Страница:
Уже через минуту она появилась в моей комнате, застегивая на ходу халат.
– Ну, позволь узнать, какую же важную информацию ты получила, роясь в сумке этого, как его, Канарейкина?
Я молча натянула домашние шорты и, сняв лифчик, надела легкую футболку. Убрав вещи в шкаф, я решила, что довольно тянуть паузу, и ответила уже начавшей терять терпение подруге.
– Он в плену или убит, – коротко и категорично констатировала я.
– С чего это вдруг ты делаешь такие выводы? – несколько опешила Ирка.
– С того, что будь он на свободе или жив, он вернулся бы за своей аппаратурой.
– Но ведь тела не обнаружили, – парировала Ирка, – сама говорила.
– Тело могли скрыть, но давай думать, что он жив. По крайней мере, мне так комфортнее, – сказала я.
– А зачем ему возвращаться из-за какой-то аппаратуры? – не унималась Ирка. – Здесь же могла быть засада!
– Он мог прийти сюда вместе с ментами, наврав им что-нибудь. А аппаратура, насколько я понимаю, у него дорогая. Один фотоаппарат «Nikon» несколько тысяч стоит.
– Откуда это ты все знаешь? – недоверчиво спросила Ирка.
– В школе фотографией увлекалась, даже в фотокружок ходила в восьмом-девятом классах.
Ирка несколько секунд размышляла над моими словами, после чего круто сменила тему:
– В общем, так: я устала от этих бесконечных базаров о фотографе. Я есть хочу, а сегодня, между прочим, твоя очередь готовить.
Вечером мы ужинали в зале за просмотром какого-то скучного детектива. На ужин я пожарила картошки и вскрыла последнюю банку маминых малосольных огурцов. Мать, зная о моей любви к соленьям, постоянно тащила с собой эти тяжелые банки, когда приезжала навестить меня. Я пыталась протестовать, просила маму больше не надрываться, но в душе всегда была очень рада этим подаркам.
Ирка же, равнодушная к соленому, налегала больше на картошку. Поэтому я, не стесняясь, съела и ее порцию малосольных огурчиков.
Фильм был абсолютно неинтересным. А может быть, выдуманная интрига не могла конкурировать с реальной, в которой я волей случая оказалась задействована. Мысли мои постоянно возвращались к бедолаге фотографу с такой смешной фамилией – Канарейкин, влипшему, отчасти из-за меня, по самые уши. Хотя для этого было не так уж много оснований, я все же переживала.
Ведь если предположить, что его поймали и требуют фотографий, бедняга понятия не имеет, где их искать. А от этого, может, зависит его жизнь.
Фильм закончился. Я так и не поняла чем, так как почти не смотрела его. Иринка встала, собрала посуду с остатками пищи и отправилась на кухню мыть ее. Я осталась сидеть у телевизора, медленно дожевывая последний огурец. И вдруг, неожиданно для самой себя, перестала жевать и переключила все свое внимание от невеселых мыслей, бродящих у меня в голове, на экран телевизора.
На экране после очередного рекламного ролика появился солидный мужчина возраста лет пятидесяти в сером твидовом костюме и дорогом, модном галстуке с золотой заколкой. Остатки седых волос были тщательно уложены, взгляд темных глаз излучал спокойствие и уверенность в себе. Под стать ему был и голос: ровный, с легкой хрипотцой.
Мужчина сидел в рабочем кабинете за обширным столом, удобно расположившись в большом кожаном кресле. До меня словно из далека донеслись его слова.
– Уважаемые избиратели! – говорил он своим ровным баритоном. – Я не сомневаюсь, что вы сделаете достойный выбор из предложенных вам кандидатур. Некоторые из кандидатов в депутаты, повинуясь законам предвыборной борьбы, стараются приукрасить в речах, на митингах и встречах с избирателями свои заслуги и щедро раздают обещания. Ничем подобным я заниматься не буду – заявляю это со всей ответственностью! Я не собираюсь скрывать свои доходы и менять образ жизни, который эти доходы позволяют мне вести. Я не собираюсь также сулить вам золотые горы и райские кущи. Не собираюсь и морочить вам голову, уверять, что, став депутатом, буду участвовать в принятии каких-либо законов, которые якобы улучшат вашу жизнь где-нибудь и когда-нибудь. – Мужчина выдержал театральную паузу и продолжал: – Моя программа четкая и реалистичная: все ее пункты – это конкретные мероприятия, связанные с вложением денег, которые я имею. Если эти пункты будут выполнены – а они обязательно будут выполнены в случае моего избрания, – округ, в котором я баллотируюсь, получит реальную пользу, выраженную материально: новый водопровод взамен изношенного, отремонтированную автодорогу, новый детский садик с льготами для детей малоимущих родителей и прочее по пунктам программы, которые изложены в моих листовках. Выбор за вами, господа избиратели! Или поддаться уговорам кликуш и лгунов, или получить в свое пользование конкретные материальные ценности! Не ошибитесь, господа! Спасибо за внимание, до свидания.
Картинка с мужиком исчезла, на экране появилась заставка, и голос диктора за кадром сообщил, что перед зрителями видеоканала «Солнечный» выступил кандидат в депутаты областной Думы по третьему избирательному округу Борисевич Семен Михайлович, президент банка «Агрессия».
– С ума сойти! – проговорила я вслух. – Кто бы мог подумать! Вот уж неожиданность – узнать в этом солидном и «конкретном» мужике, кандидате в депутаты и президенте банка, того старого, толстого и волосатого поклонника банного секса. Круто!
– О чем ты? – спросила меня входящая в комнату Ирка.
В этот момент на экране появился золотой пляж, омываемый лазурным морем – ролик с рекламой отдыха на Кипре. Ирка подумала, что речь идет о нем, и сказала:
– Да, действительно, красиво, – и поставила передо мной чашку с чаем.
Я не ответила ей, сидела молча, переваривая увиденное.
– Неплохо бы к следующему лету скопить деньжат и поехать куда-нибудь. Ну хотя бы в Анталию или на Кипр…
Я встала, не дослушав до конца Иркин мечтательный монолог, и отправилась в свою комнату.
– Куда это ты? – спросила Ирка, удивленная напавшим на меня приступом молчания и моим внезапным уходом. – Сейчас фильм будет эротический…
Через несколько секунд я вернулась и бросила на кровать рядом с Иркой черный конверт с фотографиями.
– У меня есть кое-что поинтереснее, причем на ту же тему.
Ирка недоуменно уставилась на конверт, лежащий на ее кровати, потом на меня и спросила:
– Что это?
– Порнуха, – коротко ответила я.
– Да-а, – изумленно протянула Ирина и быстро стала вынимать содержимое из конверта.
Как только Ирка увидела первые снимки, глаза ее заблестели, и она стала активно перебирать фотографии, то и дело охая и ахая.
Однако, когда Ирка пошла проглядывать снимки по второму кругу, восторгов резко поуменьшилось.
– Слушай, – сказала она наконец, уже машинально тасуя колоду фотокарточек. – Это, конечно, порнография, но какая-то не такая. Тетки – еще куда ни шло, есть на что посмотреть, а мужики какие-то старые, рыхловатые, никакого кайфа. И вообще похоже на любительскую съемку, когда по пьяни друг друга трахают и фотографируют. Откуда они у тебя?
– Это не любительская съемка, – ответила я ей. – Снимал профессиональный фотограф, но скрытой камерой. Отсюда такие неудачные ракурсы. И это на самом деле не порнография – это компромат на тех мужиков, которые здесь запечатлены. Ты хоть знаешь, что такое компромат?
Я взяла у Ирки фотографию.
– Теперь самый главный вопрос – откуда они у меня? Хотя могла бы и сама догадаться, – я многозначительно посмотрела на Ирку, та ответила мне непонимающим взглядом. – Эти фотографии, – продолжала я, – нес с собой фотограф, тот самый Канарейкин, убегая от своих преследователей. Когда он налетел на меня, конверт с фотографиями случайно выпал у него из кармана куртки. Он этого не заметил и побежал дальше. После чего его скорее всего поймали. Теперь ты понимаешь наконец, почем я так переживаю? Если его поймали и требуют с него фотографии – а как требуют бандиты, ты себе представить можешь, – так ведь он даже не знает, где эти фотографии. Он не может отдать их мучителям, а что он их потерял, все равно никто не поверит.
– А кто эти люди, изображенные на снимке, и зачем твой Канарейкин их фотографировал? – поинтересовалась Ирка.
– Зачем он их фотографировал – я точно не знаю. Могу только предполагать. Но все снимки были сделаны скорее всего ради одного человека – вот этого волосатого пузана, – я показала Ирке один из снимков. – Он банкир. Его зовут – Борисевич Семен Михайлович. Возглавляет банк «Агрессия».
– А это ты откуда знаешь?
– Оттуда, – я указала на телевизионный экран. – Этот толстый сексуальный гигант – кандидат в депутаты по третьему избирательному округу. Он только что выступал по телевизору со своей предвыборной программой.
– Банкир – это серьезно, – задумчиво произнесла Ирка, – и зачем этому Канарейкину понадобилось связываться с ним? Он что, дурак, что ли?
Мне стало жалко несчастного фотографа, попавшего в беду.
– Как ты можешь так говорить? – вступилась я за него. – Может, он проводил журналистское расследование, хотел показать истинное лицо этого будущего народного избранника, который на поверку оказался распутником и бабником!
– Ну и что? – спокойно пожала плечами Ирка. – Что же его теперь из-за этого избрать нельзя? Лично я его за это только уважаю. Нормальный мужик, любит выпить и погулять. А от депутатов все равно никакого толку.
– Ну знаешь, я тебя не понимаю, – произнесла я, но тут же осеклась, сообразив, что в чем в чем, а в этом Ирку мне не переубедить. – Хорошо, черт с ним, пусть избирается куда хочет, – зашла я с другой стороны, – но речь-то идет о конкретном человеке, который попал из-за меня в беду. (Тьфу ты, теперь и ко мне привязалось это дурацкое слово «конкретный»!) И это меня очень тревожит.
– И что же ты предлагаешь? – спросила Ирка. – Как спасти этого Канарейкина?
– Надо его обменять, – решительно заявила я.
– На кого – на тебя, что ли? – усмехнулась Ирка.
– На фотографии, дура, – отрезала я.
– Каким образом? – спросила она.
– Очень просто. Мы позвоним Борисевичу, назначим встречу, поставим условие, чтобы явился с Канарейкиным. Мы отдадим ему фотографии – он нам фотографа.
– На черта он сдался, – буркнула Ирка, – тоже мне подарок.
Она задумалась на несколько секунд, потом спросила:
– Как же мы все это будем делать?
– Честно говоря, не знаю, – сказала я. – Надо вспомнить, как в кино обменивают разведчиков друг на друга… Что-нибудь придумаем. Но это надо сделать как можно скорей. Завтра же позвонить Борисевичу и назначить встречу. Ведь они в любой момент могут его прикончить!
– Знаешь что, – сказала Ирка, – я в этих делах ничего не понимаю.
– Ладно, я сама все придумаю, – категорично заявила я, укладывая фотографии в конверт, – но одной мне, пожалуй, не справиться. Ты мне поможешь?
– Если это не очень опасно, – неуверенно протянула Ирка.
– Договорились, – сказала я и отправилась в свою комнату.
Уединившись в ней, я приступила к разработке плана дальнейших действий, хотя опыта в делах вызволения заложников у меня не было никакого. Но, как это часто бывает в жизни, подспорьем мне стала детективная литература.
Хитом сезона в этом году была писательница Марина Серова, чьими многочисленными повестями я зачитывалась. Героиня этой писательницы – молодая девушка Таня Иванова, частный детектив, с честью выходившая из самых опасных ситуаций, в которые по роду своей деятельности попадала. Я попыталась поставить себя на место Тани Ивановой: как бы она решила данную проблему?
У меня получилось следующее. Встреча обязательно должна была состояться в ресторане: во-первых, потому что героиня Марины Серовой вообще частенько любила посидеть в этих заведениях, а во-вторых, ресторан был самым подходящим местом для такой операции: это людное место, но не настолько, чтобы там можно было потеряться, все посетители на виду, наверняка имеются запасные выходы на случай экстренного отхода. Выйти же на Борисевича я решила через штаб его избирательной кампании. Далее я приступила к разработке самой важной части плана – процедуры обмена Канарейкина на пачку фотографий, сделанных им же. В результате долгих размышлений я представляла себе ее следующим образом. В назначенное время я буду сидеть в ресторане, попивая кофе, и наблюдать за всеми входящими. Как только появится Борисевич со своим пленником, я, не означая себя, через официанта передаю ему записку, в которой сообщаю, что я в зале и что пленника можно отпускать. После того как фотограф уходит, я, также через официанта, отсылаю конверт с фотографиями. Идея казалась простой и изящной, и я не сомневалась, что все произойдет, как задумано – как это, собственно, и бывает в детективах. Знала бы я тогда, что это на бумаге все легко и просто, а в жизни…
Чтобы не смущать свою подругу ночными разговорами, я сообщила ей о своем плане лишь утром, за завтраком. Ирке план тоже понравился.
– А в каком ресторане назначим встречу? – спросила она, кладя в рот кусок яичницы.
– Но это тебе решать, ты же у нас три года в Тарасове живешь. Судя по твоим словам, ты все крупные кабаки города изучила, как свои пять пальцев.
Ирка замешкалась и слегка смутилась.
– Я не то имела в виду. Мы в основном по пивбарам ходили, а в ресторане я была только в одном, в «Олимпе», на пересечении Кирова и Большой Литовской.
– Ну и как там – приличное место? – поинтересовалась я.
– Да так себе – нормально, – неопределенно сказала Ирка.
– Большой ли зал, – продолжала я расспросы, – как расположен вход, есть ли бар?
– Ну ты спросила, – возмутилась Ирка, – откуда ж я помню? Если честно, я в этом ресторане почти и не была.
– Как это? – удивилась я.
– Мы туда ради туалета зашли с пацанами. Поздно уже было, все закрыто, а вот ресторан работал. И пока там пацаны у стойки бара тусовались, цены спрашивали, то да се, я быстренько посетила туалет. А потом мы ушли оттуда – денег у нас все равно не было.
– Не густо, – сказала я, – в плане информации. Но хоть что-то знаем, что там есть бар и где находится туалет.
– Да, туалет-то я хорошо помню – он очень чистый был. Прямо по коридору, мимо входа в зал, а потом налево.
– Ну и хорошо, – сказала я, вставая, – встречу назначаем на сегодня. Я пошла звонить Борисевичу.
Ирка как-то вся внутренне напряглась и спросила неуверенно:
– Может, подождать немножко?
– Чего ждать, – спросила я, – пока они Канарейкина прикончат?.. Нет, как говорил вождь, промедление смерти подобно, – решительно подвела я итог разговора и, встав из-за стола, пошла одеваться.
Телефон штаба Борисевича мне долго искать не пришлось: на остановке автобуса висела свеженаклеенная листовка с его портретом и программой. В самом конце текста был указан контактный телефон, по которому можно было связаться с его избирательным штабом. Я добрела до ближайшего телефона-автомата и набрала указанный в листовке номер телефона.
Трубку немедленно взяли, и какая-то женщина мелодичной скороговоркой протараторила, в чей избирательный штаб я попала. Я сообщила ей, что хочу поговорить с Борисевичем.
– По какому вопросу? – спросила меня секретарша.
– По личному, – ответила я.
Похоже, личными вопросами господина Борисевича в этой конторе занимались особи мужского пола и старшие по званию, поскольку секретарша холодным тоном проговорила «минуточку», после чего трубку взял какой-то мужчина, представившийся доверенным лицом кандидата в депутаты.
– Что вы хотите передать господину Борисевичу? – спросил он.
Я подумала и не нашла ничего лучше, как ляпнуть:
– Информацию о бане и бабах.
– Не понял, – холодно сообщило мне доверенное лицо, – вы, наверное, не туда попали. Здесь избирательный штаб, а не психдиспансер.
– Это я прекрасно понимаю, – ответила я, – но вы все же передайте мои слова господину Борисевичу, он, в отличие от вас, проявит больше понятливости.
– Минуточку, – стандартно заявило доверенное лицо, и включился музыкальный проигрыш.
Мне уже стало надоедать пиликанье Моцарта в телефонной обработке, когда музыка наконец прервалась и в трубке послышался хорошо поставленный, чуть-чуть с хрипотцой, голос:
– Борисевич слушает.
Я сразу узнала в нем голос человека, выступавшего по телевизору, и почему-то растерялась. Несколько секунд я молчала, пока снова не услышала голос Борисевича:
– Алло! Я вас слушаю.
– Алло… Я… Я звоню по поводу фотографий, тех, что были сделаны в бане с вашим участием. Они сейчас у меня.
– Кто вы и что вы хотите? – спросил Борисевич.
– Я хочу, – сказала я, проигнорировав первый вопрос, – чтобы вы отпустили захваченного вами Канарейкина. Взамен вы получите фотографии.
– Где и когда я смогу их получить? – произнес он после паузы.
– Сегодня вечером, – сказала я, – о месте я сообщу вам чуть позже. На встречу вы прибудете вместе с Канарейкиным. Как только я буду уверена, что он свободен и его уходу ничто не препятствует, я передам вам фотографии.
– Хорошо, – глухим голосом ответил мне Борисевич, – когда вы позвоните?
– Около шести вечера, – сказала я и повесила трубку.
Глава четвертая
– Ну, позволь узнать, какую же важную информацию ты получила, роясь в сумке этого, как его, Канарейкина?
Я молча натянула домашние шорты и, сняв лифчик, надела легкую футболку. Убрав вещи в шкаф, я решила, что довольно тянуть паузу, и ответила уже начавшей терять терпение подруге.
– Он в плену или убит, – коротко и категорично констатировала я.
– С чего это вдруг ты делаешь такие выводы? – несколько опешила Ирка.
– С того, что будь он на свободе или жив, он вернулся бы за своей аппаратурой.
– Но ведь тела не обнаружили, – парировала Ирка, – сама говорила.
– Тело могли скрыть, но давай думать, что он жив. По крайней мере, мне так комфортнее, – сказала я.
– А зачем ему возвращаться из-за какой-то аппаратуры? – не унималась Ирка. – Здесь же могла быть засада!
– Он мог прийти сюда вместе с ментами, наврав им что-нибудь. А аппаратура, насколько я понимаю, у него дорогая. Один фотоаппарат «Nikon» несколько тысяч стоит.
– Откуда это ты все знаешь? – недоверчиво спросила Ирка.
– В школе фотографией увлекалась, даже в фотокружок ходила в восьмом-девятом классах.
Ирка несколько секунд размышляла над моими словами, после чего круто сменила тему:
– В общем, так: я устала от этих бесконечных базаров о фотографе. Я есть хочу, а сегодня, между прочим, твоя очередь готовить.
Вечером мы ужинали в зале за просмотром какого-то скучного детектива. На ужин я пожарила картошки и вскрыла последнюю банку маминых малосольных огурцов. Мать, зная о моей любви к соленьям, постоянно тащила с собой эти тяжелые банки, когда приезжала навестить меня. Я пыталась протестовать, просила маму больше не надрываться, но в душе всегда была очень рада этим подаркам.
Ирка же, равнодушная к соленому, налегала больше на картошку. Поэтому я, не стесняясь, съела и ее порцию малосольных огурчиков.
Фильм был абсолютно неинтересным. А может быть, выдуманная интрига не могла конкурировать с реальной, в которой я волей случая оказалась задействована. Мысли мои постоянно возвращались к бедолаге фотографу с такой смешной фамилией – Канарейкин, влипшему, отчасти из-за меня, по самые уши. Хотя для этого было не так уж много оснований, я все же переживала.
Ведь если предположить, что его поймали и требуют фотографий, бедняга понятия не имеет, где их искать. А от этого, может, зависит его жизнь.
Фильм закончился. Я так и не поняла чем, так как почти не смотрела его. Иринка встала, собрала посуду с остатками пищи и отправилась на кухню мыть ее. Я осталась сидеть у телевизора, медленно дожевывая последний огурец. И вдруг, неожиданно для самой себя, перестала жевать и переключила все свое внимание от невеселых мыслей, бродящих у меня в голове, на экран телевизора.
На экране после очередного рекламного ролика появился солидный мужчина возраста лет пятидесяти в сером твидовом костюме и дорогом, модном галстуке с золотой заколкой. Остатки седых волос были тщательно уложены, взгляд темных глаз излучал спокойствие и уверенность в себе. Под стать ему был и голос: ровный, с легкой хрипотцой.
Мужчина сидел в рабочем кабинете за обширным столом, удобно расположившись в большом кожаном кресле. До меня словно из далека донеслись его слова.
– Уважаемые избиратели! – говорил он своим ровным баритоном. – Я не сомневаюсь, что вы сделаете достойный выбор из предложенных вам кандидатур. Некоторые из кандидатов в депутаты, повинуясь законам предвыборной борьбы, стараются приукрасить в речах, на митингах и встречах с избирателями свои заслуги и щедро раздают обещания. Ничем подобным я заниматься не буду – заявляю это со всей ответственностью! Я не собираюсь скрывать свои доходы и менять образ жизни, который эти доходы позволяют мне вести. Я не собираюсь также сулить вам золотые горы и райские кущи. Не собираюсь и морочить вам голову, уверять, что, став депутатом, буду участвовать в принятии каких-либо законов, которые якобы улучшат вашу жизнь где-нибудь и когда-нибудь. – Мужчина выдержал театральную паузу и продолжал: – Моя программа четкая и реалистичная: все ее пункты – это конкретные мероприятия, связанные с вложением денег, которые я имею. Если эти пункты будут выполнены – а они обязательно будут выполнены в случае моего избрания, – округ, в котором я баллотируюсь, получит реальную пользу, выраженную материально: новый водопровод взамен изношенного, отремонтированную автодорогу, новый детский садик с льготами для детей малоимущих родителей и прочее по пунктам программы, которые изложены в моих листовках. Выбор за вами, господа избиратели! Или поддаться уговорам кликуш и лгунов, или получить в свое пользование конкретные материальные ценности! Не ошибитесь, господа! Спасибо за внимание, до свидания.
Картинка с мужиком исчезла, на экране появилась заставка, и голос диктора за кадром сообщил, что перед зрителями видеоканала «Солнечный» выступил кандидат в депутаты областной Думы по третьему избирательному округу Борисевич Семен Михайлович, президент банка «Агрессия».
– С ума сойти! – проговорила я вслух. – Кто бы мог подумать! Вот уж неожиданность – узнать в этом солидном и «конкретном» мужике, кандидате в депутаты и президенте банка, того старого, толстого и волосатого поклонника банного секса. Круто!
– О чем ты? – спросила меня входящая в комнату Ирка.
В этот момент на экране появился золотой пляж, омываемый лазурным морем – ролик с рекламой отдыха на Кипре. Ирка подумала, что речь идет о нем, и сказала:
– Да, действительно, красиво, – и поставила передо мной чашку с чаем.
Я не ответила ей, сидела молча, переваривая увиденное.
– Неплохо бы к следующему лету скопить деньжат и поехать куда-нибудь. Ну хотя бы в Анталию или на Кипр…
Я встала, не дослушав до конца Иркин мечтательный монолог, и отправилась в свою комнату.
– Куда это ты? – спросила Ирка, удивленная напавшим на меня приступом молчания и моим внезапным уходом. – Сейчас фильм будет эротический…
Через несколько секунд я вернулась и бросила на кровать рядом с Иркой черный конверт с фотографиями.
– У меня есть кое-что поинтереснее, причем на ту же тему.
Ирка недоуменно уставилась на конверт, лежащий на ее кровати, потом на меня и спросила:
– Что это?
– Порнуха, – коротко ответила я.
– Да-а, – изумленно протянула Ирина и быстро стала вынимать содержимое из конверта.
Как только Ирка увидела первые снимки, глаза ее заблестели, и она стала активно перебирать фотографии, то и дело охая и ахая.
Однако, когда Ирка пошла проглядывать снимки по второму кругу, восторгов резко поуменьшилось.
– Слушай, – сказала она наконец, уже машинально тасуя колоду фотокарточек. – Это, конечно, порнография, но какая-то не такая. Тетки – еще куда ни шло, есть на что посмотреть, а мужики какие-то старые, рыхловатые, никакого кайфа. И вообще похоже на любительскую съемку, когда по пьяни друг друга трахают и фотографируют. Откуда они у тебя?
– Это не любительская съемка, – ответила я ей. – Снимал профессиональный фотограф, но скрытой камерой. Отсюда такие неудачные ракурсы. И это на самом деле не порнография – это компромат на тех мужиков, которые здесь запечатлены. Ты хоть знаешь, что такое компромат?
Я взяла у Ирки фотографию.
– Теперь самый главный вопрос – откуда они у меня? Хотя могла бы и сама догадаться, – я многозначительно посмотрела на Ирку, та ответила мне непонимающим взглядом. – Эти фотографии, – продолжала я, – нес с собой фотограф, тот самый Канарейкин, убегая от своих преследователей. Когда он налетел на меня, конверт с фотографиями случайно выпал у него из кармана куртки. Он этого не заметил и побежал дальше. После чего его скорее всего поймали. Теперь ты понимаешь наконец, почем я так переживаю? Если его поймали и требуют с него фотографии – а как требуют бандиты, ты себе представить можешь, – так ведь он даже не знает, где эти фотографии. Он не может отдать их мучителям, а что он их потерял, все равно никто не поверит.
– А кто эти люди, изображенные на снимке, и зачем твой Канарейкин их фотографировал? – поинтересовалась Ирка.
– Зачем он их фотографировал – я точно не знаю. Могу только предполагать. Но все снимки были сделаны скорее всего ради одного человека – вот этого волосатого пузана, – я показала Ирке один из снимков. – Он банкир. Его зовут – Борисевич Семен Михайлович. Возглавляет банк «Агрессия».
– А это ты откуда знаешь?
– Оттуда, – я указала на телевизионный экран. – Этот толстый сексуальный гигант – кандидат в депутаты по третьему избирательному округу. Он только что выступал по телевизору со своей предвыборной программой.
– Банкир – это серьезно, – задумчиво произнесла Ирка, – и зачем этому Канарейкину понадобилось связываться с ним? Он что, дурак, что ли?
Мне стало жалко несчастного фотографа, попавшего в беду.
– Как ты можешь так говорить? – вступилась я за него. – Может, он проводил журналистское расследование, хотел показать истинное лицо этого будущего народного избранника, который на поверку оказался распутником и бабником!
– Ну и что? – спокойно пожала плечами Ирка. – Что же его теперь из-за этого избрать нельзя? Лично я его за это только уважаю. Нормальный мужик, любит выпить и погулять. А от депутатов все равно никакого толку.
– Ну знаешь, я тебя не понимаю, – произнесла я, но тут же осеклась, сообразив, что в чем в чем, а в этом Ирку мне не переубедить. – Хорошо, черт с ним, пусть избирается куда хочет, – зашла я с другой стороны, – но речь-то идет о конкретном человеке, который попал из-за меня в беду. (Тьфу ты, теперь и ко мне привязалось это дурацкое слово «конкретный»!) И это меня очень тревожит.
– И что же ты предлагаешь? – спросила Ирка. – Как спасти этого Канарейкина?
– Надо его обменять, – решительно заявила я.
– На кого – на тебя, что ли? – усмехнулась Ирка.
– На фотографии, дура, – отрезала я.
– Каким образом? – спросила она.
– Очень просто. Мы позвоним Борисевичу, назначим встречу, поставим условие, чтобы явился с Канарейкиным. Мы отдадим ему фотографии – он нам фотографа.
– На черта он сдался, – буркнула Ирка, – тоже мне подарок.
Она задумалась на несколько секунд, потом спросила:
– Как же мы все это будем делать?
– Честно говоря, не знаю, – сказала я. – Надо вспомнить, как в кино обменивают разведчиков друг на друга… Что-нибудь придумаем. Но это надо сделать как можно скорей. Завтра же позвонить Борисевичу и назначить встречу. Ведь они в любой момент могут его прикончить!
– Знаешь что, – сказала Ирка, – я в этих делах ничего не понимаю.
– Ладно, я сама все придумаю, – категорично заявила я, укладывая фотографии в конверт, – но одной мне, пожалуй, не справиться. Ты мне поможешь?
– Если это не очень опасно, – неуверенно протянула Ирка.
– Договорились, – сказала я и отправилась в свою комнату.
Уединившись в ней, я приступила к разработке плана дальнейших действий, хотя опыта в делах вызволения заложников у меня не было никакого. Но, как это часто бывает в жизни, подспорьем мне стала детективная литература.
Хитом сезона в этом году была писательница Марина Серова, чьими многочисленными повестями я зачитывалась. Героиня этой писательницы – молодая девушка Таня Иванова, частный детектив, с честью выходившая из самых опасных ситуаций, в которые по роду своей деятельности попадала. Я попыталась поставить себя на место Тани Ивановой: как бы она решила данную проблему?
У меня получилось следующее. Встреча обязательно должна была состояться в ресторане: во-первых, потому что героиня Марины Серовой вообще частенько любила посидеть в этих заведениях, а во-вторых, ресторан был самым подходящим местом для такой операции: это людное место, но не настолько, чтобы там можно было потеряться, все посетители на виду, наверняка имеются запасные выходы на случай экстренного отхода. Выйти же на Борисевича я решила через штаб его избирательной кампании. Далее я приступила к разработке самой важной части плана – процедуры обмена Канарейкина на пачку фотографий, сделанных им же. В результате долгих размышлений я представляла себе ее следующим образом. В назначенное время я буду сидеть в ресторане, попивая кофе, и наблюдать за всеми входящими. Как только появится Борисевич со своим пленником, я, не означая себя, через официанта передаю ему записку, в которой сообщаю, что я в зале и что пленника можно отпускать. После того как фотограф уходит, я, также через официанта, отсылаю конверт с фотографиями. Идея казалась простой и изящной, и я не сомневалась, что все произойдет, как задумано – как это, собственно, и бывает в детективах. Знала бы я тогда, что это на бумаге все легко и просто, а в жизни…
Чтобы не смущать свою подругу ночными разговорами, я сообщила ей о своем плане лишь утром, за завтраком. Ирке план тоже понравился.
– А в каком ресторане назначим встречу? – спросила она, кладя в рот кусок яичницы.
– Но это тебе решать, ты же у нас три года в Тарасове живешь. Судя по твоим словам, ты все крупные кабаки города изучила, как свои пять пальцев.
Ирка замешкалась и слегка смутилась.
– Я не то имела в виду. Мы в основном по пивбарам ходили, а в ресторане я была только в одном, в «Олимпе», на пересечении Кирова и Большой Литовской.
– Ну и как там – приличное место? – поинтересовалась я.
– Да так себе – нормально, – неопределенно сказала Ирка.
– Большой ли зал, – продолжала я расспросы, – как расположен вход, есть ли бар?
– Ну ты спросила, – возмутилась Ирка, – откуда ж я помню? Если честно, я в этом ресторане почти и не была.
– Как это? – удивилась я.
– Мы туда ради туалета зашли с пацанами. Поздно уже было, все закрыто, а вот ресторан работал. И пока там пацаны у стойки бара тусовались, цены спрашивали, то да се, я быстренько посетила туалет. А потом мы ушли оттуда – денег у нас все равно не было.
– Не густо, – сказала я, – в плане информации. Но хоть что-то знаем, что там есть бар и где находится туалет.
– Да, туалет-то я хорошо помню – он очень чистый был. Прямо по коридору, мимо входа в зал, а потом налево.
– Ну и хорошо, – сказала я, вставая, – встречу назначаем на сегодня. Я пошла звонить Борисевичу.
Ирка как-то вся внутренне напряглась и спросила неуверенно:
– Может, подождать немножко?
– Чего ждать, – спросила я, – пока они Канарейкина прикончат?.. Нет, как говорил вождь, промедление смерти подобно, – решительно подвела я итог разговора и, встав из-за стола, пошла одеваться.
Телефон штаба Борисевича мне долго искать не пришлось: на остановке автобуса висела свеженаклеенная листовка с его портретом и программой. В самом конце текста был указан контактный телефон, по которому можно было связаться с его избирательным штабом. Я добрела до ближайшего телефона-автомата и набрала указанный в листовке номер телефона.
Трубку немедленно взяли, и какая-то женщина мелодичной скороговоркой протараторила, в чей избирательный штаб я попала. Я сообщила ей, что хочу поговорить с Борисевичем.
– По какому вопросу? – спросила меня секретарша.
– По личному, – ответила я.
Похоже, личными вопросами господина Борисевича в этой конторе занимались особи мужского пола и старшие по званию, поскольку секретарша холодным тоном проговорила «минуточку», после чего трубку взял какой-то мужчина, представившийся доверенным лицом кандидата в депутаты.
– Что вы хотите передать господину Борисевичу? – спросил он.
Я подумала и не нашла ничего лучше, как ляпнуть:
– Информацию о бане и бабах.
– Не понял, – холодно сообщило мне доверенное лицо, – вы, наверное, не туда попали. Здесь избирательный штаб, а не психдиспансер.
– Это я прекрасно понимаю, – ответила я, – но вы все же передайте мои слова господину Борисевичу, он, в отличие от вас, проявит больше понятливости.
– Минуточку, – стандартно заявило доверенное лицо, и включился музыкальный проигрыш.
Мне уже стало надоедать пиликанье Моцарта в телефонной обработке, когда музыка наконец прервалась и в трубке послышался хорошо поставленный, чуть-чуть с хрипотцой, голос:
– Борисевич слушает.
Я сразу узнала в нем голос человека, выступавшего по телевизору, и почему-то растерялась. Несколько секунд я молчала, пока снова не услышала голос Борисевича:
– Алло! Я вас слушаю.
– Алло… Я… Я звоню по поводу фотографий, тех, что были сделаны в бане с вашим участием. Они сейчас у меня.
– Кто вы и что вы хотите? – спросил Борисевич.
– Я хочу, – сказала я, проигнорировав первый вопрос, – чтобы вы отпустили захваченного вами Канарейкина. Взамен вы получите фотографии.
– Где и когда я смогу их получить? – произнес он после паузы.
– Сегодня вечером, – сказала я, – о месте я сообщу вам чуть позже. На встречу вы прибудете вместе с Канарейкиным. Как только я буду уверена, что он свободен и его уходу ничто не препятствует, я передам вам фотографии.
– Хорошо, – глухим голосом ответил мне Борисевич, – когда вы позвоните?
– Около шести вечера, – сказала я и повесила трубку.
Глава четвертая
В 18.20 из телефонной будки недалеко от ресторана «Олимп» я еще раз созвонилась с Борисевичем и назначила ему встречу в ресторане на семь вечера. Повесив трубку, я повернулась к ожидавшей меня Ирке:
– Порядок. Клиент будет через сорок минут. Айда занимать исходную позицию.
Завернув за угол, мы прошли метров пятьдесят и оказались у входа в ресторан «Олимп». Белые пластиковые двери издавали, открываясь, тихое треньканье, оповещающее дежурившего в холле швейцара о приходе гостей. Швейцар, однако, не обратил на нас никакого внимания. Он сидел на стуле в углу холла, рядом с пустующим гардеробом, и читал какую-то красочную газету с полуголыми девицами на обложке. Мы миновали холл и вошли в длинный коридор, в самом начале которого, справа от нас, находился вход в зал ресторана.
Здесь-то нас и поджидали первые сюрпризы этого вечера. Перед входом стоял и курил молодой человек лет тридцати, в черных брюках, черной жилетке поверх белой рубашки и красном галстуке-бабочке. Лицо у него было тщательно выбритое, розовое, на носу – круглые очки-пенсне. Сильно редеющие на голове волосы были коротко пострижены и прилизаны. В углу рта едва держалась зажженная сигарета с белым фильтром. Глаза смотрели меланхолично, слегка тоскливо.
Первое впечатление от беглого взгляда на этого индивидуума – финансовый брокер после тяжелого трудового дня. Только что, путем неимоверных усилий и хитроумных комбинаций, обрушены в цене акции районной спичечной фабрики. Теперь он – владелец большого количества спичек. Ему радостно от этой мысли и немного грустно от другой – куда теперь девать эти акции и эти спички. Именно такими изображают финансистов в фильмах. Но одна деталь в облике молодого человека говорила, что он не финансист. Это было белое полотенце, висевшее у него на сгибе руки и говорившее, что его владелец – всего лишь официант.
– Куда? – обратился он к нам с ленивым высокомерием в голосе.
– Туда, – указала пальцем на зал ресторана Ирина.
– Чё делать-то? – спросил он, оглядывая наши наряды.
Поскольку последние два дня стояла сильная жара, мы надели короткие юбки, а Ирка еще и блузку с таким вырезом на спине, как будто собиралась загорать.
– А что, по-твоему, можно делать в ресторане? – вопросом на вопрос ответила Ирка и шагнула мимо него в зал.
Я последовала за ней, но тут этот меланхолик вдруг проявил неожиданную прыть. Он одним прыжком заслонил нам дорогу и стал теснить обратно, подталкивая меня своими потными руками в грудь.
– Минуточку, минуточку, – приговаривал он при этом.
– В чем дело, мальчик? – возмутилась Ирка, чей опыт посещения кабаков давал ей основание ожидать более радушный прием.
– Дело в том… девочка, – очкарик затянулся и выпустил в лицо Ирке облако дыма, – что местов нету.
– Как нету? – в один голос удивились мы с Иркой и оглядели зал за спиной официанта.
Народу в ресторане уже было немало, но даже при беглом осмотре обнаружилось несколько незанятых столиков.
– Есть же свободные столики, – робко возразила Ирка, смущенная хамством этого придурка.
– Все заказаны, – с полнейшим хладнокровием ответил он и стряхнул пепел прямо нам в ноги.
Несколько секунд мы стояли молча, не понимая, что происходит. Я совсем растерялась: весь мой план рушился из-за этой «красной бабочки»! Не меньше моего была растеряна Ирка. Наш бледный вид явно доставил прилизанному официанту удовольствие. Он широко улыбнулся, вынул изо рта сигарету и сказал деловито:
– Ну ладно, мы можем договориться. Если хотите работать в ресторане в мою смену, столик я вам выделю, но при одном условии – с каждого клиента отстегиваете мне стольник. Лады?
До меня смутно начало доходить, о чем он говорит. Но еще до того, как мне стало окончательно ясно, за кого нас принимают и, соответственно, что нам предлагают, я решительно произнесла:
– Лады. Гони столик, за нами не заржавеет.
Иринка широко раскрытыми глазами уставилась на меня. Потом снова перевела взгляд на официанта и спросила его:
– Слушай, а просто пожрать в вашем ресторане можно?
– Просто пожрать, то есть на халяву, можно только в мышеловке или в КПЗ, но я тебе это не советую, – авторитетно заключил он и сделал приглашающий жест.
Ведомые официантом, мы прошли по залу и остановились у столика, на котором стояла прислоненная к вазе с искусственными цветами табличка «Стол заказан». Официант убрал табличку и жестом пригласил нас садиться.
– А меню у вас попросить можно? – спросила Ирка.
– Зачем? – усмехнулся он. – Жрать вы все равно не будете, дождетесь, пока клиенты закажут. А коктейль сами себе в баре возьмете. Да, и не вздумайте меня кинуть – хуже будет. Как клиента подцепите – стольник мне, усекли?
Произнеся эту напутственную речь, он удалился по своим делам.
– Вот что, Ирка, – обратилась я к подруге, когда он отошел на приличное расстояние, – нам надо хоть что-нибудь заказать, нельзя так сидеть. Сходи в бар, закажи два самых дешевых коктейля.
И я протянула Ирке заветные пятьдесят рублей – все, что удалось скопить за две недели. Ирка взяла деньги и отправилась к бару своей танцующей походкой. Я стала осматриваться. Зал был не очень большой, но уютный, в отделке превалировали персиковые и розовые тона, свет был слегка притушен, звучала тихая музыка. Небольшой оркестр располагался в дальнем от нашего столика углу зала, на невысокой эстраде. В ресторане хорошо работала вентиляция, поэтому душно и жарко не было.
Из бара возвращалась Ирка в своей обычной манере, сильно покачивая при ходьбе бедрами. Почему-то именно сегодня эта ее походка меня раздражала. Еще больше вывела меня из себя закупленная в баре выпивка: Ирка несла две высокие банки пива «Хольстен» и здоровенный пакет чипсов. Ну, это уж слишком!
– Ты что, в пивнушку завалилась, что ли? – накинулась я на нее ожесточенным шепотом. – Не могла пару дешевых коктейлей заказать?
– Всех твоих денег на один коктейль бы и хватило, мы что, его по очереди пить будем? – огрызнулась Ирка.
– Ну хотя бы заказала баночный джин с тоником. Почему именно пиво с чипсами?
– А я люблю пиво и чипсы, – отрезала Ирка, вскрывая банку «Хольстена». – И вообще кончай на меня наезжать. Мало мне того, что нас из-за тебя в путаны записали!
– Почему это из-за меня? – удивилась я.
– А чья это идея – припереться в ресторан? И кто согласился с условиями этого очкарика платить стольник за клиента?
– А ты бы еще в купальнике явилась, нас бы на самом входе сняли.
– А что, как ты, что ли, секретаршей здесь выглядеть? Белая блузка, черная юбка – верх элегантности.
– Тебя, дура, послушалась. Надо было идти в футболке и джинсах.
– Как деревня, – резюмировала Ирка. Она закинула голову и положила в рот приличную горстку чипсов. Несколько секунд она хрустела ими во рту, затем отхлебнула большой глоток пива из банки.
Я тяжело вздохнула и мельком посмотрела на часы. Было без десяти семь. Все время, пока мы находились в ресторане, я не переставала следить за входящими посетителями. Почти сразу после нас в зал вошли двое солидных мужчин лет сорока пяти – пятидесяти. Они заняли один из пустующих столиков и сделали заказ, из которого сразу принесли водку и салаты. Чуть позже их стол был уставлен большим количеством аппетитных блюд, которые они, уже разогретые водкой, стали активно и методично поглощать. Эти, похоже, пришли в ресторан плотно и со вкусом поесть под тихую приятную музыку, подальше от изрядно доставшего их семейного счастья.
После них появилась группа молодых людей – два парня и две девушки. Они почему-то уселись на высокие табуретки у стойки бара и заказали коктейли и мороженое. Все четверо весело смеялись и вели себя раскованно. Вечер у них только начинался, когда, где и чем он закончится, никто не предполагал.
Пришла также пожилая пара, занявшая один из заказанных столиков, недалеко от нас. Эти ели мало, больше танцевали, не пропуская ни одной медленной мелодии. Видимо, за этим занятием их посещали приятные воспоминания. Оба улыбались, бережно поддерживая друг друга.
– Порядок. Клиент будет через сорок минут. Айда занимать исходную позицию.
Завернув за угол, мы прошли метров пятьдесят и оказались у входа в ресторан «Олимп». Белые пластиковые двери издавали, открываясь, тихое треньканье, оповещающее дежурившего в холле швейцара о приходе гостей. Швейцар, однако, не обратил на нас никакого внимания. Он сидел на стуле в углу холла, рядом с пустующим гардеробом, и читал какую-то красочную газету с полуголыми девицами на обложке. Мы миновали холл и вошли в длинный коридор, в самом начале которого, справа от нас, находился вход в зал ресторана.
Здесь-то нас и поджидали первые сюрпризы этого вечера. Перед входом стоял и курил молодой человек лет тридцати, в черных брюках, черной жилетке поверх белой рубашки и красном галстуке-бабочке. Лицо у него было тщательно выбритое, розовое, на носу – круглые очки-пенсне. Сильно редеющие на голове волосы были коротко пострижены и прилизаны. В углу рта едва держалась зажженная сигарета с белым фильтром. Глаза смотрели меланхолично, слегка тоскливо.
Первое впечатление от беглого взгляда на этого индивидуума – финансовый брокер после тяжелого трудового дня. Только что, путем неимоверных усилий и хитроумных комбинаций, обрушены в цене акции районной спичечной фабрики. Теперь он – владелец большого количества спичек. Ему радостно от этой мысли и немного грустно от другой – куда теперь девать эти акции и эти спички. Именно такими изображают финансистов в фильмах. Но одна деталь в облике молодого человека говорила, что он не финансист. Это было белое полотенце, висевшее у него на сгибе руки и говорившее, что его владелец – всего лишь официант.
– Куда? – обратился он к нам с ленивым высокомерием в голосе.
– Туда, – указала пальцем на зал ресторана Ирина.
– Чё делать-то? – спросил он, оглядывая наши наряды.
Поскольку последние два дня стояла сильная жара, мы надели короткие юбки, а Ирка еще и блузку с таким вырезом на спине, как будто собиралась загорать.
– А что, по-твоему, можно делать в ресторане? – вопросом на вопрос ответила Ирка и шагнула мимо него в зал.
Я последовала за ней, но тут этот меланхолик вдруг проявил неожиданную прыть. Он одним прыжком заслонил нам дорогу и стал теснить обратно, подталкивая меня своими потными руками в грудь.
– Минуточку, минуточку, – приговаривал он при этом.
– В чем дело, мальчик? – возмутилась Ирка, чей опыт посещения кабаков давал ей основание ожидать более радушный прием.
– Дело в том… девочка, – очкарик затянулся и выпустил в лицо Ирке облако дыма, – что местов нету.
– Как нету? – в один голос удивились мы с Иркой и оглядели зал за спиной официанта.
Народу в ресторане уже было немало, но даже при беглом осмотре обнаружилось несколько незанятых столиков.
– Есть же свободные столики, – робко возразила Ирка, смущенная хамством этого придурка.
– Все заказаны, – с полнейшим хладнокровием ответил он и стряхнул пепел прямо нам в ноги.
Несколько секунд мы стояли молча, не понимая, что происходит. Я совсем растерялась: весь мой план рушился из-за этой «красной бабочки»! Не меньше моего была растеряна Ирка. Наш бледный вид явно доставил прилизанному официанту удовольствие. Он широко улыбнулся, вынул изо рта сигарету и сказал деловито:
– Ну ладно, мы можем договориться. Если хотите работать в ресторане в мою смену, столик я вам выделю, но при одном условии – с каждого клиента отстегиваете мне стольник. Лады?
До меня смутно начало доходить, о чем он говорит. Но еще до того, как мне стало окончательно ясно, за кого нас принимают и, соответственно, что нам предлагают, я решительно произнесла:
– Лады. Гони столик, за нами не заржавеет.
Иринка широко раскрытыми глазами уставилась на меня. Потом снова перевела взгляд на официанта и спросила его:
– Слушай, а просто пожрать в вашем ресторане можно?
– Просто пожрать, то есть на халяву, можно только в мышеловке или в КПЗ, но я тебе это не советую, – авторитетно заключил он и сделал приглашающий жест.
Ведомые официантом, мы прошли по залу и остановились у столика, на котором стояла прислоненная к вазе с искусственными цветами табличка «Стол заказан». Официант убрал табличку и жестом пригласил нас садиться.
– А меню у вас попросить можно? – спросила Ирка.
– Зачем? – усмехнулся он. – Жрать вы все равно не будете, дождетесь, пока клиенты закажут. А коктейль сами себе в баре возьмете. Да, и не вздумайте меня кинуть – хуже будет. Как клиента подцепите – стольник мне, усекли?
Произнеся эту напутственную речь, он удалился по своим делам.
– Вот что, Ирка, – обратилась я к подруге, когда он отошел на приличное расстояние, – нам надо хоть что-нибудь заказать, нельзя так сидеть. Сходи в бар, закажи два самых дешевых коктейля.
И я протянула Ирке заветные пятьдесят рублей – все, что удалось скопить за две недели. Ирка взяла деньги и отправилась к бару своей танцующей походкой. Я стала осматриваться. Зал был не очень большой, но уютный, в отделке превалировали персиковые и розовые тона, свет был слегка притушен, звучала тихая музыка. Небольшой оркестр располагался в дальнем от нашего столика углу зала, на невысокой эстраде. В ресторане хорошо работала вентиляция, поэтому душно и жарко не было.
Из бара возвращалась Ирка в своей обычной манере, сильно покачивая при ходьбе бедрами. Почему-то именно сегодня эта ее походка меня раздражала. Еще больше вывела меня из себя закупленная в баре выпивка: Ирка несла две высокие банки пива «Хольстен» и здоровенный пакет чипсов. Ну, это уж слишком!
– Ты что, в пивнушку завалилась, что ли? – накинулась я на нее ожесточенным шепотом. – Не могла пару дешевых коктейлей заказать?
– Всех твоих денег на один коктейль бы и хватило, мы что, его по очереди пить будем? – огрызнулась Ирка.
– Ну хотя бы заказала баночный джин с тоником. Почему именно пиво с чипсами?
– А я люблю пиво и чипсы, – отрезала Ирка, вскрывая банку «Хольстена». – И вообще кончай на меня наезжать. Мало мне того, что нас из-за тебя в путаны записали!
– Почему это из-за меня? – удивилась я.
– А чья это идея – припереться в ресторан? И кто согласился с условиями этого очкарика платить стольник за клиента?
– А ты бы еще в купальнике явилась, нас бы на самом входе сняли.
– А что, как ты, что ли, секретаршей здесь выглядеть? Белая блузка, черная юбка – верх элегантности.
– Тебя, дура, послушалась. Надо было идти в футболке и джинсах.
– Как деревня, – резюмировала Ирка. Она закинула голову и положила в рот приличную горстку чипсов. Несколько секунд она хрустела ими во рту, затем отхлебнула большой глоток пива из банки.
Я тяжело вздохнула и мельком посмотрела на часы. Было без десяти семь. Все время, пока мы находились в ресторане, я не переставала следить за входящими посетителями. Почти сразу после нас в зал вошли двое солидных мужчин лет сорока пяти – пятидесяти. Они заняли один из пустующих столиков и сделали заказ, из которого сразу принесли водку и салаты. Чуть позже их стол был уставлен большим количеством аппетитных блюд, которые они, уже разогретые водкой, стали активно и методично поглощать. Эти, похоже, пришли в ресторан плотно и со вкусом поесть под тихую приятную музыку, подальше от изрядно доставшего их семейного счастья.
После них появилась группа молодых людей – два парня и две девушки. Они почему-то уселись на высокие табуретки у стойки бара и заказали коктейли и мороженое. Все четверо весело смеялись и вели себя раскованно. Вечер у них только начинался, когда, где и чем он закончится, никто не предполагал.
Пришла также пожилая пара, занявшая один из заказанных столиков, недалеко от нас. Эти ели мало, больше танцевали, не пропуская ни одной медленной мелодии. Видимо, за этим занятием их посещали приятные воспоминания. Оба улыбались, бережно поддерживая друг друга.