Девушка не хотела продолжать воспоминаний той сцены.
   — Знаешь, Бронвин, то, как он смотрел на меня, напоминало мне голодный взгляд Эдуарда, от которого содрогалось все мое тело. Что же мне делать? — Бретана в отчаянии обвила руками шею Бронвин, чуть не опрокинув ее.
   — Ну успокойся, успокойся, — Бронвин нежно погладила ее роскошные волосы. — Может, ты и ошибаешься, — с надеждой в голосе произнесла она. — В любом случае сделать уже ничего нельзя, надо только получше воспользоваться тем, что мы имеем.
   Бретана в течение некоторого времени продолжала обнимать Бронвин, а потом отпрянула и пристально посмотрела ей в глаза. Та знала, что такой взгляд означает только одно — в ее голове созрел какой-то план.
   — Так вот, самое лучшее в нашем положении — это вернуться в Нортумбрию, — решительным тоном заявила Бретана. — Нам просто-напросто надо покинуть эту страну.
   Хотя Бронвин и знала, что Бретана предложит что-то из ряда вон выходящее, но ничего столь дерзкого даже она не ожидала.
   — Госпожа, ты наверное шутишь. Не думаешь же ты, что мы сумеем бежать отсюда?
   — Я и помыслить не могу о том, чтобы оставаться здесь в ожидании того, что нас ждет.
   — Я вряд ли справлюсь с этими тяжелыми веслами.
   До смешного нелепый образ Бронвин, сидящей за веслами, вызвал на губах Бретаны легкую улыбку.
   — Нет, дорогая Бронвин, но это могут сделать викинги. Торгуй говорил мне, что в Трандберген наезжают купцы, чтобы здесь обменивать свои товары. Надо думать, что они приезжают с командой матросов, которые жадны до наживы. Учитывая это, а также то, что мы можем удовлетворить их алчность изрядным количеством серебра, наш успех обеспечен. Приближается летний торговый сезон, а эти ужасные брачные приготовления займут еще месяца два, так что к тому времени мы сумеем склонить какую-нибудь корыстную душу к тому, чтобы отвезти нас домой.
   Бронвин все еще никак не могла принять рассуждения Бретаны.
   — И ты думаешь, они согласятся плыть в Англию?
   К этому моменту Бретана уже все взвесила.
   — Согласятся, хотя, вероятно, только с целью ограбить нас, но мы, скорее всего, сможем добраться до Хебеди, а уж оттуда найдем способ безопасно доплыть до Глендонвика.
   — Госпожа, ведь это так опасно.
   — Ерунда! — отрезала Бретана, — и раньше другим это удавалось. Да взять, в конце концов, мою мать. А я что, не ее дочь? Благодаря отцу в моей шкатулке вполне достаточно драгоценностей, чтобы оплатить наш рейс.
   Внезапно их внимание привлекло громкое постукивание по стене вблизи занавеса, закрывающего вход в комнату Бретаны. Вошла молодая скандинавская женщина, которая почти не говорила по-английски, и показала жестом, что в боковой комнате для Бретаны приготовлена ванна.
   Бретана сразу же вспомнила про ужин с Хааконом. Эта самая ванна, без сомнения, является частью приготовлений Магнуса, которые он устроил для дочери перед тем, как отправить ее на ужин.
   — Я не пойду, — заявила она Бронвин. Та не успела ничего ответить, поскольку это сделал за нее Магнус.
   — Выбор за тебя уже сделан. — Он стоял в дверях ее комнаты, раздраженный и непреклонный. Рагнхильд поможет тебе. А теперь — быстро за дело!
   Произнеся этот приговор, Магнус задернул толстые шторы и оставил сбитую с толку горничную наедине с обеими саксонками, которые стояли с открытыми от удивления ртами.
   — Я не пойду за него замуж. Бретана знала, что это заявление ничего не меняет в положении.
   — Все это хорошо, госпожа, но ужинать с ним все-таки придется.
   Бретана знала, что Бронвин права. Похоже на то, что если она будет сопротивляться, то Магнус поволокет ее силой. В любом случае, ведь это только ужин, и далеко еще не свадьба. Она уже научилась уступать в маленьких схватках, чтобы сохранить силы для крупных сражений.
   Устало вздохнув, она последовала за Рагнхильдой к клубящейся паром ванне, которую та приготовила для нее. Ее удручала цель, ради которой это делается, а не сам процесс мытья. Она расслабленно сидела в ванне, а горничная один за другим выливала на нее ушаты воды.
   После долгого пребывания в ванне Бретана вытерлась, а затем, примирившись с необходимостью подготовиться к вечерней встрече, занялась своим туалетом, выбрав для этой цели инкрустированное гранатами ярко-красное платье и подходящее ожерелье. Наконец, с помощью Бронвин, она сделала себе прическу. Часть ее белокурых волос была собрана в пучок, а остальные ниспадали свободно из-под изящного серебряного хлао.
   Хаакон также уделил должное внимание своему наряду, надев бархатную тунику цвета янтаря, вышитую по воротнику и рукавам растительным узором из полированного оникса. Увенчана туника была пышным и высоким золотистым воротником, середина которого украшена причудливым изображением оскаленных, кусающихся лошадиных морд. Тема этого орнамента повторялась и на ожерелье, несущего изображение фантастических чудовищ. Как и Бретана, он надел хлао, которое, однако, было сделано из чистого золота.
   Завершив туалет, викинг оглядел себя в большом зеркале, висевшем на задней стене его комнаты. При этом он самодовольно подумал о том, как повезло этой саксонской девчонке, что она заполучила такого представительного и рослого мужчину. Еще до Гудрун он пользовался большим успехом у местных особ женского пола, которые находили, что его качества короля сильно выигрывают от его запоминающейся внешности. Что и говорить, веселое было время — сколько хочешь женщин — и все на одну ночь. Его женитьба на Бретане снова отодвинет, может быть, все это в прошлое.
   Несмотря на свою скаредность, Хаакон на этот раз не поскупился на затраты.
   Его повар, подробно проинструктированный самим королем, приготовил фаршированных куропаток, жаркое из лося, а также гору клубники, яблок и свежих овощей. Хаакон даже распорядился принести большой кувшин своего лучшего заморского вина. Только он собрался налить себе изрядную порцию этого напитка, как раздался резкий стук в дверь.
   — Входи! — приказал он, успев, пока он один, сделать добрый глоток вина.
   Появился Кнут, слуга Хаакона, и объявил о прибытии долгожданной гостьи.
   — Король, — начал он, слегка наклонив голову в знак приветствия, — я привел дочь ярла Магнуса, леди Бретану.
   Кнут отступил назад, открыв взору Хаакона неземное зрелище. Впечатление от ее внешности превзошло даже то, которое в самом лучшем виде предлагала ему услужливая память. Она больше походила на небожительницу, чем на обыкновенную земную женщину.
   Как и в тот раз, когда Хаакон увидел Бретану впервые, ее волосы свободно ниспадали вниз, а несколько шелковистых прядей покоились на ее полных грудях. На ней было подобранное в тон серебряному хлао ожерелье из опала и того же благородного металла с пятью овальными камнями, которые отбрасывали лучи света прямо на нежные черты ее лица. Вид стоящей перед ним красавицы, которая казалась еще более прекрасной, чем во время их первой встречи, заставил болезненно возмутиться мужское естество Хаакона.
   — Можешь идти! — приказал Хаакон. Слуга мгновенно удалился, хотя Бретана успела бросить на него последний взгляд, умоляющий его остаться, но тщетно. Хлопанье закрывающейся двери ознаменовало собой то ужасное обстоятельство, что она оставалась наедине с Хааконом.
   — Присядешь?
   Он указал на кресло с толстой обивкой, стоявшее напротив того места, на котором, видно, обычно сидел он сам за длинным, накрытым скатертью столом. Бретана молча прошла и остановилась около предназначенного для нее места, поскольку было очевидно, что Хаакон собирается отодвинуть кресло и усадить ее.
   Она села, а затем слегка приподнялась, чтобы он мог подвинуть кресло ближе к столу, и тут же почувствовала, как его руки слегка коснулись ее спины. Она быстро наклонилась вперед в безуспешной попытке избежать следующей попытки такого рода.
   — Маленькая саксонка боится меня? Голос Хаакона одновременно был полон насмешки и трогательной заботы.
   — Ты думаешь, меня так легко напугать? Я не такая.
   — Ну и какая же ты?
   — Я устала от мужчин, которые пытаются изменить мою судьбу.
   Голос Бретаны звучал бесстрастно, а глаза пристально следили за Хааконом, который обогнул стол и уселся прямо против нее.
   — Ты, надо полагать, говоришь о Торгуне и своем отце. Намерения у них самые добрые, но действуют они неуклюже. Думаю, что со мной тебе будет лучше.
   — С твоего позволения, тебе не представится такой возможности.
   — В самом деле? — Хаакон удивился тому, что она так смело и открыто противоречит ему. — А ведь ты знаешь, что мы обязательно будем вместе.
   — Я знаю то, что эта мысль приводит меня в ужас.
   Бретана надеялась, что, видя ее отвращение к нему, Хаакон откажется от своего предложения, однако достигла она совершенно обратного результата.
   Не спросив разрешения, Хаакон налил другую чашу вина, поставив ее перед Бретанон. Она поднесла ее к своим полным губам и сделала изрядный глоток в надежде, что, выпив крепкого напитка, она как-то сумеет отдалить себя от своего грубого собеседника. По лицу Хаакона пробежала странная усмешка.
   — А тебе не приходит в голову, что если ты потеряешь контроль над своим разумом, то я смогу воспользоваться преимуществом своего положения? — спросил он.
   — Сэр, — едко ответила Бретана, — мой разум сумеет по достоинству оценить ваши выпады против меня. И если я не ошибаюсь, вы уже воспользовались своими преимуществами.
   Такого отношения к нему с ее стороны следовало ожидать. И все же Хаакон не думал, что она будет так зло непримирима.
   — Маленькая проказница! Ты обладаешь не только прекрасной внешностью, но и острым умом.
   Теперь я понимаю, почему Торгуй так обожает тебя.
   — Не говори мне о нем! — взорвалась Бретана, внезапно поднимаясь со своего места и ненароком опрокидывая при этом почти полную чашу вина, красная жидкость из которого потекла в сторону Хаакона.
   — Очень хорошо, — ответил тот, отметив про себя, как глубоко задевает ее эта тема. — Как только мы поженимся, нам уже не придется больше думать о нем, после того, конечно, как он засвидетельствует наш союз.
   — Ты все пытаешься убедить меня в том, что я выйду за тебя, хотя мне уже приходилось говорить тебе совсем обратное. И хотя сейчас мой отец введен в заблуждение, можешь мне поверить, что в конце концов он будет считаться с моими желаниями, даже если он по-прежнему будет упорствовать в своей немыслимой затее.
   Хаакон рассмеялся.
   — Меня далеко не прельщает замужество, так что не будем говорить на эту тему.
   Бретана перевела глаза на блюдо с фруктами, однако заметила, как он поднимается с места, обходит стол и останавливается совсем близко от нее.
   Сначала очень смутно, а затем все более и более явственно Бретана почувствовала, как одной рукой Хаакон кладет руку на ее волосы и многозначительно проводит пальцами по изгибу шеи. Это прикосновение заставило ее несколько содрогнуться, отчего Хаакон коротко и хрипло фыркнул.
   — Вот увидишь, тебе это понравится — не ты первая.
   Она, едва сдержалась, чтобы не повернуться к не ударить тяжелой серебряной чашей, которую она держала в руке, по его надменному подбородку.
   Пока она раздумывала над тем, как ей поступить, Хаакон взял ее за плечи, поднял с кресла и быстро повернул к себе. Ее охватил панический страх, который еще больше увеличился от того, что в глубине его темных глаз она уловила знакомый ей огонь желания.
   Внезапно он хищно впился в ее губы, болезненно вжимаясь в них своими губами и помогая себе при этом языком, а она изо всех сил пыталась освободиться от его ласк.
   Ее реакция могла бы быть более быстрой и эффективной, не будь она захвачена врасплох его жестоким порывом. Торгун никогда не поступал с ней таким образом. На какое-то мгновение Бретана почти забыла мучительные вчерашние события и взмолилась, чтобы, открыв глаза, она увидела себя в объятиях не Хаакона, а его брата.
   — Ах ты, саксонская сучка!
   Эти слова были произнесены на чужом языке, однако этого оказалось достаточно, чтобы сразу же привлечь внимание и Хаакона, и Бретаны. Гудрун стремительно приблизилась к обнимавшейся паре и, подобно клину, разъединила их. Яростно растолкав их в стороны, она вонзила свои ногти в нежную шею Бретаны, разодрав ее до крови.
   — Я научу тебя не шляться куда тебя не просят, ты, подстилка, ублюдок! — вопила она.
   Прежде чем Хаакон успел вмешаться, Гудрун столкнула его в сторону и опрокинула Бретану спиной прямо на стол, так что та оказалась лежащей среди стоявших на нем блюд. Во все стороны полетели куски мяса, фрукты и брызги вина.
   Гудрун, подобно дикой бродячей кошке, села верхом на Бретану и, захватывая руками целые пряди ее волос, пыталась ударить ее головой о крышку стола. Хаакон прыгнул вперед, чтобы оттеснить нападавшую, однако понял, что Бретана вполне справится и сама. Пользуясь преимуществом роста, та быстро сбросила с себя свою более грузную соперницу.
   Не считая однажды происшедшей схватки с Торгуном, Бретана никогда и ни с кем по-настоящему не дралась. А тут она, проявив завидное умение, опустилась на колени, опрокинула брызжущую слюной Гудрун на пол и угрожающе занесла над ее головой серебряный кубок. Поединок окончился, и Бретана явно победила в нем, хотя так до конца и не поняла, чего же она этим добилась. Продолжая нависать над тяжело дышащей соперницей, глаза которой метали молнии, она наконец поняла, кто перед ней.
   — Великолепно, леди, если я могу так вас называть, — бодро воскликнул Хаакон, громко и с притворным энтузиазмом аплодируя обеим. — Я так польщен и впечатлен, а вы, леди Бретана, продолжаете меня изумлять все новыми и новыми талантами.
   Такой триумф заставил ее ослабить хватку на своей жертве. С максимально возможным в этих странных обстоятельствах достоинством она отпустила ее, поднялась на ноги и быстро отступила назад.
   — Уходи! — жестко сказал Хаакон. Гудрун прищурила глаза, отчего сразу же стала похожей на готовую к схватке разъяренную кошку.
   — Я хочу поглядеть на эту потаскуху. Ну и дылда же ты, а?
   От этих оскорбительных слов, произнесенных специально для нее по-английски, Бретана вся ощетинилась. Хотя она имела стройную и гибкую фигуру, при своем росте она всегда чувствовала себя неловко, и поэтому сказанное Гудрун вывело ее из себя. Она едва удержалась от желания возобновить схватку.
   — Если мне будет позволено высказать свое мнение, то я бы не стала разрушать ваш союз.
   При этих словах брови Гудрун удивленно взметнулись.
   — Вот как? — притворно рассмеялась она. — Вот что, моя дорогая саксонская леди, будем надеяться, что тебе удастся сделать в этой жизни и еще что-нибудь, поскольку наш король скорее человек дела, чем слова — спи с опаской.
   Хаакон уже собирался вышвырнуть Гудрун из обеденного зала, когда она опередила его намерения и вышла сама. Через мгновение она шла по коридору, и шагам королевы вторил ее злорадный смех.
   — Ну что ж, — нашелся Хаакон, — я немного иначе представлял себе сегодняшний вечер. Однако, учитывая эту небольшую заминку, на сегодня с тебя достаточно. Кнут проводит тебя до дома.
   — Дойду и сама, — ответила Бретана, надеясь по пути обдумать план своего побега.
   — Да, конечно, вот этого-то я и боюсь, так что Кнут все же пойдет с тобой. Спокойной ночи на этот раз, любовь моя. Надеюсь, что при следующей нашей встрече мы удовлетворим и наши желания.
   Бретана отвернулась, чтобы избежать плотоядного взгляда Хаакона. Да что вам, по пути к дому Магнуса она не смотрела даже в сторону Кнута. И даже во время сна, укрытая мехами, лежа в своей постели, ей все время слышались какие-то голоса и мелькали какие-то причудливые образы, пророчившие ей страшное будущее.

Глава 17

   Бретане так хотелось думать, что теперь она выглядит как настоящий викинг. Ей удалось добыть такую же странную, в том числе верхнюю, одежду, которая казалась ей такой тяжелой и неуклюжей.
   В другое время ей совсем не хотелось быть похожей на язычницу, но сейчас другое дело, именно к этому она и стремилась. Только так можно было надеяться на то, что им удастся попасть незамеченными на борт ожидавшего их корабля.
   — Быстрее, Бронвин, иначе мы попадем на пристань как раз вовремя, чтобы помахать на прощание нашим фризским хозяевам.
   — Я и так стараюсь, госпожа. Мне мешает идти шлейф платья, а тут еще эти пудовые драгоценности, которые ты навешала на меня. Вот уж не думала, что четыре браслета могут быть такими тяжелыми.
   Бретана привлекла к себе свою спутницу, чтобы, во-первых, та не говорила так громко, а во-вторых, шла быстрее.
   — Ш-ш-ш… Конечно, это ужасно неудобно, но только так мы сможем выкупить свою свободу, так как у меня не было возможности захватить с собой куски серебра, которые куда-то запрятал отец. Капитан фризов Вагн уверял, что этого будет достаточно, однако все это окажется ни к чему, если мы обратим внимание своей странной для окружающих речью. А теперь тише.
   Хотя занимавшаяся заря еще навевала предутренние сны почти на всех мирно спящих жителей Трокдбергена, Бретана шла, низко опустив голову, как будто боялась быть узнанной каким-нибудь случайным прохожим. Из-за своей неудобной одежды, а также отороченного мехом капюшона, скрывавшего лицо девушки, она едва видела дорогу, по которой шла И, тем не менее, ее стремительная уверенность позволяла предполагать, что ей знаком здесь каждый камень. Они с Бронвин терпеливо выжидали удобного момента для исполнения своего заветного плана, поэтому неудача для них была просто немыслима.
   — Надо торопиться. Посмотри впереди. Уже грузят последнюю партию мехов, и фризы собираются отплывать к себе на родину. Подкупить Вагна было нетрудно, однако он вряд ли захочет быть пойманным с поличным. Если кто-нибудь увидит нас, мы погибли. Ради всего святого, Бронвин, да подними же ты наконец этот шлейф.
   Она мгновенно обернулась к своей спутнице, платье которой за что-то зацепилось. Бретана со всех ног бросилась помочь ей и в это самое время сильно ударилась задом о какой-то предмет, который, судя по произведенному им действию, вполне мог быть целой скалой.
   — Ты мчишься как стрела. Что-нибудь случилось?
   Она едва могла поверить своим глазам. Хуже встречи и нарочно не придумаешь: это был Торгуй собственной персоной.
   — Ты мешаешь мне идти по своим делам. Я пойду дальше, если не возражаешь.
   — Поскольку судьба опять свела нас вместе, я хочу поговорить с тобой.
   Во время своего последнего одинокого рейса на остров Эйнара и обратно Торгуй думал только о Бретане и той страсти, которую они вместе делили там. На обратном пути он изо всех сил старался найти способ исторгнуть ее из своего сердца, а вернулся в полной уверенности, что забыть ее ему уже не удастся никогда.
   Может быть, она за это время стала мягче к нему. Здесь по крайней мере у него есть шанс еще раз объясниться перед ней. Торгуя отчаянно надеялся на то, что она согласится его выслушать.
   — Ты сказал все, что я хотела слышать. Хватит с меня двуличности я предательства.
   Сердце Торгуна упало. Ничего не изменилось.
   — Ласточка моя, я…
   — Не надо! — резко оборвала Бретана. — С меня достаточно твоей лжи! Больше ничего не хочу слышать.
   Бретана и в самом деле так исстрадалась за последние две недели. Ей бы вроде только радоваться, что Торгун больше не домогается ее прощения, а она с тяжелым сердцем узнает о его отъезде. Почему, при такой якобы любви, он все же уезжает? Он наверняка покинул ее, потому что настоящая любовь так легко не сдается. Какую хитрость он еще замышляет?
   — Я просила дать мне пройти. Торгун уже был готов повиноваться, как вдруг заметил — во что она одета.
   — Я еще не видел тебя одетой как викинг. Тебе это идет.
   Он также обратил внимание на то, сколько на ней всяких дорогих украшений. И еще, когда он налетел на нее, в ее карманах что-то сильно звякнуло. Наконец он понял, в чем дело.
   — Сразу видно, что миледи — дочь богатого ярла. Или, может быть, ходячая касса для уплаты фризам?
   — Не собираюсь ничего тебе объяснять, — презрительно ответила она, обеспокоенная как быстрой сообразительностью Торгуна, так и видом корабля, разворачивающего свой красный парус в бухте фиорда.
   Схватив одной рукой Бронвин за полный локоть, она попыталась обойти массивную фигуру викинга, однако он оказался проворнее и как утес встал между ней и дорогой к морю. На этот раз они столкнулись лицом к лицу.
   — Это безумие. Что бы там тебе ни говорил Вагн, но пока вы на корабле, вам везде грозит опасность.
   Бретана повторила свою попытку разминуться с Торгуном. На этот раз он схватил ее за руки, но еще раньше она увидела, как фризский корабль снялся с якоря.
   — Смотри, что ты натворил, они уходят без нас! Это был для меня едва ли не единственный шанс вернуться в Глендонвик, и тот ты украл у меня. Ну что тебе еще надо?
   Торгун так сильно держал Бретану за кисти рук, что одно это могло бы вызвать боль, однако появившиеся на ее глазах слезы были вызваны не этим физическим воздействием, а охватившим ее отчаянием.
   — Так что он тебе сказал?
   Торгун отпустил Бретану, понимая, что она рассталась с мыслью о побеге.
   Фризы на веслах быстро уходили от берега, поэтому она уже не видела больше смысла в том, чтобы скрывать свой план.
   — Вагн уверял, что моего серебра будет достаточно, чтобы благополучно провезти нас. Он собирался доставить нас в место, которое называется Дорстад, откуда, по его словам, фризские корабли отправляются торговать в Восточную Англию. Это еще не дом, но уже Англия. По крайней мере, не эта чужая земля.
   — Какая же ты глупая! — Торгун был вне себя от ее бессмысленного поступка, который чуть было не привел к беде.
   — Ты что, думала покинуть этот корабль с незапятнанной честью? Как только ты оказалась бы на борту, он сам и его люди получили бы от тебя то, что они хотят, а затем продали на невольничьем рынке в Хебеди.
   — Все же лучше, чем моя жизнь здесь. И потом, насколько я припоминаю, моя честь уже и без того сильно пострадала.
   Немного поразмыслив, Бретана пришла к выводу, что Торгун, скорее всего, прав, и она зря так поспешно доверилась фризам. Но, с другой стороны, это был единственный торговый корабль за три недели с тех пор, как она решила бежать.
   — Для тебя так важно попасть домой? Ответом ему был исполненный страдания взгляд Бретаны, который сказал ему все красноречивее всяких слов. Торгун вздохнул. Только сейчас он понял в полной мере, сколько мучений причинил он любимой.
   — Тогда я отвезу тебя.
   — Что?
   Бретана подумала, что из-за своих рыданий она ослышалась.
   — Если тебе так нужны белые стены твоего Глендонвика, ну что же, я привезу тебя к ним. Нам удастся устроить твой побег, и Магнус ничего не узнает.
   Бретана, до глубины души пораженная этими словами, безмолвно застыла на месте. Что еще он такое придумал? Может ли быть искренним его предложение? Она хотела бы так думать, но не могла не сомневаться, поскольку он сделал его только тогда, когда увидел, что ее собственный план провалился. Ну да, конечно! Он убоялся того, что ее побег лишит его денег Магнуса. От самой этой мысли в ее глазах вспыхнул гневный огонь.
   — Что заставляет тебя думать, что я соглашусь плыть на твоем корабле?
   — Наверное, желание попасть домой. Твое поведение не дает мне основания думать, что причиной этого является желание побыть в моем обществе.
   Она не могла проникнуть в его мысли. Это человек без стыда и совести. Если он думает, что сначала мог предать и покинуть ее, а потом вновь завоевать место в ее сердце посредством какой-то дьявольской хитрости, которая скрыла бы его лживые намерения, то тогда он поступает глупее, чем она, доверившись фризам.
   — Меньше всего я бы хотела быть в компании такого грубияна.
   Торгун не ожидал такой неприкрытой ненависти.
   — Правда? Это хуже брачного ложа моего брата?
   — Это ничто по сравнению с тем, что меня ожидало бы с тобой.
   Бретана хотела сказать совсем не то, но ее слова убедили Торгуна в том, что она совсем не против того, чтобы выйти замуж за короля викингов. Он услышал ее слова, а не голос сердца.
   — Ну что ж, миледи, если это ваш выбор, то не мне быть судьей.
   Отступив в сторону, Торгун дал Бретане возможность продолжить ее путь по дороге, ведущей на пристань. Однако, сделав первый осторожный шаг в этом направлении, она вспомнила, что корабль в это время уже проплывает воды фиорда. Оставалось только возвращаться в дом Магнуса.
   Смущенная, она быстро повернулась и пошла обратно, жестом приказав Бронвин следовать за собой. Ладно, будут и другие корабли.
   Она почувствовала себя хуже, чем на терзаемом штормом корабле. Бретана повернулась на спину, надеясь подавить мучивший ее позыв к тошноте, однако это не могло избавить ее от страха того, о чем она уже знала, — она беременна.
   Она уже догадывалась об этом еще в то время, когда собиралась бежать с фризами. Теперь же вообще не оставалось никаких сомнений она носит в себе ребенка Торгуна. К тому же на завтра намечена официальная церемония ее введения в семейство Магнуса. После этого она должна будет выйти замуж за этого презренного Хаакона.
   Как бы она хотела, чтобы ее жизнь вновь стала такой, какой она была всего какой-то месяц назад. Когда ее сердце было преисполнено мечтой о жизни с Торгуном. О, в то время мысль о том, что она будет носить его ребенка, преисполнила бы ее огромной радостью. Теперь же это только напоминало ей о том, чего они лишили себя.