Амнуэль Песах. Странные приключения Ионы Шекета. Часть 2

   — Три часа! — поразился я. — Нет, господин Пук Дан Шай, придется вашему пациенту изобретать что-нибудь другое. Делиться счастьем нельзя, это я вам как эксперт говорю!
   — Почему? Ведь счастье — это, что должно быть у каждого!
   — Вот именно! И каждый понимает счастье по-своему. Для вас счастье — вылечить пациента, а для меня — оказаться в самой гуще звездных приключений. И если я дам вам частицу своего счастья, станете ли вы счастливее?
   — Понимаю, — удрученно пробормотал Пук Дан Шай. — Что же мне сказать Сто Тридцать Второму Плюс? Он был уже на пути к выздоровлению, но если узнает, что вы ему отказали…
   — То останется психом, верно? И следовательно, сможет сделать еще одно безумное и сумасшедшее изобретение! Разве это не замечательно?
   — Может быть, — с сомнением произнес врач. — Но вы не откажетесь ознакомиться с очередным творением, когда оно будет сделано?
   — Это моя работа, — гордо произнес я и покинул психолечебницу под рев какого-то пациента, пытавшегося разнести гору, в недрах которой находилась его палата. А может, это всего лишь пробуждался вулкан?
   В своем любимом кабинете на Церере я почувствовал себя наконец полностью лишенным чужого счастья бежать по ленте Мебиуса, не имевшей ни конца, ни начала. Я приказал двери не впускать посетителей и прикорнул на диване, чтобы немного восстановить силы.

С ПОЗИЦИИ СИЛЫ

   Я лежал на диване без сил и думал о том, как помочь пациенту Альтрогенибской психлечебницы, придумавшему способ делиться со всеми своим счастьем. Он ведь хотел как лучше! Но разве может знать сумасшедший, что счастье одного обычно строится на несчастье другого — даже в рамках человеческого сообщества? Что ж говорить о существах из разных миров, не всегда способных даже понять друг друга? Неудивительно, что счастье, испытанное пациентом Сто Тридцать Вторым Плюс, ввергло меня в пучину глубочайшей депрессии. «Ах, — думал я, — где взять силы жить в этом жестоком мире, когда приходится отказывать таким замечательным безумцам, как Бурбакис и Сто Тридцать Второй Плюс?»
   Мне казалось, что я никогда уже не вернусь в нормальное, то есть иронично-скептическое, свойственное мне-прежнему, состояние духа. Самое ужасное заключалось в том, что депрессия охватила оба сознания, уживавшихся в моем мозгу, и теперь Шекет-первый мрачно обсуждал с Шекетом-вторым планы ухода в иной мир.
   «Да там такая же муть, — сообщал Шекет-первый. — Я занимался в свое время оккультными науками, и мне хорошо известно, что на том свете ничуть не лучше, чем на этом».
   «Зато покойники не страдают депрессией, — отвечал на это Шекет-второй, — и если делают гадости своим ближним, то не испытывают после этого мук совести».
   Неизвестно, к чему пришла бы в конце концов эта дискуссия, но ее неожиданно прервал вопль, раздавшийся из телеприемника галактической связи. Судя по высоте тона, меня вызывали если не с Денеба, то как минимум — из туманности Конская Голова.
   Я включил приемник, чтобы сказать абоненту, что я о нем думаю, и увидел сияющую физиономию Пук Дан Шая, главного врача Альтрогенибской психиатрической клиники.
   — Шекет! — восликнул он, не обращая ни малейшего внимания на мое депрессивное состояние, выражавшееся в том, что я отошел в дальний угол комнаты и прикрыл руками глаза, чтобы не видеть чужой радости. — Шекет, ваша система обучения продолжает приносить плоды. Только что пациент Аобуаиуба изобрел усилитель силы!
   — Усилитель силы, — повторил я с отвращением, — это тавтология. То же самое, что увлажнитель влажности и высушиватель засухи. В патенте отказано.
   — Шекет, что с вами? — с беспокойстом осведомился Пук Дан Шай.
   — Это от счастья, — мрачно сказал я. — От того самого проклятого счастья, которым поделился со мной Сто Тридцать Второй, не помню уж, где у него Плюс, а где Минус.
   — А, — с облегчением вздохнул Пук Дан Шай. — Прилетайте, сеанс терапии мигом лишит вас чужого счастья. А заодно познакомитесь с Аобуаиуба. Жду!
   Ради собственного счастья я действительно не сдвинулся бы с места, но не мог же я заставлять ждать Пук Дан Шая, не сделавшего мне не только ничего плохого, но даже и ничего хорошего!
   — Ничего, Шекет, — встретил меня главный псих Галактики, — все будет хорошо, как только вы ознакомитесь с изобретением Аобуаиуба.
   — Мне и имени этого не выговорить, — буркнул я. — Существо с таким именем не способно придумать ничего путного.
   Не говоря ни слова, Пук Дан Шай подхватил меня под локоть и повел к палате, висевшей в воздухе наподобие гроба Магомета. Аобуаиуба оказался разумным существом с планеты Биииа в системе звезды Омикрон Пегаса. Я мрачно выслушал сообщение врача о том, что на Биииа нет ничего, кроме воздуха — даже недра планеты настолько разрежены, что там можно летать на воздушных шарах. Поэтому жители Биииа живут в воздушных замках, строят воздушные планы и рожают детей, воздушных, как пирожные.
   Аобуаиуба выглядел едва видимым облачком, повисшим под потолком палаты.
   — Сила! — воскликнуло облако оглушительным шепотом — будто порыв ветра пронесся по палате. — Сила! Вот чего бесконечно много во Вселенной и чего всегда нехватает простому разумному существу вроде нас с вами. Разве вы, господин эксперт, отказались бы обладать силой, способной перемещать галактики?
   — Зачем мне перемещать галактики? — осведомился я. — Это происходит и без моей помощи.
   — Ну так вы можете остановить их расширение!
   — Зачем? — повторил я. — Пусть движутся, мне это не мешает быть несчастным.
   Облачко под потолком едва заметно сгустилось, и Пук Дан Шак сказал мне:
   — Послушайте, Шекет, не нужно его нервировать, это все-таки больное существо, мало ли что ему придет на ум…
   Я вздохнул, а Аобуаиуба продолжил свои рассуждения.
   — Итак, сил во Вселенной более чем достаточно, но распределены они очень неравномерно. Вот, скажем, Аугааа падает на Иуабуу, и вся сила ее уходит на то, чтобы выразить себя, в то время как Оообииа испытывает страдания из-за того, что не имеет сил слиться с Иаобиа…
   — Пожалуйста! — взмолился я. — Эти имена сведут меня с ума! Я не хочу становиться вашим соседом по палате! Ближе к делу!
   — Хорошо, — облако под потолком сжалось, стало почти черным, и я отошел в сторону — чего доброго пациент прольет на меня дождь своего гнева. — Хорошо, Шекет. Итак, есть сила, которая обычно используется не там, где нужно. Применим прием вынесения, о котором вы так увлекательно рассказывали в своей замечательной лекции.
   — Применим, — согласился я.
   — Пусть, — продолжал Аобуаиуба, — существо, обладающее силой, размахнется, чтобы убить своего врага. Но враг остается жив и здоров, а сила неожиданно оказывает свое действие там, где она действительно необходима — например, при спасении Иуабуу от…
   — Понятно, — перебил я. — Избавьте меня от… э-э… Иуа… неважно. Давайте по существу. У вас есть опытный образец вашего прибора?
   — Да! — радостно воскликнул Аобуаиуба, и меня сбил с ног шквал его эмоций. С трудом поднявшись на ноги, я почувствовал, что руки мои сдавлены невидимыми обручами, и понял, что хочу того или нет, но в эксперименте по передаче силы на расстояние мне все-таки придется принять участие.
   — Выберите объект! — воскликнул Аобуаиуба. — Нечто, способное с силой воздействовать на окружающую среду!
   И я тут же подумал о моем незадачливом племяннике Орене Шекете. Я вам еще о нем не рассказывал — не было повода, но в свое время этот человек попортил мне и своей матери, моей кузине Саре, немало крови. Орен вымахал под два с половиной метра и ударом кулака мог свалить с ног тигра, если бы не был от рождения патологическим трусом. Он боялся даже крылатых тараканов с Ганимеда — самых безобидных созданий в Солнечной системе! Силу свою он всегда использовал тогда, когда это было совершенно не нужно, например, чтобы связать вместе две нитки. Представляете картину? Значит, вы понимаете, как мучилась с Ореном моя кузина Сара.
   — Орен Шекет, — сказал я. — Это мой племянник, и сил у него вполне достаточно. Правда, мне неизвестна система фокусировки вашего прибора, уважаемый Аобуаиуба…
   От волнения я даже сумел правильно произнести имя изобретателя!
   — Неважно, — послышался голос психа. — Я уловил движение вашей мысли и знаю теперь, о ком идет речь. Индуктор выбран, и я начинаю эксперимент. Назовите объект, к которому должна отойти сила Орена!
   — Я бы и сам не прочь… — пробормотал я. Лучше бы мне этот вариант никогда не пришел в голову!
   Не знаю уж, как действовал прибор, сконструированный Аобуаиуба, — он ведь тоже состоял из воздуха, как и сам изобретатель. Но в следующую секунду я неожиданно для самого себя размахнулся и ударил рукой по стене палаты. Заметьте, это была стена из прочного сплава, но лопнула она как бумага, и палата, будто воздушный шар, из которого выпустили воздух, начала падать на поверхность планеты.
   — Спасите! — взвизгнул Пук Дан Шай, который до этого момента молча стоял рядом со мной и наблюдал за состоянием пациента.
   Я сделал единственное, что и должен был сделать в такой ситуации — нащупал на груди медальон, надавил на крышку и тем самым послал сигнал бедствия в Службу галактического спасения. Обычно этого было достаточно — спасатели являлись в течение тысячной доли секунды. Но сейчас, к моему ужасу, ровно ничего не произошло — мы продолжали падать, Пук Дан Шай не переставал визжать, а Аобуаиуба, которому опасность разбить себе шею вовсе не угрожала, спокойно возился со своим прибором.
   Я пришел в полное отчаяние. Сейчас у меня была сила моего племянника Орена, а он, следовательно, получил возможность воспользоваться моей силой. Иными словами, я пробил стену палаты, когда Орен случайно взмахнул рукой, а он вызвал Службу спасения, когда я решил, что пора это сделать. И сейчас бедняга Орен наверняка удивлялся неожиданному появлению в его комнате галактических спасателей.
   Я ничего не мог предпринять, поверхность планеты приближалась слишком быстро. Мимо меня с визгом пролетел Пук Дан Шай, и я даже не смог схватить его за ногу.
   Это был конец, и я подумал о том, что сам ведь недавно хотел покончить счеты с этим неблагоустроенным миром. Но не таким же способом!
   — Аобуаиуба! — неожиданно закричал Пук Дан Шай. — Индуктор — Иуабуу!
   И я сразу почувствовал изменение в ситуации. Будто мощнейший воздушный поток поднял меня на своем гребне и медленно понес над территорией больницы куда-то навстречу заходившему светилу. Чуть ниже меня летел на воздушной подушке переставший визжать Пук Дан Шай, а темное облачко Аобуаиуба следило за нами сверху.
   — Что такое? — крикнул я. — Что происходит?
   — Аобуаиуба отключил вашего брата, — объяснил врач и перевернулся в воздухе, чтобы лучше видеть меня, — и подключил индуктором своего родственника Иуабуу. Кстати, именно этот тип засадил Аобуаиуба в нашу клинику. Они же там все из воздуха, их сила — это сила воздушных потоков, так что теперь, Шекет, постарайтесь не выходить из образа, пока мы не опустимся на землю.
   Я уж постарался! Когда мы с Пук Дан Шаем тихо опустились перед главным корпусом клиники, врач скомандовал:
   — Аобуаиуба! Можешь отключить прибор, все в порядке!
   — Я получу патент? — прошелестел вопрос.
   Пук Дан Шай выразительно посмотрел мне в глаза, и мне ничего не оставалось, как сказать:
   — Да! Честное слово эксперта! Замечательное изобретение!
   А как бы вы поступили на моем месте? Начали бы упрямиться, и тогда Аобуаиуба мог бы передать мне силу, с которой астероид врезается в планету? И что тогда? От больницы, от Пук Дан Шая, да и от меня самого ничего бы не осталось!
   Вот и пришлось мне, вернувшись на Цереру, написать положительное экспертное заключение на изобретенный господином Аобуаиуба прибор. Написав, я изо всех сил (собственных, не заемных! ) ударил кулаком по столу и навсегда зарекся давать сумасшедшим изобретателям какие бы то ни было обещания.

БЕЗ ОЗАРЕНИЯ

   За что я люблю сумасшедших — они не способны скрывать своих намерений. Когда речь идет о благих намерениях, — например, осчастливить человечество, — к словам пациентов клиники доктора Пук Дан Шая можно относиться спокойно. Но если кто-то из безумцев вдруг заводит речь о том, что намерен покорить Вселенную, тут, я думаю, самое время принимать крутые меры, поскольку от желания до идеи не такой большой путь, а от идеи до ее воплощения путь еще меньше.
   Поэтому когда главный врач галактической психбольницы позвонил мне и сообщил о том, что больной по имени Арузаур изобрел аппарат для уничтожения цивилизаций, я отнесся к его словам чрезвычайно серьезно и вылетел на Альтрогениб ближайшим рейсом лучевого лайнера.
   — Хорошо, что вы здесь, Шекет! — такими словами встретил меня Пук Дан Шай. — У нас в запасе всего час, чтобы предотвратить мировую катастрофу!
   — Не нужно паниковать, — сурово сказал я. — Не знаю, что придумал этот ваш… э-э…
   — Арузаур.
   — Вот-вот. Не знаю, что он придумал, но для того, чтобы построить аппарат, ему нужны материалы, оборудование, а вы, надеюсь, не настолько легкомысленны, чтобы обеспечить психически ненормальное существо всем необходимым для…
   — Арузаур утверждает, что никакое оборудование ему не нужно, — прервал меня Пук Дан Шай. — Он мог бы запустить процесс прямо сейчас, но решил подождать до полудня — из эстетических соображений. А полдень, как вы можете убедиться, наступит через пятьдесят четыре минуты!
   — Так что же он изобрел, этот Арузаур?
   — Не имею ни малейшего представления! — воскликнул Пук Дан Шай. — Пациент отказывается выдать мне формулу изобретения! Он желает говорить только с вами, экспертом Института, поскольку намерен получить патент на уничтожение разума во Вселенной сразу после того, как этот разум будет уничтожен.
   — Не вижу логики, — раздраженно сказал я. — Зачем ему патент, если не будет никого, кто бы пожелал оспорить его авторские права?
   — Вы говорите о логике, Шекет? — вскричал врач. — Вы забыли, где находитесь!
   — Ничего я не забыл, — заявил я, погрешив против истины. — И если у нас мало времени, не будем его терять. Где пациент?
   Не говоря ни слова, Пук Дан Шай повел меня в ту сторону, где, как я уже знал, располагался корпус тихопомешанных обитателей планет с нейтронной жизнью. Никогда прежде я не имел дела с представителями нейтронных цивилизаций, они и здоровые представлялись мне чрезвычайно странными. Нейтронники обитали в недрах сверхплотных звезд, я даже слышал, что их находили (правда, мертвыми) в окрестности черных дыр. Размер взрослого нейтронника обычно не больше земной бактерии, а масса, тем не менее, достигает сотни килограммов, так что подержать нейтронника в руке вам не удастся, даже если вы наденете стальную перчатку.
   Помещение, где содержались психически нездоровые нейтронники, было похоже снаружи на батискаф — обычные материалы не могли выдержать давления, создаваемого телом нейтронника, и поддерживать его в подвешенном состоянии приходилось с помощью сверхмощных магнитных полей, к которым, впрочем, он привык на своей далекой родине.
   — В чем, кстати, состоит его психическая болезнь? — спросил я Пук Дан Шая, когда мы вошли в приемный покой. — Чем Арузаур отличается от своих соотечественников?
   — Он возомнил себя ураганом, Шекет, — объяснил врач. — Вы же знаете, как там у них в недрах нейтронных звезд толкучка! Каждый организм закреплен на своем, от рождения до смерти заданном месте. А этот Арузаур начал двигаться, равновесие нарушилось, и цивилизация чуть не погибла, Галактическая служба спасения едва успела отловить несчастного и доставить сюда.
   — Так у него уже есть кое-какой опыт по уничтожению цивилизаций! — воскликнул я, не сдержав удивления.
   Мы с Пук Дан Шаем стояли в это время перед стереоэкраном, показывавшим, что происходит в палате. Сначала мне показалось, что там вообще никого нет. Но потом я обнаружил висевшую в воздухе капсулу размером с горошину. Разумеется, это был не сам Арузаур, а его личная капсула, где он разместился со всем возможным комфортом, включая транслятор речи. Именно с помощью этого транслятора он и произнес фразу, которуя раздалась из динамика над моей головой:
   — Я не уничтожаю цивилизаций, Шекет! — воскликнул Арузаур. — Это недостойно моего таланта. Я намерен уничтожить разумную жизнь во всей Вселенной. И хочу получить патент на изобретенный мной способ.
   — Зачем вам патент… — начал я, но Арузаур перебил меня:
   — Не говорите глупостей! Патент должен зафиксировать мое достижение для цивилизаций, которые возникнут в будущем.
   — Логично, — согласился я, не желая вступать в спор. — Но чем вас не устраивают разумные виды, уже существующие во Вселенной?
   — Мы слишком много знаем! Мы уже исследовали все галактики и добрались до границ Вселенной в пространстве и до Большого Взрыва во времени! Да что говорить, вы, Шекет, сами совершили путешествие в Кокон Вселенной! Еще немного, и во Вселенной просто не останется ничего, достойного познания. Жить станет скучной! Разум превратится в потребителя и начнет жить не для познания, а для собственного удовольствия!
   — Разве это плохо? — осторожно спросил я.
   — Разум должен познавать! — отрезал Арузаур. — А если он почти все уже познал, нужно его уничтожить, чтобы процесс познания начался заново!
   — Вот поистине сумасшедшая идея, — пробормотал я, на что Арузаур ответил холодным молчанием.
   До полудня оставалось десять минут, и я поспешил задать следующий вопрос:
   — Чтобы дать экспертное заключение по вашей проблеме, я должен знать суть изобретения.
   — Безусловно, — согласился Арузаур и после короткого молчания неожиданно заявил: — Теперь вы знаете суть, и я жду вашего решения.
   Я хотел было сказать, что не привык, когда надо мной смеются — даже если смеются сумасшедшие, но тут будто молния сверкнула в моем сознании, и я понял, что действительно знаю все, что хотел рассказать мне безумный Арузаур! Я перевел растерянный взгляд на Пук Дан Шая, врач понял мое смущение и объяснил, беспокойно поглядывая на часы:
   — Каждый нейтронник способен излучать мысли в виде узконаправленного пучка нейтрино. Я ничего не понял из вашей беседы, поскольку Арузаур направил луч точно в центр вашего мозга. Но сам эффект мне хорошо знаком, мы именно так и общаемся с больными нейтронниками. Но скажите, Шекет, это изобретение… Оно действительно опасно?
   — Это катастрофа! — мрачно сказал я и попытался как можно короче изложить Пук Дан Шаю суть изобретения Арузаура, поскольку стрелка на часах неумолимо приближалась к полудню, и для спасения разумной жизни во Вселенной у нас оставалось всего три минуты.
   — Все дело, видите ли, в том, что мы, люди, называем озарением. Можно всю жизнь собирать информацию и изучать проблему, но если не случится озарения, интуитивной догадки, по-настоящему крупная проблема так и останется нерешенной. Вроде бы все есть для решения, кроме самой малости, но… Если вас не осенило, открытие так и не будет сделано!
   — Знаю, — согласился Пук Дан Шай. — Я как-то работал над созданием препарата, помогающего…
   — Арузаур изобрел способ лишить разум счастья озарения! — воскликнул я, невежливо прервав врача, ударившегося в воспоминания. — Точечные удары нейтринным потоком — и все! Вы будете всю жизнь биться над проблемой, и вас никогда не осенит.
   — Всего-то? — с облегчением вздохнул Пук Дан Шай. — Я-то думал… Даже если Арузаур миллион лет будет вредить нам своим нейтринным пучком, сколько разумных он сможет лишить радости творечества? Ну сто, ну тысячу…
   — Вы не понимаете! — воскликнул я. — Арузауру достаточно лишь раз отправить в пространство нейтринный луч определенной мощности и энергии, а дальше процесс пойдет по нарастающей, ведь во Вселенной существует нейтринный фон, который изменится и станет, в свою очередь, влиять на все мыслительные процессы! Если Арузаур ровно в полдень, как обещал, излучит свою мысль в форме нейтринного луча, все цивилизации погибнут, потому что никто и никогда не сможет больше ничего изобрести или открыть!
   — Нет ли тут противоречия, Шекет? — осторожно спросил Пук Дан Шай. — Если не будет изобретений, цивилизации попросту превратятся в общество потребителей — а ведь именно это так возмущает Арузаура! Разум-то от этого не погибнет…
   — Погибнет! — воскликнул я. — Хватит рассуждать! До полудня двадцать секунд! Я, конечно, не варвар, но у нас нет времени собирать трибунал! Немедленно отключайте в палате Арузаура магнитное поле, ответственность я беру на себя!
   — Но пациент умрет! — вскричал Пук Дан Шай. — Я врач, это абсолютно невозможно!
   — Иначе погибнут все! Тут нет выбора — ведь и Арузаур погибнет тоже.
   Пук Дан Шай продолжал пребывать в ступоре, он так и не смог решить возникшую перед ним моральную дилемму, пришлось мне самому отыскать на пульте регулятор магнитного поля и отвести его к нулю. До полудня оставалась одна секунда.
   Что-то щелкнуло в палате, и бедняга Арузаур развалился под действием внутреннего давления на миллиарды не связанных друг с другом нейтронов.
   Я убил разумное существо, пусть даже с психическим дефектом, и не испытывал по этому поводу угрызений совести. Разве когда я работал в Зман-патруле мне не приходилось стрелять на поражение, если моей жизни угрожала опасность? А сейчас опасность угрожала всем разумным существам во Вселенной!
   — Что я скажу его родственникам? — прошептал потрясенный Пук Дан Шай.
   — Правду, — сурово сказал я. — Вы объясните им, что нейтринный фон Вселенной, изменившись, сначала лишит нас радости озарения, а потом способности принимать решения. Сначала — важные, но скоро — любые. Вы не сможете выбрать: пойти направо или налево, выпить чай или кофе, встать с постели или спать до полудня… Разум есть способность выбрать. Иначе…
   Я повернулся и пошел прочь. Пук Дан Шай плелся за мной и бормотал под нос:
   — Чай или кофе… Убить или помиловать…
   — Вот именно, — сказал я, не оборачиваясь. — Вы не сможете выбрать между добром и злом. И еще говорите, что это не гибель разума!
   На Цереру я вернулся на рейсовом лучевике, и всю дорогу меня преследовало выражение муки во взгляде Пук Дан Шая. Я закрыл дверь, отключил коммуникаторы и повалился на диван. Непростое это занятие — спасать разум во Вселенной. Я еще не знал в то время, что мои проблемы с нейтронниками только начинаются.

НАГРАДА ЗА УБИЙСТВО

   За свою довольно долгую жизнь мне неоднократно приходилось сидеть в тюрьме и как-то раз даже представать перед судом. Когда я служил в Зман-патруле, меня, помню, посадили в камеру древние афиняне и хотели сварить на медленном огне, приняв за лазутчика Спарты. А однажды, когда я спасал Атлантиду, меня приговорили к смерти за то, что я неправильно перешел улицу в главном городе атлантов, вызвав по неведению извержение небольшого вулкана. В обоих случаях обошлось без суда — меня вовремя вызволили мои коллеги-патрульные, и когда-нибудь я расскажу об этих приключениях.
   Да, мне знакомы и тюрьмы, и суды, но все-таки я с волнением ожидал, когда за мной пожалуют представители галактического правосудия и привлекут к ответственности за убийство (иначе не назовешь! ) разумного существа, представителя цивилизации, живущей в недрах нейтронной звезды НД-167743. Я-то знал, и доктор Пук Дан Шай, главный врач галактической психиатрической лечебницы на Альтрогенибе, мог подтвердить, что мой поступок был вынужденным актом самообороны, но это еще предстояло доказать!
   Мои мрачные мысли совершенно неожиданно были прерваны словами, которые прозвучали в моей голове — как мне показалось, где-то в районе переносицы:
   — Иона Шекет, я не ошибся?
   — Кто это? — удивился я вслух, хотя и понял сразу, что на мысленные вопросы можно и отвечать мысленно.
   — Иона Шекет, я не ошибся? — повторил тонкий голосок, и мне показалось, что меня что-то начало щекотать изнутри черепной коробки.
   — Да, — раздраженно подумал я, — Иона Шекет, с кем имею честь?
   — Очень приятно, — проговорил щекочущий голос. — Мое имя Зерацубер Седьмой Прим, я адвокат и буду представлять ваши интересы на процессе по обвинению вас в убийстве Зерацубера Восемнадцатого Три Штриха. Убийство совершено вами три часа и сорок минут галактического времени назад на планете Альтрогениб, в помещении психиатрической…
   — Ага, — воскликнул я, — так этого беднягу звали Зерацубер Восемнадцатый с тремя штрихами? А вы что — его родственник, судя по имени? И где вы, собственно, находитесь, адвокат?
   — В Зерацубере, конечно, — прощекотал голос. — Я же сказал — седьмой цивилизационный слой, уровень прим.
   — Так вы — нейтронник? То есть, я хочу сказать, житель нейтронной звезды, в которой проживал бедняга, которого я…
   — Совершенно верно!
   — Скажите, — полюбопытствовал я. — Если вы находитесь сейчас в недрах Зерацубера, то как вы со мной разговаривате?
   — Но это очень просто, — обиженно прощекотал адвокат. — Направленный нейтринный поток, что тут странного?
   — Ну да, — согласился я. — Всю жизнь я только и делал, что принимал нейтринные послания.
   Моя ирония так и осталась неоцененной, и Зерацубер Седьмой Прим продолжал как ни в чем не бывало: