Страница:
Целый месяц вдали от цивилизации в походных условиях сурового солдатского быта и не менее сурового армейского юмора. В моей памяти начали всплывать даже такие истории, которые я позабыл за прошедшие несколько лет, – никогда не рассказывал их, потому что даже в чисто мужской компании их юмор показался бы слишком грубым и дурно пахнущим. Но теперь, когда моим слушателем является простой деревенский человек, рассказать их оказалось очень легко. Фома громко хохотал. И это было не то грязное похохатывание, когда смешной кажется сама пошлость истории. Нет, Фома действительно наслаждался комичностью описываемых ситуаций.
И это в нем мне очень понравилось. Да и остальные жители этого мира совсем иные, не такие, как в моем времени,– более открыты, простодушны, чистосердечны. Им незнакомы условности. Если они следуют традициям, то потому, что верят в их правильность, а вовсе не потому, что так принято. Если они проявляют чувства, то это действительно чувства, а не их имитация.
Да, иногда они жесткие, даже жестокие. Но эта жестокость – не в душах. Жесток их мир. Поступая жестоко, они делают так не потому, что это нравится им, а потому, что по-другому просто нельзя. Когда же они оказываются в другой среде, меняется и их поведение. В кругу семьи или друзей они становятся совсем другими: отзывчивыми, сочувствующими, готовыми помочь.
И они нравятся мне гораздо больше, чем жители «левой» ветви реальности, где люди абсолютно правильные, но какие-то неживые. Там больше порядка и помочь готов каждый, а не только близкий человек. Но это происходит не оттого, что они сознательно выбирают такой стиль поведения,– просто они не знают ничего другого. Может ли понять человек, что значит слово «порядок», если он никогда не видел беспорядка? Можно ли говорить о добре с тем, кто никогда не видел зла?
Но, похоже, я слишком углубился в философствование и совсем отвлекся от того, о чем говорит мне Фома. Конечно, для меня очень насущно определить, какая же ветвь реальности лучше,– мне ведь нужно выбрать одну из них. Но выбирать надо потом, а с Фомой я разговариваю сейчас, поэтому надо сконцентрироваться на разговоре. А ведь древние говорили: самый важный момент в твоей жизни – тот, который происходит сейчас; самый важный для тебя человек – тот, с которым ты говоришь в данный момент; самый важный выбор – тот, который ты должен сделать сейчас.
Потому что только здесь и сейчас мы можем что-то менять. Прошлого уже нет. Будущее ещё не наступило. В каждый момент времени есть только то, что находится здесь и сейчас. Да, прошедшие события нужно помнить и анализировать. Да, нужно планировать будущее. Но нельзя лить тем, чего нет сейчас.
Так говорили древние, и я согласен с ними – наши далекие предки были умнее нас. Да, они не знали о строении атома или о тонкостях фотосинтеза. Но незнание заставляло их думать. А наше знание внушает нам ложные иллюзии, говорит, что нам уже незачем думать, что нам достаточно знать.
Поэтому я всегда прислушиваюсь к мудрости предков. Решил послушаться и на этот раз, сосредоточился на том, что происходит здесь и сейчас,– на разговоре с Фомой.
Тот продолжал историю, начало которой я прослушал и поэтому не сразу понял, о чем идет речь. Но к середине истории я в общих чертах уже восстановил пропущенный фрагмент. Наконец он завершил повествование о том, как хитрый торговец хотел впарить ему втридорога неисправные реакторы для грузовиков, но сам же оказался в дураках.
Рассказывал он хорошо, с яркими деталями, разыгрывая передо мной диалоги в лицах. Бурно жестикулировал обеими руками, но при этом умудрялся крутить руль. К концу истории я помирал со смеху. А когда Фома изобразил, какое лицо было у торговца, когда тот понял, как ловко его провели, то я всерьез испугался за целостность своих брюшных мышц. Уже потом я испугался за Фому – показывая лицо торговца, он выпучил глаза настолько, что это оказалось против всех правил анатомии.
– На себе не показывай! – сквозь смех выдавил я.– Примета плохая!
После истории с торговцем-обманщиком, который оказался обманутым, наступила моя очередь рассказывать. Я вспомнил похожую историю про то, как однажды на рынке меня попытались обвесить. После чего рассказывать снова принялся Фома.
Постепенно с юмористических происшествий из жизни мы перешли на просто интересные. Потом я рассказал о своей работе. А точнее, обеих работах – сначала о «Хронотуре», потом о предсказании будущего.
– Слушай,– оживился вдруг Фома.– Я тебе такое сейчас расскажу! Ты лучшим в мире предсказателем будущего станешь.
«Теперь уже не стану»,– подумал я.
Через несколько дней Развилка. После этого пропадет связь с обоими будущими мирами, их архивы станут недоступны. Так что о будущем мы будем знать только то, что уже успели узнать раньше. Мне придется искать другой источник приработка. Тем более что и «Хронотур» тоже накроется медным тазом.
Но Фому я прерывать не стал. Пусть расскажет. Да и интересно – что же такое могло бы вдруг взять да и сделать из меня самого великого предсказателя?
– В каждом крупном городе мира,– начал Фома,– до Развилки существовал эдакий секретный информационный центр. К Сети он подключен не был. То есть был, но только вбирал в себя информацию. Собирал, анализировал. После Развилки про них забыли, не до того стало. Но они еще какое-то время действовали автономно, без персонала. Ну это неважно, что после Развилки было – до нее еще лет десять. Важно то, что там содержатся данные обо всем, что было. Если завладеешь этими данными, то миллионы на предсказаниях заработаешь.
«Ошибаешься, Фома,– пронеслось в голове,– до Развилки всего несколько суток. И если бы такой центр действительно существовал бы, то он оказался бы для меня невероятно важен. Но не потому, что я надеюсь миллионы заработать. А потому, что я должен принять решение. А для этого мне важно знать как можно больше».
Но, к сожалению, такого центра нет. Это легенда.
Человечеству всегда нужна была мифология. И она всегда была. Правда, в разное время и мифология была разной. Вначале были тотемные звери и духи предков, потом – Тесей и Геракл, еще позже – Робин Гуд и Вильгельм Телль.
Потом пришел черед «научной» мифологии. НЛО, контактеры, озеро Лох-Несс. Вспомнили про Атлантиду и объявили, что она действительно была, но затонула в результате тектонических процессов.
Теперь появились новые мифы. Но от старых они не отличаются абсолютно ничем.
А в любой мифологии обязательно присутствуют истории о Великой Халяве. Нет, конечно, чтобы добыть сокровища, надо победить дракона или перебраться через непроходимые горы.
Но все равно награда в конце пути – не что иное, как халява. И этого ничуть не меняет тот факт, что предварительно надо пройти множество испытаний. Как говорится, ради халявы человек способен на любые подвиги.
Образ Халявы менялся в зависимости от эпохи и культуры так же, как и образ героев. Но он всегда оставался. Сначала это была волшебная лампа с джинном внутри и не менее волшебная пещера сокровищ. Потом мы все ждали мудрых инопланетян, которые прилетят к нам с миром и ладут вакцину от рака. Или прилетят с войной, но мы их победим и отнимем вакцину.
Теперь вот воплощением Халявы стал таинственный информационный центр, хранящий в себе все тайны мира.
– Фома, нет никакого информационного центра,– попытался я образумить собеседника.
– А я тебе говорю – есть!
– Фома, это просто легенда, миф. Причем миф не очень складный – ты сам себе противоречил, когда рассказывал. Какая же это секретная лаборатория, если ты про нее знаешь?
– Так это она в ваше время секретной была! А потом, когда никаких государств не стало, государственная тайна уже перестала тайной быть. Те, кто знали про центр, много раз пытались в него экспедиции организовать. Глупые – надеялись, что информация о прошлом еще что-то сможет пленить. Некоторые хотели все вернуть, как было. Другие поняли, что вернуть ничего нельзя, надо по-новому жить. Но надеялись, что та информация поможет им при новом порядке у руля оказаться. Ну это неважно все. Важно, что затевались экспедиции. А хорошую экспедицию из нескольких человек не собрать – тут серьезная подготовка нужна. Значит, рассказать кому-то все нужно. Вот все наружу и выплыло.
– Но все равно те, кому это рассказали, должны хранить тайну. Уж если хочешь изменить мир, то не стоит кричать об этом направо и налево.– Сказав это, я мысленно усмехнулся. Уж я-то об этом знаю лучше, чем кто-либо другой.
– Так они хранили! – После этих слов Фомы я собирался обвинить его в непоследовательности. Однако он продолжил, не дав мне вставить и слова: – Сначала хранили. А потом, когда все экспедиции провалились и стало понятно, что найти его нельзя, все эти секреты ни к чему стали. Ну а те, кто в экспедициях участвует, им же хочется похвалиться друзьям. Мол, вот я какой, чуть было весь мир с ног на голову не поставил, только мелочь помешала. Вот так, за кружкой пива, тайна и перестала быть тайной.
– А знаешь, Фома, почему эти экспедиции не смогли до информационного центра добраться?
– Конечно, знаю, туннель, по которому идти надо, завалило.
– Это сами участники экспедиций так сказали, чтобы не смеялись над ними. А на самом деле они туда добраться не смогли, потому что никакого центра нет.
– Да как же нет, когда я там был?
– Как это был? Ты же говоришь, что туннель завалило?
– А там, оказывается, не только по туннелю пробраться можно. И другие пути есть. По крайней мере, один есть точно. Тут ведь какое дело, путь хитрый очень, просто так я бы его никогда не отыскал. Да и искать долго не стал бы. Посмотрел бы, что пройти никак нельзя, да и пошел бы делом занялся. Но тут так получилось, обмывал я сделку одну удачную... А, так я ж тебе рассказывал – про этого торговца, который некондиционные реакторы мне всучить хотел.– Фома уставился на меня, как бы пытаясь по моему лицу понять, понял ли я, о какой истории он сейчас говорит. Я кивнул, мол, понял, не дурак. Фома продолжил: – Ну обмывал я, значит, эту сделку. И наобмывался. А сидел я в трактире, спьяну начал с другими посетителями разговаривать. Сначала о том, о сем поговорили. А потом зашел разговор об этом информационном центре. Этот краснорожий мне и говорит...
– Погоди, какой еще краснорожий?
– Да не знаю я, он не представился. Совместное питье пива – не повод для знакомства. Значит, говорит мне этот краснорожий – нету этого информационного центра. Сказки это все для детишек маленьких. Ну прямо все как ты говорит.
– Вот уж спасибо, что с краснорожим меня сравнил!
– Да погоди ты, я не сравнивал. Я говорю, что он мне теми же словами шпарил, что и ты только что. А я тогда и сам в это не верил. Да только у меня ж полбочки пива и животе булькало...
– Не вместится в тебя полбочки.
– Так бочки разные бывают! Есть и совсем маленькие. Да только не в бочках дело. А дело в том, что меня пиво за язык тянет этому красномордому наперекор сказать. Пусть сам и не верю в это, а лишь бы наперекор. Ну я и говорю – есть, мол, этот центр. Сам там бывал.
– Во-во. И мне ты сейчас то же самое говорил. Может бить, в тебе и сейчас полбочки плещутся?
– Да погоди ты ехидничать! Говорю ему – бывал я там. Мне ж с пива похвалиться хочется. Неважно чем. Говорю, дивай пари заключать, что еще раз туда дойду. И заключили. А наутро он подкатывает ко мне – или, говорит, иди в этот центр, или отдавай ту партию реакторов, на которую вчера спорил. А мне без реакторов из города никак нельзя возвращаться. И не в том даже дело, что на общественные деньги куплены,– меня б поругали да и забыли бы. А вот то, что я этим перед городскими деревню нашу опозорил, – того бы наши никогда мне не забыли. Так что я два дня крутился вокруг того места, где этот центр находиться должен. Все искал, как туда пробраться.
– И как? Пробрался?
– Угу,– ответил Фома и взглянул в окно.– А вот и город. Тебя где высадить?
– Погоди, ты лучше сначала расскажи: а как пробрался-то? И вообще где этот центр находится?
– А зачем? Ты ж в это все равно не веришь.
– А ты все-таки расскажи. На всякий пожарный.
ГЛАВА 15
И это в нем мне очень понравилось. Да и остальные жители этого мира совсем иные, не такие, как в моем времени,– более открыты, простодушны, чистосердечны. Им незнакомы условности. Если они следуют традициям, то потому, что верят в их правильность, а вовсе не потому, что так принято. Если они проявляют чувства, то это действительно чувства, а не их имитация.
Да, иногда они жесткие, даже жестокие. Но эта жестокость – не в душах. Жесток их мир. Поступая жестоко, они делают так не потому, что это нравится им, а потому, что по-другому просто нельзя. Когда же они оказываются в другой среде, меняется и их поведение. В кругу семьи или друзей они становятся совсем другими: отзывчивыми, сочувствующими, готовыми помочь.
И они нравятся мне гораздо больше, чем жители «левой» ветви реальности, где люди абсолютно правильные, но какие-то неживые. Там больше порядка и помочь готов каждый, а не только близкий человек. Но это происходит не оттого, что они сознательно выбирают такой стиль поведения,– просто они не знают ничего другого. Может ли понять человек, что значит слово «порядок», если он никогда не видел беспорядка? Можно ли говорить о добре с тем, кто никогда не видел зла?
Но, похоже, я слишком углубился в философствование и совсем отвлекся от того, о чем говорит мне Фома. Конечно, для меня очень насущно определить, какая же ветвь реальности лучше,– мне ведь нужно выбрать одну из них. Но выбирать надо потом, а с Фомой я разговариваю сейчас, поэтому надо сконцентрироваться на разговоре. А ведь древние говорили: самый важный момент в твоей жизни – тот, который происходит сейчас; самый важный для тебя человек – тот, с которым ты говоришь в данный момент; самый важный выбор – тот, который ты должен сделать сейчас.
Потому что только здесь и сейчас мы можем что-то менять. Прошлого уже нет. Будущее ещё не наступило. В каждый момент времени есть только то, что находится здесь и сейчас. Да, прошедшие события нужно помнить и анализировать. Да, нужно планировать будущее. Но нельзя лить тем, чего нет сейчас.
Так говорили древние, и я согласен с ними – наши далекие предки были умнее нас. Да, они не знали о строении атома или о тонкостях фотосинтеза. Но незнание заставляло их думать. А наше знание внушает нам ложные иллюзии, говорит, что нам уже незачем думать, что нам достаточно знать.
Поэтому я всегда прислушиваюсь к мудрости предков. Решил послушаться и на этот раз, сосредоточился на том, что происходит здесь и сейчас,– на разговоре с Фомой.
Тот продолжал историю, начало которой я прослушал и поэтому не сразу понял, о чем идет речь. Но к середине истории я в общих чертах уже восстановил пропущенный фрагмент. Наконец он завершил повествование о том, как хитрый торговец хотел впарить ему втридорога неисправные реакторы для грузовиков, но сам же оказался в дураках.
Рассказывал он хорошо, с яркими деталями, разыгрывая передо мной диалоги в лицах. Бурно жестикулировал обеими руками, но при этом умудрялся крутить руль. К концу истории я помирал со смеху. А когда Фома изобразил, какое лицо было у торговца, когда тот понял, как ловко его провели, то я всерьез испугался за целостность своих брюшных мышц. Уже потом я испугался за Фому – показывая лицо торговца, он выпучил глаза настолько, что это оказалось против всех правил анатомии.
– На себе не показывай! – сквозь смех выдавил я.– Примета плохая!
После истории с торговцем-обманщиком, который оказался обманутым, наступила моя очередь рассказывать. Я вспомнил похожую историю про то, как однажды на рынке меня попытались обвесить. После чего рассказывать снова принялся Фома.
Постепенно с юмористических происшествий из жизни мы перешли на просто интересные. Потом я рассказал о своей работе. А точнее, обеих работах – сначала о «Хронотуре», потом о предсказании будущего.
– Слушай,– оживился вдруг Фома.– Я тебе такое сейчас расскажу! Ты лучшим в мире предсказателем будущего станешь.
«Теперь уже не стану»,– подумал я.
Через несколько дней Развилка. После этого пропадет связь с обоими будущими мирами, их архивы станут недоступны. Так что о будущем мы будем знать только то, что уже успели узнать раньше. Мне придется искать другой источник приработка. Тем более что и «Хронотур» тоже накроется медным тазом.
Но Фому я прерывать не стал. Пусть расскажет. Да и интересно – что же такое могло бы вдруг взять да и сделать из меня самого великого предсказателя?
– В каждом крупном городе мира,– начал Фома,– до Развилки существовал эдакий секретный информационный центр. К Сети он подключен не был. То есть был, но только вбирал в себя информацию. Собирал, анализировал. После Развилки про них забыли, не до того стало. Но они еще какое-то время действовали автономно, без персонала. Ну это неважно, что после Развилки было – до нее еще лет десять. Важно то, что там содержатся данные обо всем, что было. Если завладеешь этими данными, то миллионы на предсказаниях заработаешь.
«Ошибаешься, Фома,– пронеслось в голове,– до Развилки всего несколько суток. И если бы такой центр действительно существовал бы, то он оказался бы для меня невероятно важен. Но не потому, что я надеюсь миллионы заработать. А потому, что я должен принять решение. А для этого мне важно знать как можно больше».
Но, к сожалению, такого центра нет. Это легенда.
Человечеству всегда нужна была мифология. И она всегда была. Правда, в разное время и мифология была разной. Вначале были тотемные звери и духи предков, потом – Тесей и Геракл, еще позже – Робин Гуд и Вильгельм Телль.
Потом пришел черед «научной» мифологии. НЛО, контактеры, озеро Лох-Несс. Вспомнили про Атлантиду и объявили, что она действительно была, но затонула в результате тектонических процессов.
Теперь появились новые мифы. Но от старых они не отличаются абсолютно ничем.
А в любой мифологии обязательно присутствуют истории о Великой Халяве. Нет, конечно, чтобы добыть сокровища, надо победить дракона или перебраться через непроходимые горы.
Но все равно награда в конце пути – не что иное, как халява. И этого ничуть не меняет тот факт, что предварительно надо пройти множество испытаний. Как говорится, ради халявы человек способен на любые подвиги.
Образ Халявы менялся в зависимости от эпохи и культуры так же, как и образ героев. Но он всегда оставался. Сначала это была волшебная лампа с джинном внутри и не менее волшебная пещера сокровищ. Потом мы все ждали мудрых инопланетян, которые прилетят к нам с миром и ладут вакцину от рака. Или прилетят с войной, но мы их победим и отнимем вакцину.
Теперь вот воплощением Халявы стал таинственный информационный центр, хранящий в себе все тайны мира.
– Фома, нет никакого информационного центра,– попытался я образумить собеседника.
– А я тебе говорю – есть!
– Фома, это просто легенда, миф. Причем миф не очень складный – ты сам себе противоречил, когда рассказывал. Какая же это секретная лаборатория, если ты про нее знаешь?
– Так это она в ваше время секретной была! А потом, когда никаких государств не стало, государственная тайна уже перестала тайной быть. Те, кто знали про центр, много раз пытались в него экспедиции организовать. Глупые – надеялись, что информация о прошлом еще что-то сможет пленить. Некоторые хотели все вернуть, как было. Другие поняли, что вернуть ничего нельзя, надо по-новому жить. Но надеялись, что та информация поможет им при новом порядке у руля оказаться. Ну это неважно все. Важно, что затевались экспедиции. А хорошую экспедицию из нескольких человек не собрать – тут серьезная подготовка нужна. Значит, рассказать кому-то все нужно. Вот все наружу и выплыло.
– Но все равно те, кому это рассказали, должны хранить тайну. Уж если хочешь изменить мир, то не стоит кричать об этом направо и налево.– Сказав это, я мысленно усмехнулся. Уж я-то об этом знаю лучше, чем кто-либо другой.
– Так они хранили! – После этих слов Фомы я собирался обвинить его в непоследовательности. Однако он продолжил, не дав мне вставить и слова: – Сначала хранили. А потом, когда все экспедиции провалились и стало понятно, что найти его нельзя, все эти секреты ни к чему стали. Ну а те, кто в экспедициях участвует, им же хочется похвалиться друзьям. Мол, вот я какой, чуть было весь мир с ног на голову не поставил, только мелочь помешала. Вот так, за кружкой пива, тайна и перестала быть тайной.
– А знаешь, Фома, почему эти экспедиции не смогли до информационного центра добраться?
– Конечно, знаю, туннель, по которому идти надо, завалило.
– Это сами участники экспедиций так сказали, чтобы не смеялись над ними. А на самом деле они туда добраться не смогли, потому что никакого центра нет.
– Да как же нет, когда я там был?
– Как это был? Ты же говоришь, что туннель завалило?
– А там, оказывается, не только по туннелю пробраться можно. И другие пути есть. По крайней мере, один есть точно. Тут ведь какое дело, путь хитрый очень, просто так я бы его никогда не отыскал. Да и искать долго не стал бы. Посмотрел бы, что пройти никак нельзя, да и пошел бы делом занялся. Но тут так получилось, обмывал я сделку одну удачную... А, так я ж тебе рассказывал – про этого торговца, который некондиционные реакторы мне всучить хотел.– Фома уставился на меня, как бы пытаясь по моему лицу понять, понял ли я, о какой истории он сейчас говорит. Я кивнул, мол, понял, не дурак. Фома продолжил: – Ну обмывал я, значит, эту сделку. И наобмывался. А сидел я в трактире, спьяну начал с другими посетителями разговаривать. Сначала о том, о сем поговорили. А потом зашел разговор об этом информационном центре. Этот краснорожий мне и говорит...
– Погоди, какой еще краснорожий?
– Да не знаю я, он не представился. Совместное питье пива – не повод для знакомства. Значит, говорит мне этот краснорожий – нету этого информационного центра. Сказки это все для детишек маленьких. Ну прямо все как ты говорит.
– Вот уж спасибо, что с краснорожим меня сравнил!
– Да погоди ты, я не сравнивал. Я говорю, что он мне теми же словами шпарил, что и ты только что. А я тогда и сам в это не верил. Да только у меня ж полбочки пива и животе булькало...
– Не вместится в тебя полбочки.
– Так бочки разные бывают! Есть и совсем маленькие. Да только не в бочках дело. А дело в том, что меня пиво за язык тянет этому красномордому наперекор сказать. Пусть сам и не верю в это, а лишь бы наперекор. Ну я и говорю – есть, мол, этот центр. Сам там бывал.
– Во-во. И мне ты сейчас то же самое говорил. Может бить, в тебе и сейчас полбочки плещутся?
– Да погоди ты ехидничать! Говорю ему – бывал я там. Мне ж с пива похвалиться хочется. Неважно чем. Говорю, дивай пари заключать, что еще раз туда дойду. И заключили. А наутро он подкатывает ко мне – или, говорит, иди в этот центр, или отдавай ту партию реакторов, на которую вчера спорил. А мне без реакторов из города никак нельзя возвращаться. И не в том даже дело, что на общественные деньги куплены,– меня б поругали да и забыли бы. А вот то, что я этим перед городскими деревню нашу опозорил, – того бы наши никогда мне не забыли. Так что я два дня крутился вокруг того места, где этот центр находиться должен. Все искал, как туда пробраться.
– И как? Пробрался?
– Угу,– ответил Фома и взглянул в окно.– А вот и город. Тебя где высадить?
– Погоди, ты лучше сначала расскажи: а как пробрался-то? И вообще где этот центр находится?
– А зачем? Ты ж в это все равно не веришь.
– А ты все-таки расскажи. На всякий пожарный.
ГЛАВА 15
Гостиница, которую посоветовал мне Фома, оказалась практически точной копией той, в которой я останавливался в Москве. Тот же большой зал, заставленный столиками, та же барная стойка. Те же две лестницы по сторонам зала. И под каждой лестницей – дверка.
Интересно – в этом мире все гостиницы возводятся по типовому проекту? Или мне просто очень везет на совпадения?
Похожи не только интерьеры, но и люди. У бармена такое же настороженное лицо. Так и кажется, что сейчас он меня увидит и спросит: «Слушай, я себе всю голову сломал – куда ж ты в Москве бластер засунул-то?»
За столиками сидят абсолютно такие же люди. А между столиками порхает стройная фигурка с огромным подносом...
Я зажмурился, помотал головой, чтобы отогнать наваждение. Открыл глаза, всмотрелся. Ну конечно же, это не Даша. Чего бы ей здесь делать? Она сейчас должна быть уже в моем времени, устраивать Игорька на операцию. Кстати, надо бы позвонить Галке, узнать, как они там. Подхожу к бармену.
– Мне бы комнату,– сказал я. Потом вспомнил, какие уточняющие вопросы задавал бармен в Москве, и добавил: – На одного человека, среднего уровня комфорта, пока на неделю.
Бармен кивнул и полез под стойку за ключом. Я мог бы взять и самую шикарную комнату – с деньгами теперь проблем нет. Перед тем как идти в гостиницу, я зашел в банк и снял часть денег, выигранных на турнире. Но светиться мне не хочется, так что буду соответствовать среднестатистическому посетителю. Тем более что я абсолютно равнодушен к комфорту, как и большинство людей, много и интенсивно работающих за компьютером.
– Еду сейчас будете заказывать? – поинтересовался бармен, протягивая мне ключ.
– Нет. Попозже спущусь в зал, здесь и поем. И девочек мне тоже не нужно.
Похоже, бармен сильно обиделся на меня за то, что я предугадал его вопрос. В любом случае, у меня прорезается талант – выводить барменов из душевного равновесия.
– Тогда ваша комната на втором этаже. Шестой номер.
Я кивнул и стал подниматься по поскрипывающей лестнице. Интересно, а почему она скрипит? Сделана-то из пластиковых плиток, а не из дерева. Значит, скрипеть не должна. Может быть, это специально сделано, чтобы создать ощущение уюта? Уж не знаю, как у других людей, а у меня противный скрип не вызывает никаких ощущений, кроме раздражения.
Впрочем, это как раз не проблема. Нужно просто не обращать внимания. Хотя для многих это как раз невыполнимая задача. Чем больше они стараются не думать о белом медведе, тем настырнее он возникает в сознании. А секрет как раз в том, чтобы не пытаться не думать о медведе. Просто нужно думать о чем-то другом. И тогда для медведя в голове просто не останется места.
Конечно, даже это может быть затруднительным – часто ненужная мысль лезет в голову невероятно назойливо. Но если знаешь основной принцип развития концентрации, остальное лишь дело практики.
А подобной практики в моей жизни было предостаточно. Например, в студенческие годы, когда необходимо подготовиться к экзамену, в то время как в той же комнате празднуется чей-то день рождения. И без того непросто за одну ночь выучить то, на что учебный план отводит полгода. А тут еще громкая музыка, пьяные крики и знакомые, которые то и дело подходят и зовут, пойдем, мол, с нами веселиться.
Так что не обращать внимания на скрип оказалось делом совсем легким. Тем более что накопилось очень много вопросов, которые необходимо обдумать. Да и лестница скоро кончилась.
Войдя в номер, я решил первым делом провидеофонить Галке. Потому что если я сейчас займусь обдумыванием более насущных вопросов, то про необходимость позвонить просто забуду.
Кладу очки на тумбочку, поворачиваю их сенсорами в свою сторону. Зеленые строчки меню на втором визуальном слое сменяются списком контактов.
Через несколько секунд передо мной уже лицо Галки. Автоответчик, сразу понимаю я. Эту запись я вижу уже третий раз и успел хорошо запомнить.
– Здравствуйте. С вами говорит автоответчик. Сейчас я не могу подойти к видеофону. В ближайшие пару недель меня не будет в городе. Но если хотите, можете оставить сообщение.
– Это опять я. Как ты там?
Застывший кадр автоответчика исчезает, уступая место настоящей Галке.
– Сашка, привет!
– Привет, Галка. Та девушка с мальчиком, которых я к тебе направлял, они приехали?
– Приехали. Вчера вечером.
Ого! Быстро управились со всеми формальностями. Конечно, в таких случаях визу получить легко – все-таки от этого жизнь ребенка зависит. Но я все же думал, что они в лучшем случае сегодня доберутся.
– Мальчик уже в больнице, – продолжила Галка.– А Даша с ним, ни на шаг от его кровати не отходит. Похоже, она кое-что понимает в уходе за больными, чувствуется опыт. И поразительно быстро приобретает новые навыки. А самое главное, у нее сердце золотое. Детям, которые в одной палате с Игорем лежат, тоже внимание уделяет. Из нее великолепная медсестра получилась бы. Где ты откопал такое чудо?
– А что, она сама не рассказывала?
– У нас было не слишком много времени, чтобы поговорить. И рассказывала она в основном о тебе – какой ты хороший, абсолютно незнакомой девушке помог. Эй, ты чего?
Наверное, сейчас я абсолютно красный, как помидор.
– Галка, ты смеяться не будешь? Я, кажется, влюбился. По-настоящему.
– А она как к тебе относится? В смысле, что-нибудь кроме естественного чувства благодарности есть?
– Если бы я знал!
– Ну ладно, сегодня под вечер она ночевать сюда приедет – в больнице-то посторонним ночью нельзя быть. Я тогда у нее спрошу.
– Не вздумай!
– Ну нет так нет. Кричать-то зачем?
– Извини. Ты лучше скажи, как мальчик-то? Поправится?
– А куда он денется? Новую печень ему выращивать уже начали. Пересадят – будет как новенький.
– Оперативно вы там! Как вам удалось?
– Так у меня же среди коллег полно связей.
– Вообще-то лучше бы избежать ненужных контактов.
– Не учи ученую! Я позвонила, сказала, что на курорте. И что ко мне издалека родственница приехала, которой с оформлением мальчика помочь нужно. Лично я ни с кем не встречалась, все по телефону. Так что никто и не знает, что я в городе.
– Но ты все-таки поосторожнее, звонок-то отследить можно. И узнать, что говорила ты из Москвы.
– Не учи ученую. Звонок шел действительно из Крыма. Думаешь, один ты в компьютерах разбираешься?
У меня глаза полезли на лоб. Никогда не подозревал в Галке наличия столь специфических талантов. Впрочем, если бы я не знал ее и встретил бы на улице, то никогда не заподозрил бы в хрупкой невысокой девушке обладательницу черного пояса.
– Галка, а Олег как?
– Все так же – пятьдесят на пятьдесят. Ты лучше скажи, когда всю эту конспирацию прекращать можно будет и поместить его в нормальную больницу?
– Надеюсь, что через несколько дней все разрешится к лучшему. Ты, главное, не волнуйся, я через Инсайд порылся в архивах. В ближайшие дни с Олегом точно ничего плохого не случится.
– А... потом? – Галка заметно напряглась. Что же сейчас происходит в Галкиной душе, если даже ее невероятный самоконтроль дал сбой?
– Этого я не знаю.
Галка взглянула на меня и успокоилась. Похоже, по моему лицу поняла, что я действительно говорю правду. И подумала, что я просто не смог найти данные о более далеком будущем.
Все-таки самый верный способ врать – говорить только часть правды. И самый противный. Почему-то, когда сочиняешь небылицы, совесть мучает не так сильно. А когда лавируешь на тоненькой тропинке между правдой и ложью, все естество возмущенно вопит.
– Ладно, Галка, мне пора. Позаботься о Даше и Игоре. И не вздумай расспрашивать о том, как она ко мне относится.
– Я ведь уже пообещала, что не буду. Чего тебе еще нужно? Чтобы я жизнью Олега поклялась?
– Не надо.
Не надо давать такие клятвы, Галка. Тем более что жизнь Олега не зависит от тебя. А от меня зависит. Но все равно, я никогда не буду давать таких клятв.
– Сашка, ты чего помрачнел?
– Устал просто. Сейчас поем, посплю, и все пройдет – соврал я.
– Ну ладно, отдыхай. И удачи тебе. Изображение пропало, через мгновение возникла надпись, извещающая меня о том, что абонент прервал связь.
Ради интереса я попытался залезть на Галкин домашний компьютер. Обнаружил там то, что и ожидал обнаружить,– недавно установленную защиту. Внимательно рассмотрев ее, сделал вывод, что такую действительно так просто не сломаешь.
А Галка, похоже, действительно великолепно разбирается в программировании. Может быть, лучше было бы, чтобы она вместо меня сюда отправилась?
Во всяком случае, у нее бы не возникло проблемы с выбором. Она бы не стала колебаться между жизнью Олега и призрачным общечеловеческим счастьем.
Или стала бы? Она любит его. Но это еще ни о чем не говорит. Любовь – это не страсть, не примитивный инстинкт. Для любящего человека – по-настоящему любящего, а не просто влюбленного – вовсе не является главной целью быть рядом с объектом любви, обладать им.
Галка любит Олега. А значит, она с уважением относится к его убеждениям. И кто знает, что предприняла бы она, если бы узнала, что должна выбирать между жизнью Олега и той судьбой для человечества, которую Олег считает лучшей?
Мои размышления в самый неподходящий момент были прерваны громким бурчанием в животе. Похоже, придется спускаться в зал, чтобы поесть.
Правда, можно заказать еду в номер и не светиться лишний раз на людях. Но, боюсь, это привлечет ко мне еще больше внимания – мало кто из посетителей поступает так. Это дороже, чем спуститься вниз. Да и люди здесь общительные, предпочитают обедать вместе, а не запершись в комнатушке. И раз привлекать внимание мне нельзя, то не буду отрываться от коллектива.
Спускаюсь по лестнице, которая опять сопровождает мои передвижения скрипом. Сажусь за столик, подзываю официантку. Однако заказать ничего не успеваю, меня прерывает яростный крик сзади.
– И это ты называешь супом? – Можно подумать, что это ревет взбесившийся бык. Однако такого отборного мата я еще не слышал ни от одного быка.
Я повернулся – оказалось, что оглушительный голос принадлежит здоровенному мужику. На ассоциации с быком наводят не только его голос, но и фигура, и лицо. Вот только рогов нет. Хотя кто его знает?
Рядом со столиком быкоподобного посетителя стоит молодая девушка, очевидно официантка. Девушка негромко всхлипывает, с ног до головы она залита супом. У ее ног валяется тарелка, в которой только что был суп.
Мужик продолжает громко перечислять недостатки местной кухни, щедро пересыпая речь непечатными словами. Если бы все, что он говорил о местном супе, было бы правдой, то ужинать здесь я бы не стал. Однако мне почему-то кажется, что кормят тут нормально.
Я хотел было подойти и сказать, чтобы он замолчал и возместил девушке и заведению моральный и материальный ущерб. Однако, хорошенько оглядев его, я решил, что этого Делать не стоит – такой слов не поймет.
Встаю из-за стола, направляюсь к нему. Он боковым зрением замечает движение, поворачивает голову, вперивает в меня свои буркалы.
– А тебе чего надо? – громогласно вопрошает хам.
Похоже, бугай не воспринимает меня всерьез. А зря.
Нога вспарывает воздух, врезается в живот, который оказывается на удивление мягким. Складки брюха на мгновение обволакивают кроссовку. Но затем массивное тело вбирает в себя импульс и переходит на бреющий полет в направлении соседнего столика. Мягкое брюхо прощально булькает, его складки отпускают мою ногу, мужик хлопается головой о стол.
Остатки сознания покидают его, он остается лежать, присыпанный обломками стола. Правый глаз подергивается, из уголка рта стекает слюна. Несколько раз мужик, не приходя в сознание, икнул и засунул большой палец в рот. После этого слюна течь перестала – видимо, палец сработал как затычка.
Я вернулся к своему столику и как ни в чем не бывало обратился к официантке:
– Мне, пожалуйста, тарелку борща, картошку с котлетой и чай с медом.
Я уже успел посмотреть, что лежит на тарелках посетителей, так что меню мне не нужно.
– А котлеты кончились,– на автомате ответила официантка, не выходя из ступора. Похоже, что она слишком уж впечатлительная. Вот вторая, хоть ее и облили супом, уже пришла в себя и побежала в туалет отчищать платье.
– Ну тогда вместо котлеты рыбу.
Официантка кивнула, убежала. Через несколько минут вернулась с подносом, Но в себя она так и не пришла, обслужила меня на автопилоте.
Все время, пока я ел, чувствовал на себе взгляды. Похоже, меня здесь зауважали. А это плохо. То есть, конечно, хорошо, что зауважали. А вот то, что здесь меня надолго запомнят,– это плохо. Уж лучше бы я еду в номер заказал, тогда такого внимания к себе точно не привлек бы.
Поев, я поспешил в номер. При этом услышал за спиной красочное описание полета бугая – похоже, видевший все своими глазами пересказывает происшедшее тем, кто только что подошел. Конечно, рассказчик сильно преувеличивал. Например, из обрывка рассказа я узнал, что бугаев было трое и они не просто облили официантку супом, но еще и хотели ее обесчестить.
Интересно – в этом мире все гостиницы возводятся по типовому проекту? Или мне просто очень везет на совпадения?
Похожи не только интерьеры, но и люди. У бармена такое же настороженное лицо. Так и кажется, что сейчас он меня увидит и спросит: «Слушай, я себе всю голову сломал – куда ж ты в Москве бластер засунул-то?»
За столиками сидят абсолютно такие же люди. А между столиками порхает стройная фигурка с огромным подносом...
Я зажмурился, помотал головой, чтобы отогнать наваждение. Открыл глаза, всмотрелся. Ну конечно же, это не Даша. Чего бы ей здесь делать? Она сейчас должна быть уже в моем времени, устраивать Игорька на операцию. Кстати, надо бы позвонить Галке, узнать, как они там. Подхожу к бармену.
– Мне бы комнату,– сказал я. Потом вспомнил, какие уточняющие вопросы задавал бармен в Москве, и добавил: – На одного человека, среднего уровня комфорта, пока на неделю.
Бармен кивнул и полез под стойку за ключом. Я мог бы взять и самую шикарную комнату – с деньгами теперь проблем нет. Перед тем как идти в гостиницу, я зашел в банк и снял часть денег, выигранных на турнире. Но светиться мне не хочется, так что буду соответствовать среднестатистическому посетителю. Тем более что я абсолютно равнодушен к комфорту, как и большинство людей, много и интенсивно работающих за компьютером.
– Еду сейчас будете заказывать? – поинтересовался бармен, протягивая мне ключ.
– Нет. Попозже спущусь в зал, здесь и поем. И девочек мне тоже не нужно.
Похоже, бармен сильно обиделся на меня за то, что я предугадал его вопрос. В любом случае, у меня прорезается талант – выводить барменов из душевного равновесия.
– Тогда ваша комната на втором этаже. Шестой номер.
Я кивнул и стал подниматься по поскрипывающей лестнице. Интересно, а почему она скрипит? Сделана-то из пластиковых плиток, а не из дерева. Значит, скрипеть не должна. Может быть, это специально сделано, чтобы создать ощущение уюта? Уж не знаю, как у других людей, а у меня противный скрип не вызывает никаких ощущений, кроме раздражения.
Впрочем, это как раз не проблема. Нужно просто не обращать внимания. Хотя для многих это как раз невыполнимая задача. Чем больше они стараются не думать о белом медведе, тем настырнее он возникает в сознании. А секрет как раз в том, чтобы не пытаться не думать о медведе. Просто нужно думать о чем-то другом. И тогда для медведя в голове просто не останется места.
Конечно, даже это может быть затруднительным – часто ненужная мысль лезет в голову невероятно назойливо. Но если знаешь основной принцип развития концентрации, остальное лишь дело практики.
А подобной практики в моей жизни было предостаточно. Например, в студенческие годы, когда необходимо подготовиться к экзамену, в то время как в той же комнате празднуется чей-то день рождения. И без того непросто за одну ночь выучить то, на что учебный план отводит полгода. А тут еще громкая музыка, пьяные крики и знакомые, которые то и дело подходят и зовут, пойдем, мол, с нами веселиться.
Так что не обращать внимания на скрип оказалось делом совсем легким. Тем более что накопилось очень много вопросов, которые необходимо обдумать. Да и лестница скоро кончилась.
Войдя в номер, я решил первым делом провидеофонить Галке. Потому что если я сейчас займусь обдумыванием более насущных вопросов, то про необходимость позвонить просто забуду.
Кладу очки на тумбочку, поворачиваю их сенсорами в свою сторону. Зеленые строчки меню на втором визуальном слое сменяются списком контактов.
Через несколько секунд передо мной уже лицо Галки. Автоответчик, сразу понимаю я. Эту запись я вижу уже третий раз и успел хорошо запомнить.
– Здравствуйте. С вами говорит автоответчик. Сейчас я не могу подойти к видеофону. В ближайшие пару недель меня не будет в городе. Но если хотите, можете оставить сообщение.
– Это опять я. Как ты там?
Застывший кадр автоответчика исчезает, уступая место настоящей Галке.
– Сашка, привет!
– Привет, Галка. Та девушка с мальчиком, которых я к тебе направлял, они приехали?
– Приехали. Вчера вечером.
Ого! Быстро управились со всеми формальностями. Конечно, в таких случаях визу получить легко – все-таки от этого жизнь ребенка зависит. Но я все же думал, что они в лучшем случае сегодня доберутся.
– Мальчик уже в больнице, – продолжила Галка.– А Даша с ним, ни на шаг от его кровати не отходит. Похоже, она кое-что понимает в уходе за больными, чувствуется опыт. И поразительно быстро приобретает новые навыки. А самое главное, у нее сердце золотое. Детям, которые в одной палате с Игорем лежат, тоже внимание уделяет. Из нее великолепная медсестра получилась бы. Где ты откопал такое чудо?
– А что, она сама не рассказывала?
– У нас было не слишком много времени, чтобы поговорить. И рассказывала она в основном о тебе – какой ты хороший, абсолютно незнакомой девушке помог. Эй, ты чего?
Наверное, сейчас я абсолютно красный, как помидор.
– Галка, ты смеяться не будешь? Я, кажется, влюбился. По-настоящему.
– А она как к тебе относится? В смысле, что-нибудь кроме естественного чувства благодарности есть?
– Если бы я знал!
– Ну ладно, сегодня под вечер она ночевать сюда приедет – в больнице-то посторонним ночью нельзя быть. Я тогда у нее спрошу.
– Не вздумай!
– Ну нет так нет. Кричать-то зачем?
– Извини. Ты лучше скажи, как мальчик-то? Поправится?
– А куда он денется? Новую печень ему выращивать уже начали. Пересадят – будет как новенький.
– Оперативно вы там! Как вам удалось?
– Так у меня же среди коллег полно связей.
– Вообще-то лучше бы избежать ненужных контактов.
– Не учи ученую! Я позвонила, сказала, что на курорте. И что ко мне издалека родственница приехала, которой с оформлением мальчика помочь нужно. Лично я ни с кем не встречалась, все по телефону. Так что никто и не знает, что я в городе.
– Но ты все-таки поосторожнее, звонок-то отследить можно. И узнать, что говорила ты из Москвы.
– Не учи ученую. Звонок шел действительно из Крыма. Думаешь, один ты в компьютерах разбираешься?
У меня глаза полезли на лоб. Никогда не подозревал в Галке наличия столь специфических талантов. Впрочем, если бы я не знал ее и встретил бы на улице, то никогда не заподозрил бы в хрупкой невысокой девушке обладательницу черного пояса.
– Галка, а Олег как?
– Все так же – пятьдесят на пятьдесят. Ты лучше скажи, когда всю эту конспирацию прекращать можно будет и поместить его в нормальную больницу?
– Надеюсь, что через несколько дней все разрешится к лучшему. Ты, главное, не волнуйся, я через Инсайд порылся в архивах. В ближайшие дни с Олегом точно ничего плохого не случится.
– А... потом? – Галка заметно напряглась. Что же сейчас происходит в Галкиной душе, если даже ее невероятный самоконтроль дал сбой?
– Этого я не знаю.
Галка взглянула на меня и успокоилась. Похоже, по моему лицу поняла, что я действительно говорю правду. И подумала, что я просто не смог найти данные о более далеком будущем.
Все-таки самый верный способ врать – говорить только часть правды. И самый противный. Почему-то, когда сочиняешь небылицы, совесть мучает не так сильно. А когда лавируешь на тоненькой тропинке между правдой и ложью, все естество возмущенно вопит.
– Ладно, Галка, мне пора. Позаботься о Даше и Игоре. И не вздумай расспрашивать о том, как она ко мне относится.
– Я ведь уже пообещала, что не буду. Чего тебе еще нужно? Чтобы я жизнью Олега поклялась?
– Не надо.
Не надо давать такие клятвы, Галка. Тем более что жизнь Олега не зависит от тебя. А от меня зависит. Но все равно, я никогда не буду давать таких клятв.
– Сашка, ты чего помрачнел?
– Устал просто. Сейчас поем, посплю, и все пройдет – соврал я.
– Ну ладно, отдыхай. И удачи тебе. Изображение пропало, через мгновение возникла надпись, извещающая меня о том, что абонент прервал связь.
Ради интереса я попытался залезть на Галкин домашний компьютер. Обнаружил там то, что и ожидал обнаружить,– недавно установленную защиту. Внимательно рассмотрев ее, сделал вывод, что такую действительно так просто не сломаешь.
А Галка, похоже, действительно великолепно разбирается в программировании. Может быть, лучше было бы, чтобы она вместо меня сюда отправилась?
Во всяком случае, у нее бы не возникло проблемы с выбором. Она бы не стала колебаться между жизнью Олега и призрачным общечеловеческим счастьем.
Или стала бы? Она любит его. Но это еще ни о чем не говорит. Любовь – это не страсть, не примитивный инстинкт. Для любящего человека – по-настоящему любящего, а не просто влюбленного – вовсе не является главной целью быть рядом с объектом любви, обладать им.
Галка любит Олега. А значит, она с уважением относится к его убеждениям. И кто знает, что предприняла бы она, если бы узнала, что должна выбирать между жизнью Олега и той судьбой для человечества, которую Олег считает лучшей?
Мои размышления в самый неподходящий момент были прерваны громким бурчанием в животе. Похоже, придется спускаться в зал, чтобы поесть.
Правда, можно заказать еду в номер и не светиться лишний раз на людях. Но, боюсь, это привлечет ко мне еще больше внимания – мало кто из посетителей поступает так. Это дороже, чем спуститься вниз. Да и люди здесь общительные, предпочитают обедать вместе, а не запершись в комнатушке. И раз привлекать внимание мне нельзя, то не буду отрываться от коллектива.
Спускаюсь по лестнице, которая опять сопровождает мои передвижения скрипом. Сажусь за столик, подзываю официантку. Однако заказать ничего не успеваю, меня прерывает яростный крик сзади.
– И это ты называешь супом? – Можно подумать, что это ревет взбесившийся бык. Однако такого отборного мата я еще не слышал ни от одного быка.
Я повернулся – оказалось, что оглушительный голос принадлежит здоровенному мужику. На ассоциации с быком наводят не только его голос, но и фигура, и лицо. Вот только рогов нет. Хотя кто его знает?
Рядом со столиком быкоподобного посетителя стоит молодая девушка, очевидно официантка. Девушка негромко всхлипывает, с ног до головы она залита супом. У ее ног валяется тарелка, в которой только что был суп.
Мужик продолжает громко перечислять недостатки местной кухни, щедро пересыпая речь непечатными словами. Если бы все, что он говорил о местном супе, было бы правдой, то ужинать здесь я бы не стал. Однако мне почему-то кажется, что кормят тут нормально.
Я хотел было подойти и сказать, чтобы он замолчал и возместил девушке и заведению моральный и материальный ущерб. Однако, хорошенько оглядев его, я решил, что этого Делать не стоит – такой слов не поймет.
Встаю из-за стола, направляюсь к нему. Он боковым зрением замечает движение, поворачивает голову, вперивает в меня свои буркалы.
– А тебе чего надо? – громогласно вопрошает хам.
Похоже, бугай не воспринимает меня всерьез. А зря.
Нога вспарывает воздух, врезается в живот, который оказывается на удивление мягким. Складки брюха на мгновение обволакивают кроссовку. Но затем массивное тело вбирает в себя импульс и переходит на бреющий полет в направлении соседнего столика. Мягкое брюхо прощально булькает, его складки отпускают мою ногу, мужик хлопается головой о стол.
Остатки сознания покидают его, он остается лежать, присыпанный обломками стола. Правый глаз подергивается, из уголка рта стекает слюна. Несколько раз мужик, не приходя в сознание, икнул и засунул большой палец в рот. После этого слюна течь перестала – видимо, палец сработал как затычка.
Я вернулся к своему столику и как ни в чем не бывало обратился к официантке:
– Мне, пожалуйста, тарелку борща, картошку с котлетой и чай с медом.
Я уже успел посмотреть, что лежит на тарелках посетителей, так что меню мне не нужно.
– А котлеты кончились,– на автомате ответила официантка, не выходя из ступора. Похоже, что она слишком уж впечатлительная. Вот вторая, хоть ее и облили супом, уже пришла в себя и побежала в туалет отчищать платье.
– Ну тогда вместо котлеты рыбу.
Официантка кивнула, убежала. Через несколько минут вернулась с подносом, Но в себя она так и не пришла, обслужила меня на автопилоте.
Все время, пока я ел, чувствовал на себе взгляды. Похоже, меня здесь зауважали. А это плохо. То есть, конечно, хорошо, что зауважали. А вот то, что здесь меня надолго запомнят,– это плохо. Уж лучше бы я еду в номер заказал, тогда такого внимания к себе точно не привлек бы.
Поев, я поспешил в номер. При этом услышал за спиной красочное описание полета бугая – похоже, видевший все своими глазами пересказывает происшедшее тем, кто только что подошел. Конечно, рассказчик сильно преувеличивал. Например, из обрывка рассказа я узнал, что бугаев было трое и они не просто облили официантку супом, но еще и хотели ее обесчестить.