Страница:
А. А. Порошин
Проигравшие победители. Русские генералы
© А.А. Порошин
© ООО «Издательство АСТ»
Вступление
Первая мировая война была почти неизвестной для советского читателя, что связано с жесткой идеологической направленностью социалистического государства. Политические перемены девяностых годов прошлого столетия изменили отношение ко многим дореволюционным событиям на диаметрально противоположное. Тем не менее такой же малоизвестной «Великая война» остается для широких масс россиян и в настоящее время. В систематическом указателе военно-исторической литературы «Первая мировая война 1914–1918 гг.», составленном Г. Хмелевским вскоре после завершения военных действий, указано 1650 работ, освещающих ее события. Сегодня работ, посвященных той войне, включая подготовку и военные действия на Восточном фронте, значительно больше.
Исследователи «Великой войны» в ходе ее изучения и анализа рассматривали в своих работах не только экономические причины, но и политические события, породившие войну, и собственно военные действия. Не оставлена без глубокого изучения совокупность государственных мероприятий, направленных на создание сильной армии, ибо справедливо полагать, что истоки удач или поражений по итогам боевых действий не следует искать только на полях сражений противоборствующих сторон. Победы вооруженных сил государства куются задолго до очередной военной кампании, успех в которой зависит от многих факторов.
Одним из важнейших факторов обеспечения победы в войне является фактор профессионализма ее полководцев, на формирование и становление которого уходят годы и десятилетия. Именно личности военных лидеров оказались, по нашему мнению, у историков наименее востребованными для изучения, анализа и представления аргументированных выводов, позволяющих понять причины полководческой несостоятельности большинства из высших военных руководителей императорской России.
Генералы, занимавшие должности главнокомандующих армиями фронта, в своем большинстве были и остаются неизвестными широкому кругу российских читателей, как и военные операции, которые проводились под их руководством. Исключение в этом плане составляют: А. А. Брусилов, достаточно широко известный «Брусиловским прорывом»; М. В. Алексеев – как основоположник «Белого движения»; Л. Г. Корнилов и А. И. Деникин – как соратники М. В. Алексеева по борьбе с большевизмом, а А. И. Деникин еще и продолжатель его «детища». Интересно заметить, что упомянутая операция после ее проведения в 1916 г. стала называться «Луцким прорывом». Наименование «Брусиловский прорыв», по мнению некоторых специалистов (в частности, Е. Э. Месснера), она получила в оппозиционных к императору кругах. Это название укрепилось после свержения монархии и окончательно вошло в историю в СССР с тем, чтобы успех операции даже косвенно не связывать с Николаем II, бывшим во время ее проведения номинально верховным главнокомандующим.
Факты жизненного пути вышеназванных военачальников представлялись на суд советских читателей очень избирательно, тщательно «просеивались» через «идеологическое сито». Советская цензура преподносила их советскому читателю извращенно, как, впрочем, почти все, что относилось к русскому офицерству. Советская историография, освещая те или иные стороны жизни офицеров русской императорской армии, показывала их односторонне, рисовала неким однородным социальным слоем зажиточного дворянства, накопившего себе родовые богатства ратной службой по защите царской династии. С. В. Волков в своей работе пишет: «…Советскому человеку следовало знать, что русские офицеры представляли собой весьма неприглядное зрелище… а) “были глуповаты и невежественны”; б) “отличались ретроградством и противились прогрессу”; в) “плохо обращались с солдатами, за что те их ненавидели…” и т. д. Исключение составил А. А. Брусилов, мемуары которого переиздавались неоднократно. Это связано с тем, что генерал в определенной степени лояльно отнесся к октябрьскому перевороту и некоторое время был на службе у большевиков. Отметим, что его мемуаров также коснулась цензура, и многие вымаранные ею страницы вернулись в первоначальный текст только в 2001 г.
Доступность в постсоветской России ранее закрытых источников позволила исследователям нарисовать иную, на наш взгляд, более объективную и весьма неоднородную социальную картину русского офицерства (в том числе и высшего) второй половины XIX – начала XX в. Если говорить о положении офицеров в обществе в указанный исторический период, то оно тесно связано с положением в нем дворянства, частью которого являлось. В то время некогда весьма привилегированное сословие утратило экономическую независимость (во второй половине XIX в. менее трети всех потомственных дворян были помещиками), и подавляющее большинство его представителей существовало на жалованье, ничем не отличаясь в этом смысле от выходцев из других сословий. Тем более что в ходе реформ 60–70-х гг. XIX столетия были ликвидированы и служебные привилегии дворян. Фактически никаких реальных преимуществ дворянское звание в то время не давало (за исключением возможности помещения детей в некоторые учебные заведения и других мелких льгот).
Несмотря на отсутствие значимых (реальных) привилегий, принадлежность к дворянству тем не менее являлась целью для представителей других сословий, так как предоставляла возможность повысить свой социальный статус, перейти в высший слой населения России. Одним из самых коротких и реальных путей достижения этой цели была военная служба. Закрепленное законодательно Петром I право получения дворянства с достижением первого офицерского чина оставалось до 1917 г. неизменным. Видоизменялось право получения потомственного дворянства, которое с 1845 г. приобреталось офицерами при получении первого штаб-офицерского чина майора (что соответствовало VIII классу табели о рангах), а с 1856 г. – при достижении чина полковника (соответствовало VI классу). При этом дети, родившиеся в семье полковника до достижения им этого чина, стали возводиться в дворянское звание с 1874 г. До этого времени их относили к почетным гражданам. Эта категория, включавшая детей личных дворян и духовных лиц, окончивших академию или семинарию, лиц свободных профессий, имевших ученую степень, входила в сословие «городских обывателей».
Следует отметить, что дворянское звание можно было приобрести и на государственной (гражданской) службе. Но при этом оно жаловалось с получением более высокого служебного чина. В Петровской табели о рангах право потомственного дворянства на гражданской службе давал VIII класс. С 11 июня 1845 г. этот класс был повышен до V (у военных до VIII), VI и IX классы стали давать личное дворянство, 9 декабря 1856 г. эти права были передвинуты еще выше на один класс.
Заметим, что не только принадлежность к высшему сословию обеспечивала офицеру известный престиж в обществе. Профессия защитника отечества была традиционно уважаема в России. Однако, отмечает С. В. Волков, под влиянием ряда факторов (появление профессий, суливших в то время быстрое преуспевание, негативное отношение к военной службе со стороны прессы определенного толка и др.) несколько ослабла и эта сторона офицерского престижа. В результате социальных процессов в русском обществе к концу XIX в. многие отрасли гражданской службы стали гораздо более привлекательны для молодых людей, чем офицерская карьера. Один из современников вспоминал, что когда его преподаватели гимназии в Петербурге узнали, что он хочет поступать в военное училище, то они его отговаривали, утверждая, что в офицеры идут только идиоты или неудачники. При этом директор гимназии, оценивая устремление юноши, повторял: «Это позор для гимназии».
Очевидно, что дворяне, не имевшие никакой собственности или владевшие небольшим имением, которое позволяло обеспечивать уровень жизни практически не выше крестьянского, вынуждены были служить в любом случае. С другой стороны, офицеры – выходцы из непривилегированных сословий, ставшие дворянами по офицерскому чину, тоже, естественно, не имели никакой собственности. В результате в рассматриваемый период офицерский корпус стал превращаться в социальную группу, подавляющее большинство которой (даже имевшие чин «полных» генералов[1]) существовали только на жалованье. Иллюстрацией к данному заключению служит письмо генерала от инфантерии (!) А. Е. Эверта от 14 марта 1917 г. «Глубоко уважаемый Алексей Петрович! …не откажите посодействовать скорейшей высылкой указа об отставке, а главное, скорейшему назначению пенсии. Средств никаких не имею… и без пенсии мне скоро не на что будет жить…»
Офицерская каста служилых воинов, некогда замкнутая для посторонних, к этому времени утратила былую однородность и превратилась в социально расслоенную общность военных. Офицерство стало всесословным. Расслоение прослеживалось во всех категориях офицеров, как среди младших (обер-офицеров), старших (штаб-офицеров), так и среди высших офицеров (генералов). Эту неоднородность в равной степени можно отнести и к очень узкой группе высших офицеров, бывших в годы Первой мировой войны главнокомандующими на западном (европейском) направлении.
За период войны с июля 1914 г. до совершения октябрьского переворота 1917 г.[2] главнокомандующими армиями фронта на европейском театре военных действий были 21 генерал русской армии (см. Таблицу 1, Приложение 1). Они по-разному проявили себя в ранге военачальника при организации и ведении боевых действий. Одни их них умелым руководством обеспечивали победы подчиненных армий на определенных этапах войны, другие, являясь по сути лишь администраторами мирного времени, показали свою неподготовленность к управлению подчиненными им войсками в боевой обстановке. В числе главкомов были и те, которых на эту должность вознес «революционный вихрь» в лице новой власти, желавшей сменой военачальников решить накопившиеся военные (и не только) проблемы. Калейдоскоп событий не предоставил революционным выдвиженцам возможности проявить себя в полководческом ранге из-за кратковременности пребывания на занимаемом посту.
Среди рассматриваемых генералов Первой мировой войны наиболее интересны, на наш взгляд, те, которые в должности главкомов были довольно длительное время, позволившее им определенным образом проявить себя в качестве военачальников. В меньшей степени, с точки зрения нашего исследования, представляют интерес те, кто был во главе войск фронта в 1917 г. в течение нескольких дней или недель. Последующие после Февральской революции политические события характерны быстрой сменой высшего командования и практически отсутствием подготовленных широкомасштабных операций, что объективно не позволяло главкомам проявить себя в роли полководцев. Провальное летнее наступление русских войск в 1917 г. при всеобщем разложении фронта стоит особняком в военных операциях мировой войны.
Исходя из этого, представляется интересным исследовать группу высших военных руководителей, к которой следует отнести М. В. Алексеева, А. А. Брусилова, Я. Г. Жилинского, Н. И. Иванова, А. Н. Куропаткина, Н. В. Рузского, А. Е. Эверта.
Говоря о становлении военачальника, формировании соответствующих навыков и умений, о полководческой деятельности вообще, следует рассмотреть содержание деятельности военного руководителя в ходе боевых действий, требования, которые предъявлялись к его личным качествам, к объему его знаний, – все то, что является сутью теоретических основ полководческой деятельности. Немаловажным является и исследование факторов, оказывавших влияние на служебную деятельность офицера, таких как системы аттестования и чинопроизводства, существовавшие в императорской армии.
В научных и публицистических работах и статьях, посвященных военачальникам исследуемого периода (да и не только его), в качестве показателя (здесь и далее курсив мой. – А. П.) управленческого мастерства военного руководителя авторы принимали и принимают в рассмотрение командные должности, которые занимали офицеры в ходе своей службы. При этом критерием полководческого уровня считают их количество, полагая, что чем больше в течение службы офицер был строевым руководителем различного уровня, тем он являлся более компетентным военачальником. Это верно лишь отчасти, так как можно всю свою служебную деятельность в мирное время (или большую ее часть) провести на командных должностях, оставаясь при этом лишь хорошим администратором, а в военное время показать неспособность к управлению подчиненными войсками при планировании, подготовке и проведении операций (сражений).
Уже отмечалось, что в последнее десятилетие резко возросло количество исследований и литературы, посвященных Русско-японской и Первой мировой войнам, «Белому движению» и Гражданской войне в России. В них в очень сжатой форме представлен военный путь некоторых из перечисленных нами военачальников и фрагменты их биографии, что не дает цельной картины их личностей, полководческого становления. Более того, несмотря на практически свободный доступ к архивным материалам исследуемого периода, в текстах встречается много биографических неточностей.
В нашей работе исследованы факторы, влиявшие на формирование и становление военного лидера середины XIX – начала XX в., представлен анализ служебно-боевой деятельности и жизненного пути выбранных нами военных руководителей русской армии, М. В. Алексеева, А. А. Брусилова, Я. Г. Жилинского, Н. И. Иванова, А. Н. Куропаткина, Н. В. Рузского, А. Е. Эверта, с целью оценки их состоятельности как полководцев периода Первой мировой войны, их военного профессионализма. Как констатируют А. А. Бодалев и Л. А. Рудкевич, высокий профессионализм невозможен без развития у человека специальных способностей, содержание и форма которых наиболее полно отвечали бы требованиям конкретной деятельности, и без соответствующих этим требованиям знаний и умений. Однако важнейшим условием достижения такого профессионализма также обязательно является и мощное развитие общих способностей и превращение общечеловеческих ценностей в собственные ценности конкретного человека, что означает нравственную воспитанность его личности.
Глава I
Основы полководческой деятельности
В вооруженных силах Российской империи полководческая деятельность носила специальный термин – «управление высшим войсковым соединением». Понятие «управление» объединило два термина: военачальник и полководец, которые, несмотря на вполне очевидное сходство в понятийном значении, имели и имеют принципиальное различие. Военачальник – начальствующий, управляющий военною силою. Полководцем называли военачальника, стоящего во главе крупного отряда войск, предназначенного для самостоятельных и широких операций. Наличность стратегических действий являлась (и является) необходимым условием для придания деятельности военачальника полководческой составляющей. Под понятием полководческой способности подразумевали способность военачальника к составлению и исполнению широких оперативных соображений, способность разбираться в сложной обстановке войны и выбирать момент и направление для проявления своей воли. Таким образом, в мирное время в вооруженных силах государства всегда имелось вполне определенное количество военачальников, но из их числа далеко не все при ведении боевых действий проявляли себя как полководцы.
Управление войсковыми соединениями в мирное и в военное время имело разные цели, оставляя в то же время неизменным содержание процесса управления. «В мирное время управлять (командовать) значит воспитывать и обучать войска с целью выработать из них орудие, пригодное для решения всяких задач, которые могут представиться на войне». При этом административно-хозяйственная составляющая деятельности военачальника в рассматриваемый период не входила в данное понятие.
По словам немецкого военного теоретика К. Клаузевица, знания, которые требуются для ведения войны, «крайне просты, так как сосредоточиваются на небольшом количестве предметов и притом охватывают лишь их конечные выводы». Под «простотой» философ войны понимал легкость в познании предметов, составляющих суть войны, для чего, по его мнению (с чем трудно не согласиться), не требуется «аппарата научных формул и выкладок», а необходимы «меткое суждение и талант ясного восприятия». Тем не менее история человечества, несмотря на обилие войн, оставила в памяти потомков лишь крайне ограниченное количество военачальников, достигнувших громких (значимых) побед и ставших широко известными полководцами. К 1899 г. в России в списке «мировых великих полководцев» значилось всего восемь человек: Александр Македонский, Юлий Цезарь, Ганнибал, Густав-Адольф, Тюренн, Фридрих, Наполеон, А. В. Суворов. Это вполне согласуется с выводом того же К. Клаузевица, что применять эти «простые знания» является делом не легким.
Таким образом, управление являлось весьма сложной сферой практической деятельности военного человека, успех в которой достигали лишь избранные, посвятившие всю свою жизнь овладению военной наукой (знаниями) и военным искусством (навыками и умениями).
В исследуемый нами период теория военного управления как составная часть военной науки еще не сложилась. Тем не менее отдельные ее составляющие (принципы, правила, положения и методы) были осмыслены теоретиками военного дела и использовались в тактике. И лишь в начале XX в. военно-теоретические вопросы управления были сформулированы военной наукой в специальном курсе «Служба Генерального штаба», который был разработан профессором академии Н. Н. Головиным и впервые был прочитан в 1911 г. в академии Генерального штаба. Он являлся вспомогательной дисциплиной теории военного искусства и, исходя из общих положений стратегии и тактики и опираясь на опыт новейшей истории того времени, изучал техническую сторону их применения.
Структура военной науки (начало ХХ в.)
Для сравнения отметим, что в настоящее время военная наука включает в себя девять составляющих (теорий), одной из которых является Теория управления вооруженными силами. Она исследует закономерности, принципы и методы работы командования, штабов и других органов по управлению войсками при подготовке к ведению боевых действий (операций), а также по руководству боевой учебой, жизнью и деятельностью войск в мирное и в военное время.
В учебном курсе «Служба Генерального штаба» содержание управленческой деятельности было выражено через функции управления, которые военачальник выполнял совместно с офицерами подчиненного ему штаба. При этом распределение управленческих функций, по воспоминаниям А. И. Деникина, имело достаточно формальный характер и зависело от субъективных факторов, связанных со степенью подготовленности указанных должностных лиц, их волевых качеств и установившихся между ними взаимоотношений.
Как было отмечено выше, алгоритм управления при различии целей в мирное и военное время был одинаков и включал одни и те же управленческие функции: изучение обстановки в целом и анализ наиболее характерных для данной задачи данных; принятие решения; передача его в виде приказаний войскам.
Лаконичность формулировки сути процесса управления в совокупности с утверждением К. Клаузевица о простоте знаний, требуемых на войне, не должна вводить неискушенного человека в заблуждение мнимой легкостью в освоении полководческой деятельности. На самом деле успешная деятельность предполагает наличие огромного запаса знаний в большей степени широких, чем глубоких, подкрепленных умениями, приобретенными в ходе длительной служебной командной (управленческой) деятельности, и волевых качеств.
Объем работы, выполняемой военачальником в ходе подготовки и проведения операции, степень его влияния на ход и исход боевых действий сугубо индивидуальны. Поэтому проанализируем его деятельность в соответствие с тем, как это предписывалось теоретическим курсом «Служба Генерального штаба», рассмотрев функции управления.
Подготовку операции военачальник начинал с изучения обстановки в целом и анализа наиболее характерных для данной задачи данных, которые ему представлял штаб (управление генерал-квартирмейстера), систематизировав всю информацию в удобном для ее рассмотрения виде. На этом этапе управленческой деятельности военачальник должен был ответить на несколько вопросов, первым из которых являлся: какими силами и материальными средствами он располагает?
Это пункт является вполне определенным, и его анализ происходил на основе наиболее достоверной информации. Тем не менее реальная оценка своих сил и возможностей, получение информации о действительном состоянии и местонахождении своих войск – задача достаточно объемная и сложная.
Анализируя свои силы и материальные средства, военачальник должен был оценить:
● степень укомплектованности подчиненных соединений и частей офицерским составом и нижними чинами;
● качество командного состава, которое включало в себя уровень его теоретической и практической подготовки (учитывалось соотношение кадровых офицеров и подготовленных по сокращенной программе военного времени), наличие у него командного опыта в конкретной должности, в том числе боевого, знание им боевых свойств техники и вооружения и умения их применять практически;
● качество нижних чинов (кадровый состав или прибывшие в период мобилизации в составе второочередных соединений и частей, степень их индивидуальной обученности и слаженность в составе подразделений, их национальный состав, волевые качества);
● боевой дух войск, который, в свою очередь, зависел от множества факторов, требующих учета (в каких боях и сражениях перед этим участвовали – успешных или нет, вера в своих командиров и их взаимоотношения, физическое состояние, вызванное периодичностью отвода с передовых позиций для отдыха и т. д.);
● укомплектованность вооружением и боеприпасами;
● техническое состояние вооружения;
● укомплектованность необходимыми техническими средствами;
● наличие в войсках и в базовых магазинах (на складах) запасов, которые потребуются в ходе операции;
● удаленность базовых магазинов от переднего края;
● состояние дорог подвоза и наличие средств доставки;
● наличную сеть связи и ее возможности и др.
Вторым вопросом, решаемым военачальником, являлся анализ местности, на которой планировалась операция. При изучении театра военных действий военачальник анализировал местность как фактор, который может способствовать или препятствовать проведению операции (наличие естественных преград – рек, непроходимых болот; лесистая или гористая местность, оказывающая влияние на боевые действия кавалерии, артиллерии и пехоты; наличие и состояние дорожной сети и др.). При этом учитывалось время года и суток, которые также могли являться «союзником» или «противником» в ходе операции.
Значение местности для ведения боевых действий понимали еще в древности. Древнекитайский полководец и военный теоретик Сунь-Цзы сформулировал пять постоянных факторов военного искусства, одним из которых являлся фактор «земля». По его мнению, это означало «расстояния – малые и большие; открытую местность и узкие проходы; шансы жизни и смерти». О необходимости учитывать местность говорил и А. В. Суворов, давая сыну нравоучения: «…умей пользоваться местоположением…» По мнению К. Клаузевица, чувство местности полководца высокого ранга заключается в способности быстро и верно составить (не упуская из виду особенностей) геометрическое представление о любой местности в пределах обширной области или даже целой страны, уметь на ней хорошо ориентироваться.
С появлением и развитием механических средств передвижения (автомобильного, железнодорожного, воздушного транспорта) они были привлечены к сосредоточению войск как на театре военных действий, так и во время передислокации их в пределах фронта (группы фронтов). Кроме этого, мобильными средствами решались и другие задачи в интересах операций. А это потребовало развития и всей необходимой для эксплуатации механического транспорта инфраструктуры: автомобильных дорог и железнодорожных путей, учебных заведений для подготовки обслуживающего персонала, средств обслуживания, ремонта, хранения и т. д. Следовательно, речь необходимо уже было вести не просто об учете полководцем местности в интересах планируемых операций, но и о подготовке территории государства к вероятной войне (оперативное оборудование территории).
Управление войсковыми соединениями в мирное и в военное время имело разные цели, оставляя в то же время неизменным содержание процесса управления. «В мирное время управлять (командовать) значит воспитывать и обучать войска с целью выработать из них орудие, пригодное для решения всяких задач, которые могут представиться на войне». При этом административно-хозяйственная составляющая деятельности военачальника в рассматриваемый период не входила в данное понятие.
По словам немецкого военного теоретика К. Клаузевица, знания, которые требуются для ведения войны, «крайне просты, так как сосредоточиваются на небольшом количестве предметов и притом охватывают лишь их конечные выводы». Под «простотой» философ войны понимал легкость в познании предметов, составляющих суть войны, для чего, по его мнению (с чем трудно не согласиться), не требуется «аппарата научных формул и выкладок», а необходимы «меткое суждение и талант ясного восприятия». Тем не менее история человечества, несмотря на обилие войн, оставила в памяти потомков лишь крайне ограниченное количество военачальников, достигнувших громких (значимых) побед и ставших широко известными полководцами. К 1899 г. в России в списке «мировых великих полководцев» значилось всего восемь человек: Александр Македонский, Юлий Цезарь, Ганнибал, Густав-Адольф, Тюренн, Фридрих, Наполеон, А. В. Суворов. Это вполне согласуется с выводом того же К. Клаузевица, что применять эти «простые знания» является делом не легким.
Таким образом, управление являлось весьма сложной сферой практической деятельности военного человека, успех в которой достигали лишь избранные, посвятившие всю свою жизнь овладению военной наукой (знаниями) и военным искусством (навыками и умениями).
В исследуемый нами период теория военного управления как составная часть военной науки еще не сложилась. Тем не менее отдельные ее составляющие (принципы, правила, положения и методы) были осмыслены теоретиками военного дела и использовались в тактике. И лишь в начале XX в. военно-теоретические вопросы управления были сформулированы военной наукой в специальном курсе «Служба Генерального штаба», который был разработан профессором академии Н. Н. Головиным и впервые был прочитан в 1911 г. в академии Генерального штаба. Он являлся вспомогательной дисциплиной теории военного искусства и, исходя из общих положений стратегии и тактики и опираясь на опыт новейшей истории того времени, изучал техническую сторону их применения.
Структура военной науки (начало ХХ в.)
Для сравнения отметим, что в настоящее время военная наука включает в себя девять составляющих (теорий), одной из которых является Теория управления вооруженными силами. Она исследует закономерности, принципы и методы работы командования, штабов и других органов по управлению войсками при подготовке к ведению боевых действий (операций), а также по руководству боевой учебой, жизнью и деятельностью войск в мирное и в военное время.
В учебном курсе «Служба Генерального штаба» содержание управленческой деятельности было выражено через функции управления, которые военачальник выполнял совместно с офицерами подчиненного ему штаба. При этом распределение управленческих функций, по воспоминаниям А. И. Деникина, имело достаточно формальный характер и зависело от субъективных факторов, связанных со степенью подготовленности указанных должностных лиц, их волевых качеств и установившихся между ними взаимоотношений.
Как было отмечено выше, алгоритм управления при различии целей в мирное и военное время был одинаков и включал одни и те же управленческие функции: изучение обстановки в целом и анализ наиболее характерных для данной задачи данных; принятие решения; передача его в виде приказаний войскам.
Лаконичность формулировки сути процесса управления в совокупности с утверждением К. Клаузевица о простоте знаний, требуемых на войне, не должна вводить неискушенного человека в заблуждение мнимой легкостью в освоении полководческой деятельности. На самом деле успешная деятельность предполагает наличие огромного запаса знаний в большей степени широких, чем глубоких, подкрепленных умениями, приобретенными в ходе длительной служебной командной (управленческой) деятельности, и волевых качеств.
Объем работы, выполняемой военачальником в ходе подготовки и проведения операции, степень его влияния на ход и исход боевых действий сугубо индивидуальны. Поэтому проанализируем его деятельность в соответствие с тем, как это предписывалось теоретическим курсом «Служба Генерального штаба», рассмотрев функции управления.
Подготовку операции военачальник начинал с изучения обстановки в целом и анализа наиболее характерных для данной задачи данных, которые ему представлял штаб (управление генерал-квартирмейстера), систематизировав всю информацию в удобном для ее рассмотрения виде. На этом этапе управленческой деятельности военачальник должен был ответить на несколько вопросов, первым из которых являлся: какими силами и материальными средствами он располагает?
Это пункт является вполне определенным, и его анализ происходил на основе наиболее достоверной информации. Тем не менее реальная оценка своих сил и возможностей, получение информации о действительном состоянии и местонахождении своих войск – задача достаточно объемная и сложная.
Анализируя свои силы и материальные средства, военачальник должен был оценить:
● степень укомплектованности подчиненных соединений и частей офицерским составом и нижними чинами;
● качество командного состава, которое включало в себя уровень его теоретической и практической подготовки (учитывалось соотношение кадровых офицеров и подготовленных по сокращенной программе военного времени), наличие у него командного опыта в конкретной должности, в том числе боевого, знание им боевых свойств техники и вооружения и умения их применять практически;
● качество нижних чинов (кадровый состав или прибывшие в период мобилизации в составе второочередных соединений и частей, степень их индивидуальной обученности и слаженность в составе подразделений, их национальный состав, волевые качества);
● боевой дух войск, который, в свою очередь, зависел от множества факторов, требующих учета (в каких боях и сражениях перед этим участвовали – успешных или нет, вера в своих командиров и их взаимоотношения, физическое состояние, вызванное периодичностью отвода с передовых позиций для отдыха и т. д.);
● укомплектованность вооружением и боеприпасами;
● техническое состояние вооружения;
● укомплектованность необходимыми техническими средствами;
● наличие в войсках и в базовых магазинах (на складах) запасов, которые потребуются в ходе операции;
● удаленность базовых магазинов от переднего края;
● состояние дорог подвоза и наличие средств доставки;
● наличную сеть связи и ее возможности и др.
Вторым вопросом, решаемым военачальником, являлся анализ местности, на которой планировалась операция. При изучении театра военных действий военачальник анализировал местность как фактор, который может способствовать или препятствовать проведению операции (наличие естественных преград – рек, непроходимых болот; лесистая или гористая местность, оказывающая влияние на боевые действия кавалерии, артиллерии и пехоты; наличие и состояние дорожной сети и др.). При этом учитывалось время года и суток, которые также могли являться «союзником» или «противником» в ходе операции.
Значение местности для ведения боевых действий понимали еще в древности. Древнекитайский полководец и военный теоретик Сунь-Цзы сформулировал пять постоянных факторов военного искусства, одним из которых являлся фактор «земля». По его мнению, это означало «расстояния – малые и большие; открытую местность и узкие проходы; шансы жизни и смерти». О необходимости учитывать местность говорил и А. В. Суворов, давая сыну нравоучения: «…умей пользоваться местоположением…» По мнению К. Клаузевица, чувство местности полководца высокого ранга заключается в способности быстро и верно составить (не упуская из виду особенностей) геометрическое представление о любой местности в пределах обширной области или даже целой страны, уметь на ней хорошо ориентироваться.
С появлением и развитием механических средств передвижения (автомобильного, железнодорожного, воздушного транспорта) они были привлечены к сосредоточению войск как на театре военных действий, так и во время передислокации их в пределах фронта (группы фронтов). Кроме этого, мобильными средствами решались и другие задачи в интересах операций. А это потребовало развития и всей необходимой для эксплуатации механического транспорта инфраструктуры: автомобильных дорог и железнодорожных путей, учебных заведений для подготовки обслуживающего персонала, средств обслуживания, ремонта, хранения и т. д. Следовательно, речь необходимо уже было вести не просто об учете полководцем местности в интересах планируемых операций, но и о подготовке территории государства к вероятной войне (оперативное оборудование территории).