Страница:
– Зачем ты выкинул кувшин?
– Он же не звучит во второй раз. Так зачем загромождать помещение?
– Все равно не смей выбрасывать кувшины! Это же чьи-то души. Даже если они не звучат – пусть будут.
– Понял. – Голова сукки скрылась в комнате.
Атлантида вернулся в дом. Андромаха сидела в столовой и ела. Он вошел – и она… улыбнулась. Что-то было не так… Но он пока не мог понять – что.
– Хочешь меня опять связать? – спросила девушка.
В голосе ее не было страха – только любопытство. И даже некоторая доля кокетства. В этот раз она не пыталась тронуть его слезами.
– Пока нет. Но один из братьев-сукки будет наблюдать за тобой постоянно.
– Пускай. Мне эти крокодилообразные не мешают. И потом они раздуваются от удовольствия, когда я зову их по именам. Мне ведь не надо насиловать свои голосовые связки, чтобы обращаться к ним уважительно.
Атлантида ошибся. На планете сукки были в почете не только кастраты, но и женщины. Поэтому в обращении с братьями – сукки Андро, несомненно, имела преимущество. Платон стал сомневаться – можно ли доверять млеющим от ее голоса охранникам?
– Не волнуйся, – засмеялась Андро. – Я не стану соблазнять твоих друзей. Они не в моем вкусе. А ты плохо выглядишь. Ты не болен?
И тут зазвучал голос. То есть в этот раз был не рассказ – пение. Ангелы так могли бы петь – но только не на планете, а где-нибудь в высших сферах, наблюдая неземную красоту и погружаясь в неземную гармонию. Голос наполнял весь дом. Атлантида несколько секунд стоял неподвижно, не в силах сдвинуться с места – его очаровала песня. Потом бросился вон из столовой. Сукки Кай-1 сидел на корточках перед кувшином и смотрел, как вращается внутри него золотой “смычок”. И что-то такое подпевал. Лишь когда пение закончилось, Платон сообразил, что комп не перевел ни слова.
Видимо, комп был так тактичен, что не посмел мешать. В отличие от сукки.
– О чем он пел? – обратился Атлантида к компьютеру.
– Язык не известен.
– Разве это другой язык?
– Именно так. Некоторые совпадения имеются. Но лишь некоторые. В основном совершенно новый язык.
– Можешь перевести?
– Я не получил команды.
– Ты запомнил слова песни?
– Разумеется. Переводить стихами или прозой?
– Стихами. А впрочем, подожди. Сейчас будешь переводить следующий кувшин.
– Мой второй контур может заняться другим заданием, – самоуверенно предложил комп. – Мой мозг специально выращен для проведения сложнейших исследовательских программ.
– Как бы ты не начал глючить….
– Вы обижаете мой второй контур.
Платон надел наушники и “запустил” следующий кувшин. И вновь кто-то стал рассказывать. На этот раз голос оказался мужской, голос уже пожилого человека. И рассказ тоже был не особенно веселый – это ясно было без перевода.
"Сегодня я подарил погребальный кувшин своему сыну. Теперь многие боятся, что не успеют этого сделать, и стараются наивно обмануть природу Немертеи и подарить погребальный кувшин раньше, чем ребенку исполнится пять лет. Неужели они не понимают, что маленький ребенок еще не умеет разговаривать с кувшином по душам, и тем самым они портят кувшин и лишают дух к-хи возможности совершить новый круг. Но мой маленький Т-ти уже научился разговаривать со своим игровым кувшином, и теперь ему ничего не стоит каждый вечер, как положено, говорить с настоящим погребальным кувшином. Какое совпадение – он в первый раз разговаривает со своим погребальным кувшином, а я – в последний. Я это чувствую, как чувствовали другие последний день до меня. Но мне не особенно страшно. Однако… все же… я боюсь. Почему смотритель сказал, что запись моих разговоров (переведено приблизительно) не точна и надо оставить еще звуковое послание, как будто это не погребальный кувшин, а кувшин для игр или для собирания рассказов? Прежде я считал кувшины рассказов совершенно ненужными. Порой мне мерещилось в них нечто, свойственное не природе Немертеи, но природе Ройка. Они походили на низкую пищу (эквивалента подобрать не удалось). И вот я сам сочиняю кувшин рассказов. И не могу сделать этот кувшин плохим. Он должен звучать, умиротворяя светило Немертеи голосом сладостным, умножая любовь. Голосом, который сладостнее теплого западного ветра… Я пел всю жизнь, и из многих кувшинов будет звучать мой голос. А С-сма всю жизнь копал подземный ход, чтобы добраться до колодца и соединить вновь природу Немертеи и природу Ройка. Но С-сма умер, и никто не ведает, где тайный ход. Я похитил кувшин С-сма, чтобы узнать, как добраться до колодца. Но кувшин С-сма не зазвучал. В глине был какой-то дефект. Что, если мой кувшин поврежден… и… тогда… тогда мой дух не сможет совершить новый круг. Говорят, теперь много дефектных кувшинов, но никто не знает – почему. Буду ли я жить в тот момент, когда мой рассказ зазвучит из кувшина? А если даже и буду, то какова будет жизнь в кувшине рассказов? Вновь и вновь внезапные пробуждения среди долгого сна, и вновь – бесконечная ночь… Сначала пробуждения часты, потом все реже и реже. И наконец – уже не дождаться нового слушателя. Никого не интересует мой рассказ. Что, если все предыдущие записи в моем погребальном кувшине погибнут и останется только эта – звуковая? Там было много значительного, много важного… Во всяком случае, для меня. А здесь? Обращенное в звук общение всегда слабее, нежели общение по душам. Сижу, склонившись над своим кувшином, сознавая, что должен произнести НЕЧТО. А произнести ничего не могу. Лишь повторяю: в последний раз, в последний раз… Все прежние сообщения уже не имеют значения. Значение имеет лишь одно, будет еще один круг или нет… еще один круг или нет… Круг этой жизни оказался скомканным, пустым и ненужным. Даже для Т-ти я сделал так мало. А что, если этот мой круг последний?.. Какой-нибудь круг всегда бывает последним. Я устал говорить и начинаю повторяться. В ужасе обнаруживаю… мне нечего больше сказать… тороплюсь… Или… Говорят… что всему виной краткость нынешних милостей, что оказывают король и королева, да живут они вечно…” – На этом сообщение прерывается, – сообщил компьютер. – Зато могу предоставить перевод песни.
– Давай…
"По улице ходила большая крокодила…
Она была очень зеленая и очень большая”.
– Что?!
– Перевод, как вы просили. Прозой.
Атлантида обдумал предложенный компом вариант.
– Идиот! Дешевый пластиковый мешок для погребения! Это же та песенка, которую напевал сукки. Где песня кувшина?
– В моей памяти нет другого варианта…
Так… Значит, исследовательский, специально выращенный, как младенец в искусственной матке, комп не сделал записи. И эта божественная музыка звучала в первый и последний раз. Атлантида и два сукки были ее единственными слушателями. Что ж это такое?! Платон попытался напеть несколько особенно поразивших его музыкальных фраз…
Но не получилось. Так петь он не мог.
А тут в комнату вбежал сукки Кай-2.
– Андромаха сбежала.
– Молодец! Куда ты смотрел?
– А ты? – Впрочем, упрекать друг друга не имело смысла. – Колодец! Она кинется к своему дружку Бродсайту на Ройк.
Атлантида схватил бластер и помчался к вездеходу. Но не добежал и вернулся назад. Надо выработать хоть какой-то план действий… Но почему-то ничего дельного не приходило в голову – в ушах звучали обрывки только что слышанной музыки… Так куда же мчаться? К главным гробницам или к тому колодцу, через который они прошли в первый раз?.. Андро, разумеется, кинулась к тому порталу, через который ушли на Ройк Ноэль и Платон, – глайдер из ангара исчез. Но с другой стороны – пройти с Ройка можно, по всей вероятности, только через колодец в гробницах. Он единственный включен-остальные заблокированы.
– Кай, – обратился Платон к сукки Каю-1.
– Ты зовешь не меня, – отвечал тот.
– Сукки Кай-1! – завопил Атлантида тонюсеньким голоском, самым тонюсеньким, на какой только были способны его голосовые связки, и, разумеется, сорвал голос и закашлял. – Садись на глайдер и лети к колодцу, постарайся перехватить Андро. Координаты есть в бортовом компе.
А сам Платон помчался к воротам в стене. На вездеходе он доберется к главным гробницам минут за десять. Ну что за нелепый ритуал! Внутри – на вездеходе. Снаружи – на глайдере. Какие-то нелепые тысячелетние традиции. Ну, прямо как на Британии-7.
Никаких больше мыслей при такой тряске возникнуть в голове не могло. Атлантида старался держать рот закрытым, чтобы не откусить язык. Язык вроде бы был цел, когда археолог, пошатываясь, вывалился из кабины возле главных гробниц. Вездеход совершил нечто вроде почетного круга и замер.
– Куда вы так спешите, профессор? – услышал он за спиной знакомый голос. Запоздало потянулся к кобуре с бластером. – Нет-нет не надо делать резких движений. Чистюля, друг мой, отбери-ка у него “магнум”, а то он еще по неосторожности кого-нибудь пристрелит.
Громила радостно хмыкнул, пихнул Платона в спину, и археолог растянулся на песке. При этом Чистюля сорвал с него ремень вместе с кобурой бластера и с ножом в чехле. В руках у Атлантиды осталась только тросточка. Не так уж и много. Но в принципе и не мало, учитывая малочисленность врагов. Ал Бродсайт, или, как он себя называл, Тимур, преобразился. Был он в хамелеоновой форме рейндже-ра, в гермошлеме и с “магнумом” в ладошке. Но при этом было что-то в его манерах театральное. Платон даже не мог понять – что. Чистюля, нависающий над Атлантидой скалой, также переоделся в форму рейнджеров. А вот двое пацанов не удостоились такой чести и так и остались в грязно-белых комбинезонах. Зато у обоих имелись “магнумы”.
– К сожалению, профессор, ты меня разочаровал. Я полагал, что ты думаешь точно так же, как я. А оказалось – нет. Так что придется тебя прикончить. Чистюля, займись, – сказал Бродсайт скучным голосом – Он нам больше не нужен.
– Можно я прибью его голыми руками? – спросил громила.
– Ну, разумеется. Я всегда учитываю чужие желания. Только давай побыстрее. Мне надо срочно установить связь с моими сторонниками. “А то как вдруг Агамемнон покроется чирьями”. – Судя по всему, эту поговорку знали все археологи, даже сомнительный консультант, а сам Атлантида услышал ее впервые на Немертее. Неужели так отстал от жизни?
Чистюля вложил всю свою отнюдь не малую силу в удар левой. Если бы достал, от лица Атлантиды мало бы что осталось. Но Платон отскочил и замер в нескольких шагах, небрежно играя тросточкой. Будто живая, гибкая трость обегала вокруг одного пальца и сразу цеплялась за другой, потом третий, четвертый и вновь бежала, исполняя замысловатый танец, и каждый раз все быстрее. Чистюля даже не обратил внимания на это жонглирование. Он вновь ударил. И опять мимо. Зато тросточка, набрав скорость, хлестнула экселентиста по предплечью. Гигант отскочил. Платон хлестнул вновь, и громила захватил его гибкое оружие, и теперь… А теперь Чистюля получил ногой в промежность. Атлантида тут же выдернул из его пальцев тросточку, ударил противника по шее от души – с оттягом, так что на коже остался кровавый след. В следующую долю секунды тросточка проскользнула меж пальцев археолога и хлестнула здоровяка еще раз – по глазам. Чистюля зарычал и пошел наугад, ничего не видя. Атлантида отпрянул и еще несколько раз полоснул противника. Решив, что дальше наслаждаться своим превосходством опасно, Платон попытался вырвать кончиком тросточки бластер из Чистюлиной кобуры, но не получилось. Подходить же ближе даже к наполовину ослепленному противнику археолог опасался. Зато один из парней приметил его маневр и вытащил свой “магнум”. Атлантида прыгнул за ближайший обломок. И вовремя – подручный Бродсайта нажал на курок. Платон рванулся, перекатился по песку… Вспомнил про находящийся рядом храм. Там ведь тоже есть колодец. Правда, заваленный… Ах, черт. Почему они его не расчистили… таинственный хог мешал… да чтоб им тут на Немертее с их идиотскими явлениями… Атлантида метался среди развалин, рискуя в любую минуту получить разряд из бластера меж лопаток. Засев в очередной раз под обломком стены для краткой передышки, он увидел, как мини-торнадо неожиданно покинул свою стационарную орбиту и пошел куда-то вбок, пересек тропку… Платон глазам своим не поверил: смерч ловко утянул в свою серо-коричневую воронку человека в белом комбинезоне. Мелькнули растопыренные руки, ноги, лицо, превратившееся в один раскрытый в неслышимом вопле рот, и… ам… Нет никого, а мини-торнадо продолжал крутиться посреди развалин, перемещаясь взад-вперед, будто караулил кого-то, перерезая путь. Несмотря на свое довольно отчаянное положение, археолог усмехнулся: торнадо в роли сторожевой собаки – это он видел впервые. Однако кто знает – может, теперь смерч постарается схватить любого, кто попадет… куда? Вот именно – куда должен попасть человек, чтобы его сожрал пес-торнадо? Атлантида принялся медленно отползать подальше от опасного смерча. Крутящийся “пес” не обращал на археолога никакого внимания. Куда же теперь идти? Платон осторожно огляделся. Остальные три смерча вертелись по прежним накатанным траекториям. Не видно было и людей Бродсайта. Эти ребята наверняка отступили и отрезали Атлантиду от обоих выходов и от колодца нуль-портала. Но почему-обоих?.. Ведь столицу окружает, если верить Андро – хотя он теперь не знал – можно ли ей верить хоть в чем-то, – бывшая городская стена. А в такой стене не может быть только двух выходов. Их должно быть куда больше… Семивратные Фивы… Стовратные Фивы… Возможно, немертейская столица и не имела сотни ворот, но все же не два же выхода на весь город! Ну-ка побежим в другую сторону. Там тоже наверняка найдутся ворота. И Платон побежал.
БЕГ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ
– Не ждал? – услышал он голос Андромахи.
– Тебя – всегда жду, дорогая Андро.
– И ты по-прежнему уверен, что я не смогу выстрелить?
– Представь себе, уверен, – заявил он, хотя такой уверенности у него не было.
– Тогда беги… – приказала она. – Надеюсь, бегаешь быстро.
Атлантида метнулся в сторону, промчался метров пятьдесят и оглянулся. Андромаха подошла к стене. Что она сделала, Платон не разглядел – может, нажала какую-то кнопку или произнесла пароль. Но незаметная прежде дверь перед ней отворились. Стовратные Фивы…
Атлантида кинулся бежать, не дожидаясь, пока Андро и Бродсайт объединятся. Пару раз он останавливался, чтобы оглядеться. Возможно, где-нибудь поблизости находится замаскированный ветвями глайдер Андро? Но нет, подходящего объекта не попадалось. Неужели ему и дальше придется передвигаться на своих двоих? Он прикинул направление – куда же идти ближе всего? Ближе всего выходило к колодцу, через который они с Ноэлем попали на Ройк. Ну что ж, вперед! Тем более что именно там он должен встретиться с сукки Каем-1. В крайнем случае, если очень припечет, можно отступить на Ройк, для… Как любят говорить военные, после того как им надерут задницу? Ах, да, для перегруппировки сил. В очень древние времена перед началом такой перегруппировки проводилась децимация – казнь или порка каждого десятого – в зависимости от гуманности режима.
Чтобы солдаты, в отличие от гражданских лиц, правильно понимали смысл происходящей перегруппировки.
Но пока до начала отступления Атлантиде пришлось совершить марш-бросок, правда, налегке, ибо противник освободил его от всей экипировки, если не считать легкой тросточки. Но рубашку хоть выжимай. Не смотря на то что климат на Немертее не жаркий, особенно на этой широте. Да, положеньице… Пытаться бегом обогнать глайдер или вездеход – дело бесперспективное. Надо попробовать воспользоваться более быстрым способом передвижения. Очень кстати парочка упитанных кошей, пасущихся на нежно-зеленой лужайке с таким видом, будто происходящее на планете их совершенно не касалось. Атлантида выбрал того, у которого ножки были чуточку подлиннее, справедливо рассудив, что и бежать он будет шустрее. Не долго думая, вскочил зверю на спину, ухватился руками за довольно длинную жесткую шерсть на загривке, ударил пятками по крутым бокам и поскакал. Напоминала эта скачка галопирование ковбоя на спине… нет, не быка-борова… Но кош был животным крупным и резвым. Одна незадача: бежать он кинулся совершенно в другом направлении, нежели то, которое было необходимо Платону. Напрасно археолог лупил его пятками и тростью – зверь мчался по одному ему знакомым тропинкам сквозь заросли колючего кустарника и не желал никуда сворачивать. Каждая попытка развернуть его на сто восемьдесят градусов лишь усиливала резвость скакуна. Наконец кош издал что-то вроде победного рычания, взбрыкнул задними ногами, скинул Атлантиду на траву и умчался. Платон лежал, уткнувшись лицом в траву-а травы на Немертее удивительно мягкие, шелковистые и пахнут головокружительно, – и боялся пошевелиться. Он не вполне был уверен, что остался цел. Однако горящие ссадины на лице и плечах, оставленные колючками, подсказывали Платону, что он отделался сравнительно легко. А в голову пришла странная мысль: что, если остаться здесь, на Немертее, навсегда? Притвориться, что всегда и жил так… Вставал поутру, брал косу-как археолог Атлантида прекрасно знал, как выглядит коса, но что с ней делать, представлял весьма смутно – и отправлялся косить траву. Можно вообразить, какое духовитое сено получится из местных трав и как здорово будет валяться на сеновале… Атлантида представил себя голым по пояс, в штанах из какой-то грубой сероватой ткани – надо полагать, именно так и выглядело домотканое полотно, – в соломенной шляпе и босиком… Он подносил к губам золотую чашу и пил из нее божественный напиток, выжатый из благоуханного разнотравья. Что-то вроде золотой хаомы, которую так почитали зороастрийцы. Да, зороастрийцы… они считали, что существуют некие уже заранее изготовленные души, фраваши праведных, которые готовы вселиться в новорожденные тела… быть может, это были чьи-то погребальные кувшины, оставленные на Старой Земле заезжим ВЕЛИКИМ ГОНЧАРОМ?
Нет, хватит… Что за нелепая фантазия? Это только трава… ее удивительный аромат вызывает миражи и требует немедленно обрядиться в домотканые штаны, вооружиться косой и… завести погребальный кувшин. И пить хаому… и воплотить по всей Галактике фраваши праведных… Милость природы Немертеи, снизойди на меня… О нет! Атлантида застонал и попытался оттолкнуть от себя планету. А она изо всех держала его, прижимала к своей влажной огромной груди, желая приласкать и оказать милость… Однако избранник не желал подчиняться. После новой попытки удалось наконец встать на четвереньки. Голова была тяжелой. Атлантида пошарил вокруг себя, пытаясь отыскать косу… Разумеется, не нашел. Вновь толкнул в грудь настырную планету. Отпусти! Оказывай милости другим… А она щекотала его метелками зеленой травы и шептала: “Милость моей природы безгранична”. Он не уступил. Поднялся, пошатнулся, выпрямился…
"Милость природы Немертеи безгранична”, – шелестели деревья. Платону казалось, что он вновь слышит удивительную музыку, что лилась из черного кувшина. Вместо души – музыка. Вместо погребения – песня. Перед ним посреди душистого разнотравья высились две статуи из голубого немертейского мрамора. Мужчина и женщина, изваянные из камня с каким-то почти отталкивающим натурализмом, сидели в позах, исполненных достоинства, держа плечи прямо, сложив руки на коленях, и снисходительно смотрели на Атлантиду вставными серебряными глазами. Древние греки и римляне делали своим статуям такие глаза. Профессор Биттнер рассказывал, что в комнате с подобными изваяниями долго находиться нельзя. Невыносимо. Все время кажется, что на тебя кто-то смотрит из вечности.
Вот и эти смотрели, как живые. У женщины волосы были золотые, у мужчины – из серебра.
Что за черт! Почему эти статуи не засек спутник, производя сканирование планеты… Такие громадины, да еще посреди поляны… Атлантида сделал несколько шагов к королю и королеве. Голубой немертейский камень стал дымчатым, потом прозрачным и наконец растаял – от скульптур не осталось ничего, кроме нескольких плит, положенных друг на друга и служивших постаментом. Даже обломков вокруг – и тех не видно… Археолог на всякий случай потрогал камни основания. Они были. А статуи исчезли. Платон огляделся, пытаясь отыскать осколки в траве. Нашел несколько штук – слишком мелкие и малочисленные, чтобы из них собрать исчезнувшие колоссы. Он присел на плиты. Голова была по-прежнему тяжелой и кружилась. Почему все-таки он видел статуи? Неужели так подействовал запах трав…
Надо уходить… Он поднялся, сделал несколько шагов… И очутился на дорожке из синих и красных плит, изрядно заросшей травой. Не задумываясь, он пошел по ней, точно не зная, куда она выведет. И вскоре увидел за деревьями кирпичную стену какой-то старинной постройки, лишь на полметра поднимающейся из земли, а вокруг кучи перекопанной почвы. И аккуратно сложенные ящики с наклейками антигравитационных индикаторов. Платон не сразу догадался, что он очутился на ферме, которую раскопали Кресс и Ноэль, но которую Атлантида так и не удосужился осмотреть. Он ускорил шаги. Вряд ли здесь можно укрыться. Но, возможно, археологи оставили специально кое-что из своего оборудования, чтобы не таскать его всякий раз назад в дом. Вряд ли можно рассчитывать, что здесь отыщется бластер с комплектом запасных батарей, но вот пару заступов с автономным приводом и какую-нибудь антигравитационную платформу для перевозки крупногабаритных находок раздобыть наверняка можно. Антигравитационная платформа очень бы пригодилась – для перевозки самого Атлантиды – пот с него так и лил ручьем после пробежки.
Он принялся осматривать ящики, но ничего подходящего не находилось. Разозлившись, он сорвал крышку с ближайшего. Внутри стояли в ряд погребальные кувшины. Платон замер. Почудилось – он слышит голоса… Слишком кратковременны милости, оказываемые королем и королевой – да живут они вечно. Их краткость приводит в ужас к-хи и заставляет сомневаться в милостях самой природы Немертеи…
Платон тряхнул головой и спешно приладил на место крышку. По старинным, высеченным из камня ступеням он спустился вниз, в раскопанный дом неизвестного немертейского жителя, надеясь, что, может быть, здесь археологи оставили что-то более полезное для битвы с Бродсайтом, чем погребальные кувшины.
Атлантида очутился в просторном зале, потолок подпирали круглые, выкрашенные в красный цвет колонны. Кое-где штукатурка обвалилась и виднелась кирпичная кладка. Выступающие балки были выкрашены в черный цвет. На первый взгляд постройка казалась не слишком древней. Четвертое царство? Пол, разумеется, был выложен красными и синими плитками. Посреди залы стоял сложенный из кирпичей, оштукатуренный и выкрашенный белой краской куб. “Да не вилла это вовсе!" – чуть не крикнул Атлантида. Это храм, несомненно, храм… Платон обошел зал. Стены оштукатурены и покрыты фресками – светло-зеленая немертейская трава, высокая, в человеческий рост, колебалась повсюду. Именно колебалась – все время возникала иллюзия, что стебли колышутся. Деревья на заднем плане тоже время от времени покачивали ветвями, и только синие холмы вдалеке оставались неподвижными. За колоннами в полу четыре довольно больших квадратных отверстия, заполненных почти до краев жирным черным пеплом, осколками погребальных кувшинов, костями мелких животных. Мусор храма? То, что оставалось от жертвоприношений, складывалось здесь, поскольку мусор был тоже священным. Платон прошел еще дальше и увидел огромный каменный саркофаг, наполненный черными черепками. Атлантида стал перебирать осколки почти механически, еще не в силах поверить – это черепки погребальных кувшинов. Десятков, сотен, тысяч кувшинов… И – археолог не мог ошибиться они были разбиты много лет назад. Еще до начала Второй Конкисты. Платон распахнул соседнюю дверь. Посреди большой комнаты перед ним был высеченный из голубого немертей-ского камня куб метра три высотой. На его вершину вела лестница, опять же из камня. Подняться наверх? А почему бы и нет? В эту минуту он забыл про Бродсайта. Несомненно-все это видели Кресс и Ноэль. Но поскольку они утаили находки от него, то и он имел полное право присвоить открытое ими и объявить своим. Они не хотели публиковать свои данные – их опубликует Атлантида, подумал он мстительно. Платон поднялся по лестнице и увидел, что стоит на краю высеченного из камня бассейна, заполненного густой желтой жидкостью. От нее шел теплый плотский запах, притягательный и неприятный одновременно. Слой густого желтого пара плавал над поверхностью, не давая разглядеть, что происходит в глубине. Кажется, жидкость была желтоватая и какая-то густая, с белыми крапинами… Внутри бассейна раздавалось глухое урчание – так урчит сытая кошка, взобравшись на колени. Внезапно пузырьки теплого газа вырвались на поверхность. Платон отшатнулся и едва не слетел с лестницы. Лучше всего было отсюда уйти. Это он почувствовал так отчетливо, что заторопился, сбежал вниз и вернулся в первый зал… Что же это за ванна? Для чего? Почему догадка не посещает его… Догадка, похожая на луч света… Луч разряда прошел в нескольких сантиметрах от его головы и ударил в стену. Атлантида метнулся в сторону и прижался спиной к колонне. Вновь несколько выстрелов наугад. Стрелков было как минимум двое. Ребята Бродсайта медленно приближались к нему.
– Он же не звучит во второй раз. Так зачем загромождать помещение?
– Все равно не смей выбрасывать кувшины! Это же чьи-то души. Даже если они не звучат – пусть будут.
– Понял. – Голова сукки скрылась в комнате.
Атлантида вернулся в дом. Андромаха сидела в столовой и ела. Он вошел – и она… улыбнулась. Что-то было не так… Но он пока не мог понять – что.
– Хочешь меня опять связать? – спросила девушка.
В голосе ее не было страха – только любопытство. И даже некоторая доля кокетства. В этот раз она не пыталась тронуть его слезами.
– Пока нет. Но один из братьев-сукки будет наблюдать за тобой постоянно.
– Пускай. Мне эти крокодилообразные не мешают. И потом они раздуваются от удовольствия, когда я зову их по именам. Мне ведь не надо насиловать свои голосовые связки, чтобы обращаться к ним уважительно.
Атлантида ошибся. На планете сукки были в почете не только кастраты, но и женщины. Поэтому в обращении с братьями – сукки Андро, несомненно, имела преимущество. Платон стал сомневаться – можно ли доверять млеющим от ее голоса охранникам?
– Не волнуйся, – засмеялась Андро. – Я не стану соблазнять твоих друзей. Они не в моем вкусе. А ты плохо выглядишь. Ты не болен?
И тут зазвучал голос. То есть в этот раз был не рассказ – пение. Ангелы так могли бы петь – но только не на планете, а где-нибудь в высших сферах, наблюдая неземную красоту и погружаясь в неземную гармонию. Голос наполнял весь дом. Атлантида несколько секунд стоял неподвижно, не в силах сдвинуться с места – его очаровала песня. Потом бросился вон из столовой. Сукки Кай-1 сидел на корточках перед кувшином и смотрел, как вращается внутри него золотой “смычок”. И что-то такое подпевал. Лишь когда пение закончилось, Платон сообразил, что комп не перевел ни слова.
Видимо, комп был так тактичен, что не посмел мешать. В отличие от сукки.
– О чем он пел? – обратился Атлантида к компьютеру.
– Язык не известен.
– Разве это другой язык?
– Именно так. Некоторые совпадения имеются. Но лишь некоторые. В основном совершенно новый язык.
– Можешь перевести?
– Я не получил команды.
– Ты запомнил слова песни?
– Разумеется. Переводить стихами или прозой?
– Стихами. А впрочем, подожди. Сейчас будешь переводить следующий кувшин.
– Мой второй контур может заняться другим заданием, – самоуверенно предложил комп. – Мой мозг специально выращен для проведения сложнейших исследовательских программ.
– Как бы ты не начал глючить….
– Вы обижаете мой второй контур.
Платон надел наушники и “запустил” следующий кувшин. И вновь кто-то стал рассказывать. На этот раз голос оказался мужской, голос уже пожилого человека. И рассказ тоже был не особенно веселый – это ясно было без перевода.
"Сегодня я подарил погребальный кувшин своему сыну. Теперь многие боятся, что не успеют этого сделать, и стараются наивно обмануть природу Немертеи и подарить погребальный кувшин раньше, чем ребенку исполнится пять лет. Неужели они не понимают, что маленький ребенок еще не умеет разговаривать с кувшином по душам, и тем самым они портят кувшин и лишают дух к-хи возможности совершить новый круг. Но мой маленький Т-ти уже научился разговаривать со своим игровым кувшином, и теперь ему ничего не стоит каждый вечер, как положено, говорить с настоящим погребальным кувшином. Какое совпадение – он в первый раз разговаривает со своим погребальным кувшином, а я – в последний. Я это чувствую, как чувствовали другие последний день до меня. Но мне не особенно страшно. Однако… все же… я боюсь. Почему смотритель сказал, что запись моих разговоров (переведено приблизительно) не точна и надо оставить еще звуковое послание, как будто это не погребальный кувшин, а кувшин для игр или для собирания рассказов? Прежде я считал кувшины рассказов совершенно ненужными. Порой мне мерещилось в них нечто, свойственное не природе Немертеи, но природе Ройка. Они походили на низкую пищу (эквивалента подобрать не удалось). И вот я сам сочиняю кувшин рассказов. И не могу сделать этот кувшин плохим. Он должен звучать, умиротворяя светило Немертеи голосом сладостным, умножая любовь. Голосом, который сладостнее теплого западного ветра… Я пел всю жизнь, и из многих кувшинов будет звучать мой голос. А С-сма всю жизнь копал подземный ход, чтобы добраться до колодца и соединить вновь природу Немертеи и природу Ройка. Но С-сма умер, и никто не ведает, где тайный ход. Я похитил кувшин С-сма, чтобы узнать, как добраться до колодца. Но кувшин С-сма не зазвучал. В глине был какой-то дефект. Что, если мой кувшин поврежден… и… тогда… тогда мой дух не сможет совершить новый круг. Говорят, теперь много дефектных кувшинов, но никто не знает – почему. Буду ли я жить в тот момент, когда мой рассказ зазвучит из кувшина? А если даже и буду, то какова будет жизнь в кувшине рассказов? Вновь и вновь внезапные пробуждения среди долгого сна, и вновь – бесконечная ночь… Сначала пробуждения часты, потом все реже и реже. И наконец – уже не дождаться нового слушателя. Никого не интересует мой рассказ. Что, если все предыдущие записи в моем погребальном кувшине погибнут и останется только эта – звуковая? Там было много значительного, много важного… Во всяком случае, для меня. А здесь? Обращенное в звук общение всегда слабее, нежели общение по душам. Сижу, склонившись над своим кувшином, сознавая, что должен произнести НЕЧТО. А произнести ничего не могу. Лишь повторяю: в последний раз, в последний раз… Все прежние сообщения уже не имеют значения. Значение имеет лишь одно, будет еще один круг или нет… еще один круг или нет… Круг этой жизни оказался скомканным, пустым и ненужным. Даже для Т-ти я сделал так мало. А что, если этот мой круг последний?.. Какой-нибудь круг всегда бывает последним. Я устал говорить и начинаю повторяться. В ужасе обнаруживаю… мне нечего больше сказать… тороплюсь… Или… Говорят… что всему виной краткость нынешних милостей, что оказывают король и королева, да живут они вечно…” – На этом сообщение прерывается, – сообщил компьютер. – Зато могу предоставить перевод песни.
– Давай…
"По улице ходила большая крокодила…
Она была очень зеленая и очень большая”.
– Что?!
– Перевод, как вы просили. Прозой.
Атлантида обдумал предложенный компом вариант.
– Идиот! Дешевый пластиковый мешок для погребения! Это же та песенка, которую напевал сукки. Где песня кувшина?
– В моей памяти нет другого варианта…
Так… Значит, исследовательский, специально выращенный, как младенец в искусственной матке, комп не сделал записи. И эта божественная музыка звучала в первый и последний раз. Атлантида и два сукки были ее единственными слушателями. Что ж это такое?! Платон попытался напеть несколько особенно поразивших его музыкальных фраз…
Но не получилось. Так петь он не мог.
А тут в комнату вбежал сукки Кай-2.
– Андромаха сбежала.
– Молодец! Куда ты смотрел?
– А ты? – Впрочем, упрекать друг друга не имело смысла. – Колодец! Она кинется к своему дружку Бродсайту на Ройк.
Атлантида схватил бластер и помчался к вездеходу. Но не добежал и вернулся назад. Надо выработать хоть какой-то план действий… Но почему-то ничего дельного не приходило в голову – в ушах звучали обрывки только что слышанной музыки… Так куда же мчаться? К главным гробницам или к тому колодцу, через который они прошли в первый раз?.. Андро, разумеется, кинулась к тому порталу, через который ушли на Ройк Ноэль и Платон, – глайдер из ангара исчез. Но с другой стороны – пройти с Ройка можно, по всей вероятности, только через колодец в гробницах. Он единственный включен-остальные заблокированы.
– Кай, – обратился Платон к сукки Каю-1.
– Ты зовешь не меня, – отвечал тот.
– Сукки Кай-1! – завопил Атлантида тонюсеньким голоском, самым тонюсеньким, на какой только были способны его голосовые связки, и, разумеется, сорвал голос и закашлял. – Садись на глайдер и лети к колодцу, постарайся перехватить Андро. Координаты есть в бортовом компе.
А сам Платон помчался к воротам в стене. На вездеходе он доберется к главным гробницам минут за десять. Ну что за нелепый ритуал! Внутри – на вездеходе. Снаружи – на глайдере. Какие-то нелепые тысячелетние традиции. Ну, прямо как на Британии-7.
7
Никогда прежде он не мчался среди руин с такой скоростью. Почему за все эти дни он не приказал своему прекрасному универсальному дорогущему F-55001 расчистить настоящую дорогу среди развалин? Теперь амортизаторы не выдерживают и вездеход трясет на каждом ухабе и…Никаких больше мыслей при такой тряске возникнуть в голове не могло. Атлантида старался держать рот закрытым, чтобы не откусить язык. Язык вроде бы был цел, когда археолог, пошатываясь, вывалился из кабины возле главных гробниц. Вездеход совершил нечто вроде почетного круга и замер.
– Куда вы так спешите, профессор? – услышал он за спиной знакомый голос. Запоздало потянулся к кобуре с бластером. – Нет-нет не надо делать резких движений. Чистюля, друг мой, отбери-ка у него “магнум”, а то он еще по неосторожности кого-нибудь пристрелит.
Громила радостно хмыкнул, пихнул Платона в спину, и археолог растянулся на песке. При этом Чистюля сорвал с него ремень вместе с кобурой бластера и с ножом в чехле. В руках у Атлантиды осталась только тросточка. Не так уж и много. Но в принципе и не мало, учитывая малочисленность врагов. Ал Бродсайт, или, как он себя называл, Тимур, преобразился. Был он в хамелеоновой форме рейндже-ра, в гермошлеме и с “магнумом” в ладошке. Но при этом было что-то в его манерах театральное. Платон даже не мог понять – что. Чистюля, нависающий над Атлантидой скалой, также переоделся в форму рейнджеров. А вот двое пацанов не удостоились такой чести и так и остались в грязно-белых комбинезонах. Зато у обоих имелись “магнумы”.
– К сожалению, профессор, ты меня разочаровал. Я полагал, что ты думаешь точно так же, как я. А оказалось – нет. Так что придется тебя прикончить. Чистюля, займись, – сказал Бродсайт скучным голосом – Он нам больше не нужен.
– Можно я прибью его голыми руками? – спросил громила.
– Ну, разумеется. Я всегда учитываю чужие желания. Только давай побыстрее. Мне надо срочно установить связь с моими сторонниками. “А то как вдруг Агамемнон покроется чирьями”. – Судя по всему, эту поговорку знали все археологи, даже сомнительный консультант, а сам Атлантида услышал ее впервые на Немертее. Неужели так отстал от жизни?
Чистюля вложил всю свою отнюдь не малую силу в удар левой. Если бы достал, от лица Атлантиды мало бы что осталось. Но Платон отскочил и замер в нескольких шагах, небрежно играя тросточкой. Будто живая, гибкая трость обегала вокруг одного пальца и сразу цеплялась за другой, потом третий, четвертый и вновь бежала, исполняя замысловатый танец, и каждый раз все быстрее. Чистюля даже не обратил внимания на это жонглирование. Он вновь ударил. И опять мимо. Зато тросточка, набрав скорость, хлестнула экселентиста по предплечью. Гигант отскочил. Платон хлестнул вновь, и громила захватил его гибкое оружие, и теперь… А теперь Чистюля получил ногой в промежность. Атлантида тут же выдернул из его пальцев тросточку, ударил противника по шее от души – с оттягом, так что на коже остался кровавый след. В следующую долю секунды тросточка проскользнула меж пальцев археолога и хлестнула здоровяка еще раз – по глазам. Чистюля зарычал и пошел наугад, ничего не видя. Атлантида отпрянул и еще несколько раз полоснул противника. Решив, что дальше наслаждаться своим превосходством опасно, Платон попытался вырвать кончиком тросточки бластер из Чистюлиной кобуры, но не получилось. Подходить же ближе даже к наполовину ослепленному противнику археолог опасался. Зато один из парней приметил его маневр и вытащил свой “магнум”. Атлантида прыгнул за ближайший обломок. И вовремя – подручный Бродсайта нажал на курок. Платон рванулся, перекатился по песку… Вспомнил про находящийся рядом храм. Там ведь тоже есть колодец. Правда, заваленный… Ах, черт. Почему они его не расчистили… таинственный хог мешал… да чтоб им тут на Немертее с их идиотскими явлениями… Атлантида метался среди развалин, рискуя в любую минуту получить разряд из бластера меж лопаток. Засев в очередной раз под обломком стены для краткой передышки, он увидел, как мини-торнадо неожиданно покинул свою стационарную орбиту и пошел куда-то вбок, пересек тропку… Платон глазам своим не поверил: смерч ловко утянул в свою серо-коричневую воронку человека в белом комбинезоне. Мелькнули растопыренные руки, ноги, лицо, превратившееся в один раскрытый в неслышимом вопле рот, и… ам… Нет никого, а мини-торнадо продолжал крутиться посреди развалин, перемещаясь взад-вперед, будто караулил кого-то, перерезая путь. Несмотря на свое довольно отчаянное положение, археолог усмехнулся: торнадо в роли сторожевой собаки – это он видел впервые. Однако кто знает – может, теперь смерч постарается схватить любого, кто попадет… куда? Вот именно – куда должен попасть человек, чтобы его сожрал пес-торнадо? Атлантида принялся медленно отползать подальше от опасного смерча. Крутящийся “пес” не обращал на археолога никакого внимания. Куда же теперь идти? Платон осторожно огляделся. Остальные три смерча вертелись по прежним накатанным траекториям. Не видно было и людей Бродсайта. Эти ребята наверняка отступили и отрезали Атлантиду от обоих выходов и от колодца нуль-портала. Но почему-обоих?.. Ведь столицу окружает, если верить Андро – хотя он теперь не знал – можно ли ей верить хоть в чем-то, – бывшая городская стена. А в такой стене не может быть только двух выходов. Их должно быть куда больше… Семивратные Фивы… Стовратные Фивы… Возможно, немертейская столица и не имела сотни ворот, но все же не два же выхода на весь город! Ну-ка побежим в другую сторону. Там тоже наверняка найдутся ворота. И Платон побежал.
БЕГ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ
1
Бежать ему никто не препятствовал. И даже не преследовали. Ни люди Бродсайта, ни разумный пес-смерч. Пару раз, правда, пальнули вслед. Но разряды прошли на таком расстоянии, что сразу стало ясно – палили наугад. Петляя меж развалинами, Атлантида пытался прикинуть, где могут оказаться ворота. Никаких стоящих догадок на ум не приходило. Постой… вот, кажется, тропинка. А раз тропинка, кто-то по ней ходил. То ли Андро, то ли Кресс с Ноэлем. И значит, вести она может только к одному месту – к воротам. Платон побежал быстрее. Но ворот он не нашел. А нашел лестницу, сложенную из обломков зданий рядом со стеной. Карабкаться по этим импровизированным ступеням было не особенно удобно. Но и на египетские пирамиды на Старой Земле, говорят, лезть – мало приятного. Атлантида забрался наверх и оглянулся. “Беспризорный смерч” по-прежнему разгуливал взад и вперед, накатывая новую дорожку. Бродсайт и его люди куда-то исчезли. Это Платону не особенно понравилось. Может, они караулят на той стороне? Атлантида заглянул через стену. Похоже, его никто здесь не ждал. Зато он приметил приделанную к стене современную пластиковую лесенку. Кто-то ходил на раскопки с черного хода. Видимо, Кресс с Ноэлем пробирались сюда тайком от Андромахи. Ну что ж, Атлантида мысленно поблагодарил обманщиков. Прыгать с такой высоты даже на рыхлую почву ему не особенно улыбалось. Он спустился вниз и тут почувствовал, что между лопаток уперлось что-то твердое. Неприятное чувство. Игломет? Бластер? И в чьих руках? Он уловил слабый запах духов. Андро?– Не ждал? – услышал он голос Андромахи.
– Тебя – всегда жду, дорогая Андро.
– И ты по-прежнему уверен, что я не смогу выстрелить?
– Представь себе, уверен, – заявил он, хотя такой уверенности у него не было.
– Тогда беги… – приказала она. – Надеюсь, бегаешь быстро.
Атлантида метнулся в сторону, промчался метров пятьдесят и оглянулся. Андромаха подошла к стене. Что она сделала, Платон не разглядел – может, нажала какую-то кнопку или произнесла пароль. Но незаметная прежде дверь перед ней отворились. Стовратные Фивы…
Атлантида кинулся бежать, не дожидаясь, пока Андро и Бродсайт объединятся. Пару раз он останавливался, чтобы оглядеться. Возможно, где-нибудь поблизости находится замаскированный ветвями глайдер Андро? Но нет, подходящего объекта не попадалось. Неужели ему и дальше придется передвигаться на своих двоих? Он прикинул направление – куда же идти ближе всего? Ближе всего выходило к колодцу, через который они с Ноэлем попали на Ройк. Ну что ж, вперед! Тем более что именно там он должен встретиться с сукки Каем-1. В крайнем случае, если очень припечет, можно отступить на Ройк, для… Как любят говорить военные, после того как им надерут задницу? Ах, да, для перегруппировки сил. В очень древние времена перед началом такой перегруппировки проводилась децимация – казнь или порка каждого десятого – в зависимости от гуманности режима.
Чтобы солдаты, в отличие от гражданских лиц, правильно понимали смысл происходящей перегруппировки.
Но пока до начала отступления Атлантиде пришлось совершить марш-бросок, правда, налегке, ибо противник освободил его от всей экипировки, если не считать легкой тросточки. Но рубашку хоть выжимай. Не смотря на то что климат на Немертее не жаркий, особенно на этой широте. Да, положеньице… Пытаться бегом обогнать глайдер или вездеход – дело бесперспективное. Надо попробовать воспользоваться более быстрым способом передвижения. Очень кстати парочка упитанных кошей, пасущихся на нежно-зеленой лужайке с таким видом, будто происходящее на планете их совершенно не касалось. Атлантида выбрал того, у которого ножки были чуточку подлиннее, справедливо рассудив, что и бежать он будет шустрее. Не долго думая, вскочил зверю на спину, ухватился руками за довольно длинную жесткую шерсть на загривке, ударил пятками по крутым бокам и поскакал. Напоминала эта скачка галопирование ковбоя на спине… нет, не быка-борова… Но кош был животным крупным и резвым. Одна незадача: бежать он кинулся совершенно в другом направлении, нежели то, которое было необходимо Платону. Напрасно археолог лупил его пятками и тростью – зверь мчался по одному ему знакомым тропинкам сквозь заросли колючего кустарника и не желал никуда сворачивать. Каждая попытка развернуть его на сто восемьдесят градусов лишь усиливала резвость скакуна. Наконец кош издал что-то вроде победного рычания, взбрыкнул задними ногами, скинул Атлантиду на траву и умчался. Платон лежал, уткнувшись лицом в траву-а травы на Немертее удивительно мягкие, шелковистые и пахнут головокружительно, – и боялся пошевелиться. Он не вполне был уверен, что остался цел. Однако горящие ссадины на лице и плечах, оставленные колючками, подсказывали Платону, что он отделался сравнительно легко. А в голову пришла странная мысль: что, если остаться здесь, на Немертее, навсегда? Притвориться, что всегда и жил так… Вставал поутру, брал косу-как археолог Атлантида прекрасно знал, как выглядит коса, но что с ней делать, представлял весьма смутно – и отправлялся косить траву. Можно вообразить, какое духовитое сено получится из местных трав и как здорово будет валяться на сеновале… Атлантида представил себя голым по пояс, в штанах из какой-то грубой сероватой ткани – надо полагать, именно так и выглядело домотканое полотно, – в соломенной шляпе и босиком… Он подносил к губам золотую чашу и пил из нее божественный напиток, выжатый из благоуханного разнотравья. Что-то вроде золотой хаомы, которую так почитали зороастрийцы. Да, зороастрийцы… они считали, что существуют некие уже заранее изготовленные души, фраваши праведных, которые готовы вселиться в новорожденные тела… быть может, это были чьи-то погребальные кувшины, оставленные на Старой Земле заезжим ВЕЛИКИМ ГОНЧАРОМ?
Нет, хватит… Что за нелепая фантазия? Это только трава… ее удивительный аромат вызывает миражи и требует немедленно обрядиться в домотканые штаны, вооружиться косой и… завести погребальный кувшин. И пить хаому… и воплотить по всей Галактике фраваши праведных… Милость природы Немертеи, снизойди на меня… О нет! Атлантида застонал и попытался оттолкнуть от себя планету. А она изо всех держала его, прижимала к своей влажной огромной груди, желая приласкать и оказать милость… Однако избранник не желал подчиняться. После новой попытки удалось наконец встать на четвереньки. Голова была тяжелой. Атлантида пошарил вокруг себя, пытаясь отыскать косу… Разумеется, не нашел. Вновь толкнул в грудь настырную планету. Отпусти! Оказывай милости другим… А она щекотала его метелками зеленой травы и шептала: “Милость моей природы безгранична”. Он не уступил. Поднялся, пошатнулся, выпрямился…
"Милость природы Немертеи безгранична”, – шелестели деревья. Платону казалось, что он вновь слышит удивительную музыку, что лилась из черного кувшина. Вместо души – музыка. Вместо погребения – песня. Перед ним посреди душистого разнотравья высились две статуи из голубого немертейского мрамора. Мужчина и женщина, изваянные из камня с каким-то почти отталкивающим натурализмом, сидели в позах, исполненных достоинства, держа плечи прямо, сложив руки на коленях, и снисходительно смотрели на Атлантиду вставными серебряными глазами. Древние греки и римляне делали своим статуям такие глаза. Профессор Биттнер рассказывал, что в комнате с подобными изваяниями долго находиться нельзя. Невыносимо. Все время кажется, что на тебя кто-то смотрит из вечности.
Вот и эти смотрели, как живые. У женщины волосы были золотые, у мужчины – из серебра.
Что за черт! Почему эти статуи не засек спутник, производя сканирование планеты… Такие громадины, да еще посреди поляны… Атлантида сделал несколько шагов к королю и королеве. Голубой немертейский камень стал дымчатым, потом прозрачным и наконец растаял – от скульптур не осталось ничего, кроме нескольких плит, положенных друг на друга и служивших постаментом. Даже обломков вокруг – и тех не видно… Археолог на всякий случай потрогал камни основания. Они были. А статуи исчезли. Платон огляделся, пытаясь отыскать осколки в траве. Нашел несколько штук – слишком мелкие и малочисленные, чтобы из них собрать исчезнувшие колоссы. Он присел на плиты. Голова была по-прежнему тяжелой и кружилась. Почему все-таки он видел статуи? Неужели так подействовал запах трав…
Надо уходить… Он поднялся, сделал несколько шагов… И очутился на дорожке из синих и красных плит, изрядно заросшей травой. Не задумываясь, он пошел по ней, точно не зная, куда она выведет. И вскоре увидел за деревьями кирпичную стену какой-то старинной постройки, лишь на полметра поднимающейся из земли, а вокруг кучи перекопанной почвы. И аккуратно сложенные ящики с наклейками антигравитационных индикаторов. Платон не сразу догадался, что он очутился на ферме, которую раскопали Кресс и Ноэль, но которую Атлантида так и не удосужился осмотреть. Он ускорил шаги. Вряд ли здесь можно укрыться. Но, возможно, археологи оставили специально кое-что из своего оборудования, чтобы не таскать его всякий раз назад в дом. Вряд ли можно рассчитывать, что здесь отыщется бластер с комплектом запасных батарей, но вот пару заступов с автономным приводом и какую-нибудь антигравитационную платформу для перевозки крупногабаритных находок раздобыть наверняка можно. Антигравитационная платформа очень бы пригодилась – для перевозки самого Атлантиды – пот с него так и лил ручьем после пробежки.
Он принялся осматривать ящики, но ничего подходящего не находилось. Разозлившись, он сорвал крышку с ближайшего. Внутри стояли в ряд погребальные кувшины. Платон замер. Почудилось – он слышит голоса… Слишком кратковременны милости, оказываемые королем и королевой – да живут они вечно. Их краткость приводит в ужас к-хи и заставляет сомневаться в милостях самой природы Немертеи…
Платон тряхнул головой и спешно приладил на место крышку. По старинным, высеченным из камня ступеням он спустился вниз, в раскопанный дом неизвестного немертейского жителя, надеясь, что, может быть, здесь археологи оставили что-то более полезное для битвы с Бродсайтом, чем погребальные кувшины.
Атлантида очутился в просторном зале, потолок подпирали круглые, выкрашенные в красный цвет колонны. Кое-где штукатурка обвалилась и виднелась кирпичная кладка. Выступающие балки были выкрашены в черный цвет. На первый взгляд постройка казалась не слишком древней. Четвертое царство? Пол, разумеется, был выложен красными и синими плитками. Посреди залы стоял сложенный из кирпичей, оштукатуренный и выкрашенный белой краской куб. “Да не вилла это вовсе!" – чуть не крикнул Атлантида. Это храм, несомненно, храм… Платон обошел зал. Стены оштукатурены и покрыты фресками – светло-зеленая немертейская трава, высокая, в человеческий рост, колебалась повсюду. Именно колебалась – все время возникала иллюзия, что стебли колышутся. Деревья на заднем плане тоже время от времени покачивали ветвями, и только синие холмы вдалеке оставались неподвижными. За колоннами в полу четыре довольно больших квадратных отверстия, заполненных почти до краев жирным черным пеплом, осколками погребальных кувшинов, костями мелких животных. Мусор храма? То, что оставалось от жертвоприношений, складывалось здесь, поскольку мусор был тоже священным. Платон прошел еще дальше и увидел огромный каменный саркофаг, наполненный черными черепками. Атлантида стал перебирать осколки почти механически, еще не в силах поверить – это черепки погребальных кувшинов. Десятков, сотен, тысяч кувшинов… И – археолог не мог ошибиться они были разбиты много лет назад. Еще до начала Второй Конкисты. Платон распахнул соседнюю дверь. Посреди большой комнаты перед ним был высеченный из голубого немертей-ского камня куб метра три высотой. На его вершину вела лестница, опять же из камня. Подняться наверх? А почему бы и нет? В эту минуту он забыл про Бродсайта. Несомненно-все это видели Кресс и Ноэль. Но поскольку они утаили находки от него, то и он имел полное право присвоить открытое ими и объявить своим. Они не хотели публиковать свои данные – их опубликует Атлантида, подумал он мстительно. Платон поднялся по лестнице и увидел, что стоит на краю высеченного из камня бассейна, заполненного густой желтой жидкостью. От нее шел теплый плотский запах, притягательный и неприятный одновременно. Слой густого желтого пара плавал над поверхностью, не давая разглядеть, что происходит в глубине. Кажется, жидкость была желтоватая и какая-то густая, с белыми крапинами… Внутри бассейна раздавалось глухое урчание – так урчит сытая кошка, взобравшись на колени. Внезапно пузырьки теплого газа вырвались на поверхность. Платон отшатнулся и едва не слетел с лестницы. Лучше всего было отсюда уйти. Это он почувствовал так отчетливо, что заторопился, сбежал вниз и вернулся в первый зал… Что же это за ванна? Для чего? Почему догадка не посещает его… Догадка, похожая на луч света… Луч разряда прошел в нескольких сантиметрах от его головы и ударил в стену. Атлантида метнулся в сторону и прижался спиной к колонне. Вновь несколько выстрелов наугад. Стрелков было как минимум двое. Ребята Бродсайта медленно приближались к нему.