Страница:
– До смерти замучили?
– Наверное, – равнодушно сказала Маша.
– И ты за щенка не заступилась?
– Я заступилась, мне его очень жалко было, но что я могла поделать, они же большие и их много.
– А дальше?
– Я пришла домой, папе с мамой ничего не сказала, умылась и легла в свою кровать. Ну и в кровати заплакала, так мне этого щенка жалко было.
– Мама к тебе не подходила, не спрашивала, почему ты плачешь?
– Да нет. Ей не до меня было. К нам в тот вечер гости пришли, какие-то папины друзья-предприниматели. А ночью первый раз мне приснился тот человек. И давай успокаивать меня: чего ты плачешь, говорит, стоит ли жалеть собаку? Ну и разное такое… Успокаивал, успокаивал… А потом достает откуда-то щенка этого, всего железкой истыканного, и уши отрезаны. «Посмотри на него, стоит ли из-за такой твари печалиться, мало ли их по подвалам скитается, заразу разносит». Ну точно как мама говорит. Я посмотрела, и правда – чего это я ревела? А человек тут как захохочет и стал превращаться…
Девочка замолчала.
– Во что? – в нетерпении спросила Галина.
Девочка посмотрела на нее, и странная улыбка появилась на ее лице.
– Вот так и приснился первый кошмар, – немного погодя закончила она.
– Я не понимаю, – напряженно спросила Галина, – ведь ты согласилась с ним, что щенок – тварь убогая?
– Согласилась.
– Так почему же ты испугалась?
– Не знаю, – Маша печально и как-то отстраненно вздохнула, – щенка все равно было жалко.
«Ну вот и разгадка причины кошмаров, – думала Галина, когда они возвращались в город, – чувство вины перед этим несчастным щенком, загнанное в подсознание, порождает их. Причина – неспокойная совесть. Девочка выговорилась мне, значит, если следовать логике психоанализа, избавилась от чувства вины. Но избавилась ли? И при чем здесь Проша? А может быть, столь яркое впечатление сегодняшнего утра наложилось на тот давний образ, тем более что в ее присутствии, видимо, велись какие-то непристойные разговоры. Это моя вина, – вновь казнила она себя, – не уследила. А впрочем, все ли тут так просто?»
Маша всю оставшуюся дорогу до дома молчала и таращилась в окно. Не то она стеснялась своей откровенности, не то просто устала. Только перед самым домом равнодушно констатировала:
– А ежика я так и не увидела.
Именно эта фраза подействовала на Галину сильнее всего, и она чуть не расплакалась.
Прошло несколько дней. Касьянова с нетерпением ждала продолжения этой истории, но Глиномесовы почему-то не появлялись и не звонили. «Все ли у них в порядке?» – с тревогой думала Галина и решила позвонить сама.
К телефону подошла Марта, судя по реакции, она обрадовалась звонку. Марта сообщила, что у девочки приступов пока не наблюдается.
– Маша много рассказывала о вашей поездке, ей очень понравилось в лесу, словом, мы решили отвезти ее в деревню. Пусть поживет на приволье, попьет парного молока… – В тоне Марты ощущалась некая неуверенность.
– Я бы на вашем месте подождала недельки две, мало ли что может случиться.
– Но ведь анализы и энцефалограмма показали, что все нормально?!
– Однако береженого бог бережет.
– Хорошо, мы подумаем, но я к тебе обязательно загляну в ближайшие дни.
В это же время Галине стало известно, что из психиатрической больницы сбежал Проша.
– Исчез, словно и не было, – рассказывал Касьяновой знакомый врач, – в тот день, когда вы приезжали, пообедал со всеми, а к вечеру пропал. Хватились его только к ужину. Ну, естественно, сразу бросились на поиски: как в воду канул. Кто бы мог подумать. Такой спокойный был. А его дружок Граф Шереметев ни с того ни с сего в буйство впал. Пришлось изолировать.
– И что же, Прошу так и не нашли? – без особого любопытства спросила Галина.
– Увы. Правда, особо и не искали, – замялся врач. – Поспрашивали в поселке, никто его не видел. А в городе, куда он, видимо, и отправился, как же его найдешь? Скорее всего одним бомжом станет больше. Рано или поздно опять к нам привезут. Приметы мы разослали.
На том разговор и закончился. Судьба бедного Проши мало интересовала Галину. Она лишь вспомнила, что с ним случайно столкнулась Маша. Но вряд ли стоит эти события как-то связывать. А вот судьба Маши волновала ее все больше и больше. Марта не появлялась, сама Галина звонить и тем более приходить к ним не хотела. Она все большую неприязнь чувствовала к семейству Глиномесовых. Только Маша… Жаль девочку. Окончательно испортят ее эти предприниматели. А ведь такая славная девчушка, умненькая… Галина вздыхала, вспоминая о Маше. Была бы у нее такая дочь. Но, видать, не судьба.
4
5
– Наверное, – равнодушно сказала Маша.
– И ты за щенка не заступилась?
– Я заступилась, мне его очень жалко было, но что я могла поделать, они же большие и их много.
– А дальше?
– Я пришла домой, папе с мамой ничего не сказала, умылась и легла в свою кровать. Ну и в кровати заплакала, так мне этого щенка жалко было.
– Мама к тебе не подходила, не спрашивала, почему ты плачешь?
– Да нет. Ей не до меня было. К нам в тот вечер гости пришли, какие-то папины друзья-предприниматели. А ночью первый раз мне приснился тот человек. И давай успокаивать меня: чего ты плачешь, говорит, стоит ли жалеть собаку? Ну и разное такое… Успокаивал, успокаивал… А потом достает откуда-то щенка этого, всего железкой истыканного, и уши отрезаны. «Посмотри на него, стоит ли из-за такой твари печалиться, мало ли их по подвалам скитается, заразу разносит». Ну точно как мама говорит. Я посмотрела, и правда – чего это я ревела? А человек тут как захохочет и стал превращаться…
Девочка замолчала.
– Во что? – в нетерпении спросила Галина.
Девочка посмотрела на нее, и странная улыбка появилась на ее лице.
– Вот так и приснился первый кошмар, – немного погодя закончила она.
– Я не понимаю, – напряженно спросила Галина, – ведь ты согласилась с ним, что щенок – тварь убогая?
– Согласилась.
– Так почему же ты испугалась?
– Не знаю, – Маша печально и как-то отстраненно вздохнула, – щенка все равно было жалко.
«Ну вот и разгадка причины кошмаров, – думала Галина, когда они возвращались в город, – чувство вины перед этим несчастным щенком, загнанное в подсознание, порождает их. Причина – неспокойная совесть. Девочка выговорилась мне, значит, если следовать логике психоанализа, избавилась от чувства вины. Но избавилась ли? И при чем здесь Проша? А может быть, столь яркое впечатление сегодняшнего утра наложилось на тот давний образ, тем более что в ее присутствии, видимо, велись какие-то непристойные разговоры. Это моя вина, – вновь казнила она себя, – не уследила. А впрочем, все ли тут так просто?»
Маша всю оставшуюся дорогу до дома молчала и таращилась в окно. Не то она стеснялась своей откровенности, не то просто устала. Только перед самым домом равнодушно констатировала:
– А ежика я так и не увидела.
Именно эта фраза подействовала на Галину сильнее всего, и она чуть не расплакалась.
Прошло несколько дней. Касьянова с нетерпением ждала продолжения этой истории, но Глиномесовы почему-то не появлялись и не звонили. «Все ли у них в порядке?» – с тревогой думала Галина и решила позвонить сама.
К телефону подошла Марта, судя по реакции, она обрадовалась звонку. Марта сообщила, что у девочки приступов пока не наблюдается.
– Маша много рассказывала о вашей поездке, ей очень понравилось в лесу, словом, мы решили отвезти ее в деревню. Пусть поживет на приволье, попьет парного молока… – В тоне Марты ощущалась некая неуверенность.
– Я бы на вашем месте подождала недельки две, мало ли что может случиться.
– Но ведь анализы и энцефалограмма показали, что все нормально?!
– Однако береженого бог бережет.
– Хорошо, мы подумаем, но я к тебе обязательно загляну в ближайшие дни.
В это же время Галине стало известно, что из психиатрической больницы сбежал Проша.
– Исчез, словно и не было, – рассказывал Касьяновой знакомый врач, – в тот день, когда вы приезжали, пообедал со всеми, а к вечеру пропал. Хватились его только к ужину. Ну, естественно, сразу бросились на поиски: как в воду канул. Кто бы мог подумать. Такой спокойный был. А его дружок Граф Шереметев ни с того ни с сего в буйство впал. Пришлось изолировать.
– И что же, Прошу так и не нашли? – без особого любопытства спросила Галина.
– Увы. Правда, особо и не искали, – замялся врач. – Поспрашивали в поселке, никто его не видел. А в городе, куда он, видимо, и отправился, как же его найдешь? Скорее всего одним бомжом станет больше. Рано или поздно опять к нам привезут. Приметы мы разослали.
На том разговор и закончился. Судьба бедного Проши мало интересовала Галину. Она лишь вспомнила, что с ним случайно столкнулась Маша. Но вряд ли стоит эти события как-то связывать. А вот судьба Маши волновала ее все больше и больше. Марта не появлялась, сама Галина звонить и тем более приходить к ним не хотела. Она все большую неприязнь чувствовала к семейству Глиномесовых. Только Маша… Жаль девочку. Окончательно испортят ее эти предприниматели. А ведь такая славная девчушка, умненькая… Галина вздыхала, вспоминая о Маше. Была бы у нее такая дочь. Но, видать, не судьба.
4
А в это время довольно далеко от места вышеописанных событий происходило следующее.
В старой части Будапешта на правом берегу Дуная много тихих узких улочек. В крохотном кафе на одной из таких улиц за столиком сидели двое.
Вечерело. Народу вокруг было мало. Даже вездесущие туристы в этот час куда-то исчезли.
Один из сидящих, невысокий лысый смуглый господин неопределенных лет с вислыми мадьярскими усами, явно был местным жителем, другой же, напротив, был полной его противоположностью. Высокий, немолодой, тучный, светловолосый, с красным лицом и носом картошкой, он был похож на скандинава.
Перед одним стоял стакан белого вина, перед другим – кружка светлого пива. Кроме этого нехитрого угощения, на столе имелась тарелочка с солеными орешками.
Разговор шел на английском, и оба говорили с заметным акцентом.
– Итак, – сказал венгр и отхлебнул из своего стакана, – итак, он исчез.
Блондин высоко поднял брови в знак удивления. Но, если не считать этой гримасы, лицо его продолжало оставаться бесстрастным.
– Прибыл гонец, – продолжал усатый, – привез письмо.
– А почему письмо, разве не проще было связаться по телефону?
– Не знаю, видимо, не доверяют связи.
– А гонец, он что, из наших?
– Нет, обычный жучок, которые нынче шныряют через границу туда-сюда. Заплатили ему, вот он и взял письмо.
Блондин неодобрительно покачал головой.
– Вручить первому попавшемуся подобное сообщение?..
– Да он все равно ничего бы не понял, даже если бы вскрыл. Но он не вскрывал, я проверил. – Блондин кивнул.
Какое-то время оба молчали. Усатый допил вино, щелкнув пальцами, подозвал официанта и заказал еще стакан.
– Исчезнуть он мог только в одном случае, – вымолвил наконец блондин, – если произошел контакт.
– Значит, предсказание сбылось? – вкрадчиво спросил усатый.
Блондин развел руками.
– Конечно, могло случиться что-нибудь непредвиденное, но мало вероятно. Скорее всего они действительно встретились.
Черный закивал и снова отхлебнул из стакана.
Потомок викингов взял из тарелки орешек и стал задумчиво его жевать.
Стемнело. К столику неслышно подошел официант и зажег стоящую на нем в тонком цилиндре свечу.
Пламя свечи бросало причудливые тени на лица сидящих. Они стали зловещими и какими-то древними, что вполне соответствовало этой средневековой улочке.
– Ребенок нам очень нужен, – продолжал блондин, – не просто нужен – необходим.
– А если с ним что-нибудь случится?
– С ребенком?
– Нет, со Стражем.
Блондин понурился, его грузное тело осело и, казалось, растеклось по ажурному летнему стульчику. Потом он поднял на усатого глаза.
– Это самое худшее, что только можно себе представить. Без Стража ребенок так и останется обычным, ничего не ведающим ребенком.
– Но ведь контакт произошел, а значит, полдела сделано.
– А нам-то с этого какая польза? Полдела!.. Одним словом, нужно послать туда человека. Чтобы отыскал обоих.
– Но как это сделать?
– Да это-то как раз самое простое. Мы же знаем, что они вступили в контакт. Иначе Страж бы не исчез. Ясно, что он отправился на поиски ребенка. Как только они встретятся, нужно их вывезти оттуда, не дожидаясь развития событий. Вывезти и доставить в известное вам место. Установить, почему ребенок там появился, где живет, кто его родители, не составит труда. Ясно, что лечебница, где содержится Страж, не Диснейленд, дети там бывают в ограниченном количестве. Попасть сейчас в Россию несложно. Вот только кого послать?
– Я могу поехать, – предложил усатый.
Блондин поморщился и залпом выпил свое пиво.
– Поехать должен кто-нибудь из сестер. В этом деле необходима женщина. Она скорее найдет общий язык с ребенком, да и ее прелести тоже могут понадобиться.
Усатый усмехнулся.
В этот момент вспыхнули разноцветные фонарики, развешанные над столиками кафе. Свет свечи сразу потускнел, и лица собеседников из таинственных и мрачных стали обыкновенными.
– Итак, решено, – сказав это, блондин поднялся. Встал и усатый.
– Посланца я подберу лично, – не глядя на усатого, произнес блондин, – а ваша задача – осуществлять связь и обеспечивать в случае чего прикрытие и экстренную помощь. Но я думаю, это не понадобится.
Усатый почтительно кивнул в знак согласия. После этого они, не прощаясь, разошлись.
Кафе совсем опустело, только свеча догорала в стеклянном цилиндре.
В старой части Будапешта на правом берегу Дуная много тихих узких улочек. В крохотном кафе на одной из таких улиц за столиком сидели двое.
Вечерело. Народу вокруг было мало. Даже вездесущие туристы в этот час куда-то исчезли.
Один из сидящих, невысокий лысый смуглый господин неопределенных лет с вислыми мадьярскими усами, явно был местным жителем, другой же, напротив, был полной его противоположностью. Высокий, немолодой, тучный, светловолосый, с красным лицом и носом картошкой, он был похож на скандинава.
Перед одним стоял стакан белого вина, перед другим – кружка светлого пива. Кроме этого нехитрого угощения, на столе имелась тарелочка с солеными орешками.
Разговор шел на английском, и оба говорили с заметным акцентом.
– Итак, – сказал венгр и отхлебнул из своего стакана, – итак, он исчез.
Блондин высоко поднял брови в знак удивления. Но, если не считать этой гримасы, лицо его продолжало оставаться бесстрастным.
– Прибыл гонец, – продолжал усатый, – привез письмо.
– А почему письмо, разве не проще было связаться по телефону?
– Не знаю, видимо, не доверяют связи.
– А гонец, он что, из наших?
– Нет, обычный жучок, которые нынче шныряют через границу туда-сюда. Заплатили ему, вот он и взял письмо.
Блондин неодобрительно покачал головой.
– Вручить первому попавшемуся подобное сообщение?..
– Да он все равно ничего бы не понял, даже если бы вскрыл. Но он не вскрывал, я проверил. – Блондин кивнул.
Какое-то время оба молчали. Усатый допил вино, щелкнув пальцами, подозвал официанта и заказал еще стакан.
– Исчезнуть он мог только в одном случае, – вымолвил наконец блондин, – если произошел контакт.
– Значит, предсказание сбылось? – вкрадчиво спросил усатый.
Блондин развел руками.
– Конечно, могло случиться что-нибудь непредвиденное, но мало вероятно. Скорее всего они действительно встретились.
Черный закивал и снова отхлебнул из стакана.
Потомок викингов взял из тарелки орешек и стал задумчиво его жевать.
Стемнело. К столику неслышно подошел официант и зажег стоящую на нем в тонком цилиндре свечу.
Пламя свечи бросало причудливые тени на лица сидящих. Они стали зловещими и какими-то древними, что вполне соответствовало этой средневековой улочке.
– Ребенок нам очень нужен, – продолжал блондин, – не просто нужен – необходим.
– А если с ним что-нибудь случится?
– С ребенком?
– Нет, со Стражем.
Блондин понурился, его грузное тело осело и, казалось, растеклось по ажурному летнему стульчику. Потом он поднял на усатого глаза.
– Это самое худшее, что только можно себе представить. Без Стража ребенок так и останется обычным, ничего не ведающим ребенком.
– Но ведь контакт произошел, а значит, полдела сделано.
– А нам-то с этого какая польза? Полдела!.. Одним словом, нужно послать туда человека. Чтобы отыскал обоих.
– Но как это сделать?
– Да это-то как раз самое простое. Мы же знаем, что они вступили в контакт. Иначе Страж бы не исчез. Ясно, что он отправился на поиски ребенка. Как только они встретятся, нужно их вывезти оттуда, не дожидаясь развития событий. Вывезти и доставить в известное вам место. Установить, почему ребенок там появился, где живет, кто его родители, не составит труда. Ясно, что лечебница, где содержится Страж, не Диснейленд, дети там бывают в ограниченном количестве. Попасть сейчас в Россию несложно. Вот только кого послать?
– Я могу поехать, – предложил усатый.
Блондин поморщился и залпом выпил свое пиво.
– Поехать должен кто-нибудь из сестер. В этом деле необходима женщина. Она скорее найдет общий язык с ребенком, да и ее прелести тоже могут понадобиться.
Усатый усмехнулся.
В этот момент вспыхнули разноцветные фонарики, развешанные над столиками кафе. Свет свечи сразу потускнел, и лица собеседников из таинственных и мрачных стали обыкновенными.
– Итак, решено, – сказав это, блондин поднялся. Встал и усатый.
– Посланца я подберу лично, – не глядя на усатого, произнес блондин, – а ваша задача – осуществлять связь и обеспечивать в случае чего прикрытие и экстренную помощь. Но я думаю, это не понадобится.
Усатый почтительно кивнул в знак согласия. После этого они, не прощаясь, разошлись.
Кафе совсем опустело, только свеча догорала в стеклянном цилиндре.
5
15 июня Галина Васильевна Касьянова, как всегда, вела прием больных. Он уже подходил к концу, когда раздался телефонный звонок.
Донельзя взволнованный голос, в котором Касьянова все же узнала голос Марты, что-то сбивчиво закричал в трубку.
– Ничего не понимаю, – раздраженно отозвалась Галина. День был тяжелый. Перед ней сидела больная с прогрессирующей формой невроза, и Галине было не до звонков.
– Ты Машу видела? – более отчетливо спросила Марта.
– Где я могла ее видеть? – удивилась Галина.
– Пропала девчонка, – заявила Марта трагическим голосом и, видимо, заплакала.
– Как пропала?
– Так и пропала. Отправили мы ее все же в деревню. К бабке Павла. Там бабка-то еле ходит! Уж я против была и на тебя ссылалась. Павел – ни в какую. Ребенок должен отдохнуть от городской жизни, и все тут! Уперся как бык. А сегодня утром звонят оттуда и сообщают, что она пропала. Павел сразу на машину и туда, а я осталась на случай, если она здесь объявится.
– Через час я буду у тебя, – растерянно сказала Галина и, услышав, что ее с нетерпением ждут, положила трубку.
«Черт-те что, – собираясь с мыслями, подумала она, – ведь говорила же Марте, чтобы держала Машу при себе. Но, может, это ложная тревога?»
Скоро Галина была у подъезда знакомого дома.
В квартире Глиномесовых заплаканная Марта бросилась ей на шею.
– Ужас, ужас какой-то! – причитала она.
– Никаких известий?
– Не знаю, ничего не знаю! – Она снова залилась слезами. – Павел с час, как уехал, пока никаких вестей. Позвонили в десять утра из тамошнего сельсовета, какой-то мужик, что-то бормочет. Я сначала подумала, хулиганит кто-то. Трубку повесила – снова звонок… «Дочка ваша пропала, – говорит, – еще вчера»… Я чуть в обморок не свалилась. Что, как? Ничего толком сказать не может. Поняла только, что еще вчера пропала. «А бабка где?» – спрашиваю. «Лежит, – говорит, – встать не может. Но мы девочку ищем, лес прочесываем». Лес!!! Ты представляешь!!! Мой ребенок ночью в лесу?!
– Может быть, домой уехала? – предположила Галина. – Надоело ей там, села на электричку – и в город. Мне показалось, что она способна выкинуть что-нибудь вроде этого.
– Я уж тоже думала, но нет там поблизости железной дороги, деревушка-то стоит в глухом месте. Если только на попутной машине… Но раз она исчезла еще вчера, то давно должна бы быть дома… Ой, Галка!!! – Она заревела во весь голос. – Время-то сейчас какое! То и дело про разных маньяков в газетах пишут!
– Успокойся, – строго сказала Галина, – не каркай раньше времени.
– И то… – Марта тяжело вздохнула, но плакать перестала. – Я не могу, мне надо выпить. – Она достала из стенки пузатую бутылку с коньяком. Вопросительно посмотрела на Галину. – Тебе налить?
– Нет, спасибо.
Марта выпила и стала жевать кусочек шоколада.
– Как только этот черт позвонил, ну из деревни, вроде тамошний участковый, я сразу на работу к Павлу, в его сраный офис… Он сначала глаза вытаращил: не может, мол, быть… Потом, правда, тут же собрался, взял с собой еще одного парня, телохранителем у него числится. И они поехали в проклятую деревушку. До нее езды – часа два. Так что уже, наверное, там.
Марта замолчала и снова налила себе коньяку.
– Если с Машкой что-нибудь случится, я никогда ему этого не прощу, – неожиданно спокойно заявила она.
– А он-то тут при чем?
– Это по его настоянию я отправила ее в деревню.
Она замолчала, видимо, что-то обдумывая. Галина огляделась. Она первый раз была у них в квартире. Жилище это, как и предполагала Галина, являлось средоточием вещей, должных поразить неискушенного человека. Многочисленная мебель – какие-то столики, пуфики, множество пестрых ненужных мелочей – все это создавало ощущение страшной тесноты. На одной стене висел пестрый плакат с голой красоткой в рaскованной позе, а рядом с ним – древняя потемневшая икона.
И, судя по всему, предметом особой гордости хозяина являлась иностранная радио– и видеотехника, которая занимала целый угол. Огромный телевизор тускло поблескивал пустым экраном.
– Тесно у нас, – сказала Марта, заметив, что Галина разглядывает обстановку. – Этот олух тащит всякое дерьмо. Вон бабу голую недавно повесил, – она кивнула на плакат, – совсем никакого вкуса у человека нет. Я ему говорю: уж если тебе нужна обнаженная натура на стене, закажи картину хорошему художнику или меня сфотографируй: готова позировать. Я ведь не хуже этой шлюхи. Но вот мое «ню» его не устраивает, а может, стесняется показать своим придуркам: еще, чего доброго, уведут. Но они ничуть не лучше его. Такие же тупорылые. И цель в жизни у них одна – деньги! Ну и, естественно, все то, что они могут дать: жратва, выпивка, бабы… А ведь раньше у него вроде и вкус был, чувство меры. И книжки читал, а не только пялил глаза в этот идиотский ящик, – она кивнула на телевизор. – Я, откровенно говоря, грешила на видик. Машка смотрела все подряд: и муру со стрельбой, и «ужастики»… Может, думаю, она оттуда набралась всех этих кошмаров? Но потом обратила внимание – она смотрит страсти совершенно спокойно, гораздо спокойнее, чем я. Режут там, головы отрывают, а она ничего, знай жует свою резинку. Теперь вот новая идея у него возникла – Америка! Уеду в Америку – и все тут!..
– Неужели он хочет эмигрировать?!
– Представь себе, хочет. И еще как хочет! Даже, по его словам, документы начал оформлять.
– И ты поедешь?
– А куда я денусь, – спокойно и как-то обреченно произнесла Марта. – Конечно, поеду. Сейчас-то я – ни в какую. Но наступит момент – потащусь за ним как верная собака. В Америку так в Америку. Хоть на острова Фиджи! Я вот его сейчас ругаю, а в общем-то он мужик неплохой, добрый, и совесть кое-какая у него осталась. Может быть, он и прав? Что нас ждет в этой стране? Только бы Машка нашлась. Только бы нашлась! Послушай, – она посмотрела на Галину, – я, наверное, совсем тебя заговорила, ты же с работы, давай хоть кофе выпей.
Пока на кухне закипал кофе, Галина раздумывала над услышанным. Очень жаль, что она не узнала этого раньше. Впрочем, что бы изменилось? Скорее всего – ничего. Девочка в этой, с позволения сказать, семейке вроде игрушки, и обращаются с ней, как с игрушкой: то носятся, то за ненадобностью отбрасывают в угол. А может, она просто завидует чужому счастью? Вот ругает Марта своего Павла, а ведь сама сказала, что поедет за ним на край света.
Пока Галина предавалась размышлениям, зазвонил телефон.
Марта стремглав кинулась к аппарату и схватила трубку.
– Да, да, это я, – закричала она, – тебя очень плохо слышно! Что, что, я ничего не слышу!.. Говори громче!.. Как похитили?.. – Она, широко раскрыв глаза, смотрела на стоящую рядом Галину. – Есть свидетели? – Марта смертельно побледнела. Некоторое время она ничего не могла произнести и только судорожно хватала ртом воздух. – Да, да, я слушаю, – наконец еле слышно произнесла она. – Молодой… – Она покачнулась, трубка выпала из рук и стукнулась об пол.
Галина подхватила Марту и осторожно опустила ее в кресло. Потом подняла трубку и поднесла к уху.
– Алло, где ты, Марта?! – Она узнала голос Павла.
– Слушаю, – произнесла она.
– Марта? – закричал Павел.
– Это не Марта.
– А кто, черт побери?!
– Это Галина Касьянова, я сейчас нахожусь у вас.
– А-а, Галина… А где Марта?
– Ей стало дурно, она сидит тут, рядом.
– Ясно. Это хорошо, что вы у нас. Помогите ей, пожалуйста, ей так сейчас нужна помощь. Машу, по-видимому, похитили. Свидетели видели, как вчера вечером она разговаривала с каким-то молодым человеком, нездешним. То есть это я думаю, что похитили, местный участковый считает, что она просто заблудилась в леcу. Пока я остаюсь здесь, вечером, наверное, приеду домой. За поиски нужно браться всерьез.
Павла действительно было очень плохо слышно, и по тону трудно было разобрать, в каком он состоянии, но по тому, как прерывался его голос, Галина поняла, что он очень взволнован.
– Вы уж побудьте с ней, – снова просительно произнес Павел, – до моего приезда. – Разговор прервался.
Галина положила трубку и взглянула на Марту.
Та сидела в кресле и широко раскрытыми, совершенно бессмысленными глазами смотрела в пространство. В лице ее не было ни кровинки. Наконец она поднялась и почти без сил побрела в комнату, там улеглась на диван и застонала. Галина села рядом и тихонько погладила ее по голове.
– Что он тебе сказал? – еле слышно спросила Марта.
– Наверное, то же, что и тебе. Что Машу похитили и что он вернется скорее всего вечером.
– Вечером?! – неожиданно взвизгнула Марта. – Ах он гад!!!
– Зачем ты так? Он хочет организовать поиски. По-настоящему организовать.
– Пускай сидит там и ищет ребенка, а если приедет, я его собственными руками задушу!
– Но он-то в чем виноват?
– Говорила я: не место Маше в этой паршивой деревушке. Мало ли что, отдыхал он, видите ли, там в детстве, и от этого отдыха у него остались самые лучшие воспоминания! Я хотела поехать с ней в Сочи, так он не разрешил, зачем, говорит, девочке смотреть на этот блядоход? От меня бы не похитили, а там бабка глухая, еле ходит. Конечно, у такой не то что ребенка, дом собственный из-под носа сопрут – и то не заметит!
Она с неожиданной энергией вскочила, схватила стоящую на журнальном столике бутылку коньяка и налила себе полный фужер.
Галина с испуганным изумлением смотрела, как Марта одним махом опорожнила фужер и следом закурила сигарету. Глаза ее вмиг посоловели.
– А может, он прав, что приедет в город, – довольно спокойно заключила она.
– Конечно, прав, – подтвердила Галина.
– Конечно, прав! – передразнила Марта. – Ты всегда следовала логике, правильная была… А по логике тебе самой давно пора родить, тогда бы узнала, что значит собственный ребенок и каково его потерять.
Галина поднялась и холодно взглянула на Марту.
– Извини, мне надо идти, – и направилась к выходу.
– Не уходи! – закричала Марта. – Прости меня, дуру, болтаю невесть что, прости меня, Галочка, – и она схватила ее за рукав платья. – Ты же видишь, что со мной творится, хоть раз в жизни отбрось свою принципиальность и прости. Если ты уйдешь, я знаешь, знаешь… – Она не договорила.
Галина молча села.
– Спасибо, – сказала Марта и потянулась к бутылке.
– Нет, хватит! – Галина схватила бутылку и убрала за спину.
– Хватит так хватит, – спокойно согласилась Марта. Она закурила и, выпустив клуб дыма, насмешливо посмотрела на Галину. – Твои принципы хороши для вегетарианцев.
– Опять начинаешь?
– Не буду, не буду. А все же дай мне выпить!
– Не дам!
– Ладно, не надо. Я всегда знала, что с Машкой произойдет нечто подобное, – неожиданно заявила она.
Галина равнодушно слушала пьяный лепет, жалея, что не отобрала бутылку раньше.
– Да, знала! – крикнула Марта.
Галина кивнула.
– Чего ты киваешь, ты ведь ничего не знаешь. И никто не знает, по крайней мере в этой стране.
– А в какой стране живет тот, кто знает? – чтобы отвязаться, спросила Галина.
– В Израиле.
– Это что-то новое.
– Ты помнишь Люську Лошадь?
– Какую лошадь?
– Люську Буланую. Фамилия такая: Бу-ла-на-я. Вспомнила?
Галина пожала плечами.
– Училась с нами на одном потоке. Красивая девка, высокая, русая, правда, плоская, как доска, и попа – словно по ней лопатой ударили.
– Что-то такое припоминаю. – Галина действительно вспомнила девушку, о которой говорила Марта. – Бойкая такая?
– Вот-вот. Именно бойкая. Она теперь в Израиле живет. Окрутила какого-то еврея и смоталась на историческую родину.
– Она же вроде русская была?
– Какая разница: русская – не русская. Так говорят: на историческую ро-ди-ну.
– И при чем же здесь Буланая?
– После распределения Люська Буланая работала в третьем роддоме. А я как раз там рожала.
Галина, ничего не понимая, уставилась на Марту.
– Беременность у меня проходила очень тяжело. Достаточно сказать, что последние три месяца я лежала на сохранении. Долго лежала… Этот мудак даже начал погуливать, как мне потом доложили. Но не в этом дело. С Люськой я, в общем-то, никогда не была близка, а тут сдружилась. Она навещала меня, в дежурство обязательно подойдет, спросит, как, что, а то и просто болтали с ней по нескольку часов подряд, особенно вечерами или ночью. Она в этот момент еще не была замужем, но парней у нее хватало. Вот и рассказывала о своих романах. Ей, в общем-то, не везло. И она мне душу изливала.
Беременность моя, как я уже сказала, протекала мерзко. А знаешь почему? В детстве я занималась спортивной гимнастикой и травмировалась. Вроде и травма была пустяковой, а на тебе – отозвалась, да еще как!
Тогда по телевизору гимнастику, ты помнишь, беспрерывно показывали, и все хотели быть похожими на Турищеву.
Одним словом, настало мне время рожать. Я и сама гинеколог – понимаю кое-что. И такой меня страх обуял! Люська меня успокаивает: «Ты, – говорит, – не бойся, я попрошу роды принимать нашу заведующую, она опытнейшая акушерка, а сама буду ассистировать вместо сестры. Словом, встану рядом». Это, конечно, меня немного успокоило.
Настал час родов. Что я пережила – говорить не хочется. Рожала шесть часов. Кое-как разродилась. Девочкой. Врач, которая принимала роды, уехала домой, а Люська осталась при мне. То возле постели сидит, то на ребенка посмотреть убежит. Все это происходило ночью.
Часа через два, уже под утро, открываю глаза и вижу: Люська на меня смотрит, а из глаз слезы текут. Думаю, от радости за меня. Пытаюсь улыбнуться, а она еще больше ревет. Потом говорит: «Ребенок твой умер».
Тут на меня такая прострация накатила, совершенно не реагирую, даже понять не могу, что она такое несет.
«Слабенький очень родился», – продолжает она. Тут до меня начинает доходить. Коньяка под рукой, конечно, не было, ну, думаю, сейчас треснусь головой о стену – и хана. Кстати, налей чуть-чуть. – Марта просительно посмотрела на Галину, – ну, самую капельку.
Галина молча налила в фужер самую малость и приготовилась слушать дальше.
– Так вот, – продолжила Марта, выпив коньяк, – Люська видит мое лицо, хватает меня за руку и шипит: «Послушай, Мартышка, – она меня ласково Мартышкой называла, – есть выход». Я смотрю на нее и думаю: не чокнулась ли она после этой ночи? Какой уж тут может быть выход?
«Как раз перед тобой одна родила. Красивая очень девка и на тебя похожа, меня даже спрашивала заведующая, не твоя ли родственница? Так вот, у этой девки роды были много хуже твоих, пришлось кесарево делать. Она не выдержала – скончалась. Вторая смерть сегодня у нас. Но ребенок жив. Тоже девочка и очень хорошенькая».
Я жду продолжения, что эта дура еще скажет.
«Так вот, – продолжает она, – о том, что твой ребенок умер, еще никто не знает». Тут она замялась, смотрит на меня и молчит.
«Продолжай, – говорю, – Лошадь».
«Ребенка можно подменить. Мертвое к мертвому, а живое – к живому».
«Ты что, – говорю, – офонарела? Это же преступление, криминал!»
«Да, – говорит, – криминал, но ради тебя я готова».
«А родственники, а муж этой покойницы? Им ты как в глаза смотреть будешь? А мне как жить после этого?»
«Послушай, успокойся, – говорит она. – Эту девку подобрали где-то на вокзале. Ни документов, ни вещей при ней нет. Кто она такая – неизвестно. В таких случаях малютку отправляют в Дом ребенка на попечение, так сказать, государства». Сказала она мне так и замолчала – ждет, как я прореагирую.
Я задумалась. Очень мне ребенка хотелось. Кроме того, Павла я в тот момент сильно любила, а он, как мне казалось, стал ко мне охладевать. Ребенок мог полностью переменить ситуацию.
«А не врешь, что документов нет?»
«Клянусь, – говорит, – могилой матери».
«Ну коли такая клятва… Хотелось бы мне посмотреть на эту женщину», – говорю.
«Ты не дойдешь».
«А утром ее в морг увезут… Да я хоть поползу».
«Подожди, – отвечает, – у нас тут есть инвалидное кресло, я тебя на него посажу и отвезу туда, где она лежит».
Притащила она это кресло, посадила кое-как меня и повезла. Хорошо, помещение, где труп лежал, на том же этаже. Вкатила в комнату, зажгла лампы. Лежит женщина на цинковом столе, вся в крови, кое-как зашита. Всмотрелась я в лицо. Действительно, похожа на меня, только волосы темные. Красивая… И лет столько же на вид, сколько и мне. Лицо, как картинка, бровки черные. Бела, как сметана. И на лице ни тени страдания, а как будто торжество. Гляжу я на нее и не могу оторваться.
Донельзя взволнованный голос, в котором Касьянова все же узнала голос Марты, что-то сбивчиво закричал в трубку.
– Ничего не понимаю, – раздраженно отозвалась Галина. День был тяжелый. Перед ней сидела больная с прогрессирующей формой невроза, и Галине было не до звонков.
– Ты Машу видела? – более отчетливо спросила Марта.
– Где я могла ее видеть? – удивилась Галина.
– Пропала девчонка, – заявила Марта трагическим голосом и, видимо, заплакала.
– Как пропала?
– Так и пропала. Отправили мы ее все же в деревню. К бабке Павла. Там бабка-то еле ходит! Уж я против была и на тебя ссылалась. Павел – ни в какую. Ребенок должен отдохнуть от городской жизни, и все тут! Уперся как бык. А сегодня утром звонят оттуда и сообщают, что она пропала. Павел сразу на машину и туда, а я осталась на случай, если она здесь объявится.
– Через час я буду у тебя, – растерянно сказала Галина и, услышав, что ее с нетерпением ждут, положила трубку.
«Черт-те что, – собираясь с мыслями, подумала она, – ведь говорила же Марте, чтобы держала Машу при себе. Но, может, это ложная тревога?»
Скоро Галина была у подъезда знакомого дома.
В квартире Глиномесовых заплаканная Марта бросилась ей на шею.
– Ужас, ужас какой-то! – причитала она.
– Никаких известий?
– Не знаю, ничего не знаю! – Она снова залилась слезами. – Павел с час, как уехал, пока никаких вестей. Позвонили в десять утра из тамошнего сельсовета, какой-то мужик, что-то бормочет. Я сначала подумала, хулиганит кто-то. Трубку повесила – снова звонок… «Дочка ваша пропала, – говорит, – еще вчера»… Я чуть в обморок не свалилась. Что, как? Ничего толком сказать не может. Поняла только, что еще вчера пропала. «А бабка где?» – спрашиваю. «Лежит, – говорит, – встать не может. Но мы девочку ищем, лес прочесываем». Лес!!! Ты представляешь!!! Мой ребенок ночью в лесу?!
– Может быть, домой уехала? – предположила Галина. – Надоело ей там, села на электричку – и в город. Мне показалось, что она способна выкинуть что-нибудь вроде этого.
– Я уж тоже думала, но нет там поблизости железной дороги, деревушка-то стоит в глухом месте. Если только на попутной машине… Но раз она исчезла еще вчера, то давно должна бы быть дома… Ой, Галка!!! – Она заревела во весь голос. – Время-то сейчас какое! То и дело про разных маньяков в газетах пишут!
– Успокойся, – строго сказала Галина, – не каркай раньше времени.
– И то… – Марта тяжело вздохнула, но плакать перестала. – Я не могу, мне надо выпить. – Она достала из стенки пузатую бутылку с коньяком. Вопросительно посмотрела на Галину. – Тебе налить?
– Нет, спасибо.
Марта выпила и стала жевать кусочек шоколада.
– Как только этот черт позвонил, ну из деревни, вроде тамошний участковый, я сразу на работу к Павлу, в его сраный офис… Он сначала глаза вытаращил: не может, мол, быть… Потом, правда, тут же собрался, взял с собой еще одного парня, телохранителем у него числится. И они поехали в проклятую деревушку. До нее езды – часа два. Так что уже, наверное, там.
Марта замолчала и снова налила себе коньяку.
– Если с Машкой что-нибудь случится, я никогда ему этого не прощу, – неожиданно спокойно заявила она.
– А он-то тут при чем?
– Это по его настоянию я отправила ее в деревню.
Она замолчала, видимо, что-то обдумывая. Галина огляделась. Она первый раз была у них в квартире. Жилище это, как и предполагала Галина, являлось средоточием вещей, должных поразить неискушенного человека. Многочисленная мебель – какие-то столики, пуфики, множество пестрых ненужных мелочей – все это создавало ощущение страшной тесноты. На одной стене висел пестрый плакат с голой красоткой в рaскованной позе, а рядом с ним – древняя потемневшая икона.
И, судя по всему, предметом особой гордости хозяина являлась иностранная радио– и видеотехника, которая занимала целый угол. Огромный телевизор тускло поблескивал пустым экраном.
– Тесно у нас, – сказала Марта, заметив, что Галина разглядывает обстановку. – Этот олух тащит всякое дерьмо. Вон бабу голую недавно повесил, – она кивнула на плакат, – совсем никакого вкуса у человека нет. Я ему говорю: уж если тебе нужна обнаженная натура на стене, закажи картину хорошему художнику или меня сфотографируй: готова позировать. Я ведь не хуже этой шлюхи. Но вот мое «ню» его не устраивает, а может, стесняется показать своим придуркам: еще, чего доброго, уведут. Но они ничуть не лучше его. Такие же тупорылые. И цель в жизни у них одна – деньги! Ну и, естественно, все то, что они могут дать: жратва, выпивка, бабы… А ведь раньше у него вроде и вкус был, чувство меры. И книжки читал, а не только пялил глаза в этот идиотский ящик, – она кивнула на телевизор. – Я, откровенно говоря, грешила на видик. Машка смотрела все подряд: и муру со стрельбой, и «ужастики»… Может, думаю, она оттуда набралась всех этих кошмаров? Но потом обратила внимание – она смотрит страсти совершенно спокойно, гораздо спокойнее, чем я. Режут там, головы отрывают, а она ничего, знай жует свою резинку. Теперь вот новая идея у него возникла – Америка! Уеду в Америку – и все тут!..
– Неужели он хочет эмигрировать?!
– Представь себе, хочет. И еще как хочет! Даже, по его словам, документы начал оформлять.
– И ты поедешь?
– А куда я денусь, – спокойно и как-то обреченно произнесла Марта. – Конечно, поеду. Сейчас-то я – ни в какую. Но наступит момент – потащусь за ним как верная собака. В Америку так в Америку. Хоть на острова Фиджи! Я вот его сейчас ругаю, а в общем-то он мужик неплохой, добрый, и совесть кое-какая у него осталась. Может быть, он и прав? Что нас ждет в этой стране? Только бы Машка нашлась. Только бы нашлась! Послушай, – она посмотрела на Галину, – я, наверное, совсем тебя заговорила, ты же с работы, давай хоть кофе выпей.
Пока на кухне закипал кофе, Галина раздумывала над услышанным. Очень жаль, что она не узнала этого раньше. Впрочем, что бы изменилось? Скорее всего – ничего. Девочка в этой, с позволения сказать, семейке вроде игрушки, и обращаются с ней, как с игрушкой: то носятся, то за ненадобностью отбрасывают в угол. А может, она просто завидует чужому счастью? Вот ругает Марта своего Павла, а ведь сама сказала, что поедет за ним на край света.
Пока Галина предавалась размышлениям, зазвонил телефон.
Марта стремглав кинулась к аппарату и схватила трубку.
– Да, да, это я, – закричала она, – тебя очень плохо слышно! Что, что, я ничего не слышу!.. Говори громче!.. Как похитили?.. – Она, широко раскрыв глаза, смотрела на стоящую рядом Галину. – Есть свидетели? – Марта смертельно побледнела. Некоторое время она ничего не могла произнести и только судорожно хватала ртом воздух. – Да, да, я слушаю, – наконец еле слышно произнесла она. – Молодой… – Она покачнулась, трубка выпала из рук и стукнулась об пол.
Галина подхватила Марту и осторожно опустила ее в кресло. Потом подняла трубку и поднесла к уху.
– Алло, где ты, Марта?! – Она узнала голос Павла.
– Слушаю, – произнесла она.
– Марта? – закричал Павел.
– Это не Марта.
– А кто, черт побери?!
– Это Галина Касьянова, я сейчас нахожусь у вас.
– А-а, Галина… А где Марта?
– Ей стало дурно, она сидит тут, рядом.
– Ясно. Это хорошо, что вы у нас. Помогите ей, пожалуйста, ей так сейчас нужна помощь. Машу, по-видимому, похитили. Свидетели видели, как вчера вечером она разговаривала с каким-то молодым человеком, нездешним. То есть это я думаю, что похитили, местный участковый считает, что она просто заблудилась в леcу. Пока я остаюсь здесь, вечером, наверное, приеду домой. За поиски нужно браться всерьез.
Павла действительно было очень плохо слышно, и по тону трудно было разобрать, в каком он состоянии, но по тому, как прерывался его голос, Галина поняла, что он очень взволнован.
– Вы уж побудьте с ней, – снова просительно произнес Павел, – до моего приезда. – Разговор прервался.
Галина положила трубку и взглянула на Марту.
Та сидела в кресле и широко раскрытыми, совершенно бессмысленными глазами смотрела в пространство. В лице ее не было ни кровинки. Наконец она поднялась и почти без сил побрела в комнату, там улеглась на диван и застонала. Галина села рядом и тихонько погладила ее по голове.
– Что он тебе сказал? – еле слышно спросила Марта.
– Наверное, то же, что и тебе. Что Машу похитили и что он вернется скорее всего вечером.
– Вечером?! – неожиданно взвизгнула Марта. – Ах он гад!!!
– Зачем ты так? Он хочет организовать поиски. По-настоящему организовать.
– Пускай сидит там и ищет ребенка, а если приедет, я его собственными руками задушу!
– Но он-то в чем виноват?
– Говорила я: не место Маше в этой паршивой деревушке. Мало ли что, отдыхал он, видите ли, там в детстве, и от этого отдыха у него остались самые лучшие воспоминания! Я хотела поехать с ней в Сочи, так он не разрешил, зачем, говорит, девочке смотреть на этот блядоход? От меня бы не похитили, а там бабка глухая, еле ходит. Конечно, у такой не то что ребенка, дом собственный из-под носа сопрут – и то не заметит!
Она с неожиданной энергией вскочила, схватила стоящую на журнальном столике бутылку коньяка и налила себе полный фужер.
Галина с испуганным изумлением смотрела, как Марта одним махом опорожнила фужер и следом закурила сигарету. Глаза ее вмиг посоловели.
– А может, он прав, что приедет в город, – довольно спокойно заключила она.
– Конечно, прав, – подтвердила Галина.
– Конечно, прав! – передразнила Марта. – Ты всегда следовала логике, правильная была… А по логике тебе самой давно пора родить, тогда бы узнала, что значит собственный ребенок и каково его потерять.
Галина поднялась и холодно взглянула на Марту.
– Извини, мне надо идти, – и направилась к выходу.
– Не уходи! – закричала Марта. – Прости меня, дуру, болтаю невесть что, прости меня, Галочка, – и она схватила ее за рукав платья. – Ты же видишь, что со мной творится, хоть раз в жизни отбрось свою принципиальность и прости. Если ты уйдешь, я знаешь, знаешь… – Она не договорила.
Галина молча села.
– Спасибо, – сказала Марта и потянулась к бутылке.
– Нет, хватит! – Галина схватила бутылку и убрала за спину.
– Хватит так хватит, – спокойно согласилась Марта. Она закурила и, выпустив клуб дыма, насмешливо посмотрела на Галину. – Твои принципы хороши для вегетарианцев.
– Опять начинаешь?
– Не буду, не буду. А все же дай мне выпить!
– Не дам!
– Ладно, не надо. Я всегда знала, что с Машкой произойдет нечто подобное, – неожиданно заявила она.
Галина равнодушно слушала пьяный лепет, жалея, что не отобрала бутылку раньше.
– Да, знала! – крикнула Марта.
Галина кивнула.
– Чего ты киваешь, ты ведь ничего не знаешь. И никто не знает, по крайней мере в этой стране.
– А в какой стране живет тот, кто знает? – чтобы отвязаться, спросила Галина.
– В Израиле.
– Это что-то новое.
– Ты помнишь Люську Лошадь?
– Какую лошадь?
– Люську Буланую. Фамилия такая: Бу-ла-на-я. Вспомнила?
Галина пожала плечами.
– Училась с нами на одном потоке. Красивая девка, высокая, русая, правда, плоская, как доска, и попа – словно по ней лопатой ударили.
– Что-то такое припоминаю. – Галина действительно вспомнила девушку, о которой говорила Марта. – Бойкая такая?
– Вот-вот. Именно бойкая. Она теперь в Израиле живет. Окрутила какого-то еврея и смоталась на историческую родину.
– Она же вроде русская была?
– Какая разница: русская – не русская. Так говорят: на историческую ро-ди-ну.
– И при чем же здесь Буланая?
– После распределения Люська Буланая работала в третьем роддоме. А я как раз там рожала.
Галина, ничего не понимая, уставилась на Марту.
– Беременность у меня проходила очень тяжело. Достаточно сказать, что последние три месяца я лежала на сохранении. Долго лежала… Этот мудак даже начал погуливать, как мне потом доложили. Но не в этом дело. С Люськой я, в общем-то, никогда не была близка, а тут сдружилась. Она навещала меня, в дежурство обязательно подойдет, спросит, как, что, а то и просто болтали с ней по нескольку часов подряд, особенно вечерами или ночью. Она в этот момент еще не была замужем, но парней у нее хватало. Вот и рассказывала о своих романах. Ей, в общем-то, не везло. И она мне душу изливала.
Беременность моя, как я уже сказала, протекала мерзко. А знаешь почему? В детстве я занималась спортивной гимнастикой и травмировалась. Вроде и травма была пустяковой, а на тебе – отозвалась, да еще как!
Тогда по телевизору гимнастику, ты помнишь, беспрерывно показывали, и все хотели быть похожими на Турищеву.
Одним словом, настало мне время рожать. Я и сама гинеколог – понимаю кое-что. И такой меня страх обуял! Люська меня успокаивает: «Ты, – говорит, – не бойся, я попрошу роды принимать нашу заведующую, она опытнейшая акушерка, а сама буду ассистировать вместо сестры. Словом, встану рядом». Это, конечно, меня немного успокоило.
Настал час родов. Что я пережила – говорить не хочется. Рожала шесть часов. Кое-как разродилась. Девочкой. Врач, которая принимала роды, уехала домой, а Люська осталась при мне. То возле постели сидит, то на ребенка посмотреть убежит. Все это происходило ночью.
Часа через два, уже под утро, открываю глаза и вижу: Люська на меня смотрит, а из глаз слезы текут. Думаю, от радости за меня. Пытаюсь улыбнуться, а она еще больше ревет. Потом говорит: «Ребенок твой умер».
Тут на меня такая прострация накатила, совершенно не реагирую, даже понять не могу, что она такое несет.
«Слабенький очень родился», – продолжает она. Тут до меня начинает доходить. Коньяка под рукой, конечно, не было, ну, думаю, сейчас треснусь головой о стену – и хана. Кстати, налей чуть-чуть. – Марта просительно посмотрела на Галину, – ну, самую капельку.
Галина молча налила в фужер самую малость и приготовилась слушать дальше.
– Так вот, – продолжила Марта, выпив коньяк, – Люська видит мое лицо, хватает меня за руку и шипит: «Послушай, Мартышка, – она меня ласково Мартышкой называла, – есть выход». Я смотрю на нее и думаю: не чокнулась ли она после этой ночи? Какой уж тут может быть выход?
«Как раз перед тобой одна родила. Красивая очень девка и на тебя похожа, меня даже спрашивала заведующая, не твоя ли родственница? Так вот, у этой девки роды были много хуже твоих, пришлось кесарево делать. Она не выдержала – скончалась. Вторая смерть сегодня у нас. Но ребенок жив. Тоже девочка и очень хорошенькая».
Я жду продолжения, что эта дура еще скажет.
«Так вот, – продолжает она, – о том, что твой ребенок умер, еще никто не знает». Тут она замялась, смотрит на меня и молчит.
«Продолжай, – говорю, – Лошадь».
«Ребенка можно подменить. Мертвое к мертвому, а живое – к живому».
«Ты что, – говорю, – офонарела? Это же преступление, криминал!»
«Да, – говорит, – криминал, но ради тебя я готова».
«А родственники, а муж этой покойницы? Им ты как в глаза смотреть будешь? А мне как жить после этого?»
«Послушай, успокойся, – говорит она. – Эту девку подобрали где-то на вокзале. Ни документов, ни вещей при ней нет. Кто она такая – неизвестно. В таких случаях малютку отправляют в Дом ребенка на попечение, так сказать, государства». Сказала она мне так и замолчала – ждет, как я прореагирую.
Я задумалась. Очень мне ребенка хотелось. Кроме того, Павла я в тот момент сильно любила, а он, как мне казалось, стал ко мне охладевать. Ребенок мог полностью переменить ситуацию.
«А не врешь, что документов нет?»
«Клянусь, – говорит, – могилой матери».
«Ну коли такая клятва… Хотелось бы мне посмотреть на эту женщину», – говорю.
«Ты не дойдешь».
«А утром ее в морг увезут… Да я хоть поползу».
«Подожди, – отвечает, – у нас тут есть инвалидное кресло, я тебя на него посажу и отвезу туда, где она лежит».
Притащила она это кресло, посадила кое-как меня и повезла. Хорошо, помещение, где труп лежал, на том же этаже. Вкатила в комнату, зажгла лампы. Лежит женщина на цинковом столе, вся в крови, кое-как зашита. Всмотрелась я в лицо. Действительно, похожа на меня, только волосы темные. Красивая… И лет столько же на вид, сколько и мне. Лицо, как картинка, бровки черные. Бела, как сметана. И на лице ни тени страдания, а как будто торжество. Гляжу я на нее и не могу оторваться.