Тем временем мальчонка с жеребенком скрылись за соснами, словно и не бывало. Артемий в одну сторону, в другую — нет нигде. Вскинулся, побежал на дорогу, прыгнул в седло и домой скорее — не знак это, а наваждение! Память прошлого мучает, не дает покоя, вот и блазнится…
Только в ту ночь уснуть не мог, по избе ходил, по двору, улицей взад-вперед, потом снова в избу, везде подавляя желание немедля бежать в Горицкий бор.
— Что не спится тебе, Артемий? — жена из темноты позвала.
— Гумно топлю да стерегу, — не стал мыслей своих открывать. — Разгорелось жарко, кабы снопы не занялись…
Едва рассвело, взял топор, пошел стропила вытесывать для конского стойла, и тут-то его осенило: коль не наваждение это, не болезнь от тоски, а истинный знак Василисы, то кобыла-то жеребенка своего признает! Ведь она после того не жеребилась больше и еще долго ходила да искала свое дитя…
Подседлал он кобылу, вскочил и помчался в Горицкий бор. На дороге спешился, взял в повод.
— Пошли, родная… Сомнения меня берут, может, ты их разрешишь…
Пришли они к месту, и кобыла сразу же что-то почуяла, голову вскинула, зафыркала и ушами сторожко стрижет. Минуты не прошло, как паренечек с сеголетком появились, снова бредут меж увалов, ищут что-то. И тут кобыла сорвалась да к жеребенку и давай его обнюхивать, ласкаться; он же к ней под брюхо и к вымени! И бьет, бьет носом, чтоб молоко выбить!
Артемий на сей раз духа не утратил и окликнул тихонько:
— Эй, паренечек?
Он беленькую головенку поднял, смотрит чистыми глазами, а сам подрагивает от холода.
— Ты что тут ищешь?
— Мамку потерял…
У Артемия сердце задрожало.
— А чей будешь-то?
— Не знаю…
— Как же мамку твою звали?
— Не помню я. Мамка она и есть мамка.
Артемий подошел к нему, присел, в глаза заглянул.
— Имя-то свое помнишь?
— Имя помню. Ящерем зовут…
Артемию бы обнять его, да постеснялся показать, как руки дрожат.
— Ты сынок мой, — сказал. — Вот уж пятый год вас ищу.
Ящерь отступил, глянул пытливо.
— На моего тятю не похож ты…
— А ты помнишь тятю?
— Не видал ни разу. Он на заработки ушел да и ходит где-то…
— Погоди, погоди… Что же говоришь, «не похож», коли не видал?
— Мамка сказала, тятя мой молодой был, красивый, и волосы черные. А ты белый весь, как старик.
— Это я поседел, сынок. От горя.
— Добро, пойдем домой. — Ящерь дал руку. — А то уж холодно по лесу ходить.
Артемий оглянулся и замер: из сосков кобыльего вымени струилось на снег давно присохшее молоко…
4
Только в ту ночь уснуть не мог, по избе ходил, по двору, улицей взад-вперед, потом снова в избу, везде подавляя желание немедля бежать в Горицкий бор.
— Что не спится тебе, Артемий? — жена из темноты позвала.
— Гумно топлю да стерегу, — не стал мыслей своих открывать. — Разгорелось жарко, кабы снопы не занялись…
Едва рассвело, взял топор, пошел стропила вытесывать для конского стойла, и тут-то его осенило: коль не наваждение это, не болезнь от тоски, а истинный знак Василисы, то кобыла-то жеребенка своего признает! Ведь она после того не жеребилась больше и еще долго ходила да искала свое дитя…
Подседлал он кобылу, вскочил и помчался в Горицкий бор. На дороге спешился, взял в повод.
— Пошли, родная… Сомнения меня берут, может, ты их разрешишь…
Пришли они к месту, и кобыла сразу же что-то почуяла, голову вскинула, зафыркала и ушами сторожко стрижет. Минуты не прошло, как паренечек с сеголетком появились, снова бредут меж увалов, ищут что-то. И тут кобыла сорвалась да к жеребенку и давай его обнюхивать, ласкаться; он же к ней под брюхо и к вымени! И бьет, бьет носом, чтоб молоко выбить!
Артемий на сей раз духа не утратил и окликнул тихонько:
— Эй, паренечек?
Он беленькую головенку поднял, смотрит чистыми глазами, а сам подрагивает от холода.
— Ты что тут ищешь?
— Мамку потерял…
У Артемия сердце задрожало.
— А чей будешь-то?
— Не знаю…
— Как же мамку твою звали?
— Не помню я. Мамка она и есть мамка.
Артемий подошел к нему, присел, в глаза заглянул.
— Имя-то свое помнишь?
— Имя помню. Ящерем зовут…
Артемию бы обнять его, да постеснялся показать, как руки дрожат.
— Ты сынок мой, — сказал. — Вот уж пятый год вас ищу.
Ящерь отступил, глянул пытливо.
— На моего тятю не похож ты…
— А ты помнишь тятю?
— Не видал ни разу. Он на заработки ушел да и ходит где-то…
— Погоди, погоди… Что же говоришь, «не похож», коли не видал?
— Мамка сказала, тятя мой молодой был, красивый, и волосы черные. А ты белый весь, как старик.
— Это я поседел, сынок. От горя.
— Добро, пойдем домой. — Ящерь дал руку. — А то уж холодно по лесу ходить.
Артемий оглянулся и замер: из сосков кобыльего вымени струилось на снег давно присохшее молоко…
4
Тема под кодовым названием «Каналы» возникла, как и все остальные, почти случайно: Самохин заканчивал работу по народным лекарям, когда к нему попала рекламная визитка целителя Наседкина, который пользовал всех своих пациентов камнями, прикладывая их к больным местам, будь то позвоночная грыжа, хронический тонзиллит, мочекаменная болезнь или злокачественная опухоль. Да не простыми булыжниками, а по информации из той же визитки, метеоритами, прилетевшими на Землю
с разных планет, поэтому называл себя космическим целителем. Разумеется, и этот лекарь был академиком самодеятельной Народной Академии, лауреатом неких премий и обладателем десятка международных сертификатов на право исцелять.
Как обычно, Самохин сделал запрос по трем каналам, как всегда получил противоречивую и взаимоисключающую информацию и для очистки совести позвонил Наседкину, записался на прием и скоро отправился в командировку, благо, жил тот в Коломне Московской области. Одна болячка у Сергея Николаевича была, давняя и профессиональная — язва желудка, просыпающаяся время от времени, обычно в минуты сильного волнения, поэтому не нужно было придумывать причины и обеспечивать легенду.
Принимал космический целитель в однокомнатной малосемейке на первом этаже, и, несмотря на полное отсутствие рекламы в газетах, у расхристанной двери с отчеканенной по меди табличкой стояла очередь, а у подъезда — машины с номерами отдаленных регионов. Пока Самохин занимался всевозможными лекарями, шаманами, ясновидящими и магами, у него сложилось впечатление, что народ давно плюнул на официальную, малополезную и теперь дорогую медицину, в поисках чуда мотался от одного шарлатана к другому и лечился всевозможными экзотическими способами, от примитивной уринотерапии до неких энергополей, источаемых руками или даже взглядом.
А задача была — незаметно, без привлечения внимания самих целителей, отыскать, изучить и проанализировать способы и методы лечения, которые действительно могут приносить пользу здоровью человека. Прорваться сквозь словесные тенета безумных и умопомрачительных теорий, надувательство, мошенничество и просто полную дурь; в общем, пройти через эпидемию «чумы кашпировской», чтобы вычленить из всего этого мусора некие рациональные зерна идей, которые можно потом развивать и использовать в разных направлениях познания — от медицины до новых концептуальных представлений о мире.
Для этих целей и существовал «Бурводстрой» заштатного полковника ФСБ Леди Ди…
Из доброй сотни пройденных лично и через своих помощников лекарей Сергей Николаевич отыскал лишь единственного, кто в самом деле помогал избавиться от болезни — костоправа с хорошей фамилией Тятин. Не мудрствуя лукаво, без всяких магических снадобий, заклинаний и энергий, старик умело вправлял и фиксировал хронические вывихи, собирал и сращивал переломы трубчатых костей конечностей, позвонков, костей таза и говорил, что все это — всего-навсего ловкость рук, слесарное ремесло. Кроме всего, он изобрел и изготовил десятки новых инструментов и приспособлений для своей медицинской практики, о которых не имела представления мировая наука, поскольку он нигде свои изобретения не афишировал, не зазывал пациентов, а тихо и скромно жил в умирающей деревне Тверской области. Все это было хорошо, годилось и могло быть использовано в будущем, однако от Самохина, как и от всех сотрудников «Бурводстроя», ждали другого — неких принципиально новых технологических и мировоззренческих идей, способных вывести цивилизацию на иную ступень развития.
В общем, пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что…
Год поисков в области стихийного народного целительства притомил Сергея Николаевича, тема вызывала отвращение и поэтому он стоял в очереди на прием к Наседкину без всякой надежды. А на лестничной площадке и самой лестнице томились в ожидании одиннадцать человек разного возраста и, судя по одежде, разного достатка: от деревенских жителей до московских ухоженных девиц, среди которых одна бросалась в глаза — на вид не больная, студенческого возраста. У этой красавицы вообще не должно было ничего болеть, кроме, может быть, разбитого очередной неудачной любовью сердца — в огромных ярко-синих глазах стояла скорбь оставленной невесты, но в визитке не значилось, что Наседкин лечит от подобных мук. Самоуглубленная, она не замечала взглядов Самохина, поэтому он приблизился к ней и, склонившись к уху, прошептал пророческим тоном:
— Тебе сегодня повезет. И вся жизнь изменится к лучшему.
Девушка чуть отстранилась, взглянула на него с презрением и поднялась на ступеньку выше. В это время дверь лечебницы отворилась: Наседкин запускал не в порядке очереди, а выборочно, молча и с каким-то роковым значением указывая пальцем на пациентов. Он наставил свой перст на эту девушку, затем на болезненного вида мужчину, выдержал длинную паузу, выбирая жертву, и вдруг указал на Самохина.
Уже почти исцеленные счастливчики переступили заветный порог.
Космический лекарь оказался человеком лет под восемьдесят, невысоким, утлым, со старчески розовым лицом, но подвижным, причем ходил скособочившись, словно поясницу прихватило, и отличался неуемной говорливостью. Вся тесная малосемейка была завалена камнями, некоторые из них действительно по внешнему облику напоминали метеориты. Отдельно на деревянном щите прикреплено до полусотни разрезанных пластмассовых бутылок, наполненных галечником поменьше и, видимо, самыми ценными. Под каждой была аккуратная табличка, указывающая, с какой планеты принесло весь этот щебень. Под одним таким стаканом значилась даже неведомая звезда Инера.
Обилие метеоритов и названий незнакомых звезд и планет сразу же вызывало, мягко сказать, подозрение в надувательстве.
Наседкин, должно быть, мгновенно ставил диагноз, поскольку рассаживал на скрипучий деревянный диван и давал каждому в руки по камню, поднятому с полу или вынутому из бутылок.
— Лечение началось, — предупредил он и, удалившись на кухонку, стал что-то есть из кастрюли.
Самохину достался черный тяжелый голыш в кулак величиной, даже отдаленно не похожий на метеорит, поэтому он сидел и внимательно рассматривал другие камни, грудой лежащие на «докторском» столе и отшлифованные его руками. Страждущие помалкивали в ожидании чуда и тоже стреляли глазами по сторонам. Девушка, которой должно было сегодня крупно повезти, несколько оживилась и Самохин поймал ее подобревший взгляд.
— Видишь, уже повезло, — шепнул он, благо, посадили ее почти рядом.
Космический целитель вернулся веселым и благодушным, надел белый халат и, выбрав из тройки именно эту девушку, велел снять майку и поставил ее лицом к стене. Она обернулась, без смущения показывая нежную девичью грудь.
— У меня нефролитиаз…
— Вижу, — не глядя обронил Наседкин, перекладывая булыжники на столе. — Штанишки приспусти.
Она смело стащила джинсы до колен и встала, ничуть не стесняясь, перед двумя, точнее, тремя, если считать целителя, мужчинами, и потому Самохин вдруг подумал, что девица эта скорее всего подставная — сейчас будет производить впечатление на настоящих пациентов.
Эротическая составляющая будущего здоровья.
Все до боли знакомо…
Сергей Николаевич отвернулся к щиту и выбрал взглядом две бутылки с крупной галькой: в одной были осколки с Урана, во второй с Венеры — что-то надо было унести с собой для экспертизы и отчета. Подмывало взять с пола ноздреватый и будто бы оплавленный камень, но, во-первых, заметно, во-вторых, из-за размеров не спрятать под пиджаком, а в карман не влезет.
Целитель выбрал два темных округлых камня и обернулся.
— Ну ты уж совсем! — возмутился он весело. — Что ты мне попу-то выставила? Я ведь еще молодой!.. Поддерни штанишки!
Она поддернула, а Наседкин приставил камни к области почек, отчего девушка вдруг задрожала, задышала прерывисто, с легким стоном.
— Что? — спросил целитель.
— Горячо!
— Ничего, потерпи!
Девушка подрагивала, трепетала обнаженная грудь, живот и округлые, притягательные ягодицы, а забытые джинсы вновь начали сползать к коленям. Бывший третьим в группе мужчина напрягся и чуть не выронил свой булыжник. На лице его мгновенно выступил пот.
— Сексуальная девица, правда? — тихо спросил Самохин.
Тот вжался в спинку дивана, зашептал:
— Сущности!.. Смотрите, из нее выходят какие-то сущности!
— Вижу, — серьезно шепнул ему Сергей Николаевич. — И сущности эти несут отрицательную энергию. Вон одна, черная, полетела…
Страждущий юмора не понимал — верный признак психического расстройства…
Через минуту Наседкин отнял камни от поясницы девушки и бросил их на стол.
— Все, иди писай.
Девушка облегченно расслабилась, вялыми руками подтянула брюки.
— Как?..
— Как обычно… И слушай, когда брякнет по унитазу. Достанешь камешек и принесешь мне. Иди.
Она послушно удалилась в туалет, на ходу натягивая майку, а космический целитель утер пот и взглянул на Самохина.
— Ну что сидишь? Снимай рубаху.
— У меня язва желудка, — сказал Сергей Николаевич, — застарелая…
— Как болит?
— Жжет… Будто расплавленное олово.
— Олово? — удивился он. — Почему олово?
— Сон такой снится… Во время нашествия кочевников казнили одного князя…
— А-а, это твои заморочки… Ложись на кушетку! Сейчас мы этим кочевникам самим зальем пасти…
Это было как раз то, что нужно: прямо над кушеткой висел щит с «метеоритами». Сергей Николаевич разделся, лег и, пока Наседкин о чем-то шептался с мужчиной, дотянулся, вынул осколки планет из бутылок и спрятал в карман брюк. Целитель ободряюще похлопал собеседника по плечу, затем взял с пола увесистый булыжник и как бы между прочим положил на желудок Самохина.
— Напряги живот! — приказал он и снова вернулся к мужчине.
В это время появилась девушка с салфеткой на ладони.
— Вот! — сказала она. — Камень вышел! Пользуясь случаем, Самохин снова запустил руку в коллекцию «метеоритов» Наседкина и вынул еще один, по виду железный и поржавевший, из стакана, где значилась звезда Инера.
— Вы не забыли обо мне? — спросил, чтоб отвлечь. — А то тяжело…
Целитель так же мимоходом снял с живота камень, задвинул ногой под кушетку.
— Одевайся. Про острое, соленое, горькое забудь, понял?
— Понял, — отозвался Сергей Николаевич. — А спиртное?
— У тебя что, свадьба?
— Нет…
Ответ был неожиданным:
— Тогда зачем пить?
— Для куража.
— Настоящий кураж начинается не от водки, — объяснил целитель. — А когда появляется перед взором очаровательная незнакомка. Вот как эта! Обрати-ка внимание!
— Уже обратил.
— Тогда дней через пять покажешься.
— Сколько должен?
— Вон туда, — указал пальцем на копилку, тоже сделанную из пластмассовой бутыли. — Сколько не жалко.
Самохин опустил пятисотрублевую бумажку, поскольку внутри лежали аналогичные, поблагодарил и уже через минуту сидел в своей машине.
Подобных исцелений за последнее время он перенес уже десятка три, поэтому относился ко всяким чудачествам без каких-либо эмоций. Главное, «метеориты» оттягивали карманы, и еще сегодня можно успеть сдать их на экспертизу.
Он уже тронул машину, когда увидел подставную девицу, машущую рукой.
— Простите, вы в Москву?
Сергей Николаевич пожал плечами и открыл дверцу: это было неожиданно — возле лечебницы все еще колготилась очередь, работы хоть отбавляй. Может, у нее смена закончилась? Может, у Наседкина таких подставных проходит десяток?..
Девушка опустилась на сиденье, облегченно вздохнула и сказала по-свойски, распираемая, как показалось, нарочитой радостью:
— Как здорово, правда! Три минуты — и никакой боли! Я свободна!
— А я что говорил? — поддержал Самохин. — Феноменально! Меня зовут Сергей, а тебя?
— Саша, — она на мгновение насторожилась, но тут же и засмеялась. — Даже ничего не почувствовала! Только камни горячие-горячие!
— Я видел, тебя слегка потряхивало…
— Знаешь, последние два месяца пролежала в клинике, — доверительно сообщила она. — Камень пытались растворить, потом дробили ультразвуком — не получилось. Уже готовили к операции! Еще бы несколько дней и… Но какое чудо!
— Да, здесь главное верить…
— Нет, вера здесь ни при чем, — счастливо засмеялась Саша. — Просто нам повезло, что есть на свете такой кудесник! Я столько мучилась, родители возили меня по всяким больницам, показывали знаменитым врачам!.. Если бы раньше знать, как все просто! Посмотри, такой камень никогда бы сам не вышел!
Привыкшие к своим болячкам, госпитальным койкам и откровенным разговорам об интимных недугах, давно страждущие больные обычно ничего уже не стеснялись, не комплексовали и быстро находили общий язык с незнакомыми людьми.
Саша достала из сумочки салфетку, развернула и показала х-образный, рогатый камешек.
— А он вышел! — заключила она торжественно. — Представляешь? За один сеанс!.. Кстати, как ты угадал, что мне сегодня повезет?
— Я провидец!
— Серьезно, что ли?
— Правда, я еще не волшебник и только учусь…
— Спасибо тебе, — она погладила его руку на руле, и движение это было искренним.
— Пока не за что!
Самохин понимал ее откровенность: теперь они были причастны к таинству, вместе испытав чудесное излечение от волшебных рук одного необычного и загадочного целителя. Это может связывать незнакомых, случайных людей, ибо совершилось приобщение к некой истине, которая делает обычные условности и предрассудки пустыми и никчемными.
— Неужели он в самом деле лечит метеоритами? — будто бы размышляя, спросил Самохин. — Как ты думаешь?
Она смутилась.
— Не знаю… Но разве это важно? Главное, есть результат!.. А тебе не помогло?
Представить ее в качестве подставной у целителя сейчас было невозможно. В ее синих глазах плескался безмятежный восторг, обладавший притягательной силой: хотелось смотреть на нее, любоваться, как она говорит, смеется или невинно шепчет о своих недавних страданиях. К тому же взгляд невольно тянулся к груди под легкой майкой, и перед глазами возникало воспоминание, как она стояла у стены обнаженная, трепещущая и уже тогда волновавшая.
— Нет, погоди! — Раззадорилась Саша от его пессимизма. — Ты когда-нибудь испытывал такое?.. Ну, что поражает воображение?
— Испытывал, — серьезно обронил Самохин.
— И что это было?
— Казнь.
— Казнь?!.. Ты что, видел, как казнят человека?
— В кино, еще в детстве. Одному русскому князю кочевники лили в рот расплавленное олово.
— Кошмар… Ну и что?
— Поразило воображение…
— И как это проявляется?
— До сих пор вижу во сне.
— А что-нибудь положительное? Например, красота природы? Или какое-нибудь чудо? Откровение!
— Нет, положительное не поражало. Не видел еще чудес.
— А жаль! — Легко вздохнула она и мгновенно сменила тему: — Знаешь, давай где-нибудь остановимся и побегаем по лугу? Я так мечтала, а мне было нельзя, начинались жуткие боли…
Самохин свернул с трассы, отыскал подходящее безлюдное место возле речки и остановился. Саша выскочила из машины, на бегу сбрасывая мягкую, на плоской подошве обувь, и помчалась с воздетыми руками. Он не стал мешать этому выплеску радости, стоял, смотрел на хаотичное движение ее бежевой маечки в густой траве и все сильнее ощущал прилив юношеского, горячего беспокойства. Самохин убеждал себя в мысли, что встречи и должны быть такими неожиданными и случайными и точно так же должны возникать чувства — в одночасье, как солнечный удар: все остальное от ума или физиологии…
Побежать бы так же, отдаться легкости и безрассудству, но что-то мешает раскрепоститься: то ли неизлеченная язва, то ли коварный для поэтов возраст — тридцать семь…
Скоро майка оказалась у Саши в руке, и девушка носилась по лугу, размахивая ею, как флагом. Спрессованная за годы болезни, невостребованная энергия сейчас вырвалась, как пламя, долго тлеющее в глубине, и, насытившись кислородом освобождения, плескалась на ветру вместе с длинными светлыми волосами.
Если Наседкин был шарлатаном, то гениальным…
Белое пятнышко полуобнаженного тела на миг замерло возле речки и вдруг исчезло. Подождав немного, Самохин пошел на берег, прибавляя шагу — не вздумала бы искупаться: этот подмосковный водоем скорее напоминал канализацию, и ветерок доносил соответствующий запашок…
Саша просто лежала в траве, подстелив майку и раскинув руки. При его появлении, она закрыла ладонями грудь, глянула настороженно, однако когда он сел к ней спиной, вновь расслабилась и засмеялась.
