Страница:
— Стреляйте, ваше величество! — наседают советчики. — Стреляйте!
Наконец Николай решительно двинулся к батарее.
— Стрельба орудиями по порядку, — скомандовал государь. — Первая, начинай!
Царь ожидал услышать артиллерийский раскат, но пушка молчала. Николай I скосил на солдат-канониров глаза. Увидел: один из них с зажжённым фитилём в руках стоит навытяжку перед офицером.
— Почему не стреляешь?! — кричит офицер.
— Там же свои, ваше благородие.
— Молчать, башка твоя вшивая! Свои не свои, раз приказ стреляй!
Офицер был из тех, кто умел ругаться.
— Стреляй, говорю, паршивец, бычьи твои глаза!
Не тронулся с места солдат. Фитиль не поднёс к орудию.
Выхватил тогда офицер фитиль из рук канонира, поднёс к запалу. Змейкой юркнул огонёк. Гулко раздался выстрел. Звук его заполнил Сенатскую площадь. Долетел до Сената, Адмиралтейства. Ударив о стены, вернулся назад. Громовым заметался эхом.
Николай I улыбнулся.
Картечь ударила в мостовую, рикошетом разлетелась по сторонам. Врезалась в ряды солдат, в людей, заполнявших площадь. Взметнулась выше, поверх голов, ударила градом в соседние крыши.
Что случилось, Игошка не сразу понял. Рядом, уткнувши нос в воротник, спал Савватейка — и вдруг Савватейки нет. Потянулся Игошка к обрезу крыши. Видит, лежит на снегу Савватейка. Спрыгнул Игошка вниз.
— Савватейка! — тормошит. — Савватейка! Вставай, Савватейка!
Не встаёт Савватейка, Мёртв Савватейка. Из-под шапки алая струйка на снег бежит.
Распалось боевое каре. Солдаты шарахнулись в разные стороны.
И вдруг:
— На пушки! Грудью на пушки! Ура! Вперёд!
Это поручик Николай Панов звучно подал команду.
— Ружья к бою! Вперёд! За мной!
Это штабс-капитан Щепин-Ростовский под свист картечи строил своих солдат.
— Ребята, не трусь! Ребята, вперёд! Нам ли картечи кланяться!
Это поручик Александр Сутгоф обращался к своим гренадерам.
Рванулись вперёд смельчаки. Открыли огонь из ружей. Но новый шквал преградил дорогу. Отступили солдаты к реке. Спустились на лёд Невы.
Тут принял команду штабс-капитан Михаил Бестужев.
— Стройся! Повзводно! — кричал Бестужев.
Собрались к нему солдаты. Строится к ряду ряд. Смотрит Бестужев на Петропавловскую крепость. Рядом она совсем. Вот куда поведёт он теперь солдат. Нет, не всё ещё кончено. Надёжны у крепости стены. Соберутся туда восставшие, поспорят ещё с Николаем.
Тем временем пушки открыли огонь по Неве. Ударяют ядра в ряды солдат. Не дают им собраться вместе.
— Стройся! Стройся! — кричит Бестужев.
Заполняют живые места убитых. Вот и готова уже колонна. Собрался Бестужев подать команду — мол, на крепость, друзья, вперёд! Как тут:
— Тонем! — раздались крики.
Глянул Бестужев — пробили ядра лёд на Неве. Повалились солдаты в воду. Сорвался поход на крепость.
Лишь немногие вышли тогда на берег. А в это время с той стороны Невы, оголив палаши, мчались навстречу восставшим конные.
Понял Бестужев — всему конец.
Последний отряд декабристов укрепился при входе на Галерную улицу. Недолго продержались и здесь восставшие. Смёл их картечный залп.
К шести часам вечера опустела Сенатская площадь. Восстание было подавлено.
Ильин был солдатом смирным. Верил в бога, любил царя, тех, кто восстал, называл смутьянами.
— Смутьяны они, смутьяны. Царь же отец солдатам. От господа бога царёва власть.
Телегин — другого склада. Хотя и ходил к молитвам, однако в бога не очень верил.
— Попы придумали бога, — твердил солдат. — Когда бы господь имелся, мужик бы не маялся, как грешник в аду, как в масле сыр, не катался бы барин.
И о царе у Макара другое мнение:
— Не отец он, Прохор, солдатам, нет. Тех же кровей он — барских.
Рота, в которой служили Ильин и Телегин, разместилась на Исаакиевском мосту, как раз напротив каре восставших.
— Ах, смутьяны, смутьяны, — качал головой Ильин, обращаясь к Макару Телегину. — А нам ведь, поди, Макар, будет за верность царю награда.
— Жди, жди, — усмехался Телегин. — Может, землю и волю тебе пожалует.
В самое точное место попал солдат. Не понял Ильин насмешки:
— А как же, конечно, награда будет.
Простояли они на мосту до начала пальбы из пушек. Когда грянули первые залпы и шарахнулись в стороны люди, перекрестился Прохор Ильин:
— Ну, слава богу. Делу пришёл конец. — Снова полез к Макару: — Видал, как смутьянов лупят? Это господь покарал неверных.
Хотел ещё что-то сказать солдат, но помешал ему новый залп. Пушки стреляли теперь по Неве. Одним зарядом ударило в мост. Картечь и оборвала его на слове. Рухнул на мост солдат.
Когда Ильин очнулся, вокруг никого уже не было. Опустели и мост и Сенатская площадь.
Шевельнул головой солдат. Видит, рядом лежат побитые. Все из их же, из верной царю-государю, роты. Вот Васин Иван, вот Аристарх Извеков, Клюшкин, фельдфебель Павлов. А вот в полушаге всего от Прохора языкастый его сосед. Страшно взглянуть на Телегина. Картечь угодила солдату в голову.
— О боже, — прошевелил губами Ильин. Потом о себе подумал: «Нет, заметил всё же меня всевышний. Сохранил в живых за моё смирение».
На этом снова Ильин забылся.
Сразу же после разгрома восстания Николай I отдал приказ очистить площадь от тел убитых. Явились сюда жандармы. Стали мёртвых сносить к Неве. Бросали убитых в проруби, толкали под невский лёд.
Потащили жандармы и тех, кто лежал на Исаакиевском мосту. Подхватили за ноги Васина, подхватили Извекова, Телегина, Клюшкина, Павлова. Вместе со всеми и Прохора поволокли. Уже на льду, у самой проруби вдруг застонал солдат.
Остановились жандармы. Кто-то сказал:
— Братцы, кажись, живой.
Голос второй ответил:
— Живой, не живой — волоки. Все они тут смутьяны.
За секунду до этого явилось к Прохору вновь сознание. Казалось солдату, что стоит он в строю. Сам отец-государь обходит войска и за верность вручает ему награду. Какую награду, не успел разобрать Ильин. Столкнули жандармы солдата в прорубь.
Стоял он в каре на площади. Вынес напор Милорадовича. Отбивался от конных атак. Над призывом попов смеялся. Вместе с другими кричал «ура!».
Когда ударили царские пушки, солдата опять в общем ряду приметили.
Шёл он грудью вперёд на огонь. Валит картечь восставших. Кровь заливает снег. Вот-вот и конец солдату.
Но не упал, не сражён солдат.
Жив, не убит солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
За залпом грохочет залп. Окутало площадь дымом. Торжествует царь Николай I:
— Так им, так им! Кроши злодеев!
Градом стучит картечь. Вот-вот и конец солдату.
Но не упал, не сражён солдат.
Жив, не убит солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
Когда Михаил Бестужев на льду Невы собирал гренадеров, снова солдата видели.
Взвизгнули ядра над головой. Шипя по-змеиному, в солдатские роты врезались. Вот-вот и конец солдату.
Но нет, не погиб, уцелел солдат.
Жив, не тронут судьбой солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
Ядра пробили лёд. Место страшнее ада. Стоны. Призывы. Крики. Люди живые идут под лёд. Вот-вот и конец солдату.
Но нет, не погиб, уцелел солдат.
Жив, не тронут судьбой солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
На том берегу Невы, когда конные мчали во весь опор, снова солдат на глаза попался.
Метнулись сабли над головой. Опустились смертельным калёным жалом. Казалось, вот-вот и конец солдату.
Но нет, не упал, устоял солдат.
Жив, не убит солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
Снова взлетели сабли. Кони непокорных копытами бьют. Упавших на землю топчут. Вот-вот и конец солдату.
Но не упал, устоял солдат.
Жив, не убит солдат. Доброй дороги тебе, солдат. Славы тебе солдатской.
Глава III
— Превосходно! Точно гвардия! — закричал Александр I. — Кто командир?
Доложили:
— Полковник Пестель.
— Молодец!
За отличное командование полком царь пожаловал Пестелю три тысячи десятин земли.
Вот бы удивился царь Александр I, если бы узнал, что командир Вятского пехотного полка полковник Павел Иванович Пестель и был руководителем Южного тайного общества.
Много думал о судьбах родины Пестель.
Почему богатые есть и бедные?
Почему всем правит самодержавно царь?
Как сделать так, чтобы люди бедных сословий жили в России лучше?
Девятнадцатилетним прапорщиком Пестель принимал участие в войне 1812 года. Защищал батарею Раевского. Был ранен на Бородинском поле. Сам фельдмаршал Кутузов вручил ему за храбрость награду — золотую шпагу.
Корпусный командир говорил о полковнике Пестеле: «Этой умной голове только и быть министром».
Члены Южного тайного общества уже много лет готовились к восстанию. Дважды оно срывалось. Наконец был назначен окончательный срок — лето 1825 года. Ждали царя. Александр I должен был снова приехать на смотр полков Южной армии. Было решено во время смотра царя убить. Однако Александр I не приехал.
Восстание пришлось вновь отложить на год. Но тут всё резко изменилось.
Неожиданно Александр I скончался. Южное тайное общество решило восстать немедленно. В Петербург был срочно направлен курьер. Пестель предлагал и на юге и на севере выступить одновременно.
Юг приготовился. Ждал ответа.
И вдруг Пестель был арестован. Случилось это 13-го декабря, за день до восстания декабристов в Петербурге на Сенатской площади.
Во главе восставших стал подполковник Черниговского пехотного полка Сергей Муравьёв-Апостол.
Вот как началось всё на юге. Узнав об аресте Пестеля, Муравьёв-Апостол тут же поехал по другим полкам предупредить друзей о случившемся.
Только уехал Сергей Муравьёв-Апостол, как тут примчались к командиру Черниговского полка полковнику Гебелю жандармы:
— Где Сергей Муравьёв-Апостол?
Оказывается, вслед за приказом арестовать Пестеля получен новый приказ — арестовать и Сергея Муравьёва-Апостола.
Собрался полковник Гебель, бросился вместе с жандармами догонять Муравьёва.
Прискакали они в Житомир.
— Был здесь Сергей Муравьёв-Апостол?
— Был.
— Где он?
— Отбыл.
— Куда отбыл?
— Кажись, в Любар.
Помчались они в Любар.
— Был здесь Сергей Муравьёв-Апостол?
— Был. Отбыл.
— Куда?
— Кажись, в Бердичев.
Примчались в Бердичев.
— Был здесь Сергей Муравьёв-Апостол?
— Был. Отбыл.
— Куда?
— Кажись, в Поволочь.
Мчит Гебель с жандармами в Поволочь, мчит и не знает того, что вслед за ними несётся подпоручик Михаил Бестужев-Рюмин.
Подпоручик Полтавского пехотного полка Бестужев-Рюмин был ближайшим помощником Пестеля и Муравьёва-Апостола. Узнал он, что Муравьёву-Апостолу грозит арест, что помчались за ним жандармы и Гебель, вскочил на коня. Понёсся вслед. Догнать! Опередить! Предупредить Сергея Муравьёва-Апостола.
Проезжает Бестужев-Рюмин местечки и сёла.
— Был здесь полковник Гебель?
— Был. Отбыл.
Несётся дальше.
— Был здесь полковник Гебель?
— Был. Отбыл.
Только уехал Бестужев-Рюмин, как примчался на тройке лихой курьер.
— Где подпоручик Бестужев-Рюмин?!
На руках у курьера приказ: арестовать Бестужева-Рюмина. Понёсся курьер догонять Бестужева.
Проезжает местечки и сёла.
— Был здесь подпоручик Михаил Бестужев-Рюмин?
— Был. Отбыл.
Несётся дальше.
— Был здесь подпоручик Бестужев-Рюмин?
— Был. Отбыл.
Догоняют Гебель и жандармы Сергея Муравьёва-Апостола. Догоняет жандармов и Гебеля подпоручик Михаил Бестужев-Рюмин. Догоняет Бестужева-Рюмина на тройке лихой курьер. Всё зависит сейчас от того, кто раньше кого догонит.
Оба общества привлекали в свои ряды новых членов.
Присмотрелся Сергей Муравьёв-Апостол к братьям Борисовым. Офицеры честные, смелые. Солдаты их любят. «Вот кто достоин быть принятым в общество».
И братья Борисовы присматриваются то к Пестелю, то к Сергею Муравьёву-Апостолу, то к Бестужеву-Рюмину. «Эх, вот если бы этих — в общество!»
Попросили они поручика Тютчева разведать, каковы настроения у понравившихся им офицеров. Советуют:
— Начни, пожалуй, с Бестужева-Рюмина.
А в это же самое время вызывает Сергей Муравьёв-Апостол Михаила Бестужева-Рюмина и поручает ему, чтобы он разведал, каковы настроения у братьев Борисовых и у тех офицеров, с которыми в дружбе Борисовы. Советуют:
— Начни хотя бы с поручика Тютчева.
Дело происходило летом. Полки Южной армии стояли в лагерях под Житомиром. И вот как-то после дневных учений встретились Тютчев с Бестужевым-Рюминым. Заговорили. Вначале, конечно, о том о сём. Как принято, прежде всего о погоде.
— Лето нынче стоит отменное, — сказал Бестужев-Рюмин.
— Отличное, — согласился Тютчев. — Дожди словно про наши места забыли.
Поговорив о погоде, начали о природе.
— И места тут на редкость дивные, — проговорил Бестужев-Рюмин.
— Можно сказать, что райские, — ответил Тютчев.
— Райские — это верно, — ухватился Бестужев-Рюмин. — Но взгляните кругом, как угнетён народ. — Сказал и выжидающе глянул на Тютчева.
— Угнетён, унижен, — ответил Тютчев и скосил глаза на Бестужева-Рюмина.
Идут они лесом, какой-то тропкой. Всё смелее Бестужев-Рюмин. Всё смелее, смелее Тютчев.
— Нам надо самим отыскать свободу.
— Царь — вот кто всему виной.
— Лишь смелые люди спасут Россию.
— Смерть не страшна, если для блага Родины.
Понял Тютчев, что Бестужев-Рюмин из тех, кому можно во всём открыться. Остановился и тихо:
— Тайное общество есть на юге. Можно в него вступить. Берусь вам содействовать в этом.
Смотрит удивлённо на Тютчева Рюмин.
— Что вы?! — смутился Тютчев.
Расхохотался Бестужев-Рюмин:
— Да я уже принят. Я-то на вас надеялся. — Рассказал он Тютчеву про Южное тайное общество. Рассказал ему Тютчев про Общество соединённых славян.
— Рядом жить — и не знать! Вот это да! — хохотал Бестужев-Рюмин. Значит, дельное ваше общество, значит, по-настоящему тайное.
Вскоре члены обоих обществ встретились. Подумали, зачем им бороться отдельно. Решили объединиться. Вместе удобнее и сил больше.
Вместо двух обществ на юге стало одно — Южное тайное общество.
Опередил Бестужев-Рюмин других, первым догнал Муравьёва-Апостола, предупредил, что сзади идёт погоня. Свернули друзья в Трилесы. Здесь квартировала одна из солдатских рот. Остался Сергей Муравьёв-Апостол в Трилесах. Бестужев-Рюмин поехал дальше. Договорились, что скоро сюда вернётся.
Устал полковник Гебель. Истомились жандармы. На многие вёрсты исколесили они округу. Понуро плетутся кони.
— Давайте съездим ещё на Фастов, — предложил Гебель.
Едут чины на Фастов. По дороге попались Трилесы. Остановились в Трилесах. Решили кормить лошадей. Выбрал Гебель избу глазами — куда бы зайти погреться, решил: «Вот в эту».
Подошёл он к избе. Дёрнул за дверь. Ввалился с мороза в комнату. Глянул — остолбенел. Перед ним стоит Сергей Муравьёв-Апостол. Не поверил полковник. Думает, что мерещится. Прикрыл глаза. Ущипнул себя в руку. Снова открыл. Стоит Сергей Муравьёв-Апостол.
Выбежал Гебель стремглав на улицу:
— Тут он! Тут! Ставь караулы! Бери в ружьё!
Взяли «в ружьё» солдаты.
— Попался, голубчик, попался, — торжествует полковник Гебель.
Сидит он в той же избе, что и Сергей Муравьёв-Апостол. Пьёт с дороги горячий чай, рассуждает: «Будет схвачен сейчас и второй». Сидит, Бестужева-Рюмина дожидается.
Сидит полковник Гебель, пьёт чай. Вдруг топот коней по дороге. «Едет, едет Бестужев-Рюмин!»
Остановились кони. Слышит полковник Гебель, как кто-то подходит к избе. «Торопись, торопись, злодей!»
Привстал полковник от нетерпения. Вытащил пистолет. Приготовился. «Руки вверх, закричу», — решил.
Скрипнула дверь на петлях.
— Ру… — крикнул Гебель и тут же осекся.
В комнату входил поручик Кузьмин. А сзади стоял поручик Щепилло. А там во дворе виднелись офицеры Сухинов и Соловьёв. И от солдатских мундиров в глазах рябило.
Узнали офицеры, члены Южного тайного общества, что Сергей Муравьёв-Апостол схвачен, примчались к нему в Трилесы на помощь.
— Что делать, Сергей Иванович?
— Освободить, — спокойно ответил Сергей Муравьёв-Апостол.
Освободили офицеры Сергея Муравьёва-Апостола.
— Вперёд к свободе!
Восстание началось.
Два холма здесь прижались к речке. Между ними давнишний спор: кто краше, кто выше, кто круче, который из них зеленей. На одном из них, на том, что на Киевской стороне, примостился маленький городок. Сбегают домишки с холма под откос. Улочки змейкой вьются. По весне здесь полыхают белым огнём садочки. К осени ветки под урожаем пудовым в глубоком поклоне гнутся.
Это и есть Васильков. Здесь в Василькове была штаб-квартира Черниговского полка. Сюда и собрались восставшие роты.
Штабс-капитан Маевский первым услышал необычный шум и возбуждённые голоса. «Бунт», — сообразил Маевский. Приказал он ударить тревогу.
Смотрит Маевский — за взводом вступает взвод. (Это был авангард восставших.) Шагает впереди офицер. «Кто бы такой?» — подумал Маевский. Всмотрелся — Иван Сухинов.
Знает Маевский Сухинова. Взгляд ястребиный. Язык кинжальный. Не любит Сухинов таких, как Маевский. «Ваше мышиное превосходительство» — вот как однажды Сухинов назвал Маевского. За это «мышиное превосходительство» хотел Маевский вызвать Сухинова на дуэль. Да постеснялся что-то.
Поёжился Маевский, увидя Сухинова. Не дай бог ему сейчас на глаза попасться. Попятился, шмыгнул за плетень, присел на корточки, прижался к прутьям, сквозь прутья смотрит.
В это время, услыша сигнал тревоги, на улицу выбежал заместитель полковника Гебеля майор Трухин. Пошёл он навстречу восставшим:
— Остановитесь! Одумайтесь!
Знают солдаты Трухина. Из всех командиров здешних — не человек, а зверь.
— Плетей захотели! — кричит Трухин. — Не толпись! Расступись! Разойдись!
А следом — ещё зычнее:
— Кру-гом! Бе-гом!
Рассмеялся Сухинов. Мигнул солдатам. Схватили солдаты Трухина. Сорвали погоны. Сломали шпагу. Мундир разнесли на клочья.
Съёжился Маевский. От страха даже зажмурился. «А вдруг, — кольнуло его, — Сухинов спросит:
— Кто тут поднял тревогу?
Скажут:
— Маевский!
— Маевский!
— Штабс-капитан Маевский!»
Глянул Маевский опять на дорогу. Всё больше и больше идёт солдат. Не одни, с командирами. Вот Сергей Муравьёв-Апостол. Вот Михаил Бестужев-Рюмин. Вот Щепилло, Кузьмин, Соловьёв.
Совсем растерялся, бедный. Холодок пробежал по телу: «Убьют, убьют. На лине ближайшей вздёрнут».
Осмотрелся Маевский. Видит, клуня стоит в огороде. Скачками, как заяц, метнулся к клуне. Открыл ворота. Влетел. Забился в сено. Ни жив ни мёртв. Затих, как мышь. Прислушайтесь: даже не дышит.
Узнав, в чём дело, Ушаков пришёл в сущий восторг.
— Долой Николая! — шумел штаб-ротмистр. Даже саблю из ножен выхватил. Даже с силой по воздуху рубанул.
Нужно сказать, что Ушаков ненавидел царя Николая I. Служил Ушаков когда-то в гвардии. Жил в Петербурге. Блистал на балах и приёмах званых.
Но вот из-за какого-то каприза в ту пору ещё не царя, а великого князя Николая перевели Ушакова из гвардии в армию. Поклялся Ушаков отомстить за обиду.
— Долой Николая! — шумит Ушаков.
Понравился восставшим пыл офицера. Решил Сергей Муравьёв-Апостол дать Ушакову революционные прокламации — пусть Ушаков распространит их среди офицеров гусарского его высочества принца Оранского полка.
— Исполню, — поклялся Ушаков.
Едет он в свой гусарский его величества принца Оранского полк, решает: дай прочитаю, что в тех бумагах сказано. Читает и чем дальше читает, то едет всё тише и тише. Вот и вовсе остановил коня.
Думал штаб-ротмистр Ушаков, что в бумагах лишь против царя Николая I, а там против царя любого, за то, чтобы в России больше цари не правили, чтобы стала Россия республикой.
Думал штаб-ротмистр Ушаков лишь отомстить Николаю, а там и про то, чтобы крестьян отпустить на волю. И много ещё другого.
«Свят, свят», — закрестился штаб-ротмистр Ушаков. Порвал прокламации. Бросил в канаву. Отъезжал с опаской, как от чумного места.
Дал Сергей Муравьёв-Апостол приказ идти на Мотовиловку. Легла Мотовиловка на полпути между Киевом и Житомиром. Желаешь — отсюда ступай на Житомир. Желаешь — иди на Киев. Дневной переход и туда и сюда.
Послал Муравьёв-Апостол надёжных офицеров с извещением о восстании Черниговского полка по разным другим полкам — в Ахтырский, Кременчугский, Алексопольский, Александрийский. В Житомир послал и в Киев.
Наказал, что с ответами ждёт в Мотовиловке.
Здесь, в Мотовиловке, черниговцы встретили Новый год. Луна лениво плывёт по небу. Звёзды горят, как свечи. Синим искрится снег.
Разместили солдат по крестьянским избам. Трое из них попали к Фоме Полуяку.
Угощает Фома постояльцев кашей и квасом, а сам:
— Куда — на войну, служивые?
— На войну, на войну, — усмехнулся один из черниговцев.
— Неужто снова француз задрался?
Развеселились вовсе теперь солдаты. Рассказали они Полуяку, ради чего поднялись в поход.
Рад Фома поверить в слова солдатские, да что-то не очень верится.
— Чтобы волю крестьянам дали? Да разве может такое быть!
— Может, может, — смеются солдаты. — Это уж точно, лишь бы господь помог.
Улеглись на покой солдаты. А Фома — хвать за армяк, выскочил в сенцы. Бросился к двери. И вот уже мчит по улице. Летит, что есть силы в ногах, Фома. Новость несёт небывалую.
— Воля ведь будет, воля!
Новогодняя ночь. Луна лениво плывёт по небу. Звёзды горят, как свечи. Синим, синим искрится снег. Не спит Сергей Муравьёв-Апостол. Ожидает вестей из других полков.
Представляет Сергей Муравьёв-Апостол, что вот подымется полк за полком. Пойдут войска на Москву, на Петербург. Присоединятся дорогой новые. Станут войска перед царём несокрушимой силой.
Утром Сергей Муравьёв-Апостол ехал верхом по селу. Шумела, как рой, Мотовиловка. Толпились крестьяне у церкви. Увидели они Муравьёва-Апостола:
— Добрый ты наш полковник!
— Избавитель!
— Да поможет тебе господь!
Улыбнулся крестьянам Сергей Муравьёв-Апостол.
— Братцы, для вас стараемся. Да будет угодно судьбе — добьёмся для вас облегчения. Для дела святого жизни не жалко…
Вернулся Сергей Муравьёв-Апостол к себе в избу. Ожидает вестей из других полков. Тревожно у него на душе. Что привезут посыльные?
Печальные вести достигли юга. В Петербурге, на севере, царь разгромил восстание. Как поведут себя тут полки?
И вот прибыл посыльный первый.
— Ну как?
— Но поднялся Ахтырский гусарский полк.
Прибыл второй посыльный.
— Ну как?
— Не поднялся Кременчугский пехотный полк.
Третий посыльный прибыл.
— Ну как?
— Не поднялся, Сергей Иванович, полк Алексопольский.
А вот несётся ещё один. Разгорячённый конь пену с губы роняет.
— Ну как?
— Не выступит Александрийский. Арест идёт в полку.
Куда же идти черниговцам? На Брусилов, Новоград-Волынский, Бердичев, Бобруйск, Любар? А может, идти на Киев?
— Нам бы немедля идти на Киев!
— На Житомир упасть по-суворовски! (В Житомире находился штаб Южной армии. В Киеве — арсенал.)
За этот план выступали офицеры-славяне (так называли тех, кто раньше состоял в Обществе соединённых славян): Сухинов, Кузьмин, Соловьёв и Щепилло. Из всех декабристов офицеры-славяне отличались самой большой решительностью.
Наконец Николай решительно двинулся к батарее.
— Стрельба орудиями по порядку, — скомандовал государь. — Первая, начинай!
Царь ожидал услышать артиллерийский раскат, но пушка молчала. Николай I скосил на солдат-канониров глаза. Увидел: один из них с зажжённым фитилём в руках стоит навытяжку перед офицером.
— Почему не стреляешь?! — кричит офицер.
— Там же свои, ваше благородие.
— Молчать, башка твоя вшивая! Свои не свои, раз приказ стреляй!
Офицер был из тех, кто умел ругаться.
— Стреляй, говорю, паршивец, бычьи твои глаза!
Не тронулся с места солдат. Фитиль не поднёс к орудию.
Выхватил тогда офицер фитиль из рук канонира, поднёс к запалу. Змейкой юркнул огонёк. Гулко раздался выстрел. Звук его заполнил Сенатскую площадь. Долетел до Сената, Адмиралтейства. Ударив о стены, вернулся назад. Громовым заметался эхом.
Николай I улыбнулся.
Картечь ударила в мостовую, рикошетом разлетелась по сторонам. Врезалась в ряды солдат, в людей, заполнявших площадь. Взметнулась выше, поверх голов, ударила градом в соседние крыши.
Что случилось, Игошка не сразу понял. Рядом, уткнувши нос в воротник, спал Савватейка — и вдруг Савватейки нет. Потянулся Игошка к обрезу крыши. Видит, лежит на снегу Савватейка. Спрыгнул Игошка вниз.
— Савватейка! — тормошит. — Савватейка! Вставай, Савватейка!
Не встаёт Савватейка, Мёртв Савватейка. Из-под шапки алая струйка на снег бежит.
ГРУДЬЮ НА ПУШКИ
Зашевелилась, задвигалась Сенатская площадь. За первым выстрелом грянул второй, третий, четвёртый, пятый… Врезалась в людей картечь, валила снопами наземь.Распалось боевое каре. Солдаты шарахнулись в разные стороны.
И вдруг:
— На пушки! Грудью на пушки! Ура! Вперёд!
Это поручик Николай Панов звучно подал команду.
— Ружья к бою! Вперёд! За мной!
Это штабс-капитан Щепин-Ростовский под свист картечи строил своих солдат.
— Ребята, не трусь! Ребята, вперёд! Нам ли картечи кланяться!
Это поручик Александр Сутгоф обращался к своим гренадерам.
Рванулись вперёд смельчаки. Открыли огонь из ружей. Но новый шквал преградил дорогу. Отступили солдаты к реке. Спустились на лёд Невы.
Тут принял команду штабс-капитан Михаил Бестужев.
— Стройся! Повзводно! — кричал Бестужев.
Собрались к нему солдаты. Строится к ряду ряд. Смотрит Бестужев на Петропавловскую крепость. Рядом она совсем. Вот куда поведёт он теперь солдат. Нет, не всё ещё кончено. Надёжны у крепости стены. Соберутся туда восставшие, поспорят ещё с Николаем.
Тем временем пушки открыли огонь по Неве. Ударяют ядра в ряды солдат. Не дают им собраться вместе.
— Стройся! Стройся! — кричит Бестужев.
Заполняют живые места убитых. Вот и готова уже колонна. Собрался Бестужев подать команду — мол, на крепость, друзья, вперёд! Как тут:
— Тонем! — раздались крики.
Глянул Бестужев — пробили ядра лёд на Неве. Повалились солдаты в воду. Сорвался поход на крепость.
Лишь немногие вышли тогда на берег. А в это время с той стороны Невы, оголив палаши, мчались навстречу восставшим конные.
Понял Бестужев — всему конец.
Последний отряд декабристов укрепился при входе на Галерную улицу. Недолго продержались и здесь восставшие. Смёл их картечный залп.
К шести часам вечера опустела Сенатская площадь. Восстание было подавлено.
НАГРАДА
Когда солдаты Прохор Ильин и Макар Телегин шли со своей ротой на Сенатскую площадь (полк их остался верен царю Николаю I), возник между ними давнишний спор.Ильин был солдатом смирным. Верил в бога, любил царя, тех, кто восстал, называл смутьянами.
— Смутьяны они, смутьяны. Царь же отец солдатам. От господа бога царёва власть.
Телегин — другого склада. Хотя и ходил к молитвам, однако в бога не очень верил.
— Попы придумали бога, — твердил солдат. — Когда бы господь имелся, мужик бы не маялся, как грешник в аду, как в масле сыр, не катался бы барин.
И о царе у Макара другое мнение:
— Не отец он, Прохор, солдатам, нет. Тех же кровей он — барских.
Рота, в которой служили Ильин и Телегин, разместилась на Исаакиевском мосту, как раз напротив каре восставших.
— Ах, смутьяны, смутьяны, — качал головой Ильин, обращаясь к Макару Телегину. — А нам ведь, поди, Макар, будет за верность царю награда.
— Жди, жди, — усмехался Телегин. — Может, землю и волю тебе пожалует.
В самое точное место попал солдат. Не понял Ильин насмешки:
— А как же, конечно, награда будет.
Простояли они на мосту до начала пальбы из пушек. Когда грянули первые залпы и шарахнулись в стороны люди, перекрестился Прохор Ильин:
— Ну, слава богу. Делу пришёл конец. — Снова полез к Макару: — Видал, как смутьянов лупят? Это господь покарал неверных.
Хотел ещё что-то сказать солдат, но помешал ему новый залп. Пушки стреляли теперь по Неве. Одним зарядом ударило в мост. Картечь и оборвала его на слове. Рухнул на мост солдат.
Когда Ильин очнулся, вокруг никого уже не было. Опустели и мост и Сенатская площадь.
Шевельнул головой солдат. Видит, рядом лежат побитые. Все из их же, из верной царю-государю, роты. Вот Васин Иван, вот Аристарх Извеков, Клюшкин, фельдфебель Павлов. А вот в полушаге всего от Прохора языкастый его сосед. Страшно взглянуть на Телегина. Картечь угодила солдату в голову.
— О боже, — прошевелил губами Ильин. Потом о себе подумал: «Нет, заметил всё же меня всевышний. Сохранил в живых за моё смирение».
На этом снова Ильин забылся.
Сразу же после разгрома восстания Николай I отдал приказ очистить площадь от тел убитых. Явились сюда жандармы. Стали мёртвых сносить к Неве. Бросали убитых в проруби, толкали под невский лёд.
Потащили жандармы и тех, кто лежал на Исаакиевском мосту. Подхватили за ноги Васина, подхватили Извекова, Телегина, Клюшкина, Павлова. Вместе со всеми и Прохора поволокли. Уже на льду, у самой проруби вдруг застонал солдат.
Остановились жандармы. Кто-то сказал:
— Братцы, кажись, живой.
Голос второй ответил:
— Живой, не живой — волоки. Все они тут смутьяны.
За секунду до этого явилось к Прохору вновь сознание. Казалось солдату, что стоит он в строю. Сам отец-государь обходит войска и за верность вручает ему награду. Какую награду, не успел разобрать Ильин. Столкнули жандармы солдата в прорубь.
ЖИВ, НЕ УБИТ СОЛДАТ
Был он высокого роста. Приметен среди других. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.Стоял он в каре на площади. Вынес напор Милорадовича. Отбивался от конных атак. Над призывом попов смеялся. Вместе с другими кричал «ура!».
Когда ударили царские пушки, солдата опять в общем ряду приметили.
Шёл он грудью вперёд на огонь. Валит картечь восставших. Кровь заливает снег. Вот-вот и конец солдату.
Но не упал, не сражён солдат.
Жив, не убит солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
За залпом грохочет залп. Окутало площадь дымом. Торжествует царь Николай I:
— Так им, так им! Кроши злодеев!
Градом стучит картечь. Вот-вот и конец солдату.
Но не упал, не сражён солдат.
Жив, не убит солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
Когда Михаил Бестужев на льду Невы собирал гренадеров, снова солдата видели.
Взвизгнули ядра над головой. Шипя по-змеиному, в солдатские роты врезались. Вот-вот и конец солдату.
Но нет, не погиб, уцелел солдат.
Жив, не тронут судьбой солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
Ядра пробили лёд. Место страшнее ада. Стоны. Призывы. Крики. Люди живые идут под лёд. Вот-вот и конец солдату.
Но нет, не погиб, уцелел солдат.
Жив, не тронут судьбой солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
На том берегу Невы, когда конные мчали во весь опор, снова солдат на глаза попался.
Метнулись сабли над головой. Опустились смертельным калёным жалом. Казалось, вот-вот и конец солдату.
Но нет, не упал, устоял солдат.
Жив, не убит солдат. Лихо сидит гренадерская шапка. Медаль на груди блестит.
Снова взлетели сабли. Кони непокорных копытами бьют. Упавших на землю топчут. Вот-вот и конец солдату.
Но не упал, устоял солдат.
Жив, не убит солдат. Доброй дороги тебе, солдат. Славы тебе солдатской.
Глава III
ГРОЗА НА ЮГЕ
ПЕСТЕЛЬ
1823 год. Царь Александр I производил смотр Южной армии. Лихо шли гренадеры, стройно рубили шаг. Лучше других перед царём прошёл Вятский пехотный полк.— Превосходно! Точно гвардия! — закричал Александр I. — Кто командир?
Доложили:
— Полковник Пестель.
— Молодец!
За отличное командование полком царь пожаловал Пестелю три тысячи десятин земли.
Вот бы удивился царь Александр I, если бы узнал, что командир Вятского пехотного полка полковник Павел Иванович Пестель и был руководителем Южного тайного общества.
Много думал о судьбах родины Пестель.
Почему богатые есть и бедные?
Почему всем правит самодержавно царь?
Как сделать так, чтобы люди бедных сословий жили в России лучше?
Девятнадцатилетним прапорщиком Пестель принимал участие в войне 1812 года. Защищал батарею Раевского. Был ранен на Бородинском поле. Сам фельдмаршал Кутузов вручил ему за храбрость награду — золотую шпагу.
Корпусный командир говорил о полковнике Пестеле: «Этой умной голове только и быть министром».
Члены Южного тайного общества уже много лет готовились к восстанию. Дважды оно срывалось. Наконец был назначен окончательный срок — лето 1825 года. Ждали царя. Александр I должен был снова приехать на смотр полков Южной армии. Было решено во время смотра царя убить. Однако Александр I не приехал.
Восстание пришлось вновь отложить на год. Но тут всё резко изменилось.
Неожиданно Александр I скончался. Южное тайное общество решило восстать немедленно. В Петербург был срочно направлен курьер. Пестель предлагал и на юге и на севере выступить одновременно.
Юг приготовился. Ждал ответа.
И вдруг Пестель был арестован. Случилось это 13-го декабря, за день до восстания декабристов в Петербурге на Сенатской площади.
КТО РАНЬШЕ?
Пестель был арестован. Но гроза пронеслась по югу.Во главе восставших стал подполковник Черниговского пехотного полка Сергей Муравьёв-Апостол.
Вот как началось всё на юге. Узнав об аресте Пестеля, Муравьёв-Апостол тут же поехал по другим полкам предупредить друзей о случившемся.
Только уехал Сергей Муравьёв-Апостол, как тут примчались к командиру Черниговского полка полковнику Гебелю жандармы:
— Где Сергей Муравьёв-Апостол?
Оказывается, вслед за приказом арестовать Пестеля получен новый приказ — арестовать и Сергея Муравьёва-Апостола.
Собрался полковник Гебель, бросился вместе с жандармами догонять Муравьёва.
Прискакали они в Житомир.
— Был здесь Сергей Муравьёв-Апостол?
— Был.
— Где он?
— Отбыл.
— Куда отбыл?
— Кажись, в Любар.
Помчались они в Любар.
— Был здесь Сергей Муравьёв-Апостол?
— Был. Отбыл.
— Куда?
— Кажись, в Бердичев.
Примчались в Бердичев.
— Был здесь Сергей Муравьёв-Апостол?
— Был. Отбыл.
— Куда?
— Кажись, в Поволочь.
Мчит Гебель с жандармами в Поволочь, мчит и не знает того, что вслед за ними несётся подпоручик Михаил Бестужев-Рюмин.
Подпоручик Полтавского пехотного полка Бестужев-Рюмин был ближайшим помощником Пестеля и Муравьёва-Апостола. Узнал он, что Муравьёву-Апостолу грозит арест, что помчались за ним жандармы и Гебель, вскочил на коня. Понёсся вслед. Догнать! Опередить! Предупредить Сергея Муравьёва-Апостола.
Проезжает Бестужев-Рюмин местечки и сёла.
— Был здесь полковник Гебель?
— Был. Отбыл.
Несётся дальше.
— Был здесь полковник Гебель?
— Был. Отбыл.
Только уехал Бестужев-Рюмин, как примчался на тройке лихой курьер.
— Где подпоручик Бестужев-Рюмин?!
На руках у курьера приказ: арестовать Бестужева-Рюмина. Понёсся курьер догонять Бестужева.
Проезжает местечки и сёла.
— Был здесь подпоручик Михаил Бестужев-Рюмин?
— Был. Отбыл.
Несётся дальше.
— Был здесь подпоручик Бестужев-Рюмин?
— Был. Отбыл.
Догоняют Гебель и жандармы Сергея Муравьёва-Апостола. Догоняет жандармов и Гебеля подпоручик Михаил Бестужев-Рюмин. Догоняет Бестужева-Рюмина на тройке лихой курьер. Всё зависит сейчас от того, кто раньше кого догонит.
ДВА ОБЩЕСТВА
На юге долгое время было два тайных общества. Одно во главе с Павлом Пестелем и Сергеем Муравьёвым-Апостолом — Южное тайное общество. Во главе второго стояли братья Пётр и Андрей Борисовы. Это общество называлось Обществом соединенных славян. Оба общества возникли независимо одно от другого. Члены Южного тайного общества не знали о том, что существует Общество соединённых славян, и наоборот — славяне не знали, что существует Южное тайное общество.Оба общества привлекали в свои ряды новых членов.
Присмотрелся Сергей Муравьёв-Апостол к братьям Борисовым. Офицеры честные, смелые. Солдаты их любят. «Вот кто достоин быть принятым в общество».
И братья Борисовы присматриваются то к Пестелю, то к Сергею Муравьёву-Апостолу, то к Бестужеву-Рюмину. «Эх, вот если бы этих — в общество!»
Попросили они поручика Тютчева разведать, каковы настроения у понравившихся им офицеров. Советуют:
— Начни, пожалуй, с Бестужева-Рюмина.
А в это же самое время вызывает Сергей Муравьёв-Апостол Михаила Бестужева-Рюмина и поручает ему, чтобы он разведал, каковы настроения у братьев Борисовых и у тех офицеров, с которыми в дружбе Борисовы. Советуют:
— Начни хотя бы с поручика Тютчева.
Дело происходило летом. Полки Южной армии стояли в лагерях под Житомиром. И вот как-то после дневных учений встретились Тютчев с Бестужевым-Рюминым. Заговорили. Вначале, конечно, о том о сём. Как принято, прежде всего о погоде.
— Лето нынче стоит отменное, — сказал Бестужев-Рюмин.
— Отличное, — согласился Тютчев. — Дожди словно про наши места забыли.
Поговорив о погоде, начали о природе.
— И места тут на редкость дивные, — проговорил Бестужев-Рюмин.
— Можно сказать, что райские, — ответил Тютчев.
— Райские — это верно, — ухватился Бестужев-Рюмин. — Но взгляните кругом, как угнетён народ. — Сказал и выжидающе глянул на Тютчева.
— Угнетён, унижен, — ответил Тютчев и скосил глаза на Бестужева-Рюмина.
Идут они лесом, какой-то тропкой. Всё смелее Бестужев-Рюмин. Всё смелее, смелее Тютчев.
— Нам надо самим отыскать свободу.
— Царь — вот кто всему виной.
— Лишь смелые люди спасут Россию.
— Смерть не страшна, если для блага Родины.
Понял Тютчев, что Бестужев-Рюмин из тех, кому можно во всём открыться. Остановился и тихо:
— Тайное общество есть на юге. Можно в него вступить. Берусь вам содействовать в этом.
Смотрит удивлённо на Тютчева Рюмин.
— Что вы?! — смутился Тютчев.
Расхохотался Бестужев-Рюмин:
— Да я уже принят. Я-то на вас надеялся. — Рассказал он Тютчеву про Южное тайное общество. Рассказал ему Тютчев про Общество соединённых славян.
— Рядом жить — и не знать! Вот это да! — хохотал Бестужев-Рюмин. Значит, дельное ваше общество, значит, по-настоящему тайное.
Вскоре члены обоих обществ встретились. Подумали, зачем им бороться отдельно. Решили объединиться. Вместе удобнее и сил больше.
Вместо двух обществ на юге стало одно — Южное тайное общество.
НАЧАЛОСЬ
Быстро несутся кони, подковами цок да цок. Едет Сергей Муравьёв-Апостол. Спешат жандармы и Гебель. Птицей несётся лихой курьер. Но быстрее курьера, быстрее птицы мчится Бестужев-Рюмин.Опередил Бестужев-Рюмин других, первым догнал Муравьёва-Апостола, предупредил, что сзади идёт погоня. Свернули друзья в Трилесы. Здесь квартировала одна из солдатских рот. Остался Сергей Муравьёв-Апостол в Трилесах. Бестужев-Рюмин поехал дальше. Договорились, что скоро сюда вернётся.
Устал полковник Гебель. Истомились жандармы. На многие вёрсты исколесили они округу. Понуро плетутся кони.
— Давайте съездим ещё на Фастов, — предложил Гебель.
Едут чины на Фастов. По дороге попались Трилесы. Остановились в Трилесах. Решили кормить лошадей. Выбрал Гебель избу глазами — куда бы зайти погреться, решил: «Вот в эту».
Подошёл он к избе. Дёрнул за дверь. Ввалился с мороза в комнату. Глянул — остолбенел. Перед ним стоит Сергей Муравьёв-Апостол. Не поверил полковник. Думает, что мерещится. Прикрыл глаза. Ущипнул себя в руку. Снова открыл. Стоит Сергей Муравьёв-Апостол.
Выбежал Гебель стремглав на улицу:
— Тут он! Тут! Ставь караулы! Бери в ружьё!
Взяли «в ружьё» солдаты.
— Попался, голубчик, попался, — торжествует полковник Гебель.
Сидит он в той же избе, что и Сергей Муравьёв-Апостол. Пьёт с дороги горячий чай, рассуждает: «Будет схвачен сейчас и второй». Сидит, Бестужева-Рюмина дожидается.
Сидит полковник Гебель, пьёт чай. Вдруг топот коней по дороге. «Едет, едет Бестужев-Рюмин!»
Остановились кони. Слышит полковник Гебель, как кто-то подходит к избе. «Торопись, торопись, злодей!»
Привстал полковник от нетерпения. Вытащил пистолет. Приготовился. «Руки вверх, закричу», — решил.
Скрипнула дверь на петлях.
— Ру… — крикнул Гебель и тут же осекся.
В комнату входил поручик Кузьмин. А сзади стоял поручик Щепилло. А там во дворе виднелись офицеры Сухинов и Соловьёв. И от солдатских мундиров в глазах рябило.
Узнали офицеры, члены Южного тайного общества, что Сергей Муравьёв-Апостол схвачен, примчались к нему в Трилесы на помощь.
— Что делать, Сергей Иванович?
— Освободить, — спокойно ответил Сергей Муравьёв-Апостол.
Освободили офицеры Сергея Муравьёва-Апостола.
— Вперёд к свободе!
Восстание началось.
ВАСИЛЬКОВ
Если ехать из Киева по дороге на Белую Церковь, то, осиливши треть пути, на тридцатой версте от Киева попадёшь ты негаданно в рай.Два холма здесь прижались к речке. Между ними давнишний спор: кто краше, кто выше, кто круче, который из них зеленей. На одном из них, на том, что на Киевской стороне, примостился маленький городок. Сбегают домишки с холма под откос. Улочки змейкой вьются. По весне здесь полыхают белым огнём садочки. К осени ветки под урожаем пудовым в глубоком поклоне гнутся.
Это и есть Васильков. Здесь в Василькове была штаб-квартира Черниговского полка. Сюда и собрались восставшие роты.
Штабс-капитан Маевский первым услышал необычный шум и возбуждённые голоса. «Бунт», — сообразил Маевский. Приказал он ударить тревогу.
Смотрит Маевский — за взводом вступает взвод. (Это был авангард восставших.) Шагает впереди офицер. «Кто бы такой?» — подумал Маевский. Всмотрелся — Иван Сухинов.
Знает Маевский Сухинова. Взгляд ястребиный. Язык кинжальный. Не любит Сухинов таких, как Маевский. «Ваше мышиное превосходительство» — вот как однажды Сухинов назвал Маевского. За это «мышиное превосходительство» хотел Маевский вызвать Сухинова на дуэль. Да постеснялся что-то.
Поёжился Маевский, увидя Сухинова. Не дай бог ему сейчас на глаза попасться. Попятился, шмыгнул за плетень, присел на корточки, прижался к прутьям, сквозь прутья смотрит.
В это время, услыша сигнал тревоги, на улицу выбежал заместитель полковника Гебеля майор Трухин. Пошёл он навстречу восставшим:
— Остановитесь! Одумайтесь!
Знают солдаты Трухина. Из всех командиров здешних — не человек, а зверь.
— Плетей захотели! — кричит Трухин. — Не толпись! Расступись! Разойдись!
А следом — ещё зычнее:
— Кру-гом! Бе-гом!
Рассмеялся Сухинов. Мигнул солдатам. Схватили солдаты Трухина. Сорвали погоны. Сломали шпагу. Мундир разнесли на клочья.
Съёжился Маевский. От страха даже зажмурился. «А вдруг, — кольнуло его, — Сухинов спросит:
— Кто тут поднял тревогу?
Скажут:
— Маевский!
— Маевский!
— Штабс-капитан Маевский!»
Глянул Маевский опять на дорогу. Всё больше и больше идёт солдат. Не одни, с командирами. Вот Сергей Муравьёв-Апостол. Вот Михаил Бестужев-Рюмин. Вот Щепилло, Кузьмин, Соловьёв.
Совсем растерялся, бедный. Холодок пробежал по телу: «Убьют, убьют. На лине ближайшей вздёрнут».
Осмотрелся Маевский. Видит, клуня стоит в огороде. Скачками, как заяц, метнулся к клуне. Открыл ворота. Влетел. Забился в сено. Ни жив ни мёртв. Затих, как мышь. Прислушайтесь: даже не дышит.
УШАКОВ
Штаб-ротмистр гусарского его величества принца Оранского полка Ушаков в день восстания Черниговского полка проезжал через Васильков. Задержали его у заставы. Доставили к Сергею Муравьёву-Апостолу.Узнав, в чём дело, Ушаков пришёл в сущий восторг.
— Долой Николая! — шумел штаб-ротмистр. Даже саблю из ножен выхватил. Даже с силой по воздуху рубанул.
Нужно сказать, что Ушаков ненавидел царя Николая I. Служил Ушаков когда-то в гвардии. Жил в Петербурге. Блистал на балах и приёмах званых.
Но вот из-за какого-то каприза в ту пору ещё не царя, а великого князя Николая перевели Ушакова из гвардии в армию. Поклялся Ушаков отомстить за обиду.
— Долой Николая! — шумит Ушаков.
Понравился восставшим пыл офицера. Решил Сергей Муравьёв-Апостол дать Ушакову революционные прокламации — пусть Ушаков распространит их среди офицеров гусарского его высочества принца Оранского полка.
— Исполню, — поклялся Ушаков.
Едет он в свой гусарский его величества принца Оранского полк, решает: дай прочитаю, что в тех бумагах сказано. Читает и чем дальше читает, то едет всё тише и тише. Вот и вовсе остановил коня.
Думал штаб-ротмистр Ушаков, что в бумагах лишь против царя Николая I, а там против царя любого, за то, чтобы в России больше цари не правили, чтобы стала Россия республикой.
Думал штаб-ротмистр Ушаков лишь отомстить Николаю, а там и про то, чтобы крестьян отпустить на волю. И много ещё другого.
«Свят, свят», — закрестился штаб-ротмистр Ушаков. Порвал прокламации. Бросил в канаву. Отъезжал с опаской, как от чумного места.
ЗВЕЗДЫ ГОРЯТ, КАК СВЕЧИ
Около суток пробыли восставшие в Василькове.Дал Сергей Муравьёв-Апостол приказ идти на Мотовиловку. Легла Мотовиловка на полпути между Киевом и Житомиром. Желаешь — отсюда ступай на Житомир. Желаешь — иди на Киев. Дневной переход и туда и сюда.
Послал Муравьёв-Апостол надёжных офицеров с извещением о восстании Черниговского полка по разным другим полкам — в Ахтырский, Кременчугский, Алексопольский, Александрийский. В Житомир послал и в Киев.
Наказал, что с ответами ждёт в Мотовиловке.
Здесь, в Мотовиловке, черниговцы встретили Новый год. Луна лениво плывёт по небу. Звёзды горят, как свечи. Синим искрится снег.
Разместили солдат по крестьянским избам. Трое из них попали к Фоме Полуяку.
Угощает Фома постояльцев кашей и квасом, а сам:
— Куда — на войну, служивые?
— На войну, на войну, — усмехнулся один из черниговцев.
— Неужто снова француз задрался?
Развеселились вовсе теперь солдаты. Рассказали они Полуяку, ради чего поднялись в поход.
Рад Фома поверить в слова солдатские, да что-то не очень верится.
— Чтобы волю крестьянам дали? Да разве может такое быть!
— Может, может, — смеются солдаты. — Это уж точно, лишь бы господь помог.
Улеглись на покой солдаты. А Фома — хвать за армяк, выскочил в сенцы. Бросился к двери. И вот уже мчит по улице. Летит, что есть силы в ногах, Фома. Новость несёт небывалую.
— Воля ведь будет, воля!
Новогодняя ночь. Луна лениво плывёт по небу. Звёзды горят, как свечи. Синим, синим искрится снег. Не спит Сергей Муравьёв-Апостол. Ожидает вестей из других полков.
Представляет Сергей Муравьёв-Апостол, что вот подымется полк за полком. Пойдут войска на Москву, на Петербург. Присоединятся дорогой новые. Станут войска перед царём несокрушимой силой.
Утром Сергей Муравьёв-Апостол ехал верхом по селу. Шумела, как рой, Мотовиловка. Толпились крестьяне у церкви. Увидели они Муравьёва-Апостола:
— Добрый ты наш полковник!
— Избавитель!
— Да поможет тебе господь!
Улыбнулся крестьянам Сергей Муравьёв-Апостол.
— Братцы, для вас стараемся. Да будет угодно судьбе — добьёмся для вас облегчения. Для дела святого жизни не жалко…
Вернулся Сергей Муравьёв-Апостол к себе в избу. Ожидает вестей из других полков. Тревожно у него на душе. Что привезут посыльные?
Печальные вести достигли юга. В Петербурге, на севере, царь разгромил восстание. Как поведут себя тут полки?
И вот прибыл посыльный первый.
— Ну как?
— Но поднялся Ахтырский гусарский полк.
Прибыл второй посыльный.
— Ну как?
— Не поднялся Кременчугский пехотный полк.
Третий посыльный прибыл.
— Ну как?
— Не поднялся, Сергей Иванович, полк Алексопольский.
А вот несётся ещё один. Разгорячённый конь пену с губы роняет.
— Ну как?
— Не выступит Александрийский. Арест идёт в полку.
СЕМНАДЦАТЫЙ ЕГЕРСКИЙ
Не поддержали восставших полки соседние.Куда же идти черниговцам? На Брусилов, Новоград-Волынский, Бердичев, Бобруйск, Любар? А может, идти на Киев?
— Нам бы немедля идти на Киев!
— На Житомир упасть по-суворовски! (В Житомире находился штаб Южной армии. В Киеве — арсенал.)
За этот план выступали офицеры-славяне (так называли тех, кто раньше состоял в Обществе соединённых славян): Сухинов, Кузьмин, Соловьёв и Щепилло. Из всех декабристов офицеры-славяне отличались самой большой решительностью.