– Кому? – непроизвольно задал вопрос Аркадий Ефимович, чем вызвал удивление на лице Вангардова.
– Цесаревичу, разумеется, да продлит Господь его дни. Мальчику уже шестнадцать. Он умен не по годам. Вежлив, обходителен. А как он музицирует! И, главное, без ума от иноземных… композиторов. До совершеннолетия еще два года, а это значит регентство. Думаю, твое или мое регентство вызовет легкое недоумение в Сенате и среди дворянства. Посему, у нас не так много времени, чтобы найти правильного регента и убедить в его правильности Сенат. Одна половина министров за тебя, другая – за меня… Беда в том, что это одна и та же половина. – Вангардов улыбнулся, но по серьезному лицу Лернова понял, что шутка не прошла. – Да… от себя добавлю, что, кроме Гвардии, «во имя императора» готов подняться столичный гарнизон, по нашему слову и в любое время. Не зря я все-таки рекомендовал Его Величеству нынешнего командующего. Прости, увлекся. О чем ты еще спрашивал?
– Государев недуг… – эхом напомнил магиссимус. Теперь он приоткрыл печную дверцу и, почти не мигая, смотрел в огонь.
– Ах да, это червячная напасть. По крайней мере, так говорят мои блюстители-инспекторы.
– Что, прости?!
– Червячная напасть, когда болит внизу справа.
– Которую устраняет любой целитель уже после второго круга моего университета?
– Совершенно верно.
– Ты что-нибудь понимаешь?
– В напасти – нет. В том, что нам с тобой нужно делать, – да. Я свой план тебе изложил; признаться, ждал, что ты изложишь мне свой, но, вижу, ты думаешь о чем-то другом. Я весь внимание.
– Понимаешь, – Аркадий Ефимович заставил себя сесть, – твои инспекторы не ошиблись. Как не ошиблись и мои маги, включая Савелия, декана целителей. Но что-то идет не так, – магиссимус застучал пальцами по кружке, – совсем не так… и дело тут не в императоре… похоже, на него просто перестала действовать магия.
– Исключено. Мои люди перерыли весь дворец и округу. Нет ни одного поглотителя. Разве что доброжелатели придумали что-то уж совсем из ряда вон выходящее.
– Боюсь, дело тут не в доброжелателях… – загадочно возразил Лернов. – Не будь я пограничником, согласился бы с тобой. Варзеев…
– Да, кстати, о Варзееве, спасибо, что напомнил, – перебил друга генерал-прокурор. – Скажи, насколько ты ему доверяешь?
– Всецело, – не пытаясь скрыть удивления, без колебаний ответил Лернов и вопросительно посмотрел на Вангардова.
– Хм, судя по скорости ответа и выражению лица, ты говоришь правду. Весьма похвально. А известно ли господину ректору, что муж сей зело волен в суждениях своих о наследнике престола Сантийского?
– Сие мне ведомо. Только это к делу не относится…
– А известно ли господину ректору, – Константин Васильевич пропустил возражение мимо ушей, – что пятеро магов, подвергнутые домашнему аресту за крамольные речи, бежали из столицы и были опознаны жителями одного из приграничных поселений на востоке, у Гранитного Пояса.
– Что ж блюстители местные не задержали отступников этих? – с неприкрытой иронией спросил Лернов.
– Хотели. Но не решились людям магиссимуса дорогу переходить. Личная печать его милости – это все-таки не канцелярская клякса. Бумаги у них в порядке были, подорожные до самой границы выправлены. А восточнее того поселения только лаборатория твоего Варзеева стоит.
– И что дальше?
– Да, собственно, ничего. Блюститель тот, что бумаги проверял, доложил наверх по всей форме, и потянулась ниточка сюда, в столицу. Кто-то в Сенат шепнул, а те и рады стараться. Пришлось сыскную группу отрядить.
– Ну-ну. Пускай ищут. Только боюсь я за них. Места там дикие, а зверь непуганый и голодный сейчас, как бы волки не задрали. А не волки, так мороз…
– Нет уж, пусть найдут. Я туда лучших послал, мне они дороги. Приказ у них: беглых найти, но ареста не чинить. Кандалы я всегда на них надеть успею. Пускай пока у Лешего отсидятся, вместе с моими, на всякий случай.
– Вот так бы сразу, ваше высокопревосходительство, – сбрасывая напряжение, ответил Лернов и сделал большой глоток чая. – А то крамола, арест…
– Не обижайся. В нашем деле, сам знаешь, доверяй, но проверяй. А вдруг ты об этом не знал, вдруг бумаги те ложные? Ну ладно, ладно, не кривись, шучу. – Вангардов примирительно улыбнулся и получил кивок в ответ. – Так что у тебя все-таки? Выкладывай!
Теперь настала очередь магиссимуса выдержать паузу. Он помешал угли в печи, сел обратно на свое место и, наконец, продолжил:
– Вот ты тут страху нагнал: регентство, гарнизоны, маги «беглые»… а если я скажу тебе, что можно без всего этого обойтись? Если императора можно спасти?
– Я отвечу, что ты либо безумен, либо получил божественную силу. Сейчас можно вести речь разве что о спасении его души, но это уже забота святых отцов. Нам же надо думать, как спасать Сантию от цесаревича. У нас на это два года. Срок небольшой, но достаточный…
– И все-таки способ есть. Древнее искусство.
– Что? – сохраняя спокойствие, спросил Вангардов, однако кружку поставил на стол и продолжил. – Так вот куда тратит деньги честных сантийцев Верховный Ковен! И куда только маг-прокурор смотрит… Завтра же ему внушение сделаю. Надеюсь, цель стоила своих средств?
– Успокойся, – ответил Лернов и усмехнулся: – Твой маг-прокурор – славный малый и внушения не заслуживает, потому что ничего такого, что ты имел в виду, нет. И без того хлопот достаточно. Хотя соблазн был, не скрою. Но знаешь, как-то не осмелился. «Размягчел душой», как сказали бы в старину. Да и крови я боюсь, сам знаешь, хотя, если верить древним, это дело привычки…
– Скажите, пожалуйста, крови он боится. А значит, уложение Святого Престола, а потом и циркуляр Блюстительного Суда «о запрете кровавых обрядов и иных членовредительных действий» это тебе уже так, побоку?
