Зато это будет общество, в котором из языка почти пропали понятия несправедливости, зла, беспорядка. Вряд ли в таком обществе может возникнуть хаос, который предсказывал Егор Федорович. Скорее всего, старик просто ошибался, поддавшись свойственному в его возрасте пессимизму при взгляде в будущее.
   А может быть, ошибаюсь я? Да, в сознании жителей левой ветви не осталось слов «беспорядок» и «несправедливость». Но исчезли и слова «порядок» и «справедливость», заменились безликим понятием «норма».
   А ведь ничто не меняется с такой легкостью, как нормы. То, что еще вчера было неприемлемым, сегодня становится естественным. И единственное, что удерживает любое общество от вымирания,– это моральные категории, а вовсе не нормы.
   Мораль. Такая абстрактная, беспредметная и бесполезная, когда речь идет о статичной ситуации – тут нужны именно нормы. И абсолютно незаменимая в динамике, в ситуации, когда нормы меняются.
   А ведь левой ветви будущего предстоит такое потрясение, которое не может не перевернуть все нормы с ног на голову. Что будет с этой реальностью, не имеющей морали и нравственности, а лишь правила и нормы? Так значит, прав был Егор Федорович?
   Но разве есть будущее у правой ветви? Смогут ли его жители построить нормальное общество? Или так и останутся на стадии кланового феодализма?
   Или это не так уж и плохо? Не знаю, как дело обстояло в настоящем Средневековье, но местные жители не выглядят грязными невежами. Они знакомы с достижениями медицины, не пренебрегают правилами гигиены, пользуются техникой. Конечно, это не тот уровень, которым обладает действительно развитое общество. Местные жители не вкушают блага цивилизации в полной мере. Но зато они избавлены и от многих ее недостатков.
   Так значит «правое» будущее – идеальный вариант, утопия? Но смогут ли местные жители сохранить все это? Они уже сейчас поклоняются языческим богам, верят в духов и магию. Не одичают ли они совсем?
   А может быть, все это – лишь следствие потрясений, происшедших здесь три века назад? И впереди – только светлое будущее?
   Не знаю. Я не социолог и не психолог. Да и слишком много неизвестных факторов, слишком велико влияние случайностей.
   Но даже будь этот мир хоть трижды идеальным, есть весомый довод, чтобы отказаться от такого варианта. В Данной ветви реальности Олег не выживет.
   Как я могу сделать выбор, если так мало знаю? Как я могу выбрать будущее для всего человечества, если не могу выбрать будущее для одного человека? Как я могу выбрать, что лучше – сверхупорядоченное общество или разумная анархия, если я не могу решить, что важнее – жизнь моего друга или смысл его жизни?
   За этими размышлениями я совсем потерял ориентацию во времени. Так что, когда грузовик остановился, я решил что мы уже приехали.
   Однако вокруг темно, а до Москвы мы должны добраться только к утру. Я хотел заглянуть в кабину, спросить, что случилось.
   Меня остановила тишина.
   Тяжелая тишина, не имеющая никакого отношения к колебаниям воздуха. Звуки никуда не пропали, по-прежнему шумит ветерок в кронах, доносятся выкрики ночных птиц, матерится водитель, вылезая из кабины. Но все это хотя и не утратило ни громкости, ни четкости, однако доносилось сквозь плотную пелену. Пелену, сотканную из десятков взглядов.

ГЛАВА 18

   Активировав тепловой сканер очков, я убедился в правильности своих ощущений – в синем мареве холодных кустов ярко алеют фигурки людей.
   Теплые силуэты вырвались из кустов, пелена тишины разорвалась, раздираемая истошными завываниями. Видимо, это боевой клич, которым нападающие то ли хотят подбодрить себя, то ли напугать потенциальные жертвы. Второе вернее – вряд ли кого-то способен подбодрить пронзительный визг, переходящий в ультразвук. То ли нападающим поголовно прищемило дверью важные органы, то ли они сами боятся еще сильнее, чем остолбеневший шофер.
   Вывалившаяся из кустов орда скрутила беднягу водителя. Несколько нападавших достали мотки веревки, принялись вязать плененного. Делали это они неграмотно, бессистемно, куда попало наматывая веревку и скрепляя ее хлипкими узлами. Шофера скорее замотали, чем связали, к концу процедуры несчастный стал похож на мумию.
   Подошел пожилой воин. Должно быть, он здесь самый опытный, ибо основную фазу нападения благоразумно просидел в кустах. Критически осмотрев упакованного шофера, разбойник остался недоволен качеством узлов.
   Он рявкнул, подробно объясняя молодежи, откуда у них растут руки. Затем легонько хлопнул шофера дубинкой, наглядно показывая салагам, что есть более простые и надежные способы обездвижить пленника. Шофер обмяк, шлепнулся на дорогу. Некоторое время он конвульсивно извивался, как тутовый шелкопряд в коконе.
   Двое крупных разбойников подхватили замотанное тело и потащили его в глубь леса. Один, самый молодой, закинул руку на борт грузовика, собираясь залезть внутрь. Я уже приготовился сбросить его и пытался сообразить, что лучше сделать после этого: иммобилизовать всех присутствующих или спасаться бегством, атакуя только тех, кто попадется на пути.
   Вряд ли я смог бы вывести из строя всех. Если бы они были вооружены только дубинками – шансы имелись бы. Но у некоторых на поясе болтаются бластеры. Одного или двоих я успею убить до того, как они сообразят вытащить оружие. Но обезоружить всех я не могу, не хватит каких-то секунд. Мой бластер мне тоже поможет мало. Причина та же – не успею я поразить всех. Единственный выход – бежать.
   Впрочем, судьба решила дать мне возможность поваляться в кузове еще немного и подождать более удачного момента – вдруг удастся смотаться незаметно.
   – Эй, Игнат, куда полез, бабуин недоделанный? – окликнул пожилой разбойник.
   – Да я это... – замялся молодой.– Хотел помочь добычу до лагеря дотащить.
   – А чего ее тащить? Сейчас машину заведем и прямо по просеке домчим,– вмешался разбойник, стоящий поодаль. Он махнул рукой в сторону. Я перевел взгляд в указанном направлении и действительно увидел просеку, выходящую на дорогу.
   – Сдается мне, что Игнат хотел добычу не до лагеря дотащить, а до своего схрона, —заявил мужик, у которого вместо одного глаза зиял темный провал.
   Игнат отошел от машины и принялся неубедительно оправдываться – мол, ничего подобного и не думал, а хотел лишь помочь.
   Из-за спин остальных высунулся низенький, щуплый и шустрый мужичонка. Он уставился черными бегающими глазенками на Игната, пощипал и без того жиденькую растительность на подбородке и, довольно ухмыляясь, заявил:
   – А я вот думаю, что ты как раз хотел урвать кусок больше, чем заслужил. Тебя ведь и раньше в таком подозревали. Нехорошо у своих тырить.
   Игнат покраснел – то ли оттого, что его раскрыли, то ли разгневанный несправедливым обвинением. Разумеется, этого никто не видел, кроме меня,– освещение недостаточное. Впрочем, и я могу лишь догадываться о цвете лица Игната, через тепловой сканер это выглядит с точностью до наоборот – когда горячая кровь приливает к голове, спокойный красный огонь теплого Лица сменяется белым сиянием.
   – Ну-ка, Федька, повтори, что ты сказал! – взревел Игнат.
   Щуплый проворный Федька пошевелил длинным носом, почесал щуплый ус и снова уставился на Игната черными бусинками глаз.
   – Я говорю, что ты у своих тыришь. Крыса ты, Игнат.
   – Это кто тут крыса? Ты на себя посмотри – сам мыша вылитая!
   Щуплый Федька обиделся сравнению с грызуном.
   – Я, может, и похож на мышу, но у своих не тырю! – Федька еще раз пошевелил носом и мстительно добавил: – А еще я во сне под себя не хожу.
   Игнат взревел, как раненый мамонт, и понесся на Федьку, угрожающе размахивая дубиной. Шустрый Федька юркнул за чью-то спину, Игнат хотел последовать за ним, однако был сбит с ног сразу двумя обрушившимися на него дубинами.
   Удары были не сильные, только чтобы остановить. Уже через несколько секунд Игнат приподнялся на локтях, ошалело завертел головой, пытаясь сообразить, что же его опрокинуло. Увидев хмурые лица коллег, он сразу поник – понял, что за крысятничество придется расплачиваться.
   – Ребят, вы чего? – жалобно заблеял он, пытаясь закосить под дурачка.
   – Сам знаешь чего,– последовал хмурый ответ.– Крысятничаешь, значит?
   Дубинка по плавной дуге медленно поднялась вверх. Игнат как зачарованный проводил ее глазами, даже не пытаясь подняться. Достигнув верхней точки параболы, дубинка на мгновенье зависла, после чего обрушилась вниз, с глухим хрустом пробивая череп.
   Голова Игната мотнулась назад, стукнулась о плотный грунт дороги и выпустила лужу густой жидкости – горячей, но быстро отдающей тепло.
   Игнат еще жив, еще шевелится, хотя тепловой сканер показывает: его тело холодеет почти так же быстро, как и лужа под его головой.
   Парень застонал, попытался ползти. Его сознание начало проясняться после удара, и первое, что он осознал,– что жить ему осталось несколько минут.
   Впрочем, столпившиеся над телом решили, что и несколько минут – слишком много. А может быть, им просто стало жалко Игната, и они решили добить его, чтобы не мучался.
   Сразу три дубинки взметнулись вверх и обрушились на Игната. Две стукнулись одна об другую – уж слишком близко столпились разбойники над телом своего товарища. Зато третья дубина глубоко вошла в грудную клетку, промяв ребра. Игнат закашлялся, изо рта вырвалась струйка крови.
   Один из разбойников потянулся к поясу, где висит бластер, но второй остановил его руку со словами:
   – Побереги заряды.
   Первый на секунду задумался, потом кивнул – мол, правильно говоришь, нечего по пустякам заряды тратить. После этого он с силой ударил ногой в тяжелом ботинке в бок умирающему.
   Зрелище завораживало, парализовывало. И одновременно кричало о том, что нужно действовать. Вот только как именно действовать?
   Прекратить жестокое избиение? С этим я уже опоздал. Да и не мог успеть, Игнат был обречен после первого же удара.
   Может быть, напасть на разбойников, пока они заняты? Перебью их и пойду выручать шофера. Я уже был готов привести в исполнение этот план, но вдруг услышал крик:
   – Эй вы, там! Что за шум-то? Почему грузовик к лагерю не гоните?
   Голос звучал с той стороны, куда уволокли шофера. Видимо, лагерь расположен именно там.
   – Погоди, сейчас пригоним! – зычным басом отозвался один из разбойников. Он вскинул дубинку, намериваясь ударить уже мертвое тело. Секунду помедлил, повернулся к щуплому Федьке, который из-за широких спин пытался рассмотреть ход избиения.
   – Ну-ка, Федька, отгони грузовик к лагерю... Только после этого разбойник шмякнул занесенной дубиной.
   Щуплый недовольно пошевелил носом: наблюдение за экзекуцией доставляло ему огромное удовольствие. То ли садист по натуре, то ли чем-то ему крепко досадил Игнат. Однако возражать он не посмел и направился к машине. На секунду я запаниковал – в лагерь мне сейчас совсем не хочется. Конечно, чуть позже надо заглянуть на огонек, выручить шофера и транспортное средство. Но желательно сделать это позже, когда у меня будет четкий план.
   Прежний план – выскочить и перебить тех, кто сейчас здесь,– уже не пройдет. Момент упущен, большинство разбойников потеряли интерес к избиению трупа и начали расходиться. Лишь несколько отморозков увлеченно колотят останки Игната.
   Пока разбойники стояли тесной группой, у меня был шанс накрыть их шквальным огнем. Но теперь этот номер не пройдет. Да еще и Федька, который направляется к машине,– у него на поясе тоже болтается бластер. Уж не знаю, за что такому щуплому досталась привилегия носить оружие – лишь немногие из нападавших имеют что-то серьезнее дубинок. Может, он великолепно стреляет, поэтому и получил бластер?
   Не знаю и не хочу проверять.
   Сбежать тоже вряд ли удастся. Внимание разбойников уже не приковано к трупу. Если буду вылезать из кузова, велика вероятность быть замеченным.
   Или все-таки доехать до лагеря?
   А что потом? Можно открыть огонь в тылу врага, понадеявшись на эффект неожиданности, верный бластер и русское авось. Самое простое решение и потому очень привлекательное. Но я этого делать не буду. За последние дни я сделал много глупостей, сознательно или подсознательно опираясь на штампы из боевиков.
   Однако сейчас я слишком хорошо понимаю: то, что сейчас пришло в голову, слишком уж по киношному. Я не настолько помешан на фильмах, чтобы всерьез думать, будто все обязательно завершится хэппи-эндом.
   Правда, я знаю, что до момента Развилки доживу. Но теперь уже не уверен в этом на сто процентов. Во-первых, если возможно скрыть в архивах такое глобальное событие, как наступление Развилки, то уж данные о такой мелочи, как моя жизнь, легко могут быть скорректированы. Правда, я до сих пор так и не понял, кому и зачем понадобилось изменять сведения о Развилке. Но в любом случае ни одному предсказанию уже нельзя доверять.
   А во-вторых, вокруг фактора Развилки формируется область неопределенности. Так что я не могу наверняка знать, доживу ли я до утра или нет.
   Значит, побоище в лагере разбойников отменяется. Не лучше ли проникнуть туда, потихоньку вылезти и по-тихому провернуть диверсию? Но этот вариант опять заставляет надеяться на русский авось. Я и сейчас не могу быть уверен, что в состоянии незаметно выбраться из кузова. А в тылу врага шансов еще меньше.
   Значит, самое разумное сейчас – скрыться в лесной чаще, пока у меня еще есть такая возможность. А уж потом строить планы по освобождению плененного шофера.
   Я по-пластунски переполз к противоположному борту кузова, пробираясь между тюками и ящиками. Мысленно осмотрев свою позицию со стороны, я решил, что шансы скрыться незамеченным достаточно велики. Под прикрытием груза я перемахну через бортик и нырну в придорожные кусты. Грузовик стоит близко к обочине и надежно прикрывает меня своим корпусом от ненужного внимания.
   Однако не все бывает так гладко, как задумывается.
   Передняя часть тела удачно перевалила за борт кузова, а вот нога воспротивилась, зацепившись за край борта.
   Вместо того чтобы перекувырнуться и мягко приземлиться на землю, я шлепнулся, и очень даже неудачно.
   Шею не сломал, хотя очень боялся этого все те несколько долей секунды, которые летел вниз. Но, упав в кусты, здорово исцарапал об ветки все, что не было скрыто одеждой.
   Правда, неприкрытыми оказались только кисти рук и лицо, но мне вполне хватило и этого. И, что самое обидное, на весь лес затрещали ломающиеся кусты.
   Приземлившись, я на мгновение замер, надеясь, что на треск не обратят внимания. Это было вполне возможно – разбойники стояли далеко, а из леса постоянно доносились какие-то шорохи.
   И все бы обошлось, если бы не шустрый Федька, который уже почти залез в кабину. Он находился ближе всех к месту падения. И, видимо, не только был похож на «мышу», но и обладал крысиным слухом.
   Или крысы слышат плохо? Никогда не увлекался зоологией.
   Как бы там ни было, но он меня услышал.
   – Эй, тут кто-то шебуршится! – раздался испуганный крик.
   Я не сразу сообразил, что кричит Федька. От перепуга крысоподобный мужичонка начал верещать пронзительным фальцетом, что сделало его совсем уж похожим на вышеупомянутого грызуна.
   А что, если у него и правда были крысы в роду? После встречи с кровожадными растениями я готов поверить в любые мутации. Хотя, конечно, человек-крыса – это уже слишком невероятно.
   – Чего ты там пищишь, Федька? – переспросил кто-то.
   – Я говорю, что тут шебуршится кто-то! – Голос крысоподобного окреп. То ли он вспомнил, что не один, то ли его таким храбрым сделал бластер в руке – по шороху я догадался, что Федька снял оружие с пояса.
   Раздался топот. Похоже, разбойники решили все-таки проверить, кто же это шебуршится? Я вскочил и побежал.
   Бежал пригнувшись. Не потому что вспомнил об оружии преследователей – просто ветки слишком больно хлестали по лицу.
   Раздался характерный звук, справа промелькнула синяя вспышка – пролетел заряд бластера. Через секунду спереди громыхнуло, нестерпимо яркий белый свет резанул по глазам. На мгновение я не только ослеп, но и потерял ориентацию. Бежать в таком состоянии решительно невозможно, что я и доказал, запнувшись о выступающий из земли корень.
   Накопленный импульс по всем законам инерции потянул меня вперед, и я грохнулся на землю. Упал удачно. Не знаю, правда, можно ли в этой ситуации говорить об удаче. Но все-таки я ничего себе не сломал, не потерял сознание. И даже почти не ушибся. Вколоченные упорными тренировками рефлексы просто так не выбьешь, для этого нужна встряска посильнее.
   Вскочил почти сразу, бросился в глубь леса. При этом успел заметить, что погоня за мной отправилась солидная. А еще увидел бревно, лежащее поперек дороги перед грузовиком. Так вот как разбойники заставили машину остановиться.
   Убегая, я порадовался тому, что на мне очки. Без них вспышка бы ослепила меня надолго – разрушился бы зрительный пигмент, которому нужно некоторое время, чтобы восстановиться. А сенсоры очков способны давать хорошую картинку при очень резких изменениях освещения. Жаль только, что система фильтрации яркости в чипе работает не слишком надежно, если освещенность меняется быстро. Но все равно, на счету каждая минута, и лучше получить запредельно сильный сигнал в зрительный центр мозга, чем потерять способность видеть, пусть даже и временно.
   Хорошо, что долго преследовать меня они не смогут – и темном лесу нельзя бежать быстро без риска налететь на дерево. Для меня же нет разницы между днем и ночью, очки надежно выполняют функции прибора ночного видения.
   – Эй, Кирпич,– раздалось сзади.– Тепловой сканер у тебя? Тогда возглавляй погоню!
   Похоже, мое преимущество не столь велико, как я надеялся. Ночь сегодня прохладная, я разгорячен бегом. На термосканере меня будет отлично видно, даже деревья не помешают.
   В какой-то книжке, прочитанной лет двенадцать назад главный герой обмазался клейким озерным илом, который гасил инфракрасное излучение. Жаль, что у меня под рукой нет ни ила, ни времени, чтобы вымазаться.
   Что ж, буду использовать те средства, которые у меня есть. А что же у меня есть? Мозги заскрипели, безуспешно пытаясь ответить на этот вопрос.
   Выяснилось, что у меня с собой довольно много полезных вещей, вот только в этой ситуации они мне никак не помогут. Моток веревки, нож, медикаменты, плазменная зажигалка, набор инструментов. Бластер, который сейчас мне не поможет: чтобы стрелять, нужно видеть цель. Спиной я видеть не умею. Но даже если обернусь, преследователей надежно закрывают деревья. Впрочем, это к лучшему – иначе уже давно подстрелили бы меня.
   А больше у меня ничего и нет, остальное снаряжение осталось в рюкзаке, который преспокойно лежит в кузове грузовика.
   Впрочем, я забыл про чип, очки и коммуникатор. А это уже немало.
   Во-первых, я могу наблюдать за погоней с высоты птичьего полета. А точнее, с высоты спутникового полета. Правда, сейчас ночь. Но, похоже, сейчас тепловые сканеры есть у всех кому не лень. И у меня, и у разбойников. Создатели спутника наблюдения тоже озаботились возможностью видеть в инфракрасном диапазоне.
   Второй визуальный слой расцветился россыпью красных точек. Сюда же я наложил и топографические карты, содранные из Сети. Выяснилось, что преследуют меня непрофессионально. Правильнее всего догонять лишь частью группы, а остальным —огибать меня слева и справа. А разбойники бегут за мной плотной гурьбой.
   Впрочем, я не стал возмущаться столь грубыми ошибками преследователей, скорее напротив.
   Шум погони, доносящийся сзади, стал тише – я сильно оторвался от преследователей. Впрочем, расслабляться рано. Я не скрылся от них. Просто бегаю быстрее. Они хорошо знают, где я,– тепло моего тела выдает с головой. Сейчас меня можно засечь на очень большом расстоянии – этому способствует погода. Холодно, так что посторонних тепловых эффектов не возникает. И сухо – инфракрасное излучение почти не рассеивается. Лучше всего скрываться от теплового сканера в джунглях, там все наоборот – жарко и сыро.
   Жаль, что крупных зверей поблизости нет, они создавали бы посторонние сигналы. Если бы у меня было время, я бы разжег костры – они здорово слепят тепловой сканер.
   А зачем мне останавливаться? У меня же есть бластер! Я на бегу такой лесной пожар устрою, что у сканера кваркосхемы за брэйн-модуль заедут!
   Сорвав с пояса бластер, я, почти не оборачиваясь, принялся палить назад.
   С громким звуком принялись лопаться стволы, разбрызгивая кипящий сок, запахло гарью. Некоторые выстрелы попали в землю, покрытую прошлогодней листвой. Взрывные волны разбросали тлеющие листья вокруг, послышался характерный треск, с которым языки пламени лижут сухие ветки.
   Один из зарядов не попал в деревья, пролетел куда-то дальше. Через секунду послышался громкий вопль. Похоже, я попал в кого-то из преследователей.
   Сзади раздались выстрелы – разбойники принялись палить вслепую. Правда, в меня они не попали, зато повалили и обуглили множество деревьев, еще больше усугубляя тепловой хаос.
   Сканер им уже не помогал, они бегут только на звук моих выстрелов. Тогда я решил дать бластеру отдохнуть. Они тоже прекратили стрелять – поняли, что только мешают себе.
   Некоторое время преследователи бежали вслепую, «по инерции» сохраняя прежнее направление. Я понял это не сразу, все-таки и спутнику тепловые помехи мешают. Но когда понял, принялся забирать вправо, надеялся оторваться, пока меня не видят.
   Хитрость не удалась. Подпаленный участок леса кончился слишком быстро, меня вновь заметили и скорректировали направление погони.
   Я снова принялся стрелять из бластера и побежал быстрее. Надеюсь, что в этот раз, ослепив сканер, я успею убежать достаточно далеко.
   Несмотря на то что мысли мелькают как молнии, я все равно не успеваю уследить за всем. Надо и стрелять, и уворачиваться от несущихся навстречу деревьев.
   А еще надо время от времени посматривать на карту. Вот об этом-то я и забыл. О том, что впереди река, я понял, только выбежав на обрыв берега. Ноги уперлись в землю, влажная трава заскользила, не давая достаточного сопротивления. Инерция швырнула меня вперед. Я засеменил ногами по воздуху, но это конечно же не внесло существенных изменений в мою траекторию.
   Промелькнула глупая мысль: у меня все-таки будет шанс вывозиться в иле и стать невидимым для теплового сканера. Инстинктивно я набрал полную грудь воздуха, готовясь к погружению.
   Сильный удар заставил подогнуть ноги, я упал и покатился по песку. Налетел на корягу, от неожиданности легкие, наполненные до отказа, выпустили содержимое со смешным сипением.
   Попытался вскочить, но не учел, что подо мной нетвердая почва, а сыпучий песок. Кроссовки скользнули, я чебурахнулся обратно. В этот раз ударился о корягу спиной. Наученный горьким опытом, поднялся уже не спеша. Потер ушибленные места, на что ушло немало времени – таковых мест набралось предостаточно.
   Только после этого сообразил, что за мной погоня и мне надо сматываться.
   С одной стороны – вода, с другой – отвесная земляная стена. Между ними – полоска песка, на которую я и шлепнулся.
   Уплывать бесполезно. Мне хоть изредка придется выныривать, чтобы вдохнуть воздуха. В этот момент я буду совершенно беззащитным. Подстрелить меня в такой ситуации легко, а вот палить в ответ и одновременно держаться на воде практически невозможно. Разбойникам даже не придется как следует прицеливаться —даже если они попадут рядом, меня здорово обварит кипятком.
   Река отменяется.
   Но и на обрыв карабкаться нельзя. Едва я вылезу, как подоспеет погоня.
   Бежать вдоль берега – тоже не выход. По песку далеко не убегу – нормальной скорости не развить, да и выдохнусь быстро.
   А зачем бежать? Можно прижаться к земляной стене обрыва. Сканер меня так не учует – толща холодной почвы закроет.
   Но так я только выиграю время. Если начнут искать, то найдут и под обрывом. Так что эта идея хороша только как тактический ход, как часть более сложного плана.
   Впрочем, у меня уже есть нужный план.
   На песке в живописном беспорядке разбросаны коряги, бревна и прочие деревяшки. Я выбрал самую большую колоду, веревкой прикрутил камень. Здесь же приспособил и зажигалку, включил ее.
   Струйка плазмы ударила в камень. Теперь нужно только столкнуть бревно в воду и надеяться, что веревки выдержат высокую температуру и это сооружение не развалится.
   Конструкция поплыла правильно – камнем кверху. Потому что к другому концу бревна прикручен булыжник побольше – этот конец опустился под воду.
   Я проводил колоду взглядом, она не спеша поплыла вдаль, покачиваясь на волнах. Чем-то похоже на бакен. На самодельный бакен с инфракрасным маячком на верхушке.
   До меня донесся приближающийся топот. Я прижался спиной к земляной стене обрыва. Сверху посыпались сухие листья, земля. Кто-то затормозил на самом краю. Но ни один преследователь не свалился. Толи разбойники хорошо знают местность и были готовы, то ли дело в том, что им не пришлось оглядываться на бегу.
   – Куда он ушел? В воду, что ли, прыгнул? – послышался голос– Кирпич, ну-ка глянь по сканеру.
   – Без тебя знаю,– огрызнулся Кирпич. Несколько мгновений были слышны только сосредоточенное сопение и тяжелое после бега дыхание.
   – Он там! – прорезал ночь истошный вопль.– В воде! Раздался многоголосый гомон. Разбойники наперебой уточняли у Кирпича, где именно находится преследуемый. Затем один из них заорал: