– Ну что ж, – продолжил Михась. – Рассмотрим варианты массовой гибели. Тут всего три возможности: отравить, взорвать или сжечь. Если, к примеру, подбросить яд в цистерну с запасом пресной воды… Но яда у нас нет.
– В следующий поход обязательно возьму с собой склянку с какой-нибудь отравой! – полушутя-полусерьезно воскликнул Том.
– Теперь что касается взрыва. Мы наверняка сможем проникнуть в крюйт-камеру и взорвать весь корабельный порох. Фрегат вначале взлетит на воздух, а затем бесследно сгинет в пучине океана, вместе с нами и испанцами. Хотя, конечно, мы можем ночью спустить шлюпку, затем один из нас зажжет фитиль и прыгнет за борт. Возможно, мы спасемся, а возможно – и нет. Но флагманский корабль погибнет наверняка. То же самое – если устроить пожар. Но пожар испанцы, скорее всего, потушат.
– Ну что ж, – задумчиво произнес сержант Паркс, – в крайнем случае, действительно придется взорвать крюйт-камеру. Английский флагманский корабль не должен достаться врагам и ходить под чужим флагом. Это будет позор для всего Королевского военно-морского флота на многие века. Мы все тут клялись отдать свои жизни, чтобы отомстить за погибших товарищей, и обязательно исполним клятву. Только вот что делать с леди Джоаной? Она-то не военный моряк, и негоже обрекать ее на погибель.
– Не сомневайтесь, джентльмены, – твердо произнесла Джоана, – я готова всюду следовать за вами, и если надо – приму смерть за честь родной страны.
– Но есть еще третий вариант, – напомнил Михась. – Вынудить испанцев покинуть корабль.
– Как? – горько усмехнулся Паркс. – Внушить им мысль о массовом купании в открытом океане?
– Да нет, нужно заставить их подойти к тому самому острову, где они подготовили нам приманку в виде притворного страдальца на кресте. Между прочим, насколько я понимаю, гибель несчастного купеческого судна – также дело рук этого подлого предателя, звено в цепи их дьявольского плана… Ну так вот, испанцы чувствуют себя на захваченном фрегате в безопасности, поскольку знают, что эскадра Дрейка еще далеко и «Принцесса» – самый быстроходный корабль в эскадре. Когда они достигнут острова, наверняка почти вся команда сойдет на берег, воспользовавшись шлюпками, в то время как корабль будет стоять на якоре вдали от берега, за рифами. На борту останется десяток вахтенных, которых мы сможем перебить или нейтрализовать. Затем мы поднимем якорь, поставим хотя бы пару парусов и уйдем прочь.
– А зачем им высаживаться на острове? – недоверчиво спросил Паркс.
– Ну, например, чтобы пополнить запасы пресной воды, – ответил Михась.
– Но корабельная цистерна с пресной водой наполнена еще более чем наполовину… – возразил было Паркс.
– Черт меня побери! – внезапно перебил его Том и тут же извинился: – Прошу прощения, леди!
Но Паркс уже все понял.
– Майк! У тебя здорово работают не только руки и ноги, но еще и мозги! – восторженно воскликнул он. – Что ж, до днища корабельной цистерны тут рукой подать, и мы с Томом, не теряя ни минуты, двинемся туда и организуем утечку, да такую, что через полчаса в цистерне не останется ни капли! А ты сиди здесь, оберегай леди Джоану. Ты сегодня уже потрудился на славу. За мной, Том!
Война – войной, а обед – по расписанию. Этого принципа свято придерживались и будут придерживаться армии и флоты всех времен и народов. Поэтому, как только была завершена операция по очистке захваченного фрегата от английских моряков, убитых и раненых, которых попросту выбросили за борт, испанский кок во главе назначенного на камбуз наряда приступил к осмотру своих новых владений с целью приготовить для команды достойный обед. Они осмотрели запасы продуктов и принялись за стряпню. На самом камбузе стояли несколько анкерков, полных воды, но в ходе приготовления пищи эта вода была вся использована, и через некоторое время кок послал матросов с пустыми анкерками в трюм, где находилась цистерна с водой. Прошло несколько минут, и в камбуз с грохотом и топотом ворвались эти самые матросы с выпученными от страха глазами. Перебивая друг друга, они сообщили ужасную весть: цистерна пуста, и на корабле нет запасов пресной воды!
Кок, считавший себя, как и все испанцы, набожным католиком, разразился такой бранью в адрес не только англичан, но и самого Господа Иисуса Христа и всех святых, что на суше за подобные богохульства он легко бы мог угодить на костер инквизиции. В общем, кок поспешил к вахтенному офицеру. Вахтенный офицер, благородный идальго в тридесятом поколении, услышав ужасное известие, выругался столь грязно, что предшествующие богохульства кока вполне могли бы сойти за образец изящной словесности, и бросился разыскивать своего командира, дона Эстебана.
Дон Эстебан в задумчивости стоял перед запертой дверью каюты, за которой несколько часов назад скрылся его сообщник, сэр Джеймс. Часовые, находящиеся возле каюты, на его вопрос о том, не слышали ли они за время дежурства какой-то подозрительный шум, ответили, что из-за двери доносились два голоса – мужской и женский, а также звуки, похожие на борьбу. Судя по этим звукам, в каюте ломали мебель, били посуду и ссорились мужчина и женщина. Но поскольку часовые получили указание не мешать другу дона Эстебана, то они не пытались открыть дверь и поинтересоваться, что же там происходит. Беседа между мужчиной и женщиной, сопровождающаяся битьем посуды и криками, – дело обычное, и ничего настораживающего в этом нет и быть не может.
Дон Эстебан мысленно согласился со своими подчиненными, но все же еще раз постучал в дверь и громко позвал сэра Джеймса, попросил его если не выйти к своему другу, то хотя бы отозваться. Но за дверью царила мертвая тишина.
Дон Эстебан подождал минуту-другую и приказал часовым ломать дверь. Те привычно и сноровисто выбили ее прикладами аркебуз. Дон Эстебан вошел в каюту и сразу же увидел сэра Джеймса, лежащего на полу в луже крови, с колотой раной в горле, и разбитые стекла в иллюминаторе. Равнодушно перешагнув через труп, дон Эстебан подошел к иллюминатору, высунулся наружу и обнаружил зацепившийся за срез остаток женского платья. Картина была предельно ясна: сэр Джеймс попытался овладеть девицей, но успел лишь расстегнуть камзол. Та воспротивилась и умудрилась воткнуть в горло горе-ухажеру припасенный заранее или же случайно подвернувшийся под руку кинжал. Чтобы нанести такой удар, не требуется ни силы, ни умения, нужно лишь сделать это в тот момент, когда жертва не ожидает ничего подобного. Затем девица разбила иллюминатор и выбросилась в океан, зацепившись подолом за раму.
Дон Эстебан не собирался сильно горевать из-за смерти сэра Джеймса, а гибель в океане неизвестной женщины его тем более не опечалила: меньше драк будет среди матросов, которых она, конечно же, не смогла бы всех обслужить, умерев гораздо раньше от совершаемого над ней насилия.
Но дон Эстебан не успел закончить свои размышления по поводу произошедшего, поскольку в каюту ворвался вахтенный офицер и срывающимся голосом доложил, что на захваченном корабле, как оказалось, нет запасов пресной воды. Дон Эстебан был очень опытным, можно даже сказать – талантливым командиром. Мгновенно оценив сложность ситуации, он не стал ругаться, не дал волю эмоциям. Храня сосредоточенное молчание, с суровым выражением лица, он стремительно взбежал на мостик, где уже собрались старшие офицеры. Ответив на почтительное приветствие офицеров, дон Эстебан сразу перешел к делу:
– Корабельная цистерна пуста, у нас нет запасов пресной воды, и мы не можем идти, как собирались, через океан прямиком в Испанию. Если проклятый адмирал Дрейк выиграл сражение у нашей эскадры, то он уже ищет свой флагманский фрегат и бригантину, якобы набитую золотом. Но, учитывая время, затраченное на сражение, неизбежные повреждения кораблей, расстояние до противника и быстроходность ставшего теперь нашим фрегата, у нас есть фора минимум в сутки-двое. Поэтому можно спокойно изменить курс, подойти к острову, возле которого мы сожгли английское купеческое судно и подбросили этим безбожникам наживку, и пополнить запасы пресной воды. Заодно дадим день отдыха команде. Нам предстоит тяжелый переход, так что пускай матросы слегка расслабятся перед длительным океанским плаванием. Нам же потом будет с ними меньше проблем. Возражения, предложения есть? Отлично. Вахтенный офицер! Командуйте поворот. Курс – норд-норд-ост!
На самом днище корабля, среди огромных камней балласта по-прежнему царила непроглядная темень. Но затаившиеся там морские пехотинцы и Джоана почувствовали, что корабль внезапно накренился на левый борт и принялся совершать поворот.
– Ты молодец, Майк! Они меняют курс! – почти хором воскликнули Паркс и Мэрдок.
– Это вы молодцы, друзья! Справились с нелегкой задачей по опустошению цистерны успешно и своевременно.
– Ну что ж, – задумчиво произнес сержант Паркс, – будем готовиться к схватке. Самое интересное, сколько человек оставят они на корабле? Хотя, конечно, морская пехота врагов не считает, а бьет. Но все равно нам нужно наметить план действий, предусмотреть различные варианты. Капрал Майк Русс, стратегия – это по твоей части, у тебя это здорово получается. Ждем твоих указаний.
– Хорошо, Джон. Давайте прикинем возможную дислокацию противника и соответственно определим диспозицию. Вариант первый…
Фрегат «Принцесса», еще сутки тому назад бывший гордостью английского Королевского военно-морского флота, под испанским флагом летел по волнам к недалекому острову. Испанская команда, гордая своей победой над опаснейшим противником, веселилась и радовалась предстоящей высадке и отдыху на берегу, не зная, что у них под ногами горстка оставшихся в живых и не сдавшихся английских матросов, среди которых был и дружинник из неизвестной никому из находящихся на борту России, всерьез обсуждают, как отбить у них свой флагманский корабль.
«Принцесса» явственно замедлила ход, и вскоре раздался грохот якорной цепи. Затем заскрипели тали на шлюпбалках, и раздались веселые голоса испанских моряков, спускавшихся вдоль бортов в шлюпках, чтобы отбыть на берег, почувствовать под ногами твердую землю, искупаться в прозрачных теплых водах лагуны или в прохладных ручьях, попробовать тропических фруктов, а если удастся – подстрелить какую-нибудь дичь.
– Все, парни, пора! – скомандовал сержант Паркс. – Как и договаривались, выходим вначале на пушечную палубу, там порты наверняка закрыты, полумрак, но все равно, делаем остановку, чтобы глаза постепенно привыкали к свету. Мы с Томом – впереди, Майк с леди – сзади.
Они принялись подниматься из своего убежища наверх. В просторных трюмах было пусто и безлюдно. Вначале даже скудный свет, пробивающийся откуда-то сверху, из открытых люков, показался им нестерпимо ярким. И тут Паркс и Мэрдок разглядели наконец наряд леди Джоаны. Паркс, старый сержант, много повидавший на своем веку, лишь хмыкнул еле слышно и деликатно отвернулся от столь экстравагантного зрелища. Том, более молодой и впечатлительный, раскрыл рот, выпучил глаза и уставился на леди, не в силах отвести взгляда.
– Том, – довольно резко одернул его сержант Паркс, – захлопни челюсть обеими руками и перестань пялиться. Во-первых, перед тобой леди, во-вторых, она – наш боевой товарищ и идет с нами на смерть.
– Простите, леди Джоана, просто глаза мои не выдержали яркого света, – пробормотал смущенный Том.
– Это вы извините меня, джентльмены, что я перед выходом в свет не успела облачиться в парадное платье со шлейфом, – с иронией произнесла Джоана.
– Все, сконцентрировались, работаем! – скомандовал Паркс. – Майк, вперед, на разведку!
Михась бесшумной тенью преодолел два трапа и осторожно выглянул на верхнюю палубу в приоткрытый люк. Он сразу же увидел вахтенных. Их было ровно двенадцать, они вольготно разлеглись на шкафуте и, уныло поглядывая в сторону берега, посещения которого были лишены, по очереди прикладывались к довольно большому кувшину. В кувшине содержалась явно не пресная вода. Возле грот-мачты в козлах стояли их аркебузы, каковых Михась насчитал двенадцать, возле козел в специальной жестянке тлел трут, предназначенный для запала фитилей. Все сходилось. Михась осторожно оглядел шканцы и ют, но не обнаружил присутствия вахтенного офицера. Это его поначалу обеспокоило, но, поразмыслив, он решил, что вахту намеренно оставили под командой какого-нибудь младшего боцмана. Наверняка и кувшин с вином достался им совершенно легально, хотя пьянствовать во время вахты, конечно же, категорически запрещено. Однако в данной ситуации было специально сделано послабление, и офицер отсутствовал как раз потому, чтобы не смущать и без того наказанных неувольнением на берег матросов своим присутствием и самому не раздражаться при виде подчиненных, распивающих на вахте вино вопреки уставу. То есть, как заключил Михась, на корабле нет ни одного офицера, и, кроме вахтенных, на марсе находится какой-нибудь одинокий наблюдатель. Логика его рассуждений была, как всегда, безупречной, но в данном случае заключала в себе роковую ошибку, о чем Михась, естественно, в тот момент не догадывался.
Завершив разведку, Михась спустился на пушечную палубу к ожидавшим его товарищам.
– Их двенадцать, все на шкафуте, ружья – в козлах, вахтенного офицера нет.
– Прекрасно, – прорычал сержант Паркс, и его лицо исказила улыбка, больше похожая на оскал. – Атакуем! Леди, держитесь сзади, подальше от свалки.
– Извини, Джон, – твердо остановил сержанта Михась. – Есть немного иное предложение. Все-таки двенадцать – это многовато для троих. Ты же сам сказал, что леди – наш боевой товарищ. Так вот, глядя на нашего друга Тома, предлагаю поступить следующим образом…
Испанские матросы, оставленные нести вахту за какие-то мелкие провинности, в то время, когда вся команда фактически отдыхала на островке, чертыхаясь, лежали пластом на теплых досках палубы и смотрели в сторону того самого заманчивого островка, находившегося всего в каких-нибудь пяти сотнях кабельтовых от корабля, стоящего на якоре за линией прибрежных рифов. Даже кувшин с вином, принесенный им боцманом по личному распоряжению дона Эстебана, не мог погасить их досаду. Время от времени они, конечно же, озирались по сторонам, проверяя, не случилось ли чего, но делали это без энтузиазма, поскольку были твердо уверены, что после абордажа никого из англичан в живых на корабле не осталось. Что касается врага внешнего, так это было не их дело, ибо на марсе грот-мачты, как положено, сидел наблюдатель, озиравший океан, тоже, впрочем, с немалой фляжкой в руках.
Но внезапно унылое течение вахты было нарушено событием, оставившим в памяти испанских матросов яркий, но недолгий след. Приоткрытая крышка люка, расположенного возле фок-мачты, откинулась, и из нее показалась юная дева с распущенными золотистыми волосами, прекрасное тело которой было едва прикрыто нижним бельем.
– Сеньоры, – на неплохом испанском обратилась дева к совершенно обалдевшим от такого зрелища матросам, – долго ли нам еще плыть до Мадрида?
Испанцы не успели не только ответить, но и понять смысл вопроса. Пока они, забыв обо всем на свете, пожирали глазами сказочную красавицу, позади них бесшумно открылся другой люк, оттуда выскочили трое голых по пояс, вооруженных ножами и кинжалами бойцов, двое из которых имели на головах красные повязки английской флагманской морской пехоты, и стремительно бросились в атаку с тыла. Это была даже не схватка, а просто резня. Испанцы, отвлеченные Джоаной, не смогли оказать почти никакого сопротивления этому совершенно неожиданному нападению. Через минуту все было кончено, и на шкафуте лежало двенадцать трупов испанских моряков, и их кровь, растекаясь по доскам палубы, смешивалась с вином, вылившимся из разбитого кувшина.
– Хватаем аркебузы – и на бак, к брашпилю! – проревел сержант Паркс.
Они подхватили по четыре аркебузы каждый, Паркс умудрился подцепить еще и жестянку с трутом, и они со всех ног помчались на нос корабля. Леди Джоана без всякой команды последовала за ними, стараясь не глядеть на залитые кровью тела, громоздящиеся на шкафуте.
– Михась, поджигай фитили, сбивай наблюдателя с марса, прикрывай нас от возможного нападения! – командовал Паркс. – Том и леди – к брашпилю!
Наблюдатель, разглядевший с высоты грот-мачты, что на палубе творится что-то неладное, уже принялся вопить и сигналить флажками своим товарищам на берегу.
Михась раздул фитиль, тщательно прицелился и выстрелил. Наблюдатель свалился с марса и, пролетев несколько десятков ярдов, с глухим звуком шмякнулся о палубу рядом с мертвыми вахтенными. С берега доносились крики и отрывистые команды. Испанцы, увидев сигналы наблюдателя и услышав выстрел, созывали своих, сталкивали шлюпки в воду. Но Паркс, Том и даже Джоана, двигаясь по кругу, налегали изо всех сил на рукояти брашпиля, наматывая на него якорную цепь. И вскоре судно вздрогнуло, закачалось свободно на волнах. Якорь оторвался от грунта, и его цепь легко пошла в клюз.
Закрепив якорь в клюзе, Паркс направил Михася и Джоану на ют, к штурвалу, а сам вместе с Томом принялся поднимать грот. Михась, с двумя аркебузами под мышками, непрерывно вертя головой, внимательно осматривал все пространство палубы, готовый в любой миг прикрыть товарищей огнем, и одновременно давал указания Джоане, куда и как поворачивать штурвал, чтобы поднимаемый основной парус – грот как можно быстрее поймал ветер и понес корабль прочь от опасных рифов и от уже отходивших от берега шлюпок с вооруженными испанцами.
Вскоре грот наполнился ветром, и корабль стал более-менее слушаться руля.
– Парни! – крикнул Михась с юта Тому и Джону. – Поднимите парочку кливеров, мы еще не набрали хорошего хода, с трудом держим нужный галс. Шлюпки идут быстрее, приближаются к нам.
– Подожди, Майк, – откликнулся сержант Паркс, – пусть шлюпки подойдут поближе! У нас орудия левого борта по-прежнему заряжены, и мы с Томом сейчас пошлем испанцам прощальный привет от наших погибших товарищей!
Они исчезли в люке, ведущем на пушечную палубу. Михась, не теряя бдительности и по-прежнему держа в обеих руках по аркебузе, объяснил Джоане, как повернуть штурвал, чтобы корабль развернулся бортом к приближающимся шлюпкам. Через минуту глухо и коротко рявкнуло первое орудие, за ним – второе, третье. Левый борт «Принцессы» окутался клубами порохового дыма, но Михась и Джоана отчетливо видели, как всплески ядер и дождь картечи накрывают армаду шлюпок, полных вооруженными людьми. Старый сержант флагманской морской пехоты не тратил казенный Ее Величества порох понапрасну. Он расстреливал испанцев так же, как они всего двое суток тому назад расстреляли на бригантине его родной отряд. Шлюпки потеряли ход, некоторые принялись разворачиваться, стремясь укрыться от орудийного огня за рифами, в результате они сбились в кучу и облегчили задачу Парксу и помогавшему ему Тому Мэрдоку. Теперь почти каждое ядро попадало в цель. Том и Джон после очередного удачного выстрела то ли рычали, то ли рыдали, выкрикивая бессвязные слова, имена своих погибших друзей, потрясали кулаками, приплясывали и тут же бросались к следующему заряженному орудию. Наконец последнее, двадцатое, орудие выпалило почти вслепую в едва видневшиеся сквозь плотный пороховой дым остатки шлюпочной флотилии.
– Все, Том! Мы отомстили за наших парней. Те из испанцев, что останутся в живых, пускай теперь коротают свои дни на этом необитаемом островке. Надеюсь, что этих дней останется у них немного! Пусть подыхают с голоду и режут друг друга в схватке за пропитание. Господь покарает их, уже без нашей помощи… Пойдем на бак, поднимем кливера, как просил Майк.
Они поднялись на палубу и, взявшись за шкоты, принялись поднимать паруса.
Михась, увидев, что первый из кливеров поднят, дал Джоане команду изменить галс. Девушка налегала на огромное, почти в ее рост, колесо штурвала, но после всех вчерашних и сегодняшних похождений сил у нее практически не осталось. Михась, видя, что Джоана вот-вот свалится с ног и выпустит рукояти штурвала, положил одну аркебузу на палубу и свободной рукой принялся помогать девушке вращать штурвал. В этот момент все и произошло. Крышка носового люка, расположенного на баке, откинулась, и из нее выскочил испанский офицер в золоченой кирасе и шлеме со страусовыми перьями. На роскошной, расшитой разноцветным бисером портупее офицера висела длинная шпага, а в каждой руке он держал по огромной пистоли с устрашающими раструбами на концах стволов. Офицер бросился на Тома и Джона, которые возились со шкотами и не видели врага у себя за спиной.
Михась среагировал мгновенно. Он выпустил штурвал, подхватил аркебузу и, поскольку времени на установку подпорки у него не было, прицелился и выстрелил с рук. Но аркебуза была слишком тяжелой для прицельной стрельбы без подпорки на такую большую дистанцию. К тому же офицер находился почти на одной линии с Томом и Джоном, и Михась боялся попасть в них. В общем, руки его дрогнули, и пуля просвистела в паре дюймов от офицера, не причинив ему вреда.
Старый сержант морской пехоты и бывалый матрос абордажной команды «Посейдона» обернулись на выстрел, выпустили шкоты, выхватили из-за пояса кинжалы и бросились на врага, причем не прямо в лоб, а тактически грамотно расходясь в разные стороны. Но дон Эстебан – а это был именно он, – побывавший во многих десятках схваток и сражений, предугадал этот маневр. Дон Эстебан не стал высаживаться на остров, внезапно почувствовав неизъяснимое отвращение к этой экскурсии. По-видимому, сказалось напряжение последних нескольких дней, в течение которых он готовил операцию по захвату английского флагмана и поэтому практически не спал. Поэтому, отказавшись от экскурсии на берег, он поручил командовать высадкой старшему офицеру, а сам попросту завалился спать, закрывшись в адмиральской каюте. Даже крики наблюдателя с марса и выстрел Михася не смогли его разбудить, но, по-видимому, все же нарушили его крепкий сон. Когда, все еще не проснувшись окончательно, он услышал скрип брашпиля и характерный звук поднимаемой якорной цепи, то вначале решил, что это его команда вернулась с запасами пресной воды и корабль готовится к отплытию. Дон Эстебан удивился, что проспал так долго. Он не спеша поднялся с роскошной адмиральской постели и хотел было вызвать вахтенного и ему объявить выговор за то, что тот приказал поднять якорь, не поставив в известность командира, но внезапно ощутил смутное чувство тревоги. Происходило явно что-то не то. Через мгновение дон Эстебан понял, что именно его насторожило: на корабле царила странная тишина. Не было слышно привычных команд, топота множества ног по палубе, свистков боцманских дудок. Дон Эстебан выглянул в небольшой иллюминатор, врезанный в дверь адмиральской каюты, которая выходила прямо на шканцы, и увидел возле грот-мачты груду неподвижных тел вахтенных матросов и пустые аркебузные козлы. Он понял, что корабль захвачен противником. Естественно, он не знал, откуда взялся этот самый противник и какова его численность. Однако, поразмыслив несколько секунд, он пришел к выводу, что враги, вероятно, прятались где-то в закоулках корабля и, воспользовавшись высадкой команды на берег, напали на вахтенных, убили их, а теперь поднимают якорь, чтобы угнать корабль. Скорее всего, этих злодеев немного, и сейчас они разбросаны по всей палубе, поскольку им необходимо и поставить пару-тройку основных парусов, и управляться со штурвалом, поэтому у него еще остается шанс воспользоваться их же тактикой: внезапно напасть на них и перебить поодиночке.
Дон Эстебан не испытывал страха. Жизнь для него, опытного и хладнокровного авантюриста, представлялась большой азартной игрой, конечный итог которой заранее ясен. Этим итогом была неизбежная смерть всех игроков. Раньше или позже – какая разница? Он быстро и сноровисто облачился в кирасу, надел шлем, перекинул через плечо портупею со своей любимой боевой шпагой, взял из красивого, инкрустированного золотыми и серебряными пластинами ларца пару пистолей новейшей системы и, выйдя не через парадную, ведущую на шканцы, дверь каюты, а через заднюю, открывающуюся в общее пространство кормовых помещений, проник в трюм. В этот момент принялись палить пушки левого борта. Дон Эстебан, соблюдая осторожность, не помчался сломя голову на пушечную палубу, чтобы попытаться предотвратить расстрел своей команды, а, воспользовавшись тем, что пушечный дым частично окутал верхнюю палубу, выглянул из ближайшего люка и осмотрелся. Возле штурвала он увидел голого по пояс бойца с красной повязкой на голове и двумя аркебузами в руках. Это явно был флагманский морской пехотинец. Дон Эстебан слегка огорчился: он все же надеялся, что корабль захватили обычные матросы из плавсостава «Принцессы», а не эти проклятые морские пехотинцы, с которыми он предпочел бы не связываться. Но все же он не отказался от своего намерения, лишь покрепче сжал рукояти пистолей. А вот за штурвалом стоял непонятно кто: то ли юнга, то ли вообще какая-то девка в странном одеянии. Дон Эстебан повернул голову и увидел, как из носового люка выскочили двое и бросились поднимать кливер. Подождав еще несколько минут, он убедился, что захватчиков всего четверо.
Дон Эстебан хищно улыбнулся и решил, что расклад может быть обращен в его пользу, как бывало уже не раз и в игре на деньги, и в игре со смертью. Он тут же наметил оптимальный план дальнейших действий: поскольку на бойца, стоявшего с двумя ружьями наготове возле штурвала, внезапно напасть не удастся, нужно пробраться по трюму до носового люка, уложить из пистолей в спину тех двоих, занятых подъемом кливеров, а затем, выбив стопор брашпиля, освободить якорь и, заняв оборону, ждать, пока к вставшему на якорь судну не подойдет на шлюпках многочисленная подмога.
– В следующий поход обязательно возьму с собой склянку с какой-нибудь отравой! – полушутя-полусерьезно воскликнул Том.
– Теперь что касается взрыва. Мы наверняка сможем проникнуть в крюйт-камеру и взорвать весь корабельный порох. Фрегат вначале взлетит на воздух, а затем бесследно сгинет в пучине океана, вместе с нами и испанцами. Хотя, конечно, мы можем ночью спустить шлюпку, затем один из нас зажжет фитиль и прыгнет за борт. Возможно, мы спасемся, а возможно – и нет. Но флагманский корабль погибнет наверняка. То же самое – если устроить пожар. Но пожар испанцы, скорее всего, потушат.
– Ну что ж, – задумчиво произнес сержант Паркс, – в крайнем случае, действительно придется взорвать крюйт-камеру. Английский флагманский корабль не должен достаться врагам и ходить под чужим флагом. Это будет позор для всего Королевского военно-морского флота на многие века. Мы все тут клялись отдать свои жизни, чтобы отомстить за погибших товарищей, и обязательно исполним клятву. Только вот что делать с леди Джоаной? Она-то не военный моряк, и негоже обрекать ее на погибель.
– Не сомневайтесь, джентльмены, – твердо произнесла Джоана, – я готова всюду следовать за вами, и если надо – приму смерть за честь родной страны.
– Но есть еще третий вариант, – напомнил Михась. – Вынудить испанцев покинуть корабль.
– Как? – горько усмехнулся Паркс. – Внушить им мысль о массовом купании в открытом океане?
– Да нет, нужно заставить их подойти к тому самому острову, где они подготовили нам приманку в виде притворного страдальца на кресте. Между прочим, насколько я понимаю, гибель несчастного купеческого судна – также дело рук этого подлого предателя, звено в цепи их дьявольского плана… Ну так вот, испанцы чувствуют себя на захваченном фрегате в безопасности, поскольку знают, что эскадра Дрейка еще далеко и «Принцесса» – самый быстроходный корабль в эскадре. Когда они достигнут острова, наверняка почти вся команда сойдет на берег, воспользовавшись шлюпками, в то время как корабль будет стоять на якоре вдали от берега, за рифами. На борту останется десяток вахтенных, которых мы сможем перебить или нейтрализовать. Затем мы поднимем якорь, поставим хотя бы пару парусов и уйдем прочь.
– А зачем им высаживаться на острове? – недоверчиво спросил Паркс.
– Ну, например, чтобы пополнить запасы пресной воды, – ответил Михась.
– Но корабельная цистерна с пресной водой наполнена еще более чем наполовину… – возразил было Паркс.
– Черт меня побери! – внезапно перебил его Том и тут же извинился: – Прошу прощения, леди!
Но Паркс уже все понял.
– Майк! У тебя здорово работают не только руки и ноги, но еще и мозги! – восторженно воскликнул он. – Что ж, до днища корабельной цистерны тут рукой подать, и мы с Томом, не теряя ни минуты, двинемся туда и организуем утечку, да такую, что через полчаса в цистерне не останется ни капли! А ты сиди здесь, оберегай леди Джоану. Ты сегодня уже потрудился на славу. За мной, Том!
Война – войной, а обед – по расписанию. Этого принципа свято придерживались и будут придерживаться армии и флоты всех времен и народов. Поэтому, как только была завершена операция по очистке захваченного фрегата от английских моряков, убитых и раненых, которых попросту выбросили за борт, испанский кок во главе назначенного на камбуз наряда приступил к осмотру своих новых владений с целью приготовить для команды достойный обед. Они осмотрели запасы продуктов и принялись за стряпню. На самом камбузе стояли несколько анкерков, полных воды, но в ходе приготовления пищи эта вода была вся использована, и через некоторое время кок послал матросов с пустыми анкерками в трюм, где находилась цистерна с водой. Прошло несколько минут, и в камбуз с грохотом и топотом ворвались эти самые матросы с выпученными от страха глазами. Перебивая друг друга, они сообщили ужасную весть: цистерна пуста, и на корабле нет запасов пресной воды!
Кок, считавший себя, как и все испанцы, набожным католиком, разразился такой бранью в адрес не только англичан, но и самого Господа Иисуса Христа и всех святых, что на суше за подобные богохульства он легко бы мог угодить на костер инквизиции. В общем, кок поспешил к вахтенному офицеру. Вахтенный офицер, благородный идальго в тридесятом поколении, услышав ужасное известие, выругался столь грязно, что предшествующие богохульства кока вполне могли бы сойти за образец изящной словесности, и бросился разыскивать своего командира, дона Эстебана.
Дон Эстебан в задумчивости стоял перед запертой дверью каюты, за которой несколько часов назад скрылся его сообщник, сэр Джеймс. Часовые, находящиеся возле каюты, на его вопрос о том, не слышали ли они за время дежурства какой-то подозрительный шум, ответили, что из-за двери доносились два голоса – мужской и женский, а также звуки, похожие на борьбу. Судя по этим звукам, в каюте ломали мебель, били посуду и ссорились мужчина и женщина. Но поскольку часовые получили указание не мешать другу дона Эстебана, то они не пытались открыть дверь и поинтересоваться, что же там происходит. Беседа между мужчиной и женщиной, сопровождающаяся битьем посуды и криками, – дело обычное, и ничего настораживающего в этом нет и быть не может.
Дон Эстебан мысленно согласился со своими подчиненными, но все же еще раз постучал в дверь и громко позвал сэра Джеймса, попросил его если не выйти к своему другу, то хотя бы отозваться. Но за дверью царила мертвая тишина.
Дон Эстебан подождал минуту-другую и приказал часовым ломать дверь. Те привычно и сноровисто выбили ее прикладами аркебуз. Дон Эстебан вошел в каюту и сразу же увидел сэра Джеймса, лежащего на полу в луже крови, с колотой раной в горле, и разбитые стекла в иллюминаторе. Равнодушно перешагнув через труп, дон Эстебан подошел к иллюминатору, высунулся наружу и обнаружил зацепившийся за срез остаток женского платья. Картина была предельно ясна: сэр Джеймс попытался овладеть девицей, но успел лишь расстегнуть камзол. Та воспротивилась и умудрилась воткнуть в горло горе-ухажеру припасенный заранее или же случайно подвернувшийся под руку кинжал. Чтобы нанести такой удар, не требуется ни силы, ни умения, нужно лишь сделать это в тот момент, когда жертва не ожидает ничего подобного. Затем девица разбила иллюминатор и выбросилась в океан, зацепившись подолом за раму.
Дон Эстебан не собирался сильно горевать из-за смерти сэра Джеймса, а гибель в океане неизвестной женщины его тем более не опечалила: меньше драк будет среди матросов, которых она, конечно же, не смогла бы всех обслужить, умерев гораздо раньше от совершаемого над ней насилия.
Но дон Эстебан не успел закончить свои размышления по поводу произошедшего, поскольку в каюту ворвался вахтенный офицер и срывающимся голосом доложил, что на захваченном корабле, как оказалось, нет запасов пресной воды. Дон Эстебан был очень опытным, можно даже сказать – талантливым командиром. Мгновенно оценив сложность ситуации, он не стал ругаться, не дал волю эмоциям. Храня сосредоточенное молчание, с суровым выражением лица, он стремительно взбежал на мостик, где уже собрались старшие офицеры. Ответив на почтительное приветствие офицеров, дон Эстебан сразу перешел к делу:
– Корабельная цистерна пуста, у нас нет запасов пресной воды, и мы не можем идти, как собирались, через океан прямиком в Испанию. Если проклятый адмирал Дрейк выиграл сражение у нашей эскадры, то он уже ищет свой флагманский фрегат и бригантину, якобы набитую золотом. Но, учитывая время, затраченное на сражение, неизбежные повреждения кораблей, расстояние до противника и быстроходность ставшего теперь нашим фрегата, у нас есть фора минимум в сутки-двое. Поэтому можно спокойно изменить курс, подойти к острову, возле которого мы сожгли английское купеческое судно и подбросили этим безбожникам наживку, и пополнить запасы пресной воды. Заодно дадим день отдыха команде. Нам предстоит тяжелый переход, так что пускай матросы слегка расслабятся перед длительным океанским плаванием. Нам же потом будет с ними меньше проблем. Возражения, предложения есть? Отлично. Вахтенный офицер! Командуйте поворот. Курс – норд-норд-ост!
На самом днище корабля, среди огромных камней балласта по-прежнему царила непроглядная темень. Но затаившиеся там морские пехотинцы и Джоана почувствовали, что корабль внезапно накренился на левый борт и принялся совершать поворот.
– Ты молодец, Майк! Они меняют курс! – почти хором воскликнули Паркс и Мэрдок.
– Это вы молодцы, друзья! Справились с нелегкой задачей по опустошению цистерны успешно и своевременно.
– Ну что ж, – задумчиво произнес сержант Паркс, – будем готовиться к схватке. Самое интересное, сколько человек оставят они на корабле? Хотя, конечно, морская пехота врагов не считает, а бьет. Но все равно нам нужно наметить план действий, предусмотреть различные варианты. Капрал Майк Русс, стратегия – это по твоей части, у тебя это здорово получается. Ждем твоих указаний.
– Хорошо, Джон. Давайте прикинем возможную дислокацию противника и соответственно определим диспозицию. Вариант первый…
Фрегат «Принцесса», еще сутки тому назад бывший гордостью английского Королевского военно-морского флота, под испанским флагом летел по волнам к недалекому острову. Испанская команда, гордая своей победой над опаснейшим противником, веселилась и радовалась предстоящей высадке и отдыху на берегу, не зная, что у них под ногами горстка оставшихся в живых и не сдавшихся английских матросов, среди которых был и дружинник из неизвестной никому из находящихся на борту России, всерьез обсуждают, как отбить у них свой флагманский корабль.
«Принцесса» явственно замедлила ход, и вскоре раздался грохот якорной цепи. Затем заскрипели тали на шлюпбалках, и раздались веселые голоса испанских моряков, спускавшихся вдоль бортов в шлюпках, чтобы отбыть на берег, почувствовать под ногами твердую землю, искупаться в прозрачных теплых водах лагуны или в прохладных ручьях, попробовать тропических фруктов, а если удастся – подстрелить какую-нибудь дичь.
– Все, парни, пора! – скомандовал сержант Паркс. – Как и договаривались, выходим вначале на пушечную палубу, там порты наверняка закрыты, полумрак, но все равно, делаем остановку, чтобы глаза постепенно привыкали к свету. Мы с Томом – впереди, Майк с леди – сзади.
Они принялись подниматься из своего убежища наверх. В просторных трюмах было пусто и безлюдно. Вначале даже скудный свет, пробивающийся откуда-то сверху, из открытых люков, показался им нестерпимо ярким. И тут Паркс и Мэрдок разглядели наконец наряд леди Джоаны. Паркс, старый сержант, много повидавший на своем веку, лишь хмыкнул еле слышно и деликатно отвернулся от столь экстравагантного зрелища. Том, более молодой и впечатлительный, раскрыл рот, выпучил глаза и уставился на леди, не в силах отвести взгляда.
– Том, – довольно резко одернул его сержант Паркс, – захлопни челюсть обеими руками и перестань пялиться. Во-первых, перед тобой леди, во-вторых, она – наш боевой товарищ и идет с нами на смерть.
– Простите, леди Джоана, просто глаза мои не выдержали яркого света, – пробормотал смущенный Том.
– Это вы извините меня, джентльмены, что я перед выходом в свет не успела облачиться в парадное платье со шлейфом, – с иронией произнесла Джоана.
– Все, сконцентрировались, работаем! – скомандовал Паркс. – Майк, вперед, на разведку!
Михась бесшумной тенью преодолел два трапа и осторожно выглянул на верхнюю палубу в приоткрытый люк. Он сразу же увидел вахтенных. Их было ровно двенадцать, они вольготно разлеглись на шкафуте и, уныло поглядывая в сторону берега, посещения которого были лишены, по очереди прикладывались к довольно большому кувшину. В кувшине содержалась явно не пресная вода. Возле грот-мачты в козлах стояли их аркебузы, каковых Михась насчитал двенадцать, возле козел в специальной жестянке тлел трут, предназначенный для запала фитилей. Все сходилось. Михась осторожно оглядел шканцы и ют, но не обнаружил присутствия вахтенного офицера. Это его поначалу обеспокоило, но, поразмыслив, он решил, что вахту намеренно оставили под командой какого-нибудь младшего боцмана. Наверняка и кувшин с вином достался им совершенно легально, хотя пьянствовать во время вахты, конечно же, категорически запрещено. Однако в данной ситуации было специально сделано послабление, и офицер отсутствовал как раз потому, чтобы не смущать и без того наказанных неувольнением на берег матросов своим присутствием и самому не раздражаться при виде подчиненных, распивающих на вахте вино вопреки уставу. То есть, как заключил Михась, на корабле нет ни одного офицера, и, кроме вахтенных, на марсе находится какой-нибудь одинокий наблюдатель. Логика его рассуждений была, как всегда, безупречной, но в данном случае заключала в себе роковую ошибку, о чем Михась, естественно, в тот момент не догадывался.