– Господин генерал-прокурор, я вас не перебивал, когда вы говорили, – Лернов начал раздражаться, и это подействовало – Вангардов умолк. – Не верите мне, спросите у своих осведомителей – ни один маг, в чьем статусе[3] стоит моя подпись, скрепленная Большой Императорской печатью, не пролил крови, ни своей, ни чужой, кроме как ради защиты собственной жизни, доброго имени и интересов государства, не нарушив при этом ни один из законов Сантии. Так вот, я прошу вашего разрешения на применение к государю запретного искусства.
– Другими словами, ты просишь моего разрешения нарушить закон, – не моргнув глазом ответил Вангардов. – Считай, ты его получил, устно, разумеется. Но я бы хотел узнать, как, черт побери, ты намерен применять это древнее знание, если ни ты, ни твои люди им не владеют?! Ведь там, насколько я помню, весьма важна практика!
Вместо ответа магиссимус только посмотрел в глаза генерал-прокурора долгим взглядом. В свете печи Лернов все больше напоминал Вангардову демона-искусителя. И тут Константина Васильевича осенило. Ответ сам пришел в голову, да такой, что генерал-прокурор от внутреннего напряжения подался вперед в кресле.
– Даже не думай, Аркадий! Нет!
– Если что-то не умеешь, попроси того, кто умеет, – парировал Лернов, лукаво улыбаясь. Определенно, демон!
– Его нет. Понял? Нет!
– И все-таки он есть, к тому же ты уже дал слово. – Магиссимус накрепко вцепился в генерал-прокурора и теперь не отпустит, пока не добьется своего. Но и генерал-прокурор не спешил сдаваться.
– Тысячу лет мы боролись с некромантией и ее адептами. Дюжина поколений магов и блюстителей билась с некромантами, чтобы извести их под корень. Само слово «некромантия» стало запретным. Не люблю говорить банальности, но вспомни, сколько мы потеряли наших братьев, сколько людей погибло от рук этих изуверов! А сколько невиновных было казнено, только из-за того, что эти гении смерти ловко заметали следы и маскировали свою волшбу под болезни, яды, другую магию! До сих пор жалею, что послушался тебя тогда и не казнил последнего из них, но первого в их искусстве! Теперь вижу – не напрасно. Ты же сам сто лет назад упрятал его в самую глубокую темницу и выбросил ключ от клетки. Не твои ли руки накладывали семь печатей, а теперь они же хотят выпустить этого монстра?!
– Накладывали. И хотят выпустить. Ты слишком предвзят в своих суждениях, Константин, – подтвердил магиссимус и, не давая возразить, продолжил: – Когда мы изъяли его библиотеку, там оказались труды некромантов за последние лет пятьсот. Немного, тысяч пять-шесть книг от силы, что неудивительно, если вспомнить, что раньше все найденные «черные» книжки отправлялись в церковные печи или подвалы. Бестолковые «жития святых» занимают куда больше места. В этих же книгах толк есть, да еще какой! Рукописи оказались по большей части дневниками темных, в которых подробнейшим образом описаны их «членовредительные действия». Описаны четко, коротко и одновременно в деталях. И вот что интересно: из многих записей следует, что «жертвы» после «изуверских» действий не только не умирали, но выживали и возвращались к обычной жизни. Особенно много подобных записей у нашего «монстра». Похоже, он первым из своих собратьев решил, что темное искусство может не только разрушать, но и создавать; главное – без помощи традиционных магических энергий. Но самое потрясающее – это несколько фундаментальных трудов о структуре человеческого тела, о болезнях, влиянии погод на здравие человека…
– Аркадий, – Константин Васильевич прервал друга, – умоляю, избавь меня от твоих ученых конструкций. У нас не научный диспут, а… м-м-м… частная беседа, хотя в Уложении о Наказаниях есть более верное определение. – Генерал-прокурор обнял пальцами кружку так, будто они у него замерзли, и сделал еще глоток, больше прежних. – Ну, хорошо, меня ты убедил. Допустим, он может нам помочь. Мы его выпустим. Но какого черта, да простится мне это богохульство, ему нам помогать?!
– О-о-о… – многозначительно протянул Аркадий Ефимович и поднял указательный палец вверх. – Вот мы и подошли к главному вопросу. Как ты знаешь, мой самый любимый из смертных грехов – тщеславие. Я предложу ему деканство.
Вместо ответа Вангардов опустил кружку на стол, но не рассчитал силы, и та жалобно звякнула о полированное дерево, расплескав вдобавок чай. Хрустальный бокал от столь бесцеремонного обращения разлетелся бы вдребезги.
– Спокойно, ваше высокопревосходительство, спокойно. – Магиссимус протянул Вангардову платок. – Понимаю, вы немного взволнованны, но стол тут совершенно ни при чем… Константин, я не хочу тебя пугать, но что-то происходит. Я не про Михаила, я вообще. Я никому не говорил, мне еще нужно многое проверить и уточнить… но если я прав, если я прав, мы просто обязаны сделать то, что я предлагаю. Пока я прошу тебя мне поверить. Доказательства если будут, то позже.
– Будь по-твоему, – с паузой ответил генерал-прокурор. – Михаила надо спасать, это действительно поможет избежать… лишних хлопот. Но предупреждаю: последствия будут непредсказуемые. Во всех смыслах.
– И все-таки я постараюсь их предсказать.
– Что ж, ладно. – Вангардов резко встал, будто принял внутри какое-то решение. – Я к себе, соберу кое-какие вещи, и назад.
– Нет. Назад не надо. Встретимся у портала. Теплую одежду и провизию не забудь, сам знаешь, до Моргеруна путь неблизкий. Выйди через задний ход.
– Господин ректор, не учите сыщика протокол писать, – полушутя парировал Вангардов, открывая дверь.
Генерал-прокурор ушел, а магиссимус подошел к стене и несколько раз шевельнул пальцами. В стене открылась тайная ниша, из которой после некоторой паузы Аркадий Ефимович вытащил толстую, с серебряными пряжками, книгу, обтянутую черным бархатом. В отблесках печного пламени грозно блеснул и уставился на магиссимуса пустыми глазницами серебряный человеческий череп, под которым виднелась часть надписи: «Аскле…»
III
IV
– Цесаревичу, разумеется, да продлит Господь его дни. Мальчику уже шестнадцать. Он умен не по годам. Вежлив, обходителен. А как он музицирует! И, главное, без ума от иноземных… композиторов. До совершеннолетия еще два года, а это значит регентство. Думаю, твое или мое регентство вызовет легкое недоумение в Сенате и среди дворянства. Посему, у нас не так много времени, чтобы найти правильного регента и убедить в его правильности Сенат. Одна половина министров за тебя, другая – за меня… Беда в том, что это одна и та же половина. – Вангардов улыбнулся, но по серьезному лицу Лернова понял, что шутка не прошла. – Да… от себя добавлю, что, кроме Гвардии, «во имя императора» готов подняться столичный гарнизон, по нашему слову и в любое время. Не зря я все-таки рекомендовал Его Величеству нынешнего командующего. Прости, увлекся. О чем ты еще спрашивал?
– Государев недуг… – эхом напомнил магиссимус. Теперь он приоткрыл печную дверцу и, почти не мигая, смотрел в огонь.
– Ах да, это червячная напасть. По крайней мере, так говорят мои блюстители-инспекторы.
– Что, прости?!
– Червячная напасть, когда болит внизу справа.
– Которую устраняет любой целитель уже после второго круга моего университета?
– Совершенно верно.
– Ты что-нибудь понимаешь?
– В напасти – нет. В том, что нам с тобой нужно делать, – да. Я свой план тебе изложил; признаться, ждал, что ты изложишь мне свой, но, вижу, ты думаешь о чем-то другом. Я весь внимание.
– Понимаешь, – Аркадий Ефимович заставил себя сесть, – твои инспекторы не ошиблись. Как не ошиблись и мои маги, включая Савелия, декана целителей. Но что-то идет не так, – магиссимус застучал пальцами по кружке, – совсем не так… и дело тут не в императоре… похоже, на него просто перестала действовать магия.
– Исключено. Мои люди перерыли весь дворец и округу. Нет ни одного поглотителя. Разве что доброжелатели придумали что-то уж совсем из ряда вон выходящее.
– Боюсь, дело тут не в доброжелателях… – загадочно возразил Лернов. – Не будь я пограничником, согласился бы с тобой. Варзеев…
– Да, кстати, о Варзееве, спасибо, что напомнил, – перебил друга генерал-прокурор. – Скажи, насколько ты ему доверяешь?
– Всецело, – не пытаясь скрыть удивления, без колебаний ответил Лернов и вопросительно посмотрел на Вангардова.
– Хм, судя по скорости ответа и выражению лица, ты говоришь правду. Весьма похвально. А известно ли господину ректору, что муж сей зело волен в суждениях своих о наследнике престола Сантийского?
– Сие мне ведомо. Только это к делу не относится…
– А известно ли господину ректору, – Константин Васильевич пропустил возражение мимо ушей, – что пятеро магов, подвергнутые домашнему аресту за крамольные речи, бежали из столицы и были опознаны жителями одного из приграничных поселений на востоке, у Гранитного Пояса.
– Что ж блюстители местные не задержали отступников этих? – с неприкрытой иронией спросил Лернов.
– Хотели. Но не решились людям магиссимуса дорогу переходить. Личная печать его милости – это все-таки не канцелярская клякса. Бумаги у них в порядке были, подорожные до самой границы выправлены. А восточнее того поселения только лаборатория твоего Варзеева стоит.
– И что дальше?
– Да, собственно, ничего. Блюститель тот, что бумаги проверял, доложил наверх по всей форме, и потянулась ниточка сюда, в столицу. Кто-то в Сенат шепнул, а те и рады стараться. Пришлось сыскную группу отрядить.
– Ну-ну. Пускай ищут. Только боюсь я за них. Места там дикие, а зверь непуганый и голодный сейчас, как бы волки не задрали. А не волки, так мороз…
– Нет уж, пусть найдут. Я туда лучших послал, мне они дороги. Приказ у них: беглых найти, но ареста не чинить. Кандалы я всегда на них надеть успею. Пускай пока у Лешего отсидятся, вместе с моими, на всякий случай.
– Вот так бы сразу, ваше высокопревосходительство, – сбрасывая напряжение, ответил Лернов и сделал большой глоток чая. – А то крамола, арест…
– Не обижайся. В нашем деле, сам знаешь, доверяй, но проверяй. А вдруг ты об этом не знал, вдруг бумаги те ложные? Ну ладно, ладно, не кривись, шучу. – Вангардов примирительно улыбнулся и получил кивок в ответ. – Так что у тебя все-таки? Выкладывай!
Теперь настала очередь магиссимуса выдержать паузу. Он помешал угли в печи, сел обратно на свое место и, наконец, продолжил:
– Вот ты тут страху нагнал: регентство, гарнизоны, маги «беглые»… а если я скажу тебе, что можно без всего этого обойтись? Если императора можно спасти?
– Я отвечу, что ты либо безумен, либо получил божественную силу. Сейчас можно вести речь разве что о спасении его души, но это уже забота святых отцов. Нам же надо думать, как спасать Сантию от цесаревича. У нас на это два года. Срок небольшой, но достаточный…
– И все-таки способ есть. Древнее искусство.
– Что? – сохраняя спокойствие, спросил Вангардов, однако кружку поставил на стол и продолжил. – Так вот куда тратит деньги честных сантийцев Верховный Ковен! И куда только маг-прокурор смотрит… Завтра же ему внушение сделаю. Надеюсь, цель стоила своих средств?
– Успокойся, – ответил Лернов и усмехнулся: – Твой маг-прокурор – славный малый и внушения не заслуживает, потому что ничего такого, что ты имел в виду, нет. И без того хлопот достаточно. Хотя соблазн был, не скрою. Но знаешь, как-то не осмелился. «Размягчел душой», как сказали бы в старину. Да и крови я боюсь, сам знаешь, хотя, если верить древним, это дело привычки…
– Скажите, пожалуйста, крови он боится. А значит, уложение Святого Престола, а потом и циркуляр Блюстительного Суда «о запрете кровавых обрядов и иных членовредительных действий» это тебе уже так, побоку?
– Господин генерал-прокурор, я вас не перебивал, когда вы говорили, – Лернов начал раздражаться, и это подействовало – Вангардов умолк. – Не верите мне, спросите у своих осведомителей – ни один маг, в чьем статусе[3] стоит моя подпись, скрепленная Большой Императорской печатью, не пролил крови, ни своей, ни чужой, кроме как ради защиты собственной жизни, доброго имени и интересов государства, не нарушив при этом ни один из законов Сантии. Так вот, я прошу вашего разрешения на применение к государю запретного искусства.
– Другими словами, ты просишь моего разрешения нарушить закон, – не моргнув глазом ответил Вангардов. – Считай, ты его получил, устно, разумеется. Но я бы хотел узнать, как, черт побери, ты намерен применять это древнее знание, если ни ты, ни твои люди им не владеют?! Ведь там, насколько я помню, весьма важна практика!
Вместо ответа магиссимус только посмотрел в глаза генерал-прокурора долгим взглядом. В свете печи Лернов все больше напоминал Вангардову демона-искусителя. И тут Константина Васильевича осенило. Ответ сам пришел в голову, да такой, что генерал-прокурор от внутреннего напряжения подался вперед в кресле.
– Даже не думай, Аркадий! Нет!
– Если что-то не умеешь, попроси того, кто умеет, – парировал Лернов, лукаво улыбаясь. Определенно, демон!
– Его нет. Понял? Нет!
– И все-таки он есть, к тому же ты уже дал слово. – Магиссимус накрепко вцепился в генерал-прокурора и теперь не отпустит, пока не добьется своего. Но и генерал-прокурор не спешил сдаваться.
– Тысячу лет мы боролись с некромантией и ее адептами. Дюжина поколений магов и блюстителей билась с некромантами, чтобы извести их под корень. Само слово «некромантия» стало запретным. Не люблю говорить банальности, но вспомни, сколько мы потеряли наших братьев, сколько людей погибло от рук этих изуверов! А сколько невиновных было казнено, только из-за того, что эти гении смерти ловко заметали следы и маскировали свою волшбу под болезни, яды, другую магию! До сих пор жалею, что послушался тебя тогда и не казнил последнего из них, но первого в их искусстве! Теперь вижу – не напрасно. Ты же сам сто лет назад упрятал его в самую глубокую темницу и выбросил ключ от клетки. Не твои ли руки накладывали семь печатей, а теперь они же хотят выпустить этого монстра?!
– Накладывали. И хотят выпустить. Ты слишком предвзят в своих суждениях, Константин, – подтвердил магиссимус и, не давая возразить, продолжил: – Когда мы изъяли его библиотеку, там оказались труды некромантов за последние лет пятьсот. Немного, тысяч пять-шесть книг от силы, что неудивительно, если вспомнить, что раньше все найденные «черные» книжки отправлялись в церковные печи или подвалы. Бестолковые «жития святых» занимают куда больше места. В этих же книгах толк есть, да еще какой! Рукописи оказались по большей части дневниками темных, в которых подробнейшим образом описаны их «членовредительные действия». Описаны четко, коротко и одновременно в деталях. И вот что интересно: из многих записей следует, что «жертвы» после «изуверских» действий не только не умирали, но выживали и возвращались к обычной жизни. Особенно много подобных записей у нашего «монстра». Похоже, он первым из своих собратьев решил, что темное искусство может не только разрушать, но и создавать; главное – без помощи традиционных магических энергий. Но самое потрясающее – это несколько фундаментальных трудов о структуре человеческого тела, о болезнях, влиянии погод на здравие человека…
– Аркадий, – Константин Васильевич прервал друга, – умоляю, избавь меня от твоих ученых конструкций. У нас не научный диспут, а… м-м-м… частная беседа, хотя в Уложении о Наказаниях есть более верное определение. – Генерал-прокурор обнял пальцами кружку так, будто они у него замерзли, и сделал еще глоток, больше прежних. – Ну, хорошо, меня ты убедил. Допустим, он может нам помочь. Мы его выпустим. Но какого черта, да простится мне это богохульство, ему нам помогать?!
– О-о-о… – многозначительно протянул Аркадий Ефимович и поднял указательный палец вверх. – Вот мы и подошли к главному вопросу. Как ты знаешь, мой самый любимый из смертных грехов – тщеславие. Я предложу ему деканство.
Вместо ответа Вангардов опустил кружку на стол, но не рассчитал силы, и та жалобно звякнула о полированное дерево, расплескав вдобавок чай. Хрустальный бокал от столь бесцеремонного обращения разлетелся бы вдребезги.
– Спокойно, ваше высокопревосходительство, спокойно. – Магиссимус протянул Вангардову платок. – Понимаю, вы немного взволнованны, но стол тут совершенно ни при чем… Константин, я не хочу тебя пугать, но что-то происходит. Я не про Михаила, я вообще. Я никому не говорил, мне еще нужно многое проверить и уточнить… но если я прав, если я прав, мы просто обязаны сделать то, что я предлагаю. Пока я прошу тебя мне поверить. Доказательства если будут, то позже.
– Будь по-твоему, – с паузой ответил генерал-прокурор. – Михаила надо спасать, это действительно поможет избежать… лишних хлопот. Но предупреждаю: последствия будут непредсказуемые. Во всех смыслах.
– И все-таки я постараюсь их предсказать.
– Что ж, ладно. – Вангардов резко встал, будто принял внутри какое-то решение. – Я к себе, соберу кое-какие вещи, и назад.
– Нет. Назад не надо. Встретимся у портала. Теплую одежду и провизию не забудь, сам знаешь, до Моргеруна путь неблизкий. Выйди через задний ход.
– Господин ректор, не учите сыщика протокол писать, – полушутя парировал Вангардов, открывая дверь.
Генерал-прокурор ушел, а магиссимус подошел к стене и несколько раз шевельнул пальцами. В стене открылась тайная ниша, из которой после некоторой паузы Аркадий Ефимович вытащил толстую, с серебряными пряжками, книгу, обтянутую черным бархатом. В отблесках печного пламени грозно блеснул и уставился на магиссимуса пустыми глазницами серебряный человеческий череп, под которым виднелась часть надписи: «Аскле…»
III
Моргерун встретил гостей мрачно и настороженно. Впрочем, что можно ожидать от крепости, где содержатся самые опасные преступники, да еще в декабре, когда в здешних краях безраздельно властвует ночь, чей трон попеременно охраняют бураны и морозы.
– Уф, добрались, – констатировал Лернов, обращаясь к Вангардову, когда упряжки остановились перед подъемным мостом. – Напомни мне внести в расходы на следующий год строительство портала прямо сюда.
Путешественники выбрались из саней и теперь стояли на неистовом ветру, ожидая охрану и наблюдая, как хлопочут над своими питомцами возницы. Оставалось благодарить Бога за то, что умерил буран, давая возможность не щурить глаза и, не напрягая голос, разговаривать.
– Портала?! – искренне хохотнул Вангардов. – Аркадий, ты же знаешь, что сие невозможно, дабы не давать заключенным надежды на побег. Не спорю, весьма призрачной, но люди гонялись и не за такой… Занятно все-таки. Первые две тысячи верст мы прошли по порталам за пару часов, оставшиеся двести – ехали три дня на собаках. Воистину, магия – это наше всё.
От последнего замечания генерал-прокурора по лицу магиссимуса прошла странная тень.
– Хорошо, что Савелий умеет, когда надо, не задавать лишних вопросов, а просто сделает, что велено. Да, и спасибо за помощь твоих людей. – Генерал-прокурор лишь кивнул, принимая благодарность. – Но где же охранение?!
Будто почуяв справедливое возмущение магиссимуса, подъемный мост дрогнул и пошел вниз. Когда он опустился, из крепости быстрым шагом выдвинулся караульный отряд, который сопровождали боевые маги, чьи настороженные заклятия Аркадий Ефимович почуял еще за стеной.
– Кто такие? – рыкнул командир, не считая нужным здороваться и согласно уставу службы требовать документы. Привыкшему к столичной субординации Лернову подобное обхождение было не очень приятно, да и генерал-прокурору тоже. Гости опустили шарфы, до того спасавшие лица от ледяного ветра, но Моргерун был не тем местом, где высокое начальство знают в лицо. Переглянувшись, путешественники предъявили личные знаки, позволив офицеру рассмотреть их во всех подробностях. Через пару минут пристального созерцания тот счел свое служебное рвение удовлетворенным и сдержанно кивнул обоим приезжим.
– Ваша милость, ваше высокопревосходительство, прошу следовать за мной! – отрубил командир, развернулся и пошел назад, в крепость. Остальные солдаты остались стоять на месте и двинулись в обратный путь, только пропустив вперед гостей.
Крепость Моргерун стояла на ровной как стол поверхности Ледяных Пустошей, что сковали север Сантии. Построенная при помощи магов-начертателей, она являла собой гимн гармонии и точности. Полы в помещениях и дворы были выровнены с горизонтом так, что случайно пролитая вода никуда не утекала и не просачивалась. Там, где это требовалось, были сделаны специальные уклоны и сливы. Три кольца стен являли собой совершенно правильные концентрические круги, причем проходы в них были сделаны так, что следовало пройти три четверти предыдущего круга, чтобы попасть в следующий. Пройти одну четверть в другую сторону мешали соединявшие стены глухие перемычки с бойницами.
Окружавший внешнее кольцо ров углублялся не менее чем на тридцать саженей в вечную мерзлоту, а мост через него тянулся на двадцать пять. Дно рва щетинилось острыми ледяными глыбами, делая крепость окончательно неприступной. Башни прерывали стены в строгом порядке, чтобы каждая в случае штурма прикрывалась огнем из двух соседних. Но самое главное, и об этом знали только чародеи, определенные башни образовывали сложную магометрическую фигуру, накрывавшую весь замок, внутри которой гасились любые заклинания. Магам на службе приходилось использовать кристаллы-накопители волшебной силы, заряжая их за пределами поля.
Именно по этой причине Моргерун был в первую очередь темницей для преступников, обернувших свой колдовской дар против императора, государства или людей.
К чести командира охранения, дальше никаких проволочек не случилось. Вновь прибывших быстро проводили в покои начальника тюрьмы майора Эдвертова, оказавшегося человеком немолодым, хоть и гораздо младше магиссимуса с генерал-прокурором. Короткая, по военной моде, стрижка и усы придавали офицеру вид столичного щеголя, но главное, что бросилось в глаза магиссимусу, – это ордена «Дым и пламень» трех степеней и медали «За личное мужество» и «Верность долгу» на зеленом мундире. Когда Эдвертов встал из-за стола, приветствуя высоких гостей, Аркадий Ефимович уже не удивился багровому рубину в эфесе шпаги. Перед ними стоял герой Волерангийской войны, закончившейся полвека назад. И тут Лернов вспомнил: «Эдвертов! Это же он после войны пригрозил господам Сенату, копавшим под Михаила, обращением к армии и народу. Правда, в то время он был полковником. Да… а потом случилась та неприятная история с подношениями…»
– Рад приветствовать столь высоких особ в нашей скромной обители, – молодой, но простуженный голос Эдвертова прервал мысли магиссимуса. – Присаживайтесь. Можете не беспокоиться о ваших возницах. Им и собакам предоставят все необходимое в гостевом доме. Что-то не припомню, чтобы кто-то из заключенных подавал прошение о личной встрече с самим генерал-прокурором… или это внезапная инспекция?
– Нет, майор, это не инспекция, – чуть более сухо, чем следовало, ответил Вангардов, выдавая тем самым, что его задело столь вольное поведение Эдвертова, но последний, похоже, решил этого не заметить и продолжил: – Прошу прощения, что не зову ужинать – еда будет готова только через, – взгляд на карманные часы, – три часа, которых у нас, как я понимаю, нет. Но полчаса, я думаю, дела подождут, ибо чай с медом после холода и снега – первое средство, чтобы не заболеть. Напиток сей к обязательному употреблению положен моим приказом всему гарнизону крепости!
Последнюю фразу майор произнес шутливым тоном, доставая из ящика чайные принадлежности. Заметив скептические взгляды гостей на все его приготовления, он лишь улыбнулся, развязывая чайные мешочки и высыпая их содержимое в неказистый глиняный заварочный чайник.
К своему удивлению, Лернов ощутил тонкий аромат настоящего чайного листа, такой же, как в столичных лавках. А когда Эдвертов залил кипятком из медного чайника заварочную смесь, то в натуральности приготовленного напитка сомнений больше не возникло.
Начальник тюрьмы с видимым удовольствием наблюдал, как столичные шишки смакуют угощение, и сам при этом не оставался в стороне. Разумеется, от предложенной добавки никто не отказался, и чаепитие продолжалось, пока не кончился кипяток.
– Предвидя ваш вопрос, господа, – Эдвертов отставил пустую чашку, – удовлетворю ваше любопытство и скажу, что и чай, и мед местного происхождения. Спасибо магам, господин ректор. Присланные вами на прохождение службы адепты природной магии оказались хорошими садоводами и пасечниками. Мне очень быстро надоело их нытье по поводу «тягот и лишений службы» вообще и местной кухни в частности, и я сказал им: «Не говорите мне о своих проблемах, скажите, как их решить!» Уже через неделю передо мной лежал план перестройки двух прилегающих друг к другу больших свиных загонов под небольшой сад, чайную плантацию и пасеку на пару-тройку ульев. Я уж не знаю, как они создали все условия, но в положенное время мы собрали урожай чая и мед. Авантюра, скажете вы, и будете правы! Но я рискнул и победил, а победителей, как известно, не судят…
Майор как-то натянуто улыбнулся и вдруг замолчал, уставившись в чайник, будто вспомнив что-то давнее и важное для него, что совсем не хотелось вспоминать. Молчали и гости, – грустная ирония последних слов Эдвертова передалась и им. Тишину прервал майор:
– Итак, чем могу служить? – Перед Лерновым и Варзеевым вновь был начальник тюрьмы, по-деловому вежливый и по-военному собранный.
– Буду краток, – в тон откликнулся генерал-прокурор. – Нас интересует один заключенный… особенный заключенный. Вы понимаете?
– Понимаю, – чуть медленней, чем говорил до этого, ответил майор.
– Прекрасно, – решил вмешаться магиссимус, – мы забираем его. Подготовьте соответствующие бумаги и проводите нас к арестанту.
Эдвертов кивнул, позвонил в колокольчик, и в комнату влетел порученец – мальчишка, только начавший службу, скорее всего, ровесник помощника Лернова.
– Поднять третий отряд охранения и проводить господ генерал-прокурора и магиссимуса на нижний уровень.
– Слушаюсь! – коротко бросил порученец и умчался.
…Лишь спустя полчаса, пройдя все препятствия и хитроумные ловушки, они оказались перед дверью, закрытой семью печатями. Здесь, в полуверсте под землей, гораздо ниже всей остальной подземной тюрьмы, находился нижний уровень, созданный специально для одного заключенного.
Смертельная магия некромантов настолько отличалась от обыкновенной, что даже башни Моргеруна лишь многократно ослабляли ее, не в силах устранить совсем. Вот для чего понадобилась сила семи печатей Закона. После Преображения этими чарами могли управлять лишь блюстители и маги-пограничники. Умение последних было тем более ценно, что только они могли объединять в заклятиях силу стихий и святого слова, хаос и порядок. Лернов сам всю жизнь пытался выяснить, почему такое не под силу иным традиционным чародеям и, самое главное, почему именно святое слово столь успешно противостояло заклятиям смерти.
Было известно, что тонкие материи существовали изначально и чародеи лишь изобретали различные способы взаимодействия с ними через контуры сил. Некроманты же, судя по всему, черпали силы в самих людях, как и святые отцы… Дальнейшие размышления магиссимуса в этом направлении рождали мысли, непотребные для верующего в Господа. Аркадий Ефимович предпочитал держать их глубоко в себе…
Когда Лернов взломал шесть печатей, Вангардов взял его за плечо:
– Аркадий, а если он сбежит?
Магиссимус помолчал, будто что-то взвешивал про себя, потом отрезал:
– Не сбежит, – и взломал седьмую печать.
– Уф, добрались, – констатировал Лернов, обращаясь к Вангардову, когда упряжки остановились перед подъемным мостом. – Напомни мне внести в расходы на следующий год строительство портала прямо сюда.
Путешественники выбрались из саней и теперь стояли на неистовом ветру, ожидая охрану и наблюдая, как хлопочут над своими питомцами возницы. Оставалось благодарить Бога за то, что умерил буран, давая возможность не щурить глаза и, не напрягая голос, разговаривать.
– Портала?! – искренне хохотнул Вангардов. – Аркадий, ты же знаешь, что сие невозможно, дабы не давать заключенным надежды на побег. Не спорю, весьма призрачной, но люди гонялись и не за такой… Занятно все-таки. Первые две тысячи верст мы прошли по порталам за пару часов, оставшиеся двести – ехали три дня на собаках. Воистину, магия – это наше всё.
От последнего замечания генерал-прокурора по лицу магиссимуса прошла странная тень.
– Хорошо, что Савелий умеет, когда надо, не задавать лишних вопросов, а просто сделает, что велено. Да, и спасибо за помощь твоих людей. – Генерал-прокурор лишь кивнул, принимая благодарность. – Но где же охранение?!
Будто почуяв справедливое возмущение магиссимуса, подъемный мост дрогнул и пошел вниз. Когда он опустился, из крепости быстрым шагом выдвинулся караульный отряд, который сопровождали боевые маги, чьи настороженные заклятия Аркадий Ефимович почуял еще за стеной.
– Кто такие? – рыкнул командир, не считая нужным здороваться и согласно уставу службы требовать документы. Привыкшему к столичной субординации Лернову подобное обхождение было не очень приятно, да и генерал-прокурору тоже. Гости опустили шарфы, до того спасавшие лица от ледяного ветра, но Моргерун был не тем местом, где высокое начальство знают в лицо. Переглянувшись, путешественники предъявили личные знаки, позволив офицеру рассмотреть их во всех подробностях. Через пару минут пристального созерцания тот счел свое служебное рвение удовлетворенным и сдержанно кивнул обоим приезжим.
– Ваша милость, ваше высокопревосходительство, прошу следовать за мной! – отрубил командир, развернулся и пошел назад, в крепость. Остальные солдаты остались стоять на месте и двинулись в обратный путь, только пропустив вперед гостей.
Крепость Моргерун стояла на ровной как стол поверхности Ледяных Пустошей, что сковали север Сантии. Построенная при помощи магов-начертателей, она являла собой гимн гармонии и точности. Полы в помещениях и дворы были выровнены с горизонтом так, что случайно пролитая вода никуда не утекала и не просачивалась. Там, где это требовалось, были сделаны специальные уклоны и сливы. Три кольца стен являли собой совершенно правильные концентрические круги, причем проходы в них были сделаны так, что следовало пройти три четверти предыдущего круга, чтобы попасть в следующий. Пройти одну четверть в другую сторону мешали соединявшие стены глухие перемычки с бойницами.
Окружавший внешнее кольцо ров углублялся не менее чем на тридцать саженей в вечную мерзлоту, а мост через него тянулся на двадцать пять. Дно рва щетинилось острыми ледяными глыбами, делая крепость окончательно неприступной. Башни прерывали стены в строгом порядке, чтобы каждая в случае штурма прикрывалась огнем из двух соседних. Но самое главное, и об этом знали только чародеи, определенные башни образовывали сложную магометрическую фигуру, накрывавшую весь замок, внутри которой гасились любые заклинания. Магам на службе приходилось использовать кристаллы-накопители волшебной силы, заряжая их за пределами поля.
Именно по этой причине Моргерун был в первую очередь темницей для преступников, обернувших свой колдовской дар против императора, государства или людей.
К чести командира охранения, дальше никаких проволочек не случилось. Вновь прибывших быстро проводили в покои начальника тюрьмы майора Эдвертова, оказавшегося человеком немолодым, хоть и гораздо младше магиссимуса с генерал-прокурором. Короткая, по военной моде, стрижка и усы придавали офицеру вид столичного щеголя, но главное, что бросилось в глаза магиссимусу, – это ордена «Дым и пламень» трех степеней и медали «За личное мужество» и «Верность долгу» на зеленом мундире. Когда Эдвертов встал из-за стола, приветствуя высоких гостей, Аркадий Ефимович уже не удивился багровому рубину в эфесе шпаги. Перед ними стоял герой Волерангийской войны, закончившейся полвека назад. И тут Лернов вспомнил: «Эдвертов! Это же он после войны пригрозил господам Сенату, копавшим под Михаила, обращением к армии и народу. Правда, в то время он был полковником. Да… а потом случилась та неприятная история с подношениями…»
– Рад приветствовать столь высоких особ в нашей скромной обители, – молодой, но простуженный голос Эдвертова прервал мысли магиссимуса. – Присаживайтесь. Можете не беспокоиться о ваших возницах. Им и собакам предоставят все необходимое в гостевом доме. Что-то не припомню, чтобы кто-то из заключенных подавал прошение о личной встрече с самим генерал-прокурором… или это внезапная инспекция?
– Нет, майор, это не инспекция, – чуть более сухо, чем следовало, ответил Вангардов, выдавая тем самым, что его задело столь вольное поведение Эдвертова, но последний, похоже, решил этого не заметить и продолжил: – Прошу прощения, что не зову ужинать – еда будет готова только через, – взгляд на карманные часы, – три часа, которых у нас, как я понимаю, нет. Но полчаса, я думаю, дела подождут, ибо чай с медом после холода и снега – первое средство, чтобы не заболеть. Напиток сей к обязательному употреблению положен моим приказом всему гарнизону крепости!
Последнюю фразу майор произнес шутливым тоном, доставая из ящика чайные принадлежности. Заметив скептические взгляды гостей на все его приготовления, он лишь улыбнулся, развязывая чайные мешочки и высыпая их содержимое в неказистый глиняный заварочный чайник.
К своему удивлению, Лернов ощутил тонкий аромат настоящего чайного листа, такой же, как в столичных лавках. А когда Эдвертов залил кипятком из медного чайника заварочную смесь, то в натуральности приготовленного напитка сомнений больше не возникло.
Начальник тюрьмы с видимым удовольствием наблюдал, как столичные шишки смакуют угощение, и сам при этом не оставался в стороне. Разумеется, от предложенной добавки никто не отказался, и чаепитие продолжалось, пока не кончился кипяток.
– Предвидя ваш вопрос, господа, – Эдвертов отставил пустую чашку, – удовлетворю ваше любопытство и скажу, что и чай, и мед местного происхождения. Спасибо магам, господин ректор. Присланные вами на прохождение службы адепты природной магии оказались хорошими садоводами и пасечниками. Мне очень быстро надоело их нытье по поводу «тягот и лишений службы» вообще и местной кухни в частности, и я сказал им: «Не говорите мне о своих проблемах, скажите, как их решить!» Уже через неделю передо мной лежал план перестройки двух прилегающих друг к другу больших свиных загонов под небольшой сад, чайную плантацию и пасеку на пару-тройку ульев. Я уж не знаю, как они создали все условия, но в положенное время мы собрали урожай чая и мед. Авантюра, скажете вы, и будете правы! Но я рискнул и победил, а победителей, как известно, не судят…
Майор как-то натянуто улыбнулся и вдруг замолчал, уставившись в чайник, будто вспомнив что-то давнее и важное для него, что совсем не хотелось вспоминать. Молчали и гости, – грустная ирония последних слов Эдвертова передалась и им. Тишину прервал майор:
– Итак, чем могу служить? – Перед Лерновым и Варзеевым вновь был начальник тюрьмы, по-деловому вежливый и по-военному собранный.
– Буду краток, – в тон откликнулся генерал-прокурор. – Нас интересует один заключенный… особенный заключенный. Вы понимаете?
– Понимаю, – чуть медленней, чем говорил до этого, ответил майор.
– Прекрасно, – решил вмешаться магиссимус, – мы забираем его. Подготовьте соответствующие бумаги и проводите нас к арестанту.
Эдвертов кивнул, позвонил в колокольчик, и в комнату влетел порученец – мальчишка, только начавший службу, скорее всего, ровесник помощника Лернова.
– Поднять третий отряд охранения и проводить господ генерал-прокурора и магиссимуса на нижний уровень.
– Слушаюсь! – коротко бросил порученец и умчался.
…Лишь спустя полчаса, пройдя все препятствия и хитроумные ловушки, они оказались перед дверью, закрытой семью печатями. Здесь, в полуверсте под землей, гораздо ниже всей остальной подземной тюрьмы, находился нижний уровень, созданный специально для одного заключенного.
Смертельная магия некромантов настолько отличалась от обыкновенной, что даже башни Моргеруна лишь многократно ослабляли ее, не в силах устранить совсем. Вот для чего понадобилась сила семи печатей Закона. После Преображения этими чарами могли управлять лишь блюстители и маги-пограничники. Умение последних было тем более ценно, что только они могли объединять в заклятиях силу стихий и святого слова, хаос и порядок. Лернов сам всю жизнь пытался выяснить, почему такое не под силу иным традиционным чародеям и, самое главное, почему именно святое слово столь успешно противостояло заклятиям смерти.
Было известно, что тонкие материи существовали изначально и чародеи лишь изобретали различные способы взаимодействия с ними через контуры сил. Некроманты же, судя по всему, черпали силы в самих людях, как и святые отцы… Дальнейшие размышления магиссимуса в этом направлении рождали мысли, непотребные для верующего в Господа. Аркадий Ефимович предпочитал держать их глубоко в себе…
Когда Лернов взломал шесть печатей, Вангардов взял его за плечо:
– Аркадий, а если он сбежит?
Магиссимус помолчал, будто что-то взвешивал про себя, потом отрезал:
– Не сбежит, – и взломал седьмую печать.
IV
То, что они увидели внутри, меньше всего походило на камеру заключенного. Множество полок с книгами, крепкий стул, большой, плотно сбитый стол с чистой бумагой и письменными принадлежностями, широкая кровать с тюфяком больше напоминали келью не самого аскетичного монаха. Из традиционного тюремного быта было только поганое ведро в углу и кандалы, аккуратно сложенные у двери.
На кровати в скромной, но крепкой и чистой одежде лежал старик. Лишь редкие темные пряди в седой шевелюре указывали на то, что некогда его волосы были черны. Над густой и длинной бородой, закрывавшей всю нижнюю часть лица, возвышался крупный прямой нос. Но главное, что бросилось в глаза Лернову, – крепкие руки с широкими ладонями и жилистыми пальцами, в силе и цепкости которых сомневаться не приходилось, особенно магиссимусу. Такие руки и должны быть у некроманта, чтобы быстро и точно делать разрезы, медленно и мучительно отнимать жизнь… или спасать…
Заключенный спал или делал вид. Вангардов зашел в камеру и встал к стене наискосок от кровати. Лернов, напротив, аккуратно прошел мимо стола, ни на минуту не упуская узника из вида, и снял с полки одну из книг, оказавшуюся подшитыми рукописями.
– Того, что там написано, хватит на десяток ученых степеней, юноша, – услышал он за спиной низковатый приятный голос со старосантийским акцентом и обернулся. Заключенный уже сидел и смотрел прямо на мага. Лернов с досадой отметил про себя, что таки упустил момент «пробуждения» колдуна и что в иных обстоятельствах подобное упущение вполне могло стоить ему жизни.
Бурная деятельность заключенного вызвала незамедлительный отпор. Тюремщики в мгновение ока расположились в дверном проеме камеры, и теперь в грудь узнику смотрели пять ружей. То ли число их было неубедительным, то ли взгляды самих стражей не столь суровы, но кроме ехидной ухмылки на лице заключенного, стрелки ничего не добились. Некромант подошел вплотную к охране, так что стволы почти уперлись ему в грудь.
– Господа, уберите оружие, – сменив ехидство на показную усталость и безразличие начал заключенный, – это лишнее, в самом деле. Неужели вы в старика стрелять будете? Ну? – Тюремщики медленно опустили ружья. – Вот так лучше. Да, кажется, это ваше. – Некромант взял руку ближнего солдата, от чего тот напрягся и судорожно сглотнул, и вложил в нее пять свинцовых шариков. Пуль. Глаза стражей полезли на лоб. – Ну вот, вроде бы у вас теперь есть чем заняться. Закройте дверь с той стороны, – закончил некромант в том же тоне.
– Заключенный не опасен. Оставьте нас, – спасая остатки храбрости охранников, отдал приказ Вангардов. Те не замедлили ему подчиниться.
Дверь плотно закрылась, генерал-прокурор, магиссимус и узник остались втроем.
– Ну-с, молодые люди, чем обязан? – Старик уселся на стул, скрестил руки на груди и, окинув взглядом сперва одного гостя, потом другого, заявил: – А вы мало изменились за эти годы.
– Хватит паясничать, Ираклий! – первым не выдержал Лернов, бросил книгу на стол, пересек камеру, взял кандалы и застегнул их на руках заключенного за спинкой стула. Тот не сопротивлялся.
– Спасибо, что подтвердили мои слова, – ответил старик и улыбнулся.
– Я вижу, местные порядки тебя мало чему научили, совсем расслабился, – напустился Лернов на узника, но тот никак не реагировал, и магиссимус быстро остыл.
На кровати в скромной, но крепкой и чистой одежде лежал старик. Лишь редкие темные пряди в седой шевелюре указывали на то, что некогда его волосы были черны. Над густой и длинной бородой, закрывавшей всю нижнюю часть лица, возвышался крупный прямой нос. Но главное, что бросилось в глаза Лернову, – крепкие руки с широкими ладонями и жилистыми пальцами, в силе и цепкости которых сомневаться не приходилось, особенно магиссимусу. Такие руки и должны быть у некроманта, чтобы быстро и точно делать разрезы, медленно и мучительно отнимать жизнь… или спасать…
Заключенный спал или делал вид. Вангардов зашел в камеру и встал к стене наискосок от кровати. Лернов, напротив, аккуратно прошел мимо стола, ни на минуту не упуская узника из вида, и снял с полки одну из книг, оказавшуюся подшитыми рукописями.
– Того, что там написано, хватит на десяток ученых степеней, юноша, – услышал он за спиной низковатый приятный голос со старосантийским акцентом и обернулся. Заключенный уже сидел и смотрел прямо на мага. Лернов с досадой отметил про себя, что таки упустил момент «пробуждения» колдуна и что в иных обстоятельствах подобное упущение вполне могло стоить ему жизни.
Бурная деятельность заключенного вызвала незамедлительный отпор. Тюремщики в мгновение ока расположились в дверном проеме камеры, и теперь в грудь узнику смотрели пять ружей. То ли число их было неубедительным, то ли взгляды самих стражей не столь суровы, но кроме ехидной ухмылки на лице заключенного, стрелки ничего не добились. Некромант подошел вплотную к охране, так что стволы почти уперлись ему в грудь.
– Господа, уберите оружие, – сменив ехидство на показную усталость и безразличие начал заключенный, – это лишнее, в самом деле. Неужели вы в старика стрелять будете? Ну? – Тюремщики медленно опустили ружья. – Вот так лучше. Да, кажется, это ваше. – Некромант взял руку ближнего солдата, от чего тот напрягся и судорожно сглотнул, и вложил в нее пять свинцовых шариков. Пуль. Глаза стражей полезли на лоб. – Ну вот, вроде бы у вас теперь есть чем заняться. Закройте дверь с той стороны, – закончил некромант в том же тоне.
– Заключенный не опасен. Оставьте нас, – спасая остатки храбрости охранников, отдал приказ Вангардов. Те не замедлили ему подчиниться.
Дверь плотно закрылась, генерал-прокурор, магиссимус и узник остались втроем.
– Ну-с, молодые люди, чем обязан? – Старик уселся на стул, скрестил руки на груди и, окинув взглядом сперва одного гостя, потом другого, заявил: – А вы мало изменились за эти годы.
– Хватит паясничать, Ираклий! – первым не выдержал Лернов, бросил книгу на стол, пересек камеру, взял кандалы и застегнул их на руках заключенного за спинкой стула. Тот не сопротивлялся.
– Спасибо, что подтвердили мои слова, – ответил старик и улыбнулся.
– Я вижу, местные порядки тебя мало чему научили, совсем расслабился, – напустился Лернов на узника, но тот никак не реагировал, и магиссимус быстро остыл.