Алешина Светлана. Дьявольский план

   Я померила и то и другое. Францевич ждал меня у занавеси примерочной, потом, когда я извещала его о своей «боевой» готовности, нетерпеливо отодвигал занавеску и пялился на меня. Его бледное лицо приобретало сластолюбивое выражение, холодный пламень глаз готов был оставить на моем теле и нежной материи вечерних платьев обугленные дырки.
   — Ну как? — спросила я упавшим голосом, когда мы уже обошли весь пятый этаж и надолго зависли в одном модном отдельчике в глубине зала.
   На этот раз я примеряла темно-вишневое атласное миди на тонких лямочках.
   — Неплохо, но не то, что надо, — с сожалением покачал головой Францевич.
   — Я даже не могла предположить, что вы такой дока в том, что касается женских нарядов, — доведенная до полного изнеможения, с язвительной усмешечкой поддела я Михаила Францевича.
   Примеряя следующее платье, я попросила Францевича застегнуть «молнию» на спине. Он смело вошел в примерочную, но вместо того, чтобы исполнить мою просьбу, прижался ко мне и стал осыпать поцелуями мою голую спину. Я хотела закричать, оттолкнуть его, но вовремя спохватилась — мы ведь не в отдельной комнате, а в тесной примерочной, и кругом люди.
   — Михаил Францевич, — зашипела я, уворачиваясь от его сухих горячих губ, — перестаньте, вы меня не за ту принимаете!
   — За ту, за ту… — он не прекращал целовать меня.
   Потеряв голову, он резко развернул меня лицом к себе, с жаром привлек к груди и зажал мне рот долгим поцелуем. Его руки легли мне на ягодицы…
   — Да вы с ума сошли! — задыхаясь от возмущения, уже громче прошептала я.
   — У тебя прекрасная грудь, упругая попка, а губы — просто чудо, — оторвавшись от моего рта, дрожащим голосом проговорил он.
   — А ваша жена? — наивно спросила я.
   — Черт, ты можешь помолчать?
   — Вы скоро? — раздался за занавесью спасительный голос продавщицы.
   Францевич выпустил меня из объятий.
   — Извините, — глухим виноватым голосом сказал он, — вы правы, у меня действительно крыша съехала…
   — Так вы остановили выбор на каком-нибудь платье или пойдем дальше? — более миролюбиво спросила его я.
   — Возьмем то, бархатное, на четвертом этаже.
   Я облегченно вздохнула.
   С упакованным платьем мы спускались вниз, когда Оленич взял меня за локоть и увлек в сторону бара.
   — Пойдем, выпьем чего-нибудь.
   — Можно.
   — ответила я, почувствовав жажду.
   За стойкой стояла толстая тетка, никак не похожая на бармена, а напоминавшая стряпуху из школьной столовой времен застоя. Правда, она была в черной жилетке, не сходившейся на ее мощной груди.
   Я заказала кофе с коньяком, Оленин, немного подумав, взял рюмку коньяка.
   — Может, тоже коньячку? — предложил он. — Обмоем покупку.
   — Ваша покупка — вы и обмывайте, — огрызнулась я.
   — Не дуйся, я же извинился, — без тени смущения сказал он, — и давай перейдем на «ты».
   — Ладно, мир, — согласилась я, но от коньяка отказалась. — Михаил, — я оторвалась от чашки, — а что за человек был этот Петров?
   Оленич удивленно поднял на меня глаза, видимо, мой вопрос застал его врасплох.
   — Человек как человек, — он неопределенно пожал плечами, — а почему ты о нем спрашиваешь?
   — Так по всему Тарасову трубят: пропал помощник кандидата в депутаты!
   — Да нормальный мужик был… — Францевич маленькими глотками потягивал коньяк, одновременно пожирая меня глазами.
   — Что значит нормальный? Средний? Как все?