Завершив разведку, Михась спустился на пушечную палубу к ожидавшим его товарищам.
– Их двенадцать, все на шкафуте, ружья – в козлах, вахтенного офицера нет.
– Прекрасно, – прорычал сержант Паркс, и его лицо исказила улыбка, больше похожая на оскал. – Атакуем! Леди, держитесь сзади, подальше от свалки.
– Извини, Джон, – твердо остановил сержанта Михась. – Есть немного иное предложение. Все-таки двенадцать – это многовато для троих. Ты же сам сказал, что леди – наш боевой товарищ. Так вот, глядя на нашего друга Тома, предлагаю поступить следующим образом…
Испанские матросы, оставленные нести вахту за какие-то мелкие провинности, в то время, когда вся команда фактически отдыхала на островке, чертыхаясь, лежали пластом на теплых досках палубы и смотрели в сторону того самого заманчивого островка, находившегося всего в каких-нибудь пяти сотнях кабельтовых от корабля, стоящего на якоре за линией прибрежных рифов. Даже кувшин с вином, принесенный им боцманом по личному распоряжению дона Эстебана, не мог погасить их досаду. Время от времени они, конечно же, озирались по сторонам, проверяя, не случилось ли чего, но делали это без энтузиазма, поскольку были твердо уверены, что после абордажа никого из англичан в живых на корабле не осталось. Что касается врага внешнего, так это было не их дело, ибо на марсе грот-мачты, как положено, сидел наблюдатель, озиравший океан, тоже, впрочем, с немалой фляжкой в руках.
Но внезапно унылое течение вахты было нарушено событием, оставившим в памяти испанских матросов яркий, но недолгий след. Приоткрытая крышка люка, расположенного возле фок-мачты, откинулась, и из нее показалась юная дева с распущенными золотистыми волосами, прекрасное тело которой было едва прикрыто нижним бельем.
– Сеньоры, – на неплохом испанском обратилась дева к совершенно обалдевшим от такого зрелища матросам, – долго ли нам еще плыть до Мадрида?
Испанцы не успели не только ответить, но и понять смысл вопроса. Пока они, забыв обо всем на свете, пожирали глазами сказочную красавицу, позади них бесшумно открылся другой люк, оттуда выскочили трое голых по пояс, вооруженных ножами и кинжалами бойцов, двое из которых имели на головах красные повязки английской флагманской морской пехоты, и стремительно бросились в атаку с тыла. Это была даже не схватка, а просто резня. Испанцы, отвлеченные Джоаной, не смогли оказать почти никакого сопротивления этому совершенно неожиданному нападению. Через минуту все было кончено, и на шкафуте лежало двенадцать трупов испанских моряков, и их кровь, растекаясь по доскам палубы, смешивалась с вином, вылившимся из разбитого кувшина.
– Хватаем аркебузы – и на бак, к брашпилю! – проревел сержант Паркс.
Они подхватили по четыре аркебузы каждый, Паркс умудрился подцепить еще и жестянку с трутом, и они со всех ног помчались на нос корабля. Леди Джоана без всякой команды последовала за ними, стараясь не глядеть на залитые кровью тела, громоздящиеся на шкафуте.
– Михась, поджигай фитили, сбивай наблюдателя с марса, прикрывай нас от возможного нападения! – командовал Паркс. – Том и леди – к брашпилю!
Наблюдатель, разглядевший с высоты грот-мачты, что на палубе творится что-то неладное, уже принялся вопить и сигналить флажками своим товарищам на берегу.
Михась раздул фитиль, тщательно прицелился и выстрелил. Наблюдатель свалился с марса и, пролетев несколько десятков ярдов, с глухим звуком шмякнулся о палубу рядом с мертвыми вахтенными. С берега доносились крики и отрывистые команды. Испанцы, увидев сигналы наблюдателя и услышав выстрел, созывали своих, сталкивали шлюпки в воду. Но Паркс, Том и даже Джоана, двигаясь по кругу, налегали изо всех сил на рукояти брашпиля, наматывая на него якорную цепь. И вскоре судно вздрогнуло, закачалось свободно на волнах. Якорь оторвался от грунта, и его цепь легко пошла в клюз.
Закрепив якорь в клюзе, Паркс направил Михася и Джоану на ют, к штурвалу, а сам вместе с Томом принялся поднимать грот. Михась, с двумя аркебузами под мышками, непрерывно вертя головой, внимательно осматривал все пространство палубы, готовый в любой миг прикрыть товарищей огнем, и одновременно давал указания Джоане, куда и как поворачивать штурвал, чтобы поднимаемый основной парус – грот как можно быстрее поймал ветер и понес корабль прочь от опасных рифов и от уже отходивших от берега шлюпок с вооруженными испанцами.
Вскоре грот наполнился ветром, и корабль стал более-менее слушаться руля.
– Парни! – крикнул Михась с юта Тому и Джону. – Поднимите парочку кливеров, мы еще не набрали хорошего хода, с трудом держим нужный галс. Шлюпки идут быстрее, приближаются к нам.
– Подожди, Майк, – откликнулся сержант Паркс, – пусть шлюпки подойдут поближе! У нас орудия левого борта по-прежнему заряжены, и мы с Томом сейчас пошлем испанцам прощальный привет от наших погибших товарищей!
Они исчезли в люке, ведущем на пушечную палубу. Михась, не теряя бдительности и по-прежнему держа в обеих руках по аркебузе, объяснил Джоане, как повернуть штурвал, чтобы корабль развернулся бортом к приближающимся шлюпкам. Через минуту глухо и коротко рявкнуло первое орудие, за ним – второе, третье. Левый борт «Принцессы» окутался клубами порохового дыма, но Михась и Джоана отчетливо видели, как всплески ядер и дождь картечи накрывают армаду шлюпок, полных вооруженными людьми. Старый сержант флагманской морской пехоты не тратил казенный Ее Величества порох понапрасну. Он расстреливал испанцев так же, как они всего двое суток тому назад расстреляли на бригантине его родной отряд. Шлюпки потеряли ход, некоторые принялись разворачиваться, стремясь укрыться от орудийного огня за рифами, в результате они сбились в кучу и облегчили задачу Парксу и помогавшему ему Тому Мэрдоку. Теперь почти каждое ядро попадало в цель. Том и Джон после очередного удачного выстрела то ли рычали, то ли рыдали, выкрикивая бессвязные слова, имена своих погибших друзей, потрясали кулаками, приплясывали и тут же бросались к следующему заряженному орудию. Наконец последнее, двадцатое, орудие выпалило почти вслепую в едва видневшиеся сквозь плотный пороховой дым остатки шлюпочной флотилии.
– Все, Том! Мы отомстили за наших парней. Те из испанцев, что останутся в живых, пускай теперь коротают свои дни на этом необитаемом островке. Надеюсь, что этих дней останется у них немного! Пусть подыхают с голоду и режут друг друга в схватке за пропитание. Господь покарает их, уже без нашей помощи… Пойдем на бак, поднимем кливера, как просил Майк.
Они поднялись на палубу и, взявшись за шкоты, принялись поднимать паруса.
Михась, увидев, что первый из кливеров поднят, дал Джоане команду изменить галс. Девушка налегала на огромное, почти в ее рост, колесо штурвала, но после всех вчерашних и сегодняшних похождений сил у нее практически не осталось. Михась, видя, что Джоана вот-вот свалится с ног и выпустит рукояти штурвала, положил одну аркебузу на палубу и свободной рукой принялся помогать девушке вращать штурвал. В этот момент все и произошло. Крышка носового люка, расположенного на баке, откинулась, и из нее выскочил испанский офицер в золоченой кирасе и шлеме со страусовыми перьями. На роскошной, расшитой разноцветным бисером портупее офицера висела длинная шпага, а в каждой руке он держал по огромной пистоли с устрашающими раструбами на концах стволов. Офицер бросился на Тома и Джона, которые возились со шкотами и не видели врага у себя за спиной.
Михась среагировал мгновенно. Он выпустил штурвал, подхватил аркебузу и, поскольку времени на установку подпорки у него не было, прицелился и выстрелил с рук. Но аркебуза была слишком тяжелой для прицельной стрельбы без подпорки на такую большую дистанцию. К тому же офицер находился почти на одной линии с Томом и Джоном, и Михась боялся попасть в них. В общем, руки его дрогнули, и пуля просвистела в паре дюймов от офицера, не причинив ему вреда.
Старый сержант морской пехоты и бывалый матрос абордажной команды «Посейдона» обернулись на выстрел, выпустили шкоты, выхватили из-за пояса кинжалы и бросились на врага, причем не прямо в лоб, а тактически грамотно расходясь в разные стороны. Но дон Эстебан – а это был именно он, – побывавший во многих десятках схваток и сражений, предугадал этот маневр. Дон Эстебан не стал высаживаться на остров, внезапно почувствовав неизъяснимое отвращение к этой экскурсии. По-видимому, сказалось напряжение последних нескольких дней, в течение которых он готовил операцию по захвату английского флагмана и поэтому практически не спал. Поэтому, отказавшись от экскурсии на берег, он поручил командовать высадкой старшему офицеру, а сам попросту завалился спать, закрывшись в адмиральской каюте. Даже крики наблюдателя с марса и выстрел Михася не смогли его разбудить, но, по-видимому, все же нарушили его крепкий сон. Когда, все еще не проснувшись окончательно, он услышал скрип брашпиля и характерный звук поднимаемой якорной цепи, то вначале решил, что это его команда вернулась с запасами пресной воды и корабль готовится к отплытию. Дон Эстебан удивился, что проспал так долго. Он не спеша поднялся с роскошной адмиральской постели и хотел было вызвать вахтенного и ему объявить выговор за то, что тот приказал поднять якорь, не поставив в известность командира, но внезапно ощутил смутное чувство тревоги. Происходило явно что-то не то. Через мгновение дон Эстебан понял, что именно его насторожило: на корабле царила странная тишина. Не было слышно привычных команд, топота множества ног по палубе, свистков боцманских дудок. Дон Эстебан выглянул в небольшой иллюминатор, врезанный в дверь адмиральской каюты, которая выходила прямо на шканцы, и увидел возле грот-мачты груду неподвижных тел вахтенных матросов и пустые аркебузные козлы. Он понял, что корабль захвачен противником. Естественно, он не знал, откуда взялся этот самый противник и какова его численность. Однако, поразмыслив несколько секунд, он пришел к выводу, что враги, вероятно, прятались где-то в закоулках корабля и, воспользовавшись высадкой команды на берег, напали на вахтенных, убили их, а теперь поднимают якорь, чтобы угнать корабль. Скорее всего, этих злодеев немного, и сейчас они разбросаны по всей палубе, поскольку им необходимо и поставить пару-тройку основных парусов, и управляться со штурвалом, поэтому у него еще остается шанс воспользоваться их же тактикой: внезапно напасть на них и перебить поодиночке.
Дон Эстебан не испытывал страха. Жизнь для него, опытного и хладнокровного авантюриста, представлялась большой азартной игрой, конечный итог которой заранее ясен. Этим итогом была неизбежная смерть всех игроков. Раньше или позже – какая разница? Он быстро и сноровисто облачился в кирасу, надел шлем, перекинул через плечо портупею со своей любимой боевой шпагой, взял из красивого, инкрустированного золотыми и серебряными пластинами ларца пару пистолей новейшей системы и, выйдя не через парадную, ведущую на шканцы, дверь каюты, а через заднюю, открывающуюся в общее пространство кормовых помещений, проник в трюм. В этот момент принялись палить пушки левого борта. Дон Эстебан, соблюдая осторожность, не помчался сломя голову на пушечную палубу, чтобы попытаться предотвратить расстрел своей команды, а, воспользовавшись тем, что пушечный дым частично окутал верхнюю палубу, выглянул из ближайшего люка и осмотрелся. Возле штурвала он увидел голого по пояс бойца с красной повязкой на голове и двумя аркебузами в руках. Это явно был флагманский морской пехотинец. Дон Эстебан слегка огорчился: он все же надеялся, что корабль захватили обычные матросы из плавсостава «Принцессы», а не эти проклятые морские пехотинцы, с которыми он предпочел бы не связываться. Но все же он не отказался от своего намерения, лишь покрепче сжал рукояти пистолей. А вот за штурвалом стоял непонятно кто: то ли юнга, то ли вообще какая-то девка в странном одеянии. Дон Эстебан повернул голову и увидел, как из носового люка выскочили двое и бросились поднимать кливер. Подождав еще несколько минут, он убедился, что захватчиков всего четверо.
Дон Эстебан хищно улыбнулся и решил, что расклад может быть обращен в его пользу, как бывало уже не раз и в игре на деньги, и в игре со смертью. Он тут же наметил оптимальный план дальнейших действий: поскольку на бойца, стоявшего с двумя ружьями наготове возле штурвала, внезапно напасть не удастся, нужно пробраться по трюму до носового люка, уложить из пистолей в спину тех двоих, занятых подъемом кливеров, а затем, выбив стопор брашпиля, освободить якорь и, заняв оборону, ждать, пока к вставшему на якорь судну не подойдет на шлюпках многочисленная подмога.