Страница:
Алина Распопова
Регресс
В век столь бурного развития техники, какие ещё открытия ждут нас?…
Часть первая
Я медленно пятился к двери. Тело Эльзы, ещё пару минут назад гневно орущее на меня, размахивающее руками, изрыгающее проклятья, теперь безжизненно лежало на полу. Растекшаяся под головой тёмная лужица крови и безжизненный взгляд стеклянных глаз не оставляли места сомнениям – моя жена была мертва. Меня охватил жар, сердце бешено заколотилось, мысли понеслись. «Бежать!» – первая и единственная идея, возникшая в моей голове. Скорее бежать!..
Я выбрался на улицу. Звук электронного замка захлопнувшейся за моей спиной автоматической двери заставил содрогнуться. Я понял, с этого момента пути назад уже нет. Я покинул пределы своей квартиры, а значит, возвращение домой будет теперь непростительной ошибкой. Надо бежать! Срочно уносить ноги! Скрываться, прятаться! Бежать… Но куда?
Я огляделся вокруг. Был глубокий вечер. Город давно украсился множеством ярких огней. Гладкая поверхность дороги блестела, начисто выдраенное покрытие тротуара сияло под светом неоновых фонарей. Улица была пустынна. Примерные жители Аптауна давно уже расположились в мягких креслах своих фешенебельных квартир.
Зазеркаленные окна надежно скрывали от посторонних взглядов тех, чья жизнь была достойна, безупречна, невинна. Там, за глянцевыми стенами престижных жилищ, сейчас вовсю работают цветные телеэкраны, дымятся на столах вкусные ужины, ведутся неторопливые беседы. Подумать только, ещё несколько минут назад я был одним из этих образцовых горожан, а теперь стою вот так, один, на улице, подобно настоящему преступнику, за запертой дверью собственной квартиры, не зная, куда бежать. А всё только из-за того, что мне посчастливилось родиться жителем верхнего уровня, чья жизнь должна была во всём быть идеальна, непогрешима, чиста. «Что будет со мной?» – крутился в голове вопрос.
Для таких как я быть заподозренным в преступлении означало потерять всё – работу, дом, положение в обществе, друзей. Эльза, лежащая сейчас с пробитой головой в центре гостиной моего дома, никак не вписывалась в безупречную картину кажущегося благополучия нашей семьи. Одна трагическая случайность, один нелепый случай, разрушил мою жизнь. Оставалось одно – бежать!
Но как спрятаться в мире, где утаиться невозможно, где все на виду?…
Только оказавшись за рулём своего автомобиля, я понемногу стал успокаиваться. Через несколько минут я уже вызывал Майка.
– Привет, братишка! Как отдыхается? – услышал я бодрый голос друга.
– Плохо, – откровенно признался я, зная, что частные каналы для разговоров жителей Аптауна не прослушиваются. Не будь я в этом уверен, мне бы сейчас пришлось с вдохновенным видом врать об удачном начале собственного отпуска, чего на самом деле не было.
– Что случилось? – обеспокоился Майк, будучи как и я уверен, что наш разговор не прослушивается.
– Эльза, – выпалил я.
Майк насторожился.
– Она мертва.
Повисшую в воздухе наряженную паузу, вскоре прервал бодрый голос Майка.
– Ну ты и шутишь, братишка!
– Да если бы это были шутки. Хотелось бы мне, что это были шутки. Многое бы я отдал за то, чтобы обратить этот кошмар в шутку…, – донеслись до меня собственные отчаянные возгласы.
– Ты где? – прервал меня Майк.
– Возле дома, в машине, – ответил я.
– А Эльза?
– В доме.
– Сколько ты уже сидишь в машине? – продолжал Майк.
Я посмотрел на электронный ключ от собственного дома, с момента как дверь захлопнулась, прошло четыре минуты тридцать семь секунд.
– Выезжай немедленно! – закричал Майк. – Заводись… Ты и так уже долго сидишь в машине без движения. Я жду тебя… Нет, ко мне не надо, езжай в «Плаза». Жди меня там.
Майк отключился, а я запустил пневмодвигатель. Автомобиль плавно выехал из гаража и заскользил по люминесцентному покрытию дороги. Самоочищающаяся, самоосвещающаяся трасса с электронной разметкой ослепляла. Таким был весь Аптаун. Вылизанный, вычищенный, сверхсовременный… В какой бы город я ни попадал, куда бы ни забрасывала меня работа, всегда меня встречала одна и та же картина – просторные улицы, сверкающие стены взмывающих ввысь домов, много света, чистый воздух, довольный своей жизнью народ. Таким был высший класс общества, самый верхний уровень города – Аптаун.
Оставив позади тихие спальные районы, я въехал на многоярусную магистраль центрального проспекта. Оживленный субботний вечер набирал свою силу. Изысканные здания театров, художественных галерей и концертные залы распахнули свои двери. Утонченные жители Аптауна стремились соприкоснуться с прекрасным, спешили приобщиться к создаваемой ими же культуре. Искусно освещенный, выполненный в стиле благородной старины, с четкими пропорциями линий и вензелями узоров на стенах центр Аптауна встречал своих гостей. Благопристойные пары, чинно прогуливаясь по улицам, высокопарно кланяясь друг другу по новой моде, создавали вокруг ощущение благополучия и стабильности. Только подумать, ведь я тоже был одним из них! Ещё совсем недавно я также неторопливо прохаживался здесь с женой, натыкаясь на услужливые улыбки знакомых, а теперь один, как загнанный зверь, бегу куда-то от всех.
Подъехав к хрустальным сводам шикарной «Плазы», я остановился. Громада резных стеклянных блоков, упирающаяся своим хромированным куполом прямо в небо, переливаясь синим цветом под лучами мощных прожекторов, горделиво возвышалась над городом, надо мной. Оставив машину прямо у края тротуара, я, постарался придать своему лицу как можно более непринужденный вид. Отдышавшись, проверив карманным тестером свой пульс и диаметр зрачков, через пару секунд я уверенно ступил на синюю дорожку, ведущую к входу в этот ослепительный мир дорогого престижа. За моей спиной проворные служащие «Плаза» уже отгоняли на стоянку мой автомобиль. В Аптауне всё было отработано до автоматизма, здесь не за что было волноваться, не о чем было беспокоиться, здесь пугало только одно – возможность потерять своё место в этом высшем, поднебесном мире.
Подойдя к широко распахнутым дверям «Плазы», мне подумалось, что надо бы сейчас хоть как-то попытаться утаить свой взгляд от вездесущих лучей камер слежения, но вместо этого я, как обычно, открыто посмотрел при входе в сканирующий глазок. Привычка, выработанная годами, не дала мне возможности утаиться. Все жители Аптауна с детства были приучены к постоянному контролю. Незримо Система следила за нами.
Все наши действия, перемещения отслеживались. Добровольное содействие Системе в её работе, приветствовалось. Безгрешным жителям Аптауна незачем было скрываться, и они уверенно смотрели в черные точки регистрирующих устройств. Но сейчас, услышав привычный звук сканера, я занервничал. Я боялся. Успела ли Система заметить это? Засекла ли своими чуткими приборами участившийся пульс, скованную мимику лица, расширение зрачков глаз. Как она истолкует это? Чем обернется это для меня потом? Это раньше, я чувствовал себя непогрешимым, сегодня же, впервые в жизни мне было что скрывать. Стараясь сохранить хоть какие-то крохи самообладания, я поспешил пересечь вход. Я боялся, что в любой момент произойдет непоправимое – Система меня засечет, раскусит и не пропустит дальше.
Скоростной лифт доставил меня в верхний ресторанный зал. Здесь, сев за один из многочисленных накрытых белоснежными скатертями столов, откинувшись на скрывающую меня от посторонних взглядов спинку огромного дивана, я почувствовал себя в относительной безопасности. Система слежения заканчивала своё действие ещё на входе в «Плаза». Однако, несмотря на это, никто из посетителей этого роскошного комплекса пользоваться предоставляемой им в этом месте свободой не спешил. Привыкшие к постоянному надзору, и тут все горожане вели себя всегда тихо, чинно, благородно. Люди боялись. «Самоконтроль – гарант нашей безопасности!». Такова была плата за царящий в Аптауне покой.
Выпив несколько стаканов полезной йодированной воды и понемногу успокоившись, я подумал, какой же молодец Майк. Из всех мест, где мы могли бы увидеться, он догадался назначить встречу именно в «Плаза». Здесь, находясь на виду у всех, а значит, автоматически снимая с себя всякие подозрения в укрывательстве, мы могли говорить, не беспокоясь о вездесущих микрофонах. «Плаза» дорожила своими гостями, поэтому оставалась одним из немногих мест, отвоевавших себе право на «свободу». Камеры этого заведения служили только лишь для внутреннего контроля и не были подключены к Системе. Во всяком случае, так заявляло руководство «Плазы»…
Майк должен был появиться с минуты на минуту, я же, пытаясь дождаться его, силился восстановить в памяти события прошедшего дня. Я надеялся, что, возможно, какая-нибудь мелочь, какая-нибудь незначительная деталь, хоть какая-нибудь зацепка, поможет мне оправдаться перед Системой. Майк появился, когда мною был выпит четвертый стакан столь модного сейчас оздоровительного травяного коктейля. Услужливый официант, расторопно поставив второй прибор на стол, оставил нас.
– Ну, рассказывай, – сразу же начал Майк.
Он был довольно бодр и, похоже, ещё не понимал, что случилось, я же не знал с чего начать. Всё это время, пока я дожидался Майка, я думал о том, как вразумительно донести до друга информацию о происшедшем, но теперь в голову ровным счетом не шло ничего.
– Что с женой? – спросил Майк.
– Она мертва, – повторился я.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил Майк.
Задавать такой вопрос человеку, который ещё в институте написал работу о дениридных этронах живых и омертвевших тканей человека, было глупо, Майк и сам это понимал, просто ему также, как и мне не хотелось верить в случившееся.
– Где она? – снова продолжил свои расспросы Майк.
– Она лежит сейчас в нашей гостиной, голова пробита, дыхания и пульса нет, – выпалил я.
– Плохо, – констатировал Майк. – Вызвал кого-нибудь? Врачей?
– Поверь, ей они уже не нужны, – впервые за этот вечер выдавил я из себя нечто, похожее на шутку.
– Это верно, – согласился Майк. – Сейчас у тебя есть хотя бы какое-то время, до неизбежного при нынешних обстоятельствах спуска вниз.
– Мне нельзя туда, никак нельзя, нельзя!.. – залепетал я, протестующе тряся перед лицом Майка руками. – Понимаешь, я получил назначение в Европу.
– Вот это да! – обрадовался Майк. – Поздравляю! Давно?
– Нет, в среду. Вчера пришло подтверждение. После отпуска собирался переезжать.
– Вот это новость! Европа, это тебе не наш Индианаполис. Столько возможностей! Столько перспектив! Такие деньжищи! Ты хоть понимаешь, что это значит?
– Я не хочу вниз…, – прервал я восторженные возгласы Майка.
– Понимаю, – сочувственно сказал Майк. – Надо что-то делать. Давай успокоимся, будем думать.
Между тем надо было что-то заказывать. Мы – двое солидных мужчин, пришедшие в ресторан и нежелающие есть, могли вызвать подозрение.
Аппетита у меня не было. Подумать только, а ведь этим субботним вечером у меня мог бы быть праздник. Мой долгожданный перевод в Европу, моё такое желанное повышение, совершенно забылось, померкло, затерялось в суматохе последних малоприятных событий. И всё это только из-за того, что кому-то дома надо было устроить сегодня скандал…
– Давай, рассказывай всё по-порядку, – предложил Майк, открывая электронное меню.
Я выглянул из-за высоченной спинки своего дивана, чтобы посмотреть на зал. Кроме снующих официантов, рядом почти никого не было, только несколько степенно ужинающих пар виднелось где-то вдалеке.
– Да не бойся ты, – махнул в сторону рукой Майк. – Те, кто рядом, сами закроют уши. Они предпочтут сделать вид, что ничего не слышат, лишь бы только не ввязываться ни в какую историю, а официантов можно в расчет не брать. Их никто и за людей-то не считает. Рассказывай.
События сегодняшнего дня закрутились в моей голове. Если быть точным, всё началось ещё вчера, когда я, довольный подтверждением своего перевода, совпавшего с началом отпуска, приехал домой. Эльза была дома. Повинуясь всеобщей моде, она давно уже бросила работу и теперь целыми днями сидела в стенах нашей трехэтажной квартиры-особняка, выбираясь из неё только в магазины, салоны красоты и престижные нынче женские клубы. В Аптауне считалось, что женщины, вышедшие замуж, работать не должны. Умение вести себя в обществе, хорошо выглядеть и содержать дом – составляли их немногие обязанности. А ведь когда-то Эльза была неплохим ученым. Теперь же всё чаще я слышал от неё жалобы о том, что дома ей скучно. Чтобы развеяться, мы собирались поехать на Бора-Бора. Этот разрекламированный рай в последнее время считался одним из самых престижных уголков планеты. Двухнедельный отдых в этом запредельно дорогом месте неизменно должен был поднять наш вес в глазах всех знакомых. Эльза сама выбрала путевки и вот уже месяц долбила меня своими мечтами о предстоящем отдыхе. Так было и вчера. Выслушав в очередной раз рассказ о красотах забронированного нами отеля, с трудом выдержав показ очередного, наверно сотого по счету купленного женой купальника, я после этого заперся в кабинете. Работая над пятой своей диссертацией, на этот раз о плазмофиброиде строфорных гексоидов, я уснул, а на утро был разбужен гневными криками. Эльза нашла в своём электронном ящике уведомление о том, что зарезервированные нами путевки аннулированы. Спросонья я не сразу сообразил, что виновником всего случившегося был ни кто иной, как я. Оказалось, что это именно я не внёс деньги за наши путевки, хотя я надеялся, что Эльза давно уже оплатила их сама. Но, видимо, заработанные мною деньги положенные на счет Эльзы она потратить на отдых не пожелала. Мне же, признаться, ехать вообще никуда не хотелось. Вместо отдыха на Бора-Бора, я с удовольствием занялся бы сборами в Европу, однако, истерики Эльзы не давали мне никакой надежды на то, что меня оставят в покое. Эльза почему-то решила, что если я лично появлюсь в офисе турфирмы, то смогу уладить вопрос с путёвками. Мне ничего не оставалось, как убраться из дома и отправиться в туристическую компанию, с которой мы и должны были заключить договор. По дороге мне хотелось свернуть куда-нибудь, где-нибудь отсидеться, улизнуть, но зная, что Эльза сейчас отслеживает по сети маршрут моей машины, мне, вопреки моему желанию, пришлось притащиться в отмеченное моей женой на карте место. В туристической компании, как я и ожидал, мне предстояло услышать лишь сокрушительные извинения и слова о том, что уже поздно что-либо сделать. Наши путевки были проданы другим людям, а свободные места на Бора-Бора оказались на рейсы, вылетающие не раньше, чем через неделю. Позвонив Эльзе, выслушав очередную порцию оскорблений, у меня пропало всякое желание возвращаться домой. Пообедав в ресторане, побродив по городу с видом человека, у которого есть дела, я приехал домой уже к вечеру. Хотелось мне того или нет, но нужно было поддерживать образ примерного семьянина, довольного жизнью, обожающего свою жену. Эльза встретила меня новым приступом брани. Здесь было что-то о моих умственных способностях, о её потраченных на меня лучших годах, о моих родителях, о её родителях, о тяжелой женской судьбе, угрозы покончить с собой, в общем, как всегда много обобщений и ничего конкретного, относящегося к вопросу решения проблемы нашего отдыха. Глядя, на это орущее чудовище, которое вот уже восемь лет считало себя моей женой, мне с трудом верилось, что в него превратилась та хрупкая, тихая девушка, которую, как мне казалось, я когда-то очень любил. Теперь же с верхнего этажа нашей шикарной трехэтажной квартиры на меня лился поток неконтролируемых женских эмоций, из-за чего я, повернувшись к жене спиной, попытался скрыться на лифте в свой кабинет. Усилившиеся угрозы заставили меня ускорить шаг. Меня остановил гулкий звук свалившегося тела. Так наверно звучит падающий вниз полный мешок. Наступила тишина. Я обернулся, Эльза лежала на полу первого этажа. Даже сейчас, многократно прокрутив в памяти все события сегодняшнего вечера, я не мог с уверенностью сказать, что произошло. То ли Эльза оступилась, то ли нарочно ступила вниз, как бы там ни было, сейчас она была мертва.
Выслушав меня, Майк нахмурился. Он, ценимый мною за его уникальную способность найти выход из любой ситуации, на этот раз молчал. Майк терпеливо ожидал, когда официанты в ослепительных формах «Плазы», расставят перед нами привезенные ими блюда.
– Да уж, вот это ты влип, – произнес он, когда обслуга, наконец, удалились.
И Майк, и я, мы оба сейчас понимали, что фактически я не виновен. Всё произошедшее в моём доме часом раньше было роковой случайностью. Однако, как доказать это Системе? Камеры в домах жителей Аптауна не ставились, разговоры внутри квартир не прослушивались, частная жизнь граждан Аптауна охранялась законом. Поэтому-то у меня не было сейчас никакой возможности доказать, что смерть Эльзы – несчастный случай. Наверно, впервые в жизни я пожалел о том, что система слежения не вездесуща. Мне не на что было сослаться, подтверждая свои слова о том, что преступления я не совершал. Майк не хуже меня понимал это. Одно упоминание о том, что моя жена трагически погибла в столь раннем возрасте в моём же доме, грозило мне потерей всего. В нашем поднебесном мире не было место тому, кто хоть чем-то запятнал свою репутацию, его отправляли вниз. Охраняемая сводами придуманных нами же правил, жизнь обитателей Аптауна текла степенно и неторопливо. В Аптауне люди умирали исключительно в глубокой старости, утопая в пуховых перинах своих необъятных постелей, на глазах у многочисленных скорбящих родственников. Тут не было места несчастным случаям, самоубийствам, убийствам. Это было не принято. Аптаун был слишком идеален для случайностей. Это был ни какой-нибудь Мидлтаун или, чего хуже, Даунтаун. Здесь всё было сделано с учетом безопасности людей. Все дороги были огорожены мягкими стенами защиты, все продукты поставлялись уже приготовленными и протестированными, здесь нигде нельзя было встретить колющих и режущих предметов, здесь не было необходимости ни в каком физическом труде, это было уделом жителей нижних этажей. С тоской смотрел я на цветовой индикатор пригодности пищи к употреблению, вмонтированный в принесенную мне официантом тарелку. Даже тут, всё было сделано для безопасности людей. Посуда автоматически уничтожила бы блюдо, не давая священному жителю Аптауна отравиться, появись в составе еды хоть какие-то признаки отклонения её химических свойств от выверенной и официально утвержденной нормы.
– Мне всегда не нравилась ваша лестница в доме, – нарушил образовавшуюся паузу Майк.
– Это Эльза хотела, она настояла…, – пробормотал я в оправдание. – Она увидела где-то такую, решила соорудить её в соответствии с каким-то там стилем.
– Не надо было разрешать ей портить дом, – сокрушался Майк.
– А разве можно было ей запретить? Она всегда делала то, что хотела, – взорвался я.
– Ну тише, вы всегда были образцовой парой…, – боязливо прервал меня Майк.
Он, только он знал, что никакой образцовой парой мы не были, одна видимость. Мы с Эльзой ссорились постоянно, иногда мне казалось, что у нас вообще нет ничего общего, мы были совершенно чужими людьми, но все наши скандалы и споры никогда не выходили за пределы звуконепроницаемых стен нашего дома. В обществе, на людях мы, как и все прочие, успешно играли роли идеальных супругов. Выработанные годами манеры, штампованные улыбки, заученные слова – всё это красками счастливого благополучия закрашивало неутешительную действительность.
– Так, давай рассуждать…, – деловито начал Майк. По его тону я понял, что все необходимые мыслительные процессы в его голове уже запущены, что весь его мозг работает сейчас над тем, чтобы решить мою проблему. – Твой уход после всего случившегося из дома Система со стопроцентной вероятностью истолкует как факт, подтверждающий твою виновность.
– Знаю. «Совесть жителей Аптауна чиста, они не бояться смотреть в глаза», – процитировал я, знакомый с детства лозунг.
– Это верно. Преступления у нас редкость. Муж, бросивший в пустом доме покалеченную жену, вызовет всеобщее порицание, а Система, проанализировав все твои действия, однозначно выдаст заключение о том, что ты – преступник. Тогда – Даунтаун, не выше…
– Может… Может мне сейчас вернуться домой и вызвать врачей, сделав вид, что несчастный случай произошел без моего участия, – робко предложил я.
– Забудь об этом, – снова махнул рукой Майк. – Кого ты хочешь обмануть? Систему? Она уже записала все твои передвижения. Первый раз ты засветился, когда выходил из дома, потом была зафиксирована твоя посадка в машину, дальше посредствам размещенных прямо в покрытии дороги датчиков был записан весь твой путь до «Плаза», после этого выход из машины, отметка о входе в ресторан. Нынешние приборы по состоянию тела способны определить время смерти с точностью до одной минуты. У тебя нет шансов кого-то обмануть. Никто с тобой разбираться не будет. Ты был в доме, когда твоя жена умерла, ушел с места преступления. Всё, ты уже виновен.
– Это ужасно! Я же ничего не сделал…, – вырвалось у меня.
– Скажу тебе больше, по секрету, – продолжил Майк, почти шепотом, проигнорировав мой возглас. – Во всех домах Аптауна давно уже установлены замеры уровня шума. Разговоры в квартирах не прослушиваются, но уровень громкости контролируется. Примерные граждане должны вести себя тихо. Те, кто это знают, давно уже предпочитают не повышать друг на друга голос. У вас же сегодня явно был скандал, потом эта неожиданная смерть жены…
Я был поражен. Получалось, что Система знала всё.
– Данные, снятые с замеров уровня шума не афишируются, но я тебе скажу точно, что они учитываются Системой при анализе поступков человека, приплюсовываясь к прочей информации, снятой с камер, датчиков и микрофонов.
Словам Майка можно было верить. Он уже много лет работал на Систему слежения. Этой развитой сетью камер, датчиков, сканеров был пронизан любой современный город. Все жители, начиная от низшего Даунтауна и заканчивая Аптауном, были под контролем. Разница была только в том, что жителям Аптауна, в отличие от прочих, нельзя было ошибаться.
Любая оплошность здесь грозила потерей своего места и падением вниз. Те же, кто способен был оставаться непогрешимым, получали поистине «райские» условия жизни. Чистый воздух, открытое небо над головой, обилие еды, натуральная вода, просторные жилища, исключительно интеллектуальный труд и никаких опасностей, кроме одной – потерять всё это благополучие, вот то, что было доступно жителям верхних этажей. Я не хотел опускаться вниз. Меня ждала Европа. Ставшая одним большим мегаполисом, эта некогда бывшая отдельным континентом территория, представлялась теперь самым привлекательным для молодого ученого местом. Большие деньги, масса возможностей, собранные вместе мировые светила, полезные знакомства, новейшие лаборатории, заманчивые перспективы – вот чем была Европа, для тех, кто хотел полной, насыщенной событиями жизни. Это был город мечты. Став в двадцать пять лет академиком, защитив четыре диссертации, написав пятьдесят восемь научных работ, я, в свои двадцать девять, не хотел останавливаться на достигнутом. Громадный Индианаполис был для меня пройденным этапом, меня ждала новая ступень. А тут Эльза…
– Возвращаться домой тебе нельзя, – продолжал размышлять Майк. – Тебе надо исчезнуть.
– Как исчезнуть? – опешил я. – Может уехать куда-нибудь, сделать вид, что у меня неотложные дела?
– Нет, поздно. Сколько ты весишь? – неожиданно спросил Майк.
Я удивленно посмотрел на него.
– Какова масса твоего тела? – снова повторил свой вопрос Майк.
– Не знаю… Восемьдесят-девяносто…, – растерянно проговорил я. – Я давно не взвешивался.
– Зато твой автомобиль знает массу твоего тела с точностью до грамма, – сказал Майк. – А ещё он знает, что сегодня вечером перед своей поездкой, ты сел в него один и без вещей. Он высчитал это. Благочестивые жители Аптауна не уезжают неожиданно куда-то без багажа и, не будучи провожаемыми своими дражайшими вторыми половинами. А твою жену, выходящую вместе с тобой из дома, камеры на улице не зафиксировали.
Я задумчиво поковырялся в тарелке и посмотрел в окно. Взмывающие ввысь конструкции изящных зданий, ослепительные улицы, парящие в воздухе ленты дорог, огни фонарей… Передо мной лежал прекрасный, восхищающий своей необъятностью мир, но для меня в нём больше не было места. С тоской я смотрел на то, что ещё час назад было для меня обыденным, казалось навсегда своим. Теперь же я был выкинут, выброшен, вытолкнут за пределы привычного для меня пространства.
Мне некуда было идти. Все двери, ещё недавно широко распахнутые для меня, разом закрылись. Я задыхался от охватившего меня состояния безысходности. Система слежения, та самая Система, внедрение которой позволило навести порядок в городах, предоставило безопасность, подарило покой, теперь была против меня. Она знала всё, каждый мой шаг, каждый жест, каждый вздох и больше не оставляла мне надежды на спасение. Я стал преступником. Город, мой родной верхний уровень – Аптаун, отказывался от меня, оставляя мне только один путь – вниз. Скатиться, свалиться, упасть туда, куда не проникает солнце, туда, где нет и капли свежего воздуха, туда, где живут неведомые мне люди, где грязь, хаос, страдания и боль – вот, что стало моей судьбой…
Я выбрался на улицу. Звук электронного замка захлопнувшейся за моей спиной автоматической двери заставил содрогнуться. Я понял, с этого момента пути назад уже нет. Я покинул пределы своей квартиры, а значит, возвращение домой будет теперь непростительной ошибкой. Надо бежать! Срочно уносить ноги! Скрываться, прятаться! Бежать… Но куда?
Я огляделся вокруг. Был глубокий вечер. Город давно украсился множеством ярких огней. Гладкая поверхность дороги блестела, начисто выдраенное покрытие тротуара сияло под светом неоновых фонарей. Улица была пустынна. Примерные жители Аптауна давно уже расположились в мягких креслах своих фешенебельных квартир.
Зазеркаленные окна надежно скрывали от посторонних взглядов тех, чья жизнь была достойна, безупречна, невинна. Там, за глянцевыми стенами престижных жилищ, сейчас вовсю работают цветные телеэкраны, дымятся на столах вкусные ужины, ведутся неторопливые беседы. Подумать только, ещё несколько минут назад я был одним из этих образцовых горожан, а теперь стою вот так, один, на улице, подобно настоящему преступнику, за запертой дверью собственной квартиры, не зная, куда бежать. А всё только из-за того, что мне посчастливилось родиться жителем верхнего уровня, чья жизнь должна была во всём быть идеальна, непогрешима, чиста. «Что будет со мной?» – крутился в голове вопрос.
Для таких как я быть заподозренным в преступлении означало потерять всё – работу, дом, положение в обществе, друзей. Эльза, лежащая сейчас с пробитой головой в центре гостиной моего дома, никак не вписывалась в безупречную картину кажущегося благополучия нашей семьи. Одна трагическая случайность, один нелепый случай, разрушил мою жизнь. Оставалось одно – бежать!
Но как спрятаться в мире, где утаиться невозможно, где все на виду?…
Только оказавшись за рулём своего автомобиля, я понемногу стал успокаиваться. Через несколько минут я уже вызывал Майка.
– Привет, братишка! Как отдыхается? – услышал я бодрый голос друга.
– Плохо, – откровенно признался я, зная, что частные каналы для разговоров жителей Аптауна не прослушиваются. Не будь я в этом уверен, мне бы сейчас пришлось с вдохновенным видом врать об удачном начале собственного отпуска, чего на самом деле не было.
– Что случилось? – обеспокоился Майк, будучи как и я уверен, что наш разговор не прослушивается.
– Эльза, – выпалил я.
Майк насторожился.
– Она мертва.
Повисшую в воздухе наряженную паузу, вскоре прервал бодрый голос Майка.
– Ну ты и шутишь, братишка!
– Да если бы это были шутки. Хотелось бы мне, что это были шутки. Многое бы я отдал за то, чтобы обратить этот кошмар в шутку…, – донеслись до меня собственные отчаянные возгласы.
– Ты где? – прервал меня Майк.
– Возле дома, в машине, – ответил я.
– А Эльза?
– В доме.
– Сколько ты уже сидишь в машине? – продолжал Майк.
Я посмотрел на электронный ключ от собственного дома, с момента как дверь захлопнулась, прошло четыре минуты тридцать семь секунд.
– Выезжай немедленно! – закричал Майк. – Заводись… Ты и так уже долго сидишь в машине без движения. Я жду тебя… Нет, ко мне не надо, езжай в «Плаза». Жди меня там.
Майк отключился, а я запустил пневмодвигатель. Автомобиль плавно выехал из гаража и заскользил по люминесцентному покрытию дороги. Самоочищающаяся, самоосвещающаяся трасса с электронной разметкой ослепляла. Таким был весь Аптаун. Вылизанный, вычищенный, сверхсовременный… В какой бы город я ни попадал, куда бы ни забрасывала меня работа, всегда меня встречала одна и та же картина – просторные улицы, сверкающие стены взмывающих ввысь домов, много света, чистый воздух, довольный своей жизнью народ. Таким был высший класс общества, самый верхний уровень города – Аптаун.
Оставив позади тихие спальные районы, я въехал на многоярусную магистраль центрального проспекта. Оживленный субботний вечер набирал свою силу. Изысканные здания театров, художественных галерей и концертные залы распахнули свои двери. Утонченные жители Аптауна стремились соприкоснуться с прекрасным, спешили приобщиться к создаваемой ими же культуре. Искусно освещенный, выполненный в стиле благородной старины, с четкими пропорциями линий и вензелями узоров на стенах центр Аптауна встречал своих гостей. Благопристойные пары, чинно прогуливаясь по улицам, высокопарно кланяясь друг другу по новой моде, создавали вокруг ощущение благополучия и стабильности. Только подумать, ведь я тоже был одним из них! Ещё совсем недавно я также неторопливо прохаживался здесь с женой, натыкаясь на услужливые улыбки знакомых, а теперь один, как загнанный зверь, бегу куда-то от всех.
Подъехав к хрустальным сводам шикарной «Плазы», я остановился. Громада резных стеклянных блоков, упирающаяся своим хромированным куполом прямо в небо, переливаясь синим цветом под лучами мощных прожекторов, горделиво возвышалась над городом, надо мной. Оставив машину прямо у края тротуара, я, постарался придать своему лицу как можно более непринужденный вид. Отдышавшись, проверив карманным тестером свой пульс и диаметр зрачков, через пару секунд я уверенно ступил на синюю дорожку, ведущую к входу в этот ослепительный мир дорогого престижа. За моей спиной проворные служащие «Плаза» уже отгоняли на стоянку мой автомобиль. В Аптауне всё было отработано до автоматизма, здесь не за что было волноваться, не о чем было беспокоиться, здесь пугало только одно – возможность потерять своё место в этом высшем, поднебесном мире.
Подойдя к широко распахнутым дверям «Плазы», мне подумалось, что надо бы сейчас хоть как-то попытаться утаить свой взгляд от вездесущих лучей камер слежения, но вместо этого я, как обычно, открыто посмотрел при входе в сканирующий глазок. Привычка, выработанная годами, не дала мне возможности утаиться. Все жители Аптауна с детства были приучены к постоянному контролю. Незримо Система следила за нами.
Все наши действия, перемещения отслеживались. Добровольное содействие Системе в её работе, приветствовалось. Безгрешным жителям Аптауна незачем было скрываться, и они уверенно смотрели в черные точки регистрирующих устройств. Но сейчас, услышав привычный звук сканера, я занервничал. Я боялся. Успела ли Система заметить это? Засекла ли своими чуткими приборами участившийся пульс, скованную мимику лица, расширение зрачков глаз. Как она истолкует это? Чем обернется это для меня потом? Это раньше, я чувствовал себя непогрешимым, сегодня же, впервые в жизни мне было что скрывать. Стараясь сохранить хоть какие-то крохи самообладания, я поспешил пересечь вход. Я боялся, что в любой момент произойдет непоправимое – Система меня засечет, раскусит и не пропустит дальше.
Скоростной лифт доставил меня в верхний ресторанный зал. Здесь, сев за один из многочисленных накрытых белоснежными скатертями столов, откинувшись на скрывающую меня от посторонних взглядов спинку огромного дивана, я почувствовал себя в относительной безопасности. Система слежения заканчивала своё действие ещё на входе в «Плаза». Однако, несмотря на это, никто из посетителей этого роскошного комплекса пользоваться предоставляемой им в этом месте свободой не спешил. Привыкшие к постоянному надзору, и тут все горожане вели себя всегда тихо, чинно, благородно. Люди боялись. «Самоконтроль – гарант нашей безопасности!». Такова была плата за царящий в Аптауне покой.
Выпив несколько стаканов полезной йодированной воды и понемногу успокоившись, я подумал, какой же молодец Майк. Из всех мест, где мы могли бы увидеться, он догадался назначить встречу именно в «Плаза». Здесь, находясь на виду у всех, а значит, автоматически снимая с себя всякие подозрения в укрывательстве, мы могли говорить, не беспокоясь о вездесущих микрофонах. «Плаза» дорожила своими гостями, поэтому оставалась одним из немногих мест, отвоевавших себе право на «свободу». Камеры этого заведения служили только лишь для внутреннего контроля и не были подключены к Системе. Во всяком случае, так заявляло руководство «Плазы»…
Майк должен был появиться с минуты на минуту, я же, пытаясь дождаться его, силился восстановить в памяти события прошедшего дня. Я надеялся, что, возможно, какая-нибудь мелочь, какая-нибудь незначительная деталь, хоть какая-нибудь зацепка, поможет мне оправдаться перед Системой. Майк появился, когда мною был выпит четвертый стакан столь модного сейчас оздоровительного травяного коктейля. Услужливый официант, расторопно поставив второй прибор на стол, оставил нас.
– Ну, рассказывай, – сразу же начал Майк.
Он был довольно бодр и, похоже, ещё не понимал, что случилось, я же не знал с чего начать. Всё это время, пока я дожидался Майка, я думал о том, как вразумительно донести до друга информацию о происшедшем, но теперь в голову ровным счетом не шло ничего.
– Что с женой? – спросил Майк.
– Она мертва, – повторился я.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил Майк.
Задавать такой вопрос человеку, который ещё в институте написал работу о дениридных этронах живых и омертвевших тканей человека, было глупо, Майк и сам это понимал, просто ему также, как и мне не хотелось верить в случившееся.
– Где она? – снова продолжил свои расспросы Майк.
– Она лежит сейчас в нашей гостиной, голова пробита, дыхания и пульса нет, – выпалил я.
– Плохо, – констатировал Майк. – Вызвал кого-нибудь? Врачей?
– Поверь, ей они уже не нужны, – впервые за этот вечер выдавил я из себя нечто, похожее на шутку.
– Это верно, – согласился Майк. – Сейчас у тебя есть хотя бы какое-то время, до неизбежного при нынешних обстоятельствах спуска вниз.
– Мне нельзя туда, никак нельзя, нельзя!.. – залепетал я, протестующе тряся перед лицом Майка руками. – Понимаешь, я получил назначение в Европу.
– Вот это да! – обрадовался Майк. – Поздравляю! Давно?
– Нет, в среду. Вчера пришло подтверждение. После отпуска собирался переезжать.
– Вот это новость! Европа, это тебе не наш Индианаполис. Столько возможностей! Столько перспектив! Такие деньжищи! Ты хоть понимаешь, что это значит?
– Я не хочу вниз…, – прервал я восторженные возгласы Майка.
– Понимаю, – сочувственно сказал Майк. – Надо что-то делать. Давай успокоимся, будем думать.
Между тем надо было что-то заказывать. Мы – двое солидных мужчин, пришедшие в ресторан и нежелающие есть, могли вызвать подозрение.
Аппетита у меня не было. Подумать только, а ведь этим субботним вечером у меня мог бы быть праздник. Мой долгожданный перевод в Европу, моё такое желанное повышение, совершенно забылось, померкло, затерялось в суматохе последних малоприятных событий. И всё это только из-за того, что кому-то дома надо было устроить сегодня скандал…
– Давай, рассказывай всё по-порядку, – предложил Майк, открывая электронное меню.
Я выглянул из-за высоченной спинки своего дивана, чтобы посмотреть на зал. Кроме снующих официантов, рядом почти никого не было, только несколько степенно ужинающих пар виднелось где-то вдалеке.
– Да не бойся ты, – махнул в сторону рукой Майк. – Те, кто рядом, сами закроют уши. Они предпочтут сделать вид, что ничего не слышат, лишь бы только не ввязываться ни в какую историю, а официантов можно в расчет не брать. Их никто и за людей-то не считает. Рассказывай.
События сегодняшнего дня закрутились в моей голове. Если быть точным, всё началось ещё вчера, когда я, довольный подтверждением своего перевода, совпавшего с началом отпуска, приехал домой. Эльза была дома. Повинуясь всеобщей моде, она давно уже бросила работу и теперь целыми днями сидела в стенах нашей трехэтажной квартиры-особняка, выбираясь из неё только в магазины, салоны красоты и престижные нынче женские клубы. В Аптауне считалось, что женщины, вышедшие замуж, работать не должны. Умение вести себя в обществе, хорошо выглядеть и содержать дом – составляли их немногие обязанности. А ведь когда-то Эльза была неплохим ученым. Теперь же всё чаще я слышал от неё жалобы о том, что дома ей скучно. Чтобы развеяться, мы собирались поехать на Бора-Бора. Этот разрекламированный рай в последнее время считался одним из самых престижных уголков планеты. Двухнедельный отдых в этом запредельно дорогом месте неизменно должен был поднять наш вес в глазах всех знакомых. Эльза сама выбрала путевки и вот уже месяц долбила меня своими мечтами о предстоящем отдыхе. Так было и вчера. Выслушав в очередной раз рассказ о красотах забронированного нами отеля, с трудом выдержав показ очередного, наверно сотого по счету купленного женой купальника, я после этого заперся в кабинете. Работая над пятой своей диссертацией, на этот раз о плазмофиброиде строфорных гексоидов, я уснул, а на утро был разбужен гневными криками. Эльза нашла в своём электронном ящике уведомление о том, что зарезервированные нами путевки аннулированы. Спросонья я не сразу сообразил, что виновником всего случившегося был ни кто иной, как я. Оказалось, что это именно я не внёс деньги за наши путевки, хотя я надеялся, что Эльза давно уже оплатила их сама. Но, видимо, заработанные мною деньги положенные на счет Эльзы она потратить на отдых не пожелала. Мне же, признаться, ехать вообще никуда не хотелось. Вместо отдыха на Бора-Бора, я с удовольствием занялся бы сборами в Европу, однако, истерики Эльзы не давали мне никакой надежды на то, что меня оставят в покое. Эльза почему-то решила, что если я лично появлюсь в офисе турфирмы, то смогу уладить вопрос с путёвками. Мне ничего не оставалось, как убраться из дома и отправиться в туристическую компанию, с которой мы и должны были заключить договор. По дороге мне хотелось свернуть куда-нибудь, где-нибудь отсидеться, улизнуть, но зная, что Эльза сейчас отслеживает по сети маршрут моей машины, мне, вопреки моему желанию, пришлось притащиться в отмеченное моей женой на карте место. В туристической компании, как я и ожидал, мне предстояло услышать лишь сокрушительные извинения и слова о том, что уже поздно что-либо сделать. Наши путевки были проданы другим людям, а свободные места на Бора-Бора оказались на рейсы, вылетающие не раньше, чем через неделю. Позвонив Эльзе, выслушав очередную порцию оскорблений, у меня пропало всякое желание возвращаться домой. Пообедав в ресторане, побродив по городу с видом человека, у которого есть дела, я приехал домой уже к вечеру. Хотелось мне того или нет, но нужно было поддерживать образ примерного семьянина, довольного жизнью, обожающего свою жену. Эльза встретила меня новым приступом брани. Здесь было что-то о моих умственных способностях, о её потраченных на меня лучших годах, о моих родителях, о её родителях, о тяжелой женской судьбе, угрозы покончить с собой, в общем, как всегда много обобщений и ничего конкретного, относящегося к вопросу решения проблемы нашего отдыха. Глядя, на это орущее чудовище, которое вот уже восемь лет считало себя моей женой, мне с трудом верилось, что в него превратилась та хрупкая, тихая девушка, которую, как мне казалось, я когда-то очень любил. Теперь же с верхнего этажа нашей шикарной трехэтажной квартиры на меня лился поток неконтролируемых женских эмоций, из-за чего я, повернувшись к жене спиной, попытался скрыться на лифте в свой кабинет. Усилившиеся угрозы заставили меня ускорить шаг. Меня остановил гулкий звук свалившегося тела. Так наверно звучит падающий вниз полный мешок. Наступила тишина. Я обернулся, Эльза лежала на полу первого этажа. Даже сейчас, многократно прокрутив в памяти все события сегодняшнего вечера, я не мог с уверенностью сказать, что произошло. То ли Эльза оступилась, то ли нарочно ступила вниз, как бы там ни было, сейчас она была мертва.
Выслушав меня, Майк нахмурился. Он, ценимый мною за его уникальную способность найти выход из любой ситуации, на этот раз молчал. Майк терпеливо ожидал, когда официанты в ослепительных формах «Плазы», расставят перед нами привезенные ими блюда.
– Да уж, вот это ты влип, – произнес он, когда обслуга, наконец, удалились.
И Майк, и я, мы оба сейчас понимали, что фактически я не виновен. Всё произошедшее в моём доме часом раньше было роковой случайностью. Однако, как доказать это Системе? Камеры в домах жителей Аптауна не ставились, разговоры внутри квартир не прослушивались, частная жизнь граждан Аптауна охранялась законом. Поэтому-то у меня не было сейчас никакой возможности доказать, что смерть Эльзы – несчастный случай. Наверно, впервые в жизни я пожалел о том, что система слежения не вездесуща. Мне не на что было сослаться, подтверждая свои слова о том, что преступления я не совершал. Майк не хуже меня понимал это. Одно упоминание о том, что моя жена трагически погибла в столь раннем возрасте в моём же доме, грозило мне потерей всего. В нашем поднебесном мире не было место тому, кто хоть чем-то запятнал свою репутацию, его отправляли вниз. Охраняемая сводами придуманных нами же правил, жизнь обитателей Аптауна текла степенно и неторопливо. В Аптауне люди умирали исключительно в глубокой старости, утопая в пуховых перинах своих необъятных постелей, на глазах у многочисленных скорбящих родственников. Тут не было места несчастным случаям, самоубийствам, убийствам. Это было не принято. Аптаун был слишком идеален для случайностей. Это был ни какой-нибудь Мидлтаун или, чего хуже, Даунтаун. Здесь всё было сделано с учетом безопасности людей. Все дороги были огорожены мягкими стенами защиты, все продукты поставлялись уже приготовленными и протестированными, здесь нигде нельзя было встретить колющих и режущих предметов, здесь не было необходимости ни в каком физическом труде, это было уделом жителей нижних этажей. С тоской смотрел я на цветовой индикатор пригодности пищи к употреблению, вмонтированный в принесенную мне официантом тарелку. Даже тут, всё было сделано для безопасности людей. Посуда автоматически уничтожила бы блюдо, не давая священному жителю Аптауна отравиться, появись в составе еды хоть какие-то признаки отклонения её химических свойств от выверенной и официально утвержденной нормы.
– Мне всегда не нравилась ваша лестница в доме, – нарушил образовавшуюся паузу Майк.
– Это Эльза хотела, она настояла…, – пробормотал я в оправдание. – Она увидела где-то такую, решила соорудить её в соответствии с каким-то там стилем.
– Не надо было разрешать ей портить дом, – сокрушался Майк.
– А разве можно было ей запретить? Она всегда делала то, что хотела, – взорвался я.
– Ну тише, вы всегда были образцовой парой…, – боязливо прервал меня Майк.
Он, только он знал, что никакой образцовой парой мы не были, одна видимость. Мы с Эльзой ссорились постоянно, иногда мне казалось, что у нас вообще нет ничего общего, мы были совершенно чужими людьми, но все наши скандалы и споры никогда не выходили за пределы звуконепроницаемых стен нашего дома. В обществе, на людях мы, как и все прочие, успешно играли роли идеальных супругов. Выработанные годами манеры, штампованные улыбки, заученные слова – всё это красками счастливого благополучия закрашивало неутешительную действительность.
– Так, давай рассуждать…, – деловито начал Майк. По его тону я понял, что все необходимые мыслительные процессы в его голове уже запущены, что весь его мозг работает сейчас над тем, чтобы решить мою проблему. – Твой уход после всего случившегося из дома Система со стопроцентной вероятностью истолкует как факт, подтверждающий твою виновность.
– Знаю. «Совесть жителей Аптауна чиста, они не бояться смотреть в глаза», – процитировал я, знакомый с детства лозунг.
– Это верно. Преступления у нас редкость. Муж, бросивший в пустом доме покалеченную жену, вызовет всеобщее порицание, а Система, проанализировав все твои действия, однозначно выдаст заключение о том, что ты – преступник. Тогда – Даунтаун, не выше…
– Может… Может мне сейчас вернуться домой и вызвать врачей, сделав вид, что несчастный случай произошел без моего участия, – робко предложил я.
– Забудь об этом, – снова махнул рукой Майк. – Кого ты хочешь обмануть? Систему? Она уже записала все твои передвижения. Первый раз ты засветился, когда выходил из дома, потом была зафиксирована твоя посадка в машину, дальше посредствам размещенных прямо в покрытии дороги датчиков был записан весь твой путь до «Плаза», после этого выход из машины, отметка о входе в ресторан. Нынешние приборы по состоянию тела способны определить время смерти с точностью до одной минуты. У тебя нет шансов кого-то обмануть. Никто с тобой разбираться не будет. Ты был в доме, когда твоя жена умерла, ушел с места преступления. Всё, ты уже виновен.
– Это ужасно! Я же ничего не сделал…, – вырвалось у меня.
– Скажу тебе больше, по секрету, – продолжил Майк, почти шепотом, проигнорировав мой возглас. – Во всех домах Аптауна давно уже установлены замеры уровня шума. Разговоры в квартирах не прослушиваются, но уровень громкости контролируется. Примерные граждане должны вести себя тихо. Те, кто это знают, давно уже предпочитают не повышать друг на друга голос. У вас же сегодня явно был скандал, потом эта неожиданная смерть жены…
Я был поражен. Получалось, что Система знала всё.
– Данные, снятые с замеров уровня шума не афишируются, но я тебе скажу точно, что они учитываются Системой при анализе поступков человека, приплюсовываясь к прочей информации, снятой с камер, датчиков и микрофонов.
Словам Майка можно было верить. Он уже много лет работал на Систему слежения. Этой развитой сетью камер, датчиков, сканеров был пронизан любой современный город. Все жители, начиная от низшего Даунтауна и заканчивая Аптауном, были под контролем. Разница была только в том, что жителям Аптауна, в отличие от прочих, нельзя было ошибаться.
Любая оплошность здесь грозила потерей своего места и падением вниз. Те же, кто способен был оставаться непогрешимым, получали поистине «райские» условия жизни. Чистый воздух, открытое небо над головой, обилие еды, натуральная вода, просторные жилища, исключительно интеллектуальный труд и никаких опасностей, кроме одной – потерять всё это благополучие, вот то, что было доступно жителям верхних этажей. Я не хотел опускаться вниз. Меня ждала Европа. Ставшая одним большим мегаполисом, эта некогда бывшая отдельным континентом территория, представлялась теперь самым привлекательным для молодого ученого местом. Большие деньги, масса возможностей, собранные вместе мировые светила, полезные знакомства, новейшие лаборатории, заманчивые перспективы – вот чем была Европа, для тех, кто хотел полной, насыщенной событиями жизни. Это был город мечты. Став в двадцать пять лет академиком, защитив четыре диссертации, написав пятьдесят восемь научных работ, я, в свои двадцать девять, не хотел останавливаться на достигнутом. Громадный Индианаполис был для меня пройденным этапом, меня ждала новая ступень. А тут Эльза…
– Возвращаться домой тебе нельзя, – продолжал размышлять Майк. – Тебе надо исчезнуть.
– Как исчезнуть? – опешил я. – Может уехать куда-нибудь, сделать вид, что у меня неотложные дела?
– Нет, поздно. Сколько ты весишь? – неожиданно спросил Майк.
Я удивленно посмотрел на него.
– Какова масса твоего тела? – снова повторил свой вопрос Майк.
– Не знаю… Восемьдесят-девяносто…, – растерянно проговорил я. – Я давно не взвешивался.
– Зато твой автомобиль знает массу твоего тела с точностью до грамма, – сказал Майк. – А ещё он знает, что сегодня вечером перед своей поездкой, ты сел в него один и без вещей. Он высчитал это. Благочестивые жители Аптауна не уезжают неожиданно куда-то без багажа и, не будучи провожаемыми своими дражайшими вторыми половинами. А твою жену, выходящую вместе с тобой из дома, камеры на улице не зафиксировали.
Я задумчиво поковырялся в тарелке и посмотрел в окно. Взмывающие ввысь конструкции изящных зданий, ослепительные улицы, парящие в воздухе ленты дорог, огни фонарей… Передо мной лежал прекрасный, восхищающий своей необъятностью мир, но для меня в нём больше не было места. С тоской я смотрел на то, что ещё час назад было для меня обыденным, казалось навсегда своим. Теперь же я был выкинут, выброшен, вытолкнут за пределы привычного для меня пространства.
Мне некуда было идти. Все двери, ещё недавно широко распахнутые для меня, разом закрылись. Я задыхался от охватившего меня состояния безысходности. Система слежения, та самая Система, внедрение которой позволило навести порядок в городах, предоставило безопасность, подарило покой, теперь была против меня. Она знала всё, каждый мой шаг, каждый жест, каждый вздох и больше не оставляла мне надежды на спасение. Я стал преступником. Город, мой родной верхний уровень – Аптаун, отказывался от меня, оставляя мне только один путь – вниз. Скатиться, свалиться, упасть туда, куда не проникает солнце, туда, где нет и капли свежего воздуха, туда, где живут неведомые мне люди, где грязь, хаос, страдания и боль – вот, что стало моей судьбой…