   — Нормальный в том плане, что не жмот и не зануда, — высказал свою позицию Оленич, — я с ним не часто соприкасался, он работал директором нашего филиала на нефтеперерабатывающем заводе, встречались с ним только на планерках или когда он к нам в офис приезжал.
   — Значит, позавчера ты его не видел.
   — В тот день, когда он исчез? Видел, — спокойно ответил он. — У нас как раз совещание было.
   — Ты с ним разговаривал?
   — Только по работе, если ты это имеешь в виду.
   — Он не говорил, куда он собирается ехать после работы?
   — Мне — нет, — Михаил отрицательно покачал головой, — я же сказал, у нас с ним были чисто деловые отношения. А вот с Назарычем перед отъездом он о чем-то шептался. Но он ведь его помощник как депутата.
   Я понимающе кивнула.
   — А чем вообще занимается ваша фирма, это не секрет?
   — Да нет, — Францевич склонил голову набок и приподнял брови, — торгуем понемногу.
   — И чем? — продолжала я.
   — «ЮНК-Ойл», где работал Петров, занимается нефтепродуктами, «ЮНК-Корн» — поставками зерна, а «ЮНК-Стилл», куда мы сейчас направляемся.
   — черными металлами. Кстати, нам пора, — он взглянул на плоские «Сейко» на запястье, — а то Назарыча не застанем. Ты же его ищешь?
   Михаил вопросительно посмотрел на меня и одним глотком допил оставшийся в рюмке коньяк.
   — Да, поехали, — я оставила недопитый кофе и резко поднялась, едва не опрокинув столик, — только не на Третью Дачную.
   — Куда же? — удивился Францевич.
   — К офису, мне нужно забрать машину.
   — Ты на машине? — Он был озадачен еще больше.
   — А что, — с вызовом спросила я, — на машинах у нас могут ездить только бизнесмены, партийные функционеры и братва?
   — Да нет, почему же? Пожалуйста, — растерянно произнес он, — катайся на здоровье.
   — Спасибо за разрешение, — отрезала я и почти бегом направилась к выходу.
   — Я опять тебя чем-то обидел? — Оленич догнал меня и ухватил за локоть.
   — Нет, просто я тороплюсь.
   — Ты же собиралась увидеть Назарыча…
   — Планы изменились, Миша.
   — Значит, ты не сердишься? — не отставал он.
   Я молча вышла из здания и направилась к «Форду». Почему эта мысль уже давно не посетила меня? Ведь это же так просто.
   — У нас сегодня вечером небольшой пикничок на турбазе, — проникновенным голосом произнес Францевич, когда мы вместе подошли к машине, — не хочешь присоединиться?
   — Надо подумать, — сказала я и открыла заднюю дверь, — садись, я раньше выйду.
   — Мне надо встретиться с Назарычем, — пробормотал он, стоя рядом.
   — Тогда я поеду на такси, — заявила я.
   — Нет, садись, — он почти затолкал меня в «Форд». — Слава, отвези Ольгу до офиса и сразу возвращайся за мной в «Стилл», понял? А ты вылазь, — прикрикнул он на телохранителя, — забыл свои обязанности?
   Тот неуклюже выбрался с переднего сиденья и молча встал за спиной своего шефа.
   — Оставь телефончик, — наклонившись ко мне шепнул Михаил.
   Немного поколебавшись, я черканула на листочке свой телефон и протянула ему.
   — Не знаю только, буду ли я свободна, — задумчиво произнесла я.
   — Я постараюсь поспособствовать твоему освобождению, — улыбнулся он, — в восемь часов.
   — Ничего не могу обещать, — я пожала плечами, — работы много.
   — А ты постарайся, — настойчиво произнес он.
   — Поехали, Слава, — я хлопнула водителя по плечу, — я тороплюсь.
   Михаил захлопнул дверцу, и мы тронулись. Надо отдать должное Оленичу, водитель у него был отменный. Очевидно, вняв моему «я тороплюсь» или скорее приказанию своего начальника, Слава вел машину на пределе возможностей. Начинался час пик, но белый «Форд» мелькал среди автомобилей, словно молния, умудряясь никого не задеть и на светофорах резво вырываясь вперед. Не прошло и пятнадцати минут, как я уже выходила из машины недалеко от стоянки, где оставила свою машину.
   Я сунула руку в карман и похолодела — ключи! И только тут вспомнила, что отдала их Самаркину. Он ждал меня, сидя за рулем. Двигатель работал, и печка выдавала тепло.
   — Вылезай, — я открыла дверцу, собираясь занять место водителя.
   — Я немного двигатель погонял, — сказал он, перебираясь на соседнее сиденье, — не май месяц.
   — Правильно сделал, — я плюхнулась за руль и надавила на газ.
   И тут я вспомнила, что не знаю, где живет, вернее, жил Петров, а так как я собиралась ехать к нему домой, то мне пришлось остановить машину, достать мобильник и набрать номер штаба «Родины».
   — Избирательный штаб «Родина — это мы», — пробубнила Татьяна, голос которой я сразу узнала.
   — Это Бойкова, — сказала я и уточнила:
   — Из еженедельника «Свидетель». Мне нужен адрес Петрова.
   — Но я не уполномочена давать такие справки, — прогнусавила она.
   — Таня, — я старалась говорить как можно любезнее, хотя меня так и подмывало сказать ей какую-нибудь колкость, — я занимаюсь поисками Александра Петровича, Юрий Назарович в курсе, можете спросить его, он вам подтвердит.
   — Юрия Назаровича нет.
   — Ну так найдите его, — раздраженно произнесла я. — Для чего вы вообще там сидите? Или хотите, чтобы о вашем вежливом обращении с потенциальными избирателями узнал весь город? Я могу вам устроить такую рекламу.
   — Минуточку, — в трубке повисло долгое молчание.
   Не знаю, звонила ли она Корниенко или консультировалась с Наперченовым, но в конце концов адрес она мне назвала. Это был новый трехэтажный дом рядом с городским парком.
   — Вот так-то будет лучше, — сказала я и, спрятав антенну своей «Моторолы», снова тронулась с места.
   — Как успехи? — поинтересовался Самаркин, когда мы остановились на одном из светофоров.
   — Узнала кое-что новенькое, — сказала я, прикуривая сигарету.
   — Петров возглавлял одну из трех дочерних фирм Корниенко, которая занимается торговлей нефтепродуктами — «ЮНК-Ойл».
   Две другие: «ЮНК-Стилл» и «ЮНК-Корн» занимаются соответственно металлом и зерном.
   — Все эти сферы бизнеса, которые ты назвала, обычно контролируются криминальными структурами.
   — Это я знаю, — согласно кивнула я, — только вот в офисе у Юрия Назаровича я не заметила ничего подозрительного.
   — Ты, наверное, кроме своего брюнета, вообще ничего не видела, — кольнул меня Самаркин. — Ладно, — сказал он более миролюбивым тоном, — что-нибудь еще?
   — В тот вечер, когда Петров исчез, он был на совещании в офисе Корниенко и перед уходом о чем-то говорил с Юрием Назаровичем. Интересно было бы узнать, о чем.
   — А у самого Юрия Назаровича ты не хочешь спросить? — развернулся ко мне всем корпусом Алексей.
   — И что он мне скажет? — Я вопросительно подняла брови.
   — Ну, не знаю, — Самаркин сделал неопределенный жест рукой, — может быть, о чем они разговаривали?
   — Может быть, может быть… — Я остановила автомобиль у дома по указанному мне Татьяной адресу.
   Это было современное строение из цветного лицевого кирпича пастельных тонов, с эркерами и балкончиками, крытое алюминиевым профнастилом. Верх его был украшен башенками, предназначение которых было мне непонятно.
   Я открыла дверь и собиралась идти одна, но, увидев тоскливую физиономию Самаркина, предложила:
   — Если хочешь, пойдем со мной.
   — Пошли, а то я уже устал в машине сидеть, — подвел он базу под свое желание отправиться вместе со мной, и я заметила, как просветлело его лицо.
   Металлическая дверь была оборудована домофоном. Я надавила кнопку с цифрой «четыре», и в ответ запиликал зуммер. Долго никто не откликался, потом, наконец, что-то щелкнуло:
   — Кто? — раздался женский голос.
   — Ольга Юрьевна, — произнесла я в микрофон, — я Ольга Бойкова из еженедельника «Свидетель».
   — Я не даю никаких интервью, — отрезала дамочка, и связь оборвалась.
   Я бы не сказала, что она была очень уж огорчена пропажей своего мужа. Во всяком случае, по ее голосу, вполне бодрому, это не было заметно. Может, просто хорошо держит себя в руках?
   — Что будем делать? — спросил стоящий за моей спиной Самаркин.
   — Попробуем еще, — сказала я и снова надавила на четверку.
   — Я же вам сказала, девушка, что мне сейчас не до интервью, — четко проговорила Петрова.
   — Мне не нужно интервью, — быстро сказала я, чтобы она не успела снова отключить домофон.
   — Вы же сказали, что вы из газеты. Я вас правильно поняла?
   — Правильно, но пришла я к вам совсем за этим.
   — Что же вы от меня хотите? — голос Петровой немного потеплел.
   — Я занимаюсь поисками вашего мужа, хотела бы кое-что у вас узнать.
   — Разве этим не милиция занимается?
   — Я веду независимое журналистское расследование. Может, вы меня все-таки впустите? — Мне уже начинал надоедать этот треп по телефону.
   — Хорошо, входите, — раздалось долгожданное согласие, и домофон снова отключился.
   — Вперед, — кивнула я Алексею и открыла дверь.

Глава 6

   Мы поднялись на второй этаж, где находилась четвертая квартира, и я собиралась уже позвонить, как дверь передо мной отворилась сама собой. За дверью я увидела моложавую ухоженную женщину лет сорока, в мягком светло-бежевом брючном костюме и белой атласной кофточке. Ее возраст выдавали только тоненькие морщинки под глазами и на шее под подбородком. У Петровой было немного вытянутое лицо и крупные чувственные губы. Короткие платиновые волосы открывали гладкий лоб и прямыми прядями спадали на уши, в которых были серьги причудливой формы из белого металла.
   — Вы не сказали, что будете не одна, — она бросила на меня недовольный взгляд своих больших карих глаз.
   — Это Алексей Самаркин, мой помощник, — как ни в чем не бывало представила я своего приятеля.
   — У вас есть удостоверения? — полюбопытствовала она, сверля нас глазами.
   — Конечно, — воскликнула я и показала свое.
   Петрова долго рассматривала его, крутя так и эдак, а затем вернула мне.
   — А у молодого человека? — уставилась она на Алексея.
   Самаркин начал ощупывать свои карманы, растерянно посматривая то на меня, то на Петрову.
   — Ну что ты возишься, — пришла я ему на помощь, — где твое удостоверение? Забыл в редакции?
   — Кажется, да, — сказал Самаркин и достал из кармана членский билет «Народной власти».
   Я выхватила у него членский билет «Народной власти» и, вспомнив, что у него должен быть и членский билет «Родины», быстро сказала, с улыбкой взглянув на Петрову:
   — Алексей член партии «Родина — это мы». Леша, — повернулась я к нему и прошипела сквозь зубы, уже злясь, что потащила его с собой, — покажи свой билет.
   — Вот, — Самаркин наконец выудил из заднего кармана джинсов голубую картонку фотографией и протянул хозяйке.
   Она так же внимательно, как и мое удостоверение, рассмотрела предъявленный ей документ и вернула его со словами:
   — Ну хорошо, проходите. Это было произнесено таким высокомерно-снисходительным тоном, словно барыня впускала в дом лакея, который принес дров для печки.
   Но дело было сделано — мы оказались квартире Петровой, и поэтому я не слишком, то расстроилась по поводу ее надменной манеры держать себя. Ну, хочется ей представить и себя этакую светскую даму — да ради бога! Как гласит народная мудрость: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Не плакало… Не плакало… Действительно, я оказалась права, еще по голосу из домофона определив, что госпожа Петрова не проливает горьких слез из-за пропажи своего благоверного. Глаза у Ольги Юрьевны были тщательно накрашены, да и вся она выглядела подтянуто. Занимается спортом, и салоны красоты наверняка посещает, экая штучка!
   Мы прошли в просторную, на современный лад обставленную гостиную, подоконники которой изнемогали под большими керамическими горшками с буйно разросшейся комнатной растительностью. Яркую зелень шикарной мягкой мебели эффектно оттеняли бледно-кофейные обои, на стенах висели картины, писанные маслом в фовистской манере: натуральные цвета, пятна желтого, красного и синего. По стенам шли ряды книжных полок, уставленные роскошными изданиями. На паркетном полу лежал ковер цвета сухой полыни с размытым коричневым рисунком. На невысоком стеллаже из светлого дерева располагалась японская аппаратура.
   Перед диваном стоял небольшой столик со стеклянной столешницей, его ножки напоминали складные металлические «шасси» брезентовых стульчиков, которые являются неотъемлемой частью экипировки терпеливых рыбаков подледного лова. Только в данном случае скрещенные ножки стола представляли собой плоские отрезки металла.
   — Кофе хотите? — резко, словно она была раздражена необходимостью разыгрывать гостеприимную хозяйку, спросила Петрова.
   Она неподвижно замерла в дверях гостиной. В руке у нее невесть откуда появился длинный темный мундштук. Она курила и смотрела на нас, как на пустое место.
   — Спасибо, не беспокойтесь… — вежливо ответила я, — мы только что обедали.
   Я скосила глаза на Алексея и по его виду поняла, что он не прочь был бы выпить сейчас чашечку горячего ароматного напитка.
   — Ну, если только одну чашечку для моего помощника, — виноватым голосом произнесла я, дабы упредить возможное недовольство Петровой.
   Она скептически пожала плечами, мол, что же вы сразу не говорите, и отправилась на кухню.
   — Тебе зачтется, — благодарно сжал мою руку Алексей, — рисковала ты здорово, — он лукаво улыбнулся.
   — Ну и мадам, — прошептала я, — чую придется с ней понервничать.
   В этот момент на пороге гостиной возникла стройная фигура Ольги Юрьевны.
   Она несла серебряный поднос, на котором, к моему разочарованию, на чрезвычайно плоском блюдечке стояла только одна малюсенькая, как венчик полевого цветка, чашечка, ее достоинство заключалось лишь в том, что она была сделана из тонкого прозрачного фарфора.
   — Пожалуйста, — церемонно поставила стол этот мизерный «цветочек» Петрова, сахар я положила.
   Я незаметно толкнула Алексея в бок, но о" словно зачарованный продолжал смотреть на холеные руки хозяйки.
   — Проснись, — шепнула я ему. — Вы та любезны, — подняла я признательный взор на Ольгу Юрьевну.
   — Ну что вы, — жеманно отмахнулась она.
   — Ольга Юрьевна, — мягким голосом обратилась я к ней, — мы не отнимем у вас много времени…
   — А вот это любезность уже с вашей стороны, — усмехнулась она, — я вас внимательно слушаю.
   Петрова села в кресло напротив и, продолжая дымить и стряхивать пепел в маленькую бронзовую пепельницу, которую взяла со столика, наставила на меня свои проницательные карие глаза. Да, взгляд у нее, надо сказать, был немного тяжеловат, как, впрочем, и нижняя часть лица.
   — Прежде всего меня интересует, — по-деловому бодро начала я, — позавчерашний день, день, когда пропал Александр Петрович.
   Петрова немного побледнела и, прежде чем ответить, на миг отвела глаза к окну.
   — Что конкретно? — сказала она сдавленным голосом.
   Наверное, все же переживает, подумала я, да и как иначе?
   — Может, в этот день вы заметили в поведении мужа что-то необычное?
   — Да нет, — приподняла она голову и, щурясь, выпустила струю дыма в потолок, — Саша как всегда позавтракал, собрался на работу и уехал.
   — А перед этим он ни о чем тревожащем его или тягостном для него с вами не делился? — осмелилась задать я вопрос, ответ на который должен был явиться лакмусовой бумажкой, по которой можно было узнать о «погоде в доме», о семейном климате, так сказать, и мере доверия, проявляемого супругами друг к другу.
   — У Саши на работе все было хорошо… — немного растерянно произнесла Ольга Юрьевна и в очередной раз затянулась.
   — Вы имеете в виду на фирме? — решила я уточнить и достала из кармана куртки пачку «Винстона». — Можно?
   — Да, да, курите, — она поставила на столик миниатюрную бронзовую пепельницу и снова непринужденно откинулась на спинку кресла.
   Когда Петрова ставила пепельницу, я заметила, как блеснуло на ее мизинце тонкое колечко в виде змейки с маленьким изумрудом.
   — На фирме и по партийной линии, так сказать, все шло отлично. Конечно, — нервно передернула она плечами, — иногда не обходилось без кое-каких накладок, трений и так далее, сами понимаете, такой пост и в бизнесе, и в движений… — авторитетным тоном произнесла она и направила на меня прямой и ясный взгляд. — Саша, естественно, делился со мной проблемами, но, в общем, успевал и был на хорошем счету везде. Я понимающе закивала.
   — Все это понятно, но меня интересует конкретика…
   — Что вам понятно? — неожиданно с вызовом и раздражением спросила Ольга Юрьевна.
   Очевидно, время быть относительно любезной и приятно коммуникабельной на внутренних часах истекло.
   — Что ваш муж был замечательным человеком, — поторопилась я предупредить новое извержение. — Вы не знаете, над чем он работа в последнее время?
   Ольга Юрьевна бросила на меня недоверчивый, если не сказать враждебный, взгляд и, изображая голосом сожаление, сказала:
   — Зря я согласилась вас принять… У журналистов ни такта, ни логики, одна назойливость и дотошность!
   У меня возникло дикое желание послать ее подальше, но я вовремя остыла, вспомнив, зачем сюда пришла.
   — Ольга Юрьевна, — терпеливо, точно с малым ребенком, продолжила я разговор, — если бы не было журналистов, прессы в широком смысле слова, что тогда было бы с обществом, кто бы извещал его о том плохом и хорошем, что происходит в высших эшелонах власти, во всех сферах жизни; кто взял бы на себя ответственность и смелость довести до его сведения, что, например, какой-нибудь политик — только виртуозный манипулятор, спекулирующий на народном недовольстве нынешней властью, что другой политик — одиозная коррумпированная личность, что известный бизнесмен, жертвующий на благотворительность гигантские денежные суммы, свой капитал нажил нечестно, с деловитой наглостью присвоив себе народное добро…
   Кажется, меня попутал бес ораторства. Вместо того чтобы замять наклевывающуюся дискуссию, я понеслась с места в карьер. Ольга Юрьевна с отстраненным видом слушала мою прочувствованную речь, потом презрительно хмыкнула и заметила:
   — Каждый даже самый ничтожный человек считает себя по-своему незаменимым.
   — Ольга Юрьевна, — умоляющим тоном сказала я, — я ведь не о журналистике с вами пришла беседовать, мне важно докопаться до причин исчезновения вашего мужа, вы поможете мне?
