Страница:
Теперь можно перейти к эпизоду со Свидригайловым.
Вкратце должно напомнить о его личности, вызвав в памяти ряд эпизодов, связанных с ним. Момент появления его во время сна Раскольникова: "Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось ни одного звука. Только жужжала и билась какая то большая муха, ударяла с налета об стекло". Из этой жуткой тишины выплывает незнакомая фигура. "Это был человек лет 50, росту повыше среднего, дородный с широкими и крутыми плечами, что придавало ему несколько сутуловатый вид. Был он щегольски и комфортно одет и смотрел осанистым барином... Широкое осанистое лицо его было довольно приятно и цвет лица был свежий, не петербургский. Волосы его, очень еще густые, были совсем белокурые и чуть чуть разве с проседью, а широкая густая борода, спускавшаяся лопатой, была еще светлее головных волос. Глаза его были голубые и смотрели холодно, пристально и вдумчиво; губы алые"... (стр. 241).
- "Аркадий Иванович Свидригайлов, позвольте отрекомендоваться"... (стр. 225).
"Неужели это продолжение сна? подумалось еще раз Раскольникову". - Так этот свежий, крепкий человек превращается Достоевским в призрак, в реальность которого трудно поверить.
Далее нужно напомнить о преступлении Свидригайлова, совершенной в "темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда был ветер", ветер, поющий страшные песни о древнем хаосе, пробуждающий силы бездны в смятенной душе. И с тех пор Свидригайлов говорил: "Как я не люблю шум деревьев, в бурю, в темноту, скверное ощущение". Отмечены все элементы хаоса. И далее "Никогда в жизни не любил я воды, даже в пейзажах". (стр. 502 1).
1 Цитаты по изданию Маркса.
После этих замечаний можно считать подготовительную работу ко второй теме законченной и приступить к изложению окончания последней ночи Свидригайлова, в связи с осмотром тех мест, которые так точно указаны Достоевским.
После душного и мрачного вечера разразилась гроза. "Вода падала не капельками, а целыми струями хлестала на землю. Молния сверкала поминутно и можно было сосчитать до 5 раз в продолжение каждого зарева".
"А Свидригайлов между тем ровнехонько в полночь переходил через Т-в мост по направлению на Петербургскую сторону. Дождь перестал, но шумел ветер". Вид у него был человека, "возвращающегося из кафе-шантана, но уже имевшего дорогою историю". Таков должен быть образ идущего с Васильевского острова через мост Свидригайлова. Экскурсия будет следить за его путем. Надо обратиться в сторону Петровского острова. Тут стоял он, глядя на рощицу, прислушиваясь к зову воды.
"Он начал дрожать и одну минуту с каким то особенным любопытством и даже вопросом посмотрел на черную воду Невы. Но скоро ему показалось очень холодно стоять над водою, он повернулся и пошел на Б-ой проспект".
Из сопоставления с последующим текстом мы узнаем, зачем он останавливался здесь. "Тут он вспомнил кстати и о Т-м мосте и о Малой Неве, и ему опять как бы стало холодно, как давеча, когда он стоял над водой... "Именно поворотить-бы давеча на Петровский! Небось темно показалось, холодно, хе, хе! Чуть ли не ощущений приятных понадобилось". Свидригайлов идет дальше искать "комфорта смерти".
Экскурсия подходит к началу Большого проспекта. Конец длинной, прямой по линейке улицы теряется вдали. Улица застроена безалаберными домами всех стилей и совершенно утратила свой старый облик, знакомый Достоевскому. Образ проспекта той поры намечается в следующем отрывке.
"Он шагал по бесконечному Б-му проспекту, уже очень долго, почти с пол-часа, не раз обрываясь в темноте на деревянной мостовой, но не переставая чего то с любопытством разыскивать на правой стороне проспекта. Тут где то, уже в конце проспекта, он заметил, как то проезжая недавно мимо, одну гостиницу, деревянную, но обширную, и имя ее сколько ему помнилось, было что то вроде Адрианополя, Он не ошибся в своих расчетах: эта гостиница в такой глуши была такою видною точкою, что возможности не было не отыскать ее, даже среди темноты".
Здесь одновременно нужно подчеркнуть точность всех указаний и прием создания впечатления глуши. Упомянутой тут гостиницы нет. Как быть с дальнейшим ведением экскурсии? Итти около получаса по Большому проспекту, совершенно изменившему свой вид, не имея в виду найти Адрианополь, не имеет никакого смысла. Где же в таком случае остановиться? Самоубийство произошло на углу Съезжинской, следовательно нужно пройти мимо нее, чтобы представить, как шел Свидригайлов обратно на Петровский остров и внезапно решил все кончить здесь перед каланчей.
Мне кажется, на основании опыта разбираемой экскурсии, что лучше всего дойти до угла Гулярной. На этой улице находился питейный дом, давший ей свое название; в настоящее время на ее углу стоит двух-этажный темный деревянный дом, хотя он Адрианополя заменить не может, но все же лучше остановиться у него, чем перед каким либо другим зданием. Теперь возникает вопрос, чем заполнить сравнительно длинный переход от Тучкова моста до Гулярной. Опыт показал, что заполнять его не нужно. Пусть переход явится отдыхом и внутренним разбором впечатлений. Дойдя до Гулярной, лучше зайти в эту тихую улицу, не теряя из виду деревянного дома, так как на Большом проспекте (даже в этот вечерний час) трудно провести беседу. Прежде всего нужно представить подлинный облик гостиницы:
"Это было длинное, деревянное почерневшее здание, в котором, не смотря на поздний час, еще светились огни и замечалось некоторое оживление".
Свидригайлов с трудом достал себе ночлег. Он подошел к окну и выглянул в сад.
"Под окном, должно быть, действительно было что то вроде сада и кажется тоже увеселительного; вероятно днем здесь тоже певали песенники и выносили на столика чай. Теперь же с деревьев летели в окно брызги и было темно, как в погребе". В этой обстановке протекает последняя ночь Свидригайлова, полная бреда.
Ко всем его кошмарам присоединяется впечатление от сада. "Холод-ли, мрак-ли, сырость ли, ветер ли, завывающий под окном и качающий деревья вызывали в нем какую то упорную фантастическую наклонность или желание". Все силы ненастной петербургской ночи поднимают в Свидригайлове воспоминания о той ночи, когда он отдался во власть хаоса. "Ему все стали представляться цветы". Является видение Троицына дня: девочка в гробу, вся в цветах, "в белом тюлевом платье со сложенными и прижатыми на груди, точно выточенными из мрамора, руками. Но распущенные волосы ее, волосы светлой блондинки, были мокры; венок из роз обвивал ее голову. Строгий и уже окостенелый профиль ее лица был тоже как бы выточен из мрамора, но улыбка на бледных губах ее была полна какой-то не детской, беспредельной скорби и великой жалобы"...
Она была погублена "в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда был ветер".
Ее образ необходимо напомнить. Белая лилия гибнет в городе, под которым шевелится хаос. Хаос надвигается на Свидригайлова. "Среди мрака и ночи раздался пушечный выстрел, за ним другой. "А, сигнал, вода прибывает", подумал он. - К утру хлынет там, где пониженное место, на улицы, зальет подвалы и погреба, всплывут подвальные крысы, и среди дождя и ветра люди начнут, ругаясь, мокрые, перетаскивать свой сор в верхние этажи". Начинается новое наводнение на Мокрушах. Та вода, которую так не любил Свидригайлов идет звать его. "Чего дожидаться? Выйду сейчас, пойду прямо на Петровский: там где нибудь выберу большой куст, весь облитый дождем, так что чуть-чуть плечом задеть, и миллионы брызг обдадут всю голову". Но Свидригайлов не пошел; еще один отвратительный кошмар и он вышел в еще сырой одежде на улицу.
"Молочный густой туман лежал над городом. Свидригайлов пошел по скользкой, грязной, деревянной мостовой, по направлению к Малой Неве. Ему мерещились: высоко поднявшаяся за ночь вода Малой Невы, Петровский остров, мокрые дорожки, мокрая трава, мокрые деревья и кусты и, наконец, тот самый куст".
Это беспрерывное ударение на мокроте, сырости все усиливает значение водной стихии. Сознавая близость конца, Свидригайлов начинает зацепляться своим вниманием за мелочи жизни: "С досадой стал он рассматривать дома, чтобы думать о чем нибудь другом. Ни извозчика, ни прохожего не попадалось ему по проспекту. Уныло смотрели ярко темные деревянные домики, с закрытыми ставнями. Холод и сырость прохватили его тело и его стало знобить. Изредка он натыкался на лавочные и овощные вывески и каждую тщательно прочитывал. Вот уже кончилась деревянная мостовая. Он уже поровнялся с большим каменным домом. Грязная, издрогшая собаченка, с поджатым хвостом перебежала ему дорогу. Какой то мертво пьяный, в шинели, лицом вниз, лежал поперек тротуара. Он поглядел на него и пошел дальше"...
Вот образ петербургского утра. К нему нечего добавить. Образы последней ночи прошли перед экскурсией. Пора повернуть по стопам Свидригайлова к Малой Неве, все время обращая внимание на левую сторону.
"Высокая каланча мелькнула ему влево. - "Ба! - подумал он, - да вот и место, зачем на Петровский? По крайней мере при оффициальном свидетеле", он чуть чуть усмехнулся этой новой мысли и поворотил на С-скую улицу. Тут то стоял большой дом с каланчей. У запертых больших ворот дома стоял, прислонясь к ним плечом, небольшой человек, закутанный в серое солдатское пальто и в медной ахиллесовской каске".
Вместо старой каланчи стоит новая, но самый дом сохранился. Он не кажется нам теперь большим. Это маленький каменный дом, который покажется после прохождения длинного забора среди деревьев. Поворачиваем на Съезжинскую. Показываются большие ворота, перед ними будка дежурного. Часто можно здесь увидеть и фигуру в серой шинели. Все как было в то туманное утро, когда здесь "Свидригайлов спустил курок".
Явившийся Раскольникову, как призрак, он исчезает теперь в сырое, туманное утро Петербурга. Водная стихия призрачного города отражается в душе, как стихия греха. Ее присутствие ощущается всюду, дух, соблазненный ею, должен погибнуть. Тень Свидригайлова сопутствовала нам в наших странствованиях по Мокрушам. Здесь ее легче всего найти одному в такую же ненастную ночь или же туманное утро. Но посещение этих мест, даже группой, ставящей себе задачей, с томиком Достоевского в руках, проследить шаг за шагом последний путь Свидригайлова, может создать переживание, благодаря которому страницы Достоевского станут более понятными, более близкими.
Попутно будет разрешена и другая задача. Прием Достоевского создать конкретную обстановку для события будет понят на опыте. Станет ясно, что перед ним, во время творческого процесса, отчетливо стояли образы Петербурга. Это две темы небольшой заключительной беседы. Экскурсия закончена.
ГЛАВА II
ОКРЕСТНОСТИ СЕННОЙ
Есть у Петербурга и другая сторона и другие уголки, ее отражающие. На ряду с этим городом, проникнутым исконным хаосом, существует другой Петербург, с которым мы также попытаемся ознакомиться при помощи экскурсии. "На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу... все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши; нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города 1 особенное множество, и пьяные поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершали отвратительный и грустный колорит картины" (стр. 4).
1 Окрестности Сенной.
"На улице опять жара стояла невыносимая; хотя бы капля дождя во все эти дни! Опять пыль, кирпич и известка, опять, вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы разносчики и полуразвалившиеся извощики. Солнце ярко блеснуло ему в глаза, так что больно стало смотреть и голова его совсем закружилась" (стр. 94).
"Было часов восемь, солнце заходило. Духота стояла прежняя; но с жадностью дохнул он этого вонючего, пыльного, зараженного городом воздуха. Голова его слегка было начала кружиться; какая то дикая энергия заблистала вдруг в его воспаленных глазах и в его исхудалом бледно-желтом лице" (стр. 154).
Образ этого пыльного, душного, смрадного города преследует юношу всюду: и на Островах (стр. 54) и даже в бреду.
"Был уже поздний вечер. Сумерки сгущались, полная луна светила все ярче и ярче; но как то особенно душно было в воздухе. Люди толпой шли по улицам; ремесленники и занятые люди расходились по домам, другие гуляли; пахло известью, пылью, стоячей водой..." (стр. 272).
Так начинается один из снов Раскольникова.
Достоевский не раз возвращается к этому образу Петербурга, с какой то особой настойчивостью указывает на него и на этом фоне рисует силует Раскольникова. Петербург - раскаленный летним жаром, пыльный, грязный, зловонный, дурманящий сознание. В этом городе воспаляется мозг мечтателя, зарождается мысль о праве на жизнь другого, мысль надуманная, приобретающая огромную власть над душой. Дух гордыни питает ее и ведет на преступление. Опыт души, а не рассуждение рассудка обнаружил ошибку. Юноша осознал преступление гордыни и в смирении перед жизнью ищет себе наказания. На той самой Сенной площади, где победила преступная мысль, Раскольников приносит свое покаяние, как разбойник перед казнью:
...Все разом в нем размягчилось, и хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю... Он стал на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту грязную землю с наслаждением и счастьем... (стр. 523).
Место действия трагедии - Петербург. Но здесь в этом "самом умышленном и самом отвлеченном городе в мире" вина героя является продуктом воспаленной мысли, и самый город таким образом является как бы вдохновением героя. Ф. М. Достоевский с исключительной силой и редкой конкретностью сочетал с реальными образами города события своего романа. Для него они страшная быль северной столицы.
* * *
Современный Петербург сохранил три места связанные с историей преступления Раскольникова: Сенная площадь, Екатерининский канал и Юсупов сад. Все эти места составляют одно урочище города, которое можно назвать: Сенная и ее окрестности. Остановимся на общей характеристике намеченного района. В 30-х годах XVIII века вся эта местность представляла болотистую почву, покрытую лесом, в котором происходила усиленная рубка. К реке Фонтанке примыкал огромный участок князя Юсупова. На месте современной нам церкви Вознесения возвышалась маленькая деревянная церковка того же названия. От нее, по направлению к реченке "Кривушам" (теперь Екатерининский канал) тянулось кладбище. После пожара Морского рынка "приказом от 19-го ноября 1736 года было объявлено о переводе сенных лавок с нового морского рынка на другие места". Было указано и место у церкви Вознесения по другой стороне перспективной дороги, совсем в пустой местности. Торговцы подали челобитную в Сенат: "За отдаленностью от воды и от народа и за грязью, строиться и торговать нельзя". Сенная в конце концов возникла на участке князя Юсупова в 40-х годах XVIII века. На ряду с сеном здесь вскоре развилась торговля съестными припасами в левой части площади, если итти от Невского на другой стороне торговали крестьяне с возов, в глубине справа, ближе к каналу шел торг конями, отсюда и название примыкающего переулка Конный (теперь продолжение Демидова). Тут-же до середины XIX века весной до Троицына дня шла продажа цветов и зелени - создавался импровизированный сад. В начале 80-х годов XIX в. близ площади появились дома Вяземской Лавры, приобретшие весьма печальную славу. Их описал Крестовский в своем романе: "Петербургские трущобы". Крытого рынка до 80-х годов не было. В настоящее время его массивный корпус с выбитыми в период борьбы со спекуляцией стеклами сильно искажает образ Сенного рынка эпохи Достоевского. Наши дни отчасти вернули площади утраченный колорит. Торговля сосредоточилась вновь в небольших лавчонках, на лотках - пестрая, шумная, крикливая. На наших глазах возрождается "чрево Петербурга". Дома, окаймляющие площадь, на половину сохранились от времени нашего романа.
Вблизи Сенной протекают старые Кривуши - речка, прозванная так благодаря своей кривизне. В эпоху Екатерины II-ой речка была превращена в канал, одно время весьма оживленный, покрытый барками, нагруженными припасами и строительным материалом. Вода некоторое время была пригодна для питья. Однако засорение ее шло чрезвычайно быстро.
В 50-х годах прошлого века возник даже особый проэкт засыпать канал, заражавший воздух зловонием от застоя нечистот. Мюссард в царствование Александра II предложил уничтожить канал и создать на его месте бульвар. Его должна была украсить аллея статуй, изображавших русских государей от Рюрика до наших дней. На том месте, где сливался канал с Мойкой, предполагалось соорудить эмблему России. Этот смелый проэкт устроить в Петербурге подобие берлинской Siegesallee к счастью не был приведен в исполнение. В эпоху Достоевского канал благополучно продолжал отравлять в летнюю пору воздух.
Упомянутая усадьба Юсупова сохранилась в виде сада с особняком. Дворец был воздвигнут гениальным Гуаренги, вероятно и парк был разбит по его плану, Фасад дворца и cour d'honneur выходят на Фонтанку, прилегающий к ним парк на Садовую 1.
1 См. Петров. П. Н. История Санкт-Петербурга. Столпянский П. Н. Санкт-Питербурх. Курбатов. В. Я. Петербург.
Современный нам сад Юсупова, когда то был одной из тех усадеб, которые по мысли Петра Великого окаймляли по набережной Фонтанки сплошной гирляндой его "Парадиз".
Через намеченный нами район проходят четыре больших улицы - Садовая и три проспекта: Вознесенский, Екатерингофский и Забалканский. Характерно название улиц заключенных в нем: Мещанская, Казначейская, Подъяческие, Столярный, Кустарный, Щепяной, Конный и т. д.
Район населен: чиновниками, купцами, ремесленниками - всё средними элементами городского населения, а отчасти Lumpenproletariat'oм. Вот в самых общих чертах характеристика интересующего нас района.
* * *
Сенная площадь имела какую-то особенную притягательную силу для Раскольникова. Его постоянно тянуло сюда.
"По старой привычке, обыкновенным путем своих прежних прогулок, он прямо направился на Сенную" (стр. 154).
"Раскольников преимущественно любил эти места, равно как и все близь лежащие переулки, когда выходил без цели на улицу" (стр. 62).
"В последнее время его даже тянуло шляться по всем этим местам, когда тошно становилось, "чтоб еще тошней было", (стр. 156).
Достоевский несколько раз возвращается к описанию Сенной.
"Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иной фигурой" (стр. 5).
В другом месте мы находим описание вечернего часа, когда замирает торговая жизнь рынка и пробуждается другая жуткая.
"Было около 9 часов, когда он проходил по Сенной. Все торговцы на столах, на лотках, в лавках и лавочках запирали свои заведения, или снимали и прибирали свой товар, и расходились по домам, равно как и их покупатели. Около харчевен в нижних этажах, на грязных и вонючих дворах домов Сенной площади, а наиболее у распивочных, толпилось много разного и всякого сорта промышленников и лохмотников" (стр. 62).
К Сенной примыкает двумя своими концами изогнутый Таиров переулок. Здесь стоял дом Таирова, превращенный в холерную больницу во время эпидемии 1831 года, где пострадали во время холерных беспорядков доктора. Этот переулочек с одной стороны сохранил и поныне черты старого Петербурга. Яркое описание его жизни находим в "Преступлении и наказании".
"Он и прежде проходил часто этим коротеньким переулком, делающим колено и ведущим с площади в Садовую...
Тут есть большой дом, весь под распивочными и прочими съестно-выпивательными заведениями; из них поминутно выбегали женщины, одетые как ходят "по соседству" - простоволосые и и одних платьях. В двух-трех местах они толпились на тротуаре группами, преимущественно у сходов в нижний этаж, куда по двум ступенькам можно спускаться в разные весьма увеселительные заведения. В одном из них в эту минуту шел стук и там на всю улицу, тренькала гитара, пели песни, и было очень весело. Большая группа женщин толпилась у входа; иные сидели на ступеньках, другие на тротуаре, третьи стояли и разговаривали. Подле на мостовой шлялся, громко ругаясь, пьяный солдат с папироской и, казалось, куда то хотел войти, но как будто забыл куда. Один оборванец ругался с другим оборванцем, и какой-то мертво-пьяный валялся поперек улицы" (стр. 156). Здесь на Сенной в вечернюю пору встречает Раскольников молодого черноволосого шарманщика с девочкой лет пятнадцати в старом испанском платье и с соломенной шляпой украшенной огненно-красным пером, и взволнованно слушал, "весьма чувствительный романс". Здесь находился в доме Вяземской лавры, Хрустальный дворец 1 где происходит замечательная встреча Раскольникова со Свидригайловым, а так-же ссора с его другом Разумихиным. Недалеко отсюда и та распивочная, в которой он услышал исповедь Мармеладова. На Сенной площади он очутился, сам не зная как, после своих блужданий на островах и услыхал роковой разговор двух мещан с Лизаветой Ивановной, разговор определивший бесповоротно его судьбу. Так же неожиданно для себя поворачивает он на Сенную, чтобы принести свое покаяния, вспоминая слова Сони. "Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру вслух: я убийца!"
1 Сведение взято из примечаний А. Г. Достоевской.
Екатерининский канал со своими двумя мостами: Кокушкиным и Вознесенским на ряду с Сенной площадью является действующим лицом в романе.
Родион Романович, в своих лихорадочных блуждениях по городу, любил останавливаться на мостах и глядеть в воду. У него даже были излюбленные места.
"Прошел шагов десять и оборотился лицом к Неве, по направлению к дворцу. Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на Неве так редко бывает. Купол собора, который ни с одной точки не обрисовывался лучше, как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух можно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение. Он стоял и смотрел пристально. Это место ему было особенно хорошо знакомо. Когда он ходил в университет, то обыкновенно, чаще всего возвращаясь домой, - случалось ему, может быть, раз сто останавливаться именно на этом же самом месте, пристально вглядываясь в эту действительно великолепную панораму" 1.
1 Художник М. В. Добужинский заинтересовался вопросом почему Достоевский отметил это место, как наиболее подходящее для созерцания Исаакиевского собора. Оказалось, что отсюда вся масса собора располагается по диагонали и получается полная симметрия в расположении частей.
Также любил Раскольников останавливаться и на мостах канала и подолгу всматриваться в его мутные воды.
"Раскольников прошел прямо на -ский мост (Вознесенский), стал на средине, у перил, облокотился на них обоими локтями, и принялся глядеть вдаль... Склонившись над водою, машинально смотрел он на последний, розовый отблеск заката, на ряд домов, темневших в сгущавшихся сумерках, на одно отдаленное окошко, где-то в мансарде, по левой набережной, блиставшее точно в пламени от последнего солнечного луча, ударившего в него на мгновение, 1 на темневшую воду канавы и казалось со вниманием всматривался в эту воду. (стр. 168).
Во время такого же стояния над водой встретила его сестра - Авдотья Романовна.
"По обыкновению своему, он, оставшись один, с двадцати шагов впал в глубокую задумчивость. Взойдя на мост (Кокушкин), он остановился у перил и стал смотреть на воду. А между тем над ним стояла Авдотья Романовна" (стр. 483.)
По набережной "канавы" бродил Раскольников, подыскивая место, где можно было бы спустить в воду похищенные вещи, опасаясь, что его могут заметить. Достоевский дает описание оживленных берегов. "Он бродил по набережной Екатерининского канала уже с полчаса, а может и более, и несколько раз посматривал на сходы в канаву, где их встречал. Но и подумать нельзя было исполнить намеренье: или плоты стояли у самых сходов и на них прачки мыли белье, или лодки были причалены, и везде люди так и кишат, да и отовсюду с набережных можно видеть, заметить" (стр. 107).
На канал выходит окно безобразной комнаты Сони Мармеладовой, к которому подходил Родион Романыч, взволнованный своим земным поклоном. И окна того дома, где совершено было убийство, также выходили на Екатерининский канал. И быть может, что над канавой поднялся тот "огромный, круглый, медно-красный месяц", словно налитый кровью, что "глядел прямо в окна" комнаты убитой старухи. "Это от месяца такая тишина, подумал Раскольников, - он верно теперь загадку загадывает" 2. (стр. 274).
1 Не Сонино ли? Н. А.
2 Образ из кошмара Раскольникова.
Екатерининский канал со своими изломанными линиями, со своими мостами, высокими старыми домами, обступившими его, из-за которых кажутся еще теснее его гранитные берега, полон для нас образами Достоевского.
Третье место района Сенной площади, упомянутое несколько раз в романе, это Юсупов сад. Сюда видимо часто захаживал Родион Романович. Сюда, по крайней мере, мечтая о том чтоб "погулять", собирался зайти Разумихин перед тем, как отправиться в "Пале де Кристаль".
Вкратце должно напомнить о его личности, вызвав в памяти ряд эпизодов, связанных с ним. Момент появления его во время сна Раскольникова: "Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось ни одного звука. Только жужжала и билась какая то большая муха, ударяла с налета об стекло". Из этой жуткой тишины выплывает незнакомая фигура. "Это был человек лет 50, росту повыше среднего, дородный с широкими и крутыми плечами, что придавало ему несколько сутуловатый вид. Был он щегольски и комфортно одет и смотрел осанистым барином... Широкое осанистое лицо его было довольно приятно и цвет лица был свежий, не петербургский. Волосы его, очень еще густые, были совсем белокурые и чуть чуть разве с проседью, а широкая густая борода, спускавшаяся лопатой, была еще светлее головных волос. Глаза его были голубые и смотрели холодно, пристально и вдумчиво; губы алые"... (стр. 241).
- "Аркадий Иванович Свидригайлов, позвольте отрекомендоваться"... (стр. 225).
"Неужели это продолжение сна? подумалось еще раз Раскольникову". - Так этот свежий, крепкий человек превращается Достоевским в призрак, в реальность которого трудно поверить.
Далее нужно напомнить о преступлении Свидригайлова, совершенной в "темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда был ветер", ветер, поющий страшные песни о древнем хаосе, пробуждающий силы бездны в смятенной душе. И с тех пор Свидригайлов говорил: "Как я не люблю шум деревьев, в бурю, в темноту, скверное ощущение". Отмечены все элементы хаоса. И далее "Никогда в жизни не любил я воды, даже в пейзажах". (стр. 502 1).
1 Цитаты по изданию Маркса.
После этих замечаний можно считать подготовительную работу ко второй теме законченной и приступить к изложению окончания последней ночи Свидригайлова, в связи с осмотром тех мест, которые так точно указаны Достоевским.
После душного и мрачного вечера разразилась гроза. "Вода падала не капельками, а целыми струями хлестала на землю. Молния сверкала поминутно и можно было сосчитать до 5 раз в продолжение каждого зарева".
"А Свидригайлов между тем ровнехонько в полночь переходил через Т-в мост по направлению на Петербургскую сторону. Дождь перестал, но шумел ветер". Вид у него был человека, "возвращающегося из кафе-шантана, но уже имевшего дорогою историю". Таков должен быть образ идущего с Васильевского острова через мост Свидригайлова. Экскурсия будет следить за его путем. Надо обратиться в сторону Петровского острова. Тут стоял он, глядя на рощицу, прислушиваясь к зову воды.
"Он начал дрожать и одну минуту с каким то особенным любопытством и даже вопросом посмотрел на черную воду Невы. Но скоро ему показалось очень холодно стоять над водою, он повернулся и пошел на Б-ой проспект".
Из сопоставления с последующим текстом мы узнаем, зачем он останавливался здесь. "Тут он вспомнил кстати и о Т-м мосте и о Малой Неве, и ему опять как бы стало холодно, как давеча, когда он стоял над водой... "Именно поворотить-бы давеча на Петровский! Небось темно показалось, холодно, хе, хе! Чуть ли не ощущений приятных понадобилось". Свидригайлов идет дальше искать "комфорта смерти".
Экскурсия подходит к началу Большого проспекта. Конец длинной, прямой по линейке улицы теряется вдали. Улица застроена безалаберными домами всех стилей и совершенно утратила свой старый облик, знакомый Достоевскому. Образ проспекта той поры намечается в следующем отрывке.
"Он шагал по бесконечному Б-му проспекту, уже очень долго, почти с пол-часа, не раз обрываясь в темноте на деревянной мостовой, но не переставая чего то с любопытством разыскивать на правой стороне проспекта. Тут где то, уже в конце проспекта, он заметил, как то проезжая недавно мимо, одну гостиницу, деревянную, но обширную, и имя ее сколько ему помнилось, было что то вроде Адрианополя, Он не ошибся в своих расчетах: эта гостиница в такой глуши была такою видною точкою, что возможности не было не отыскать ее, даже среди темноты".
Здесь одновременно нужно подчеркнуть точность всех указаний и прием создания впечатления глуши. Упомянутой тут гостиницы нет. Как быть с дальнейшим ведением экскурсии? Итти около получаса по Большому проспекту, совершенно изменившему свой вид, не имея в виду найти Адрианополь, не имеет никакого смысла. Где же в таком случае остановиться? Самоубийство произошло на углу Съезжинской, следовательно нужно пройти мимо нее, чтобы представить, как шел Свидригайлов обратно на Петровский остров и внезапно решил все кончить здесь перед каланчей.
Мне кажется, на основании опыта разбираемой экскурсии, что лучше всего дойти до угла Гулярной. На этой улице находился питейный дом, давший ей свое название; в настоящее время на ее углу стоит двух-этажный темный деревянный дом, хотя он Адрианополя заменить не может, но все же лучше остановиться у него, чем перед каким либо другим зданием. Теперь возникает вопрос, чем заполнить сравнительно длинный переход от Тучкова моста до Гулярной. Опыт показал, что заполнять его не нужно. Пусть переход явится отдыхом и внутренним разбором впечатлений. Дойдя до Гулярной, лучше зайти в эту тихую улицу, не теряя из виду деревянного дома, так как на Большом проспекте (даже в этот вечерний час) трудно провести беседу. Прежде всего нужно представить подлинный облик гостиницы:
"Это было длинное, деревянное почерневшее здание, в котором, не смотря на поздний час, еще светились огни и замечалось некоторое оживление".
Свидригайлов с трудом достал себе ночлег. Он подошел к окну и выглянул в сад.
"Под окном, должно быть, действительно было что то вроде сада и кажется тоже увеселительного; вероятно днем здесь тоже певали песенники и выносили на столика чай. Теперь же с деревьев летели в окно брызги и было темно, как в погребе". В этой обстановке протекает последняя ночь Свидригайлова, полная бреда.
Ко всем его кошмарам присоединяется впечатление от сада. "Холод-ли, мрак-ли, сырость ли, ветер ли, завывающий под окном и качающий деревья вызывали в нем какую то упорную фантастическую наклонность или желание". Все силы ненастной петербургской ночи поднимают в Свидригайлове воспоминания о той ночи, когда он отдался во власть хаоса. "Ему все стали представляться цветы". Является видение Троицына дня: девочка в гробу, вся в цветах, "в белом тюлевом платье со сложенными и прижатыми на груди, точно выточенными из мрамора, руками. Но распущенные волосы ее, волосы светлой блондинки, были мокры; венок из роз обвивал ее голову. Строгий и уже окостенелый профиль ее лица был тоже как бы выточен из мрамора, но улыбка на бледных губах ее была полна какой-то не детской, беспредельной скорби и великой жалобы"...
Она была погублена "в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда был ветер".
Ее образ необходимо напомнить. Белая лилия гибнет в городе, под которым шевелится хаос. Хаос надвигается на Свидригайлова. "Среди мрака и ночи раздался пушечный выстрел, за ним другой. "А, сигнал, вода прибывает", подумал он. - К утру хлынет там, где пониженное место, на улицы, зальет подвалы и погреба, всплывут подвальные крысы, и среди дождя и ветра люди начнут, ругаясь, мокрые, перетаскивать свой сор в верхние этажи". Начинается новое наводнение на Мокрушах. Та вода, которую так не любил Свидригайлов идет звать его. "Чего дожидаться? Выйду сейчас, пойду прямо на Петровский: там где нибудь выберу большой куст, весь облитый дождем, так что чуть-чуть плечом задеть, и миллионы брызг обдадут всю голову". Но Свидригайлов не пошел; еще один отвратительный кошмар и он вышел в еще сырой одежде на улицу.
"Молочный густой туман лежал над городом. Свидригайлов пошел по скользкой, грязной, деревянной мостовой, по направлению к Малой Неве. Ему мерещились: высоко поднявшаяся за ночь вода Малой Невы, Петровский остров, мокрые дорожки, мокрая трава, мокрые деревья и кусты и, наконец, тот самый куст".
Это беспрерывное ударение на мокроте, сырости все усиливает значение водной стихии. Сознавая близость конца, Свидригайлов начинает зацепляться своим вниманием за мелочи жизни: "С досадой стал он рассматривать дома, чтобы думать о чем нибудь другом. Ни извозчика, ни прохожего не попадалось ему по проспекту. Уныло смотрели ярко темные деревянные домики, с закрытыми ставнями. Холод и сырость прохватили его тело и его стало знобить. Изредка он натыкался на лавочные и овощные вывески и каждую тщательно прочитывал. Вот уже кончилась деревянная мостовая. Он уже поровнялся с большим каменным домом. Грязная, издрогшая собаченка, с поджатым хвостом перебежала ему дорогу. Какой то мертво пьяный, в шинели, лицом вниз, лежал поперек тротуара. Он поглядел на него и пошел дальше"...
Вот образ петербургского утра. К нему нечего добавить. Образы последней ночи прошли перед экскурсией. Пора повернуть по стопам Свидригайлова к Малой Неве, все время обращая внимание на левую сторону.
"Высокая каланча мелькнула ему влево. - "Ба! - подумал он, - да вот и место, зачем на Петровский? По крайней мере при оффициальном свидетеле", он чуть чуть усмехнулся этой новой мысли и поворотил на С-скую улицу. Тут то стоял большой дом с каланчей. У запертых больших ворот дома стоял, прислонясь к ним плечом, небольшой человек, закутанный в серое солдатское пальто и в медной ахиллесовской каске".
Вместо старой каланчи стоит новая, но самый дом сохранился. Он не кажется нам теперь большим. Это маленький каменный дом, который покажется после прохождения длинного забора среди деревьев. Поворачиваем на Съезжинскую. Показываются большие ворота, перед ними будка дежурного. Часто можно здесь увидеть и фигуру в серой шинели. Все как было в то туманное утро, когда здесь "Свидригайлов спустил курок".
Явившийся Раскольникову, как призрак, он исчезает теперь в сырое, туманное утро Петербурга. Водная стихия призрачного города отражается в душе, как стихия греха. Ее присутствие ощущается всюду, дух, соблазненный ею, должен погибнуть. Тень Свидригайлова сопутствовала нам в наших странствованиях по Мокрушам. Здесь ее легче всего найти одному в такую же ненастную ночь или же туманное утро. Но посещение этих мест, даже группой, ставящей себе задачей, с томиком Достоевского в руках, проследить шаг за шагом последний путь Свидригайлова, может создать переживание, благодаря которому страницы Достоевского станут более понятными, более близкими.
Попутно будет разрешена и другая задача. Прием Достоевского создать конкретную обстановку для события будет понят на опыте. Станет ясно, что перед ним, во время творческого процесса, отчетливо стояли образы Петербурга. Это две темы небольшой заключительной беседы. Экскурсия закончена.
ГЛАВА II
ОКРЕСТНОСТИ СЕННОЙ
Есть у Петербурга и другая сторона и другие уголки, ее отражающие. На ряду с этим городом, проникнутым исконным хаосом, существует другой Петербург, с которым мы также попытаемся ознакомиться при помощи экскурсии. "На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу... все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши; нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города 1 особенное множество, и пьяные поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершали отвратительный и грустный колорит картины" (стр. 4).
1 Окрестности Сенной.
"На улице опять жара стояла невыносимая; хотя бы капля дождя во все эти дни! Опять пыль, кирпич и известка, опять, вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы разносчики и полуразвалившиеся извощики. Солнце ярко блеснуло ему в глаза, так что больно стало смотреть и голова его совсем закружилась" (стр. 94).
"Было часов восемь, солнце заходило. Духота стояла прежняя; но с жадностью дохнул он этого вонючего, пыльного, зараженного городом воздуха. Голова его слегка было начала кружиться; какая то дикая энергия заблистала вдруг в его воспаленных глазах и в его исхудалом бледно-желтом лице" (стр. 154).
Образ этого пыльного, душного, смрадного города преследует юношу всюду: и на Островах (стр. 54) и даже в бреду.
"Был уже поздний вечер. Сумерки сгущались, полная луна светила все ярче и ярче; но как то особенно душно было в воздухе. Люди толпой шли по улицам; ремесленники и занятые люди расходились по домам, другие гуляли; пахло известью, пылью, стоячей водой..." (стр. 272).
Так начинается один из снов Раскольникова.
Достоевский не раз возвращается к этому образу Петербурга, с какой то особой настойчивостью указывает на него и на этом фоне рисует силует Раскольникова. Петербург - раскаленный летним жаром, пыльный, грязный, зловонный, дурманящий сознание. В этом городе воспаляется мозг мечтателя, зарождается мысль о праве на жизнь другого, мысль надуманная, приобретающая огромную власть над душой. Дух гордыни питает ее и ведет на преступление. Опыт души, а не рассуждение рассудка обнаружил ошибку. Юноша осознал преступление гордыни и в смирении перед жизнью ищет себе наказания. На той самой Сенной площади, где победила преступная мысль, Раскольников приносит свое покаяние, как разбойник перед казнью:
...Все разом в нем размягчилось, и хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю... Он стал на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту грязную землю с наслаждением и счастьем... (стр. 523).
Место действия трагедии - Петербург. Но здесь в этом "самом умышленном и самом отвлеченном городе в мире" вина героя является продуктом воспаленной мысли, и самый город таким образом является как бы вдохновением героя. Ф. М. Достоевский с исключительной силой и редкой конкретностью сочетал с реальными образами города события своего романа. Для него они страшная быль северной столицы.
* * *
Современный Петербург сохранил три места связанные с историей преступления Раскольникова: Сенная площадь, Екатерининский канал и Юсупов сад. Все эти места составляют одно урочище города, которое можно назвать: Сенная и ее окрестности. Остановимся на общей характеристике намеченного района. В 30-х годах XVIII века вся эта местность представляла болотистую почву, покрытую лесом, в котором происходила усиленная рубка. К реке Фонтанке примыкал огромный участок князя Юсупова. На месте современной нам церкви Вознесения возвышалась маленькая деревянная церковка того же названия. От нее, по направлению к реченке "Кривушам" (теперь Екатерининский канал) тянулось кладбище. После пожара Морского рынка "приказом от 19-го ноября 1736 года было объявлено о переводе сенных лавок с нового морского рынка на другие места". Было указано и место у церкви Вознесения по другой стороне перспективной дороги, совсем в пустой местности. Торговцы подали челобитную в Сенат: "За отдаленностью от воды и от народа и за грязью, строиться и торговать нельзя". Сенная в конце концов возникла на участке князя Юсупова в 40-х годах XVIII века. На ряду с сеном здесь вскоре развилась торговля съестными припасами в левой части площади, если итти от Невского на другой стороне торговали крестьяне с возов, в глубине справа, ближе к каналу шел торг конями, отсюда и название примыкающего переулка Конный (теперь продолжение Демидова). Тут-же до середины XIX века весной до Троицына дня шла продажа цветов и зелени - создавался импровизированный сад. В начале 80-х годов XIX в. близ площади появились дома Вяземской Лавры, приобретшие весьма печальную славу. Их описал Крестовский в своем романе: "Петербургские трущобы". Крытого рынка до 80-х годов не было. В настоящее время его массивный корпус с выбитыми в период борьбы со спекуляцией стеклами сильно искажает образ Сенного рынка эпохи Достоевского. Наши дни отчасти вернули площади утраченный колорит. Торговля сосредоточилась вновь в небольших лавчонках, на лотках - пестрая, шумная, крикливая. На наших глазах возрождается "чрево Петербурга". Дома, окаймляющие площадь, на половину сохранились от времени нашего романа.
Вблизи Сенной протекают старые Кривуши - речка, прозванная так благодаря своей кривизне. В эпоху Екатерины II-ой речка была превращена в канал, одно время весьма оживленный, покрытый барками, нагруженными припасами и строительным материалом. Вода некоторое время была пригодна для питья. Однако засорение ее шло чрезвычайно быстро.
В 50-х годах прошлого века возник даже особый проэкт засыпать канал, заражавший воздух зловонием от застоя нечистот. Мюссард в царствование Александра II предложил уничтожить канал и создать на его месте бульвар. Его должна была украсить аллея статуй, изображавших русских государей от Рюрика до наших дней. На том месте, где сливался канал с Мойкой, предполагалось соорудить эмблему России. Этот смелый проэкт устроить в Петербурге подобие берлинской Siegesallee к счастью не был приведен в исполнение. В эпоху Достоевского канал благополучно продолжал отравлять в летнюю пору воздух.
Упомянутая усадьба Юсупова сохранилась в виде сада с особняком. Дворец был воздвигнут гениальным Гуаренги, вероятно и парк был разбит по его плану, Фасад дворца и cour d'honneur выходят на Фонтанку, прилегающий к ним парк на Садовую 1.
1 См. Петров. П. Н. История Санкт-Петербурга. Столпянский П. Н. Санкт-Питербурх. Курбатов. В. Я. Петербург.
Современный нам сад Юсупова, когда то был одной из тех усадеб, которые по мысли Петра Великого окаймляли по набережной Фонтанки сплошной гирляндой его "Парадиз".
Через намеченный нами район проходят четыре больших улицы - Садовая и три проспекта: Вознесенский, Екатерингофский и Забалканский. Характерно название улиц заключенных в нем: Мещанская, Казначейская, Подъяческие, Столярный, Кустарный, Щепяной, Конный и т. д.
Район населен: чиновниками, купцами, ремесленниками - всё средними элементами городского населения, а отчасти Lumpenproletariat'oм. Вот в самых общих чертах характеристика интересующего нас района.
* * *
Сенная площадь имела какую-то особенную притягательную силу для Раскольникова. Его постоянно тянуло сюда.
"По старой привычке, обыкновенным путем своих прежних прогулок, он прямо направился на Сенную" (стр. 154).
"Раскольников преимущественно любил эти места, равно как и все близь лежащие переулки, когда выходил без цели на улицу" (стр. 62).
"В последнее время его даже тянуло шляться по всем этим местам, когда тошно становилось, "чтоб еще тошней было", (стр. 156).
Достоевский несколько раз возвращается к описанию Сенной.
"Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иной фигурой" (стр. 5).
В другом месте мы находим описание вечернего часа, когда замирает торговая жизнь рынка и пробуждается другая жуткая.
"Было около 9 часов, когда он проходил по Сенной. Все торговцы на столах, на лотках, в лавках и лавочках запирали свои заведения, или снимали и прибирали свой товар, и расходились по домам, равно как и их покупатели. Около харчевен в нижних этажах, на грязных и вонючих дворах домов Сенной площади, а наиболее у распивочных, толпилось много разного и всякого сорта промышленников и лохмотников" (стр. 62).
К Сенной примыкает двумя своими концами изогнутый Таиров переулок. Здесь стоял дом Таирова, превращенный в холерную больницу во время эпидемии 1831 года, где пострадали во время холерных беспорядков доктора. Этот переулочек с одной стороны сохранил и поныне черты старого Петербурга. Яркое описание его жизни находим в "Преступлении и наказании".
"Он и прежде проходил часто этим коротеньким переулком, делающим колено и ведущим с площади в Садовую...
Тут есть большой дом, весь под распивочными и прочими съестно-выпивательными заведениями; из них поминутно выбегали женщины, одетые как ходят "по соседству" - простоволосые и и одних платьях. В двух-трех местах они толпились на тротуаре группами, преимущественно у сходов в нижний этаж, куда по двум ступенькам можно спускаться в разные весьма увеселительные заведения. В одном из них в эту минуту шел стук и там на всю улицу, тренькала гитара, пели песни, и было очень весело. Большая группа женщин толпилась у входа; иные сидели на ступеньках, другие на тротуаре, третьи стояли и разговаривали. Подле на мостовой шлялся, громко ругаясь, пьяный солдат с папироской и, казалось, куда то хотел войти, но как будто забыл куда. Один оборванец ругался с другим оборванцем, и какой-то мертво-пьяный валялся поперек улицы" (стр. 156). Здесь на Сенной в вечернюю пору встречает Раскольников молодого черноволосого шарманщика с девочкой лет пятнадцати в старом испанском платье и с соломенной шляпой украшенной огненно-красным пером, и взволнованно слушал, "весьма чувствительный романс". Здесь находился в доме Вяземской лавры, Хрустальный дворец 1 где происходит замечательная встреча Раскольникова со Свидригайловым, а так-же ссора с его другом Разумихиным. Недалеко отсюда и та распивочная, в которой он услышал исповедь Мармеладова. На Сенной площади он очутился, сам не зная как, после своих блужданий на островах и услыхал роковой разговор двух мещан с Лизаветой Ивановной, разговор определивший бесповоротно его судьбу. Так же неожиданно для себя поворачивает он на Сенную, чтобы принести свое покаяния, вспоминая слова Сони. "Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру вслух: я убийца!"
1 Сведение взято из примечаний А. Г. Достоевской.
Екатерининский канал со своими двумя мостами: Кокушкиным и Вознесенским на ряду с Сенной площадью является действующим лицом в романе.
Родион Романович, в своих лихорадочных блуждениях по городу, любил останавливаться на мостах и глядеть в воду. У него даже были излюбленные места.
"Прошел шагов десять и оборотился лицом к Неве, по направлению к дворцу. Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на Неве так редко бывает. Купол собора, который ни с одной точки не обрисовывался лучше, как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух можно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение. Он стоял и смотрел пристально. Это место ему было особенно хорошо знакомо. Когда он ходил в университет, то обыкновенно, чаще всего возвращаясь домой, - случалось ему, может быть, раз сто останавливаться именно на этом же самом месте, пристально вглядываясь в эту действительно великолепную панораму" 1.
1 Художник М. В. Добужинский заинтересовался вопросом почему Достоевский отметил это место, как наиболее подходящее для созерцания Исаакиевского собора. Оказалось, что отсюда вся масса собора располагается по диагонали и получается полная симметрия в расположении частей.
Также любил Раскольников останавливаться и на мостах канала и подолгу всматриваться в его мутные воды.
"Раскольников прошел прямо на -ский мост (Вознесенский), стал на средине, у перил, облокотился на них обоими локтями, и принялся глядеть вдаль... Склонившись над водою, машинально смотрел он на последний, розовый отблеск заката, на ряд домов, темневших в сгущавшихся сумерках, на одно отдаленное окошко, где-то в мансарде, по левой набережной, блиставшее точно в пламени от последнего солнечного луча, ударившего в него на мгновение, 1 на темневшую воду канавы и казалось со вниманием всматривался в эту воду. (стр. 168).
Во время такого же стояния над водой встретила его сестра - Авдотья Романовна.
"По обыкновению своему, он, оставшись один, с двадцати шагов впал в глубокую задумчивость. Взойдя на мост (Кокушкин), он остановился у перил и стал смотреть на воду. А между тем над ним стояла Авдотья Романовна" (стр. 483.)
По набережной "канавы" бродил Раскольников, подыскивая место, где можно было бы спустить в воду похищенные вещи, опасаясь, что его могут заметить. Достоевский дает описание оживленных берегов. "Он бродил по набережной Екатерининского канала уже с полчаса, а может и более, и несколько раз посматривал на сходы в канаву, где их встречал. Но и подумать нельзя было исполнить намеренье: или плоты стояли у самых сходов и на них прачки мыли белье, или лодки были причалены, и везде люди так и кишат, да и отовсюду с набережных можно видеть, заметить" (стр. 107).
На канал выходит окно безобразной комнаты Сони Мармеладовой, к которому подходил Родион Романыч, взволнованный своим земным поклоном. И окна того дома, где совершено было убийство, также выходили на Екатерининский канал. И быть может, что над канавой поднялся тот "огромный, круглый, медно-красный месяц", словно налитый кровью, что "глядел прямо в окна" комнаты убитой старухи. "Это от месяца такая тишина, подумал Раскольников, - он верно теперь загадку загадывает" 2. (стр. 274).
1 Не Сонино ли? Н. А.
2 Образ из кошмара Раскольникова.
Екатерининский канал со своими изломанными линиями, со своими мостами, высокими старыми домами, обступившими его, из-за которых кажутся еще теснее его гранитные берега, полон для нас образами Достоевского.
Третье место района Сенной площади, упомянутое несколько раз в романе, это Юсупов сад. Сюда видимо часто захаживал Родион Романович. Сюда, по крайней мере, мечтая о том чтоб "погулять", собирался зайти Разумихин перед тем, как отправиться в "Пале де Кристаль".