Алексей Егоренков. Земля точка небо

   20 апреля 2003 года

   – Твой друг за нами еле успевает, – сказал Дима.
   – Пожалуйста, еще секунду, – сказала Лиза вполголоса. – Мне надо выговориться.
   Всю прошедшую неделю Лиза общалась в основном с родителями и с Максом, а он готов был говорить только о славе и переезде. Слушать его временами было страшно. Лизу мучило предчувствие сделки, в которой под оплату выделена опасно широкая и до сих пор незанятая графа. Потребуй Макс каких-то денег – пожалуйста. Коснись он секса или заяви права на Лизу – она сочла бы его придурком и разорвала всякие отношения.
   Но Максим не требовал ничего.
   – Я прямо спросила – зачем тебе, чтобы я прославилась?
   – А он?
   – Говорит, я это заслуживаю.
   Стоячий апрельский воздух казался теплым, но при быстрой ходьбе сочился прямо сквозь одежду, щекоча кожу ледяными струйками.
   – Правда, убавим ходу, – попросил Дима.
   – Ну, пожалуйста, одну секунду!
   – Я пришел пешком и так.
   – Пешком? Ты что! Вот ненормальный. Я сама на каблуках еле успеваю, но подожди, – взмолилась Лиза, еще больше ускоряя шаг. – Только один вопрос.
   – Ага.
   – Два вопроса!
   – Не беги.
   – Макс – он правда?.. как его. Ну, ты понял.
   У Лизы начали греться щеки, особенно правая, которую Дима не мог видеть.
   – Может, когда ему наскучат деньги, – сказал он.
   Ну вот, подумала Лиза. Просила – и ешь теперь.
   Этим Дима увлек ее вначале и продолжал удивлять до сих пор. Он легко отвечал на любой вопрос, даже когда вопроса не было. Даже если она сама не могла себя понять, – Диме нужна была секунда, чтобы поскрести в затылке и вывалить загадочный, далекий по смыслу ответ.
   Конечно, так делали многие. На ее факультете учились целые поколения девочек и парней, которые прямо лопались от знания подтекстов. Они всегда говорили что-то проницательное, глубокое, с ударением на частицах: «мне ясно, почему ты спросила так». Или «могу сказать тебе, что ты имеешь в виду».
   Но у слов Димы было послевкусие. Они глотались шершаво, как таблетки, оставляя только недоумение. Зато со временем…
   – Спрашивай дальше.
   – Приехать сюда – была хорошая идея?
   – А были другие?
   Лиза прикусила губу, терпеливо ожидая, когда таблетка начнет действовать.
   – Спасибо. Ты прав, – сказала она три шага спустя.
   – Не за что.
   – Эй, – выдохнули позади.
   – Макс! Извини нас, – Лиза повернулась на каблуках, виновато улыбаясь.
   – Это, б… невыразимо, бля… Куда вы торопитесь?
   Максим пыхтел, сжимая губы в попытке сберечь достоинство. Вслед за руганью из его рта вырывался пар и кашель.
   – Прости! Всё, – Лиза положила руку ему на плечо. – Теперь – всё, что ты захочешь.
   Максим потряс головой и тяжело сглотнул.
   – Выкурить сигарету. И перекусить.
   – Сейчас купим, – сказал Дима, глядя по сторонам.
   – Я пойду за сигаретами, – подхватила Лиза.
   – Пончики сгодятся?
   – Жди здесь.
   Лиза чмокнула его в щеку. Ее друг неловко хлопнул Макса по плечу, и они разбежались, оставив его ждать у светофора в круговороте столичных пешеходов. Максим хотел пойти за Лизой, но понял, что слишком устал.
   Его план обязан был сработать. Других вариантов просто не оставалось.

   20 апреля 2003 года

   Они высадились у котлована, где желтый упрямый бульдозер перекладывал кучи грязи с одного места на другое.
   – Ну что там? Скоро? – в десятый раз повторил Макс.
   – Еще минут двадцать, и мы дома, – сказал Дима.
   Максим потянулся, разминая шею и плечи.
   – Кое-кто уверял нас, что остановка рядом.
   – По здешним меркам.
   – Двадцать минут – это рядом? И нам придется ходить к ней каждый день? На хер надо.
   – Есть метро.
   – И?
   – Но это без меня. Я туда не могу.
   – Что значит – не могу?
   – Ну, хватит вам, – сказала Лиза. – В автобусе было лучше. Хоть посмотрели город.
   «Не стоило доверять выбор жилья такому безобразно неприхотливому существу», – думал Максим. Он сам должен был приехать сюда и найти квартиру. Но тогда Лиза осталась бы с ним. Она не соглашалась ехать без Димы. Третий вариант – ехать с Дмитрием – тоже его не устраивал, потому что Максим хотел быть с ней. Эта усложненная задача про волка, козу и капусту не имела безупречного решения.
   – Вон он, наш дом, – сказал Дима.
   – Панельный, – отметил Максим.
   У подъезда стоял дорогой кабриолет с поднятым верхом. Проходя мимо, Лиза коснулась его борта. Машина свистнула и мигнула фарами.
   – Красивая, – сказала Лиза.
   – У нас тоже такая будет, – пообещал Максим. – Кстати, колеса спущены.
   – Их порезали, – сказал Дима. – Здесь так положено мстить, если чужой паркуется.
   У подъезда торчала железная лавка. Лиза не удержалась и присела, мимоходом нырнув в сумку за помадой и зеркальцем. Железное сиденье напиталось мягким апрельским солнцем, и в ее ногах тут же закипела истома. Лиза достала свежую пачку, сорвала фольгу и закурила, хотя такой воздух жаль было портить курением.
   – Вводи код. Готов? – Дима выудил из кармана неровный клочок бумаги и прочел, шаря в цифрах носом. – Четыре-семь-шесть-три-шесть-ноль-два… Так? Два-пять-восемь.
   – Однако, – сказал Максим, перебирая кнопки.
   Замок рявкнул так выразительно и резко, что Макс отдернул пальцы.
   – Можно? – он взял листок. – Угу. Кое-кто продиктовал лишнюю двойку.
   – А кто-то спешит неизвестно куда.
   Максим обернулся и уставился ему в глаза. Вот что Диме упорно не давалось – говорящие взгляды. Он наугад предъявил Максу высунутый язык. Когда Лиза хихикнула, Дима решил, что все сделал правильно.
   Только он ошибся. «Как он ошибся», – думал Макс. Найдись хоть один способ разделаться с этим… Нет, умнее было просто трахнуть ее и забыть. Жаль, что не он управлял чувством к Лизе, а наоборот. Макс не годился для этой игры. Его не хватало на козла или волка, – да и капуста, похоже, не всегда решала проблемы.
   В подъезде Дмитрий снова начал выделываться.
   – Что значит – не могу?
   – Ездить в лифте, – сказал Дима.
   – Вместо «не могу» следует говорить «не хочу». Спроси нашего психолога, – Максим кивнул на Лизу.
   – Значит, не хочу. Так правильно?
   Вокруг было стерильно тихо, и ссориться приходилось вполголоса.
   – Хватит, Макс, – сказала Лиза. – Если Диме не нравится лифт, это его дело.
   – Мне нравится. Но я боюсь.
   – Как можно бояться лифта?
   – Так же, как метро. Я на черный ход.
   Максим нашарил в темноте кнопку вызова и нажал ее, потом еще и еще. На третий раз где-то в шахте ухнула и заскрипела кабина.
   – Он вырос в поселке, – шепотом объяснила Лиза. – У него фобия.
   – Восхитительно, – сказал Максим. – Фобия. А что еще? Глисты?
   – Ну тебя.
   – Дизентерия?
   – Заткнись уже, блядь. Надоел.
   Макс немедленно заткнулся. Он знал, что Лиза матерится только в крайнем раздражении – или восторге, о котором сейчас речи не было.
   Они топтались на месте, слушая, как за створками гудит и поскрипывает шахта.
   – Ох, Лизка, – сказал Максим. – Завтра ты станешь знаме…
   – Знаешь, что, – прервала его Лиза. – Наверное, поднимусь и я пешком.
   Максим открыл рот и сразу аккуратно закрыл его, надеясь, что в темноте эта манипуляция прошла незамеченной.
   Дима шел и считал. На сто тридцатой ступени в его ногах разгорелась усталость, и тогда он сбавил ход. Ледяные непрозрачные тени чередовались на лестнице с квадратами золотого воздуха, где чаинками клубилась пыль. Дима присел отдохнуть в одном из горячих островков и задумался, представляя клеточную агонию внутри своих икроножных мышц. Вообразил, как пузырится и плавится умирающая ткань, и потоки свежей крови заполняют полости.
   В его сидячие размышления врезалась запыхавшаяся Лиза.
   – Димка… убьешь! О чем задумался?
   – Что можно такого написать, если стать журналистом.
   – Ого! И почему вдруг журналистом?
   – Между историей и ложью тонкая грань, – туманно сказал Дима. – Идем дальше?
   – Одну секунду… – послышался чей-то голос.
   Из-за угла выполз несчастный Максим, придавленный рюкзаком.
   – Лифт застрял. С какой стати вы расселись?

   20 апреля 2003 года

   Максим расхаживал по комнате, сунув ладони под ремень брюк.
   – Панельный дом. Верхний этаж. Толчок прямо в ванной. Я уж не говорю про балкон.
   – Балкон? – спросил Дима.
   – Вот именно. Где он? – Максим огляделся. – И более того, комнаты смежные! В этой, проходной, кто будет жить?
   – Я буду, – сказала Лиза.
   – И я могу, – сказал Дима.
   Они двое сидели на диване с потертой бархатной обивкой. Лиза с удовольствием разулась, забралась на подушки с ногами и теперь пыталась раскрутить туфлю на указательном пальце. Забавный интерьер, устало думала она. Этажерка из парусины, везде узкие полки, телевизор просто огромный…
   – Да я и сам мог бы, не вопрос, – Максим тоже присел на край дивана. – Мне вот что непонятно. Я дал тебе координаты агентства. Неужели за тысячу президентов они не смогли найти что-то приличнее?
   – За столько – разве что в неделю или пригород, так они просили тебе передать. Был еще вариант без мебели, и еще вот этот, Речной вокзал, за две тысячи.
   Услышав цену, Макс побледнел.
   – Моих денег хватит на полтора месяца, – сказал он чуть хрипло.
   – Ну и нормально.
   – В том случае, если мы не будем есть.
   Туфля сорвалась у Лизы с пальца и метко задела стеклянный плафон. Тот повернулся, царапнул о железо и рухнул, нацеленный в макушку Димы, который едва успел зажмуриться.
   Вздрогнув, Лиза ждала, что тяжелый шар стукнет ему по черепу, и одно из двух с хрустом расколется надвое.
   Но стука не было. Дима покосился вверх. Над его макушкой висело матовое чудовище, подхваченное рукой Макса.
   – Уф. Спасибо за понимание, – сказал Дима.
   Максим вернул стеклянный шар на крючок, мельком укорив себя за лишние рефлексы. Он посмотрел на Лизу, которая спряталась в угол дивана, запечатав рот ладонью.
   – Без меня вы точно пропадете.
   Полчаса спустя, когда Лиза ушла переодеваться и заперлась в своей новой комнате, она подумала, что Макс очень даже прав. До отъезда столица представлялась ей чем-то вроде карнавала, сборища пестрых интересных людей, занятых в основном деньгами и славой. И вот она, Лиза, выходит им навстречу в роскошном платье, нет, даже в строгом, но с каким-нибудь вырезом. Берет у официанта бокал. Извините, что прервала, я здесь осмотрюсь, а вы продолжайте.
   Но теперь между штор заглядывала настоящая Москва, а в зеркале отражалась настоящая Лиза, которая не покупала роскошных платьев со школьного выпуска. В гардеробе у которой не водилось и просто строгих вещей, не говоря о строгих с вырезом. У нее были красивые ноги – и только две юбки, а все туфли на среднем каблуке или без. «Вообще-то», – подумала Лиза, – «умопомрачительные вещи покупаются или мужчиной, или для мужчин». А ей противны были оба варианта.
   Она распахнула шторы, с удивлением обнаружив за стеклом решетку. Открыла форточку и уселась на кровать. Вынула ноги из пыльных джинсов, стащила через голову надоевшую кофту, разделась догола и закуталась в купальный халат. Предвечерний воздух, сочившийся между прутьев, был холоден и терпок.
   Конечно, Макс умел распорядиться деньгами. Пока заведем стабильный доход, сказал он, берем только самое нужное. Изначально всё делим поровну. Когда разбогатеем, тогда решим, кто, сколько и кому должен. Он безоговорочно верил себе, думала Лиза. Ни одного «если». Уметь бы так.
   Она закинула руку за голову, оголила плечо, как девочка с обложки, и попробовала собой восхититься. Местами это удавалось. Лизе нравился искристый цвет своих глаз. И улыбка, только не сильно широкая, иначе слишком выдавались скулы, и куда-то терялся подбородок.
   Но уставшие сутулые плечи. И волосы, обычно мягкие, истрепались и сбились за ушами в клочья.
   Лиза расстроилась и показала язык своему грустному отражению.
   Она запахнула халат и выглянула из комнаты. В гостиной было пусто.
   – Эй! Ванная свободна?
   – Да, – отозвался Дима. – Я на кухне, а Максим вышел за продуктами.
   В небольшой ванной, кроме унитаза, теснилась и дешевая стиральная машина, – еще одно расстройство для Макса. Но вода была отличной. Вместе с пеной в шипучих душевых струях растаяли все опасения, терзавшие Лизу. Она представляла, как плещется голая в незнакомой ванной, а вокруг сотни километров чужого города, и в ней закипала веселая дерзость. Лизе хотелось выкинуть что-нибудь насмешливое и вульгарное, но в голову лезли только наивные глупости.
   На зеркальной полке роилась уйма пузырьков и тюбиков: кремы, шампуни, кондиционеры, бальзамы, – а в шкафчике нашелся даже фен.
   Уперев ногу в край ванны и растирая ее махровым полотенцем, Лиза глянула в зеркало и ощутила прилив нежности к безумной девчонке по ту сторону. Не удержалась и чмокнула себя в коленку. Между двумя Лизами снова установился мир.
   – Вы когда-нибудь делали что-то нарочито вульгарное? – спросила она за ужином.
   – Нарочито? – переспросил Максим.
   Он сидел на корточках, выуживая из клеенчатой сумки бумажные пакеты и свертки.
   – Для удовольствия, – сказала Лиза.
   – Опять какой-нибудь тест?
   – Я делал, – сказал Дима, изучая бутерброд. – Раз в общаге у меня засох хлеб, я отнес его на кухню и выбросил в мусорку. И пнул ее ногой.
   – Зачем? – спросил Макс.
   – Не знаю. Хотелось.
   Лиза рассмеялась и высунула кончик языка.
   – А я, – задумалась она. – А я порвала книгу.
   – Какую?
   – Не помню. То есть, даже не порвала, а надорвала до середины.
   – Гм.
   – А ты сам никогда такого не делал?
   – Какого – такого?
   – Жап, – выдавил Дима. Он разжевал колбасу и сглотнул. – Запрещенного.
   – Да мне все разрешалось, – ответил Максим, шурша продуктами.
   – Ну хоть что-нибудь! – настаивала Лиза.
   – Ладно, – он встал и отряхнул колени. – Я разбил машину отца. Не знаю, считается ли.
   – Ого.
   – Его вторую машину. «Шестисотый», он его только что купил. Ну, вы помните. Все бандиты тогда меняли джипы на «шестисотые».
   Дима выудил из-под стола звякнувший пакет.
   – Что это? – Лиза посмотрела внутрь.
   – Мартини, – ответил Макс.
   – Целых две?
   – Мало ли. Вдруг не только мне захочется.
   Лиза вернула бутылку на место. Стоило бы напомнить кому-то, что он собирался брать только необходимое, и что вряд ли сюда относится мартини. Кроме того, ведь Максим точно выпьет обе бутылки сам, если больше никто не захочет. И не хватало, чтобы он спился здесь от перевозбуждения. Но, посмотрев на хмурого Макса, готового терпеть любые укоры, Лиза сдалась. Деньги, опять же, были в основном его.
   – Ладно, – сказала она. – Главное, не пропей наши обратные билеты.
   И ушла одеваться.

   20 апреля 2003 года

   – Давайте смотреть ящик, – предложила Лиза.
   Дима спрыгнул на пол и обошел вокруг телевизора.
   – Здоровый. Я такие сто раз видел. Только не знаю, где включается.
   – Сто раз видел – и не знаешь? – ухмыльнулся Макс.
   – Мы их не включали. Мы их кувалдой били.
   Максим рефлекторно сунул руку между диванных подушек. Пульт и вправду нашелся там.
   Щелк! – и на экране проявилось лицо женщины с глубокой черточкой между бровей.
   – …ный злой рок, – говорила она. – Уверена, что Богу наш с Толиком союз был выгоден…
   Дама на экране улыбнулась, и гостиная взорвалась аплодисментами. На стенах зарябили цветные блики. Грохнула музыкальная вставка – и вдруг телевизор умолк.
   – Эй! – сказала Лиза.
   – Извиняюсь, – отозвался Дима. – Это я сел на пульт.
   – Вернуть? – предложил Макс.
   Лиза поспешно встала.
   – Нет, спасибо. Говорят, это вредно в больших количествах. Какие у нас еще варианты?
   Все задумались. Максим знал вариант, но ему нужен был подходящий момент. Лиза пошла бы на прогулку, но ходить по незнакомому городу в сумерках… Дима углубился в мысли о журналистике.
   Гостиную до краев заполнил московский вечер, и на бежевых обоях плескались тени.
   – Все-таки жалко, что балкона нет, – сказала Лиза.
   – Не выпить ли мартини? – решился Макс.
   – Есть идея!
   Дима вскочил и кинулся прочь из комнаты, попутно едва не обрушив торшер. Хрустнул замок на входной двери. В комнату дунул вечерний холод, и люстра заскрипела, медленно поворачиваясь на крючке.
   – Сволочь, – заметил в полумраке Макс.
   – Идите сюда, – долетело с лестничной клетки.
   Трафаретные буквы на краске сообщали, что за дверью «лифтовая», но вход туда строго запрещен. Облупившийся запрет был подкреплен рыжим навесным замком.
   – Может, не стоит? – вполголоса спросила Лиза.
   – Да ее не трогали много лет, – сказал Дима. – Смотри, ржавое все.
   – Я не умею взламывать замки, – сказал Макс.
   – Ничего, я умею, – сказал Дима. – Уксус есть?
   – Нет.
   – Ладно, справимся так.
   Он вытащил из кармана что-то вроде крупного портмоне из бурой кожи. Распластал его по железной ступени. Внутри оказалась целая мастерская: ключи, отвертки, странные иглы. Дима вытащил тонкий напильник, сунул в рот палец и провел им вдоль стального ребра. Приложил напильник к замку и чиркнул им несколько раз.
   – Композитный, – пробормотал Дима.
   – Это хорошо? – спросил Макс.
   – Плохо. Ничего, я такие хорошо знаю. Утюг без секрета.
   Он взял отвертку с фонариком и посветил ею в скважину, сунув туда же нос. Выбрал две иглы и по очереди загнал их в замочный механизм.
   – Придержи вот эти, – сказал Дима.
   Максим послушно взялся за иглы. Третью Дима взял сам, одновременно ухватив стержень замка плоскогубцами.
   – Левый чуть нажми, – скомандовал он.
   Замок противно заскрипел и подался. Из скважины высыпалась щепотка измельченной ржавчины, испачкав Максу запястья.
   – Держи, не пускай! – Дима подналег на стержень, и еще больше ржавчины высыпалось им под ноги.
   Нижняя часть замка повисла на щупах и рухнула. Максим едва не уронил ее на железный пол, в последний момент изловчившись подставить ногу.
   – Твою м-м… – взвыл он шепотом.
   Дима подобрал замок и пристроил его у двери, которая теперь была открыта.
   Из бетонного колодца дул ветерок. Оттуда пахло смолой и цементом. Справа, за второй железной дверью, непривычно громко щелкал и завывал лифтовой механизм. Наверх вела лестница. В потолке виднелся квадратный лаз, перетянутый матовой клеенкой.
   На полпути стало понятно, что люк открыт. Темная клеенка оказалась лоскутом вечернего неба, который рос и рос, вытесняя мир. Когда Дима вылез на хрустящую смоляную корку и огляделся, вокруг остался только густой воздушный купол. На полусогнутых ногах, хватаясь за стенку вентиляционной шахты, Дима подобрался к бетонной плите и торопливо сел.
   На крышу вышла Лиза, тоже оглушенная холодным ветром. Здесь непрерывно дул ветер. Его потоки захлестывали рот и ударяли в ноздри, заставляя жмуриться.
   – Как на море, – крикнула Лиза, осторожно пробираясь вдоль стенки.
   Далеко внизу, перпендикулярно ветру, катилась лавина огней.
   – А где Макс?
   – Пошел за курткой.
   – Что?
   Все уличные звуки на такой высоте смешивались в равномерный оглушительный рокот, среди которого изредка трубили уличные сигналы.
   Лиза села рядом и наклонилась к Диминому уху.
   – А я не боюсь, – сказала она. – И вообще, мне уже хорошо. Спасибо.
   Дима открыл рот, но его перебил Максим, который тащил что-то громоздкое.
   – Помогите, что ли, а?
   Лиза подобралась к Максу и взяла у него пальто.
   – Что у тебя здесь?
   – Шезлонги. Стояли в гардеробе.
   – Ух ты! Божественно. Димка, иди помоги!
   Бокал мартини в шезлонге на берегу моря огней. Ей хотелось написать песню с таким названием. Или просто: «Берег моря огней». И бокал мартини.
   – Если дальше будет так же хорошо, я здесь привыкну, – сказала Лиза.
   – Я уже, – сказал Дима.
   Ему лень было шевелить языком. Лиза убедила его попробовать вина. Это был первый крепкий напиток за два года, и Дима тут же опьянел. Он развалился в шезлонге и смотрел в небо, где среди рваных весенних облаков угадывались мутные звезды.
   – Лично мне идея Москвы нравится, – сказал Максим. – Человек по природе хищник… ему более свойственно рвать зубами глотки, чем жевать сено.
   – Почему хищник? – спросила Лиза.
   – Клыки во рту.
   Над городом верещали какие-то вечерние птицы. Совсем рядом, под крышей чердачной будки, топтался целый выводок голубей.
   – Тогда это не для меня, – сказала Лиза. – Я не умею рвать глотки.
   – И не придется. Это дело пиарщиков. Как бы эти говнюки меня не обгадили.
   – Кто?
   – Вон, голуби.
   – А… Ну, если меня вообще примут на телевидение.
   – Примут. Это же Москва.
   «Вот оно», – вдруг подумал Дима. Машины едут по земле. А звук – будто в небе. – Извините, я выйду… – сказала Лиза. – Мне нужно в туалет.
   Она выбралась из шезлонга и прошла к выходу, Почти твердо, едва косясь на открытое пространство.
   Две минуты прошло в тишине.
   – Макс?
   – Я слушаю.
   – Какие в Москве есть журналы? Или газеты?
   – Гм. «Известия». «Форбс». «Ритм-н-блюз».
   – О, а что это? Какая-то музыка? Мне нравится музыка.
   – Поздравляю, – Максим отхлебнул мартини.
   – Поможешь мне к ним попасть?
   Макс поперхнулся.
   – С какой стати?
   – Лиза сегодня спросила про запрещенные поступки. Я не сказал, но я много раз выдавал себя за другого. За журналиста.
   – Да ладно.
   – Честное слово.
   – И… ну хорошо, и что с того?
   – Теперь мне нужно им стать. Иначе получится, что я врал.
   – И думаешь, тебя так запросто возьмут?
   – Ну… это же Москва.
   В просвете между облаков мерцал реактивный самолет. Дима подобрал кусок проволоки и принялся выколачивать пыль из своей кроссовки.
   Максим встал и прошагал к бортику. Выглянул наружу и отшатнулся.
   М-да. А ведь однажды придется спрыгнуть.
   – Зачем? – спросил Дима, и Макс понял, что сказал это вслух, и вдруг потерялся в одном из пьяных измерений, где уличные огни можно было читать как слова, где всё надувалось и опадало: то кисти рук росли, а голова становилась крошечной, то наоборот…
   – Эй, осторожнее, – крикнул Дима, выпрыгнув из шезлонга.
   Он ухватил Максима за ворот пиджака и дернул прочь от борта. Макс повалился на бок, мысленно отметив, что успел изрядно напиться.
   – Уф, – он позволил отвести себя к шезлонгу, с размаху сел и закурил, хотя удержать сигарету было непросто.
   – В расчете за люстру? – Дима осторожно улыбнулся.
   – Б-блядь, ну я исполнил. Можно бутылку? – попросил Максим. Он решил не утруждаться и хлебнул прямо из нее.
   – Вот так, – сообщил он пьяно. – Именно так я умру когда-нибудь.
   И почти угадал.

   5 сентября 2005 года

   – Ну что, Поттер? Как поживает ваш гость? Разобрались?
   – Я вам так отвечу. Перед нами мошенник. Другой человек, и паспорт не его. И никакой мистики.
   – Да что вы говорите!
   – Я клянусь вам. Его бы назад, в отделение…
   – Так наберите милицию, пускай забирают.
   – Я бы с радостью, но какой у них номер?
   – Ноль-два, Поттер. Ноль-два.

   24 июля 2005 года

   Всё меняется. Странности производят странности, и теперь всё развивается само по себе.
   До сих пор я был уверен, что экстренные номера действуют безотказно.
   Как наивен я был. И как беззащитен.
   Мы с Эврикой летели вперед, пойманные между двух параллелей: слева вечерняя трасса, а справа чугунным колесом вертелась бесконечная ограда.
   Десять гудков спустя в трубке раздался треск. Автоответчик сыграл «К Элизе» и буднично попросил дождаться оператора.
   Над фонарями разгорался вечер. Каждый пятый штык заводской ограды венчала острая маленькая звезда.
   – Скорее, – торопила меня Эвридика. – Ну пожалуйста, скорее.
   В трубке снова раздался щелчок. Трель и хрип. И женский голос.
   – К СОЖАЛЕНИЮ, – девушка в записи отчаянно пыталась изобразить сожаление. – На данный момент НИ ОДИН оператор НЕ МОЖЕТ принять ваш вызов.
   Хрп! Нас отстрелили, и мобильник утих.
   Я набрал их номер пять раз. И пять раз услышал это сообщение.
   – Скорее же! – позвала Эвридика, успевшая отбежать далеко вперед.
   Выходило совсем не смешно. За нами гналась шайка маньяков, и если мы попадемся, мне сожгут лицо дезодорантом, а как поступят с Эврикой – об этом вовсе тошно было думать. И вот, я снова набираю «02» и слышу…
   – Милиция, – отозвалась девушка, на этот раз живая. У нее был голос человека, который только что отсмеялся и хочет вернуться к разговору, прерванному звонком.
   – Добрый вечер, – прохрипел я в ответ, и постарался коротко объяснить, что меня и одну девушку преследует группа ребят, которые используют предметы.
   – Где вы находитесь… – она зажала микрофон ладонью и что-то крикнула в сторону.
   – Здесь дорога, – сказал я. – И лес. И ограда… завод, наверное.
   – Где вы находитесь? – повторила она чуть раздраженно.
   – Да не знаю же! Вышли из метро… конечная станция.
   – «Серп и молот»?
   – Такая, подземная гробница…
   – Краснооктябрьский. Звоните в райотдел.
   Она продиктовала номер и повесила трубку.
   «Подождите», – хотел сказать я, но было уже поздно.
   – Быстрее, быстрее же! – звала Эвридика. Ее цветастое платьице мелькало далеко впереди.