Мнение общества нас не слишком волновало, мы думали только о несчастье, свалившемся на наши головы. Что теперь будет с Дондокой? Вернуться к родителям в жалкую лачугу, к вечно пьяному отцу? Зачем?
   Чтобы целыми днями стирать и гладить с матерью белье? Невозможно! Она уже привыкла ничего не делать, кокетничать, одеваться в шелка, душиться и красить ногти. Я не могу содержать ее и давать ей столько, сколько она получала от судьи. Моих скудных заработков хватает только на самое необходимое, я вынужден жить в этом предместье с родителями. Если же я получу премию архива - тот факт, что во главе его стоит знаменитый Луис Энрике, мнение которого о моей предыдущей работе как о "кладезе полезных сведений", понятно, окрыляет меня, - то смогу сделать Дондоке подарок отрез, пару туфель, серьги или кольцо.
   Но это возможно лишь в том случае, если какой-нибудь тип с ученым званием не утащит у меня из-под носа лавры и чек. Как бы то ни было, этих двадцати тысяч крузейро хватит ненадолго.
   Дондока всю ночь проплакала в моих объятиях и наконец уснула у меня на груди.
   На другой день положение еще больше усложнилось. Педро Торресмо отправился по своей привычке к судье, чтобы выклянчить у него денег на каш асу, и был выставлен из кабинета, где судья размышлял в тиши и писал свои научные исследования. Обычно почтенный судья принимал отца Дондоки именно в кабинете, так как дона Эрнестина не беспокоила супруга в часы его занятий. Ничего не подозревавший Педро Торресмо явился приветствовать сеньора судью и справиться о здоровье его многоуважаемой супруги. Сеньор Сикейра, нахмурясь, объявил, что отныне Педро Торресмо запрещается бывать в этом доме, так как его дочь - презренная тварь самого худшего сорта, злоупотребившая оказанным ей доверием. Что касается денег, то пусть Педро просит их у меня, потому что, если уж кто обязан оплачивать ему кашасу и содержать дочь, так это именно я.
   - Но ведь он беден, как церковная крыса..--возразил Педро Торресмо, довольно точно определив мое финансовое положение.
   Но на судью этот аргумент не произвел ни малейшего впечатления, он захлопнул дверь перед носом оскорбленного отца. От судьи Педро отправился прямехонько к Дондоке и в порыве негодования, отстаивая фамильную честь и право на кашасу, задал бедной девочке такую отчаянную трепку, что обломал об ее бока ручку новой щетки. Дурная примета, а дела ведь и без того плохи.
   Я пришел к Дондоке после обеда, предварительно удостоверившись издали, что судья сидит в своем кабинете и лечит сердечные раны изучением статей о наказаниях за разврат. Дондока лежала в слезах, ее спина и руки были покрыты синяками. Растроганный страданиями милой, я покрывал ее поцелуями и старался утешить бедняжку, как только мог. Но проблема оставалась нерешенной. Как оплатить счета? Приближается конец месяца, надо вносить за аренду дома, скоро ярмарка, а судья отказался давать ей деньги.
   Однако в конце концов дело, кажется, уладилось.
   По прошествии нескольких дней обеспокоенная мать Дондоки добилась аудиенции у судьи. Она поведала ему о раскаянии дочери, несчастной жертвы, которую этот тип, корчащий из себя поэта, соблазнил. Он посылал ей стихи, без конца надоедал - кстати, ведь судья сам его привел.
   - Вы же сами ввели его в дом...
   В действительности дело было не так, но об этом судья не знал. Бедная Дондока оставалась по ночам одна, говорила мать, она ни в чем не виновата. Она только и думала о любимом сеньоре Алберто, о своем неблагодарном "малыше". Если бы сеньор видел, как она страдает, бедняжка, плачет целые дни, проклинает свою судьбу, ничего не ест, худеет, чахнет... и все из-за того, что перестала видеться с сеньором... Ему следовало бы побывать у нее, хотя бы просто из жалости, ничего другого она не имеет в виду, ведь несчастная может совершить какое-нибудь безумство. Она, мать, теперь даже ночует у Дондоки, потому что опасается самого худшего: вдруг девочка обольет свое платье керосином, подожжет и погибнет в языках пламени.
   Великий юрист был растроган и вместе с тем обеспокоен. Что, если эта идиотка действительно выкинет такую глупость - попытается покончить с собой? Тогда скандала не избежать, начнутся сплетни, вмешается полиция, и вся история дойдет до ушей доны Эрнестины, а он боялся даже думать о том, как станет реагировать Цеппелин...
   - Разве только из милосердия, - сказал он и вернулся в переулок Трех Бабочек.
   Мир был заключен, однако я был принесен в жертву. Мне разрешили повидаться с Дондокой в последний раз, но не наедине: в кухне на страже чести дочери и частной собственности судьи стоял Педро Торресмо с обломком щетки в руках. Дондока рассказала мне:
   "малыш" простил ее на этот раз, но при условии, что она никогда больше даже не вспомнит обо мне, никогда! Что она могла поделать, бедняжка? Хуже всего было принятое судьей решение, чтобы мать и отец переехали к ней; они будут жить в одной из задних комнат и, как собаки, стеречь девушку, дабы обеспечить на будущее ее чистоту и верность судье. Слезы катились по щекам Дондоки.
   - Пройдет несколько дней, и мы найдем выход из положения, моя радость.
   Легко сказать - "найдем выход"! Педро Торресмо при встрече на улице пронзает меня злобным взглядом. Мать объявила всем соседям, что исколотит меля щеткой, если я только осмелюсь появиться в переулке Трех Бабочек. Как же нам встретиться с Дондокой?
   И я провожу долгие ночи в одиночестве... Никогда никого я так не любил и не желал, как эту золотистую мулатку с жадным ртом. Кроме того, у меня никогда не было столько свободного времени, я располагаю теперь и теми часами, которые прежде посвящались беседам с судьей. Ибо почтеннейший юрист теперь едва удостаивает меня кивка, меня, его горячего поклонника! Между тем работа моя подвигается медленно, с трудом, фразы получаются неуклюжие, события путаются в голове, я не могу сосредоточиться на капитане и его перезрелой возлюбленной, старой деве Клотилде.
   Можно ли заниматься расследованиями относительно капитана и его похождений, если в данный, момент мне больше всего хочется узнать, раскрыть, докопаться, каким образом почтенному судье стало известно о моих посещениях переулка Трех Бабочек?
   Не думаю, чтобы здесь было анонимное письмо. Скорее всего это работа кого-нибудь из наших сплетников,, Телемако Дореа или Отониэла Мендонсы они завидуют моим успехам в литературе и моему месту в сердце Дондоки. Люди типа Шико Пашеко не перевелись еще в Перипери. Эх, если бы только узнать правду!
   Я не стал бы, как капитан, вызывать каналью на дуэль.
   Я просто набил бы ему морду!
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   Научная теория о бакеанах.
   - Вон идет капитан, тащит свою бакеану [Бакеана - непереводимое слово, придуманное автором для обозначения женщин старше сорока лет.]... - сказал адвокат из Параны, Фирмино Мораис.
   Адвокат слыл литератором и пользовался немалым авторитетом в обществе. Он возвращался из поездки в Рио, где отстаивал в федеральном верховном суде кассационную жалобу фирмы по экспорту каучука. Эта прогулка принесла ему более ста конто.
   В салоне собралось много народа. Центр группы составляли сенатор, преподобный Климако и обаятельная седая дама с завитыми волосами, судя по всему, отличавшаяся в прошлом необыкновенной красотой и сумевшая в старости сохранить благородную, полную достоинства внешность. К ней то и дело подбегали внуки; дама нежно ласкала и целовала их. Тут же сидели на мягких стульях новобрачные, два студента из Форталезы и метиска (она устроилась рядом с милой старушкой, которая время от времени улыбалась девушке, восхищаясь ее суровой красотой), а также другие дамы и господа, довольные возможностью поговорить с такими выдающимися личностями, как сенатор, известный адвокат, священник и эта пожилая сеньора, сыновья и зятья которой занимали высокие должности и были известны всей стране. Все они смотрели, как капитан прогуливался с Клотилде по палубе.
   - Женщину бальзаковского возраста, хотите вы сказать... - поправил студент со свойственным молодости апломбом.
   - Бальзаковскую женщину... - прибавил сенатор, обладавший кое-какими познаниями в области литературы (разумеется, классической).
   - Нет. Я хочу сказать именно бакеану. Бальзаковская женщина - это одно, а бакеана - совершенно другое. Клотилде Мария да Ассунсан Фогейра именно бакеана.
   - Какое длинное у нее имя, она, наверно, благородного происхождения... - сказала новобрачная.
   - Отец ее был торговым агентом, а потом разбогател. Брат расширил фирму, и сейчас его дела в очень хорошем состоянии.
   Седая дама подняла руку - великолепное кольцо подчеркивало изящество пальцев - и с улыбкой обратилась к адвокату:
   - Объясните мне, сеньор Мораис, в чем разница между женщиной бальзаковского возраста и бакеаной, как вы выражаетесь?
   - А вы, дона Домингас, разве не знаете теорию о бакеанах? Это знаменитая теория, она основана на исследованиях психологов и психиатров, есть масса книг на эту тему. По-моему, даже у Фрейда есть кое-что об этом... - Адвокат улыбался, довольный возможностью блеснуть своими познаниями.
   - Бакеана? - прервал преподобный Климако, закрывая молитвенник. - Вы говорите о музыке Баха?
   В далеком приходе в глубине штата Амазонас патефон и пластинки были единственным утешением отца Климако, а музыка - единственной его земной страстью.
   Судно плыло по спокойным зеленым водам вдоль белой линии песчаного побережья. Отважные жангады [Жангада - парусный рыбацкий флот] выходили в открытое море, пассажиры смотрели, как исчезали вдали их крошечные паруса. Капитан указал пальцем на одну из жангад и передал Клотилде подзорную трубу.
   - Нет, святой отец. Бакеаны, о которых я говорю, не имеют ничего общего с Бахом. Есть большая разница, дона Домингас, между бакеаной и женщиной бальзаковского возраста. Маленькие детали определяют большие различия.
   Адвокат был известен в Белеме как любитель парадоксов. Не так давно он опубликовал небольшой томик "Мысли и изречения", получивший весьма высркую оценку в местной печати за "оригинальность концепций и чистоту стиля, напоминающего Эркулано, Гаррета и Камило" [Алешандре Эркулано де Карвальо дэ Араужо (1810 - 1877), Жоан Батиста да Силва Лейтан де Алмейда Г а р р еV (1799 - 1854), Камило Кастело Бранко (1825 - 1890) - португальские писатели], по мнению критика. Адвокатское кольцо с рубином, обрамленным брильянтами, бросало отблески на черный переплет молитвенника.
   - Ну, так расскажите нам об этой теории, сеньор.
   Не заставляйте себя упрашивать, - потребовала дона Домингас, поудобнее устраиваясь на стуле и готовясь насладиться остроумием адвоката, с которым познакомилась в предыдущем путешествии.
   - Теория в. высшей степени научная; как я уже говорил, она относится к женщинам, достигшим определенного возраста.
   - Моего возраста...
   - Ваша красота не имеет возраста, сеньора. Многие девушки желали бы обладать вашей грацией, хотя вы уже бабушка... Итак, женщина бальзаковского возраста - это женщина тридцати лет. В наше время прогресса вообще и искусства грима в частности женщина тридцати лет совсем еще молода. Вспомните, например, супругу сеньора Элио, врача из Натала. Ей тридцать пять лет, сказал мне муж. Между тем она выглядит совсем юной девушкой.
   - Красивая женщина, - поддержал сеньор.- И какая изящная...
   - А пропадает ни за грош, муж у нее старый хрыч, - заметил один из студентов.
   Священник прервал его:
   - Подумайте о христианском милосердии, сын мой...
   - И вспомните заповедь "Не пожелай жены ближнего своего", - прибавил адвокат. .
   - Глубоко порядочная женщина! - Сенатор укоризненно посмотрел на смутившегося студента. - Муж ее очень болен. Врачи в Рио потеряли надежду. И он еам, будучи медиком, не питает надежд на выздоровление.
   - Оставим в покое бедную сеньору, столь достойную сожаления. Изложите лучше вашу теорию, сеньор Мораис, я сгораю от любопытства, - вмешалась дона Домингас.
   - Ну так вот, в наше время женщина бальзаковского возраста - это сеньора лет сорока, не так ли, дона Домингас? Когда она преисполнена... он, казалось, подыскивал точное слово, помогая себе движением руки, преисполнена требовательности,
   - Это приятно... - сказал студент явно некстати. - В сорок лет? - У сенатора был такой важный и серьезный вид, будто он голосовал против всех правительственных законопроектов сразу.
   - Так вот, когда наступает бальзаковский возраст, у женщин есть два пути, два способа, две манеры выйти из этого своего положения. Первый путь - сделаться бабушкой - у вас это восхитительно получается, дона Домингас. Благодаря вашей красоте, достоинству, которое придает вам седина...
   - Грустный комплимент...
   - Другие, таких, кстати, подавляющее большинство, переходят из бальзаковского возраста в положение бакеаны. Теперь мы вплотную подошли к классическому определению, данному одним венским ученым. Бакеана, дона Домингас, это женщина бальзаковского возраста, которая уже вышла в тираж. Иными словами, у женщины за сорок, которая приближается к пятидесяти годам, форма уже не соответствует содержанию.
   - То есть как это? - заинтересовалась метиска, сидевшая все время не шевелясь и молча слушавшая адвоката, не сводя с него глаз.
   С палубы донеслись голоса пассажиров, игравших в гольф. Новобрачная, чтобы лучше слышать адвоката, положила голову на плечо мужа.
   - Когда мы смотрим на женщину, то не видим ее души, мы любуемся ее ножками... Однако я продолжаю теорию о бакеанах. Бразильские девушки с того самого момента, как им исполняется двадцать девять лет и они теряют надежду выйти замуж, сразу попадают в ряды бакеан. Вот тогда, падре, они начинают ходить в церковь, убирать алтари, ежедневно исповедоваться.
   Вы, это знаете лучше меня. Девица становится злой, сварливой, начинает сплетничать. Это особый вид: - так называемые великие бакеапы. Есть еще один видчувствительные бакеаны. Это замужние женщины и вдовы. Чувствительные бакеаны в большинстве случаев относятся терпимо к чужим грехам, шалостям и ошибкам. Они покровительствуют влюбленным, устраивают помолвки и свадьбы. Только нельзя им слишком доверять, ибо, если представится случай... Великие бакеаны, напротив, ненавидят красивых женщин, влюбленных, новобрачных, таких вот, как вы, дона Мария Амелия. Беременная женщина, на их взгляд просто безнравственна.
   - Какой ужас... - Новобрачная с улыбкой прижалась к мужу и взяла его за руку.
   - Клотилде - великая бакеана. Но есть еще одна черта, характерная в особенности для старых девони не теряют надежды. И иногда, правда крайне редко, случается, что великая бакеана выходит замуж и становится чувствительной. Именно это и пытается сделать Клотилде, прозванная своими ученицами "Обморочной штучкой".
   - Капитан холост, мне говорили, - заметил священник. - Если две одинокие души встретятся и подадут друг другу руки на закате жизни...
   - Вы поэт, падре. Вам никогда не приходилось писать стихи?
   - Жалкие вирши во славу пресвятой девы и ее сына.
   - Вот видите, я угадал. Итак, Клотилде Мария да Ассунсан Фогейра великая бакеана с разбитым сердцем - весьма типичный случай. Речь идет о разновидности, дона Домингас. Одна из самых интересных разновидностей. Бакеана, которая собиралась выйти замуж, была невестой.
   - Какая ересь, боже мой! - Священник воздел руки к небу.
   Метиска весело рассмеялась, дона Домингас улыбнулась, сенатор сделал парламентский жест, который мог означать и одобрение и неодобрение.
   - И вот в один прекрасный день жених скрывается, помолвке конец. Так случилось с Клотилде. Об этом происшествии много говорили в Белеме. Мне было тогда лет двадцать. Она, должно быть, года на два старше меня. Мне же исполнилось сорок три.
   - Никак не скажешь!.. - воскликнула метиска.
   - А что у них произошло?
   - Расскажите нам, сеньор, эту историю.
   - Семья Фогейра состояла из отца и трех детей - юноши и двух девушек. Клотилде самая старшая. Сын теперь богат, он начал работать с отцом, а после егокончины значительно расширил дело. Младшая сестра вышла замуж за инженера и живет в Рио. Клотилде, одаренная и хорошо воспитанная, пользовалась успехом у молодых людей. Она училась играть на рояле у одной польки, жены англичанина - экспортера каучука. У Клотилде были способности, и родители восхищались, когда дочка извлекала из рояля разные звуки. В то время она могла бы выйти замуж и даже составить хорошую партию, если бы захотела, так как была недурна и преисполнена всяческих дарований.
   - Почему же она не вышла?
   - Слишком долго выбирала. Излишняя требовательность - вот ее недостаток. Она хотела заполучить волшебного принца. Когда же спохватилась, то младшая сестра была уже замужем и ожидала ребенка.
   В это время в Белем приехал из Сан-Пауло один молодой врач, весьма заботившийся о своей наружности.
   Он оборудовал кабинет для приема больных и стал поджидать пациентов, а тем временем волочился за Клотилде. Этот врач покорил Клотилде с помощью музыки, он знал в ней толк. Впрочем, она стала менее разборчива...
   - А теперь и вовсе... Капитан - старичок...
   - Ну, он не так уж плох. Мужчина представительный...
   - Клотилде тогда было двадцать один - двадцать два года, но в те времена женщины выходили замуж в пятнадцать-шестнадцать лет, и ее уже считали старой девой. Через месяц или два они были помолвлены. Коль любовь была легка, значит, свадьба далека.
   В музыке врач, может быть, действительно разбирался, но в медицине был круглый нуль. Пациенты платили мало, ему не хватало на жизнь. Жених завтракал и обедал в доме невесты, жил в пансионе. Это продолжалось около пяти лет.
   - Затянувшаяся помолвка никогда не приводит ни к чему хорошему...
   - Наконец, в один прекрасный день приятель врача, какой-то политический деятель из Мараньяна, устроил его в Рио врачом префектуры или чем-то в этом роде.
   - В один прекрасный день он уехал и больше не вернулся...
   - Спокойно, сенатор. Дайте мне досказать. Был назначен день бракосочетания, врач собирался ехать:
   на новую службу уже с женой. Готовилась пышнаясвадьба, ведь семья пользовалась известностью. Через несколько дней после свадьбы новобрачные должны были ехать в Рио. Теперь прошу обратить внимание на одну весьма важную деталь: в самый день свадьбы из Белема на юг отправлялся один из пароходов "Ита".
   Пассажиры снова посмотрели в окно. Васко и Клотилде медленно прогуливались по палубе - капитан со своей неизменной трубкой, она с собачкой; наверно, он рассказывал какую-то волнующую историю, так как Клотилде слушала очень внимательно. Все молчали пока они не скрылись из виду.
   - Свадьбу, как гражданскую, так и церковную, предполагалось устроить в доме невесты - в те времена у людей с положением было модно венчаться дома. Богатое угощение и вина заготовили в изобилии.
   Врач позавтракал с семьей Клотилде, потом пошел переодеться и отправить чемоданы в гостиницу, где молодые предполагали провести первую брачную ночь.
   Гражданскую свадьбу назначили на пять часов, затем должна была последовать церемония венчания.
   К четырем часам дом заполнился приглашенными.
   В половине пятого пришел священник, старый друг семьи. Через десять минут появились судья и писары - А жених?
   - Наберитесь терпения. Жених опаздывал. В десять минут пятого невеста в элегантном подвенечном; платье вышла в гостиную. Жениха все не было. Приглашенные окружили Клотилде, расхваливая ее фату и платье. Жених опаздывал уже больше чем на полча-, са, это было недопустимо. Послали в пансион, где он жил, хозяйка сообщила, что доктор взял чемодан, и отправился на свадьбу. Посланный вернулся без десяти шесть. В шесть судья пригрозил уйти, гости были встревожены, растеряны и строили всякие предположения. В десять минут седьмого...
   - Я начинаю волноваться...
   - ...брат невесты отправился в полицию, а потом обошел все больницы. Он вернулся около семи, не узнав ничего. Рассерженный судья ушел еще до его возвращения, в половине седьмого. Когда судья удалился, уведя с собою писаря, с Клотилде сделался первый обморок, предвестник того, что она станет великой бакеаной. После семи гости начали расходиться.
   Все были заинтригованы и разочарованы, угощение и вина так и не подавались. В половине девятого ушел и падре, безуспешно пытавшийся утешить невесту и всю семью. В восемь часов брат невесты снова вышел из дому и в девять вернулся с невероятным известием:
   негодяй отплыл в Рио на "Ите", он купил билет уже на борту судна, куда ступил ровно в пять часов, когда начали поднимать трап.
   - Подумать только!..
   - Вот так Клотилде Мария да Ассунсан Фогейра стала "Обморочной штучкой" с разбитым сердцем и перешла прямо в разряд великих бакеан...
   - И с тех пор у нее никогда не было жениха?
   - Никогда, сеньорита Моэма. Во-первых, потому что ее гордость была жестоко уязвлена, она долгое время никуда не выходила и, запершись, играла на рояле. А когда спохватилась, то уже трудно было найти человека, которому бы она понравилась... Она живет с братом, иногда гостит у сестры в Рио, дает уроки музыки, ухаживает за своей собачкой - у великих бакеан всегда бывает собака или кошка, - страдает обмороками, но, как вы можете убедиться, еще не теряет надежды. Типичная бакеана!
   - Грустная история... - сказала дона Домингас, - Мне ее жалко.
   - Этот врач не из тех, кто отличается, как говорится, нравственной чистотой, - заметил священник.
   - Если бы такое случилось в Натале, ему бы это так не прошло. По крайней мере надавали бы по щекам.
   - Ну, а все-таки что же произошло с женихом? - улыбаясь, спросила любопытная метиска.
   - Он женился в Рио на дочери одного богатого и влиятельного человека. По-прежнему служит в префектуре и благодаря деньгам тестя и красоте жены втерся в высшее общество. Его часто видят в Жокей
   клубе, у него скаковые лошади... Жена его стала чувствительной бакеаной. Чрезвычайно чувствительной, поскольку у нее самой весьма бурное прошлое. Как мне рассказывали, среди кобылок мужа она самая знаменитая...
   - О! - воскликнул священник, а дона Домингас рассмеялась от души.
   - "Кобылице моей в колеснице фараоновой я уподобил тебя, возлюбленная моя..." - продекламировал адвокат. - Это из библии, падре...
   Преподобный Климако снова открыл молитвенник:
   - А я вам скажу, сеньор, что пути господни неисповедимы. Может быть, бог нарочно хранил ее для капитана.
   - Только он вручает ее немного поздно, падре. Уж очень перезрелый плод... - Адвокат замолк на мгновение и покачал головой: - Впрочем, нет, ничего подобного. Перезрелый плод - образ, применимый к чувствительной бакеане. Великая бакеана - плод, увядший еще до созревания.
   - Увядший плод, как грустно... - сказала метиска.
   Все стали расходиться, приближалось время обеда. Снова показались капитан и Клотилде, они шли, смеясь и не обращая внимания на взгляды любопытных. Над морем загоралась вечерняя заря. Сенатор и адвокат остались сидеть, провожая взглядом красивую метиску. Вот эта, размышлял адвокат, действительно опасна, просто соблазн для мужчины. Из-за нее можно пойти на любое безумство, бросить семью, жену и детей, пожертвовать карьерой, забыть о долге!
   о респектабельности... Сенатор же ничего не думал!
   но глаза его потемнели от страсти...
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   Где рассказывается о мелких происшествиях, по виду не имеющих большого значения, но оказавших влияние на драматические заключительные события
   Комиссар почесал в затылке, он был слегка раздражен.
   - Не знаю, найдется ли в Натале настройщик роялей. Неизвестно, есть ли там вообще хоть один рояль...
   Жеир Матос рассмеялся:
   - Вы наносите оскорбление населению штата, столь пренебрежительно отзываясь о его столице, славящейся своей культурой. Если бы сенатор услышал...
   - Вы видели что-либо подобное, Жеир? Настраивать рояль! Наш врач-пианист не предъявлял такого требования. Он плавает с нами уже три года, каждый день играет на этом несчастном рояле и всегда считал его отличным. И вдруг появляется этот капитан из бакалейной лавки и требует настройщика. Разозлился, почему я не принял меры в Ресифе... Прочел мне нотацию.
   - А почему вы не позвали настройщика в Ресифе?
   Приказ есть приказ... Теперь ищите в Натале.
   - Приказ этого опереточного капитана, который взял на буксир старушку и флиртует с ней всем на смех? Ведь пианист говорит, что не надо...
   - Послушайте, старина: капитан может быть всем, чем угодно, но все-таки он наш капитан, он был единственным, кого удалось найти в Баие, и теперь он командует нашим судном. С другой стороны, можно твердо сказать одно: старушка, которая, кстати, преподавательница музыки и знает свое дело, я, вон тот падре, что расхаживает по палубе, любой кочегар или матрос из команды - все мы смыслим в музыке больше, чем ваш пианист. Я думаю, этот тип, до того как явился на судно, ни разу в жизни ни на чем не играл, даже на патефоне. Когда он начинает бренчать, это настоящий кошмар, старина. Вдобавок он такой же врач, как и пианист!.. Вы посмотрите, ведь если бы не фельдшер, он бы не сумел прописать даже клизму.
   - Да, вы правы. С этим капитаном кончился беспорядок на нашем идиотском судне. Таким образом, даже Ллойд...
   - Что наш капитан обладает дьявольским достоинством, этого вы не можете отрицать... Орден на груди, не выпускает из рук подзорной трубы... У вас, старина, плохое настроение. Поступайте, как я, - развлекайтесь. Я, например, веселюсь вовсю и намерен позабавиться еще больше... - Он рассмеялся, как бы предвкушая удовольствие.