Страница:
— А вдруг там бандиты? — Маринка испуганно смотрела на нас с Виктором, и я поняла, что если ее сейчас дернуть и потащить, то с ней случится истерика, она начнет вырываться, орать и, кто ее знает, сможет, наверное, и укусить. Маринка, когда она не в себе, просто страшной становится, ужи-то знаю такие дела.
— Если бы там были бандиты, они или давно бы уехали, или сейчас находятся там, где и все остальные, — очень медленно и очень доходчиво сказала я, стараясь и говорить понежней, и выглядеть поласковей. Лишь бы у Маринки не замкнуло.
— На поляне? — повторила мой довод Маринка.
— А где же еще? — спросила я, предлагая ей тему для дискуссии.
— Умная ты, — вздохнула Маринка, заметно успокаиваясь, — а почему же она не уезжает? Что же, не слышно было стрельбы?
— Значит, там никого нет, — рассердилась я, — а если кто и есть, то он глухой. Пошли, не до утра же нам здесь стоять. А то еще сейчас, не дай бог, посыпятся из леса недобитые братки, вот тогда точно неинтересно станет.
Последний мой довод убедил Маринку больше, чем предыдущие, и она подала Виктору руку.
Мы быстрым шагом пошли к «БМВ», всматриваясь в ее в салон. Там было темно, и сквозь тонированное заднее стекло нельзя было разобрать, пустая машина или нет.
Проходя уже мимо машины, я увидела, что переднее левое стекло опущено и за рулем «БМВ» сидит молодая женщина с волосами, забранными наверх. Мы с ней переглянулись и взаимно отвели глаза.
В эту секунду позади нас раздался крик.
Я обернулась. Из-за дальних деревьев к нам бежал, прихрамывая и припадая на ногу, какой-то человек. Я понятия не имела, кто бы это мог быть.
Но не Саша — это точно. Саша был и ростом повыше, и не такой жирный…
— Толстый, — сказала Маринка, прикладывая ко лбу ладонь, для лучшей видимости, надо понимать, наподобие Ильи Муромца с известной картины Васнецова.
— Кто это? — спросила я у Виктора. — Мы его знаем?
В этот момент хлопнула дверь «БМВ», и на дорогу выскочила женщина, сидевшая до этого в машине. Она замерла, на секунду приняв то же положение, что и Маринка, и, тихо охнув, побежала навстречу этому толстяку.
Мужчина тем временем упал, неудачно попытавшись преодолеть неглубокую канавку в полтора прыжка. Разумеется, у него это не получилось.
Бежавшая к нему женщина тоже споткнулась несколько раз о кочки, но добежала все-таки до мужчины и потянула его за руку, но он только размахивал свободной рукой и не вставал. Возможно, вывихнул ногу или потянул мыщцы.
Мы втроем в это время оказались в довольно-таки дурацком положении или, правильнее будет сказать, не в дурацком, а в двусмысленном. Уходить дальше по дороге в поисках своей машины было как-то неудобно, предлагать свою помощь тоже не очень хотелось: ведь только что в лесу закончилась разборка с выстрелами и наверняка с жертвами. Кто же знает этого толстяка, а вдруг он будет недоволен, что мы увидели его лицо и впоследствии сможем опознать. Одним словом, понятно, почему наше положение я назвала двусмысленным.
— Что делать будем? — пробормотала Маринка, разглядывая, как несчастная женщина из «БМВ» борется со своим непокорным мужчиной.
Однако в эту секунду решение как бы пришло само.
— Помогите! — крикнула женщина, обращаясь явно к нам. Ничего не оставалось делать, как бежать к ней.
Стрельба тем временем в лесу возобновилась, но вторая попытка была намного слабее первой.
Раздались еще один или два одиночных выстрела, и все стихло окончательно. На смену звукам выстрелов пришли рычания моторов. Боевые дружины разъезжались зализывать раны и сочинять планы мести.
Мы подобрались к парочке, преодолевающей канаву, и вот теперь-то я разглядела, что мужчиной, толстым и низкорослым, был наш неприятный знакомец по фамилии Крамер.
Раньше бы догадаться, но я даже представить себе не могла, что такой наглый предводитель целой толпы охранников вдруг останется один и будет спасаться бегством, как заяц. А армия его где? Получается, что тоже разбежалась? Ну и вояки. куда же они тогда лезли с такой моральной подготовкой?
Это им не над девушками глумиться…
Виктор подбежал первым, как оно и должно всегда быть, все-таки он настоящий мужчина, не как некоторые. Он приподнял расползающегося, как желе, Крамера за одно плечо, женщина в это время уцепилась за второе — и самый главный скат из «Ската» встал вместо четырех конечностей на две, как и положено стоять нормальным людям Толстую ряху Крамера перекосила гримаса боли, он, наверное, здорово ударился, падая в канаву, или уже был немного подранен еще до своею падения.
Однако, несмотря на боль, Крамер шустро обежал нас всех взглядом и сморщился еще больше.
— Опять вы? — простонал он, приподнимая левую ногу и сгибая ее в колене.
— Увы, — призналась я, — но не волнуйтесь, сейчас я просить интервью не буду.
— Вы и тогда не просили, — попробовал улыбнуться Крамер, но вместо улыбки у него вышла еще одна гримаса.
Женщина подозрительно взглянула на меня, но сразу же обратилась к Крамеру:
— Котик, котик, тебе очень больно?
— Мне будет очень больно, если я отсюда быстро не уеду, — отрывисто ответил «котик» и шагнул вперед. Левая нога у него при этом подогнулась, и Крамер еще раз чуть не упал. И снова удержать его смог только Виктор.
Глава 7
Лариса, жена Крамера, с которой мы познакомились во время транспортировки ее необъятного мужа к «БМВ», оказалась дамой немножко нервной, если можно так выразиться, но это если говорить мягко.
Через минуту после того, как мы присоединились к этой парочке, она начала осыпать мужа такими изысканными ругательствами, что я сначала опешила, а потом с интересом стала прислушиваться. Оказалось, что половины выражений я даже и не знаю, а второй половины — почти не понимаю.
Всякие там слова вроде «козла», «сволочи» и «лоха» плюс матерные наборы из известного пятикоренного сборника были знакомы и известны, но, извините меня, как понимать идиому «вертушка от сортира»?
Не вру, честно, я чувствовала себя немножко иностранкой. Маринка, как я заметила, тоже, но еще я заметила, что эта швабра тихо шевелит губами, как бы стараясь запомнить получше самые залихватские из оборотов.
Сам Крамер на этом вербальном фоне выглядел беднее своей супруги. Он упорно и монотонно посылал ее по одному и тому же адресу, но она совершенно не обращала внимания на такую ерунду.
Словно это и не муж ее посылал, а так, птичка на веточке чирикала что-то неразборчивое.
Короче говоря, дама просто немного понервничала и сейчас рассказывала о своих переживаниях в изысканной форме.
Как только мы уложили Крамера на заднее сиденье «БМВ», тут же Ларису затрясло, она швырнула наземь свои очки, моментально разбившиеся, и закричала:
— А если бы я не поехала сюда? А если бы не поехала, и что было бы?! Да ты бы сдох, урод жирный, сдох бы, не доползя до дороги! А если бы дополз, то упал бы, как гвоздь беременный, разлегся бы здесь глистой вонючей и сознание бы потерял, и тебя какой-нибудь твой бы недоебок и переехал бы! И правильно бы сделал! Господи, за что мне все это! У всех мужья как мужья, только у меня одной, несчастной, такой мешок дерьма, как ты, морда очкастая!
Маринка, повернувшись ко мне и шевеля только уголком рта, пробормотала:
— А у некоторых и вообще никаких мужей нету.
Лариса же без передыху продолжала:
— А ведь обещал, обещал же, клялся, что никогда! Никогда! И сегодня что ты мне сказал? Что ты мне сказал, я спрашиваю, бублик сраный? Не молчи! Ты еще не сдох? Не сдох еще, будка ты понтовая, лысый гад!
Крамер, запрокинув голову на подголовник сиденья, закрыл глаза и приоткрыл рот. Ему было тяжело дышать, он захрипел и закашлялся.
— Господи, Гена, пупсик, пупсик, что с тобой?! — Лариса наклонилась над Крамером и начала его целовать. — Пупсик, мальчик мой бедненький, тебе очень плохо? Да? Плохо тебе, сука, я спрашиваю?! Ты почему рожу от меня отворачиваешь?! Видеть меня не хочешь?! Да я сама век бы тебя не видела!..
— Его нужно отвезти в больницу! — сказал Маринка. — Вы же видите, у него что-то с ногой. Кровь течет!
Лариса не слышала, она то целовала Крамера, то била его ладонями по щекам и кулаками по груди, крича:
— Гена! Гена, ты меня слышишь? Что с тобою?
Господи, что с ним? Только не умирай, пожалуйста, что я буду без тебя делать?!
Мы с Маринкой переглянулись.
— А что мы делать будем? — тихо спросила у меня Маринка.
— А что делать? — ответила я. — Нужно везти их обоих в больницу. Его — к хирургу, а ее — к невропатологу.
— Лариса, — я дотронулась до плеча беснующейся жены Крамера, — ехать нужно, а то Геннадию Петровичу, кажется, становится хуже.
— Да, да, да, — вздрагивая всем телом, пробормотала она и дрожащими руками поправила на себе юбку, — надо, надо ехать.
Она вылезла из салона, распрямилась, провела рукой по лицу и недоуменно уставилась на растоптанные остатки своих очков.
— Ну вот, — проговорила она и повернулась к Крамеру, — ты во всем виноват, сучара бацильная!
Из-за тебя вон и очки разбились! Как я теперь машину поведу?! Ты же знаешь, что я не вижу без очков!
Лариса гневно топнула ногой и заплакала, всхлипывая, как маленькая девочка.
— Послушайте, Лариса, — сказала я, — может быть, вы позволите мне сесть за руль, кажется, вы сейчас не в форме.
— Я не в форме, как замуж вышла за тварь эту жирную, — всхлипнула Лариса, подняла голову и сказала:
— Садись.
Делать было нечего, как говорится, назвался груздем, полезай, куда назвался.
Я села за руль, Маринка рядом со мною, Виктор устроился на заднем сиденье вместе с Крамером и Ларисой. С мгновенье поколебавшись, я нажала на педаль.
Ну что сказать, «БМВ» — это, конечно же, не «Лада», хотя я и честная патриотка родного Отечества. Впечатление от разницы было сильным, и только через несколько минут я вспомнила, что нужно, наверное, стыдиться — вон моя «ладушка» стоит одна-одинешенька впереди на дороге, а я так легко променяла ее на импортное чудовище.
Я проехала «Ладу» и остановилась.
— Зачем вы остановились? — истерично закричала сзади Лариса. — Зачем вы остановились?
— Это моя машина, Лариса, — стараясь говорить четко и спокойно, сказала я, — Виктор ее поведет за нами. Все нормально.
— Ваша машина?! Все нормально?! — закричала Лариса, стуча ногами в спинку моего сиденья. — У меня муж умирает, а вы тут какие-то свои вопросы решаете!
Я промолчала и повернулась к Виктору. Он кивком показал мне на дорогу. Я обернулась. Навстречу нам ехали две милицейские машины. Одна из них, первая, промчалась мимо, а вторая остановилась рядом с «БМВ». Лариса замолчала и затаилась. Затаился, как мне показалось, и Крамер, он даже стал тише хрипеть.
Из машины вышли два милиционера в форме омоновцев и сперва внимательно посмотрели на мою «Ладу», затем подошли к нам.
Первый из них приложил руку к кепи, что-то пробормотал скороговоркой и попросил документы.
— А в чем дело? — возмутилась Маринка.
— Товарищи просят, нужно, значит, показать, — миролюбиво сказала я и вынула из сумки свое редакционное удостоверение.
— А ты откуда знаешь, что это милиция?! — закричала Маринка. — А даже пусть и милиция, мы что же, похожи на чикатил каких-то там?
Я передала удостоверение ближайшему омоновцу, тот его полистал, сравнил оригинал с фотографией и вернул мне удостоверение.
— А что произошло? — по-доброму спросила я, доставая из сумки диктофон. — Вы ехали на задание и вас вызвали по рации или же сразу дали команду в отделе? А какая ориентировка?
— Подожди! — остановила меня Маринка и, высунувшись из машины, оглядела обоих омоновцев. — Значит, давай так, диктую: рядом с нашей машиной остановилась машина милиции с номером 285. Из нее вышли двое сотрудников ОМОНа и подошли. Они вежливо представились, эти молодые спортивные ребята с хорошими простыми лицами настоящих боевых мужчин, и ближайший из них… — Маринка замолчала, махнула мне рукой, я выключила диктофон, и она быстро и требовательно спросила:
— Как ваша фамилия? Еще раз назовитесь, пожалуйста! Ну скорее!
Омоновцы переглянулись, молча повернулись и направились к своей машине.
— Подождите! — крикнула Маринка, выхватила у меня диктофон и полезла из «БМВ», размахивая руками. — Подождите! Я же делаю материал!
Омоновцы даже не обернулись, они запрыгнули в свою тачку и уехали.
— Вот тебе и простые лица у боевых мужчин, — проворчала я, — как ты там сказала?
— Да хамы! — крикнула Маринка. — Хамы и все!
Она обиженно засопела и вдруг просветлела лицом.
— Виктор! — сказала она. — А ты почему все еще здесь? Пошли, пошли, Оля отдает нам свою машину!
Маринка выскочила из «БМВ» и запрыгала в нетерпении, ожидая выходящего из машины Виктора. Вцепившись ему в руку и повиснув на ней, Маринка повлеклась с Виктором к моей «Ладе».
Вот уже в который раз собственными очами, прошу прощения за выражение, вижу, как моя собственная порядочность и отзывчивость сажают меня в лужу.
Есть в мире справедливость? Ни фига! Даже не ночевала!
Не дожидаясь, пока Виктор заведет «Ладу», я пустила вперед своего — пока! — черного мустанга и, покусывая губы, спросила у Ларисы, поймав ее взгляд в зеркале заднего вида:
— Вы выбрали больницу, в которую едем, или вам все равно?
— Не все равно! — сказала Лариса. — У нас есть свой домашний врач, я сейчас скажу вам адрес.
Сейчас вспомню. — Лариса закрыла лицо руками и тут же отняла руки. — Нет, не вспомню. Езжайте, я вам покажу, это просто. Это недалеко от… — Она задумалась и защелкала пальцами, стараясь вспомнить.
Я через зеркало заднего обзора видела, как моя «Лада», управляемая Виктором, плотно села мне на хвост, как ведомый истребитель за ведущим асом.
Маринка, сидя на переднем сиденье рядом с Виктором, что-то рассказывала ему, я видела это по жестикуляции, но нужно знать Виктора так, как знаю его я. Ему можно рассказывать все что угодно, да и показывать тоже, и никогда не будешь в полной уверенности, что он слышал и видел. Уникум. Да и что интересного может рассказать Маринка? Опять про какие-то свои переживания или вещие сны. Я еще не рассказывала, как она однажды ухайдокала всех нас своими пророческими сновидениями? Так это целая песня…
Лариса продолжала щелкать пальцами, а адрес врача все никак не вспоминался.
— Городской парк, — прохрипел Крамер, приоткрывая глаза.
— Заткнись, идиот! — рявкнула на него Лариса. — Ты не видишь, что ли, скотина, что я думаю, тварь безмозглая? Значит, так, Оль, подкатывай к городскому парку, а там я тебе покажу. Там стоят два новых дома, мажорные такие, как жопа страуса, он во втором живет, рядом с прудом.
Лариса вдруг весело рассмеялась, снова ударив ногой в спинку моего сиденья, извинилась и сказала:
— А ты помнишь этот анекдот про пруд? Нет?
Так я расскажу. Короче…
Навстречу нам стали попадаться автомобили, и я прижалась вправо, очень боясь оцарапать чужую «БМВ». Она была шире и длиннее моей «ладушки», ориентировалась я плохо, плохо чувствовала ее габариты.
Избежав, как мне показалось, неминуемого столкновения, я снова вслушалась в Ларисины слова. Анекдот уже заканчивался.
— Она, значит, спрашивает: а где у вас пруд?
А он отвечает: где поймают, там и прут! Поняла, Оль, поняла? — Лариса очень весело и искренне засмеялась и повторила:
— Где поймают, там и прут! — Оборвав свой смех, она повернулась к Крамеру и погладила его по щеке. — Вот тебя и поймали, пупсик, и поперли. Не хера было ехать на эту стрелку, сколько раз тебе говорила: не связывайся с казахами! Не связывайся! Что тебе, кретин, наших лохов мало?
Я ехала к городскому парку, поняв только, что мне нужно подъехать к нему со стороны Чернышевской улицы, и что там говорила Лариса мне и своему лысому пупсику, я не слушала. Эта сладкая парочка мне была неприятна в любой комплектации: и Лариса с Геной, и Гена с Ларисой.
Я знала приблизительно направление и дальше уже не слушала. В одну единицу времени нужно давать одну единицу информации, а то получается что-то слишком уж насыщенно: анекдоты невкусные какие-то, реплики сомнительного характера…
Новый четырехэтажный дом, обложенный отделочным кирпичом, с металлической крышей под черепицу, я нашла сразу. В этом районе ничего подобного больше не было, так что ошибиться смог бы только совершенно слепой, но не я, по общему смыслу своей работы весьма неплохо знающая наш город..
Я подкатила к высокому подъезду дома и остановилась с разворотом, думая, что сейчас Геннадия Петровича придется выводить под белы рученьки на свет божий. Полминуты спустя рядом с «БМВ» остановилась моя «Лада», и из нее тут же вышла Маринка.
— Приехали, что ли? — спросила она, поглядывая на дом. — Да-а, это невралгический диспансер? Ну главврач дает! Где же он таких спонсоровто набрал?
Я тоже вышла из «БМВ» и закурила. Посмотрев еще раз на машинку, которая только что так славно и беспрекословно выполняла мои приказы, я поняла, что больше ездить на ней не хочу. Вот когда у меня самой будет такая же, во г тогда и посмотрим, а сейчас…
Лариса распахнула дверь, выставила ноги наружу, но выходить не стала, а позвонила по сотовому телефону и громко переговорила с кем-то.
Как я заметила, ругани теперь в ее словах было мало.
Вероятно, ее специфический вербальный набор предназначался только для любимого мужа. Я с ней была согласна, как мало я ни знала Крамера, но, по моим наблюдениям, никакого другого обращения эта свинья и не заслуживала.
Через минуту или чуть больше — я даже до половины не успела докурить свою сигарету, а Маринка мне еще не все рассказала про дорогу и свои впечатления от нее, как будто я ехала каким-то другим путем, — распахнулась дверь дома, и по ступенькам крыльца быстро сбежал худощавый лысоватый мужчина с истерзанным алкоголем лицом.
Он что-то быстро дожевывал, поправляя на себе брюки. За ним так же быстро спускался молодой длинноволосый парень с серьгой с правом ухе.
— Ну давай, давай, эскулап, — Лариса застучала каблучками по асфальту, — долго ты, долго!
— Я осмотрю прямо здесь, — сказал эскулап, подходя к «БМВ».
— Как здесь? — вскрикнула Лариса, выскакивая из машины. — Как это здесь?! Давай забирай его в свою живодерню, а то он у меня уже ласты склеивает!
— Спокойно, спокойно, Лорик, — врач фамильярно хлопнул Ларису по заднице и отдернул в сторону, — не путайся под ногами. Я решу, нужно ли его везти в больницу или можно будет сделать все в домашних условиях.
Врач шустро забрался в салон «БМВ» и, наклонившись над Крамером, прощупал пульс, потом задал несколько вопросов.
Крамер отвечал ему громким хриплым шепотом. Затем врач пощупал левую ногу Крамера тот застонал.
Выскочив наружу, врач шмыгнул носом.
— Все ясно, Лорик, придется ехать, — сказал он и, обежав машину, опустился на заднее сиденье рядом с Крамером. — Поехали, Лорик, и дай-ка мне мобилу, я приказы прогавкаю! А ты, Цыпочка, — врач обратился к волосатому парню, покусывающему губы в стороне и не сводящему глаз с Виктора, — марш домой и приготовь что-нибудь пожрать. К одиннадцати.
— Я буду тебя ждать, Костик, — сказал парень, махнув ресницами.
— Еще бы, — проворчал врач и крикнул Ларисе:
— Ну ты, что там телишься, Лорик, запрягай, а то Гена точно крякнет, и кому ты будешь нужна?
— Пошел на х…. дурак, — равнодушно произнесла Лариса и повернулась ко мне:
— Оль, не отвезешь еще нас и в больничку? Это областная, здесь недалеко. А я тебе кину там сотку баксов за потерянное время. Выручай, а?
И опять скажу, что всю свою несчастную жизнь я страдаю из-за своих положительных качеств. Но куда ж деваться? Назвался филантропом, полезай в… Нет, не то…
Ну, в общем, я согласилась и снова села за руль чужой тачки.
Врач с заднего сиденья уже названивал в больницу и отдавал приказания. Он озадачил готовить операционную, сказав, что везет пациента с двумя переломами шейки бедра.
— Операция будет сложная и долгая, возможна кровопотеря до одного литра, — диктовал он, похлопывая Крамера по руке, — приготовьте весь необходимый набор. Что? Любовь Санна в набор не входит. Нет, не хочу.
Закончив разговор, врач отключился и, передавая трубу Ларисе, взглянул на меня.
— Хорошо девушка ведет, уверенно, — похвалил он мои несомненные способности, а дальше уже сказал что-то странное:
— Это, Лорик, она вместо Юли теперь у Геннадия Петровича?
— Нет, кажется, — ответила Лариса, — а впрочем, и не знаю. Кстати! Кстати! 0-оль!
— Что? — отозвалась я.
— А ты как в лесу этом прифронтовом оказалась?
В глазах Ларисы впервые блеснул настороженный огонек, которому пора было бы уже загореться и пораньше. Действительно, как это так? Какая-то незнакомка знает ее мужа, оказывается в нужном месте в нужное время, теперь помогает перевозить, а жена и понятия не имеет почему?
— В каком лесу прифронтовом? — спросил врач, перебивая Ларису.
— Ну там, где мой мудила напоролся на пули, точно ему больше делать нечего, — раздраженно ответила Лариса. — Все планы теперь на хер пошли.
А я собиралась завтра к визажисту, потом к парикмахеру, у меня еще портниха завалена заказами, мне два вечерних платья нужно ушить по-умному… Блядь! — вскричала Лариска, что-то вспомнив.
— Где? — любезно подлез с вопросом врач.
— Пошел на х…. — привычно отреагировала Лариса, — у меня же еще два билета на сегодня!
Столько дел, и из-за этого толчка сраного все накрылось медным тазом!
Лариса раздраженно отвернулась от всех и посмотрела в окно.
— Да, Оль! — вспомнила она. — Так откуда ты знаешь моего борова? Тоже, что ли, пашешь в «Скате»? А кем? На подхвате или еще как?
— Я вообще в фирме вашего мужа не работаю, — ответила я, заглушая в себе раздражение, — я журналистка и познакомилась с Геннадием Петровичем по работе. Мне нужно было узнать про Юлию Пузанову.
— Про Юльку? — удивилась Лариса. — А что про нее знать? Фу-ты, тоже мне Барбара Спрайт или, как там ее, Шарон Стоун. Я их все время путаю.
Если ты про Юльку хочешь что узнать, так у меня надо было спрашивать, а не у Гены. Ему же все равно, кто ему дверь открывает, когда он свою жопу поднять ленится!
Мы подъезжали к областной больнице, и врач, подавшись вперед, негромко и четко указывал мне, как удобнее проехать и к какому подъезду нужно будет подогнать машину.
Нас уже ждали два санитара с носилками и два врача с капельницей и прочими интересными медицинскими штучками.
Выскочивший из машины первым врач четко скомандовал:
— Сразу в оперблок. Анестезиолог на месте?
— Все на месте, Константин Павлович, — ответили ему и занялись Крамером.
Через минуту Крамера уже не только вынесли, но и внесли и даже захлопнули за собою дверь.
Мы остались с Ларисой вдвоем. Виктор на «Ладе» не стал заезжать во двор больницы, а остался поджидать меня на выезде.
— Вот теперь можно и покурить, — спокойно сказала Лариса и нагнулась к передней панели «БМВ». Она вынула из «бардачка» пачку «Парламента» и предложила мне:
— Будешь, Оль?
— Нет, спасибо, — ответила я, вынимая из сумки свои сигареты.
Мы обе присели на лавочку около больничного подъезда и закурили.
Лариса внешне успокоилась и даже вести себя начала почти как нормальный человек.
— Ты знаешь, Оль, — сказала она, — когда Гены рядом нет, кажется, я даже и дышу по-другому.
Свободнее. Ведь это такой гемор быть его женой!
Деньги есть, а покоя нет. Каждая неделя приносит какую-то неприятность.
Я промолчала. Лариса покосилась на меня, выпустила дым вверх и спросила напрямую:
— А что вы там делали?
— Где? В лесу? — спросила я.
— А меня, кроме леса, больше ничего и не интересует. Пока, — ответила Лариса. — Так что?
Гена сказал, что он поедет на стрелку, и вы решили поболеть за своих? А вторая чернявая с широкой кормой тоже из болельщиц?
— Она моя коллега по работе и подруга, — сказала я, немного обидевшись за Маринку, но заострять внимание на этом не стала.
Что поделаешь: судьба дала мне неплохой шанс, как бы изнутри изучить семейный мир Крамеров, и ради этого можно было и промолчать разок. Ведь мое расследование смерти Юли Пузановой все еще не было закончено.
— Можно сказать, что случайно оказалась в лесу, — продолжила я. — Мы с друзьями отдыхали там и уже возвращались, когда увидели вас. Да ты, Лариса, и сама все видела. Вот, собственно, и все.
Не могли же мы равнодушно пройти мимо, тем более что, хоть и очень поверхностно, с Геннадием Петровичем мы уже были знакомы.
— А как вы с ним познакомились? — не унималась Лариса. Она решила использовать до конца полученную возможность поговорить со мною.
Я даже подумала, что из нее получилась бы неплохая журналистка, только вот над лексикой пришлось бы поработать немного. Но для этого сгодился бы и Сергей Иванович. Он бы лихо правил Ларисины статьи, если, конечно, она решилась бы стать пишущим журналистом.
— С Геннадием Петровичем?
— Ну как ты познакомилась со мною, я помню, — заметила Лариса, — с Геной, с Геной.
— Мы занимаемся самоубийством Юлии Пузановой, — сказала я, — и сегодня днем впервые подъехали в офис фирмы «Скат», где она работала секретарем. Тогда и познакомились. Сегодня.
— А, ясно, — Лариса щелчком отбросила свою докуренную сигарету в сторону и выбила из пачки другую. Переминая ее в пальцах, она сказала:
— Если бы там были бандиты, они или давно бы уехали, или сейчас находятся там, где и все остальные, — очень медленно и очень доходчиво сказала я, стараясь и говорить понежней, и выглядеть поласковей. Лишь бы у Маринки не замкнуло.
— На поляне? — повторила мой довод Маринка.
— А где же еще? — спросила я, предлагая ей тему для дискуссии.
— Умная ты, — вздохнула Маринка, заметно успокаиваясь, — а почему же она не уезжает? Что же, не слышно было стрельбы?
— Значит, там никого нет, — рассердилась я, — а если кто и есть, то он глухой. Пошли, не до утра же нам здесь стоять. А то еще сейчас, не дай бог, посыпятся из леса недобитые братки, вот тогда точно неинтересно станет.
Последний мой довод убедил Маринку больше, чем предыдущие, и она подала Виктору руку.
Мы быстрым шагом пошли к «БМВ», всматриваясь в ее в салон. Там было темно, и сквозь тонированное заднее стекло нельзя было разобрать, пустая машина или нет.
Проходя уже мимо машины, я увидела, что переднее левое стекло опущено и за рулем «БМВ» сидит молодая женщина с волосами, забранными наверх. Мы с ней переглянулись и взаимно отвели глаза.
В эту секунду позади нас раздался крик.
Я обернулась. Из-за дальних деревьев к нам бежал, прихрамывая и припадая на ногу, какой-то человек. Я понятия не имела, кто бы это мог быть.
Но не Саша — это точно. Саша был и ростом повыше, и не такой жирный…
— Толстый, — сказала Маринка, прикладывая ко лбу ладонь, для лучшей видимости, надо понимать, наподобие Ильи Муромца с известной картины Васнецова.
— Кто это? — спросила я у Виктора. — Мы его знаем?
В этот момент хлопнула дверь «БМВ», и на дорогу выскочила женщина, сидевшая до этого в машине. Она замерла, на секунду приняв то же положение, что и Маринка, и, тихо охнув, побежала навстречу этому толстяку.
Мужчина тем временем упал, неудачно попытавшись преодолеть неглубокую канавку в полтора прыжка. Разумеется, у него это не получилось.
Бежавшая к нему женщина тоже споткнулась несколько раз о кочки, но добежала все-таки до мужчины и потянула его за руку, но он только размахивал свободной рукой и не вставал. Возможно, вывихнул ногу или потянул мыщцы.
Мы втроем в это время оказались в довольно-таки дурацком положении или, правильнее будет сказать, не в дурацком, а в двусмысленном. Уходить дальше по дороге в поисках своей машины было как-то неудобно, предлагать свою помощь тоже не очень хотелось: ведь только что в лесу закончилась разборка с выстрелами и наверняка с жертвами. Кто же знает этого толстяка, а вдруг он будет недоволен, что мы увидели его лицо и впоследствии сможем опознать. Одним словом, понятно, почему наше положение я назвала двусмысленным.
— Что делать будем? — пробормотала Маринка, разглядывая, как несчастная женщина из «БМВ» борется со своим непокорным мужчиной.
Однако в эту секунду решение как бы пришло само.
— Помогите! — крикнула женщина, обращаясь явно к нам. Ничего не оставалось делать, как бежать к ней.
Стрельба тем временем в лесу возобновилась, но вторая попытка была намного слабее первой.
Раздались еще один или два одиночных выстрела, и все стихло окончательно. На смену звукам выстрелов пришли рычания моторов. Боевые дружины разъезжались зализывать раны и сочинять планы мести.
Мы подобрались к парочке, преодолевающей канаву, и вот теперь-то я разглядела, что мужчиной, толстым и низкорослым, был наш неприятный знакомец по фамилии Крамер.
Раньше бы догадаться, но я даже представить себе не могла, что такой наглый предводитель целой толпы охранников вдруг останется один и будет спасаться бегством, как заяц. А армия его где? Получается, что тоже разбежалась? Ну и вояки. куда же они тогда лезли с такой моральной подготовкой?
Это им не над девушками глумиться…
Виктор подбежал первым, как оно и должно всегда быть, все-таки он настоящий мужчина, не как некоторые. Он приподнял расползающегося, как желе, Крамера за одно плечо, женщина в это время уцепилась за второе — и самый главный скат из «Ската» встал вместо четырех конечностей на две, как и положено стоять нормальным людям Толстую ряху Крамера перекосила гримаса боли, он, наверное, здорово ударился, падая в канаву, или уже был немного подранен еще до своею падения.
Однако, несмотря на боль, Крамер шустро обежал нас всех взглядом и сморщился еще больше.
— Опять вы? — простонал он, приподнимая левую ногу и сгибая ее в колене.
— Увы, — призналась я, — но не волнуйтесь, сейчас я просить интервью не буду.
— Вы и тогда не просили, — попробовал улыбнуться Крамер, но вместо улыбки у него вышла еще одна гримаса.
Женщина подозрительно взглянула на меня, но сразу же обратилась к Крамеру:
— Котик, котик, тебе очень больно?
— Мне будет очень больно, если я отсюда быстро не уеду, — отрывисто ответил «котик» и шагнул вперед. Левая нога у него при этом подогнулась, и Крамер еще раз чуть не упал. И снова удержать его смог только Виктор.
Глава 7
Лариса, жена Крамера, с которой мы познакомились во время транспортировки ее необъятного мужа к «БМВ», оказалась дамой немножко нервной, если можно так выразиться, но это если говорить мягко.
Через минуту после того, как мы присоединились к этой парочке, она начала осыпать мужа такими изысканными ругательствами, что я сначала опешила, а потом с интересом стала прислушиваться. Оказалось, что половины выражений я даже и не знаю, а второй половины — почти не понимаю.
Всякие там слова вроде «козла», «сволочи» и «лоха» плюс матерные наборы из известного пятикоренного сборника были знакомы и известны, но, извините меня, как понимать идиому «вертушка от сортира»?
Не вру, честно, я чувствовала себя немножко иностранкой. Маринка, как я заметила, тоже, но еще я заметила, что эта швабра тихо шевелит губами, как бы стараясь запомнить получше самые залихватские из оборотов.
Сам Крамер на этом вербальном фоне выглядел беднее своей супруги. Он упорно и монотонно посылал ее по одному и тому же адресу, но она совершенно не обращала внимания на такую ерунду.
Словно это и не муж ее посылал, а так, птичка на веточке чирикала что-то неразборчивое.
Короче говоря, дама просто немного понервничала и сейчас рассказывала о своих переживаниях в изысканной форме.
Как только мы уложили Крамера на заднее сиденье «БМВ», тут же Ларису затрясло, она швырнула наземь свои очки, моментально разбившиеся, и закричала:
— А если бы я не поехала сюда? А если бы не поехала, и что было бы?! Да ты бы сдох, урод жирный, сдох бы, не доползя до дороги! А если бы дополз, то упал бы, как гвоздь беременный, разлегся бы здесь глистой вонючей и сознание бы потерял, и тебя какой-нибудь твой бы недоебок и переехал бы! И правильно бы сделал! Господи, за что мне все это! У всех мужья как мужья, только у меня одной, несчастной, такой мешок дерьма, как ты, морда очкастая!
Маринка, повернувшись ко мне и шевеля только уголком рта, пробормотала:
— А у некоторых и вообще никаких мужей нету.
Лариса же без передыху продолжала:
— А ведь обещал, обещал же, клялся, что никогда! Никогда! И сегодня что ты мне сказал? Что ты мне сказал, я спрашиваю, бублик сраный? Не молчи! Ты еще не сдох? Не сдох еще, будка ты понтовая, лысый гад!
Крамер, запрокинув голову на подголовник сиденья, закрыл глаза и приоткрыл рот. Ему было тяжело дышать, он захрипел и закашлялся.
— Господи, Гена, пупсик, пупсик, что с тобой?! — Лариса наклонилась над Крамером и начала его целовать. — Пупсик, мальчик мой бедненький, тебе очень плохо? Да? Плохо тебе, сука, я спрашиваю?! Ты почему рожу от меня отворачиваешь?! Видеть меня не хочешь?! Да я сама век бы тебя не видела!..
— Его нужно отвезти в больницу! — сказал Маринка. — Вы же видите, у него что-то с ногой. Кровь течет!
Лариса не слышала, она то целовала Крамера, то била его ладонями по щекам и кулаками по груди, крича:
— Гена! Гена, ты меня слышишь? Что с тобою?
Господи, что с ним? Только не умирай, пожалуйста, что я буду без тебя делать?!
Мы с Маринкой переглянулись.
— А что мы делать будем? — тихо спросила у меня Маринка.
— А что делать? — ответила я. — Нужно везти их обоих в больницу. Его — к хирургу, а ее — к невропатологу.
— Лариса, — я дотронулась до плеча беснующейся жены Крамера, — ехать нужно, а то Геннадию Петровичу, кажется, становится хуже.
— Да, да, да, — вздрагивая всем телом, пробормотала она и дрожащими руками поправила на себе юбку, — надо, надо ехать.
Она вылезла из салона, распрямилась, провела рукой по лицу и недоуменно уставилась на растоптанные остатки своих очков.
— Ну вот, — проговорила она и повернулась к Крамеру, — ты во всем виноват, сучара бацильная!
Из-за тебя вон и очки разбились! Как я теперь машину поведу?! Ты же знаешь, что я не вижу без очков!
Лариса гневно топнула ногой и заплакала, всхлипывая, как маленькая девочка.
— Послушайте, Лариса, — сказала я, — может быть, вы позволите мне сесть за руль, кажется, вы сейчас не в форме.
— Я не в форме, как замуж вышла за тварь эту жирную, — всхлипнула Лариса, подняла голову и сказала:
— Садись.
Делать было нечего, как говорится, назвался груздем, полезай, куда назвался.
Я села за руль, Маринка рядом со мною, Виктор устроился на заднем сиденье вместе с Крамером и Ларисой. С мгновенье поколебавшись, я нажала на педаль.
Ну что сказать, «БМВ» — это, конечно же, не «Лада», хотя я и честная патриотка родного Отечества. Впечатление от разницы было сильным, и только через несколько минут я вспомнила, что нужно, наверное, стыдиться — вон моя «ладушка» стоит одна-одинешенька впереди на дороге, а я так легко променяла ее на импортное чудовище.
Я проехала «Ладу» и остановилась.
— Зачем вы остановились? — истерично закричала сзади Лариса. — Зачем вы остановились?
— Это моя машина, Лариса, — стараясь говорить четко и спокойно, сказала я, — Виктор ее поведет за нами. Все нормально.
— Ваша машина?! Все нормально?! — закричала Лариса, стуча ногами в спинку моего сиденья. — У меня муж умирает, а вы тут какие-то свои вопросы решаете!
Я промолчала и повернулась к Виктору. Он кивком показал мне на дорогу. Я обернулась. Навстречу нам ехали две милицейские машины. Одна из них, первая, промчалась мимо, а вторая остановилась рядом с «БМВ». Лариса замолчала и затаилась. Затаился, как мне показалось, и Крамер, он даже стал тише хрипеть.
Из машины вышли два милиционера в форме омоновцев и сперва внимательно посмотрели на мою «Ладу», затем подошли к нам.
Первый из них приложил руку к кепи, что-то пробормотал скороговоркой и попросил документы.
— А в чем дело? — возмутилась Маринка.
— Товарищи просят, нужно, значит, показать, — миролюбиво сказала я и вынула из сумки свое редакционное удостоверение.
— А ты откуда знаешь, что это милиция?! — закричала Маринка. — А даже пусть и милиция, мы что же, похожи на чикатил каких-то там?
Я передала удостоверение ближайшему омоновцу, тот его полистал, сравнил оригинал с фотографией и вернул мне удостоверение.
— А что произошло? — по-доброму спросила я, доставая из сумки диктофон. — Вы ехали на задание и вас вызвали по рации или же сразу дали команду в отделе? А какая ориентировка?
— Подожди! — остановила меня Маринка и, высунувшись из машины, оглядела обоих омоновцев. — Значит, давай так, диктую: рядом с нашей машиной остановилась машина милиции с номером 285. Из нее вышли двое сотрудников ОМОНа и подошли. Они вежливо представились, эти молодые спортивные ребята с хорошими простыми лицами настоящих боевых мужчин, и ближайший из них… — Маринка замолчала, махнула мне рукой, я выключила диктофон, и она быстро и требовательно спросила:
— Как ваша фамилия? Еще раз назовитесь, пожалуйста! Ну скорее!
Омоновцы переглянулись, молча повернулись и направились к своей машине.
— Подождите! — крикнула Маринка, выхватила у меня диктофон и полезла из «БМВ», размахивая руками. — Подождите! Я же делаю материал!
Омоновцы даже не обернулись, они запрыгнули в свою тачку и уехали.
— Вот тебе и простые лица у боевых мужчин, — проворчала я, — как ты там сказала?
— Да хамы! — крикнула Маринка. — Хамы и все!
Она обиженно засопела и вдруг просветлела лицом.
— Виктор! — сказала она. — А ты почему все еще здесь? Пошли, пошли, Оля отдает нам свою машину!
Маринка выскочила из «БМВ» и запрыгала в нетерпении, ожидая выходящего из машины Виктора. Вцепившись ему в руку и повиснув на ней, Маринка повлеклась с Виктором к моей «Ладе».
Вот уже в который раз собственными очами, прошу прощения за выражение, вижу, как моя собственная порядочность и отзывчивость сажают меня в лужу.
Есть в мире справедливость? Ни фига! Даже не ночевала!
Не дожидаясь, пока Виктор заведет «Ладу», я пустила вперед своего — пока! — черного мустанга и, покусывая губы, спросила у Ларисы, поймав ее взгляд в зеркале заднего вида:
— Вы выбрали больницу, в которую едем, или вам все равно?
— Не все равно! — сказала Лариса. — У нас есть свой домашний врач, я сейчас скажу вам адрес.
Сейчас вспомню. — Лариса закрыла лицо руками и тут же отняла руки. — Нет, не вспомню. Езжайте, я вам покажу, это просто. Это недалеко от… — Она задумалась и защелкала пальцами, стараясь вспомнить.
Я через зеркало заднего обзора видела, как моя «Лада», управляемая Виктором, плотно села мне на хвост, как ведомый истребитель за ведущим асом.
Маринка, сидя на переднем сиденье рядом с Виктором, что-то рассказывала ему, я видела это по жестикуляции, но нужно знать Виктора так, как знаю его я. Ему можно рассказывать все что угодно, да и показывать тоже, и никогда не будешь в полной уверенности, что он слышал и видел. Уникум. Да и что интересного может рассказать Маринка? Опять про какие-то свои переживания или вещие сны. Я еще не рассказывала, как она однажды ухайдокала всех нас своими пророческими сновидениями? Так это целая песня…
Лариса продолжала щелкать пальцами, а адрес врача все никак не вспоминался.
— Городской парк, — прохрипел Крамер, приоткрывая глаза.
— Заткнись, идиот! — рявкнула на него Лариса. — Ты не видишь, что ли, скотина, что я думаю, тварь безмозглая? Значит, так, Оль, подкатывай к городскому парку, а там я тебе покажу. Там стоят два новых дома, мажорные такие, как жопа страуса, он во втором живет, рядом с прудом.
Лариса вдруг весело рассмеялась, снова ударив ногой в спинку моего сиденья, извинилась и сказала:
— А ты помнишь этот анекдот про пруд? Нет?
Так я расскажу. Короче…
Навстречу нам стали попадаться автомобили, и я прижалась вправо, очень боясь оцарапать чужую «БМВ». Она была шире и длиннее моей «ладушки», ориентировалась я плохо, плохо чувствовала ее габариты.
Избежав, как мне показалось, неминуемого столкновения, я снова вслушалась в Ларисины слова. Анекдот уже заканчивался.
— Она, значит, спрашивает: а где у вас пруд?
А он отвечает: где поймают, там и прут! Поняла, Оль, поняла? — Лариса очень весело и искренне засмеялась и повторила:
— Где поймают, там и прут! — Оборвав свой смех, она повернулась к Крамеру и погладила его по щеке. — Вот тебя и поймали, пупсик, и поперли. Не хера было ехать на эту стрелку, сколько раз тебе говорила: не связывайся с казахами! Не связывайся! Что тебе, кретин, наших лохов мало?
Я ехала к городскому парку, поняв только, что мне нужно подъехать к нему со стороны Чернышевской улицы, и что там говорила Лариса мне и своему лысому пупсику, я не слушала. Эта сладкая парочка мне была неприятна в любой комплектации: и Лариса с Геной, и Гена с Ларисой.
Я знала приблизительно направление и дальше уже не слушала. В одну единицу времени нужно давать одну единицу информации, а то получается что-то слишком уж насыщенно: анекдоты невкусные какие-то, реплики сомнительного характера…
Новый четырехэтажный дом, обложенный отделочным кирпичом, с металлической крышей под черепицу, я нашла сразу. В этом районе ничего подобного больше не было, так что ошибиться смог бы только совершенно слепой, но не я, по общему смыслу своей работы весьма неплохо знающая наш город..
Я подкатила к высокому подъезду дома и остановилась с разворотом, думая, что сейчас Геннадия Петровича придется выводить под белы рученьки на свет божий. Полминуты спустя рядом с «БМВ» остановилась моя «Лада», и из нее тут же вышла Маринка.
— Приехали, что ли? — спросила она, поглядывая на дом. — Да-а, это невралгический диспансер? Ну главврач дает! Где же он таких спонсоровто набрал?
Я тоже вышла из «БМВ» и закурила. Посмотрев еще раз на машинку, которая только что так славно и беспрекословно выполняла мои приказы, я поняла, что больше ездить на ней не хочу. Вот когда у меня самой будет такая же, во г тогда и посмотрим, а сейчас…
Лариса распахнула дверь, выставила ноги наружу, но выходить не стала, а позвонила по сотовому телефону и громко переговорила с кем-то.
Как я заметила, ругани теперь в ее словах было мало.
Вероятно, ее специфический вербальный набор предназначался только для любимого мужа. Я с ней была согласна, как мало я ни знала Крамера, но, по моим наблюдениям, никакого другого обращения эта свинья и не заслуживала.
Через минуту или чуть больше — я даже до половины не успела докурить свою сигарету, а Маринка мне еще не все рассказала про дорогу и свои впечатления от нее, как будто я ехала каким-то другим путем, — распахнулась дверь дома, и по ступенькам крыльца быстро сбежал худощавый лысоватый мужчина с истерзанным алкоголем лицом.
Он что-то быстро дожевывал, поправляя на себе брюки. За ним так же быстро спускался молодой длинноволосый парень с серьгой с правом ухе.
— Ну давай, давай, эскулап, — Лариса застучала каблучками по асфальту, — долго ты, долго!
— Я осмотрю прямо здесь, — сказал эскулап, подходя к «БМВ».
— Как здесь? — вскрикнула Лариса, выскакивая из машины. — Как это здесь?! Давай забирай его в свою живодерню, а то он у меня уже ласты склеивает!
— Спокойно, спокойно, Лорик, — врач фамильярно хлопнул Ларису по заднице и отдернул в сторону, — не путайся под ногами. Я решу, нужно ли его везти в больницу или можно будет сделать все в домашних условиях.
Врач шустро забрался в салон «БМВ» и, наклонившись над Крамером, прощупал пульс, потом задал несколько вопросов.
Крамер отвечал ему громким хриплым шепотом. Затем врач пощупал левую ногу Крамера тот застонал.
Выскочив наружу, врач шмыгнул носом.
— Все ясно, Лорик, придется ехать, — сказал он и, обежав машину, опустился на заднее сиденье рядом с Крамером. — Поехали, Лорик, и дай-ка мне мобилу, я приказы прогавкаю! А ты, Цыпочка, — врач обратился к волосатому парню, покусывающему губы в стороне и не сводящему глаз с Виктора, — марш домой и приготовь что-нибудь пожрать. К одиннадцати.
— Я буду тебя ждать, Костик, — сказал парень, махнув ресницами.
— Еще бы, — проворчал врач и крикнул Ларисе:
— Ну ты, что там телишься, Лорик, запрягай, а то Гена точно крякнет, и кому ты будешь нужна?
— Пошел на х…. дурак, — равнодушно произнесла Лариса и повернулась ко мне:
— Оль, не отвезешь еще нас и в больничку? Это областная, здесь недалеко. А я тебе кину там сотку баксов за потерянное время. Выручай, а?
И опять скажу, что всю свою несчастную жизнь я страдаю из-за своих положительных качеств. Но куда ж деваться? Назвался филантропом, полезай в… Нет, не то…
Ну, в общем, я согласилась и снова села за руль чужой тачки.
Врач с заднего сиденья уже названивал в больницу и отдавал приказания. Он озадачил готовить операционную, сказав, что везет пациента с двумя переломами шейки бедра.
— Операция будет сложная и долгая, возможна кровопотеря до одного литра, — диктовал он, похлопывая Крамера по руке, — приготовьте весь необходимый набор. Что? Любовь Санна в набор не входит. Нет, не хочу.
Закончив разговор, врач отключился и, передавая трубу Ларисе, взглянул на меня.
— Хорошо девушка ведет, уверенно, — похвалил он мои несомненные способности, а дальше уже сказал что-то странное:
— Это, Лорик, она вместо Юли теперь у Геннадия Петровича?
— Нет, кажется, — ответила Лариса, — а впрочем, и не знаю. Кстати! Кстати! 0-оль!
— Что? — отозвалась я.
— А ты как в лесу этом прифронтовом оказалась?
В глазах Ларисы впервые блеснул настороженный огонек, которому пора было бы уже загореться и пораньше. Действительно, как это так? Какая-то незнакомка знает ее мужа, оказывается в нужном месте в нужное время, теперь помогает перевозить, а жена и понятия не имеет почему?
— В каком лесу прифронтовом? — спросил врач, перебивая Ларису.
— Ну там, где мой мудила напоролся на пули, точно ему больше делать нечего, — раздраженно ответила Лариса. — Все планы теперь на хер пошли.
А я собиралась завтра к визажисту, потом к парикмахеру, у меня еще портниха завалена заказами, мне два вечерних платья нужно ушить по-умному… Блядь! — вскричала Лариска, что-то вспомнив.
— Где? — любезно подлез с вопросом врач.
— Пошел на х…. — привычно отреагировала Лариса, — у меня же еще два билета на сегодня!
Столько дел, и из-за этого толчка сраного все накрылось медным тазом!
Лариса раздраженно отвернулась от всех и посмотрела в окно.
— Да, Оль! — вспомнила она. — Так откуда ты знаешь моего борова? Тоже, что ли, пашешь в «Скате»? А кем? На подхвате или еще как?
— Я вообще в фирме вашего мужа не работаю, — ответила я, заглушая в себе раздражение, — я журналистка и познакомилась с Геннадием Петровичем по работе. Мне нужно было узнать про Юлию Пузанову.
— Про Юльку? — удивилась Лариса. — А что про нее знать? Фу-ты, тоже мне Барбара Спрайт или, как там ее, Шарон Стоун. Я их все время путаю.
Если ты про Юльку хочешь что узнать, так у меня надо было спрашивать, а не у Гены. Ему же все равно, кто ему дверь открывает, когда он свою жопу поднять ленится!
Мы подъезжали к областной больнице, и врач, подавшись вперед, негромко и четко указывал мне, как удобнее проехать и к какому подъезду нужно будет подогнать машину.
Нас уже ждали два санитара с носилками и два врача с капельницей и прочими интересными медицинскими штучками.
Выскочивший из машины первым врач четко скомандовал:
— Сразу в оперблок. Анестезиолог на месте?
— Все на месте, Константин Павлович, — ответили ему и занялись Крамером.
Через минуту Крамера уже не только вынесли, но и внесли и даже захлопнули за собою дверь.
Мы остались с Ларисой вдвоем. Виктор на «Ладе» не стал заезжать во двор больницы, а остался поджидать меня на выезде.
— Вот теперь можно и покурить, — спокойно сказала Лариса и нагнулась к передней панели «БМВ». Она вынула из «бардачка» пачку «Парламента» и предложила мне:
— Будешь, Оль?
— Нет, спасибо, — ответила я, вынимая из сумки свои сигареты.
Мы обе присели на лавочку около больничного подъезда и закурили.
Лариса внешне успокоилась и даже вести себя начала почти как нормальный человек.
— Ты знаешь, Оль, — сказала она, — когда Гены рядом нет, кажется, я даже и дышу по-другому.
Свободнее. Ведь это такой гемор быть его женой!
Деньги есть, а покоя нет. Каждая неделя приносит какую-то неприятность.
Я промолчала. Лариса покосилась на меня, выпустила дым вверх и спросила напрямую:
— А что вы там делали?
— Где? В лесу? — спросила я.
— А меня, кроме леса, больше ничего и не интересует. Пока, — ответила Лариса. — Так что?
Гена сказал, что он поедет на стрелку, и вы решили поболеть за своих? А вторая чернявая с широкой кормой тоже из болельщиц?
— Она моя коллега по работе и подруга, — сказала я, немного обидевшись за Маринку, но заострять внимание на этом не стала.
Что поделаешь: судьба дала мне неплохой шанс, как бы изнутри изучить семейный мир Крамеров, и ради этого можно было и промолчать разок. Ведь мое расследование смерти Юли Пузановой все еще не было закончено.
— Можно сказать, что случайно оказалась в лесу, — продолжила я. — Мы с друзьями отдыхали там и уже возвращались, когда увидели вас. Да ты, Лариса, и сама все видела. Вот, собственно, и все.
Не могли же мы равнодушно пройти мимо, тем более что, хоть и очень поверхностно, с Геннадием Петровичем мы уже были знакомы.
— А как вы с ним познакомились? — не унималась Лариса. Она решила использовать до конца полученную возможность поговорить со мною.
Я даже подумала, что из нее получилась бы неплохая журналистка, только вот над лексикой пришлось бы поработать немного. Но для этого сгодился бы и Сергей Иванович. Он бы лихо правил Ларисины статьи, если, конечно, она решилась бы стать пишущим журналистом.
— С Геннадием Петровичем?
— Ну как ты познакомилась со мною, я помню, — заметила Лариса, — с Геной, с Геной.
— Мы занимаемся самоубийством Юлии Пузановой, — сказала я, — и сегодня днем впервые подъехали в офис фирмы «Скат», где она работала секретарем. Тогда и познакомились. Сегодня.
— А, ясно, — Лариса щелчком отбросила свою докуренную сигарету в сторону и выбила из пачки другую. Переминая ее в пальцах, она сказала: