Страница:
Щуплый, маленький Владик приподнялся на цыпочки и зашептал Леньке в самое ухо:
— Это же новенький… Я вижу «гроб с музыкой»!
— И что за глазищи у тебя! Прямо как у кошки! — не то насмешливо, не то с завистью ответил Ленька и, отстранившись от Владика, брезгливо вытер ухо рукавом курточки.
В этот момент «новенький» как раз подошел к членам БОДОПИШа. Высокий Ленька сверху оглядел крепкую, коренастую фигуру Олега и «гроб с музыкой», который тот все еще прижимал к груди. Казалось, он прикрывался черным щитом от возможного нападения Леньки и его друзей.
Вид у Леньки и в самом деле был очень воинственный. Он стал вполоборота, приподнял правое плечо, а голову втянул в плечи, словно боксер, готовый к бою. Худощавое лицо его порозовело, на щеках возле носа выступили капельки пота, а задиристые глаза выражали состояние крайнего напряжения и отчаянного поиска: чем бы уязвить «новенького»?
Олег же спокойно, как ни в чем не бывало опустил свой черный футляр, подошел к двери и стал не спеша откручивать проволоку.
— Почему это репродуктор замолчал? — строгим, начальственным тоном спросил наконец Ленька.
— Испортился, наверное, — не оборачиваясь, ответил Олег.
— Ишь ты, «испортился»! Полчаса поиграл— и уже испортился!..
Тихая Таня дернула Леньку за рукав:
— Пришел в гости — и распоряжаешься?
— Кто пришел в гости?! — шепотом вспылил Ленька. — Я?! Мы?! Это он приехал к нам в гости из другого дома!
Ленька хотел добавить что-то еще, но встретился с твердым, спокойно-насмешливым взглядом Тани и замолчал.
К счастью, в это время Олег совсем раскрутил проволоку, заменявшую замок.
Тактичный и вежливый Фима спросил:
— Можно войти?
— Можно! Заходи! — ответил Ленька, хотя Фима обращался вовсе не к нему.
Ребята вошли в недостроенную комнату с чердачными балками вместо пола, с темным чердачным сводом вместо потолка и с голыми кирпичными стенами.
На самодельном столе, напоминавшем длинный деревянный верстак, возвышался радиоусилитель. По его неказистой верхней «одежде», едва-едва прикрывавшей сложнейшее хитросплетение металлических внутренностей, можно было сразу сказать: усилитель самодельный. Тут же стоял небольшой микрофон, самодельный электропроигрыватель с пластинкой, застывшей на диске. Другие пластинки были горкой сложены в картонную коробку. Любопытно вытянув свою тонкую шейку, глядел в окно электропаяльник. Кусками застывшей лавы валялась на столе канифоль.
Ленька, раскрыв рот, как завороженный склонился над радиоусилителем. На него смотрели серебристые алюминиевые патроны конденсаторов, радиолампы; разноцветные патрончики постоянных сопротивлений с хвостиками проводов; круглые, словно из-под вазелина, коробочки переменных сопротивлений; внушительные катушки трансформаторов…
Придя в себя от первого впечатления, Ленька спросил:
— Ну и что же здесь не в порядке?
— А ты посмотри…— ответил Олег. — Может, лампа барахлит. Или трансформатор пробило…
Ленька с видом знатока оглядел сверкавшие стеклом и серебром внутренности усилителя и укоризненно покачал головой:
— Как же это вы без инструментов живете? Один паяльник торчит — и все…
Тут без инструментов не обойдешься!
Добродушное, круглое лицо Олега не выразило ни замешательства, ни досады.
— Тебе инструменты? Пожалуйста! — с самым невозмутимым видом произнес он.
Наклонился и взвалил на верстак свой громоздкий черный футляр. Покопавшись в потайном кармашке брюк, он достал маленький ключ и открыл совсем крошечный висячий замочек (как видно, собственной конструкции), запиравший футляр.
Олег откинул черную крышку — и Ленька замер от изумления: в глубоком футляре были аккуратно разложены стамески, рубанок, напильники, плоскогубцы, мотки проволоки и даже баночки с гвоздями и шурупами.
— А где же эта самая… виолончель? — тихо спросил Ленька. Все его приятели на миг онемели.
— Чего это у тебя там?.. — прошептал наконец Владик. Только один Олег остался, как всегда, невозмутимым. Он вынул плоскогубцы и, словно не замечая удивления ребят, спросил у Леньки:
— Нужны?.. А лучше орудуй сам. Бери все, что нужно!
— Значит… значит, это не «гроб с музыкой»? Это…
— Оригинальный музыкальный ящик с разными немузыкальными инструментами,подсказал Олег. — В общем, берись за дело!
Ленька слегка порозовел, с недоумением повертел в руках плоскогубцы, еще ниже склонился над усилителем, для чего-то приблизил к нему ухо и поставил твердый диагноз:
— Да, лампа! И трансформатор тоже!
Олег молча подошел к усилителю, проверил адаптерные гнезда, затем включил электропроигрыватель — и вдруг внизу, во дворе, поплыла песня. Та, что часа полтора назад заставила Леньку вскочить с постели.
— Сам? Сам, что ли, выздоровел? — прерывающимся голосом спросил Ленька.
— А чего ему выздоравливать? Он и так был вполне здоров.
— Так, значит… значит, ты…
— Просто хотел узнать, как ты разбираешься в технике. Вот и все.
— Меня? Проверять?! Как разбираюсь? Да уж не хуже тебя!
— Хуже, Леонид! Хуже, если на то пошло, — раздался вдруг сзади спокойный голос Васи Кругляшкина.
Вид у Васи был самый что ни на есть воскресный. Если бы Вася был неодушевленным предметом, про него бы сказали, наверное: «Только что из магазина! Прямо с полочки!» Он был чисто выбрит, в тщательно отглаженном темно-сером костюме и желтых полуботинках, таких блестящих, что они могли посоперничать с новенькими металлическими деталями радиоусилителя.
— Меня тут сперва за вас приняли. Васей назвали, — сообщил Олег.
— Ну да! Потому что ведь ты, Вася, все это сделал? Оборудовал, так сказать!
— Ленька обвел руками длинный деревянный верстак. По праву соседа он называл Васю на «ты».
Вася сдвинул на затылок кепку с коротким козырьком и покачал головой:
— Чужих заслуг присваивать не люблю. Помощником был, не спорю… А главный, если на то пошло, инициатор и исполнитель…
— Да ладно, ладно! Вместе делали! — перебил Олег: Васины похвалы, казалось, были ему неприятны.
Чтобы переменить тему разговора, Фима Трошин неожиданно спросил:
— А кому, интересно, эта комната принадлежала?
— Сами не знаем, — ответил Олег. — И откуда она здесь, на чердаке, эта кирпичная коробка?
— Я узнаю! Сегодня же узнаю! — воскликнул Ленька, которому очень хотелось хоть в чем-то проявить себя и взять реванш.
— Не хвались! Откуда ты можешь узнать? — тихо одернула его Таня.
Но Ленька не хвалился: он действительно мог узнать.
«МАДАМ ЖЕРИ-ВНУЧКА»
ГОВОРИТ СЕДЬМОЙ ЭТАЖ!
— Это же новенький… Я вижу «гроб с музыкой»!
— И что за глазищи у тебя! Прямо как у кошки! — не то насмешливо, не то с завистью ответил Ленька и, отстранившись от Владика, брезгливо вытер ухо рукавом курточки.
В этот момент «новенький» как раз подошел к членам БОДОПИШа. Высокий Ленька сверху оглядел крепкую, коренастую фигуру Олега и «гроб с музыкой», который тот все еще прижимал к груди. Казалось, он прикрывался черным щитом от возможного нападения Леньки и его друзей.
Вид у Леньки и в самом деле был очень воинственный. Он стал вполоборота, приподнял правое плечо, а голову втянул в плечи, словно боксер, готовый к бою. Худощавое лицо его порозовело, на щеках возле носа выступили капельки пота, а задиристые глаза выражали состояние крайнего напряжения и отчаянного поиска: чем бы уязвить «новенького»?
Олег же спокойно, как ни в чем не бывало опустил свой черный футляр, подошел к двери и стал не спеша откручивать проволоку.
— Почему это репродуктор замолчал? — строгим, начальственным тоном спросил наконец Ленька.
— Испортился, наверное, — не оборачиваясь, ответил Олег.
— Ишь ты, «испортился»! Полчаса поиграл— и уже испортился!..
Тихая Таня дернула Леньку за рукав:
— Пришел в гости — и распоряжаешься?
— Кто пришел в гости?! — шепотом вспылил Ленька. — Я?! Мы?! Это он приехал к нам в гости из другого дома!
Ленька хотел добавить что-то еще, но встретился с твердым, спокойно-насмешливым взглядом Тани и замолчал.
К счастью, в это время Олег совсем раскрутил проволоку, заменявшую замок.
Тактичный и вежливый Фима спросил:
— Можно войти?
— Можно! Заходи! — ответил Ленька, хотя Фима обращался вовсе не к нему.
Ребята вошли в недостроенную комнату с чердачными балками вместо пола, с темным чердачным сводом вместо потолка и с голыми кирпичными стенами.
На самодельном столе, напоминавшем длинный деревянный верстак, возвышался радиоусилитель. По его неказистой верхней «одежде», едва-едва прикрывавшей сложнейшее хитросплетение металлических внутренностей, можно было сразу сказать: усилитель самодельный. Тут же стоял небольшой микрофон, самодельный электропроигрыватель с пластинкой, застывшей на диске. Другие пластинки были горкой сложены в картонную коробку. Любопытно вытянув свою тонкую шейку, глядел в окно электропаяльник. Кусками застывшей лавы валялась на столе канифоль.
Ленька, раскрыв рот, как завороженный склонился над радиоусилителем. На него смотрели серебристые алюминиевые патроны конденсаторов, радиолампы; разноцветные патрончики постоянных сопротивлений с хвостиками проводов; круглые, словно из-под вазелина, коробочки переменных сопротивлений; внушительные катушки трансформаторов…
Придя в себя от первого впечатления, Ленька спросил:
— Ну и что же здесь не в порядке?
— А ты посмотри…— ответил Олег. — Может, лампа барахлит. Или трансформатор пробило…
Ленька с видом знатока оглядел сверкавшие стеклом и серебром внутренности усилителя и укоризненно покачал головой:
— Как же это вы без инструментов живете? Один паяльник торчит — и все…
Тут без инструментов не обойдешься!
Добродушное, круглое лицо Олега не выразило ни замешательства, ни досады.
— Тебе инструменты? Пожалуйста! — с самым невозмутимым видом произнес он.
Наклонился и взвалил на верстак свой громоздкий черный футляр. Покопавшись в потайном кармашке брюк, он достал маленький ключ и открыл совсем крошечный висячий замочек (как видно, собственной конструкции), запиравший футляр.
Олег откинул черную крышку — и Ленька замер от изумления: в глубоком футляре были аккуратно разложены стамески, рубанок, напильники, плоскогубцы, мотки проволоки и даже баночки с гвоздями и шурупами.
— А где же эта самая… виолончель? — тихо спросил Ленька. Все его приятели на миг онемели.
— Чего это у тебя там?.. — прошептал наконец Владик. Только один Олег остался, как всегда, невозмутимым. Он вынул плоскогубцы и, словно не замечая удивления ребят, спросил у Леньки:
— Нужны?.. А лучше орудуй сам. Бери все, что нужно!
— Значит… значит, это не «гроб с музыкой»? Это…
— Оригинальный музыкальный ящик с разными немузыкальными инструментами,подсказал Олег. — В общем, берись за дело!
Ленька слегка порозовел, с недоумением повертел в руках плоскогубцы, еще ниже склонился над усилителем, для чего-то приблизил к нему ухо и поставил твердый диагноз:
— Да, лампа! И трансформатор тоже!
Олег молча подошел к усилителю, проверил адаптерные гнезда, затем включил электропроигрыватель — и вдруг внизу, во дворе, поплыла песня. Та, что часа полтора назад заставила Леньку вскочить с постели.
— Сам? Сам, что ли, выздоровел? — прерывающимся голосом спросил Ленька.
— А чего ему выздоравливать? Он и так был вполне здоров.
— Так, значит… значит, ты…
— Просто хотел узнать, как ты разбираешься в технике. Вот и все.
— Меня? Проверять?! Как разбираюсь? Да уж не хуже тебя!
— Хуже, Леонид! Хуже, если на то пошло, — раздался вдруг сзади спокойный голос Васи Кругляшкина.
Вид у Васи был самый что ни на есть воскресный. Если бы Вася был неодушевленным предметом, про него бы сказали, наверное: «Только что из магазина! Прямо с полочки!» Он был чисто выбрит, в тщательно отглаженном темно-сером костюме и желтых полуботинках, таких блестящих, что они могли посоперничать с новенькими металлическими деталями радиоусилителя.
— Меня тут сперва за вас приняли. Васей назвали, — сообщил Олег.
— Ну да! Потому что ведь ты, Вася, все это сделал? Оборудовал, так сказать!
— Ленька обвел руками длинный деревянный верстак. По праву соседа он называл Васю на «ты».
Вася сдвинул на затылок кепку с коротким козырьком и покачал головой:
— Чужих заслуг присваивать не люблю. Помощником был, не спорю… А главный, если на то пошло, инициатор и исполнитель…
— Да ладно, ладно! Вместе делали! — перебил Олег: Васины похвалы, казалось, были ему неприятны.
Чтобы переменить тему разговора, Фима Трошин неожиданно спросил:
— А кому, интересно, эта комната принадлежала?
— Сами не знаем, — ответил Олег. — И откуда она здесь, на чердаке, эта кирпичная коробка?
— Я узнаю! Сегодня же узнаю! — воскликнул Ленька, которому очень хотелось хоть в чем-то проявить себя и взять реванш.
— Не хвались! Откуда ты можешь узнать? — тихо одернула его Таня.
Но Ленька не хвалился: он действительно мог узнать.
«МАДАМ ЖЕРИ-ВНУЧКА»
До революции дом принадлежал акционерному обществу «Мадам Жери и дочь».
Сама мадам давно удрала за границу. А дочь ее долго еще жила на третьем этаже, в квартире номер девять. И занимала в этой квартире всего-навсего одну небольшую комнату, выходившую окнами во двор.
После «Жери-дочки» наследников не осталось, и в комнату ее въехала Калерия Гавриловна Клепальская. Ленька прозвал новую соседку «мадам Жери-внучка».
На двери девятой квартиры, возле круглого серебристого звонка, висела табличка, на которой аккуратно, черной тушью было выведено: «Уткиным — 1 звонок, Кругляшкину — 2 звонка, Митрохиной — 3 звонка». А где-то в стороне зловеще поблескивала маленькая черная кнопочка, и рядом, под целлофановым ограждением, — категорический наказ: «Только Клепальской!» На всех жильцов девятой квартиры приходился один облезлый металлический ящик с дырочками — «Для писем и газет». «Мадам Жери-внучка» отдельного ящика не заводила по той простой причине, что газет она не выписывала и писем ни от кого не получала.
Несколько месяцев в своей жизни Калерия Гавриловна была на «воспитательной работе»— она собрала небольшую группку дошкольников и гуляла с ней по бульвару, обучая малышей французскому языку и хорошим манерам. Когда все ребята уже вполне овладели хорошими манерами, они забросали свою воспитательницу снежками, и группа была распущена. Калерия Гавриловна перешла на работу «в искусство»: она стала продавать театральные билеты.
Всех знаменитых артистов она называла теперь просто по имени, как своих старых знакомых. Она точно знала, у кого из них какой характер и сколько метров жилой площади.
По вечерам она вела долгие разговоры по телефону со своими подругами из других театральных касс:
«А что, если я попрошу у вас „Спящую красавицу“ взамен „Пиковой дамы“? Я обещала одной своей приятельнице „Лебединое озеро“, а достала только „Бахчисарайский фонтан“…» Однажды Калерия Гавриловна принесла Леньке билет на премьеру в Театр юного зрителя. И, если с той поры он когда-нибудь отказывался выполнять ее просьбы (сбегать в магазин, вынести мусорное ведро во двор), «мадам Жери-внучка» восклицала:
«И это благодарность за те культурные удовольствия, которые я тебе доставила?!» Шофер Вася Кругляшкин доказывал, что Калерию Гавриловну не случайно поселили в комнату бывшей домовладелицы:
«У нее самой полно родимых пятен!» Ленька повнимательней пригляделся к новой соседке, но никаких родимых пятен у нее не обнаружил. Зато он нашел целых две бородавки: одну в центре лба, как раз в том самом месте, где у индийских артисток в кино бывает черное пятнышко; а другую — на подбородке.
Тогда шофер Вася объяснил Леньке, что он имел в виду «родимые пятна прошлого», то есть разные пережитки в характере Калерии Гавриловны.
С этим уж трудно было спорить — пережитки действительно были: Калерия Гавриловна любила поворчать, посплетничать и поскандалить на кухне.
В наследство от бывшей домовладелицы ей достались не только «родимые пятна и бородавки прошлого», но еще две толстые книги в кожаных переплетах, пахнущие сыростью и стариной. Ленька знал, что в одной книге был точный список всех бывших жильцов дома, которым мадам Жери-старшая сдавала комнаты и квартиры внаем. А во второй книге был дневник «старшей мадам», в котором было подробно рассказано обо всех деловых операциях акционерного общества.
В последнее время две толстые кожаные книги подпирали кухонный столик «мадам Жери-внучки», который во время своего недавнего передвижения из дальнего угла к окну потерял одну из четырех ножек. Калерия Гавриловна в результате длительных переговоров, конфликтов и прямых агрессивных действий захватила в конце концов самое светлое и удобное место на кухне.
«Я въехала в квартиру позже всех. Я, можно сказать, ваша гостья! — заявляла она. — И вы должны идти мне навстречу!»
Ленька влетел на кухню, когда там уже никого не было: покончив с воскресными обедами, все жильцы отдыхали в комнатах или пошли подышать свежим воздухом.
Лелька подбежал к столику Калерии Гавриловны, присел на корточки и стал вытаскивать старинные книги. Посуда, прикрытая серым кухонным полотенцем, с тихим, зловещим звоном поползла вниз. Ленька еле-еле успел удержать ее.
Тогда он недолго думая поставил круглые горки тарелок и блюдец прямо на пол и легко вытащил книги из-под стола.
Список жильцов, снимавших комнаты у мадам Жери-старшей, был длиннющим.
Каждая страница была пересечена сверху донизу узкими и ровными дорожками граф. И каждая графа имела свое особое назначение: «Фамилия, имя и отчество. Когда прибыл. Когда убыл». Две последние графы очень удивили Леньку: «Благонадежность» и «Особые приметы».
Против фамилии каждого жильца поспешным, деловым почерком домовладелицы было выведено: «Благонадежен» или «Неблагонадежен»; «Надо приглядеть» или «Надо сообщить в полицию»…
В графе «Особые приметы» отмечалось «Состоятелен. Платит вовремя». Или «Несостоятелен. Платит не вовремя». У тех, кто был «несостоятелен» и «платил не вовремя», даты прибытия и убытия отстояли друг от друга на очень небольшом расстоянии: мадам Жери, как видно, любила аккуратность и долгов не прощала.
Сидя на полу, в окружении тарелок и блюдец, Ленька задумался… Ему трудно было представить себе, что весь этот огромный дом, сложенный из мрачного серого гранитного камня, дом, в котором сейчас живут его, Ленькины, приятели, их мамы и папы, бабушки и дедушки — рабочие, инженеры, врачи, учителя, — что весь этот дом принадлежал когда-то всего-навсего двум женщинам-домовладелицам. И они могли выгнать на улицу любого, кто приходился им но по вкусу или у кого не было денег, чтобы уплатить вовремя.
Ленька встал и прошелся по кухне, по широкому старинному коридору. Одна их квартира — и та вон как велика! А сколько в доме таких квартир! И все это было в руках двух человек, всего двух! Конечно, Ленька и раньше читал в книгах о капиталистах, о фабрикантах и о домовладельцах, но сейчас он как-то особенно ясно представил себе, до чего же несправедливо было все устроено в том старом мире, который сейчас вдруг предстал перед ним в виде этих двух толстых книг, пахнущих плесенью!
Ленька вернулся на кухню, снова сел на пол и раскрыл вторую книгу.
«Дневник мадам Жери-старшей» — было написано на первой странице. А ниже, в скобках, добавлено: «Жериковой».
Вот, оказывается, как просто звучала настоящая, не сокращенная на иностранный манер фамилия бывших домовладелиц!
В дневнике мадам Жери-старшая писала только о делах: с кого надо получить, кому еще «накинуть» квартплату и каким способом из одной обыкновенной комнаты сделать две, а то и три…
«Ведь богатая же была, целый дом имела, — рассуждал про себя Ленька, — а все о выгоде думала! И зачем ей нужно было столько денег? Просто понять невозможно!» Сидя на полу, Ленька пожимал своими худыми, острыми плечами, а серые глаза его выражали крайнее удивление: ведь когда у него, у Леньки, в кармане было один или два рубля, он чувствовал себя настоящим богачом. А тут целый дом — и все мало, все мало…
Удивляясь аппетиту бывшей домовладелицы, Ленька листал страницу за страницей…
И вдруг остановился — на странице семьдесят седьмой было написано: «И как же это я такой дурой оказалась: чердак-то у меня стоит пустешенек! Надо бы и там комнат понаделать… Завтра, к полудню, рабочих вызову…» Эта запись была сделана в мае 1917 года. «Понаделать комнат» на чердаке домовладелица так и не смогла. Даже одной комнаты она не успела закончить: осталась пустая кирпичная коробка. Так вот, значит, откуда она!.. Сейчас Ленька помчится во двор и всем докажет, что он вовсе не хвалился, как думает Тихая Таня, что он и в самом деле узнал историю этой таинственной комнаты на чердаке…
— Что это такое? Блюдца на полу? Сервиз на полу! Среди грязи! Среди микробов! — раздался вдруг сзади крик. Ленька обернулся и увидел Калерию Гавриловну.
— Ты что здесь делаешь? Что?!
— Я?.. Я… читаю…
— Он читает! Библиотека на полу! Да как ты посмел?.. Как ты посмел тронуть мою посуду?!
— Я… Мы… Мы хотели починить ваш стол! Ваш столик! Вот я его и осматриваю! — выпалил вдруг Ленька.
— Кто зто «мы»?..
— Ну, мы… БОДОПИШ организует во дворе мастерскую… под таким, знаете, замечательным названием… Ну, под таким названием… «Что сломалось — все починим!» Вот! У вас столик поломался? Да? Вот мы его и починим. И поставим на ноги!
— А книги зачем взял? — с недоверием поинтересовалась Калерия Гавриловна.
— Книги?.. Они же мешали мне столик осматривать, вот я и взял. Ну, и почитал заодно. И такое вычитал! Вот послушайте, Калерия Гавриловна:
"…чердак-то у меня стоит пустешенек!
Надо и там комнат понаделать…" На чердак хотела людей загнать! И одну комнату построила даже. То есть почти построила… Только закончить не успела: революция ей помешала.
— Да уж, они умели хозяйство свое вести! — вздохнула Калерия Гавриловна. — А сейчас эта комната небось пустая стоит? А?..
Глаза Калерии Гавриловны вспыхнули вдруг от какой-то внезапной идеи.
Но Ленька заставил их потухнуть:
— А вот и не пустая! Там будет радиостудия. И мы будем каждый день передачи устраивать. Как вот сегодня утром. Слышали? Настоящие передачи, а не просто пластинки крутить…
— Как сегодня утром?! Каждый день так будет?! — От этой вести Калерия Гавриловна даже слегка покачнулась. — Ну уж, простите! Я вас слушать не буду. Сразу буду выключать!
Ленька хитро улыбнулся:
— Выключать? Для этого вам придется залезать во-он на тот столбик! Видите?
Вы умеете по деревьям лазить?
Калерия Гавриловна выглянула во двор и смерила глазами старый, покосившийся столб с репродуктором, похожим на серебристый колокол, повернутый своим круглым «жерлом» к окну.
Глаза «мадам Жери-внучки» сузились, предвещая грозу, и потому Ленька поспешил вернуться к столику:
— Мы его починим! Вот увидите! И не какие-нибудь протезы, а самые настоящие новые ножки поставим. В нашей мастерской… ну, в этой самой— «Что сломалось— все починим!».
Сама мадам давно удрала за границу. А дочь ее долго еще жила на третьем этаже, в квартире номер девять. И занимала в этой квартире всего-навсего одну небольшую комнату, выходившую окнами во двор.
После «Жери-дочки» наследников не осталось, и в комнату ее въехала Калерия Гавриловна Клепальская. Ленька прозвал новую соседку «мадам Жери-внучка».
На двери девятой квартиры, возле круглого серебристого звонка, висела табличка, на которой аккуратно, черной тушью было выведено: «Уткиным — 1 звонок, Кругляшкину — 2 звонка, Митрохиной — 3 звонка». А где-то в стороне зловеще поблескивала маленькая черная кнопочка, и рядом, под целлофановым ограждением, — категорический наказ: «Только Клепальской!» На всех жильцов девятой квартиры приходился один облезлый металлический ящик с дырочками — «Для писем и газет». «Мадам Жери-внучка» отдельного ящика не заводила по той простой причине, что газет она не выписывала и писем ни от кого не получала.
Несколько месяцев в своей жизни Калерия Гавриловна была на «воспитательной работе»— она собрала небольшую группку дошкольников и гуляла с ней по бульвару, обучая малышей французскому языку и хорошим манерам. Когда все ребята уже вполне овладели хорошими манерами, они забросали свою воспитательницу снежками, и группа была распущена. Калерия Гавриловна перешла на работу «в искусство»: она стала продавать театральные билеты.
Всех знаменитых артистов она называла теперь просто по имени, как своих старых знакомых. Она точно знала, у кого из них какой характер и сколько метров жилой площади.
По вечерам она вела долгие разговоры по телефону со своими подругами из других театральных касс:
«А что, если я попрошу у вас „Спящую красавицу“ взамен „Пиковой дамы“? Я обещала одной своей приятельнице „Лебединое озеро“, а достала только „Бахчисарайский фонтан“…» Однажды Калерия Гавриловна принесла Леньке билет на премьеру в Театр юного зрителя. И, если с той поры он когда-нибудь отказывался выполнять ее просьбы (сбегать в магазин, вынести мусорное ведро во двор), «мадам Жери-внучка» восклицала:
«И это благодарность за те культурные удовольствия, которые я тебе доставила?!» Шофер Вася Кругляшкин доказывал, что Калерию Гавриловну не случайно поселили в комнату бывшей домовладелицы:
«У нее самой полно родимых пятен!» Ленька повнимательней пригляделся к новой соседке, но никаких родимых пятен у нее не обнаружил. Зато он нашел целых две бородавки: одну в центре лба, как раз в том самом месте, где у индийских артисток в кино бывает черное пятнышко; а другую — на подбородке.
Тогда шофер Вася объяснил Леньке, что он имел в виду «родимые пятна прошлого», то есть разные пережитки в характере Калерии Гавриловны.
С этим уж трудно было спорить — пережитки действительно были: Калерия Гавриловна любила поворчать, посплетничать и поскандалить на кухне.
В наследство от бывшей домовладелицы ей достались не только «родимые пятна и бородавки прошлого», но еще две толстые книги в кожаных переплетах, пахнущие сыростью и стариной. Ленька знал, что в одной книге был точный список всех бывших жильцов дома, которым мадам Жери-старшая сдавала комнаты и квартиры внаем. А во второй книге был дневник «старшей мадам», в котором было подробно рассказано обо всех деловых операциях акционерного общества.
В последнее время две толстые кожаные книги подпирали кухонный столик «мадам Жери-внучки», который во время своего недавнего передвижения из дальнего угла к окну потерял одну из четырех ножек. Калерия Гавриловна в результате длительных переговоров, конфликтов и прямых агрессивных действий захватила в конце концов самое светлое и удобное место на кухне.
«Я въехала в квартиру позже всех. Я, можно сказать, ваша гостья! — заявляла она. — И вы должны идти мне навстречу!»
***
Ленька влетел на кухню, когда там уже никого не было: покончив с воскресными обедами, все жильцы отдыхали в комнатах или пошли подышать свежим воздухом.
Лелька подбежал к столику Калерии Гавриловны, присел на корточки и стал вытаскивать старинные книги. Посуда, прикрытая серым кухонным полотенцем, с тихим, зловещим звоном поползла вниз. Ленька еле-еле успел удержать ее.
Тогда он недолго думая поставил круглые горки тарелок и блюдец прямо на пол и легко вытащил книги из-под стола.
Список жильцов, снимавших комнаты у мадам Жери-старшей, был длиннющим.
Каждая страница была пересечена сверху донизу узкими и ровными дорожками граф. И каждая графа имела свое особое назначение: «Фамилия, имя и отчество. Когда прибыл. Когда убыл». Две последние графы очень удивили Леньку: «Благонадежность» и «Особые приметы».
Против фамилии каждого жильца поспешным, деловым почерком домовладелицы было выведено: «Благонадежен» или «Неблагонадежен»; «Надо приглядеть» или «Надо сообщить в полицию»…
В графе «Особые приметы» отмечалось «Состоятелен. Платит вовремя». Или «Несостоятелен. Платит не вовремя». У тех, кто был «несостоятелен» и «платил не вовремя», даты прибытия и убытия отстояли друг от друга на очень небольшом расстоянии: мадам Жери, как видно, любила аккуратность и долгов не прощала.
Сидя на полу, в окружении тарелок и блюдец, Ленька задумался… Ему трудно было представить себе, что весь этот огромный дом, сложенный из мрачного серого гранитного камня, дом, в котором сейчас живут его, Ленькины, приятели, их мамы и папы, бабушки и дедушки — рабочие, инженеры, врачи, учителя, — что весь этот дом принадлежал когда-то всего-навсего двум женщинам-домовладелицам. И они могли выгнать на улицу любого, кто приходился им но по вкусу или у кого не было денег, чтобы уплатить вовремя.
Ленька встал и прошелся по кухне, по широкому старинному коридору. Одна их квартира — и та вон как велика! А сколько в доме таких квартир! И все это было в руках двух человек, всего двух! Конечно, Ленька и раньше читал в книгах о капиталистах, о фабрикантах и о домовладельцах, но сейчас он как-то особенно ясно представил себе, до чего же несправедливо было все устроено в том старом мире, который сейчас вдруг предстал перед ним в виде этих двух толстых книг, пахнущих плесенью!
Ленька вернулся на кухню, снова сел на пол и раскрыл вторую книгу.
«Дневник мадам Жери-старшей» — было написано на первой странице. А ниже, в скобках, добавлено: «Жериковой».
Вот, оказывается, как просто звучала настоящая, не сокращенная на иностранный манер фамилия бывших домовладелиц!
В дневнике мадам Жери-старшая писала только о делах: с кого надо получить, кому еще «накинуть» квартплату и каким способом из одной обыкновенной комнаты сделать две, а то и три…
«Ведь богатая же была, целый дом имела, — рассуждал про себя Ленька, — а все о выгоде думала! И зачем ей нужно было столько денег? Просто понять невозможно!» Сидя на полу, Ленька пожимал своими худыми, острыми плечами, а серые глаза его выражали крайнее удивление: ведь когда у него, у Леньки, в кармане было один или два рубля, он чувствовал себя настоящим богачом. А тут целый дом — и все мало, все мало…
Удивляясь аппетиту бывшей домовладелицы, Ленька листал страницу за страницей…
И вдруг остановился — на странице семьдесят седьмой было написано: «И как же это я такой дурой оказалась: чердак-то у меня стоит пустешенек! Надо бы и там комнат понаделать… Завтра, к полудню, рабочих вызову…» Эта запись была сделана в мае 1917 года. «Понаделать комнат» на чердаке домовладелица так и не смогла. Даже одной комнаты она не успела закончить: осталась пустая кирпичная коробка. Так вот, значит, откуда она!.. Сейчас Ленька помчится во двор и всем докажет, что он вовсе не хвалился, как думает Тихая Таня, что он и в самом деле узнал историю этой таинственной комнаты на чердаке…
— Что это такое? Блюдца на полу? Сервиз на полу! Среди грязи! Среди микробов! — раздался вдруг сзади крик. Ленька обернулся и увидел Калерию Гавриловну.
— Ты что здесь делаешь? Что?!
— Я?.. Я… читаю…
— Он читает! Библиотека на полу! Да как ты посмел?.. Как ты посмел тронуть мою посуду?!
— Я… Мы… Мы хотели починить ваш стол! Ваш столик! Вот я его и осматриваю! — выпалил вдруг Ленька.
— Кто зто «мы»?..
— Ну, мы… БОДОПИШ организует во дворе мастерскую… под таким, знаете, замечательным названием… Ну, под таким названием… «Что сломалось — все починим!» Вот! У вас столик поломался? Да? Вот мы его и починим. И поставим на ноги!
— А книги зачем взял? — с недоверием поинтересовалась Калерия Гавриловна.
— Книги?.. Они же мешали мне столик осматривать, вот я и взял. Ну, и почитал заодно. И такое вычитал! Вот послушайте, Калерия Гавриловна:
"…чердак-то у меня стоит пустешенек!
Надо и там комнат понаделать…" На чердак хотела людей загнать! И одну комнату построила даже. То есть почти построила… Только закончить не успела: революция ей помешала.
— Да уж, они умели хозяйство свое вести! — вздохнула Калерия Гавриловна. — А сейчас эта комната небось пустая стоит? А?..
Глаза Калерии Гавриловны вспыхнули вдруг от какой-то внезапной идеи.
Но Ленька заставил их потухнуть:
— А вот и не пустая! Там будет радиостудия. И мы будем каждый день передачи устраивать. Как вот сегодня утром. Слышали? Настоящие передачи, а не просто пластинки крутить…
— Как сегодня утром?! Каждый день так будет?! — От этой вести Калерия Гавриловна даже слегка покачнулась. — Ну уж, простите! Я вас слушать не буду. Сразу буду выключать!
Ленька хитро улыбнулся:
— Выключать? Для этого вам придется залезать во-он на тот столбик! Видите?
Вы умеете по деревьям лазить?
Калерия Гавриловна выглянула во двор и смерила глазами старый, покосившийся столб с репродуктором, похожим на серебристый колокол, повернутый своим круглым «жерлом» к окну.
Глаза «мадам Жери-внучки» сузились, предвещая грозу, и потому Ленька поспешил вернуться к столику:
— Мы его починим! Вот увидите! И не какие-нибудь протезы, а самые настоящие новые ножки поставим. В нашей мастерской… ну, в этой самой— «Что сломалось— все починим!».
ГОВОРИТ СЕДЬМОЙ ЭТАЖ!
Ленька чувствовал себя настоящим следопытом. Захлебываясь от восторга, он рассказывал друзьям историю, в каждое слово которой сам искренне верил:
— Положение было очень трудное: на кухне все время соседи, Да и вполне понятно: воскресенье! Долго я ждал подходящего момента, и вот наконец все ушли… Но надолго ли? Неизвестно! В моем распоряжении было всего несколько минут. Но я рискнул. Подошел к столу «мадам Жери-внучки» и вытащил из-под него две толстенные кожаные книги. Чуть прямо не надорвался. Стол тяжеленный: продукты, мясорубки, кастрюли… Только я, значит, вытащил книжки, стол наклонился, и вся посуда зазвенела, поехала вниз. Я прямо как фокусник какой-нибудь — одной рукой придерживаю посуду, а другой листаю книгу. Чует мое сердце, что где-то здесь должно быть написано про чердак! А почерк — ужасный, ни одного слова не разберешь. И вполне понятно: домовладелица! Нарочно так писала, чтобы простые люди разобрать не могли…
Наконец нахожу нужную запись! И тут… на кухне появляется Клепальская! Как она закричит! Как в обморок кувырнется!.. Я одной рукой посуду придерживаю, другой ее обмахиваю — в чувство привожу, а глазами продолжаю по строчкам шнырять и все до конца дочитываю!.. Узнаю историю зтой таинственной комнаты! «Жери-внучка» скандалит…
— Так она же в обморок упала? — подала вдруг голос Тихая Таня.
— Сперва упала, а потом… поднялась! Пришла в себя! И как закричит: «Что ты с моим столом делаешь? Сейчас я милицию позову!» И тут вдруг меня осенило. При чем, говорю, здесь милиция? Я же помочь вам хочу. Столик ваш осматриваю… Мы его починить собираемся. Мастерскую во дворе открываем! И прямо с ходу такое смешное название этой мастерской придумал: «Что сломалось — все починим!». Представляете себе — поверила!..
— Почему же смешное название? — опять перебила Тихая Таня. — Ничего нет смешного. Может, и правда такую мастерскую открыть?
— Так я ведь и хотел! — тут же, не задумываясь, подхватил Ленька. — Я давно хотел! Конечно, надо открыть такую мастерскую. Я же не случайно об этом «Жери-внучке» сказал. Я уже все обдумал. Давным-давно!.. — Ленька забегал по чердаку. — Значит, так!.. Мастерская называется «Что сломалось— все починим!». Ее можно прямо во дворе, в сарае, устроить. И все жильцы будут приносить нам старые, поломанные керосинки, примусы…
— У нас в доме газ, — тихо сообщила Таня.
— Ну, тогда чайники, электроприборы всякие… Они ведь, слава богу, часто ломаются. И работа у нас будет всегда! В самой первой радиопередаче объявим об этом. На весь двор!
— В какой радиопередаче? — спросил Олег, который, взобравшись на деревянный стол-верстак, приколачивал белые ролики для электропроводки к толстой и круглой чердачной балке.
Шофер Вася Кругляшкин еще до прихода Леньки предложил «раз и навсегда покончить с мрачной обстановкой на чердаке» и превратить черный ход в «светлый ход». Сам Вася отправился домой за электропроводкой. А Фима Трошин обещал достать дома лампочки — отец его работал электромонтером.
— Сегодня он мне все даст: и лампочки, и даже белый абажур достанет,сказал Фима.
— Ну да, потому что провинился! Напился опять! Я сам видел! — затараторил Владик.
Худенький Фима вплотную подошел к нему:
— Не твое дело, понял?
— Я ведь просто так… Мне ведь тебя жалко, — пролепетал Владик, которому худенький Фима показался вдруг широкоплечим силачом.
— Я в твоей жалости не нуждаюсь!.. Сплетник! — ясно выговаривая каждое слово, произнес Фима. И пошел вниз за лампочками.
Все это произошло минут пятнадцать назад. И сейчас на чердаке остались четверо: Ленька, Олег, Владик и Тихая Таня.
— Ты ничего про передачи не слышал? У-у, мы такое дело придумали! — таинственно произнес Ленька, отвечая Олегу. — Держись за балку, а то со стола свалишься. Свою радиостудию откроем! Здесь, на чердаке!
— Все Леня придумал! Сам придумал! Здорово, а?.. Это вам не пластинки запускать! — торопливо вставил Владик. Олег спрыгнул со стола:
— Кажется, стоящее дело… Каждый день радиопередачи?
— Каждый день! — Ленька вновь забегал по чердаку. — И все по-настоящему! Как на взрослом радио: там «Последние известия» — и у нас «Последние известия», там лекции — и у нас лекции, там отвечают на вопросы радиослушателей — и мы будем отвечать!
— Так уж обезьянничать не обязательно, — возразил Олег.
— А мы будем кое-что менять, по-своему делать. Ну вот, к примеру, там «Последние известия», а у нас будут «Самые последние известия», там бывают передачи «В последний час», а у нас будут «В последнюю секунду». Или вот еще… По радио или по телевидению — точно уж не помню! — бывают такие передачи: «Для вас, студенты!», «Для вас, молодежь!», «Для вас, пионеры!» А у нас в доме еще и много пенсионеров живет…
— Моя бабушка — пенсионерка, — подтвердил Олег.
— Вот мы и устроим свою передачу. Там, значит, «Для вас, пионеры!», а у нас будет «Для вас, пенсионеры!» — А можно еще проверку времени устраивать, — предложил Владик. — По радио каждый час проверяют, а мы будем каждые полчаса!
— Ты ска-ажешь! — отмахнулся Ленька. — Каждые полчаса на чердак лазить! Еще какой-нибудь порок сердца заработаешь!
— Ну, тогда давайте настройку инструментов устраивать, — не унимался Владик. — Как по настоящему радио!
— Слушать тебя противно! — накинулся на него Ленька. — Ну, кому нужна эта настройка? Олег, что ли, будет по нашим передачам свою бандуру настраивать?
А между прочим, где она у тебя?..
— Лежит… Отдыхает в одном месте.
— Ну не хочешь говорить — не надо. Давайте дальше про передачи…
— Мне кажется, хорошо бы устроить «Беседы с родителями», — предложила вдруг Таня. — А то они с нами каждый день беседуют, а мы с ними… В общем, это хорошо было бы!
— Хорошо! Посмотрим! — руководящим тоном произнес Ленька. — Еще какие предложения?
— А я вот что думаю…— не спеша, задумчиво, как бы советуясь сам с собой, произнес Олег. — Мы ведь и высмеивать всякие недостатки тоже можем. Будут у нас, к примеру, в каждой квартире свои корреспонденты и пусть обо всем сообщают. Что хорошо — хвалить будем, а что плохо… -…высмеивать! — подхватил Ленька. — Выжигать… как это пишут в газетах,
«огнем сатиры»! Разные отсталые элементы перевоспитывать будем. У которых ость эти самые «родимые пятна прошлого». Нашу «мадам Жери-внучку», например. Или Фимкиного отца…
— Ти-ише-е! Тише ты!.. — Владик прижал палец к губам и огляделся по сторонам. — Тут без тебя такое было! Фимка этого не любит… Понял? Защищает отца!
— Приятельские отношения! — воскликнул Ленька. — Как он может защищать пережитки? А мы его и не спросим даже. Перевоспитаем папочку, высмеем его как следует — сам же потом в ножки поклонится, спасибо скажет! Та-ак…
— Я хочу поддержать Олега насчет корреспондентов, — сказала Тихая Таня.Пусть в каждой квартире будут.
— Ну конечно! — подхватил Ленька. — Я уже давно об этом думал: радиопосты, так сказать. Вот я, например, буду в девятой квартире, Владик — в тридцать шестой, ты, Таня, — в тринадцатой…
— А Олег? — спросила Таня.
— Олег?.. Что-то ты о нем все время беспокоишься? И Олег тоже будет. В своей, в семнадцатой, квартире. И остальных ребят распределим. Ох, и бояться же нас будут! Чуть что — пожалуйте в эфирчик!
Ленька потер руки от удовольствия.
— Что ж мы, чучела какие-нибудь, чтобы нас боялись? — Олег наклонил свою круглую белесую голову. — Пусть к нам за помощью приходят— это другое дело.
А то — «бояться»!
— Да я не в том смысле! — спохватился Лепька. — Нас плохие ребята будут бояться. Для хороших людей мы будем первые помощники, а для плохих — гроза!
Олег снова опустил голову: он не любил громких слов.
Когда шофер Вася и Фима Трошин, нагруженные электропроводами и лампами, вернулись на чердак, все вопросы о ближайших радиопередачах были уже решены. Оставалось только распределить обязанности.
Но это оказалось не так легко: Ленька хотел захватить все должности и посты. Сперва ему очень захотелось быть диктором. Он ясно представлял себе, как весь двор и весь дом слушают его голос и все думают: «А кто бы это мог быть?» Даже родная мама не сразу узнает его… И вдруг в конце передачи он торжественно объявляет: «Вел передачу Леонид Уткин!» Ленька уже было выхлопотал себе звание «главного диктора», но тут, как всегда неожиданно, в разговор вмешалась Тихая Таня и преспокойно заявила:
— Ты не можешь быть диктором: у тебя голос ломается. Ты очень часто пускаешь петуха.
— Что-о? Мой голос?! Какого петуха?! — вскипел Ленька.
— Пожалуйста, не ори… У всех мальчишек в твоем возрасте ломается голос. И никто из вас не может быть диктором.
— Положение было очень трудное: на кухне все время соседи, Да и вполне понятно: воскресенье! Долго я ждал подходящего момента, и вот наконец все ушли… Но надолго ли? Неизвестно! В моем распоряжении было всего несколько минут. Но я рискнул. Подошел к столу «мадам Жери-внучки» и вытащил из-под него две толстенные кожаные книги. Чуть прямо не надорвался. Стол тяжеленный: продукты, мясорубки, кастрюли… Только я, значит, вытащил книжки, стол наклонился, и вся посуда зазвенела, поехала вниз. Я прямо как фокусник какой-нибудь — одной рукой придерживаю посуду, а другой листаю книгу. Чует мое сердце, что где-то здесь должно быть написано про чердак! А почерк — ужасный, ни одного слова не разберешь. И вполне понятно: домовладелица! Нарочно так писала, чтобы простые люди разобрать не могли…
Наконец нахожу нужную запись! И тут… на кухне появляется Клепальская! Как она закричит! Как в обморок кувырнется!.. Я одной рукой посуду придерживаю, другой ее обмахиваю — в чувство привожу, а глазами продолжаю по строчкам шнырять и все до конца дочитываю!.. Узнаю историю зтой таинственной комнаты! «Жери-внучка» скандалит…
— Так она же в обморок упала? — подала вдруг голос Тихая Таня.
— Сперва упала, а потом… поднялась! Пришла в себя! И как закричит: «Что ты с моим столом делаешь? Сейчас я милицию позову!» И тут вдруг меня осенило. При чем, говорю, здесь милиция? Я же помочь вам хочу. Столик ваш осматриваю… Мы его починить собираемся. Мастерскую во дворе открываем! И прямо с ходу такое смешное название этой мастерской придумал: «Что сломалось — все починим!». Представляете себе — поверила!..
— Почему же смешное название? — опять перебила Тихая Таня. — Ничего нет смешного. Может, и правда такую мастерскую открыть?
— Так я ведь и хотел! — тут же, не задумываясь, подхватил Ленька. — Я давно хотел! Конечно, надо открыть такую мастерскую. Я же не случайно об этом «Жери-внучке» сказал. Я уже все обдумал. Давным-давно!.. — Ленька забегал по чердаку. — Значит, так!.. Мастерская называется «Что сломалось— все починим!». Ее можно прямо во дворе, в сарае, устроить. И все жильцы будут приносить нам старые, поломанные керосинки, примусы…
— У нас в доме газ, — тихо сообщила Таня.
— Ну, тогда чайники, электроприборы всякие… Они ведь, слава богу, часто ломаются. И работа у нас будет всегда! В самой первой радиопередаче объявим об этом. На весь двор!
— В какой радиопередаче? — спросил Олег, который, взобравшись на деревянный стол-верстак, приколачивал белые ролики для электропроводки к толстой и круглой чердачной балке.
Шофер Вася Кругляшкин еще до прихода Леньки предложил «раз и навсегда покончить с мрачной обстановкой на чердаке» и превратить черный ход в «светлый ход». Сам Вася отправился домой за электропроводкой. А Фима Трошин обещал достать дома лампочки — отец его работал электромонтером.
— Сегодня он мне все даст: и лампочки, и даже белый абажур достанет,сказал Фима.
— Ну да, потому что провинился! Напился опять! Я сам видел! — затараторил Владик.
Худенький Фима вплотную подошел к нему:
— Не твое дело, понял?
— Я ведь просто так… Мне ведь тебя жалко, — пролепетал Владик, которому худенький Фима показался вдруг широкоплечим силачом.
— Я в твоей жалости не нуждаюсь!.. Сплетник! — ясно выговаривая каждое слово, произнес Фима. И пошел вниз за лампочками.
Все это произошло минут пятнадцать назад. И сейчас на чердаке остались четверо: Ленька, Олег, Владик и Тихая Таня.
— Ты ничего про передачи не слышал? У-у, мы такое дело придумали! — таинственно произнес Ленька, отвечая Олегу. — Держись за балку, а то со стола свалишься. Свою радиостудию откроем! Здесь, на чердаке!
— Все Леня придумал! Сам придумал! Здорово, а?.. Это вам не пластинки запускать! — торопливо вставил Владик. Олег спрыгнул со стола:
— Кажется, стоящее дело… Каждый день радиопередачи?
— Каждый день! — Ленька вновь забегал по чердаку. — И все по-настоящему! Как на взрослом радио: там «Последние известия» — и у нас «Последние известия», там лекции — и у нас лекции, там отвечают на вопросы радиослушателей — и мы будем отвечать!
— Так уж обезьянничать не обязательно, — возразил Олег.
— А мы будем кое-что менять, по-своему делать. Ну вот, к примеру, там «Последние известия», а у нас будут «Самые последние известия», там бывают передачи «В последний час», а у нас будут «В последнюю секунду». Или вот еще… По радио или по телевидению — точно уж не помню! — бывают такие передачи: «Для вас, студенты!», «Для вас, молодежь!», «Для вас, пионеры!» А у нас в доме еще и много пенсионеров живет…
— Моя бабушка — пенсионерка, — подтвердил Олег.
— Вот мы и устроим свою передачу. Там, значит, «Для вас, пионеры!», а у нас будет «Для вас, пенсионеры!» — А можно еще проверку времени устраивать, — предложил Владик. — По радио каждый час проверяют, а мы будем каждые полчаса!
— Ты ска-ажешь! — отмахнулся Ленька. — Каждые полчаса на чердак лазить! Еще какой-нибудь порок сердца заработаешь!
— Ну, тогда давайте настройку инструментов устраивать, — не унимался Владик. — Как по настоящему радио!
— Слушать тебя противно! — накинулся на него Ленька. — Ну, кому нужна эта настройка? Олег, что ли, будет по нашим передачам свою бандуру настраивать?
А между прочим, где она у тебя?..
— Лежит… Отдыхает в одном месте.
— Ну не хочешь говорить — не надо. Давайте дальше про передачи…
— Мне кажется, хорошо бы устроить «Беседы с родителями», — предложила вдруг Таня. — А то они с нами каждый день беседуют, а мы с ними… В общем, это хорошо было бы!
— Хорошо! Посмотрим! — руководящим тоном произнес Ленька. — Еще какие предложения?
— А я вот что думаю…— не спеша, задумчиво, как бы советуясь сам с собой, произнес Олег. — Мы ведь и высмеивать всякие недостатки тоже можем. Будут у нас, к примеру, в каждой квартире свои корреспонденты и пусть обо всем сообщают. Что хорошо — хвалить будем, а что плохо… -…высмеивать! — подхватил Ленька. — Выжигать… как это пишут в газетах,
«огнем сатиры»! Разные отсталые элементы перевоспитывать будем. У которых ость эти самые «родимые пятна прошлого». Нашу «мадам Жери-внучку», например. Или Фимкиного отца…
— Ти-ише-е! Тише ты!.. — Владик прижал палец к губам и огляделся по сторонам. — Тут без тебя такое было! Фимка этого не любит… Понял? Защищает отца!
— Приятельские отношения! — воскликнул Ленька. — Как он может защищать пережитки? А мы его и не спросим даже. Перевоспитаем папочку, высмеем его как следует — сам же потом в ножки поклонится, спасибо скажет! Та-ак…
— Я хочу поддержать Олега насчет корреспондентов, — сказала Тихая Таня.Пусть в каждой квартире будут.
— Ну конечно! — подхватил Ленька. — Я уже давно об этом думал: радиопосты, так сказать. Вот я, например, буду в девятой квартире, Владик — в тридцать шестой, ты, Таня, — в тринадцатой…
— А Олег? — спросила Таня.
— Олег?.. Что-то ты о нем все время беспокоишься? И Олег тоже будет. В своей, в семнадцатой, квартире. И остальных ребят распределим. Ох, и бояться же нас будут! Чуть что — пожалуйте в эфирчик!
Ленька потер руки от удовольствия.
— Что ж мы, чучела какие-нибудь, чтобы нас боялись? — Олег наклонил свою круглую белесую голову. — Пусть к нам за помощью приходят— это другое дело.
А то — «бояться»!
— Да я не в том смысле! — спохватился Лепька. — Нас плохие ребята будут бояться. Для хороших людей мы будем первые помощники, а для плохих — гроза!
Олег снова опустил голову: он не любил громких слов.
Когда шофер Вася и Фима Трошин, нагруженные электропроводами и лампами, вернулись на чердак, все вопросы о ближайших радиопередачах были уже решены. Оставалось только распределить обязанности.
Но это оказалось не так легко: Ленька хотел захватить все должности и посты. Сперва ему очень захотелось быть диктором. Он ясно представлял себе, как весь двор и весь дом слушают его голос и все думают: «А кто бы это мог быть?» Даже родная мама не сразу узнает его… И вдруг в конце передачи он торжественно объявляет: «Вел передачу Леонид Уткин!» Ленька уже было выхлопотал себе звание «главного диктора», но тут, как всегда неожиданно, в разговор вмешалась Тихая Таня и преспокойно заявила:
— Ты не можешь быть диктором: у тебя голос ломается. Ты очень часто пускаешь петуха.
— Что-о? Мой голос?! Какого петуха?! — вскипел Ленька.
— Пожалуйста, не ори… У всех мальчишек в твоем возрасте ломается голос. И никто из вас не может быть диктором.