Кое-как дотерпел новоявленный золотоискатель до конца сезона, получил обещанные деньги и вернулся домой в ореоле романтика-первопроходца.
   Отмылся, отъелся. Жизнь на прииске осталась где-то далеко, и он даже сам себе верил, когда рассказывал знакомым о самородках величиной с кулак и о встречах с медведями. Верил он и в то, что на будущий год снова махнет на прииск.
   Именно в этот счастливый момент «фартовый» парень женился. Избранницей его оказалась Марта Ставронская, с которой они пару лет назад учились в одной группе в медицинском институте. Павел и раньше ей нравился. Высокий, светловолосый, он легко привлекал внимание девушек, а тут еще о нем рассказывали так много захватывающе интересного, что Марта практически сама напросилась на встречу.
   Павел в этот момент денег не считал. Он водил ее в лучшие рестораны и кафе, дарил подарки.
   Через два месяца состоялась свадьба. Отец Марты был крупным торговым работником. Избранник дочери ему понравился, понравилось и то, что он умеет зарабатывать. И хотя ко времени свадьбы жених изрядно поиздержался, тесть, не раздумывая, купил молодым хоть и небольшую, но удобную квартиру почти в Центре.
   Марта продолжала учиться, а Павел сидел дома и слушал свой любимый рок. Денег почти не осталось. Но хуже всего было то, что приближался сезон и нужно было снова ехать на проклятый Север, чтобы снова заработать и поддержать свою слегка потускневшую славу золотоискателя. Павел с ужасом вспоминал тамошний быт, к тому же он опасался оставлять молодую жену. Вокруг нее и раньше вилось много поклонников, а теперь, по мнению Павла, в его отсутствие их количество удвоится.
   Думал Глиномесов, думал и надумал устроиться на работу в родном городе, благо нужда в бульдозеристах была постоянной.
   Марта его решение встретила довольно прохладно. Одно дело быть женой золотоискателя, другое – простого работяги. Последовал крупный разговор. Павел, не жалея красок, расписывал ужасы Колымы, зловещие нравы, царившие в артели, где старатели – вчерашние заключенные, все как на подбор рецидивисты, проигрывающие друг друга в карты.
   Чтобы окончательно ее запугать, он сообщил, что среди них встречаются сифилитики, и, когда все спят вповалку на нарах, немудрено подцепить какую-нибудь заразу.
   Марта ужасалась, но оставалась непреклонной. Муж – простой рабочий ее не устраивал. Наконец был найден компромисс. Постановили, что Павлу нужно учиться. Решение было встречено с одобрением как родителями жены, так и его собственными. Обе семьи в один голос заявили, что будут помогать молодым.
   Павел без труда поступил на вечернее отделение политехнического и, кроме того, пошел работать в одно из строительных управлений. Вчерашний «одинокий волк» превратился в добропорядочного гражданина.
   Долго ли, коротко, институт был закончен, и Павел стал инженером. Марта к тому времени работала врачом-гинекологом в одной из городских больниц. Вскоре, не без помощи тестя, купили подержанные «Жигули». Жизнь была вполне прекрасна. И тут, будь она неладна, грянула перестройка. Сначала все было как обычно. Потом речи стали меняться, а взгляды леветь. Сумятица проникла в умы населения. Заговорили о частном предпринимательстве, сперва робко, затем во весь голос. Стали появляться кооперативы.
   Некоторое время Павел приглядывался к происходящему, потом решил открыть собственное дело. Вспомнив развлечения молодости, остановился на студии звукозаписи.
   Слухи о его задумках дошли до тестя. Как-то он заявился в квартиру Глиномесовых, достал из портфеля бутылку армянского коньяка и тяжело упал на стул.
   – Слышал я, Паша, – начал он без обиняков, – что хочешь ты у нас предпринимателем стать?
   Павел утвердительно кивнул, с нетерпением поглядывая на коньяк.
   – Неплохое занятие, – осторожно сказал тесть. – И чем же ты намерен заняться?
   Павел сообщил.
   Тесть недоуменно пожал плечами. Потом выпил рюмку и, видимо, решился.
   – Знаешь что, – сказал он твердо, – брось ты это дело к такой-то матери.
   – Почему? – спросил Павел.
   – А потому, – ответил тесть. – Ты ведь, как мне известно, представляешь, что такое Колыма?
   – При чем тут это?
   – А при том! – заорал тесть. – Я не хочу, чтобы тебя туда отправили в столыпинском вагоне. Или ты не понимаешь, для чего все это придумано? Так уже было. Дураки всегда найдутся. Вспомни нэп. Тоже обещали всяческие блага красным купцам. А чем все это кончилось? Ты, может, и не помнишь, а я помню. Мальчишкой был, а ни в жисть не забуду, как отца забирали.
   – Успокойтесь, – примирительно произнес Павел.
   – Успокоюсь, когда ты мне слово дашь, что не будешь разной ерундой заниматься. Я не хочу, чтобы моя дочь стала вдовой, а внучка сиротой. Тебе мало денег? Я готов доплачивать, только ничего не предпринимай.
   Но Павел обиделся и не внял предостережениям.
   Созданная студия звукозаписи хоть и не процветала, но кое-какой доход приносила, а Павел уже подыскивал что-нибудь новое, где конкурентов было поменьше. Марта смотрела на его занятия скептически, но не могла не признать, что денег в доме стало больше. Лишь тесть, старый зубр, продолжал каркать, что все еще вернется. Павел открыто смеялся над его словами. Следующим этапом новоявленного бизнесмена стал видеобизнес. Видеомагнитофоны только начинали появляться, но Павел чувствовал, что за ними большое будущее. Он наладил связи с московским видеобизнесом. Стал привозить аппаратуру, кассеты с новыми записями.
   Внезапно умер тесть. Огромная квартира в Центре осталась почти пустой. В ней жила лишь престарелая теща да две кошки.
   – А не поменяться ли нам с мамой? – завела как-то разговор Марта. Но дальновидный Павел сказал, что пока не надо, а вот приватизировать тещину квартиру необходимо, и как можно быстрее. К этому времени деловые операции разрослись вширь и вглубь. Видео было давно заброшено. Сейчас Павел покупал и продавал различные импортные и отечественные товары, оказывал посреднические услуги, работал с недвижимостью. А после смерти тещи ее квартира была продана за валюту дельцам с юга.
   – Ни к чему нам такая квартира, – пресек Павел возражения жены, – слишком заметна, да и вообще я не собираюсь оставаться в этой идиотской стране.
   – Ты о чем? – не поняла Марта.
   – Уезжать надо отсюда! – заявил Павел. Вот тогда-то в первый раз и прозвучала эта мысль об Америке, повергнувшая Марту в ужас.
   – Как же Маша? – спросила она.
   – Как раз о Машке я больше всего и думаю, – пытался внушить ей Павел. – Ты посмотри, что творится. И вспомни пророчества твоего покойного батюшки. А если большевики снова возьмут верх? Что со всеми нами будет? Кто у власти? Да вся страна – номенклатура! Нет! Нужно уезжать! Я, кстати, начал потихоньку готовиться. Документы оформлять… Пятое-десятое…
   – Я не поеду, – твердо заявила Марта.
   Павел посмотрел на нее и усмехнулся:
   – Тогда я отправлюсь один.
   – Ребенок болен, – не сдавалась Марта, – я все-таки врач и знаю, что подобный переезд может вызвать кризис, который приведет к необратимым последствиям. У нее психическая травма!
   – Значит, нужно лечить, – Павел стоял на своем, – и лечить здесь, в Америке медицина дорогая. Но одно скажу: ехать я решил окончательно и хочу ехать вместе с вами. Не понимаю, чего ты боишься?
   – Ребенок… – снова завела Марта.
   – Лечи! – крикнул Павел. – И прекратим этот разговор.
   Маше, их дочери, было десять. Это была живая девочка, светловолосая, как отец, и с карими материнскими глазами. Но с некоторых пор с ней стали происходить вещи, очень беспокоившие родителей. Все началось примерно полгода назад. Как-то ночью Маша пришла в спальню в слезах и рассказала, что ей приснился страшный сон. Марта успокоила дочь и снова уложила ее в постель. Но с тех пор подобные случаи стали повторяться с удручающим постоянством.
   Первое время Марта не придавала этому особого значения. Мало ли что может присниться ребенку?! Ей самой в детстве тоже снилась всякая чертовщина. Но ночные кошмары стали буквально преследовать девочку. Особенно тяжело она переносила вьюжные зимние ночи, когда за окном неистово завывал ветер. Марте и самой-то становилось не по себе в такие часы, а дочка буквально не могла найти себе места. С дикими глазами она металась по квартире, и в такие минуты Марте казалось, что перед ней не дочь, а какое-то постороннее существо. Черты лица девочки искажались до неузнаваемости. Она то начинала хохотать странным кудахтающим смехом, совершенно непохожим на ее естественный смех, то гримасничала и что-то невнятно бормотала, словно говорила на каком-то неизвестном языке. Тело ее покрывалось испариной, крупные капли пота катились по лицу. Иногда из носа шла кровь.
   Раз Марта попыталась напоить ее холодной водой. И каков же был ужас, когда девочка откусила край тонкого чайного стакана и стала с хрустом жевать стекло.
   Кое-как осколки были извлечены изо рта.
   Павел, наблюдая за поступками дочери, лишь растерянно качал головой. Потом стал злиться. Попадало, разумеется, Марте.
   – Ты же врач! – кричал он. – Что же ты стоишь с опущенными руками?
   Но Марта только молчала. Она не знала, что и думать.
   Самое странное было то, что девочка, придя в себя, совершенно не помнила, что же с ней происходило. Словно начисто отшибало память.
   Через некоторое время Марта все же решилась и отвела ребенка к детскому психиатру. Сделала она это с большой неохотой, так как полагала, что ничего хорошего из этого посещения не выйдет. Так и случилось. Психиатр – молодая ярко накрашенная дама – бегло осмотрела Машу, как-то нехотя расспросила о происходящем с ней и неопределенно пожала плечами.
   – На мой взгляд, ребенок вполне нормален, – сообщила она. – Особых причин для беспокойства нет.
   Внутренне Марта вознегодовала, но, сдерживая себя, поинтересовалась, что же делать.
   – Я выпишу ей успокоительное, – сказала докторша, – постарайтесь давать его регулярно, если улучшения не последует, придете снова.
   Марта взяла рецепт и, схватив Машу за руку, выскочила из кабинета.
   Лекарства, как и ожидала Марта, не помогли. Ночные кошмары продолжались. Правда, их интенсивность как будто уменьшилась. Было ли это следствием наступившей весны или существовали какие-то иные причины, Марта понять не могла. Но она чувствовала, что болезнь вовсе не отступила. Нужно было что-то делать. И тут она вспомнила про свою сокурсницу, которая стала специалистом по нервным болезням. Некоторое время, пока они учились на младших курсах, девушки были очень дружны, но потом произошло охлаждение, и к моменту окончания института они едва здоровались. Причиной охлаждения было замужество Марты. Подруга не одобрила ее выбора. Она с простодушной доверчивостью попыталась открыть Марте глаза на ее избранника. Говорила, что Павел обыкновенный лентяй-понтярщик, на которого не стоит обращать внимания. Но Марта, девушка достаточно самолюбивая, и слушать не хотела ничьих поучений. После этого дружба как-то сама собой угасла.
   А после окончания института их пути и вовсе разошлись. Марта краем уха слышала, что ее бывшая подруга так и не вышла замуж, зато активно занялась наукой, психиатрией, защитила кандидатскую, но преподавателем в медицинский не пошла, хотя, по слухам, ее упорно туда звали.
   Эта область науки представлялась Марте темным лесом. Да и самих психиатров она, придерживаясь распространенного мнения, считала в большинстве своем чокнутыми. Однако про ее однокурсницу говорили, что она стала очень хорошим врачом. И Марта очень надеялась, что эти отзывы подтвердятся.

3

   Галина Касьянова, так звали подругу, удивилась, увидев Марту в дверях своего кабинета. Прием в психоневрологическом диспансере подходил к концу, когда в дверь робко заглянула и поздоровалась с ней женщина, которую в первую минуту Галина не узнала.
   – Проходите, – кивнула она, указывая на стул.
   – Ты не помнишь меня?
   Касьянова подняла на нее глаза и всмотрелась в красивое ухоженное лицо посетительницы.
   – Марта? – с легким удивлением воскликнула она.
   – Ну вот и узнала, – радостно констатировала Марта, почувствовав по тону, что ей искренне рады.
   Галя и вправду была рада. Она давно хотела увидеть бывшую подругу, но что-то ей мешало. Видимо, чувство вины за те давние споры. Откровенно говоря, она считала себя виновницей ссоры. Ну какое она имела право лезть в чужую жизнь, пусть даже в жизнь подруги?!
   – У меня сейчас прием, – извиняющимся тоном сообщила Галина.
   – В коридоре пусто, – отозвалась Марта. – А если кто зайдет, то я выйду.
   Галина кивнула.
   – Ну, рассказывай, как живешь. Я слышала, твой Павел стал предпринимателем? – спросила она с чуть заметной иронией.
   Марта уловила в тоне отголоски давнего спора и усмехнулась.
   – Да какой там предприниматель. Ты, в общем, тогда была недалека от истины. Человек он неплохой, но много в нем пустозвонства, да и лени хватает. – Этим заявлением она дала понять, что забыла старую ссору.
   Галина оценила прямоту Марты. Подруги весело защебетали, вспоминая былое: учебу, институтских товарищей, преподавателей.
   Марта смотрела на Галину и удивлялась. Казалось, та ничуть не изменилась. Вытянутое, чуть лошадиное лицо по-прежнему свежо. И хотя оно не блистало красотой, на нем почти не было морщин. Большие карие глаза смотрели весело и открыто. Прошедшие годы, похоже, ничуть на ней не отразились.
   И Марта втайне ей позавидовала.
   – Неплохо выглядишь, – констатировала она, – ты, я слышала, не замужем?
   – Да как-то не пришлось.
   – Зато, говорят, делаешь научную карьеру?
   – Ты, я смотрю, неплохо осведомлена. – Галина ласково дотронулась до руки подруги. – Ну, рассказывай, зачем я тебе понадобилась.
   Довольно путано Марта объяснила причину своего прихода.
   Галина внимательно слушала, не перебивала, лишь изредка кивала головой.
   – А ты обращалась к детскому психиатру? – наконец спросила она.
   – Ходили мы, – с досадой произнесла Марта, – да толку никакого.
   – К кому же?
   Марта назвала фамилию.
   Касьянова усмехнулась:
   – Да, эта вряд ли чем-нибудь тебе поможет.
   – А что же делать?
   – С какой частотой происходят у девочки приступы?
   – Зимой случались почти каждую неделю, а иногда повторялись несколько дней подряд. Сейчас – реже, но тоже с хорошей периодичностью. В мае уже два раза, последний раз позавчера. Он был особенно неприятен. Машка в этот раз крепко сжимала низ живота и беспрерывно визжала. Я еле сумела оторвать ее руку. Так продолжалось минут двадцать, может, полчаса. Потом она, обессиленная, упала на кровать и заснула. Этим обычно все и кончается.
   – А что, бывают еще какие-нибудь проявления?
   – Да в общем-то, нет. Один, правда, раз она так и не заснула. Точнее, продолжала находиться в трансе, но успокоилась и, казалось, вела с кем-то диалог.
   – Что же она говорила?
   – Речь ее была невнятна, но, похоже, с кем-то спорила. Говорила, что она не хочет быть такой.
   – Какой?
   – Вроде бы некто заставлял ее сделать что-то очень плохое, а она отказывалась. Но в этот момент вела себя очень спокойно, не плакала, не кричала, как обычно, только говорила невнятно. Почти ничего нельзя было разобрать.
   – Вот что, – сказала Касьянова, внимательно глядя на Марту, – приведи девочку ко мне. В любой день, когда я на месте, лучше к концу приема, чтобы нам никто не мешал.
   – Завтра же приведу, – обрадовалась Марта. На этом они распрощались.
   Назавтра Марта снова была у дверей знакомого кабинета, теперь уже с Машей.
 
   В свои тридцать лет Галина имела о жизни несколько утрированное представление. Собственно говоря, она существовала в некоем замкнутом мирке, где центром была работа. Впрочем, не просто работа, а некий фетиш, служить которому нужно было слепо и безоглядно, отдавая всю себя без остатка. Еще со студенческих лет она решила полностью посвятить себя медицине. И конфликт с Мартой был вызван даже не ревностью к Павлу, не стремлением уберечь подругу от опрометчивого шага. Здесь присутствовали совсем другие мотивы. По правде говоря, поначалу Галина видела в Марте того человека, с кем можно рука об руку продвигаться вперед по тернистому пути науки. Проще говоря, искала единомышленницу, так же преданную медицине, как и она.
   Однако Марта отнюдь не собиралась быть «синим чулком».
   Поэтому Галина отвергла ее и с тех пор уже не обзаводилась подругами, опасаясь потенциального предательства. Она успешно продвигалась по этому самому «тернистому пути», но с годами одиночество стало все больше тяготить. К тому же, будучи «человеком идеи», Галина Касьянова считала, что не реализовала себя до конца. Да, кое-чего она достигла, обзавелась научной степенью и к тому же стала книжным червем. Она – практик. И практик именно в такой непростой науке, как психиатрия.
   В свое время среди множества медицинских отраслей она выбрала психиатрию, считая, что именно эта наука – передний край медицины. Столкнувшись на практике с реальным положением дел, очень скоро поняла, что это вовсе не передний край, а задворки, по крайней мере в нашей стране. Поначалу это привело ее в отчаяние, но вскоре она решила, что в силах бороться с обстоятельствами хотя бы на своем месте. И верно служила этой идее.
   На личную жизнь при таком служении не оставалось времени. Но все чаще задерживала Галина взгляд на чужих детях, понимая, что по собственной воле обделила себя чуть ли не самым важным, что только существует в жизни. Эта тоска становилась все сильней, и Галина начала всерьез подумывать о том, чтобы родить ребенка. Кто будет отцом, ей, в общем-то, было наплевать – был бы здоров. Решимость эта крепла с каждым днем. И сейчас, увидев на пороге своего кабинета Марту с дочерью, она тут же влюбилась в красивую светловолосую девочку.
   «Ведь и у меня могла быть такая прелесть», – тоскливо подумала она, умиленно разглядывая Машу.
   Маше почему-то тоже с первого взгляда понравилась тетя Галя, про которую так много рассказывала мама по дороге в больницу. Она разглядывала даму в белом халате и шапочке и мысленно прикидывала, как бы сама выглядела в подобном обличии. Выходило, что неплохо. Маша очень редко видела мать в рабочей обстановке и не проявляла интереса к ее профессии, тем более что часто слышала от отца насмешливые реплики по поводу маминой работы. А тут все было так интересно. Например, этот странный блестящий молоточек, лежащий на столе. И еще более странные рисунки, развешанные по стенам. Один из них особенно привлек ее внимание. На нем была изображена голая женщина, бегущая от преследующего ее не то человека, не то чудовища. Рисунок был выполнен довольно небрежно, в торопливой скачущей манере, но тем не менее производил сильное впечатление.
   Галина слегка покраснела, увидев, с каким вниманием рассматривает девочка картинку.
   Она кашлянула и смущенно посмотрела на Марту.
   – Ничего страшного, – отозвалась та, поняв причину конфуза. – Она и не такое смотрит по видику. Хотя картинка, конечно, довольно странная. Кто рисовал? Уж не ты ли?
   – Ну что ты, – Галина чуть растерянно улыбалась, – я одно время собирала образцы творчества душевнобольных. Так и висят…
   – Странное, однако, творчество, – хмыкнула Марта, – уж не сам ли автор гонится за этой дамой?
   – Кто знает, – неопределенно отозвалась Галина, – правда, эту картину нарисовала женщина.
   – Тогда все понятно, – усмехнулась Марта, – нереализованное сексуальное чувство…
   Галина еще больше покраснела и показала глазами на девочку, которая продолжала изучать рисунки.
   – Маша, – строго сказала Марта, – не отвлекайся, мы сюда не картины смотреть пришли.
   Маша неохотно вернулась к столу.
   – Галина Васильевна должна посмотреть тебя.
   – Ну почему же Галина Васильевна? – Касьянова поморщилась. – Просто тетя Галя. Договорились, Машенька?
   Девочка вежливо кивнула.
   Осмотр продолжался долго. К концу Маша даже начала зевать. Сначала было довольно интересно: перед ее носом водили тем самым блестящим молоточком, заставляли закрывать и открывать глаза и дотрагиваться пальцем до кончика носа, мерили давление, для чего надевали на руку тугую резиновую манжетку и накачивали ее воздухом… Но вот вопросы ставили девочку в тупик, хотя Маша без колебаний отвечала на них. Зачем, скажем, нужно было считать до ста, к чему было спрашивать, какой сейчас год и месяц? Неужели симпатичная тетя Галя сама этого не знает? Наконец Касьянова закончила процедуру и посмотрела на Марту, напряженно следившую за выражением ее лица. Она ждала заключения.
   – Послушай, Маша, – сказала Галина, обращаясь к девочке, – давай-ка я отведу тебя в соседнюю комнату, там рисунков еще больше. – Маша охотно согласилась.
   – Ну и?! – спросила Марта, когда хозяйка кабинета вернулась.
   – Никаких видимых отклонений я не нашла.
   Марта облегченно и одновременно разочарованно вздохнула.
   – А что ты хочешь, – чуть раздраженно сказала Галина, правильно истолковав характер этого вздоха, – внешне ребенок нормален. Да и к тому же я только познакомилась с ней, даже самое выдающееся светило в такой ситуации вряд ли смогло бы сказать больше. Человеческий мозг – механизм тончайший. Это тебе не эрозию шейки матки вычислить.
   – Ну, знаешь, – сердито произнесла Марта, недовольная тем, что в который раз задели ее профессиональную гордость. – Обычная история: гинекологов и за людей не считают. Конечно, у нас работенка грязноватая, не то что молоточком перед носом вертеть.
   – Не злись, – засмеялась Касьянова, – давай не будем насчет грязной работы. Я бы хотела, – серьезно продолжала она, – поизучать Машу, так сказать, в домашней обстановке, пообщаться с ней один на один, без посторонних.
   – Это я-то посторонняя? – снова обиделась Марта.
   – С девочкой у меня уже, кажется, контакт установлен, – сказала Галина, не обращая внимания на реакцию подруги, – необходимо его развить.
   – Да приходи к нам в любое время, – отозвалась Марта.
   – Я, конечно, приду, – Галина задумчиво вертела в руке молоточек, – но было бы неплохо, если бы мы общались вне дома, скажем, погуляли бы в парке. Я бы смогла осторожно ее расспросить, а дома, знаешь ли, не та обстановка.
   – Я не возражаю, но умеешь ли ты ладить с детьми, ведь своих, насколько я знаю, у тебя нет?
   Галина промолчала, но по тому, как лицо подруги внезапно стало напряженным, Марта поняла, что сморозила бестактность.
   – Извини, Галка, – тихо произнесла она, – я просто дура и очень волнуюсь.
   – А пока сдайте анализы, – суховато сказала Касьянова, – сейчас выпишу направление.
   В этот момент вернулась Маша, чувствовалось, что ей надоело пребывание среди странных рисунков.
   – Мама, скоро мы домой пойдем? – нетерпеливо спросила она.
   – Ты не возражаешь, если мы с тобой еще увидимся? – спросила у девочки Галина.
   – Здесь?
   – Нет, я к вам в гости приду.
   – Приходите, – сказала Маша без особого восторга, – я вам своих кукол покажу.
   – Интересны ей твои куклы, – фыркнула Марта, забирая направления.
   Они распрощались и покинули кабинет, а Галина долго еще сидела, уставившись в одну точку. Перед глазами стояла Маша: точеная фигурка, капризное кукольное личико. Острая тоска захлестнула сердце.
   «Какая же я идиотка, – грустно думала она, – это меня надо было вовремя лечить от глупости и самомнения. Ну чем я хуже этой Марты?! Но у нее есть дочь, а у меня нет. Вот и живу, как сухая ветка. Скриплю потихоньку, а что толку?»
   Она вскочила, сорвала со стены рисунок с голой женщиной и стала яростно его рвать. Однако через минуту рассудок взял верх.
   «Что-то ты, мать, распускаться стала, – сказала она себе. – Нервишки сдают. Опасное состояние».
   Некоторое время она стояла среди обрывков бумаги, устилающих пол, потом медленно начала их собирать.
 
   Почему-то она все не решалась зайти к своей новой пациентке, хотя Марта оставила адрес. Что было причиной? Нежелание бередить свои раны или некоторое отчуждение, снова возникшее между ней и Мартой? Но через три дня мать и дочь Глиномесовы появились снова.
   Едва Галина увидела девочку, как волна острой болезненной нежности накатила на нее. Она и сама не ожидала от себя такой реакции.
   – Вот наши анализы, – сказала Марта и достала из сумочки кучу бумажек.
   Маша между тем по-хозяйски огляделась и, увидев, что на стене не хватает одного рисунка, вопросительно посмотрела на доктора.
   – А куда делась картина с чудовищем? – поинтересовалась она.
   – Выбросила, – отозвалась Галина, – мне неприятно, что ты на нее смотрела.
   – Не-при-ят-но? – по слогам, нараспев произнесла девочка. – А почему неприятно?
   Марта тоже с удивлением воззрилась на подругу, но ничего не сказала. Вообще она держалась сдержаннее, чем в прошлый раз, видимо инстинктивно почувствовав, что Галину обуревают какие-то сложные чувства.
   – А почему неприятно? – не отставала девочка.