Страница:
В соответствии с представлением о благости Неба и, стало быть, естественного закона жизнь по дао оказывается жизнью добродетельной. Добродетель – дэ — есть проявление дао. Доверчивость, доброта и забота о народе отличают мудрого, следующего путем дао. «Добрым я делаю добро и недобрым также желаю добра. Это и есть добродетель, порождаемая дэ. Искренним я верю, и неискренним также верю. Это и есть искренность, вытекающая из дэ. Мудрый человек живет в мире спокойно и в своем сердце собирает мнение народа. Он смотрит на народ как на своих детей»[30]. Взаимоотношения в обществе сопоставляется Лао-цзы с отношениями внутрисемейными, что присуще китайской традиции. Несмотря на преимущественно метафизический характер учения Лао-цзы, общая настроенность китайской философии на социальные отношения сказывается и здесь. Единство дао и дэ, добродетели и знания, приводит Лао– цзы к выводу: «Только настоящий человек обладает истинным знанием».
Рассмотрим такое изречение Лао-цзы: «Когда будут устранены мудрствование и ученость, тогда народ будет счастливее во сто крат; когда будут устранены «гуманность» и «справедливость», тогда народ возвратится к сыновней почтительности и отцовской любви; когда будут уничтожены хитрость и нажива, тогда исчезнут воры и разбойники. Все эти три вещи происходят от недостатка знаний, поэтому нужно указывать людям, что они должны быть простыми и скромными, уменьшать личные желания и освобождаться от страстей»[31]. Здесь и высокая просветительская оценка знаний, и понимание огромного значения нравственного состояния общества, и ирония относительно того, что разговор о мудрости, гуманности и справедливости часто скрывает то обстоятельство, что именно этого в обществе недостает.
В книге «Чжуан-цзы» сообщается о беседе Лао-цзы с Конфуцием. Лао-цзы сказал: «Гуманность и справедливость, о которых ты говоришь, совершенно излишни. Небо и земля естественно соблюдают постоянство, солнце и луна естественно светят, звезды имеют свой естественный порядок, дикие птицы и звери живут естественным стадом, деревья естественно растут. Тебе также следовало бы соблюдать [естественное] дао и его дэ [проявление]. Нет необходимости с усердием распространять учение о гуманности и справедливости… Этим ты только смущаешь народ»[32].
Однако именно признание человеколюбия основой отношений между людьми принесло славу Конфуцию. Ирония Лао-цзы не смогла помешать Конфуцию, потому что в осмыслении социальных взаимоотношений больше всего нуждалось общество, с опаской взирающее на любую метафизику.
Конфуций. Младший современник Лао-цзы Конфуций (ок. 551 – ок. 479 до н. э.) отдает традиционную китайскую дань Небу как творцу всех вещей и призывает беспрекословно следовать судьбе, но главное внимание уделяет сознательному конструированию необходимых для нормального функционирования общества социальных связей. Родился «учитель Кун» в бедной простой семье, рано остался сиротой и познал нужду, хотя, по преданию, происходил из царского рода. Он занимал невысокие должности в царстве Лу, путешествовал, а вернувшись на родину, жил в окружении многочисленных учеников.
Основное произведение Конфуция «Лунь юй» («Беседы и суждения») было записано его учениками и пользовалось на протяжении всей истории Китая таким влиянием, что его даже заставляли заучивать наизусть в школах. Суть учения Конфуция в том, как сделать счастливым государство через рост нравственности прежде всего высших слоев общества, а затем и низших. «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет стремиться уклониться [от наказаний] и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуалов, народ будет знать стыд и он исправится»[33].
Нравственный образец для Конфуция – благородный муж: преданный, искренний, верный, справедливый. «Благородный муж ко всему подходит в соответствии с долгом; совершает поступки, основываясь на ритуалах, в словах скромен, в поступке правдив»[34]. Главная характеристика благородного мужа – «человеколюбие» (жэнь). «Тот, кто искренне стремится к человеколюбию, не совершит зла». «Тот, кто способен проявлять в Поднебесной пять [качеств], является человеколюбивым… Почтительность, обходительность, правдивость, сметливость, доброта. Если человек почтителен, то его не презирают. Если человек обходителен, то его поддерживают. Если человек правдив, то ему доверяют. Если человек сметлив, он добивается успеха. Если человек добр, он может использовать других»[35]. Слово «использовать» следует понимать здесь, конечно, не в привычном сугубо утилитарном смысле.
Жэнь – в первую очередь отношения между отцом и сыновьями, братьями, друзьями, государством и чиновниками, а затем между людьми вообще. «Почтительность к родителям и уважительность к старшим братьям – это основа человеколюбия»[36]. Государство, по Конфуцию, должно напоминать большую семью, в которой дети-подданные почитают родителей и любят друг друга как братья. Правильное управление государством – основа благосостояния народа. Во главе государства должны стоять мудрые люди, а самые знаменитые и лучшие правители – это совершенномудрые, которые от рождения несут в себе знание, дарованное Небом, и передают его людям. Правитель должен быть «величественным, но не заносчивым; строгим, но не жестоким»[37]. Искусство управления заключается в «исправлении имен», т. е. в том, чтобы каждого поставить на должность, на которой он способен приносить наибольшую пользу государству.
Стремление к реалистичности привело к формулированию Конфуцием принципа «золотой середины» – избегания крайностей в деятельности и поведении. «Золотая середина» как добродетельный принцип является наивысшим принципом, но «народ давно уже не обладает им»[38]. Конфуций также одним из первых провозгласил принцип, который красной нитью пройдет через всю историю этики, а именно: «Не делай людям того, чего не желаешь себе».
Большое значение в истории Китая и в учении Конфуция занимало следование раз навсегда заведенным ритуалам и церемониям. Будда отказался от жертвоприношений, следуя принципу ахимсы. А Конфуций сказал желавшему положить конец древнему обычаю принесения в жертву животных: «Ты заботишься о баране, а я забочусь о ритуале»[39]. «Не нарушай [принципов]…» – «Что это значит?» Учитель ответил: «При жизни родителей служить им, следуя ритуалу. Когда они умрут, похоронить их в соответствии с ритуалом и приносить им жертвы, руководствуясь ритуалом»[40]. «Использование ритуала, – считает Конфуций, – ценно потому, что оно приводит людей к согласию»[41].
Ритуал ограничивает поступки людей теми, которые освящены и проверены традицией. «Почтительность без ритуала приводит к суетливости; осторожность без ритуала приводит к боязливости; смелость без ритуала приводит к смутам; прямота без ритуала приводит к грубости»[42]. Встречаем у Конфуция и много других мыслей относительно правил общежития: «Не печалься о том, что люди тебя не знают, а печалься о том, что ты не знаешь людей»[43]; «В дела другого не входи, когда не на его ты месте»[44]; «Слушаю слова людей и смотрю на их действия»[45].
Путь Конфуция, как разъясняли его ученики, «лишь преданность и сострадание». «Учитель, – сообщали они, – категорически воздерживался от четырех вещей: не вдавался в пустые размышления, не был категоричным в своих суждениях, не проявлял упрямства и не думал себе о лично»[46].
Понимая значение знания, Конфуций предостерегал от преувеличенного представления о собственных знаниях («Зная что‑либо, считай, что знаешь; не зная, считай, что не знаешь, – это и есть [правильное отношение] к знанию»[47]) и подчеркивал важность соединения обучения с размышлением. «Напрасно обучение без мысли, опасна мысль без обучения»[48].
Ученик Конфуция Мэн-цзы выделил в соответствии со взглядами учителя четыре основных элемента этики: жэнь, и (чувство долга), ли (ритуал, исполнение норм и форм поведения), чжи (познание, подразумевающее знание этических добродетелей). «Например, гуманность выражается в отношениях между отцом и сыном, чувство долга, справедливости – в отношениях между правителями и подданными, чувство исполнения соответствующих норм и форм поведения – в отношениях между хозяином и гостями, знание – в следовании за мудрецом»[49].
Мо-цзы. Однажды ученики спросили Конфуция: «Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?» Конфуций ответил: «Это слово – взаимность». Мысли – тель-практик понимал важность общения людей на основе согласия и взаимной помощи. Но как в любой другой культуре, в китайской существовали утописты-идеалисты (в смысле стремления к идеалам). И величайшему из них Мо– цзы (ок. 479 – ок. 400 до н. э.) было мало просто взаимности. Ссылаясь опять‑таки на волю Неба, он изрек: «Повиновение велению Неба – это взаимная любовь и взаимная выгода»[50]. Об опасности стремления к выгоде только для себя, эгоистической выгоде говорил Конфуций: «Когда исходят лишь из выгоды, то множат злобу»[51]. Но в понимании значения любви Конфуций остановился на полпути:
«Знающему далеко до любящего; любящему далеко до радостного»[52]. Мо-цзы же совершил настоящую любовную революцию.
Утопизм Мо-цзы в том, что все свои представления он взял, в отличие от Конфуция, для которого образцом была семья, в буквальном смысле слова с неба. «Нет ничего более подходящего, чем принять за образец Небо. Действия Неба обширны и бескорыстны. Оно щедро [и не кичится] своими достоинствами, его сияние длительно и не ослабляюще»[53]. Вопреки Лао-цзы, который в полемике с Конфуцием сказал, что «Небо и земля не обладают гуманностью и они относятся ко всем существам, как к траве и животным», Мо-цзы считал, что «Небо непременно желает, чтобы люди взаимно любили друг друга и приносили друг другу пользу, но Небу неприятно, если люди делают друг другу зло, обманывают друг друга»[54]; «Небо любит справедливость… Небо не хочет, чтобы большое царство нападало на малое, сильная семья притесняла слабую маленькую семью, чтобы сильный грабил слабого, хитрый обманывал наивного, знатный кичился перед незнатным. Это все то, что противно воле Неба»[55].
Принцип всеобщей любви Мо-цзы сформулировал в очень четкой форме, противопоставив любовь всеобщую и любовь отдельную, эгоистическую. Отметим, что любовь в понимании Мо-цзы касается прежде всего отношений между людьми, а не отношения к Богу, как в христианстве.
Подобно всем великим утопистам, Мо-цзы создал свою концепцию идеального государства и даже представление о трех последовательных фазах общественного развития: от эры «неустройства и беспорядков» через эру «великого благоденствия» к обществу «великого единения». Чем не привлекательная перспектива! Ведь все люди хотят перехода от неустройства и беспорядков к благоденствию и единению.
В отличие от Конфуция Мо-цзы отрицал судьбу, необходимость ритуалов, преклонение перед древними обычаями, а также изучение музыки, стрельбы из лука и пр. Взгляды Мо-цзы были очень популярны в IV–III вв. до н. э., но потом реализм Конфуция все же победил в практичной душе китайца.
Проповедь не очень понятной естественности (Лао-цзы) и противопоставляемое ему искусственное конструирование межчеловеческих отношений (Конфуций), реакции на него‑демократическая (всеобщая любовь Мо-цзы) и государственно-иерархическая («законники», которые превыше всего ставили подчинение законам государства) – так развивалась нравственно-философская мысль Древнего Китая. За многочисленными различиями мы без труда замечаем главные моменты: недеяние Лао-цзы, человеколюбие как способ избавления от зла Конфуция, всеобщая любовь Мо-цзы. Насколько неясен Лао-цзы, настолько почти банален Конфуций и столь же понятен, но невыполним Мо-цзы. Остается вздохнуть: как было бы хорошо, если бы все всех любили, однако сие невозможно. Но сказанные хорошие слова остаются и повторяются вновь в мировой культуре.
Итак, древнеиндийская и древнекитайская мысль сформулировали свои варианты решения основных проблем, стоящих перед человеком: отношение к жизни и смерти и отношение к другим людям. Тем самым была заложена содержательная основа этики как науки. Но для того, чтобы наука действительно сформировалась, нужны были формальные предпосылки: метод получения результатов и их общезначимость. Это обеспечила древнегреческая философия, начиная с Сократа, о котором Диоген Лаэртский сказал, что он «ввел этику».
Глава 2
2.1. Поиск общечеловеческой истины. Сократ и зарождение этики в Древней Греции
Жизнь. О жизни и взглядах Сократа известно немало, но так как сам Сократ ничего не писал, то мы судим о нем по книгам его учеников и прежде всего Ксенофонта и Платона. В отличие от конкретных наук, истины которых все равно были бы открыты не тем, так другим ученым, в философских рассуждениях огромное значение имеет личность философа, его воспитание, характер и мироощущение. Поэтому мы уделим особое внимание личности Сократа, которого К. Маркс назвал «олицетворением философии». В качестве иллюстративного материала мы будем пользоваться книгой жившего в конце II – начале III вв. до н. э. античного философа Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», оставившего нам очень много важных и любопытных подробностей о жизни и взглядах философов древности.
Сократ, сын скульптора и повивальной бабки, первым стал рассуждать об образе жизни и первым из философов был казнен по суду. Поняв, что философия физическая людям безразлична, он стал рассуждать о нравственной философии по рынкам и мастерским.
Так как в спорах он был сильнее, то нередко его колотили и таскали за волосы, а еще того чаще осмеивали и поносили; но он принимал все это, не противясь. Однажды, даже получив пинок, он это стерпел, а когда кто‑то подивился, он ответил: «Если бы меня лягнул осел, разве стал бы я подавать в суд?» Все время он жил в Афинах и с увлечением спорил с кем попало не для того, чтобы переубедить, а для того чтобы доискаться до истины.
Он занимался физическими упражнениями и отличался добрым здоровьем. Во всяком случае он участвовал в походе под Амфиполь, а в битве при Делии спас жизнь Ксенофонту, подхватив его, когда тот упал с коня. Среди повального бегства афинян он отступал, не смешиваясь с ними, и спокойно оборачивался, готовый отразить любое нападение. Воевал он и при Потидее. Это там, говорят, он простоял, не шевельнувшись, целую ночь.
Он отличался твердостью убеждений и приверженностью к демократии. Это видно из того, что он ослушался Крития с товарищами, когда они велели привести к ним на казнь Леонта Саламинского, богатого человека; он один голосовал за оправдание десяти стратегов. Он отличался также достоинством и независимостью. Однажды Алкивиад… предложил ему большой участок земли, чтобы выстроить дом; Сократ ответил: «Если бы мне нужны были сандалии, а ты предложил бы мне для них целую бычью кожу, разве не смешон бы я стал с этим подарком?» Часто он говаривал, глядя на множество рыночных товаров: «Сколько же есть вещей, без которых можно жить!»
И он держался настолько здорового образа жизни, что, когда Афины охватила чума, он один из немногих остался невредимым. Своим простым житьем он гордился, платы ни с кого не спрашивал. Он говорил, что лучше всего ешь тогда, когда не думаешь о закуске, и лучше всего пьешь, когда не ждешь другого питья: чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам.
Он говорил, что это удивительно: всякий человек без труда скажет сколько у него овец, но не всякий может назвать, скольких он имеет друзей – настолько они не в цене. Он говорил, что есть только одно благо – знание и одно только зло – невежество. Богатство и знатность не приносят никакого достоинства, напротив, приносят лишь дурное.
Уже стариком он учился играть на лире: разве неприлично, говорил он, узнавать то, чего не знал? Он говорил, что его демоний предсказывает ему будущее; что хорошее начало не мелочь, хотя начинается с мелочи; что он знает только то, что ничего не знает.
Однажды он позвал к обеду богатых гостей, и Ксантиппе, его жене, было стыдно за свой обед. «Не бойся, – сказал он, – если они люди порядочные, то останутся довольны, а если пустые, то нам до них дела нет». Он говаривал, что сам он ест, чтобы жить, а другие люди живут, чтобы есть.
Удивительно, говорил он, что ваятели каменных статуй бьются над тем, чтобы камню придать подобие человека, и не думают о том, чтобы самим не быть подобием камня. Он утверждал, что надо принимать даже насмешки комиков: если они поделом, то это нас исправит, если нет, то это нас не касается.
Алкивиад твердил ему, что ругань Ксантиппы непереносима; он ответил: «А я к ней привык, как к вечному скрипу колеса…» Однажды среди рынка она стала рвать на нем плащ; друзья советовали ему защищаться кулаками, но он ответил: «Зачем? Чтобы мы лупили друг друга, а вы покрикивали «Так ее, Сократ! Так его, Ксантиппа!»?»
Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе» пишет, что Сократ «обладал больше всех на свете воздержанием в любовных наслаждениях и в употреблении пищи, затем способностью переносить холод, жар и всякого рода труды и к тому же такой привычкой к умеренности в потребностях, что при совершенно ничтожных средствах совершенно легко имел все в достаточном для него количестве»[56]. Он говорил, что «легкое времяпрепровождение и удовольствия, получаемые сразу, без труда, ни телу не могут дать крепости, ни душе не доставляют никакого ценного знания; напротив, занятия, соединенные с упорным трудом, ведут к достижению нравственного совершенства»[57].
Современники отмечали силу воздействия Сократа на окружающих. Один из собеседников вспоминал, что он цепенел от речей Сократа. Слушателям казалось, что нельзя дальше жить так, как они жили. Порой Сократ иронизировал над людскими пороками, и это служило источником обиды.
Этика. Сократ подчеркивал общечеловеческий характер этики. Софисты были правы, говоря, что боги различны у разных народов, но нравственные ценности должны быть одинаковы для всех людей. Известному софисту Протагору принадлежит изречение: «Человек есть мера всех вещей». Но если для софиста мера вещей – индивидуальный человек, то для Сократа – человек как родовое существо.
Прежние религиозные воззрения и нравственные нормы софисты подвергли анализу и критике, но Сократ пошел дальше их. Его позиция была конструктивной, поскольку он заложил основы новой нравственности, базирующейся на мудрости и вырабатывающей общезначимые ценности. С Сократа начинается этический этап развития греческой философии и философии вообще.
Диоген Лаэртский имел право сказать, что Сократ «ввел этику»[58], потому что Сократ выдвинул формальные основания для создания новой науки и разработал ее метод. Науки существуют постольку, поскольку их истины справедливы для всех. Если бы для одного 2x2 было равно 4, для другого – 5, для третьего – 6, не было бы математики. То же самое и в сфере морали. И здесь надо узнать, сколько будет 2x2, и, узнав, все люди будут вести себя, как считал Сократ, в соответствии с этим.
Общепринятые нормы человеческих поступков существуют, по Сократу, потому, что существует общезначимое знание. Надо сообщить его людям, точнее, помочь прийти к нему самим, и тогда все будут вести себя одинаково и перестанут ссориться и воевать друг с другом. Знание добродетели заложено внутри человека, и его выявление ведет к всеобщему счастью.
Существует противоречие в том, что, с одной стороны, человек – мера всех вещей, а с другой – моральные нормы универсальны. Сократ преодолевает его созданием своего метода. Сократ отличался от софистов тем, что он не просто учил, т. е. передавал знания, а пользовался методом приведения людей к истине, благодаря которому каждый человек приходил к ней сам.
Довести до сознания индивида дремлющее в нем знание призван был сократовский метод спора как «духовного повивального искусства». Мать Сократа была повивальной бабкой, и он считал, что спорить надо так, чтобы путем последовательных рациональных шагов мысли человек сам приходил к истине, поскольку истину нельзя внушить, а можно только самостоятельно открыть ее для себя.
Основным в учении Сократа было то, что к благу, даваемому общезначимым знанием, каждый приходит, что называется, своим умом. Никакие внешние предписания не могут заставить человека вести себя хорошо. Он сам должен понять, что надо поступать именно так, но ему можно помочь «родить плод добродетели». Отвечая на обвинения, Сократ говорил, что никогда никого ничему не учил, а только не препятствовал другим задавать ему вопросы и задавал вопросы сам. Это и составляло суть того метода диалога и приведения к истине – майовтики, который исповедовал Сократ. Однако для того, чтобы дремлющее в душе человека знание проявилось, надо, чтобы он совершил над собой усилие познать то, что заложено в нем. Сократ обратил внимание человека к самому себе, призвал его к самопознанию. Отсюда афоризм, который он часто повторял: «Познай самого себя». Это важнейший принцип, с которого берет свое начало этика как практическая философия, размышляющая не над тем, как устроен мир, а над тем, что в этом мире делать человеку и кто он такой.
Благо не то, что индивиду в какое‑то мгновение кажется таковым, а то, что при всяких обстоятельствах и каждым на основании его собственного усмотрения признается благом. Если что‑то признается хорошим, то это хорошо для всех, а не для кого‑то одного. Коль скоро достижение общего знания ведет к общим нормам поведения, всякий зол не по собственной воле, а лишь по неведению. Таким образом, Сократ предложил способ, как сделать всех людей добрыми.
«Между мудростью и нравственностью Сократ не находил различия: он признавал человека вместе и умным и нравственным, если человек, понимая, в чем состоит прекрасное и хорошее, руководится этим в своих поступках и, наоборот, зная, в чем состоит нравственное безобразное, избегает его… Сократ утверждал также, что и справедливость, и всякая другая добродетель есть мудрость. Справедливые поступки и вообще поступки, основанные на добродетели, прекрасны и хороши. Поэтому люди, знающие, в чем состоят такие поступки, не захотят совершать никакой другой поступок вместо такого, а люди не знающие не могут их совершать и даже если попытаются совершить, впадают в ошибку»[59].
Все основные направления учения Сократа были связаны между собой, выявляя своеобразную структуру его духа. «Познай самого себя» происходило из утверждения, что «добродетель есть знание», и, стало быть, нравственное совершенство личности невозможно без познания своих способностей и сил. «Кто не знает своих способностей, не знает себя. Кто знает себя, тот знает, что для него полезно, и ясно понимает, что он может и чего не может»[60]. Зная свои силы, делая, что он может, человек добивается успеха.
Особый интерес с точки зрения этики представляет взгляд Сократа на сопротивление злу. Лучше терпеть несправедливость, чем причинять ее, хотя и то и другое плохо, считает Сократ. В платоновском «Горгии» есть такой диалог.
Рассмотрим такое изречение Лао-цзы: «Когда будут устранены мудрствование и ученость, тогда народ будет счастливее во сто крат; когда будут устранены «гуманность» и «справедливость», тогда народ возвратится к сыновней почтительности и отцовской любви; когда будут уничтожены хитрость и нажива, тогда исчезнут воры и разбойники. Все эти три вещи происходят от недостатка знаний, поэтому нужно указывать людям, что они должны быть простыми и скромными, уменьшать личные желания и освобождаться от страстей»[31]. Здесь и высокая просветительская оценка знаний, и понимание огромного значения нравственного состояния общества, и ирония относительно того, что разговор о мудрости, гуманности и справедливости часто скрывает то обстоятельство, что именно этого в обществе недостает.
В книге «Чжуан-цзы» сообщается о беседе Лао-цзы с Конфуцием. Лао-цзы сказал: «Гуманность и справедливость, о которых ты говоришь, совершенно излишни. Небо и земля естественно соблюдают постоянство, солнце и луна естественно светят, звезды имеют свой естественный порядок, дикие птицы и звери живут естественным стадом, деревья естественно растут. Тебе также следовало бы соблюдать [естественное] дао и его дэ [проявление]. Нет необходимости с усердием распространять учение о гуманности и справедливости… Этим ты только смущаешь народ»[32].
Однако именно признание человеколюбия основой отношений между людьми принесло славу Конфуцию. Ирония Лао-цзы не смогла помешать Конфуцию, потому что в осмыслении социальных взаимоотношений больше всего нуждалось общество, с опаской взирающее на любую метафизику.
Конфуций. Младший современник Лао-цзы Конфуций (ок. 551 – ок. 479 до н. э.) отдает традиционную китайскую дань Небу как творцу всех вещей и призывает беспрекословно следовать судьбе, но главное внимание уделяет сознательному конструированию необходимых для нормального функционирования общества социальных связей. Родился «учитель Кун» в бедной простой семье, рано остался сиротой и познал нужду, хотя, по преданию, происходил из царского рода. Он занимал невысокие должности в царстве Лу, путешествовал, а вернувшись на родину, жил в окружении многочисленных учеников.
Основное произведение Конфуция «Лунь юй» («Беседы и суждения») было записано его учениками и пользовалось на протяжении всей истории Китая таким влиянием, что его даже заставляли заучивать наизусть в школах. Суть учения Конфуция в том, как сделать счастливым государство через рост нравственности прежде всего высших слоев общества, а затем и низших. «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок при помощи наказаний, народ будет стремиться уклониться [от наказаний] и не будет испытывать стыда. Если же руководить народом посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи ритуалов, народ будет знать стыд и он исправится»[33].
Нравственный образец для Конфуция – благородный муж: преданный, искренний, верный, справедливый. «Благородный муж ко всему подходит в соответствии с долгом; совершает поступки, основываясь на ритуалах, в словах скромен, в поступке правдив»[34]. Главная характеристика благородного мужа – «человеколюбие» (жэнь). «Тот, кто искренне стремится к человеколюбию, не совершит зла». «Тот, кто способен проявлять в Поднебесной пять [качеств], является человеколюбивым… Почтительность, обходительность, правдивость, сметливость, доброта. Если человек почтителен, то его не презирают. Если человек обходителен, то его поддерживают. Если человек правдив, то ему доверяют. Если человек сметлив, он добивается успеха. Если человек добр, он может использовать других»[35]. Слово «использовать» следует понимать здесь, конечно, не в привычном сугубо утилитарном смысле.
Жэнь – в первую очередь отношения между отцом и сыновьями, братьями, друзьями, государством и чиновниками, а затем между людьми вообще. «Почтительность к родителям и уважительность к старшим братьям – это основа человеколюбия»[36]. Государство, по Конфуцию, должно напоминать большую семью, в которой дети-подданные почитают родителей и любят друг друга как братья. Правильное управление государством – основа благосостояния народа. Во главе государства должны стоять мудрые люди, а самые знаменитые и лучшие правители – это совершенномудрые, которые от рождения несут в себе знание, дарованное Небом, и передают его людям. Правитель должен быть «величественным, но не заносчивым; строгим, но не жестоким»[37]. Искусство управления заключается в «исправлении имен», т. е. в том, чтобы каждого поставить на должность, на которой он способен приносить наибольшую пользу государству.
Стремление к реалистичности привело к формулированию Конфуцием принципа «золотой середины» – избегания крайностей в деятельности и поведении. «Золотая середина» как добродетельный принцип является наивысшим принципом, но «народ давно уже не обладает им»[38]. Конфуций также одним из первых провозгласил принцип, который красной нитью пройдет через всю историю этики, а именно: «Не делай людям того, чего не желаешь себе».
Большое значение в истории Китая и в учении Конфуция занимало следование раз навсегда заведенным ритуалам и церемониям. Будда отказался от жертвоприношений, следуя принципу ахимсы. А Конфуций сказал желавшему положить конец древнему обычаю принесения в жертву животных: «Ты заботишься о баране, а я забочусь о ритуале»[39]. «Не нарушай [принципов]…» – «Что это значит?» Учитель ответил: «При жизни родителей служить им, следуя ритуалу. Когда они умрут, похоронить их в соответствии с ритуалом и приносить им жертвы, руководствуясь ритуалом»[40]. «Использование ритуала, – считает Конфуций, – ценно потому, что оно приводит людей к согласию»[41].
Ритуал ограничивает поступки людей теми, которые освящены и проверены традицией. «Почтительность без ритуала приводит к суетливости; осторожность без ритуала приводит к боязливости; смелость без ритуала приводит к смутам; прямота без ритуала приводит к грубости»[42]. Встречаем у Конфуция и много других мыслей относительно правил общежития: «Не печалься о том, что люди тебя не знают, а печалься о том, что ты не знаешь людей»[43]; «В дела другого не входи, когда не на его ты месте»[44]; «Слушаю слова людей и смотрю на их действия»[45].
Путь Конфуция, как разъясняли его ученики, «лишь преданность и сострадание». «Учитель, – сообщали они, – категорически воздерживался от четырех вещей: не вдавался в пустые размышления, не был категоричным в своих суждениях, не проявлял упрямства и не думал себе о лично»[46].
Понимая значение знания, Конфуций предостерегал от преувеличенного представления о собственных знаниях («Зная что‑либо, считай, что знаешь; не зная, считай, что не знаешь, – это и есть [правильное отношение] к знанию»[47]) и подчеркивал важность соединения обучения с размышлением. «Напрасно обучение без мысли, опасна мысль без обучения»[48].
Ученик Конфуция Мэн-цзы выделил в соответствии со взглядами учителя четыре основных элемента этики: жэнь, и (чувство долга), ли (ритуал, исполнение норм и форм поведения), чжи (познание, подразумевающее знание этических добродетелей). «Например, гуманность выражается в отношениях между отцом и сыном, чувство долга, справедливости – в отношениях между правителями и подданными, чувство исполнения соответствующих норм и форм поведения – в отношениях между хозяином и гостями, знание – в следовании за мудрецом»[49].
Мо-цзы. Однажды ученики спросили Конфуция: «Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?» Конфуций ответил: «Это слово – взаимность». Мысли – тель-практик понимал важность общения людей на основе согласия и взаимной помощи. Но как в любой другой культуре, в китайской существовали утописты-идеалисты (в смысле стремления к идеалам). И величайшему из них Мо– цзы (ок. 479 – ок. 400 до н. э.) было мало просто взаимности. Ссылаясь опять‑таки на волю Неба, он изрек: «Повиновение велению Неба – это взаимная любовь и взаимная выгода»[50]. Об опасности стремления к выгоде только для себя, эгоистической выгоде говорил Конфуций: «Когда исходят лишь из выгоды, то множат злобу»[51]. Но в понимании значения любви Конфуций остановился на полпути:
«Знающему далеко до любящего; любящему далеко до радостного»[52]. Мо-цзы же совершил настоящую любовную революцию.
Утопизм Мо-цзы в том, что все свои представления он взял, в отличие от Конфуция, для которого образцом была семья, в буквальном смысле слова с неба. «Нет ничего более подходящего, чем принять за образец Небо. Действия Неба обширны и бескорыстны. Оно щедро [и не кичится] своими достоинствами, его сияние длительно и не ослабляюще»[53]. Вопреки Лао-цзы, который в полемике с Конфуцием сказал, что «Небо и земля не обладают гуманностью и они относятся ко всем существам, как к траве и животным», Мо-цзы считал, что «Небо непременно желает, чтобы люди взаимно любили друг друга и приносили друг другу пользу, но Небу неприятно, если люди делают друг другу зло, обманывают друг друга»[54]; «Небо любит справедливость… Небо не хочет, чтобы большое царство нападало на малое, сильная семья притесняла слабую маленькую семью, чтобы сильный грабил слабого, хитрый обманывал наивного, знатный кичился перед незнатным. Это все то, что противно воле Неба»[55].
Принцип всеобщей любви Мо-цзы сформулировал в очень четкой форме, противопоставив любовь всеобщую и любовь отдельную, эгоистическую. Отметим, что любовь в понимании Мо-цзы касается прежде всего отношений между людьми, а не отношения к Богу, как в христианстве.
Подобно всем великим утопистам, Мо-цзы создал свою концепцию идеального государства и даже представление о трех последовательных фазах общественного развития: от эры «неустройства и беспорядков» через эру «великого благоденствия» к обществу «великого единения». Чем не привлекательная перспектива! Ведь все люди хотят перехода от неустройства и беспорядков к благоденствию и единению.
В отличие от Конфуция Мо-цзы отрицал судьбу, необходимость ритуалов, преклонение перед древними обычаями, а также изучение музыки, стрельбы из лука и пр. Взгляды Мо-цзы были очень популярны в IV–III вв. до н. э., но потом реализм Конфуция все же победил в практичной душе китайца.
Проповедь не очень понятной естественности (Лао-цзы) и противопоставляемое ему искусственное конструирование межчеловеческих отношений (Конфуций), реакции на него‑демократическая (всеобщая любовь Мо-цзы) и государственно-иерархическая («законники», которые превыше всего ставили подчинение законам государства) – так развивалась нравственно-философская мысль Древнего Китая. За многочисленными различиями мы без труда замечаем главные моменты: недеяние Лао-цзы, человеколюбие как способ избавления от зла Конфуция, всеобщая любовь Мо-цзы. Насколько неясен Лао-цзы, настолько почти банален Конфуций и столь же понятен, но невыполним Мо-цзы. Остается вздохнуть: как было бы хорошо, если бы все всех любили, однако сие невозможно. Но сказанные хорошие слова остаются и повторяются вновь в мировой культуре.
Итак, древнеиндийская и древнекитайская мысль сформулировали свои варианты решения основных проблем, стоящих перед человеком: отношение к жизни и смерти и отношение к другим людям. Тем самым была заложена содержательная основа этики как науки. Но для того, чтобы наука действительно сформировалась, нужны были формальные предпосылки: метод получения результатов и их общезначимость. Это обеспечила древнегреческая философия, начиная с Сократа, о котором Диоген Лаэртский сказал, что он «ввел этику».
Глава 2
Античная этика
2.1. Поиск общечеловеческой истины. Сократ и зарождение этики в Древней Греции
Я ищу только истину.
Жизнь. О жизни и взглядах Сократа известно немало, но так как сам Сократ ничего не писал, то мы судим о нем по книгам его учеников и прежде всего Ксенофонта и Платона. В отличие от конкретных наук, истины которых все равно были бы открыты не тем, так другим ученым, в философских рассуждениях огромное значение имеет личность философа, его воспитание, характер и мироощущение. Поэтому мы уделим особое внимание личности Сократа, которого К. Маркс назвал «олицетворением философии». В качестве иллюстративного материала мы будем пользоваться книгой жившего в конце II – начале III вв. до н. э. античного философа Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», оставившего нам очень много важных и любопытных подробностей о жизни и взглядах философов древности.
Сократ, сын скульптора и повивальной бабки, первым стал рассуждать об образе жизни и первым из философов был казнен по суду. Поняв, что философия физическая людям безразлична, он стал рассуждать о нравственной философии по рынкам и мастерским.
Так как в спорах он был сильнее, то нередко его колотили и таскали за волосы, а еще того чаще осмеивали и поносили; но он принимал все это, не противясь. Однажды, даже получив пинок, он это стерпел, а когда кто‑то подивился, он ответил: «Если бы меня лягнул осел, разве стал бы я подавать в суд?» Все время он жил в Афинах и с увлечением спорил с кем попало не для того, чтобы переубедить, а для того чтобы доискаться до истины.
Он занимался физическими упражнениями и отличался добрым здоровьем. Во всяком случае он участвовал в походе под Амфиполь, а в битве при Делии спас жизнь Ксенофонту, подхватив его, когда тот упал с коня. Среди повального бегства афинян он отступал, не смешиваясь с ними, и спокойно оборачивался, готовый отразить любое нападение. Воевал он и при Потидее. Это там, говорят, он простоял, не шевельнувшись, целую ночь.
Он отличался твердостью убеждений и приверженностью к демократии. Это видно из того, что он ослушался Крития с товарищами, когда они велели привести к ним на казнь Леонта Саламинского, богатого человека; он один голосовал за оправдание десяти стратегов. Он отличался также достоинством и независимостью. Однажды Алкивиад… предложил ему большой участок земли, чтобы выстроить дом; Сократ ответил: «Если бы мне нужны были сандалии, а ты предложил бы мне для них целую бычью кожу, разве не смешон бы я стал с этим подарком?» Часто он говаривал, глядя на множество рыночных товаров: «Сколько же есть вещей, без которых можно жить!»
И он держался настолько здорового образа жизни, что, когда Афины охватила чума, он один из немногих остался невредимым. Своим простым житьем он гордился, платы ни с кого не спрашивал. Он говорил, что лучше всего ешь тогда, когда не думаешь о закуске, и лучше всего пьешь, когда не ждешь другого питья: чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам.
Он говорил, что это удивительно: всякий человек без труда скажет сколько у него овец, но не всякий может назвать, скольких он имеет друзей – настолько они не в цене. Он говорил, что есть только одно благо – знание и одно только зло – невежество. Богатство и знатность не приносят никакого достоинства, напротив, приносят лишь дурное.
Уже стариком он учился играть на лире: разве неприлично, говорил он, узнавать то, чего не знал? Он говорил, что его демоний предсказывает ему будущее; что хорошее начало не мелочь, хотя начинается с мелочи; что он знает только то, что ничего не знает.
Однажды он позвал к обеду богатых гостей, и Ксантиппе, его жене, было стыдно за свой обед. «Не бойся, – сказал он, – если они люди порядочные, то останутся довольны, а если пустые, то нам до них дела нет». Он говаривал, что сам он ест, чтобы жить, а другие люди живут, чтобы есть.
Удивительно, говорил он, что ваятели каменных статуй бьются над тем, чтобы камню придать подобие человека, и не думают о том, чтобы самим не быть подобием камня. Он утверждал, что надо принимать даже насмешки комиков: если они поделом, то это нас исправит, если нет, то это нас не касается.
Алкивиад твердил ему, что ругань Ксантиппы непереносима; он ответил: «А я к ней привык, как к вечному скрипу колеса…» Однажды среди рынка она стала рвать на нем плащ; друзья советовали ему защищаться кулаками, но он ответил: «Зачем? Чтобы мы лупили друг друга, а вы покрикивали «Так ее, Сократ! Так его, Ксантиппа!»?»
Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе» пишет, что Сократ «обладал больше всех на свете воздержанием в любовных наслаждениях и в употреблении пищи, затем способностью переносить холод, жар и всякого рода труды и к тому же такой привычкой к умеренности в потребностях, что при совершенно ничтожных средствах совершенно легко имел все в достаточном для него количестве»[56]. Он говорил, что «легкое времяпрепровождение и удовольствия, получаемые сразу, без труда, ни телу не могут дать крепости, ни душе не доставляют никакого ценного знания; напротив, занятия, соединенные с упорным трудом, ведут к достижению нравственного совершенства»[57].
Современники отмечали силу воздействия Сократа на окружающих. Один из собеседников вспоминал, что он цепенел от речей Сократа. Слушателям казалось, что нельзя дальше жить так, как они жили. Порой Сократ иронизировал над людскими пороками, и это служило источником обиды.
Этика. Сократ подчеркивал общечеловеческий характер этики. Софисты были правы, говоря, что боги различны у разных народов, но нравственные ценности должны быть одинаковы для всех людей. Известному софисту Протагору принадлежит изречение: «Человек есть мера всех вещей». Но если для софиста мера вещей – индивидуальный человек, то для Сократа – человек как родовое существо.
Прежние религиозные воззрения и нравственные нормы софисты подвергли анализу и критике, но Сократ пошел дальше их. Его позиция была конструктивной, поскольку он заложил основы новой нравственности, базирующейся на мудрости и вырабатывающей общезначимые ценности. С Сократа начинается этический этап развития греческой философии и философии вообще.
Диоген Лаэртский имел право сказать, что Сократ «ввел этику»[58], потому что Сократ выдвинул формальные основания для создания новой науки и разработал ее метод. Науки существуют постольку, поскольку их истины справедливы для всех. Если бы для одного 2x2 было равно 4, для другого – 5, для третьего – 6, не было бы математики. То же самое и в сфере морали. И здесь надо узнать, сколько будет 2x2, и, узнав, все люди будут вести себя, как считал Сократ, в соответствии с этим.
Общепринятые нормы человеческих поступков существуют, по Сократу, потому, что существует общезначимое знание. Надо сообщить его людям, точнее, помочь прийти к нему самим, и тогда все будут вести себя одинаково и перестанут ссориться и воевать друг с другом. Знание добродетели заложено внутри человека, и его выявление ведет к всеобщему счастью.
Существует противоречие в том, что, с одной стороны, человек – мера всех вещей, а с другой – моральные нормы универсальны. Сократ преодолевает его созданием своего метода. Сократ отличался от софистов тем, что он не просто учил, т. е. передавал знания, а пользовался методом приведения людей к истине, благодаря которому каждый человек приходил к ней сам.
Довести до сознания индивида дремлющее в нем знание призван был сократовский метод спора как «духовного повивального искусства». Мать Сократа была повивальной бабкой, и он считал, что спорить надо так, чтобы путем последовательных рациональных шагов мысли человек сам приходил к истине, поскольку истину нельзя внушить, а можно только самостоятельно открыть ее для себя.
Основным в учении Сократа было то, что к благу, даваемому общезначимым знанием, каждый приходит, что называется, своим умом. Никакие внешние предписания не могут заставить человека вести себя хорошо. Он сам должен понять, что надо поступать именно так, но ему можно помочь «родить плод добродетели». Отвечая на обвинения, Сократ говорил, что никогда никого ничему не учил, а только не препятствовал другим задавать ему вопросы и задавал вопросы сам. Это и составляло суть того метода диалога и приведения к истине – майовтики, который исповедовал Сократ. Однако для того, чтобы дремлющее в душе человека знание проявилось, надо, чтобы он совершил над собой усилие познать то, что заложено в нем. Сократ обратил внимание человека к самому себе, призвал его к самопознанию. Отсюда афоризм, который он часто повторял: «Познай самого себя». Это важнейший принцип, с которого берет свое начало этика как практическая философия, размышляющая не над тем, как устроен мир, а над тем, что в этом мире делать человеку и кто он такой.
Благо не то, что индивиду в какое‑то мгновение кажется таковым, а то, что при всяких обстоятельствах и каждым на основании его собственного усмотрения признается благом. Если что‑то признается хорошим, то это хорошо для всех, а не для кого‑то одного. Коль скоро достижение общего знания ведет к общим нормам поведения, всякий зол не по собственной воле, а лишь по неведению. Таким образом, Сократ предложил способ, как сделать всех людей добрыми.
«Между мудростью и нравственностью Сократ не находил различия: он признавал человека вместе и умным и нравственным, если человек, понимая, в чем состоит прекрасное и хорошее, руководится этим в своих поступках и, наоборот, зная, в чем состоит нравственное безобразное, избегает его… Сократ утверждал также, что и справедливость, и всякая другая добродетель есть мудрость. Справедливые поступки и вообще поступки, основанные на добродетели, прекрасны и хороши. Поэтому люди, знающие, в чем состоят такие поступки, не захотят совершать никакой другой поступок вместо такого, а люди не знающие не могут их совершать и даже если попытаются совершить, впадают в ошибку»[59].
Все основные направления учения Сократа были связаны между собой, выявляя своеобразную структуру его духа. «Познай самого себя» происходило из утверждения, что «добродетель есть знание», и, стало быть, нравственное совершенство личности невозможно без познания своих способностей и сил. «Кто не знает своих способностей, не знает себя. Кто знает себя, тот знает, что для него полезно, и ясно понимает, что он может и чего не может»[60]. Зная свои силы, делая, что он может, человек добивается успеха.
Особый интерес с точки зрения этики представляет взгляд Сократа на сопротивление злу. Лучше терпеть несправедливость, чем причинять ее, хотя и то и другое плохо, считает Сократ. В платоновском «Горгии» есть такой диалог.