Алексин Анатолий Георгиевич. Говорит седьмой этаж

   — Ага! — злорадно воскликнула Тихая Таня. — Наш Ленечка уже устроился: эксплуатирует наемную рабочую силу!
   — Да что вы, ребята! Я просто…— растерялся Ленька.
   — Ведь было же русским языком сказано, что неопытных, не прошедших курс обучения не допускать! — уже спокойным, деловым голосом наставительно произнесла Таня.
   Гордая Лида презрительно взглянула на Таню:
   — Мы с Гариком два раза сами ремонтировали свою комнату. Вместе с мамой…
   Так что, пожалуйста, не беспокойся.
   — И потом, я… я передал им свой опыт, — промямлил Ленька. Но потом вдруг воспрянул духом: — И вообще, сами же вы говорили: «Надо всех приобщать к общественно полезному труду!» Вот я и приобщаю! Весь свой этаж приобщаю!
   Таня осуждающе оглядела Леньку с головы до ног и тут заметила у него в руке узкий синий билетик:
   — А это что такое?
   По праву представителя «отдела технического контроля» она взяла билет, перевернула его:
   — Ага, все ясно: сам собрался развлекаться, а другие за него будут работать! Олег вот в семь часов поднялся — и все уже на своем этаже сделал!
   А ты…
   — А что я?.. Я вот на свои деньги купил билет, чтобы вручить его как премию, тому, кто первый закончит! Значит, Олегу! Получай, пожалуйста, Олег, заслуженную тобой награду! Мне не жалко… И скорей беги: через пять минут начинается.
   Вот!.. Вот что я придумал! Плохо, а?
   Все это Ленька выпалил одним духом, сам еще толком не понимая, хороша или плоха его выдумка.
   — Это ты очень хорошо придумал, — первым поддержал Леньку добрый Гарик, свесившись со стремянки.
   Ленька сунул билет в руку растерявшемуся Олегу и гордо воскликнул:
   — Что?! Неплохая идея?!
   — Кажется, первая, которую ты не перехватил на ходу у Тани, — неожиданно съехидничал всегда скромный и застенчивый Фима Трошин.
   ДПОЛиТ ШМЕЛЯ" Бабушка Олега прислала письмо на чердак.
   "Большое спасибо вам, юные друзья, за вашу заботу о ветеранах труда! — писала бабушка. — Не забываете вы о нас, стариках! А о молодых вы иногда, к сожалению, забываете. И, в частности, о молодых дарованиях! А ведь они есть! И живут в нашем доме. Недалеко за примером ходить: живет на первом этаже юный виолончелист Олег Брянцев. Почему же мы не слышим по радио его виолончели? А она может и должна зазвучать! Надеюсь, что мое письмо не останется без внимания!
   Одна пенсионерка".
   Это было первое письмо от «взрослой радиослушательницы», и на него нельзя было не ответить. На чердаке срочно был созван совет.
   — Какие будут предложения? — на правах «самого главного» спросил Ленька.
   Владик ехидно хихикнул:
   — А вот пусть Олег и поиграет… для своей бабуси… Такую, знаете, песенку — старую, но только с новыми словами: «Жил-был у бабушки внук музыкальный!» — Ты бы помолчал немного, — оторвавшись от книги, произнесла Тихая Таня и вновь склонилась над страницей.
   Олег, смущенный и растерянный, стоял в стороне, прислонившись к деревянному столу-верстаку: «Что теперь делать? Как объяснить бабушке?.. Да, хитрости до добра не доводят! И вот все эти ребята должны теперь из-за него что-то выдумывать!» Олег вдруг решительно махнул своей большой, круглой головой, словно сердито боднул воздух:
   — Пойду и скажу ей всю правду!
   — Правильно! — сразу поддержал его Фима Трошин. Шофер Вася Кругляшкин стоял у окна и, казалось не слушая ребят, с интересом разглядывал провода, тянувшиеся вниз — к старому деревянному столбу. Но, когда Олег самым решительным жестом подтянул пояс и с видом «была не была!» направился к двери, Вася быстрыми шагами нагнал его и остановил:
   — Постой-ка, Олежка! Мы, если уж на то пошло, устроим концерт для твоей бабушки. И виолончель зазвучит! Сегодня же вечером. У кого-нибудь есть пластинки с записью виолончели, а?
   — У нас дома есть, конечно…— нерешительно, не понимая еще, что именно задумал шофер Вася, ответил Олег.
   — Нет, ваши пластинки не нужны: бабушка их наизусть знает. А еще у кого-нибудь есть?
   — Я поищу, — ответила Таня.
   — И я посмотрю, — пообещал Лева Груздев.
   — Вот и приносите к восьми часам. Я сам сегодня поведу передачу, если уж на то пошло. А сейчас объявим…
   Вася подошел к усилителю, включил его и каким-то не своим голосом произнес в микрофон:
   — Внимание! Внимание! Говорит седьмой этаж! Только что мы получили письмо от «одной пенсионерки». Она упрекает нас за то, что мы проходим мимо творчества своих местных юных дарований. Сегодня вечером мы исправим эту ошибку. Мы покажем вам творчество Олега Брянцева! Слушайте наши радиопередачи!
   Вася выключил микрофон и взглянул па удивленные лица своих юных приятелей.
   — Как же это? Зачем?.. — тихо, с укором произнес Олег.
   — Все будет в полном порядке! — Вася хлопнул его по плечу. — Тащите музыкальные пластинки! А там все поймете! Я вас не подведу!
 

***

 
   До вечера бабушка успела побывать во всех квартирах, где жили ее знакомые:
   — Вы слышали, сегодня вечером будет «показ творчества» моего внука! Так прямо и объявили: «Мы покажем вам творчество Олега Брянцева»! Обязательно послушайте, обязательно!
   «Только бы не пошел дождь! — с волнением думала бабушка, выглядывая на улицу и поднимая глаза к небесам. — А то все сорвется… Все закроют окна и ничего не услышат! И в садик никто не придет!» Но погода была за бабушку. Солнце, которое весь день скрывалось в тучах, к вечеру, уже уходя на покой, прощально позолотило крышу, и окна, и молодые майские кроны деревьев…
   Бабушкина реклама сыграла свою роль: к восьми часам вечера все лавочки во дворе были заняты и почти из всех окон высовывались лица радиослушателей.
   Сама бабушка расположилась в центре двора, у садового столика. Она надела свое лучшее платье, замысловатые старинные серьги и вообще выглядела именинницей.
   А на «седьмом этаже» шла подготовка к передаче. Никто из ребят еще не понимал, что именно затеял шофер Вася Кругляшкин.
   Солидный Лева Груздев, любитель шахмат и музыки, принес долгоиграющую пластинку.
   — Это концерт для виолончели с оркестром в четырех частях, — сообщил он.
   — С оркестром не подойдет! — сказал Вася. И отложил пластинку в сторону. — У нас ведь здесь нет оркестра…
   — Как это «у нас здесь»? — не понял Лева. Но Вася ничего не ответил. Он взял в руки другую пластинку, которую принесла Тихая Таня.
   — «Полет шмеля» из оперы Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане»,прочитал Вася. — Это, кажется, одна чистая виолончель, да? Без всякого сопровождения?
   — Без всякого! — подтвердила Таня.
   — И очень хорошо! У нас ведь тут нет никакого сопровождения.
   Фима Трошин первый разгадал Васин замысел.
   — Ведь это же нечестно, — тихо сказал он. — Это же обман!
   — Я не хочу! — твердо сказал Олег. Вася лукаво подмигнул им обоим: дескать, успокойте свои нервы.
   — Обмана не будет! — весело заверил Вася. — Прошу тишину! Пластинку на диск!
   Включаю микрофон!..
   Тихая Таня послушно положила пластинку на диск самодельного электропроигрывателя.
   — Внимание! Внимание! Говорит седьмой этаж! — начал Вася. — Двадцать часов ноль-ноль минут по местному времени! Начинаем нашу очередную радиопередачу!
   Сегодня мы покажем вам творчество юного жильца нашего дома Олега Брянцева, из квартиры номер семнадцать. Слушайте «Полет шмеля» из известной вам оперы Римского-Корсакова!..
   И вот быстрым сказочным шмелем закружились, зажужжали по двору виртуозные звуки виолончели.
   — Это все-таки нехорошо… нечестно получается…— шепотом произнес Фима Трошин.
   — Да уж, такую славу создавать! — с затаенной завистью шепотом поддержал его Ленька. — Чужим смычком жар загребать!
   — Ефим! Леонид! — с веселой усмешкой прошептал шофер Вася. — Все будет честно-благородно. И никаких чужих смычков! Соблюдайте спокойствие: микрофон включен!
   — И пусть включен! А я выключу! — неожиданно вспылил Олег. — Это же самый настоящий обман! Фима прав!..
   Вася расширил зрачки и трагическим голосом произнес:
   — Ты мне не доверяешь?! Дайте дослушать музыкальную классику в тишине!
   Ребята притихли. А шмель кружил по двору, то долетая до самого чердака, то спускаясь вниз — к садовому столику, к гордой и не верящей своим ушам Анне Степановне.
   Но вот виолончель умолкла. Ее сменил голос шофера Васи:
   — Мы обещали показать вам творчество Олега Брянцева. И показали его! «Полет шмеля» передавался благодаря радиоусилителю, который смонтировал Олег Брянцев; по проводам, которые он протягивал; через динамик и репродуктор, которые он устанавливал во дворе… Итак, вы увидели творчество Олега. И блестящие результаты этого творчества! Дорогая Анна Степановна, бабушка Олега, вы можете сегодня гордиться своим внуком! Вы хотели, чтобы он любил свой инструмент? Он и любит инструмент, а вернее даже сказать — инструменты: напильники, паяльники, рубанки — добрые рабочие инструменты! И мы уверены, что вы искренне радуетесь этому! Ну, а сам музыкальный номер исполнял лауреат Всесоюзного конкурса…
 

ЭХ ТЫ, ВОСПИТАТЕЛЬ!..

   В двадцать часов ноль-ноль минут в репродукторе что-то зашуршало, задвигалось, зашелестело. Жильцы дома ожидали услышать голос, который обычно начинал радиопередачи: «Внимание! Внимание! Говорит седьмой этаж!..» Но вместо этого они услышали целых два голоса, которые спорили друг с другом.
   — Ты этого не сделаешь! — говорила Тихая Таня.
   — Что хочу, то и сделаю: я — главный! — шепотом возражал ей Ленька.
   — Нет, не сделаешь! Я выключу микрофон!
   — Только попробуй!
   Таня, как видно, попробовала, и репродуктор замолчал. Потом он вновь ожил — и чей-то третий голос сообщил:
   — По техническим причинам передачи начнутся через полчаса. Извините, пожалуйста!..
   Полчаса ссорились на «седьмом этаже» Таня и Ленька.
   — С пьянством надо бороться! — упрямо твердил Ленька.
   — Правильно, надо. Но он не пьяница, — спокойно отвечала Таня. Она положила микрофон на деревянный стол, села на него и даже близко не подпускала Леньку.
   — Ты пойми, — начал втолковывать Ленька, — он уже два раза приходил домой выпивши. Владик видел.
   — Видел! Видел! Своими собственными глазами! — поспешно заверил Владик.
   — Ну вот… Значит, он уже начинает регулярно выпивать, и мы должны это пресечь в самом начале. Тем более, что Фима переживает. Ревел даже…
   — Плакал! — тихо и твердо поправила Таня.
   — Ну, плакал… А отец его очень стесняется, когда видят, что он выпивши…
   — Еще как стесняется! Я сам видел. Своими собственными глазами! — затараторил Владик. — Даже прячется в чужие подъезды. И весь красный какой-то…
   — Ну вот, видишь! — Ленька заходил по радиостудии. — Значит, у него есть совесть. И, если мы его вовремя продернем, он все поймет и исправится. Я такой фельетончик сочиню, что умереть можно!
   — Вот сам и умирай!..
   — Да ты поверь мне, — продолжал втолковывать Ленька. — Я же лучше тебя понимаю. Кто «Жери-внучку» перевоспитал? Я!.. У меня есть опыт! И вообще ясамый главный! И приказываю тебе включить микрофон!..
   — А я не включу.
   И не включила! Передача началась через полчаса, но Лень-кин фельетон, от которого «прямо умереть» можно было, так и не прозвучал.
   Это случилось дней пять назад. Ленька затаил обиду.
   — Ну ладно, — заявил он Тихой Тане. — Если еще хоть раз увижу его пьяным, запрусь один в студии и так его пропесочу! Ты уж мне не помешаешь!
   Защитница нашлась! С пьянством бороться надо!.. А ты, Владик, следи!
   Владик стал следить — и выследил. Ровно через пять дней, вечером, он, запыхавшись, ворвался в девятую квартиру. Ни с кем не поздоровавшись, он сразу пробежал в Ленькину комнату.
   — Мои беседы о хороших манерах пока еще подействовали не на всех, — заметила ему вслед Калерия Гавриловна, стоявшая в коридоре.
   Но Владику было не до хороших манер.
   — Видел! Сам видел!.. Своими собственными глазами!
   — Кого? — всполошился Ленька.
   — Фимкиного отца — вот кого!.. В винный магазин зашел. Там на разлив дают… Сейчас он выпьет — это уж факт! И украдкой, чтобы никто не заметил, домой прокрадется.
   — Ах, так?! Опять, значит, за свое?! — угрожающе произнес Ленька. — Ну нет!
   Уж на этот раз он не прокрадется!
   — Давай побежим на чердак, раньше времени включим микрофон, пока Танька не пришла, и фельетончик твой прочитаем! — захлебываясь от предчувствия скандальной истории, предложил Владик.
   — Нет у меня фельетона! — горестно вздохнул Ленька.Таня вытащила из кармана и разорвала.
   — А ты наизусть!
   — Наизусть я не помню… Потом, еще волноваться буду и совсем все перепутаю. Нет! У меня… у меня…— Ленька торжествующе забегал по комнате. — У меня есть другой план! У-ух, какой! Он, значит, людей стесняется, когда выпьет, да? Стесняется?..
   — Ну да! Еще как стесняется! — поспешил заверить Владик. — Одного жильца увидит возле подъезда — и сразу прячется.
   — Ну, уж сегодня он у нас не спрячется! Скорей! Наверх! На чердак! В студию!..
   Вскоре, на полчаса раньше обычного, заработал серебристый, похожий па-колокол, репродуктор:
   — Внимание! Внимание! — провозгласил на весь двор торжествующий Ленькин голос. — Внимание! Всех жильцов дома просим немедленно выйти к своим подъездам. Повторяем!.. Всех жильцов дома просим немедленно выйти во двор, к своим подъездам!..
   Еще через пять минут во дворе дома номер девять дробь три образовалась толпа. Многие жильцы, послушавшись Леньку, вышли к своим подъездам. Они с недоумением переглядывались и спрашивали друг у друга:
   — В чем дело? Что случилось? Зачем надо было выходить?..
   На «седьмой этаж» не прибежали, а буквально взлетели Олег, и Тихая Таня, и Фима Трошин, и Лева Груздев, и Сеня Блошкин, и Танина подруга Люба Казачкина… С теми же вопросами они набросились на Леньку и Владика:
   — Что случилось? В чем дело?..
   — О тебе, Фимочка, беспокоимся! Папаша твой опять в угловой винный магазин заглянул. Вот он сейчас сквозь строй соседей пройдет и под влиянием общественного возмущения сразу перевоспитается! Больше тебе плакать не придется! Поверь мне!
   — Здорово придумано! — поддакнул Владик. Фима побледнел и, ни слова не сказав, бросился вниз по лестнице.
   «Только бы не опоздать! Только бы не опоздать!..»— думал он, судорожно прижимая руку к груди.
   Фима выбежал во двор. С досадой взглянул на старый деревянный столб и на серебристый репродуктор, поблескивавший как ни в чем не бывало в лучах вечернего майского солнца.
   И жильцы тоже смотрели на репродуктор. Но не со злостью, а с ожиданием и удивлением: зачем он вызвал их всех во двор? Что такое стряслось?..
   Очутившись на улице, Фима, не глядя по сторонам и не обращая внимания на свист милиционера, перебежал дорогу в неположенном месте и направился прямо к угловому винному магазину…
   Он столкнулся с отцом в дверях. В руках у отца был пакет с яблоками и бутылка с минеральной водой.
   — Папа!.. Ты?! Ты?! — Фима пристально взглянул в лицо отцу.
   — Конечно, я, — мягким Фиминым голосом ответил отец и наклонил к сыну свое бледное, утомленное лицо. — Что с тобой?..
   Слеза катилась по Фиминой щеке:
   — А они подумали… что ты опять… И я тоже поверил… Отец выпрямился и пристально посмотрел куда-то вдаль, через улицу, через бульвар, только-только перешедший на зеленую летнюю форму одежды.
   — Этого больше никогда не будет, сынок. Никогда… Ты слышишь?..
 

***

 
   Внимание! Внимание! Говорит седьмой этаж! Всех жильцов дома номер девять дробь три просим снова подняться в свои квартиры. Мы просто решили устроить физкультминутку: небольшую пробежку по лестнице во двор. Мы хотели, чтобы вы после рабочего дня подышали немного свежим воздухом, физкультминутка окончена!..
   Сеня Блошкин выключил микрофон. И все сразу, будто по команде, набросились на Леньку.
   — Как ты посмел? Что сейчас говорят жильцы?! — кричал вспыльчивый Сеня Блошкин. — И меня таким дураком выставил: «Устроили физкультминутку»! А что было говорить? Как объяснить жильцам?! Взрослых людей заставили по лестницам бегать! Просто хулиганство — и все!..
   — Он же у нас «самый главный», он все может, — вставила Тихая Таня. — Как же, все… Выдумал отвечать на вопросы радиослушателей! Ну, и что получилось?
   Завалили нас разными умными вопросами, а мы ответить и не можем: сами не знаем… К докторам наук каждые пять минут бегать неудобно: они тогда из «докторов» в больных превратятся. Вася Кругляшкин говорил, что не нужно устраивать такие передачи. А Ленька свое: «Я — главный! Что хочу, то и буду передавать!» — А мы вот сейчас освободим его от этой должности! — предложил Лева Груздев. — Переведем на другую работу, с понижением!
   — Правильно! Верно!.. Надо его наказать! — зашумели со всех сторон. — А то привык командовать!
   — Кем же мы его назначим? — с сожалением глядя на Леньку, проговорила Люба Казачкина.
   Тихая Таня преспокойно уселась па деревянный стол и сказала:
   — Он любит командовать! Вот и пусть отвечает за уроки гимнастики: «Раз-два, встали! Раз-два, сели! Раз-два, пошли!..» И опыт у него уже есть: устроил сегодня «физкультминутку»!
   Всем поправилось Танино предложение, и его утвердили почти единогласно.
   Один только Владик воздержался.
   — А кто же у нас теперь будет «самым главным»? — робко спросил он.
   — А зачем нам «самые главные»? — пожал плечами Олег. — Не нужно больше!
   Хватит! Все будем сообща работать. Так лучше. Ведь правда?..
   Он подошел к Леньке, взглянул на его печальную физиономию и положил руку на его худое плечо:
   — Эх ты, воспитатель!..
   ДЧТО СЛОМАЛОСЬ-ВСи ПОЧИНИМ!" Тихая Таня не спеша, задумчиво перебирала учебники. Одни она оставляла на столе, другие опускала в портфель. Были последние дни занятий, и Таня уже думала о предстоящем лете. Уезжать из города ей на этот раз не хотелось.
   «Как же я уеду? — рассуждала Таня. — А наше радио? Все уже привыкли к передачам… И я сама привыкла. И потом, новая мастерская. Только что открылась, столько бегали, старались, ссорились — и вдруг сразу уезжать!» В эту минуту раздался звонок. «Кто бы это мог быть? — удивилась Таня.Газеты всегда в ящик опускают. Или телеграмма?» Кто-то из соседей открыл дверь, и Таня услышала Ленькин голос:
   — Таня дома?
   А в следующую минуту Ленька, взволнованный и красный, появился в дверях.
   — Слушай, Таня, ты завиваешься? — выпалил он прямо с порога.
   — Ты что, ошалел, что ли?
   — А мама твоя завивается?
   — При чем тут моя мама? Говори, в чем дело?
   — В щипцах! Понимаешь?
   — Нет…
   — В общем, такое дело получилось!.. Калерия Гавриловна сдала нам в мастерскую свои щипцы для завивки волос. Это я ее уговорил. Неужели, говорю, у вас ничего не сломалось за последнее время? У всех жильцов, говорю, уже давно что-нибудь поломалось, а у вас еще нет. Что же вы так отстаете? Нельзя же было сознаться, что к нам еще почти никто ничего чинить не приносил! Ну, через день она прибегает со щипцами. «Вот, говорит, у меня тоже!.. Сможете починить?» — «Сможем», — говорю. И стал вчера чинить… А они совсем того… прямо напополам!
   — В общем, «Что сломалось — доломаем!..». Так, да, получается? — усмехнулась Тихая Таня.
   — Что же теперь делать?! — жалобным голосом воскликнул Ленька. — Так ей отдавать нельзя: на весь дом разнесет, что мы не чиним, а ломаем. А если бы у тебя были такие же щипцы, я бы ей отдал взамен тех. Понимаешь? Я уж всех девчонок в доме обегал. К тебе последней пришел!
   Таня подумала немного, пожала плечами:
   — У нас в квартире никто не завивается. А в других… Постой, постой! Так ведь напротив нас парикмахерша живет! Тетя Дуся! У нее, наверное, есть…
   Захватив портфель, Таня вышла на площадку парадной лестницы и позвонила в соседнюю квартиру.
   — Сколько раз говорила: картошка нам не нужна! И не звоните по утрам!..послышался из-за двери сердитый голос.
   — Тетя Дуся! Это не картошка, это я, Таня!..
   — Танюша?
   Дверь открылась. Вид у парикмахерши был заспанный. Она была в халате, а волосы ее были, казалось, усыпаны крупным снегом: она накручивала их на белые бумажки. Наблюдательный Ленька скис:
   — Вот ви-идишь… Значит, щипцов у нее нет!
   — Каких щипцов? — услышав Ленькин вздох, живо спросила парикмахерша.
   — Щипцов для завивки, — пояснила Таня. — Нам очень нужно. Только насовсем.
   — Никак, ты, Танюша, завиваться собралась? Щипцами вредно: волос пережигается. Это уж ты поверь нам, цирюльникам!
   Слово «цирюльник» казалось тете Дусе оригинальнее и красивее, чем обычное — «парикмахер».
   — И вообще рано тебе, Танюша, завиваться. Ты косички свои береги. Косы — это молодость!
   Тетя Дуся не просто стригла и завивала — она любила пофилософствовать на темы, связанные со своей профессией, которую она очень уважала.
   — Слушай меня, Танечка, я ведь добра тебе желаю! Завивка после тридцати лет хороша, и то если ее делать при помощи новейшей техники, какая вот, к примеру, в нашем салоне имеется. А щипцы — это каменный век. Они у меня в старом ящике, на кухне, валяются. Я ими разные дырки провертываю…
   — У вас? Валяются?! Покажите нам! — радостно воскликнул Ленька…
   Минут через десять он уже влетел в свою девятую квартиру и сразу, даже забыв постучать, ворвался в комнату Калерии Гавриловны:
   — Все! Починили! Получите, пожалуйста!..
   — Не мешало бы все-таки постучать в дверь. Да-а, мои беседы о хороших манерах пока еще не дали вполне положительных результатов.
   «Жери-внучка» внимательно оглядела щипцы, пощелкала ими, слегка погладила:
   — Они стали какие-то совсем новые… И блеск появился!
   — Так это у нас такое… такое… качество ремонта, вот! — нашелся Ленька.Наждаком почистили — появился блеск! Ничего удивительного!
   — И сколько я за это должна?
   — Ничего!
   — Как? Бесплатно?
   Щипцы сразу понравились Калерии Гавриловне еще больше.
   — Какая прелесть! Совсем новые!.. Словно родились заново! Чудо, просто чудо!
   И она побежала к телефону, чтобы поделиться своей радостью с какой-то приятельницей.
   — Чего уж тут! Какие были, такие и есть. Ничего особенного, — скромно сказал Ленька. — Я пошел. А то в школу опоздаю.
   Он и в самом деде опаздывал.
   Через минуту, сбегая по лестнице, Ленька думал: «Ну, теперь уж на весь дом раструбит: из починки возвращают новые вещи! Будто из магазина!..»
 

***

 
   Днем во дворе появился высокий молодой человек в очках. Увидев бывший дровяной сарай, над которым красовалась «художественно оформленная» Олегом вывеска: «Что сломалось— все починим!», молодой человек так обрадовался, словно увидел издали старого знакомого, которого как раз и искал.
   — Ага! Вот она, эта самая мастерская! — воскликнул он и что-то записал в блокнот.
   Потом он обошел сарай со всех сторон, молча посетовал на то, что доски в одном месте были раздвинуты и в стене образовалась солидная щель (отсюда и через дыру в крыше изучали содержимое сарая специальные корреспонденты в те дни, когда сарай был оккупирован Калерией Гавриловной Клепальской).
   Затем молодой человек вошел в мастерскую и увидел там самого Олега, который возился с большим болтом и гайкой: видно, на болте сбилась резьба и гайка никак не хотела доходить до металлической шляпки.
   Молодой человек с интересом осмотрел мастерскую и вдруг спросил у Олега:
   — Это ваш станок для переплетения книг? Сами сделали, да?
   — Сами. А что?
   — Да так… ничего. Видно, все-таки ваш «великий книгообмен» поистрепал обложки и корешки, да?
   Олег подозрительно взглянул на незнакомца: откуда он знает про «великий книгообмен»? Но, заметив комсомольский значок на груди у молодого человека, Олег успокоился и, продолжая возиться с упрямой гайкой, сообщил:
   — Мы вообще решили все старые книжки отремонтировать. Вот и построили станок…
   — Как же вы его построили?
   — А очень просто. Видите: две доски и болты с гайками…
   Молодой человек склонился над своим блокнотом. Потом обвел глазами мастерскую и спросил:
   — А где же ваш станок для сшивания книг?
   — Вон там, в углу, — ответил Олег. И вновь удивленно взглянул на незнакомца: откуда ему все известно? А молодой человек продолжал интересоваться:
   — Тоже сами сделали? Или вам кто-нибудь помогал?
   — Сами. Это же очень просто: взяли широкую доску, на ней укрепили деревянную рамку, натянули шпагат… Чего ж тут особенного?
   — Особенного, конечно, ничего нет, — сказал молодой человек, записывая что-то в блокнот. — Значит, боретесь за долголетие книг? Хорошее дело! Я вам несколько своих книжек принесу. Подлечите их?
   — Подлечим! Подлечим! — обрадовался Олег. — У нас пока еще мало заказов.
   — Это почему же?
   — Но доверяют нам. Боятся…
   — А я вот рискну! Принесу вам разные древние издания, которые у букинистов приобрел. Редкие книги! А вы уж их омолодите, пожалуйста!
   Олег сразу проникся симпатией к незнакомому молодому человеку:
   — А может, у вас что-нибудь сломалось: чайник прохудился или там электрический утюг перегорел?.. Приносите, пожалуйста! А то наши домохозяйки…
   — И тут вам не доверяют, да? Не завоевали еще, стало быть, авторитета. Ну ничего! Постараюсь вам помочь. Всех своих соседок опрошу. Так им прямо и скажу: есть такие ребята — что сломалось, все починят! Я, правда, живу не в вашем доме…
   — Это ничего! Ничего! — поспешил успокоить Олег. — Мы у вас примем в ремонт все… Все, что хотите! Можем даже коньки наточить и приклепать к ботинкам.