, таковы ли вы на самом деле. Мы предстали пред вами, не с тем, чтобы льстить вам, но требовать, чтобы вы судили нас по строгом и тщательном исследовании, а не руководствовались предубеждением или угодливостью людям суеверным, не увлекаясь неразумным порывом или давней, утвердившейся в вас, худой о нас молвой… Чрез это вы произнесли бы только приговор против самих себя. Что касается нас, мы убеждены, что ни от кого не можем потерпеть вреда, если не обличат нас в худом деле… Вы можете умерщвлять нас, но вреда сделать нам не можете».