   Я проникновенно посмотрела на нее, как никогда остро чувствуя в себе наличие незаурядного актерского дарования — этакая Корделия, прощающая отринувшему ее папаше Лиру все его недоверие, всю несправедливую ненависть и трепетно взывающая к его здравому смыслу, к его памяти и отцовскому сердцу. Мое усилие дало свои плоды: взгляд Петровой смягчился, выражение враждебной и высокомерной неприступности потихонечку сползло с ее лица, она подалась вперед, поставила локоть на колено (Петрова сидела, заложив ногу на ногу) и неожиданно искренним тоном произнесла:
   — Если бы вы знали, как мне тяжело, как тошно…
   В ее карих глазах блеснули слезы. «Может, и она исполняет роль? — недоверчиво подумала я. — Да нет, вроде не похоже…» Я опять невольно задержала взгляд на милом изумрудном колечке, на ее длинном «музыкальном» мизинце.
   Где-то я уже видела это кольцо-змейку с зеленым глазом… Только вот где? Не в магазине — это точно. У кого тогда? Да мало ли таких колец? Ан нет — работа эксклюзивная.
   — Я вас очень хорошо понимаю… — я с сочувствием посмотрела на Ольгу Юрьевну, — поэтому и хочу докопаться до истины. Итак, было ли нечто такое, что тревожило Александра Петровича в последнее время?
   — Что-то на фирме не клеилось, так мне показалось, у Саши ухудшились отношения Корниенко, потом вроде все нормализовалось. Дня за три до того, как он не вернулся с работы… — губы Петровой дрогнули, от волнения она запнулась, — мне трудно говорить об этом, как будто вновь и вновь повторяется этот бред… так вот, дня за три как раз Юрь Назарыч ужинал у нас, говорил о том, какой Саша хороший работник и мировой парень… Вы ведь знаете Корниенко?
   Я утвердительно мотнула головой.
   — Он — большой любитель прибегать к простонародным выражениям и за ужином не скупился на них. Веселый такой он был, приглашал и сына нашего принять участие в движении…
   — У вас есть сын?
   — Да, Валера, но он живет отдельно, у него и невеста есть. Они вроде как вместе живут, то сходятся, то расходятся, не поймешь, — Петрова в первый раз улыбнулась, улыбнулась сквозь слезы, — она старше моего сына, но вы ведь знаете, в юности мужчины часто увлекаются зрелыми женщинами, хотя она и не такая зрелая.., ну, вы меня понимаете?
   — Понимаю, — без особого энтузиазма сказала я, потому что меня, признаться, интересовала несколько другая тематика. Все-таки на всякий случай я спросила:
   — А где работает ваш сын?
   — В фирме приятеля, фармацевтической. Он кончил химико-биологический, защищаться не стал и уже год как занимается бизнесом.
   — Понятно. Сколько же лет его невесте?
   Ольга Юрьевна судорожно проглотила комок слез, закипавших у нее в горле (видно было, что говорить о личной жизни сына ей трудно), и произнесла скороговоркой:
   — Тридцать два, она толком нигде не работает, я вообще видела ее только пару раз. Стараюсь не вмешиваться… Хотя Саша всегда был против их союза.
   — Может, все еще изменится… — постаралась утешить я Петрову.
   — Что вы, — с горечью махнула она рукой и многозначительно скосила глаза на внимательно слушавшего нас Алексея, который, без труда опорожнив микроскопическую чашечку, не отрывал от нее глаз, — эта женщина обладает такой властью над мужчинами, что… — она запнулась, — может, еще кофе?
   Она слабо улыбнулась Алексею. Он мотнул головой:
   — Угу.
   — Тогда, может, сами сварите? На кухне есть все необходимое: кофе, сахар, загляните в холодильник: там сыр, сливки…
   — О'кей, — Алексей скорым шагом направился на кухню.