— Это я от солнца! Говорят, нельзя, чтобы ультрафиолет попадал на соски…
Он молча унимал сердцебиение и горячий ток крови.
— Как здорово, что ты пришел!
— Боялся, что ты залезешь в воду, — с хрипотцой в голосе объяснил он и откашлялся.
— А так хотелось!.. Почему ты не побежал со мной? Ты не чувствуешь облегчения?
— Да у меня ничего и не болело. В тот момент.
— Зачем же ты ездил к космическому целителю?
— Не знаю… Наверное, чтобы встретить тебя. Она на минуту затихла, и Самохин ощутил ее печаль.
— У меня никого нет… И не было. Все из-за этой болезни. Но я так много раз тайно влюблялась!.. В основном это были врачи, мужчины старше меня. В академии — в преподавателей, уже по привычке… А сейчас так боюсь! Выработался комплекс.
В следующее мгновение она рассмеялась, обняла его за плечи и прижалась к спине.
— Будем уничтожать детские страхи! Самохин опасался вспугнуть ее, поэтому сидел в прежней безучастной позе.
— У тебя нет никаких причин комплексовать. Ты такая красивая, изящная и… манящая. Когда я увидел тебя еще в очереди, то стоял и ловил твой взгляд. А ты даже внимания не обратила…
— А я тогда еще ничего не видела. — Саша отпрянула и надела майку. — Мне уже прискучило здесь! Поедем дальше. Сегодня день исполнения заветных желаний! Вперед, мой покровитель!
И полетела к машине.
Там, натягивая свои невзрачные башмачки, внезапно встрепенулась и забросила их в траву.
— Хочу туфли! На высоченном каблучке! В которых никогда не ходила!
В городке Бронницы они разыскали магазин обуви и купили длинноносые, модные туфли. Саша вытерла платочком босые ноги, благоговейно погрузила в туфли узкие ступни и встала.
— Ну и как?
Он подхватил ее под руку.
— Принцесса!.. Но будем учиться ходить.
К машине она шла, как на протезах, обвисала на его руке и смеялась, как пьяная.
Потом всю дорогу Самохин слушал ее щебет, и лишь когда въехали в Москву, Саша несколько пригасла, видимо, наконец-то иссякали эмоции.
— Вот, — заключила она с печальной радостью. — Кончились мои муки.
— Все равно завтра же сходи на УЗИ, — посоветовал Сергей Николаевич, протягивая визитку. — А потом обязательно позвони.
— Зачем? — Саша опять напряглась.
Он попытался развеять ее настороженность.
— Просто для проверки.
— Я тебе еще не надоела со своими капризами?
— Нет еще пока.
— А зачем на УЗИ, если камень вышел?
— Это очень важно для личной уверенности. Если помогло тебе, возможно, поможет и мне.
— Кстати, у тебя что болит?
— Желудок. Хроническая, а значит, самая подлая язва.
с разных планет, поэтому называл себя космическим целителем. Разумеется, и этот лекарь был академиком самодеятельной Народной Академии, лауреатом неких премий и обладателем десятка международных сертификатов на право исцелять.
Как обычно, Самохин сделал запрос по трем каналам, как всегда получил противоречивую и взаимоисключающую информацию и для очистки совести позвонил Наседкину, записался на прием и скоро отправился в командировку, благо, жил тот в Коломне Московской области. Одна болячка у Сергея Николаевича была, давняя и профессиональная — язва желудка, просыпающаяся время от времени, обычно в минуты сильного волнения, поэтому не нужно было придумывать причины и обеспечивать легенду.
Принимал космический целитель в однокомнатной малосемейке на первом этаже, и, несмотря на полное отсутствие рекламы в газетах, у расхристанной двери с отчеканенной по меди табличкой стояла очередь, а у подъезда — машины с номерами отдаленных регионов. Пока Самохин занимался всевозможными лекарями, шаманами, ясновидящими и магами, у него сложилось впечатление, что народ давно плюнул на официальную, малополезную и теперь дорогую медицину, в поисках чуда мотался от одного шарлатана к другому и лечился всевозможными экзотическими способами, от примитивной уринотерапии до неких энергополей, источаемых руками или даже взглядом.
А задача была — незаметно, без привлечения внимания самих целителей, отыскать, изучить и проанализировать способы и методы лечения, которые действительно могут приносить пользу здоровью человека. Прорваться сквозь словесные тенета безумных и умопомрачительных теорий, надувательство, мошенничество и просто полную дурь; в общем, пройти через эпидемию «чумы кашпировской», чтобы вычленить из всего этого мусора некие рациональные зерна идей, которые можно потом развивать и использовать в разных направлениях познания — от медицины до новых концептуальных представлений о мире.
Для этих целей и существовал «Бурводстрой» заштатного полковника ФСБ Леди Ди…
Из доброй сотни пройденных лично и через своих помощников лекарей Сергей Николаевич отыскал лишь единственного, кто в самом деле помогал избавиться от болезни — костоправа с хорошей фамилией Тятин. Не мудрствуя лукаво, без всяких магических снадобий, заклинаний и энергий, старик умело вправлял и фиксировал хронические вывихи, собирал и сращивал переломы трубчатых костей конечностей, позвонков, костей таза и говорил, что все это — всего-навсего ловкость рук, слесарное ремесло. Кроме всего, он изобрел и изготовил десятки новых инструментов и приспособлений для своей медицинской практики, о которых не имела представления мировая наука, поскольку он нигде свои изобретения не афишировал, не зазывал пациентов, а тихо и скромно жил в умирающей деревне Тверской области. Все это было хорошо, годилось и могло быть использовано в будущем, однако от Самохина, как и от всех сотрудников «Бурводстроя», ждали другого — неких принципиально новых технологических и мировоззренческих идей, способных вывести цивилизацию на иную ступень развития.
В общем, пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что…
Год поисков в области стихийного народного целительства притомил Сергея Николаевича, тема вызывала отвращение и поэтому он стоял в очереди на прием к Наседкину без всякой надежды. А на лестничной площадке и самой лестнице томились в ожидании одиннадцать человек разного возраста и, судя по одежде, разного достатка: от деревенских жителей до московских ухоженных девиц, среди которых одна бросалась в глаза — на вид не больная, студенческого возраста. У этой красавицы вообще не должно было ничего болеть, кроме, может быть, разбитого очередной неудачной любовью сердца — в огромных ярко-синих глазах стояла скорбь оставленной невесты, но в визитке не значилось, что Наседкин лечит от подобных мук. Самоуглубленная, она не замечала взглядов Самохина, поэтому он приблизился к ней и, склонившись к уху, прошептал пророческим тоном:
— Тебе сегодня повезет. И вся жизнь изменится к лучшему.
Девушка чуть отстранилась, взглянула на него с презрением и поднялась на ступеньку выше. В это время дверь лечебницы отворилась: Наседкин запускал не в порядке очереди, а выборочно, молча и с каким-то роковым значением указывая пальцем на пациентов. Он наставил свой перст на эту девушку, затем на болезненного вида мужчину, выдержал длинную паузу, выбирая жертву, и вдруг указал на Самохина.
Уже почти исцеленные счастливчики переступили заветный порог.
Космический лекарь оказался человеком лет под восемьдесят, невысоким, утлым, со старчески розовым лицом, но подвижным, причем ходил скособочившись, словно поясницу прихватило, и отличался неуемной говорливостью. Вся тесная малосемейка была завалена камнями, некоторые из них действительно по внешнему облику напоминали метеориты. Отдельно на деревянном щите прикреплено до полусотни разрезанных пластмассовых бутылок, наполненных галечником поменьше и, видимо, самыми ценными. Под каждой была аккуратная табличка, указывающая, с какой планеты принесло весь этот щебень. Под одним таким стаканом значилась даже неведомая звезда Инера.
Обилие метеоритов и названий незнакомых звезд и планет сразу же вызывало, мягко сказать, подозрение в надувательстве.
Наседкин, должно быть, мгновенно ставил диагноз, поскольку рассаживал на скрипучий деревянный диван и давал каждому в руки по камню, поднятому с полу или вынутому из бутылок.
— Лечение началось, — предупредил он и, удалившись на кухонку, стал что-то есть из кастрюли.
Самохину достался черный тяжелый голыш в кулак величиной, даже отдаленно не похожий на метеорит, поэтому он сидел и внимательно рассматривал другие камни, грудой лежащие на «докторском» столе и отшлифованные его руками. Страждущие помалкивали в ожидании чуда и тоже стреляли глазами по сторонам. Девушка, которой должно было сегодня крупно повезти, несколько оживилась и Самохин поймал ее подобревший взгляд.
— Видишь, уже повезло, — шепнул он, благо, посадили ее почти рядом.
Космический целитель вернулся веселым и благодушным, надел белый халат и, выбрав из тройки именно эту девушку, велел снять майку и поставил ее лицом к стене. Она обернулась, без смущения показывая нежную девичью грудь.
— У меня нефролитиаз…
— Вижу, — не глядя обронил Наседкин, перекладывая булыжники на столе. — Штанишки приспусти.
Она смело стащила джинсы до колен и встала, ничуть не стесняясь, перед двумя, точнее, тремя, если считать целителя, мужчинами, и потому Самохин вдруг подумал, что девица эта скорее всего подставная — сейчас будет производить впечатление на настоящих пациентов.
Эротическая составляющая будущего здоровья.
Все до боли знакомо…
Сергей Николаевич отвернулся к щиту и выбрал взглядом две бутылки с крупной галькой: в одной были осколки с Урана, во второй с Венеры — что-то надо было унести с собой для экспертизы и отчета. Подмывало взять с пола ноздреватый и будто бы оплавленный камень, но, во-первых, заметно, во-вторых, из-за размеров не спрятать под пиджаком, а в карман не влезет.
Целитель выбрал два темных округлых камня и обернулся.
— Ну ты уж совсем! — возмутился он весело. — Что ты мне попу-то выставила? Я ведь еще молодой!.. Поддерни штанишки!
Она поддернула, а Наседкин приставил камни к области почек, отчего девушка вдруг задрожала, задышала прерывисто, с легким стоном.
— Что? — спросил целитель.
— Горячо!
— Ничего, потерпи!
Девушка подрагивала, трепетала обнаженная грудь, живот и округлые, притягательные ягодицы, а забытые джинсы вновь начали сползать к коленям. Бывший третьим в группе мужчина напрягся и чуть не выронил свой булыжник. На лице его мгновенно выступил пот.
— Сексуальная девица, правда? — тихо спросил Самохин.
Тот вжался в спинку дивана, зашептал:
— Сущности!.. Смотрите, из нее выходят какие-то сущности!
— Вижу, — серьезно шепнул ему Сергей Николаевич. — И сущности эти несут отрицательную энергию. Вон одна, черная, полетела…
Страждущий юмора не понимал — верный признак психического расстройства…
Через минуту Наседкин отнял камни от поясницы девушки и бросил их на стол.
— Все, иди писай.
Девушка облегченно расслабилась, вялыми руками подтянула брюки.
— Как?..
— Как обычно… И слушай, когда брякнет по унитазу. Достанешь камешек и принесешь мне. Иди.
Она послушно удалилась в туалет, на ходу натягивая майку, а космический целитель утер пот и взглянул на Самохина.
— Ну что сидишь? Снимай рубаху.
— У меня язва желудка, — сказал Сергей Николаевич, — застарелая…
— Как болит?
— Жжет… Будто расплавленное олово.
— Олово? — удивился он. — Почему олово?
— Сон такой снится… Во время нашествия кочевников казнили одного князя…
— А-а, это твои заморочки… Ложись на кушетку! Сейчас мы этим кочевникам самим зальем пасти…
Это было как раз то, что нужно: прямо над кушеткой висел щит с «метеоритами». Сергей Николаевич разделся, лег и, пока Наседкин о чем-то шептался с мужчиной, дотянулся, вынул осколки планет из бутылок и спрятал в карман брюк. Целитель ободряюще похлопал собеседника по плечу, затем взял с пола увесистый булыжник и как бы между прочим положил на желудок Самохина.
— Напряги живот! — приказал он и снова вернулся к мужчине.
В это время появилась девушка с салфеткой на ладони.
— Вот! — сказала она. — Камень вышел! Пользуясь случаем, Самохин снова запустил руку в коллекцию «метеоритов» Наседкина и вынул еще один, по виду железный и поржавевший, из стакана, где значилась звезда Инера.
— Вы не забыли обо мне? — спросил, чтоб отвлечь. — А то тяжело…
Целитель так же мимоходом снял с живота камень, задвинул ногой под кушетку.
— Одевайся. Про острое, соленое, горькое забудь, понял?
— Понял, — отозвался Сергей Николаевич. — А спиртное?
— У тебя что, свадьба?
— Нет…
Ответ был неожиданным:
— Тогда зачем пить?
— Для куража.
— Настоящий кураж начинается не от водки, — объяснил целитель. — А когда появляется перед взором очаровательная незнакомка. Вот как эта! Обрати-ка внимание!
— Уже обратил.
— Тогда дней через пять покажешься.
— Сколько должен?
— Вон туда, — указал пальцем на копилку, тоже сделанную из пластмассовой бутыли. — Сколько не жалко.
Самохин опустил пятисотрублевую бумажку, поскольку внутри лежали аналогичные, поблагодарил и уже через минуту сидел в своей машине.
Подобных исцелений за последнее время он перенес уже десятка три, поэтому относился ко всяким чудачествам без каких-либо эмоций. Главное, «метеориты» оттягивали карманы, и еще сегодня можно успеть сдать их на экспертизу.
Он уже тронул машину, когда увидел подставную девицу, машущую рукой.
— Простите, вы в Москву?
Сергей Николаевич пожал плечами и открыл дверцу: это было неожиданно — возле лечебницы все еще колготилась очередь, работы хоть отбавляй. Может, у нее смена закончилась? Может, у Наседкина таких подставных проходит десяток?..
Девушка опустилась на сиденье, облегченно вздохнула и сказала по-свойски, распираемая, как показалось, нарочитой радостью:
— Как здорово, правда! Три минуты — и никакой боли! Я свободна!
— А я что говорил? — поддержал Самохин. — Феноменально! Меня зовут Сергей, а тебя?
— Саша, — она на мгновение насторожилась, но тут же и засмеялась. — Даже ничего не почувствовала! Только камни горячие-горячие!
— Я видел, тебя слегка потряхивало…
— Знаешь, последние два месяца пролежала в клинике, — доверительно сообщила она. — Камень пытались растворить, потом дробили ультразвуком — не получилось. Уже готовили к операции! Еще бы несколько дней и… Но какое чудо!
— Да, здесь главное верить…
— Нет, вера здесь ни при чем, — счастливо засмеялась Саша. — Просто нам повезло, что есть на свете такой кудесник! Я столько мучилась, родители возили меня по всяким больницам, показывали знаменитым врачам!.. Если бы раньше знать, как все просто! Посмотри, такой камень никогда бы сам не вышел!
Привыкшие к своим болячкам, госпитальным койкам и откровенным разговорам об интимных недугах, давно страждущие больные обычно ничего уже не стеснялись, не комплексовали и быстро находили общий язык с незнакомыми людьми.
Саша достала из сумочки салфетку, развернула и показала х-образный, рогатый камешек.
— А он вышел! — заключила она торжественно. — Представляешь? За один сеанс!.. Кстати, как ты угадал, что мне сегодня повезет?
— Я провидец!
— Серьезно, что ли?
— Правда, я еще не волшебник и только учусь…
— Спасибо тебе, — она погладила его руку на руле, и движение это было искренним.
— Пока не за что!
Самохин понимал ее откровенность: теперь они были причастны к таинству, вместе испытав чудесное излечение от волшебных рук одного необычного и загадочного целителя. Это может связывать незнакомых, случайных людей, ибо совершилось приобщение к некой истине, которая делает обычные условности и предрассудки пустыми и никчемными.
— Неужели он в самом деле лечит метеоритами? — будто бы размышляя, спросил Самохин. — Как ты думаешь?
Она смутилась.
— Не знаю… Но разве это важно? Главное, есть результат!.. А тебе не помогло?
Представить ее в качестве подставной у целителя сейчас было невозможно. В ее синих глазах плескался безмятежный восторг, обладавший притягательной силой: хотелось смотреть на нее, любоваться, как она говорит, смеется или невинно шепчет о своих недавних страданиях. К тому же взгляд невольно тянулся к груди под легкой майкой, и перед глазами возникало воспоминание, как она стояла у стены обнаженная, трепещущая и уже тогда волновавшая.
— Нет, погоди! — Раззадорилась Саша от его пессимизма. — Ты когда-нибудь испытывал такое?.. Ну, что поражает воображение?
— Испытывал, — серьезно обронил Самохин.
— И что это было?
— Казнь.
— Казнь?!.. Ты что, видел, как казнят человека?
— В кино, еще в детстве. Одному русскому князю кочевники лили в рот расплавленное олово.
— Кошмар… Ну и что?
— Поразило воображение…
— И как это проявляется?
— До сих пор вижу во сне.
— А что-нибудь положительное? Например, красота природы? Или какое-нибудь чудо? Откровение!
— Нет, положительное не поражало. Не видел еще чудес.
— А жаль! — Легко вздохнула она и мгновенно сменила тему: — Знаешь, давай где-нибудь остановимся и побегаем по лугу? Я так мечтала, а мне было нельзя, начинались жуткие боли…
Самохин свернул с трассы, отыскал подходящее безлюдное место возле речки и остановился. Саша выскочила из машины, на бегу сбрасывая мягкую, на плоской подошве обувь, и помчалась с воздетыми руками. Он не стал мешать этому выплеску радости, стоял, смотрел на хаотичное движение ее бежевой маечки в густой траве и все сильнее ощущал прилив юношеского, горячего беспокойства. Самохин убеждал себя в мысли, что встречи и должны быть такими неожиданными и случайными и точно так же должны возникать чувства — в одночасье, как солнечный удар: все остальное от ума или физиологии…
Побежать бы так же, отдаться легкости и безрассудству, но что-то мешает раскрепоститься: то ли неизлеченная язва, то ли коварный для поэтов возраст — тридцать семь…
Скоро майка оказалась у Саши в руке, и девушка носилась по лугу, размахивая ею, как флагом. Спрессованная за годы болезни, невостребованная энергия сейчас вырвалась, как пламя, долго тлеющее в глубине, и, насытившись кислородом освобождения, плескалась на ветру вместе с длинными светлыми волосами.
Если Наседкин был шарлатаном, то гениальным…
Белое пятнышко полуобнаженного тела на миг замерло возле речки и вдруг исчезло. Подождав немного, Самохин пошел на берег, прибавляя шагу — не вздумала бы искупаться: этот подмосковный водоем скорее напоминал канализацию, и ветерок доносил соответствующий запашок…
Саша просто лежала в траве, подстелив майку и раскинув руки. При его появлении, она закрыла ладонями грудь, глянула настороженно, однако когда он сел к ней спиной, вновь расслабилась и засмеялась.
— Это я от солнца! Говорят, нельзя, чтобы ультрафиолет попадал на соски…
Он молча унимал сердцебиение и горячий ток крови.
— Как здорово, что ты пришел!
— Боялся, что ты залезешь в воду, — с хрипотцой в голосе объяснил он и откашлялся.
— А так хотелось!.. Почему ты не побежал со мной? Ты не чувствуешь облегчения?
— Да у меня ничего и не болело. В тот момент.
— Зачем же ты ездил к космическому целителю?
— Не знаю… Наверное, чтобы встретить тебя. Она на минуту затихла, и Самохин ощутил ее печаль.
— У меня никого нет… И не было. Все из-за этой болезни. Но я так много раз тайно влюблялась!.. В основном это были врачи, мужчины старше меня. В академии — в преподавателей, уже по привычке… А сейчас так боюсь! Выработался комплекс.
В следующее мгновение она рассмеялась, обняла его за плечи и прижалась к спине.
— Будем уничтожать детские страхи! Самохин опасался вспугнуть ее, поэтому сидел в прежней безучастной позе.
— У тебя нет никаких причин комплексовать. Ты такая красивая, изящная и… манящая. Когда я увидел тебя еще в очереди, то стоял и ловил твой взгляд. А ты даже внимания не обратила…
— А я тогда еще ничего не видела. — Саша отпрянула и надела майку. — Мне уже прискучило здесь! Поедем дальше. Сегодня день исполнения заветных желаний! Вперед, мой покровитель!
И полетела к машине.
Там, натягивая свои невзрачные башмачки, внезапно встрепенулась и забросила их в траву.
— Хочу туфли! На высоченном каблучке! В которых никогда не ходила!
В городке Бронницы они разыскали магазин обуви и купили длинноносые, модные туфли. Саша вытерла платочком босые ноги, благоговейно погрузила в туфли узкие ступни и встала.
— Ну и как?
Он подхватил ее под руку.
— Принцесса!.. Но будем учиться ходить.
К машине она шла, как на протезах, обвисала на его руке и смеялась, как пьяная.
Потом всю дорогу Самохин слушал ее щебет, и лишь когда въехали в Москву, Саша несколько пригасла, видимо, наконец-то иссякали эмоции.
— Вот, — заключила она с печальной радостью. — Кончились мои муки.
— Все равно завтра же сходи на УЗИ, — посоветовал Сергей Николаевич, протягивая визитку. — А потом обязательно позвони.
— Зачем? — Саша опять напряглась.
Он попытался развеять ее настороженность.
— Просто для проверки.
— Я тебе еще не надоела со своими капризами?
— Нет еще пока.
— А зачем на УЗИ, если камень вышел?
— Это очень важно для личной уверенности. Если помогло тебе, возможно, поможет и мне.
— Кстати, у тебя что болит?
— Желудок. Хроническая, а значит, самая подлая язва.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента