Не успела я глазом моргнуть, как Анна Сергеевна выволокла меня в тренажерный зал, громко вопя:
– Чтоб больше этого не было, блин! Иначе я тебя по стенке размажу! Поймешь, с кем имеешь дело! Кто ты и кто я! Я тебе не тетя Маня из овощного ларька, я – Алина Алова!
Потрясенная публика с упоением слушала, включая Настю, стоящую на весах. Наконец, Анна Сергеевна удалилась, а нам пришло время спешить на йогу.
О занятии скажу одно – питаться упавшими с дерева листьями йога не помогает. Наоборот, мне страшно захотелось мяса (это не означает, что я собиралась отказаться от взбитых сливок. Сперва требовалось мясо, а потом они). Но не могу не отметить другой поразительный факт. Мы с Настей добросовестно взвесились дважды – до процедуры и после. За ночь, оказывается, Настя сбавила триста грамм, а я их прибавила. После йоги я прибавила еще триста, Настя же – сразу полкило.
Я поняла любимую Бриджит Джонс, измеряющую вес ежедневно. Этот процесс завораживает непредсказуемостью результата – что-то вроде лотереи. Правда, Настя восприняла ситуацию несколько более мрачно и, бурча, повлекла меня к загадочному агрегату в углу.
– Лучше будем не взвешиваться, а измеряться, – непререкаемым тоном заявила она. – Это более надежно. Становись сюда.
– Сама сперва становись, – потребовала я, опасаясь, что странная штука является орудием пытки.
Настя, как ни странно, не возражала. Что касается ее данных, я деликатно промолчу, а мои настолько меня поразили, что скрывать их не стану. Девяносто девять – шестьдесят девять – девяносто девять – согласитесь, очень напоминает цену на праздничной распродаже. Никак не ожидала от своей фигуры подобной хитрости. Если округлить вниз (я-то, как математик, девяносто девять всегда округляю до ста, а, например, моя простодушная мама часто радуется: смотри-ка, было сто, а теперь всего девяносто с чем-то, ах, какая скидка!), так вот, если округлить вниз, получится идеал пятидесятых: девяносто-шестьдесят-девяносто. Есть чем гордиться!
После этой садомазохистской процедуры мы пошли в кафе, где набросились на мясо.
– Извини, – утолив первый голод, произнесла Настя, – я не думала, что Алина Алова такая вредина. Знала бы, я бы тебя сегодня в фитнес-центр не потащила. Специально она, что ли, выскочила, чтобы снова на тебя поорать?
– Это еще что, – махнула я рукой. – Вечером она собирается открыть мне страшную тайну. Наверное, что-нибудь из жизни олигархов. Сама понимаешь, как мне это необходимо… Других забот у меня нет!
Разумеется, Настя заинтересовалась, а я ей тут же все рассказала. Ведь на сей раз от меня не требовали молчать!
– И ты пойдешь? – уточнила Настя.
– А что делать? Я ж обещала.
– А вот я бы на твоем месте не пошла. Мне ее поведение очень подозрительно. Она наверняка хочет втравить тебя в какую-нибудь историю.
Я вспомнила выражение лица Анны Сергеевны, ее голос и покачала головой.
– Нет. Она говорила искренне.
– Тем более, – не сдавалась Настя. – Охота тебе влезать в чужие неприятности?
– В целом неохота, – призналась я, – но я пообещала. Ну, приспичило человеку выговориться перед таким лузером, как я, – вполне естественное желание. Выслушивать всякий бред – моя специальность. Причем, в отличие от психоаналитика, мои услуги бесплатны. Лучше держи – это тебе от меня безвозмездный подарок. От сердца отрываю! Учти – если студенты перестанут делиться со мною мужской энергетикой, буду звонить тебе и консультироваться. Очень часто.
И я вытащила «Триста шестьдесят пять способов знакомства».
Слава богу, Настя не подкачала. С присущей ей основательностью она не открыла, подобно мне, книгу наугад, а полезла в оглавление, обнаружив там целый огромный раздел «А я люблю спортсменов, красивых непременно», с подпунктами «Водные процедуры не только полезны» (двусмысленное заявление), «Поза лотоса и все такое» и много чем еще. Разумеется, по причине йоги мы тут же вцепились в «Позу лотоса и все такое». Оказывается, «хорошим поводом для знакомства на йоге послужит вопрос о специальном питании» (подозреваю, я бы ошеломила любого мужчину, спросив, питается ли он упавшими на землю листьями). Еще можно поинтересоваться: «Я слышала, занятия йогой увеличивают сексуальный потенциал мужчин. Это правда?» Дальше мы читать не смогли, потому что Настя от смеха выплеснула половину сливок из своей вазочки, а продукт было жалко.
Дома я прежде всего включила телевизор. Как раз сегодня в программе значился «Мур-мур-гламур», а эта передача теперь весьма меня интересовала. На экране и впрямь предстала Анна Сергеевна – почему-то я до последнего в это не верила. Шла встреча с каким-то певцом. Я слушала и поражалась. Когда дурак пытается выдавать себя за умного – это мне понятно. Но Анна Сергеевна с удивительной ловкостью изображала круглую дуру! Правда, она не стреляла глазками и не двигала бровками так замечательно, как ее гость, но тут уж не ее вина, что в нем оказалось куда больше женственности. Зато она задавала совершенно дурацкие вопросы и с упоением воспринимала еще более дурацкие ответы. Пожалуй, мне не мешало бы у нее поучиться, тогда все экзамены будут проходить «на ура», даже пересдач не понадобится. Но, увы, у меня идиосинкразия на глупость, поэтому я была вынуждена выключить телевизор. Тем более, пришла пора ехать в фитнес-центр.
Скажу сразу: мои способности к медицине равны нулю. Я бы, как математик, даже охарактеризовала их как отрицательные. Еще собственную кровь я с грехом пополам терплю, но при виде чужой меня просто выворачивает наизнанку. Я почувствовала, что падаю в обморок, однако в последний момент подумала: вдруг Анна Сергеевна жива и ей нужна помощь? – поэтому усилием воли сохранила сознание, даже приблизилась к телу. Господи, какой ужас! Белая футболка несчастной женщины стала красной, на груди – страшная рана, а на полу валяется пистолет. Почему-то мне безумно захотелось этот пистолет подобрать, хотя из детективов твердо знаю, что этого делать не стоит.
Косясь на пистолет, я, подвывая от ужаса, прикоснулась к руке Анны Сергеевны. Ну, и что я надеялась узнать? Разве я отличу живого от мертвого? «Господи, да я же в фитнес-центре! – вдруг сообразила я. – Тут наверняка есть врач!»
Я рванула к двери в общий зал, но та оказалась заперта. Не в силах с этим смириться, я билась в нее, словно ошалевшая бабочка, тем более что из-за двери доносились голоса. Наконец, ко мне вернулся рассудок – по крайней мере, какая-то его часть. Надо позвонить в милицию или в скорую. Если Анна Сергеевна мертва, то в милицию, а иначе в скорую.
Вытащив мобильник, я оптимистично набрала номер последней.
– Скорая слушает, – раздраженно ответили мне.
И тут обнаружилась новая напасть. Я потеряла голос! Эта пакость происходит со мной отнюдь не впервые. У меня на нервной почве что-то случается с голосовыми связками – они отказываются служить. Я могу шипеть или шептать, а говорить нормально не в силах.
– Тут лежит застреленное тело, – зашептала я.
– Вас не слышно.
– Тело…
– Перезвоните, вас не слышно.
Я мрачно стояла с телефоном в руке. Вызвать милицию я тоже не сумею – вряд ли у них слух намного лучше, чем у врачей. Господи, что же делать?
Проблема разрешилась сама. Дверь, ведущая в общий зал, неожиданно открылась, на пороге стоял красавец Денис.
– Вот, – прошептала я, окровавленной рукой указывая на труп. И, сняв, наконец, с себя ответственность, удовлетворенно потеряла сознание.
Очнулась я в комнате, похожей на место убийства, но немного иначе обставленной. Очевидно, вип-зона состояла из нескольких небольших залов.
– Ну, вот и славно, – приветствовал меня мужчина средних лет. – Отдел по раскрытию умышленных убийств, подполковник Степанов. Ну, что вы нам расскажете, девушка? Советую быть откровенной. Почему вы ее убили?
Мне страстно захотелось снова потерять сознание – увы, не получилось.
– Я не убивала, – жалобно прошептала я.
– Что? – не понял подполковник. – Говорите нормально.
– Не могу, – зашипела я. – Исчез голос. Нервное.
Ситуация вынуждала выражаться лаконично. Впрочем, подобным искусством я владею в совершенстве. Во время лекции я вечно выискиваю самые короткие слова, поскольку очень не люблю писать на доске.
Степанов посмотрел на меня, словно я на занудливого двоечника, из-за которого вынуждена торчать на работе вместо того, чтобы быстренько со всеми разобраться и бежать домой ужинать.
– Значит, нервное, – с отвращением повторил он. – Больная, значит?
– Здоровая, – опровергла поклеп я. Хотя, конечно, при более благоприятных обстоятельствах могла бы ответить куда более обстоятельно и не столь категорично. Спина вот после четырехчасовой лекции болит! Еще ноги. И даже руки иногда.
Однако, на счастье милиционера, узнать о моей спине ему не довелось.
– Документы при себе есть?
Я, порывшись в сумке, вытащила пропуск в университет.
– Доцент, – удивленно прочел мой собеседник. – Правда, что ли?
Я молча кивнула.
– И что же вы, Екатерина Игоревна, вот так вот?
Я развела руками.
– Значит, говорите, не убивали?
Я закивала со всей доступной мне убедительностью.
– Ну, расскажите, как вы сюда пришли, зачем, почему…
Я укоризненно глянула на жестокосердного представителя власти. Можно подумать, он не понимает: рассказать что-либо выше моих нынешних физических возможностей. А промолчу, на меня сейчас же наденут наручники и поволокут в тюрьму – или куда там волокут несчастных обвиняемых, которые отказываются сотрудничать со следствием? Неважно, все равно мне там не понравится. Одно радует – мама в отъезде. У нее случился бы инфаркт, если б она узнала, что любимую дочь арестовали.
И тут мне пришла в голову гениальная мысль. Дело в том, что когда-то я ходила на курсы фонационного тренинга. В частности, нас там учили, как при необходимости в минимальные сроки восстановить голосовые связки. Правда, потом будет еще хуже, но на короткое время ты хоть немного заговоришь. Кстати, это меня прямо-таки спасло перед защитой диссертации. Я давно не тренировалась, но, кажется, основные методы помню. Как же там?
– Гум-гум-гум, – задудела я. – Зум-зум-зум. Дум-дум-дум. Лум-лум-лум.
Степанов подскочил на стуле.
– Здоровая, говорите? – недоверчиво осведомился он. – На учете-то состоите? В диспансере?
Я почувствовала, что голос прорезается. Но, увы, исключительно в виде дудения – или, в крайнем случае, пения.
– Упражнения для связок, – попытавшись хоть как-то прояснить ситуацию, запела я. – Помогают мне они.
Милиционер попался какой-то нервный. Он снова вздрогнул и поспешно от меня отодвинулся.
– Я пришла сюда на встречу, – нараспев начала я свой отчет и чуть было автоматически не добавила: «Рассказать, что солнце встало». Тут уж меня точно арестовали бы за оскорбление представителя власти – или, возможно, вызвали бы санитаров со смирительной рубашкой. – Мне назначила она. Обнаружила я тело. И лежал там пистолет.
– Сегодня днем вы поссорились с убитой, – заметил подполковник. – Есть масса свидетелей. И вчера вы ссорились. Она обвиняла вас в том, что вы за ней следите.
– Она поняла, что ошиблась, решила довериться мне. Сюда вот меня пригласила, хотела мне что-то сказать, – речитативом (очевидный, греющий сердце прогресс!) сообщила я.
– Откуда вы с ней знакомы? О чем вам хотела сказать? – неожиданно в тон мне завыл милиционер. Впрочем, тут же сплюнул в сердцах и повторил нормально: – Откуда вы знаете Алину Алову?
С голосом стало получше. Очень тихо, но говорить я уже могла.
– Я пишу детективы. В издательстве мне предложили помочь написать детектив Анне Сергеевне. У нее был придуман сюжет. Я приехала к ней домой, послушала ее и поняла, что не сумею написать, как ей нужно. Поэтому я отказалась. А вчера я пришла с подругой в фитнес-центр, меня увидела Анна Сергеевна и решила, что я ее выследила. Она стала на меня кричать. Зато сегодня провела в вип-зону, извинилась и сказала, что ей очень нужно поделиться со мной чем-то важным. Но не сей момент, потому что за нашим разговором, якобы, следят. Она попросила меня прийти сюда в девять вечера через служебный вход, обещала оставить дверь незапертой. Я пришла. В комнате было темно. Я включила свет и обнаружила тело.
Краткость – сестра таланта. Особенно когда у тебя проблемы со связками. Но, похоже, моя лаконичная повесть не проняла бесчувственного подполковника. По крайней мере, лицо его выражало неприкрытое сомнение.
– Говорите, сегодня она перед вами извинилась? А свидетели утверждают, кричала на вас хуже вчерашнего.
– Для виду, – пояснила я. – Чтобы сбить с толку тех, кто, по ее мнению, за ней следит.
– И кто это может подтвердить?
Я пожала плечами, а подполковник продолжил:
– Вы виделись всего один раз, поболтали о литературе, и вдруг она решила вам довериться в вопросе жизни и смерти. Именно вам, а не более близким своим знакомым.
– Потому что я лузер, – в ужасе, что упустила столь важную деталь, отчиталась я, – а они практичные и за деньги ее выдадут. Так она объяснила.
Степанов между тем внимательно изучал мою фотографию на пропуске. Я испугалась еще больше. Получив в свое время институтский пропуск, я впала в такую депрессию, что Настя вынуждена была подвести меня к зеркалу и провести сеанс психотерапии.
– У тебя сколько глаз? – строго вопрошала она.
– Два.
– А здесь сколько?
– Один.
– У тебя есть шея? – продолжала моя подруга.
– Есть.
– А здесь?
– Нет.
– У тебя лицо синее?
– Нет, – радовалась я.
– А здесь синее. Почему ты считаешь, что это ты? Только потому, что на этом существе твой свитер?
Так вот, одноглазое бесшейное синее существо в моем свитере вряд ли было способно вызвать положительные эмоции. Боюсь, его хотелось не то что арестовать, а немедленно казнить без суда и следствия. Поэтому мне не нравилось, что подполковник разглядывает пропуск. Мозг мой судорожно искал способ оправдаться, пока еще не поздно.
– Анну Сергеевну убили из пистолета, – сообразила я. – Ну, откуда у меня пистолет?
– Как раз огнестрельное оружие в наши дни достать не проблема, – отмахнулся Степанов.
– Вам-то, конечно, не проблема, – прорезавшимся от возмущения басом прокомментировала я.
– Вы что, меня обвиняете в убийстве? – опешил подполковник.
Час от часу не легче! Нет, надо следить за манерой выражаться, не доведет она меня до добра.
– Не обвиняю, нет, – поспешно забасила я. – Просто объясняю, что люди вроде меня видят пистолеты только по телевизору. И хотела б – не достала бы.
Милиционер оживился.
– А хотели?
Я с трудом сдержалась, чтобы не рявкнуть – будете и дальше издеваться, достану и даже применю! Ну, за что мне такая напасть?
– Не хотела.
– Ладно, – вздохнул Степанов, – идите пока. Подпишите здесь и здесь. Завтра в семнадцать часов придете в наш отдел. И помните – до окончания следствия вы не должны покидать город.
Я была согласна на все, лишь бы вырваться. Сама не помню, как добралась до дома. Там я прежде всего влезла под душ и долго мылась, причем с головой – верное средство от отрицательных эмоций. Не успела толком вытереться, как затрезвонил телефон. Кто же, если не Настя?
– Ну, как? – поинтересовалась она. – Что-то ты долго.
– Ты была права, – честно призналась я. – Лучше бы я туда не ходила…
И я поведала ей свою печальную историю.
– Да, – потрясенно прокомментировала Настя, – ты больше не в стагнации. Поздравляю!
– Боюсь, что так, – вздохнула я. – Очевидно, ты очень хотела меня из нее вывести – и вот результат. Надеюсь, что ты представляла себе этот процесс более гуманным.
Настя оживилась.
– А на следующем этапе случится то, чего очень хочешь ты, – познакомишься с олигархом!
– Очевидно, окажусь на одних нарах с Ходорковским. Говорят, в тюрьмах сейчас жуткая скученность.
– Чушь, – возразила Настя. – Ни на каких нарах ты не окажешься. У тебя нет мотива для убийства.
– Подполковник знает, что Анна Сергеевна на меня кричала. Этому есть масса свидетелей.
– Убивай мы каждого, кто на нас кричит, – мечтательно заметила моя подруга, – и мы все останемся без начальников.
– Думаешь, меня всерьез не подозревают? – немного взбодрилась я.
– Уверена. Ты посмотри на себя! Хоть ты и вышла наконец из стагнации, однако на убийцу никак не тянешь. Пока. Я уверена, Алину Алову убил кто-то из ее круга. Знаешь, на телевидении крутятся такие деньги, что я ничему не удивлюсь. Не знаю, о чем она хотела тебе рассказать, но у ее канала… то есть у канала ее дяди… сейчас как раз проблемы.
– Какие? – заинтересовалась я, вспомнив сюжет, предложенный Анной Сергеевной для детектива.
– Ну, я особо не вникала, но их почему-то упорно поливает грязью Уралов. Да, ты ж наверняка не знаешь Уралова. Известный журналист и политический обозреватель, лицо канала… забыла название, но неважно. Тебе оно все равно ни о чем не скажет.
– Этот канал контролирует какой-то политик? – уточнила я.
– Ходят слухи, что «заказывает музыку» там Надиров. Слушай, а откуда ты-то знаешь? Колись! Чувствую, ты только делаешь вид, будто любишь классическую литературу и Мариинский балет, а сама тайком читаешь желтую прессу и смотришь сериалы.
Я решилась. Честное слово, конечно, свято, но жизнь и смерть человека куда священнее.
– Мне обязательно надо завтра рассказать подполковнику о сюжете, который сочинила Анна Сергеевна. Вернее, она его не сочинила, а, судя по всему, взяла из жизни. Именно его она и попросила меня скрывать. Думаю, теперь я свободна от своего обещания.
– Разумеется. Нельзя скрывать от следствия то, что может иметь отношение к убийству.
Настя выжидающе смолкла.
– Семь бед – один ответ, – констатировала я. – Конечно, я и тебе расскажу. Только я не очень хорошо помню. Мне тогда показалось – какая-то ахинея. Есть два телевизионных канала… назовем их олигархическим и политическим. Олигархическим негласно владеет олигарх, дядя главной героини…
– Павел Иванченко, – подсказала Настя.
– Вот именно. А формально его возглавляет бывшая бизнес-леди, которая занимается финансовыми аферами…
– Татьяна Цапова, – объяснила мне подруга. – Людей раздражает, что она слишком откровенно пиарит Иванченко, но в целом каналом руководит неплохо. Это она догадалась купить на Западе за бесценок идеи разных устаревших телешоу и устроить их у нас. Рейтинг канала сразу подскочил вверх. А политический канал – это тот, который контролирует Надиров, я правильно поняла?
– Наверное. Дядя-олигарх – ангел во плоти, думающий не о деньгах, а только о благе простого народа. Но коварный владелец политического канала обвинил ангела в уклонении от налогов и вообще всячески его обижал. Переманивал ведущих, крал идеи…
– Точно! – оживилась Настя. – Представляешь, что они сделали? Они взяли ту же идею телепередачи, чуть-чуть изменили – так, что вроде бы это стало их самостоятельной разработкой – и пустили у себя. При этом очень сильно снизили уровень, зато успели раньше конкурентов. А уж что Уралов несет про Иванченко – приятно послушать! Уклонение от налогов – так, мелочь. Не удивлюсь, если скоро выяснится, что Иванченко питается исключительно мясом новорожденных младенцев.
– Надо же, – удивилась я, – Анна Сергеевна рассказала чистую правду. А мне казалось – бред сумасшедшего! Знаешь, мне ее очень жалко. Когда убивают человека, жалко в любом случае, но тут особенно.
– Почему особенно?
– Ну, сперва я приняла ее за типичного нувориша… ограниченная, вульгарная, высокомерная. А сегодня мне показалось, что она не чувствует себя по-настоящему счастливой, ей, кроме денег и популярности, хочется чего-то еще. Именно поэтому она решила написать книгу. Выплеснуть в ней свои мечты, понимаешь? Очень романтические, наивные, в чем-то даже детские. Ей казалось, сюжет про телеканалы нужен для привлечения читателей (хотя не знаю, кого бы такое привлекло), но главным была идеальная героиня.
Моя подруга хмыкнула.
– Многим людям почему-то мнится, что история их жизни всем очень интересна. Итак, основная идея – борьба каналов, я правильно поняла?
– Ну да. Олигарх знал, что политик когда-то использовал общественные деньги в личных целях, и решил его уличить. Тогда политик подкупил рабочих олигарха, чтобы те устроили забастовку.
Я замолкла.
– А дальше? – подбодрила меня Настя.
– Дальше мы перешли к описанию характера героини, прекрасной Карины, я начала непристойно ржать, и наше сотрудничество закончилось. Нет, не совсем так. Там еще была Виктория, подруга героини и жена олигарха. Типичная пустоголовая блондинка и стерва, но идеальная Карина нежно ее любит.
– Валерия, – пояснила Настя. – Помнишь, я тебе о ней говорила? Была фотомоделью, а сейчас жена Иванченко. При чем тут она?
– Не знаю. Анна Сергеевна хотела, чтобы героиню нельзя было заподозрить в убийстве, а вот подругу наоборот.
– А кого должны были убить? – жадно осведомилась Настя.
– Ей было все равно, она сказала – придумаете сами. Но уж явно не Карину и не Викторию. Слушай, есть один человек, который знает о сюжете больше меня, и милиция наверняка сможет его найти. До меня Анне Сергеевне помогал писать какой-то журналист Олег, но результат ей не понравился. Она даже хотела дать мне его вариант текста, но я, дура, не взяла.
– Ну, вот, – бодро заметила Настя, – ты расскажешь все это завтра в милиции, и тебя никто не станет больше подозревать. Зато какой незабываемый жизненный опыт!
На этой светлой ноте мы завершили разговор.
– Доброе утро! Рад с вами познакомиться. Я журналист, зовите меня Миша. Мы хотим взять у вас интервью о том, как вы нашли тело Алины Аловой.
«Значит, шпион», – поняла я и ехидно полюбопытствовала:
– Ваш предыдущий визит вы знакомством не считаете?
– В прошлый раз был не я, – отрапортовал глупый шпион.
– Неужели? Покажите, пожалуйста, ваше журналистское удостоверенье.
Парень пожал плечами и сунул мне новенькую книжицу. Действительно, Михаил Антонов, тележурналист, и даже название канала присутствует. Теперь-то я их запомнила и с удовлетворением опознала – кто бы сомневался! – канал политика Надирова.
– Зачем же вы в прошлый раз выпросили у меня расчетное задание, раз вы журналист?! – строго осведомилась я.
– Я вам его верну, – жалобно пролепетал он. – То есть я… ну…
Я смилостивилась.
– Да ладно! Лучше расскажите, кто же вас, такого, ко мне посылает, да еще вторично?
– Да я и сам не хотел, – горестно вздохнул Миша. – А что, вы действительно сразу меня узнали, или просто догадались?
Я опешила. Честно говоря, у меня плохая память на лица (а также на фамилии, адреса и любую другую бессмысленную информацию), но в данном конкретном случае я идентифицировала парня без проблем.
– Это потому, что вы препод, – мрачно прокомментировал бедняга. – Я так клево переменил внешность – любимая девушка, и та без пол-литры не узнает. В прошлый раз я был в джинсах и с длинными волосами, а сейчас побрился налысо и надел костюм с галстуком. И еще серьгу с брови снял. Я и сам-то себя в зеркале не узнал!
Вглядевшись, я обнаружила, что тип, и правда, странноватый – лысый, зато при полном параде. А как он выглядел в прошлый раз? Ума не приложу. Я редко обращаю внимание на несущественные подробности. Но как же тогда я молниеносно определила, что это именно он?
Мне вспомнилась восточная легенда о шахе, которому незнакомец пообещал лучшую в мире лошадь – черного жеребца. И привел прекрасную белую кобылу. Шах разозлился, что поставщик столь некомпетентен и не в силах даже определить пол и масть, зато визирь с восторгом сказал: «Вот это настоящий специалист! Он не видит мелочей, только главное».
Нечто подобное, похоже, происходит со мной на работе. Я тщетно пытаюсь запомнить внешность своих учеников, но стоит кому-то из них выйти к доске или написать контрольную, и он впечатывается в мою память намертво (хотя вне стен института я его вряд ли отличу от других молодых людей). Поскольку в прошлый раз я приняла Мишу за студента, с которым придется долго мучиться, я автоматически занесла его неповторимые умственные данные в свой реестр. А там уж хоть переодевайся, хоть брейся налысо, хоть меняй отпечатки пальцев – нам, преподавателям, плевать.
Развивать данную теорию перед собеседником я не стала, вместо этого с искренним сочувствием поинтересовалась:
– Так вы специально из-за меня побрились?
– Не, – усмехнулся он, – я давно хотел. Это прикольно.
– Так кто же вас послал ко мне и зачем?
Миша замялся.
– Ничего страшного, говорите, как есть, – предложила я гипнотическим тоном, обычно приберегаемым мною для очень тупых, но добросовестных студентов, которые наверняка знают ответ на задаваемый вопрос, однако крайне неохотно извлекают его на свет божий.
– Меня послал сам Уралов, – наконец, не без гордости информировал журналист. – Слушайте, нам ведь обоим это выгодно, а? Я сумею проявить себя, а вы засветитесь в прессе.
– А чего выгодного – засветиться в прессе? – удивилась я.
– Как чего? – опешил Миша. – Ну… просто. Все хотят.
– А я нет. Тем более, не очень понимаю, в какой именно прессе. Вы ведь тележурналист, а снимать меня, похоже, не собираетесь.
– Мне дали только диктофон, – почесал лысую голову простодушный шпион. – А правда, странно. Екатерина Игоревна, ну, не губите хорошего человека! Если я снова вернусь ни с чем, меня с канала вышибут. Я и так на птичьих правах. Ну, чего вам стоит!
– Чтоб больше этого не было, блин! Иначе я тебя по стенке размажу! Поймешь, с кем имеешь дело! Кто ты и кто я! Я тебе не тетя Маня из овощного ларька, я – Алина Алова!
Потрясенная публика с упоением слушала, включая Настю, стоящую на весах. Наконец, Анна Сергеевна удалилась, а нам пришло время спешить на йогу.
О занятии скажу одно – питаться упавшими с дерева листьями йога не помогает. Наоборот, мне страшно захотелось мяса (это не означает, что я собиралась отказаться от взбитых сливок. Сперва требовалось мясо, а потом они). Но не могу не отметить другой поразительный факт. Мы с Настей добросовестно взвесились дважды – до процедуры и после. За ночь, оказывается, Настя сбавила триста грамм, а я их прибавила. После йоги я прибавила еще триста, Настя же – сразу полкило.
Я поняла любимую Бриджит Джонс, измеряющую вес ежедневно. Этот процесс завораживает непредсказуемостью результата – что-то вроде лотереи. Правда, Настя восприняла ситуацию несколько более мрачно и, бурча, повлекла меня к загадочному агрегату в углу.
– Лучше будем не взвешиваться, а измеряться, – непререкаемым тоном заявила она. – Это более надежно. Становись сюда.
– Сама сперва становись, – потребовала я, опасаясь, что странная штука является орудием пытки.
Настя, как ни странно, не возражала. Что касается ее данных, я деликатно промолчу, а мои настолько меня поразили, что скрывать их не стану. Девяносто девять – шестьдесят девять – девяносто девять – согласитесь, очень напоминает цену на праздничной распродаже. Никак не ожидала от своей фигуры подобной хитрости. Если округлить вниз (я-то, как математик, девяносто девять всегда округляю до ста, а, например, моя простодушная мама часто радуется: смотри-ка, было сто, а теперь всего девяносто с чем-то, ах, какая скидка!), так вот, если округлить вниз, получится идеал пятидесятых: девяносто-шестьдесят-девяносто. Есть чем гордиться!
После этой садомазохистской процедуры мы пошли в кафе, где набросились на мясо.
– Извини, – утолив первый голод, произнесла Настя, – я не думала, что Алина Алова такая вредина. Знала бы, я бы тебя сегодня в фитнес-центр не потащила. Специально она, что ли, выскочила, чтобы снова на тебя поорать?
– Это еще что, – махнула я рукой. – Вечером она собирается открыть мне страшную тайну. Наверное, что-нибудь из жизни олигархов. Сама понимаешь, как мне это необходимо… Других забот у меня нет!
Разумеется, Настя заинтересовалась, а я ей тут же все рассказала. Ведь на сей раз от меня не требовали молчать!
– И ты пойдешь? – уточнила Настя.
– А что делать? Я ж обещала.
– А вот я бы на твоем месте не пошла. Мне ее поведение очень подозрительно. Она наверняка хочет втравить тебя в какую-нибудь историю.
Я вспомнила выражение лица Анны Сергеевны, ее голос и покачала головой.
– Нет. Она говорила искренне.
– Тем более, – не сдавалась Настя. – Охота тебе влезать в чужие неприятности?
– В целом неохота, – призналась я, – но я пообещала. Ну, приспичило человеку выговориться перед таким лузером, как я, – вполне естественное желание. Выслушивать всякий бред – моя специальность. Причем, в отличие от психоаналитика, мои услуги бесплатны. Лучше держи – это тебе от меня безвозмездный подарок. От сердца отрываю! Учти – если студенты перестанут делиться со мною мужской энергетикой, буду звонить тебе и консультироваться. Очень часто.
И я вытащила «Триста шестьдесят пять способов знакомства».
Слава богу, Настя не подкачала. С присущей ей основательностью она не открыла, подобно мне, книгу наугад, а полезла в оглавление, обнаружив там целый огромный раздел «А я люблю спортсменов, красивых непременно», с подпунктами «Водные процедуры не только полезны» (двусмысленное заявление), «Поза лотоса и все такое» и много чем еще. Разумеется, по причине йоги мы тут же вцепились в «Позу лотоса и все такое». Оказывается, «хорошим поводом для знакомства на йоге послужит вопрос о специальном питании» (подозреваю, я бы ошеломила любого мужчину, спросив, питается ли он упавшими на землю листьями). Еще можно поинтересоваться: «Я слышала, занятия йогой увеличивают сексуальный потенциал мужчин. Это правда?» Дальше мы читать не смогли, потому что Настя от смеха выплеснула половину сливок из своей вазочки, а продукт было жалко.
Дома я прежде всего включила телевизор. Как раз сегодня в программе значился «Мур-мур-гламур», а эта передача теперь весьма меня интересовала. На экране и впрямь предстала Анна Сергеевна – почему-то я до последнего в это не верила. Шла встреча с каким-то певцом. Я слушала и поражалась. Когда дурак пытается выдавать себя за умного – это мне понятно. Но Анна Сергеевна с удивительной ловкостью изображала круглую дуру! Правда, она не стреляла глазками и не двигала бровками так замечательно, как ее гость, но тут уж не ее вина, что в нем оказалось куда больше женственности. Зато она задавала совершенно дурацкие вопросы и с упоением воспринимала еще более дурацкие ответы. Пожалуй, мне не мешало бы у нее поучиться, тогда все экзамены будут проходить «на ура», даже пересдач не понадобится. Но, увы, у меня идиосинкразия на глупость, поэтому я была вынуждена выключить телевизор. Тем более, пришла пора ехать в фитнес-центр.
* * *
Я сама была не рада, что согласилась, однако ничего не поделаешь – терпеть не могу нарушать обещания. Поэтому через полчаса я уже дергала служебную дверь, которая и впрямь оказалась не заперта. Поднявшись на лифте, я зашла в комнату, где сегодня днем беседовала с Анной Сергеевной. Там царила кромешная тьма. Разумеется, я совершенно не помнила, где выключатель, и долго безуспешно ощупывала стены. В какой-то момент я вдруг почувствовала, что наткнулась на нечто странное. Вроде бы человек, но при моем прикосновении он не издал ни звука. К тому же я испачкалась чем-то липким и теплым. Сердце глухо ухнуло от совершенно нерационального, непонятного страха, и потрясенный мозг неожиданно сообщил, что выключатели сейчас размещают не наверху, как я привыкла, а где-то на уровне живота (живота – это еще деликатно сказано). Пошарив на нужной высоте, я и впрямь обнаружила какую-то блямбу, нажала на нее – и в ужасе попятилась. Мои руки были в крови, а прямо передо мной на тренажере лежала мертвая Анна Сергеевна.Скажу сразу: мои способности к медицине равны нулю. Я бы, как математик, даже охарактеризовала их как отрицательные. Еще собственную кровь я с грехом пополам терплю, но при виде чужой меня просто выворачивает наизнанку. Я почувствовала, что падаю в обморок, однако в последний момент подумала: вдруг Анна Сергеевна жива и ей нужна помощь? – поэтому усилием воли сохранила сознание, даже приблизилась к телу. Господи, какой ужас! Белая футболка несчастной женщины стала красной, на груди – страшная рана, а на полу валяется пистолет. Почему-то мне безумно захотелось этот пистолет подобрать, хотя из детективов твердо знаю, что этого делать не стоит.
Косясь на пистолет, я, подвывая от ужаса, прикоснулась к руке Анны Сергеевны. Ну, и что я надеялась узнать? Разве я отличу живого от мертвого? «Господи, да я же в фитнес-центре! – вдруг сообразила я. – Тут наверняка есть врач!»
Я рванула к двери в общий зал, но та оказалась заперта. Не в силах с этим смириться, я билась в нее, словно ошалевшая бабочка, тем более что из-за двери доносились голоса. Наконец, ко мне вернулся рассудок – по крайней мере, какая-то его часть. Надо позвонить в милицию или в скорую. Если Анна Сергеевна мертва, то в милицию, а иначе в скорую.
Вытащив мобильник, я оптимистично набрала номер последней.
– Скорая слушает, – раздраженно ответили мне.
И тут обнаружилась новая напасть. Я потеряла голос! Эта пакость происходит со мной отнюдь не впервые. У меня на нервной почве что-то случается с голосовыми связками – они отказываются служить. Я могу шипеть или шептать, а говорить нормально не в силах.
– Тут лежит застреленное тело, – зашептала я.
– Вас не слышно.
– Тело…
– Перезвоните, вас не слышно.
Я мрачно стояла с телефоном в руке. Вызвать милицию я тоже не сумею – вряд ли у них слух намного лучше, чем у врачей. Господи, что же делать?
Проблема разрешилась сама. Дверь, ведущая в общий зал, неожиданно открылась, на пороге стоял красавец Денис.
– Вот, – прошептала я, окровавленной рукой указывая на труп. И, сняв, наконец, с себя ответственность, удовлетворенно потеряла сознание.
Очнулась я в комнате, похожей на место убийства, но немного иначе обставленной. Очевидно, вип-зона состояла из нескольких небольших залов.
– Ну, вот и славно, – приветствовал меня мужчина средних лет. – Отдел по раскрытию умышленных убийств, подполковник Степанов. Ну, что вы нам расскажете, девушка? Советую быть откровенной. Почему вы ее убили?
Мне страстно захотелось снова потерять сознание – увы, не получилось.
– Я не убивала, – жалобно прошептала я.
– Что? – не понял подполковник. – Говорите нормально.
– Не могу, – зашипела я. – Исчез голос. Нервное.
Ситуация вынуждала выражаться лаконично. Впрочем, подобным искусством я владею в совершенстве. Во время лекции я вечно выискиваю самые короткие слова, поскольку очень не люблю писать на доске.
Степанов посмотрел на меня, словно я на занудливого двоечника, из-за которого вынуждена торчать на работе вместо того, чтобы быстренько со всеми разобраться и бежать домой ужинать.
– Значит, нервное, – с отвращением повторил он. – Больная, значит?
– Здоровая, – опровергла поклеп я. Хотя, конечно, при более благоприятных обстоятельствах могла бы ответить куда более обстоятельно и не столь категорично. Спина вот после четырехчасовой лекции болит! Еще ноги. И даже руки иногда.
Однако, на счастье милиционера, узнать о моей спине ему не довелось.
– Документы при себе есть?
Я, порывшись в сумке, вытащила пропуск в университет.
– Доцент, – удивленно прочел мой собеседник. – Правда, что ли?
Я молча кивнула.
– И что же вы, Екатерина Игоревна, вот так вот?
Я развела руками.
– Значит, говорите, не убивали?
Я закивала со всей доступной мне убедительностью.
– Ну, расскажите, как вы сюда пришли, зачем, почему…
Я укоризненно глянула на жестокосердного представителя власти. Можно подумать, он не понимает: рассказать что-либо выше моих нынешних физических возможностей. А промолчу, на меня сейчас же наденут наручники и поволокут в тюрьму – или куда там волокут несчастных обвиняемых, которые отказываются сотрудничать со следствием? Неважно, все равно мне там не понравится. Одно радует – мама в отъезде. У нее случился бы инфаркт, если б она узнала, что любимую дочь арестовали.
И тут мне пришла в голову гениальная мысль. Дело в том, что когда-то я ходила на курсы фонационного тренинга. В частности, нас там учили, как при необходимости в минимальные сроки восстановить голосовые связки. Правда, потом будет еще хуже, но на короткое время ты хоть немного заговоришь. Кстати, это меня прямо-таки спасло перед защитой диссертации. Я давно не тренировалась, но, кажется, основные методы помню. Как же там?
– Гум-гум-гум, – задудела я. – Зум-зум-зум. Дум-дум-дум. Лум-лум-лум.
Степанов подскочил на стуле.
– Здоровая, говорите? – недоверчиво осведомился он. – На учете-то состоите? В диспансере?
Я почувствовала, что голос прорезается. Но, увы, исключительно в виде дудения – или, в крайнем случае, пения.
– Упражнения для связок, – попытавшись хоть как-то прояснить ситуацию, запела я. – Помогают мне они.
Милиционер попался какой-то нервный. Он снова вздрогнул и поспешно от меня отодвинулся.
– Я пришла сюда на встречу, – нараспев начала я свой отчет и чуть было автоматически не добавила: «Рассказать, что солнце встало». Тут уж меня точно арестовали бы за оскорбление представителя власти – или, возможно, вызвали бы санитаров со смирительной рубашкой. – Мне назначила она. Обнаружила я тело. И лежал там пистолет.
– Сегодня днем вы поссорились с убитой, – заметил подполковник. – Есть масса свидетелей. И вчера вы ссорились. Она обвиняла вас в том, что вы за ней следите.
– Она поняла, что ошиблась, решила довериться мне. Сюда вот меня пригласила, хотела мне что-то сказать, – речитативом (очевидный, греющий сердце прогресс!) сообщила я.
– Откуда вы с ней знакомы? О чем вам хотела сказать? – неожиданно в тон мне завыл милиционер. Впрочем, тут же сплюнул в сердцах и повторил нормально: – Откуда вы знаете Алину Алову?
С голосом стало получше. Очень тихо, но говорить я уже могла.
– Я пишу детективы. В издательстве мне предложили помочь написать детектив Анне Сергеевне. У нее был придуман сюжет. Я приехала к ней домой, послушала ее и поняла, что не сумею написать, как ей нужно. Поэтому я отказалась. А вчера я пришла с подругой в фитнес-центр, меня увидела Анна Сергеевна и решила, что я ее выследила. Она стала на меня кричать. Зато сегодня провела в вип-зону, извинилась и сказала, что ей очень нужно поделиться со мной чем-то важным. Но не сей момент, потому что за нашим разговором, якобы, следят. Она попросила меня прийти сюда в девять вечера через служебный вход, обещала оставить дверь незапертой. Я пришла. В комнате было темно. Я включила свет и обнаружила тело.
Краткость – сестра таланта. Особенно когда у тебя проблемы со связками. Но, похоже, моя лаконичная повесть не проняла бесчувственного подполковника. По крайней мере, лицо его выражало неприкрытое сомнение.
– Говорите, сегодня она перед вами извинилась? А свидетели утверждают, кричала на вас хуже вчерашнего.
– Для виду, – пояснила я. – Чтобы сбить с толку тех, кто, по ее мнению, за ней следит.
– И кто это может подтвердить?
Я пожала плечами, а подполковник продолжил:
– Вы виделись всего один раз, поболтали о литературе, и вдруг она решила вам довериться в вопросе жизни и смерти. Именно вам, а не более близким своим знакомым.
– Потому что я лузер, – в ужасе, что упустила столь важную деталь, отчиталась я, – а они практичные и за деньги ее выдадут. Так она объяснила.
Степанов между тем внимательно изучал мою фотографию на пропуске. Я испугалась еще больше. Получив в свое время институтский пропуск, я впала в такую депрессию, что Настя вынуждена была подвести меня к зеркалу и провести сеанс психотерапии.
– У тебя сколько глаз? – строго вопрошала она.
– Два.
– А здесь сколько?
– Один.
– У тебя есть шея? – продолжала моя подруга.
– Есть.
– А здесь?
– Нет.
– У тебя лицо синее?
– Нет, – радовалась я.
– А здесь синее. Почему ты считаешь, что это ты? Только потому, что на этом существе твой свитер?
Так вот, одноглазое бесшейное синее существо в моем свитере вряд ли было способно вызвать положительные эмоции. Боюсь, его хотелось не то что арестовать, а немедленно казнить без суда и следствия. Поэтому мне не нравилось, что подполковник разглядывает пропуск. Мозг мой судорожно искал способ оправдаться, пока еще не поздно.
– Анну Сергеевну убили из пистолета, – сообразила я. – Ну, откуда у меня пистолет?
– Как раз огнестрельное оружие в наши дни достать не проблема, – отмахнулся Степанов.
– Вам-то, конечно, не проблема, – прорезавшимся от возмущения басом прокомментировала я.
– Вы что, меня обвиняете в убийстве? – опешил подполковник.
Час от часу не легче! Нет, надо следить за манерой выражаться, не доведет она меня до добра.
– Не обвиняю, нет, – поспешно забасила я. – Просто объясняю, что люди вроде меня видят пистолеты только по телевизору. И хотела б – не достала бы.
Милиционер оживился.
– А хотели?
Я с трудом сдержалась, чтобы не рявкнуть – будете и дальше издеваться, достану и даже применю! Ну, за что мне такая напасть?
– Не хотела.
– Ладно, – вздохнул Степанов, – идите пока. Подпишите здесь и здесь. Завтра в семнадцать часов придете в наш отдел. И помните – до окончания следствия вы не должны покидать город.
Я была согласна на все, лишь бы вырваться. Сама не помню, как добралась до дома. Там я прежде всего влезла под душ и долго мылась, причем с головой – верное средство от отрицательных эмоций. Не успела толком вытереться, как затрезвонил телефон. Кто же, если не Настя?
– Ну, как? – поинтересовалась она. – Что-то ты долго.
– Ты была права, – честно призналась я. – Лучше бы я туда не ходила…
И я поведала ей свою печальную историю.
– Да, – потрясенно прокомментировала Настя, – ты больше не в стагнации. Поздравляю!
– Боюсь, что так, – вздохнула я. – Очевидно, ты очень хотела меня из нее вывести – и вот результат. Надеюсь, что ты представляла себе этот процесс более гуманным.
Настя оживилась.
– А на следующем этапе случится то, чего очень хочешь ты, – познакомишься с олигархом!
– Очевидно, окажусь на одних нарах с Ходорковским. Говорят, в тюрьмах сейчас жуткая скученность.
– Чушь, – возразила Настя. – Ни на каких нарах ты не окажешься. У тебя нет мотива для убийства.
– Подполковник знает, что Анна Сергеевна на меня кричала. Этому есть масса свидетелей.
– Убивай мы каждого, кто на нас кричит, – мечтательно заметила моя подруга, – и мы все останемся без начальников.
– Думаешь, меня всерьез не подозревают? – немного взбодрилась я.
– Уверена. Ты посмотри на себя! Хоть ты и вышла наконец из стагнации, однако на убийцу никак не тянешь. Пока. Я уверена, Алину Алову убил кто-то из ее круга. Знаешь, на телевидении крутятся такие деньги, что я ничему не удивлюсь. Не знаю, о чем она хотела тебе рассказать, но у ее канала… то есть у канала ее дяди… сейчас как раз проблемы.
– Какие? – заинтересовалась я, вспомнив сюжет, предложенный Анной Сергеевной для детектива.
– Ну, я особо не вникала, но их почему-то упорно поливает грязью Уралов. Да, ты ж наверняка не знаешь Уралова. Известный журналист и политический обозреватель, лицо канала… забыла название, но неважно. Тебе оно все равно ни о чем не скажет.
– Этот канал контролирует какой-то политик? – уточнила я.
– Ходят слухи, что «заказывает музыку» там Надиров. Слушай, а откуда ты-то знаешь? Колись! Чувствую, ты только делаешь вид, будто любишь классическую литературу и Мариинский балет, а сама тайком читаешь желтую прессу и смотришь сериалы.
Я решилась. Честное слово, конечно, свято, но жизнь и смерть человека куда священнее.
– Мне обязательно надо завтра рассказать подполковнику о сюжете, который сочинила Анна Сергеевна. Вернее, она его не сочинила, а, судя по всему, взяла из жизни. Именно его она и попросила меня скрывать. Думаю, теперь я свободна от своего обещания.
– Разумеется. Нельзя скрывать от следствия то, что может иметь отношение к убийству.
Настя выжидающе смолкла.
– Семь бед – один ответ, – констатировала я. – Конечно, я и тебе расскажу. Только я не очень хорошо помню. Мне тогда показалось – какая-то ахинея. Есть два телевизионных канала… назовем их олигархическим и политическим. Олигархическим негласно владеет олигарх, дядя главной героини…
– Павел Иванченко, – подсказала Настя.
– Вот именно. А формально его возглавляет бывшая бизнес-леди, которая занимается финансовыми аферами…
– Татьяна Цапова, – объяснила мне подруга. – Людей раздражает, что она слишком откровенно пиарит Иванченко, но в целом каналом руководит неплохо. Это она догадалась купить на Западе за бесценок идеи разных устаревших телешоу и устроить их у нас. Рейтинг канала сразу подскочил вверх. А политический канал – это тот, который контролирует Надиров, я правильно поняла?
– Наверное. Дядя-олигарх – ангел во плоти, думающий не о деньгах, а только о благе простого народа. Но коварный владелец политического канала обвинил ангела в уклонении от налогов и вообще всячески его обижал. Переманивал ведущих, крал идеи…
– Точно! – оживилась Настя. – Представляешь, что они сделали? Они взяли ту же идею телепередачи, чуть-чуть изменили – так, что вроде бы это стало их самостоятельной разработкой – и пустили у себя. При этом очень сильно снизили уровень, зато успели раньше конкурентов. А уж что Уралов несет про Иванченко – приятно послушать! Уклонение от налогов – так, мелочь. Не удивлюсь, если скоро выяснится, что Иванченко питается исключительно мясом новорожденных младенцев.
– Надо же, – удивилась я, – Анна Сергеевна рассказала чистую правду. А мне казалось – бред сумасшедшего! Знаешь, мне ее очень жалко. Когда убивают человека, жалко в любом случае, но тут особенно.
– Почему особенно?
– Ну, сперва я приняла ее за типичного нувориша… ограниченная, вульгарная, высокомерная. А сегодня мне показалось, что она не чувствует себя по-настоящему счастливой, ей, кроме денег и популярности, хочется чего-то еще. Именно поэтому она решила написать книгу. Выплеснуть в ней свои мечты, понимаешь? Очень романтические, наивные, в чем-то даже детские. Ей казалось, сюжет про телеканалы нужен для привлечения читателей (хотя не знаю, кого бы такое привлекло), но главным была идеальная героиня.
Моя подруга хмыкнула.
– Многим людям почему-то мнится, что история их жизни всем очень интересна. Итак, основная идея – борьба каналов, я правильно поняла?
– Ну да. Олигарх знал, что политик когда-то использовал общественные деньги в личных целях, и решил его уличить. Тогда политик подкупил рабочих олигарха, чтобы те устроили забастовку.
Я замолкла.
– А дальше? – подбодрила меня Настя.
– Дальше мы перешли к описанию характера героини, прекрасной Карины, я начала непристойно ржать, и наше сотрудничество закончилось. Нет, не совсем так. Там еще была Виктория, подруга героини и жена олигарха. Типичная пустоголовая блондинка и стерва, но идеальная Карина нежно ее любит.
– Валерия, – пояснила Настя. – Помнишь, я тебе о ней говорила? Была фотомоделью, а сейчас жена Иванченко. При чем тут она?
– Не знаю. Анна Сергеевна хотела, чтобы героиню нельзя было заподозрить в убийстве, а вот подругу наоборот.
– А кого должны были убить? – жадно осведомилась Настя.
– Ей было все равно, она сказала – придумаете сами. Но уж явно не Карину и не Викторию. Слушай, есть один человек, который знает о сюжете больше меня, и милиция наверняка сможет его найти. До меня Анне Сергеевне помогал писать какой-то журналист Олег, но результат ей не понравился. Она даже хотела дать мне его вариант текста, но я, дура, не взяла.
– Ну, вот, – бодро заметила Настя, – ты расскажешь все это завтра в милиции, и тебя никто не станет больше подозревать. Зато какой незабываемый жизненный опыт!
На этой светлой ноте мы завершили разговор.
* * *
На следующее утро я мрачно плелась на работу. Мрачность была вызвана целым рядом причин, однако основной являлся мой голос, так и не вернувшийся к нормальному состоянию. Я не без тревоги представляла реакцию студентов на то, что преподаватель женского пола неожиданно забасит. Данная мысль настолько меня занимала, что, когда передо мной предстал парень, которому я недавно всучила расчетное задание (то ли прогульщик, то ли шпион, это еще предстояло выяснить), я не сразу среагировала, и он успел бодро сообщить:– Доброе утро! Рад с вами познакомиться. Я журналист, зовите меня Миша. Мы хотим взять у вас интервью о том, как вы нашли тело Алины Аловой.
«Значит, шпион», – поняла я и ехидно полюбопытствовала:
– Ваш предыдущий визит вы знакомством не считаете?
– В прошлый раз был не я, – отрапортовал глупый шпион.
– Неужели? Покажите, пожалуйста, ваше журналистское удостоверенье.
Парень пожал плечами и сунул мне новенькую книжицу. Действительно, Михаил Антонов, тележурналист, и даже название канала присутствует. Теперь-то я их запомнила и с удовлетворением опознала – кто бы сомневался! – канал политика Надирова.
– Зачем же вы в прошлый раз выпросили у меня расчетное задание, раз вы журналист?! – строго осведомилась я.
– Я вам его верну, – жалобно пролепетал он. – То есть я… ну…
Я смилостивилась.
– Да ладно! Лучше расскажите, кто же вас, такого, ко мне посылает, да еще вторично?
– Да я и сам не хотел, – горестно вздохнул Миша. – А что, вы действительно сразу меня узнали, или просто догадались?
Я опешила. Честно говоря, у меня плохая память на лица (а также на фамилии, адреса и любую другую бессмысленную информацию), но в данном конкретном случае я идентифицировала парня без проблем.
– Это потому, что вы препод, – мрачно прокомментировал бедняга. – Я так клево переменил внешность – любимая девушка, и та без пол-литры не узнает. В прошлый раз я был в джинсах и с длинными волосами, а сейчас побрился налысо и надел костюм с галстуком. И еще серьгу с брови снял. Я и сам-то себя в зеркале не узнал!
Вглядевшись, я обнаружила, что тип, и правда, странноватый – лысый, зато при полном параде. А как он выглядел в прошлый раз? Ума не приложу. Я редко обращаю внимание на несущественные подробности. Но как же тогда я молниеносно определила, что это именно он?
Мне вспомнилась восточная легенда о шахе, которому незнакомец пообещал лучшую в мире лошадь – черного жеребца. И привел прекрасную белую кобылу. Шах разозлился, что поставщик столь некомпетентен и не в силах даже определить пол и масть, зато визирь с восторгом сказал: «Вот это настоящий специалист! Он не видит мелочей, только главное».
Нечто подобное, похоже, происходит со мной на работе. Я тщетно пытаюсь запомнить внешность своих учеников, но стоит кому-то из них выйти к доске или написать контрольную, и он впечатывается в мою память намертво (хотя вне стен института я его вряд ли отличу от других молодых людей). Поскольку в прошлый раз я приняла Мишу за студента, с которым придется долго мучиться, я автоматически занесла его неповторимые умственные данные в свой реестр. А там уж хоть переодевайся, хоть брейся налысо, хоть меняй отпечатки пальцев – нам, преподавателям, плевать.
Развивать данную теорию перед собеседником я не стала, вместо этого с искренним сочувствием поинтересовалась:
– Так вы специально из-за меня побрились?
– Не, – усмехнулся он, – я давно хотел. Это прикольно.
– Так кто же вас послал ко мне и зачем?
Миша замялся.
– Ничего страшного, говорите, как есть, – предложила я гипнотическим тоном, обычно приберегаемым мною для очень тупых, но добросовестных студентов, которые наверняка знают ответ на задаваемый вопрос, однако крайне неохотно извлекают его на свет божий.
– Меня послал сам Уралов, – наконец, не без гордости информировал журналист. – Слушайте, нам ведь обоим это выгодно, а? Я сумею проявить себя, а вы засветитесь в прессе.
– А чего выгодного – засветиться в прессе? – удивилась я.
– Как чего? – опешил Миша. – Ну… просто. Все хотят.
– А я нет. Тем более, не очень понимаю, в какой именно прессе. Вы ведь тележурналист, а снимать меня, похоже, не собираетесь.
– Мне дали только диктофон, – почесал лысую голову простодушный шпион. – А правда, странно. Екатерина Игоревна, ну, не губите хорошего человека! Если я снова вернусь ни с чем, меня с канала вышибут. Я и так на птичьих правах. Ну, чего вам стоит!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента