Страница:
Находясь внутри дома, она увидела, что плиты дерна, из которых сложены стены дома, закреплены на раме из плотно пригнанных березовых стволов, связанных между собой тонкими переплетенными ветками деревьев и пеньковыми веревками. Пара более толстых стволов находилась на несколько большем расстоянии, как раз достаточном для того, чтобы уместить там небольшую прямоугольную раму, на которую пошли половинки таких же стволов.
Бретана вытащила из оконной петли задвижку и сильно толкнула тяжелый деревянный ставень. Открыть его удалось только со второй попытки, за что она и была вознаграждена хлынувшим в помещение потоком яркого света и свежего воздуха.
То, что снаружи выглядело как два помещения, на деле оказалось одним. Тем не менее небольшое понижение крыши с тыльной стороны дома все же создавало впечатление, что находишься в помещении меньшего размера. Когда-то здесь, видно, была перегородка, на что указывали занавеси, свисавшие с деревянного шеста, который пересекал потолок в самом низком его месте.
Глиняное углубление в полу, в котором только что стояла Бретана, пересекало помещение по всей его длине. Со всех сторон оно было окружено и закрепленными в каменных гнездах брусьями, служащими, судя по всему, для крепления остроконечной крыши. Посредине глиняный желоб обрывался, уступая место продолговатому очагу, выложенному из небольших гладких камней. В центре очага виднелась горка остывшей золы, явно следы того, что кто-то разжигал здесь огонь.
Ко все большему удивлению Бретаны, окружающие предметы свидетельствовали о том, что домом со всем его, пусть нехитрым, хозяйством занимались рачительные хозяева. У очага, рядом с одним из брусьев, красовался огромный чугунный котел с витиеватой ручкой, а на соседних стенах висел полный набор разной кухонной утвари: решетка с длинной рукояткой, используемая в качестве рашпера, всякие чаши и черпаки, сделанные из стеатита, а также несколько деревянных прямоугольных блюд.
В дальнем конце дома, на небольшом боковом возвышении, находился поставленный на козлы стол расположенными по его сторонам длинными дубовыми скамьями. Стол обрамляли чашеобразные светильники из стеатита, насаженные на железные шипы.
Бретана заметила также стоявшую рядом с ней еще одну, более внушительную, чем остальные, скамью, покрытую толстой роскошной медвежьей шкурой каштанового цвета. У противоположного края стола на полу аккуратно свернутая какая-то незнакомая ей шкура более светлого цвета. Как хотелось завернуться в ее мягкий, теплый мех и отрешиться от трудностей и забот изнурительного дня, однако слишком много надо еще сделать, чтобы как-то обезопасить себя до наступления ночи.
В светильниках еще оставалось немного масла, однако, судя по грязной пленке, плававшей на его поверхности, ими уже довольно долго никто не пользовался.
В дальнем углу дома Бретана нашла лучину для растопки и березовые поленья, однако то и другое бесполезно для нее до тех пор, пока ей не удастся найти чем развести огонь, да еще и суметь сделать это.
В небольшом горшке рядом с очагом нашелся достаточный запас и кремней и кресал. Приготовить ветки и дрова для растопки оказалось делом нетрудным, а вот когда дошло до высекания огня — тут Бретана стала в тупик. В Глендонвике этим занимались слуги, а ей самое большее, приходилось лишь раздувать уже горящее пламя.
« И нет никого, кто бы мог мне помочь «, — подумала Бретана удрученно, сама принимаясь за это невозможно трудное дело. В безнадежных попытках высечь огонь прошло около часа, прежде чем оба приспособления полетели в дальний угол комнаты. Все ее усилия растворились в горечи раздражения и разочарования.
Становилось не только темнее, но и холоднее, а дальше будет еще хуже, это она хорошо понимала. Мало-помалу ее разочарование сменилось отчаянным стремлением справиться с возникшими трудностями, и она решила повторить попытки. Скрестив ноги (эта неудобная поза стала с некоторых пор ей хорошо знакома), Бретана примостилась у края очага и принялась за дело.
За этим занятием в ее мыслях внезапно возник образ Торгуна. Он считал ее изнеженным существом, не способным и не желающим преодолевать трудности жизни. Девушку раздражала сама мысль о том, как бы он насмехался над ней, видя ее в таком затруднительном положении. Она даже знала, какими словами Торгуй сопровождал бы ее безуспешные попытки.
— Похоже, что ты напоролась на руль, — начал он их безмолвный диалог, и она вздрогнула от смешанного чувства глубокого страдания и гнева, а все оттого, что Торгун видит это.
— Если бы твоя посудина увереннее держалась на море, то меня бы не бросило на эту торчащую рукоять. А теперь, смотри, из-за твоего корыта все платье изорвано.
Тут же в ее воображении явственно всплыла его издевательская улыбка, которая, казалось, сопровождала каждое ее слово.
— Если мне не изменяет память, миледи, там на корабле у вас остался богатый гардероб, так что есть из чего выбрать. И это лишь малая часть того, что имеется в Глендонвике. Далеко же вам до наших, умеющих быть благодарными скандинавских женщин. Уж они-то остались бы довольны любым таким платьем, пусть и не таким уж великолепным.
— А я и не собираюсь подражать этим диковатым особам, которых ты находишь столь привлекательными.
— А стоило бы. Наше путешествие будет долгим и, может быть полным испытаний, а вот по прибытии к нам ты сама поймешь, что тебе многое пригодилось бы из того, что сейчас ты считаешь унизительным для себя.
Этими словами Торгун вывел Бретану из того шаткого состояния равновесия, в котором ей с таким трудом удавалось себя удерживать.
— И он еще смеет издеваться надо мной! Как будто я сама напросилась на то, чтобы терпеть твои бандитские выходки и мрачные шуточки! В Нортумбрии у меня были бы и платья, и слуги, и что-нибудь более съедобное, чем эта твоя опостылевшая рыбешка! Я уж не говорю о своих апартаментах в замке, уж наверное получше этой жалкой конуры, за которую, ты думаешь, я должна быть тебе благодарна. Раньше я таких басен наслушалась о ваших кораблях, а что увидела? Жалкую лодчонку! А впрочем, это, наверное, как раз то, что тебе по плечу как предводителю этих разбойников.
Неожиданно для себя самой Бретана попала точно в цель. Ее отзывы о корабле и о нем самом мгновенно стерли усмешку с загорелого лица викинга.
— Эта самая лодчонка, как вы изволите выражаться, — скандинавский боевой корабль. У нас есть суда и побольше, но этот больше всего нам подходит по скорости, чтобы уходить от твоей братии, во всяком случае, я так считал. Кто же мог думать, что саксы такие глупые.
При одной только мысли об этом оскорбительном выпаде лицо Бретаны побагровело от ярости, а руки судорожно сжали кремень и кресало. Ее бесило то, что приходится терпеть издевательства этого язычника. Однако теперь, когда не удается высечь ни одной искорки, невольно задумаешься, а может, частица этой саксонской тупости сидит и в ней?
Бретана прикусила нижнюю губу и вновь представила в воображении дерзкого викинга. Жестикулируя при этом, она высоко подняла одну руку и неожиданно сильно ударила кремнем по стальному кресалу. И, о чудо! Долгожданная искра наконец-то высеклась.
Мгновение — и вот уже едва теплившийся огонек превращается в мощное пламя.
Вскоре весь дом согрелся, и от тепла, источаемого весело потрескивавшими дровами, начало приятно покалывать совсем уж было окоченевшие руки и ноги. Она начала поворачиваться перед очагом, блаженно подставляя огню то один, то другой бок.
Теперь избавившись от холода, Бретана начала внимательно исследовать остальные части дома. Взяв из огня тлеющую ветку, она зажгла небольшие масляные светильники, укрепленные рядом на железных шипах. Стало заметно светлее, и очень кстати, поскольку снаружи почти совсем стемнело.
Чтобы предотвратить утечку драгоценного тепла из помещения, Бретана закрыла оконце, которое она раньше распахнула при входе в дом. Закупорив себя таким образом, она боялась, как бы комната не наполнилась дымом, однако (еще одна удача) эти опасения оказались напрасными, так как труба почти полностью вытягивала дым наружу.
Теперь ей не грозило умереть от холода, и пора было подумать о том, как бы избавиться от следующей угрозы — голода, который давал о себе знать все настойчивее. Последний раз она ела чуть ли не за сутки до этого. Не может же быть, чтобы хозяева дома, так хорошо обустроившие его, не оставили в нем хоть каких-то запасов еды.
Никакой кладовки вроде бы не было, однако внимание Бретаны привлек расположенный рядом со столом небольшой сосновый сундук, очень даже подходящее место для хранения съестного. Ожидания ее оправдались лишь частично. Сундук и в самом деле предназначался для этой цели, о чем можно было судить по остаткам каких-то овощей, сиротливо затаившихся по его углам, но чего-либо более существенного там не оказалось.
Бретана села прямо на пол и удрученно задумалась, положив голову на руки. С тех пор как она покинула Глендонвик, одно кошмарное приключение следовало за другим. Сначала она могла утонуть, потом замерзнуть, а вот теперь умереть с голоду. Взгляд ее, бесцельно блуждающий по комнате, остановился на небольшом, обтянутом железными обручами бочонке рядом с уже с разочаровавшим ее сундуком.
Став на колени, она осторожно опустила палец в бочонок и раздвинула пыльную пленку, которой сверху заволокло его содержимое. Это оказалось выдохшееся пиво. Ну что ж, спасибо неизвестным хозяевам хоть за это. В своей жизни Бретана так и не привыкла к горькому вкусу этого напитка, тем не менее она наполнила найденный рядом рог и жадно выпила его.
Голода это, конечно, не утолило. А может, выпитое пиво еще и поможет ей уснуть. Но перед тем как забыться в долгожданном сне, надо было еще посмотреть, что там в более солидном по размеру сосновом сундуке с затейливо вырезанными переплетенными фигурами странных двухголовых животных. Бретана откинула металлическую защелку на его тяжелой крышке и подняла ее, прислонив к стене. Содержимое сундука заставило ее обомлеть.
На дне лежали грозные предметы боевого облачения: несколько пар штанов с ремнями, длинные шерстяные куртки и плащ. В углу сундука она заметила также две пары сапог из козлиной кожи.
Все это снаряжение выглядело тем более угрожающим, что до боли напоминало то, что она уже видела на Торгуне в тот первый злополучный день в Глендонвике.
Бретана бросила все эти ужасные вещи обратно в сундук и захлопнула крышку. Итак, оправдались самые худшие ее ожидания. Если она и не оказалась там, куда намеревался везти ее Торгун, то, кажется, где-то в опасной близости от того места.
На какой-то миг она почувствовала себя свободной, а что получилось? Просто ее казнь состоится чуть-чуть позже. Ведь рано или поздно появится хозяин этого убежища и обнаружит здесь саксонскую пленницу, временно избежавшую своей участи. Может ли она тогда надеяться на милосердие того, кто окажется на месте Торгуна?
« А, будь что будет «, — подумала Бретана, прильнула к бочонку, последний раз глотнула изрядную порцию дрянного напитка и рухнула на ложе, устланное великолепными шкурами.
Но даже в таком полубессознательном состоянии девушке не удавалось отрешиться от обуревавших ее мыслей. Вот она снова на корабле, который на этот раз плавно покачивается на поверхности безмятежно спокойного моря. Теплый ветерок шаловливо треплет ее неприбранные волосы.
Внезапно она почувствовала, как кто-то или что-то прикасается к ее шее, рождая в ней чувство, которое раньше ей никогда еще не приходилось испытывать. Это было похоже на легкое, нежное прикосновение ветерка и вместе с тем было в нем что-то явно одухотворенное и человеческое.
Нисколько не испугавшись, Бретана медленно и на удивление спокойно обернулась. От этого движения ее длинные кудри водопадом хлынули вниз и, подобно золотистому плащу, обвили все тело девушки. Не было никакого ветра, а был Торгун, своими мускулистыми руками нежно ласкавший ее лицо и этим возбуждавший в ней упоительное чувство наслаждения и желания бесконечно продлить это ощущение.
Уже не одними только глазами, но и пальцами он как бы впитывал каждую черточку ее лица. От искусных ласк Торгуна девушка совсем ослабела и затаилась чуть дыша.
Его глаза, которые раньше казались ей такими холодными, а взгляд таким безучастным, теперь с обожанием впивались в ее собственные. Они как бы взывали к ней и возбуждали такое странное и сильное томление, что она чувствовала себя околдованной. За все это время Торгуй не обронил ни слова: сила, которая их притягивала друг к другу, заменяла им всякие слова. Он придвинулся к девушке еще ближе, и какой-то отдаленный голос прошептал ей, что надо быть осторожной и, пока не поздно, бежать от соблазна. Она пренебрегла этим предупреждением, желая лишь того, чтобы сбылось то неотвратимое, что обещали его глаза. И как бы откликаясь на ее безмолвный призыв, Торгуй привлек девушку к себе и слегка приподнял ее голову, чтобы своим настойчивым, вожделенным взглядом проникнуть в ее глаза. Пальцами он перебирал пряди ее шелковистых волос, все сильнее сжимая хрупкую фигуру. Наконец их тела слились в жарком, нерасторжимом объятии. В голове Бретаны промелькнула удивленная мысль о том, что несмотря на такую разницу между их телами, они способны так тесно слиться в остром наслаждении. Этим они, наверное, обязаны судьбе, которая так приковала их друг к другу.
Торгуй прямо-таки вжимался в тело Бретаны, которая закрыла глаза, отдаваясь пьянящему чувству тепла и силы, которые излучало его тело. Рука Торгуна с затылка Бретаны с ленивой грацией опустилась на спину, перешла на талию и завершила свой путь на ее груди. Губы девушки раскрылись, и она застонала от острого чувства удовольствия. Что за колдовская сила таится в его теле, которая при каждом прикосновении делает ее такой беспомощной? Еще несколько мгновений, которые показались ей вечностью, и вот их губы разделяет одно только дыхание.
Как будто угадав ее мысли, Торгун без всякого сопротивления с ее стороны крепким поцелуем еще сильнее раздвинул губы девушки и языком начал ласкать ее рот. Бретана с упоением отдалась этому сладкому занятию.
Ощущение того, что его тело, руки и все-все-все заполнили ее, привело Бретану в состояние крайнего и уже неподвластного ей возбуждения. Теперь ей уже было мало просто прикасаться к нему, хотелось такого же ощущения и внутри. Она выгнула спину в отчаянной попытке с помощью Торгуна (уж он-то знает, как это сделать) обрести форму удовлетворения. Теперь оба они стремительно и неизбежно приближались к исполнению своего обоюдного желания. Чувства Бретаны, ее глубокое удовлетворение выдавали только сладостные стоны.
Торгун все понял. Без всяких усилий он освободил Бретану от платья, единственной преграды, еще разделявшей их тела, и сильно прижал ее тело к своей обнаженной груди. И вновь еще полное слияние: дыхание Бретаны участилось в ожидании следующей волны наслаждения, на которую, верила она, им предстоит вознестись. Но в тот момент, когда Торгун своими нетерпеливыми руками только-только хотел охватить ее полные груди, а его пальцы ласкали их соски, вызывая в них чувство мучительно сладкой боли, Бретана внезапно пробудилась от своего наполненного любовными грезами сна. В действительности, к этому дому, всем заботам и тревогам ее возвратил оглушительный грохот. Еще не совсем уверенная в том, происходит все это во сне или наяву, девушка выпрямилась на своем ложе.
Тяжелая дерновая дверь распахнулась, и в комнату упала огромная фигура незнакомого человека. С невероятным усилием он уперся руками в глиняный пол и попытался приподнять голову. От изумления Бретана открыла рот.
— Эй, — сердито закричала она, не зная, что еще сказать, — до каких это пор будут вламываться в мою спальню?
— Прошу прощения, миледи, — начал незнакомец. Однако не закончив фразы, Торгун (а это был он) без сознания рухнул на пол.
Глава 6
Глава 7
Бретана вытащила из оконной петли задвижку и сильно толкнула тяжелый деревянный ставень. Открыть его удалось только со второй попытки, за что она и была вознаграждена хлынувшим в помещение потоком яркого света и свежего воздуха.
То, что снаружи выглядело как два помещения, на деле оказалось одним. Тем не менее небольшое понижение крыши с тыльной стороны дома все же создавало впечатление, что находишься в помещении меньшего размера. Когда-то здесь, видно, была перегородка, на что указывали занавеси, свисавшие с деревянного шеста, который пересекал потолок в самом низком его месте.
Глиняное углубление в полу, в котором только что стояла Бретана, пересекало помещение по всей его длине. Со всех сторон оно было окружено и закрепленными в каменных гнездах брусьями, служащими, судя по всему, для крепления остроконечной крыши. Посредине глиняный желоб обрывался, уступая место продолговатому очагу, выложенному из небольших гладких камней. В центре очага виднелась горка остывшей золы, явно следы того, что кто-то разжигал здесь огонь.
Ко все большему удивлению Бретаны, окружающие предметы свидетельствовали о том, что домом со всем его, пусть нехитрым, хозяйством занимались рачительные хозяева. У очага, рядом с одним из брусьев, красовался огромный чугунный котел с витиеватой ручкой, а на соседних стенах висел полный набор разной кухонной утвари: решетка с длинной рукояткой, используемая в качестве рашпера, всякие чаши и черпаки, сделанные из стеатита, а также несколько деревянных прямоугольных блюд.
В дальнем конце дома, на небольшом боковом возвышении, находился поставленный на козлы стол расположенными по его сторонам длинными дубовыми скамьями. Стол обрамляли чашеобразные светильники из стеатита, насаженные на железные шипы.
Бретана заметила также стоявшую рядом с ней еще одну, более внушительную, чем остальные, скамью, покрытую толстой роскошной медвежьей шкурой каштанового цвета. У противоположного края стола на полу аккуратно свернутая какая-то незнакомая ей шкура более светлого цвета. Как хотелось завернуться в ее мягкий, теплый мех и отрешиться от трудностей и забот изнурительного дня, однако слишком много надо еще сделать, чтобы как-то обезопасить себя до наступления ночи.
В светильниках еще оставалось немного масла, однако, судя по грязной пленке, плававшей на его поверхности, ими уже довольно долго никто не пользовался.
В дальнем углу дома Бретана нашла лучину для растопки и березовые поленья, однако то и другое бесполезно для нее до тех пор, пока ей не удастся найти чем развести огонь, да еще и суметь сделать это.
В небольшом горшке рядом с очагом нашелся достаточный запас и кремней и кресал. Приготовить ветки и дрова для растопки оказалось делом нетрудным, а вот когда дошло до высекания огня — тут Бретана стала в тупик. В Глендонвике этим занимались слуги, а ей самое большее, приходилось лишь раздувать уже горящее пламя.
« И нет никого, кто бы мог мне помочь «, — подумала Бретана удрученно, сама принимаясь за это невозможно трудное дело. В безнадежных попытках высечь огонь прошло около часа, прежде чем оба приспособления полетели в дальний угол комнаты. Все ее усилия растворились в горечи раздражения и разочарования.
Становилось не только темнее, но и холоднее, а дальше будет еще хуже, это она хорошо понимала. Мало-помалу ее разочарование сменилось отчаянным стремлением справиться с возникшими трудностями, и она решила повторить попытки. Скрестив ноги (эта неудобная поза стала с некоторых пор ей хорошо знакома), Бретана примостилась у края очага и принялась за дело.
За этим занятием в ее мыслях внезапно возник образ Торгуна. Он считал ее изнеженным существом, не способным и не желающим преодолевать трудности жизни. Девушку раздражала сама мысль о том, как бы он насмехался над ней, видя ее в таком затруднительном положении. Она даже знала, какими словами Торгуй сопровождал бы ее безуспешные попытки.
— Похоже, что ты напоролась на руль, — начал он их безмолвный диалог, и она вздрогнула от смешанного чувства глубокого страдания и гнева, а все оттого, что Торгун видит это.
— Если бы твоя посудина увереннее держалась на море, то меня бы не бросило на эту торчащую рукоять. А теперь, смотри, из-за твоего корыта все платье изорвано.
Тут же в ее воображении явственно всплыла его издевательская улыбка, которая, казалось, сопровождала каждое ее слово.
— Если мне не изменяет память, миледи, там на корабле у вас остался богатый гардероб, так что есть из чего выбрать. И это лишь малая часть того, что имеется в Глендонвике. Далеко же вам до наших, умеющих быть благодарными скандинавских женщин. Уж они-то остались бы довольны любым таким платьем, пусть и не таким уж великолепным.
— А я и не собираюсь подражать этим диковатым особам, которых ты находишь столь привлекательными.
— А стоило бы. Наше путешествие будет долгим и, может быть полным испытаний, а вот по прибытии к нам ты сама поймешь, что тебе многое пригодилось бы из того, что сейчас ты считаешь унизительным для себя.
Этими словами Торгун вывел Бретану из того шаткого состояния равновесия, в котором ей с таким трудом удавалось себя удерживать.
— И он еще смеет издеваться надо мной! Как будто я сама напросилась на то, чтобы терпеть твои бандитские выходки и мрачные шуточки! В Нортумбрии у меня были бы и платья, и слуги, и что-нибудь более съедобное, чем эта твоя опостылевшая рыбешка! Я уж не говорю о своих апартаментах в замке, уж наверное получше этой жалкой конуры, за которую, ты думаешь, я должна быть тебе благодарна. Раньше я таких басен наслушалась о ваших кораблях, а что увидела? Жалкую лодчонку! А впрочем, это, наверное, как раз то, что тебе по плечу как предводителю этих разбойников.
Неожиданно для себя самой Бретана попала точно в цель. Ее отзывы о корабле и о нем самом мгновенно стерли усмешку с загорелого лица викинга.
— Эта самая лодчонка, как вы изволите выражаться, — скандинавский боевой корабль. У нас есть суда и побольше, но этот больше всего нам подходит по скорости, чтобы уходить от твоей братии, во всяком случае, я так считал. Кто же мог думать, что саксы такие глупые.
При одной только мысли об этом оскорбительном выпаде лицо Бретаны побагровело от ярости, а руки судорожно сжали кремень и кресало. Ее бесило то, что приходится терпеть издевательства этого язычника. Однако теперь, когда не удается высечь ни одной искорки, невольно задумаешься, а может, частица этой саксонской тупости сидит и в ней?
Бретана прикусила нижнюю губу и вновь представила в воображении дерзкого викинга. Жестикулируя при этом, она высоко подняла одну руку и неожиданно сильно ударила кремнем по стальному кресалу. И, о чудо! Долгожданная искра наконец-то высеклась.
Мгновение — и вот уже едва теплившийся огонек превращается в мощное пламя.
Вскоре весь дом согрелся, и от тепла, источаемого весело потрескивавшими дровами, начало приятно покалывать совсем уж было окоченевшие руки и ноги. Она начала поворачиваться перед очагом, блаженно подставляя огню то один, то другой бок.
Теперь избавившись от холода, Бретана начала внимательно исследовать остальные части дома. Взяв из огня тлеющую ветку, она зажгла небольшие масляные светильники, укрепленные рядом на железных шипах. Стало заметно светлее, и очень кстати, поскольку снаружи почти совсем стемнело.
Чтобы предотвратить утечку драгоценного тепла из помещения, Бретана закрыла оконце, которое она раньше распахнула при входе в дом. Закупорив себя таким образом, она боялась, как бы комната не наполнилась дымом, однако (еще одна удача) эти опасения оказались напрасными, так как труба почти полностью вытягивала дым наружу.
Теперь ей не грозило умереть от холода, и пора было подумать о том, как бы избавиться от следующей угрозы — голода, который давал о себе знать все настойчивее. Последний раз она ела чуть ли не за сутки до этого. Не может же быть, чтобы хозяева дома, так хорошо обустроившие его, не оставили в нем хоть каких-то запасов еды.
Никакой кладовки вроде бы не было, однако внимание Бретаны привлек расположенный рядом со столом небольшой сосновый сундук, очень даже подходящее место для хранения съестного. Ожидания ее оправдались лишь частично. Сундук и в самом деле предназначался для этой цели, о чем можно было судить по остаткам каких-то овощей, сиротливо затаившихся по его углам, но чего-либо более существенного там не оказалось.
Бретана села прямо на пол и удрученно задумалась, положив голову на руки. С тех пор как она покинула Глендонвик, одно кошмарное приключение следовало за другим. Сначала она могла утонуть, потом замерзнуть, а вот теперь умереть с голоду. Взгляд ее, бесцельно блуждающий по комнате, остановился на небольшом, обтянутом железными обручами бочонке рядом с уже с разочаровавшим ее сундуком.
Став на колени, она осторожно опустила палец в бочонок и раздвинула пыльную пленку, которой сверху заволокло его содержимое. Это оказалось выдохшееся пиво. Ну что ж, спасибо неизвестным хозяевам хоть за это. В своей жизни Бретана так и не привыкла к горькому вкусу этого напитка, тем не менее она наполнила найденный рядом рог и жадно выпила его.
Голода это, конечно, не утолило. А может, выпитое пиво еще и поможет ей уснуть. Но перед тем как забыться в долгожданном сне, надо было еще посмотреть, что там в более солидном по размеру сосновом сундуке с затейливо вырезанными переплетенными фигурами странных двухголовых животных. Бретана откинула металлическую защелку на его тяжелой крышке и подняла ее, прислонив к стене. Содержимое сундука заставило ее обомлеть.
На дне лежали грозные предметы боевого облачения: несколько пар штанов с ремнями, длинные шерстяные куртки и плащ. В углу сундука она заметила также две пары сапог из козлиной кожи.
Все это снаряжение выглядело тем более угрожающим, что до боли напоминало то, что она уже видела на Торгуне в тот первый злополучный день в Глендонвике.
Бретана бросила все эти ужасные вещи обратно в сундук и захлопнула крышку. Итак, оправдались самые худшие ее ожидания. Если она и не оказалась там, куда намеревался везти ее Торгун, то, кажется, где-то в опасной близости от того места.
На какой-то миг она почувствовала себя свободной, а что получилось? Просто ее казнь состоится чуть-чуть позже. Ведь рано или поздно появится хозяин этого убежища и обнаружит здесь саксонскую пленницу, временно избежавшую своей участи. Может ли она тогда надеяться на милосердие того, кто окажется на месте Торгуна?
« А, будь что будет «, — подумала Бретана, прильнула к бочонку, последний раз глотнула изрядную порцию дрянного напитка и рухнула на ложе, устланное великолепными шкурами.
Но даже в таком полубессознательном состоянии девушке не удавалось отрешиться от обуревавших ее мыслей. Вот она снова на корабле, который на этот раз плавно покачивается на поверхности безмятежно спокойного моря. Теплый ветерок шаловливо треплет ее неприбранные волосы.
Внезапно она почувствовала, как кто-то или что-то прикасается к ее шее, рождая в ней чувство, которое раньше ей никогда еще не приходилось испытывать. Это было похоже на легкое, нежное прикосновение ветерка и вместе с тем было в нем что-то явно одухотворенное и человеческое.
Нисколько не испугавшись, Бретана медленно и на удивление спокойно обернулась. От этого движения ее длинные кудри водопадом хлынули вниз и, подобно золотистому плащу, обвили все тело девушки. Не было никакого ветра, а был Торгун, своими мускулистыми руками нежно ласкавший ее лицо и этим возбуждавший в ней упоительное чувство наслаждения и желания бесконечно продлить это ощущение.
Уже не одними только глазами, но и пальцами он как бы впитывал каждую черточку ее лица. От искусных ласк Торгуна девушка совсем ослабела и затаилась чуть дыша.
Его глаза, которые раньше казались ей такими холодными, а взгляд таким безучастным, теперь с обожанием впивались в ее собственные. Они как бы взывали к ней и возбуждали такое странное и сильное томление, что она чувствовала себя околдованной. За все это время Торгуй не обронил ни слова: сила, которая их притягивала друг к другу, заменяла им всякие слова. Он придвинулся к девушке еще ближе, и какой-то отдаленный голос прошептал ей, что надо быть осторожной и, пока не поздно, бежать от соблазна. Она пренебрегла этим предупреждением, желая лишь того, чтобы сбылось то неотвратимое, что обещали его глаза. И как бы откликаясь на ее безмолвный призыв, Торгуй привлек девушку к себе и слегка приподнял ее голову, чтобы своим настойчивым, вожделенным взглядом проникнуть в ее глаза. Пальцами он перебирал пряди ее шелковистых волос, все сильнее сжимая хрупкую фигуру. Наконец их тела слились в жарком, нерасторжимом объятии. В голове Бретаны промелькнула удивленная мысль о том, что несмотря на такую разницу между их телами, они способны так тесно слиться в остром наслаждении. Этим они, наверное, обязаны судьбе, которая так приковала их друг к другу.
Торгуй прямо-таки вжимался в тело Бретаны, которая закрыла глаза, отдаваясь пьянящему чувству тепла и силы, которые излучало его тело. Рука Торгуна с затылка Бретаны с ленивой грацией опустилась на спину, перешла на талию и завершила свой путь на ее груди. Губы девушки раскрылись, и она застонала от острого чувства удовольствия. Что за колдовская сила таится в его теле, которая при каждом прикосновении делает ее такой беспомощной? Еще несколько мгновений, которые показались ей вечностью, и вот их губы разделяет одно только дыхание.
Как будто угадав ее мысли, Торгун без всякого сопротивления с ее стороны крепким поцелуем еще сильнее раздвинул губы девушки и языком начал ласкать ее рот. Бретана с упоением отдалась этому сладкому занятию.
Ощущение того, что его тело, руки и все-все-все заполнили ее, привело Бретану в состояние крайнего и уже неподвластного ей возбуждения. Теперь ей уже было мало просто прикасаться к нему, хотелось такого же ощущения и внутри. Она выгнула спину в отчаянной попытке с помощью Торгуна (уж он-то знает, как это сделать) обрести форму удовлетворения. Теперь оба они стремительно и неизбежно приближались к исполнению своего обоюдного желания. Чувства Бретаны, ее глубокое удовлетворение выдавали только сладостные стоны.
Торгун все понял. Без всяких усилий он освободил Бретану от платья, единственной преграды, еще разделявшей их тела, и сильно прижал ее тело к своей обнаженной груди. И вновь еще полное слияние: дыхание Бретаны участилось в ожидании следующей волны наслаждения, на которую, верила она, им предстоит вознестись. Но в тот момент, когда Торгун своими нетерпеливыми руками только-только хотел охватить ее полные груди, а его пальцы ласкали их соски, вызывая в них чувство мучительно сладкой боли, Бретана внезапно пробудилась от своего наполненного любовными грезами сна. В действительности, к этому дому, всем заботам и тревогам ее возвратил оглушительный грохот. Еще не совсем уверенная в том, происходит все это во сне или наяву, девушка выпрямилась на своем ложе.
Тяжелая дерновая дверь распахнулась, и в комнату упала огромная фигура незнакомого человека. С невероятным усилием он уперся руками в глиняный пол и попытался приподнять голову. От изумления Бретана открыла рот.
— Эй, — сердито закричала она, не зная, что еще сказать, — до каких это пор будут вламываться в мою спальню?
— Прошу прощения, миледи, — начал незнакомец. Однако не закончив фразы, Торгун (а это был он) без сознания рухнул на пол.
Глава 6
Первым побуждением Торгуна было желание рассмеяться, но затем он передумал. Он испытывал к ней нечто вроде благодарности за то, что она ухаживала за ним во время болезни.
Викинг продолжал облачаться в новую одежду, проявляя при этом опыт и сноровку. Затем он подпоясал искусно сделанную куртку с длинными рукавами толстым кожаным ремнем и, наконец, надел темно-синие чулки и козловые сапоги. В сундуке оказались также ярко-синий плащ и отделанная бронзовыми украшениями перевязь, явно предназначенная для меча, который Бретана раньше не заметила на дне сундука.
Закончив с переодеванием, Торгун занялся чем-то еще. Не будучи уверенной, насколько он одет, девушка опасалась отнять руки от лица и повернуться в его сторону. Прервал молчание Торгун:
— Ну вот, это, думаю, тебе понравится. Бретана обернулась и увидела, что теперь дом разделен на две половины, переднюю и заднюю, укрепленными по бокам шторами. Отведя их назад, к березовой стене. Торгуй открыл взору Бретаны стол на козлах, который он собирался использовать в качестве кровати для себя во вновь выгороженной комнате. Еще в одном сундуке нашлись и шкуры для самодельного ложа.
Бретана и не знала, что думать обо всем этом. Сначала он не хотел уходить из дому, потом самым наглым образом раздевался у нее на глазах, повергая ее в ужас по поводу казавшегося ей неизбежным жестокого изнасилования, а вот теперь скандинав предлагает ей отдельную спальню.
— Ну и какая же из них моя? — В ее голосе все еще сквозило недоверие.
— Вот эта, — указал он на постель, в которой провел три последних дня. — Можешь спать у очага. — Затем, не желая отказать себе в удовольствии поиздеваться по поводу написанного у нее на лице панического страха, добавил:
— А если мне будет холодно, так стоит только подумать о тебе, и сразу согреюсь.
Бретана отдавала себе отчет в том, что это была не просто грубоватая шутка. Ее лицо вновь вспыхнуло от смешанного чувства раздражения и замешательства.
Она предпочла пропустить мимо ушей этот сомнительный комплимент:
— Занавеска вряд ли позволит мне чувствовать себя в безопасности.
Торгуй задорно ответил:
— Если бы я таил против вас, миледи, какие-то злые намерения, то будь она сделана хоть из камня, это бы меня не остановило. Отдыхайте спокойно, дорогая. — С этими словами он исчез на своей половине, плотно задернув за собой обе половины штор.
Сильная усталость разлилась по всему телу Бретаны, обещая крепкий сон и свободу от каких-либо мыслей. Однако даже в таком состоянии она не могла подавить мучившее ее странное смущение. Пытаясь объяснить противоречивые обстоятельства ее теперешней жизни, она уверяла себя в правомерности собственного страха перед человеком, который сначала похитил ее, а затем обрек на неуютное пребывание в своей компании на этом Богом забытом острове. Но была и другая мысль — дело не столько в Торгуне, сколько в собственных амбициях, которые нарушали ее спокойствие. Сначала она попыталась разобраться в этом, но затем отказалась от этой смехотворной мысли. Итак, он не собирается применять по отношению к ней никакого насилия, и пока дело будет обстоять таким образом, она в безопасности. И вообще, хватит об этом. И, тем не менее, уснуть ей в эту ночь удалось далеко не сразу.
В столь же беспокойном состоянии пребывал и обитатель другой половины дома. Торгуй так и не сомкнул глаз и все смотрел на потолочные балки, размышляя по поводу странных обстоятельств, в которых оба они оказались из-за шторма. Если бы не это, то они уже приближались бы к дому. Бретана — к встрече со своим неизвестным отцом, а сам он — к серебру, которое Магнус обещал ему в обмен на свою дочь.
Из-за предательства своего братца Хаакона Торгун вот уже в течение очень долгого времени был лишен положения и состояния, которые принадлежали ему по праву рождения. На деньги Магнуса он собирался купить у юхландцев корабль, нанять команду и заняться борьбой за трон. Но теперь он оказался перед серьезной и неожиданной угрозой, и ее олицетворяла сама Бретана.
Когда он договаривался с Магнусом о ее похищении, то это была просто сделка, а девушка — всего лишь груз. Красота же Бретаны была для него как удар молнии; привыкнув рассматривать ее только с точки зрения денег, которые он за нее получит, и корабля, который на них можно купить, он оказался совсем не подготовленным к первой встрече с белокурой ведьмой.
Дело даже не в том, что он отнюдь не был обделен вниманием прекрасного пола. Во время своих торговых рейсов и по возвращении домой женщины, можно сказать, так и вились вокруг него, хотя их пыл заметно поостывал, как только они узнавали, какую шутку выкинул с ним его венценосный братец, вынудив его жить в бедности. Те же, для кого его положение было безразличным, были безразличны и для самого Торгуна. Надо сказать, что Хаакон очень надеялся на брак Торгуна с особой низкого происхождения, что (и он прекрасно знал это) сразу же лишит того всех прав на престол.
Вот почему Торгун и жил жизнью мореплавателя. Что и говорить, женщины помогали скрашивать беспокойное существование моряка, но любви тут не было и в помине, а сердце викинга также не находило желанной пристани, как и его боевой корабль, бороздящий просторы Северного моря. И так было до встречи с Бретаной, затмившей собой всех женщин, которых он знал до этого.
Торгуй совсем потерял голову от этой девчонки с огромными глазами. Ему приходилось сдерживать порывы своего тела, но в мыслях он раздевал и крепко обнимал ее, причем даже в те моменты, когда она, злая и раздраженная, находилась на другом конце дома.
Он непрестанно думал о ее длинных белокурых, с серебряным отливом и мягких, как шелк, волосах. А ее белоснежное лицо с горящими сиреневыми глазами и эти полные, ярко-красные, как вишни, губы; особенно соблазнительна нижняя губа, чуть-чуть толще верхней. О, какой же это невыносимый вызов его сдержанности.
Торгуй был так измучен беспрестанными любовными переживаниями, что каждое движение ее роскошного тела вызывало в нем страстное желание быть все ближе и ближе к ней. Он упивался каждой скульптурно выразительной линией ее стройной талии, полными грудями, изнывал от желания вжаться в теплоту ее обнаженного тела, как это уже было в то первое памятное утро их встречи в Глендонвике.
В тот день он ничем не выдал своего настроения, но если бы Бретана посмотрела на него спереди, то (и он был уверен в этом) роль предателя сыграл бы его половой орган, пульсирующий от сладостно-болезненного желания. Не будь у него необходимости выполнения стоявшей перед ним важной задачи, он без колебаний опрокинул бы на постель и тут же овладел бы ею. А теперь, когда он снова находится так близко от нее, слышит ее дыхание за тонкой занавеской, его затопляли новые и новые волны страсти.
Но это безумие. Если он утолит свою любовную жажду, тогда все потеряно. Надо, чтобы Бретана никак не пострадала во время своего путешествия, иначе напрасными будут годы лишений и страданий, вызванных узурпацией Хааконом его законных прав.
Дело и так сильно осложнилось, в частности из-за потери медальона, хотя Магнус, скорее всего, и поверит, что Бретана носила его. Да и их теперешнее положение тоже оставляет желать лучшего. Запятнать честь Бретаны в такой момент, значит, нанести непоправимый ущерб ее ценности в глазах Магнуса. Старик вполне может отказать ему в обещанной награде, и тогда получится, что он зря проделал это долгое и опасное путешествие ради утоления своей страсти.
Нет, посягать на нее нельзя, чего бы это ему ни стоило. Торгун и раньше был настроен таким образом и считал, что так и должно продолжаться впредь. Для него эта пленница остается лишь чужой девицей, а то, что она наполовину саксонка, так это немного стоит в глазах викинга. В общем так, Эйнар прибывает через месяц и благополучно отвозит их домой. А уж там-то он со своим выкупом найдет себе женщин и получше.
Твердо решив не думать больше об этом, Торгуй уткнулся лицом в толстую шкуру и притворился крепко спящим. В этот же момент повернулась на своем ложе и Бретана. Облегченно вздохнув и глубоко зарывшись в шкуры, она попыталась забыться во сне. Глаза Торгуна открылись. Он-то знал, что в эту ночь спать ему придется недолго.
Викинг продолжал облачаться в новую одежду, проявляя при этом опыт и сноровку. Затем он подпоясал искусно сделанную куртку с длинными рукавами толстым кожаным ремнем и, наконец, надел темно-синие чулки и козловые сапоги. В сундуке оказались также ярко-синий плащ и отделанная бронзовыми украшениями перевязь, явно предназначенная для меча, который Бретана раньше не заметила на дне сундука.
Закончив с переодеванием, Торгун занялся чем-то еще. Не будучи уверенной, насколько он одет, девушка опасалась отнять руки от лица и повернуться в его сторону. Прервал молчание Торгун:
— Ну вот, это, думаю, тебе понравится. Бретана обернулась и увидела, что теперь дом разделен на две половины, переднюю и заднюю, укрепленными по бокам шторами. Отведя их назад, к березовой стене. Торгуй открыл взору Бретаны стол на козлах, который он собирался использовать в качестве кровати для себя во вновь выгороженной комнате. Еще в одном сундуке нашлись и шкуры для самодельного ложа.
Бретана и не знала, что думать обо всем этом. Сначала он не хотел уходить из дому, потом самым наглым образом раздевался у нее на глазах, повергая ее в ужас по поводу казавшегося ей неизбежным жестокого изнасилования, а вот теперь скандинав предлагает ей отдельную спальню.
— Ну и какая же из них моя? — В ее голосе все еще сквозило недоверие.
— Вот эта, — указал он на постель, в которой провел три последних дня. — Можешь спать у очага. — Затем, не желая отказать себе в удовольствии поиздеваться по поводу написанного у нее на лице панического страха, добавил:
— А если мне будет холодно, так стоит только подумать о тебе, и сразу согреюсь.
Бретана отдавала себе отчет в том, что это была не просто грубоватая шутка. Ее лицо вновь вспыхнуло от смешанного чувства раздражения и замешательства.
Она предпочла пропустить мимо ушей этот сомнительный комплимент:
— Занавеска вряд ли позволит мне чувствовать себя в безопасности.
Торгуй задорно ответил:
— Если бы я таил против вас, миледи, какие-то злые намерения, то будь она сделана хоть из камня, это бы меня не остановило. Отдыхайте спокойно, дорогая. — С этими словами он исчез на своей половине, плотно задернув за собой обе половины штор.
Сильная усталость разлилась по всему телу Бретаны, обещая крепкий сон и свободу от каких-либо мыслей. Однако даже в таком состоянии она не могла подавить мучившее ее странное смущение. Пытаясь объяснить противоречивые обстоятельства ее теперешней жизни, она уверяла себя в правомерности собственного страха перед человеком, который сначала похитил ее, а затем обрек на неуютное пребывание в своей компании на этом Богом забытом острове. Но была и другая мысль — дело не столько в Торгуне, сколько в собственных амбициях, которые нарушали ее спокойствие. Сначала она попыталась разобраться в этом, но затем отказалась от этой смехотворной мысли. Итак, он не собирается применять по отношению к ней никакого насилия, и пока дело будет обстоять таким образом, она в безопасности. И вообще, хватит об этом. И, тем не менее, уснуть ей в эту ночь удалось далеко не сразу.
В столь же беспокойном состоянии пребывал и обитатель другой половины дома. Торгуй так и не сомкнул глаз и все смотрел на потолочные балки, размышляя по поводу странных обстоятельств, в которых оба они оказались из-за шторма. Если бы не это, то они уже приближались бы к дому. Бретана — к встрече со своим неизвестным отцом, а сам он — к серебру, которое Магнус обещал ему в обмен на свою дочь.
Из-за предательства своего братца Хаакона Торгун вот уже в течение очень долгого времени был лишен положения и состояния, которые принадлежали ему по праву рождения. На деньги Магнуса он собирался купить у юхландцев корабль, нанять команду и заняться борьбой за трон. Но теперь он оказался перед серьезной и неожиданной угрозой, и ее олицетворяла сама Бретана.
Когда он договаривался с Магнусом о ее похищении, то это была просто сделка, а девушка — всего лишь груз. Красота же Бретаны была для него как удар молнии; привыкнув рассматривать ее только с точки зрения денег, которые он за нее получит, и корабля, который на них можно купить, он оказался совсем не подготовленным к первой встрече с белокурой ведьмой.
Дело даже не в том, что он отнюдь не был обделен вниманием прекрасного пола. Во время своих торговых рейсов и по возвращении домой женщины, можно сказать, так и вились вокруг него, хотя их пыл заметно поостывал, как только они узнавали, какую шутку выкинул с ним его венценосный братец, вынудив его жить в бедности. Те же, для кого его положение было безразличным, были безразличны и для самого Торгуна. Надо сказать, что Хаакон очень надеялся на брак Торгуна с особой низкого происхождения, что (и он прекрасно знал это) сразу же лишит того всех прав на престол.
Вот почему Торгун и жил жизнью мореплавателя. Что и говорить, женщины помогали скрашивать беспокойное существование моряка, но любви тут не было и в помине, а сердце викинга также не находило желанной пристани, как и его боевой корабль, бороздящий просторы Северного моря. И так было до встречи с Бретаной, затмившей собой всех женщин, которых он знал до этого.
Торгуй совсем потерял голову от этой девчонки с огромными глазами. Ему приходилось сдерживать порывы своего тела, но в мыслях он раздевал и крепко обнимал ее, причем даже в те моменты, когда она, злая и раздраженная, находилась на другом конце дома.
Он непрестанно думал о ее длинных белокурых, с серебряным отливом и мягких, как шелк, волосах. А ее белоснежное лицо с горящими сиреневыми глазами и эти полные, ярко-красные, как вишни, губы; особенно соблазнительна нижняя губа, чуть-чуть толще верхней. О, какой же это невыносимый вызов его сдержанности.
Торгуй был так измучен беспрестанными любовными переживаниями, что каждое движение ее роскошного тела вызывало в нем страстное желание быть все ближе и ближе к ней. Он упивался каждой скульптурно выразительной линией ее стройной талии, полными грудями, изнывал от желания вжаться в теплоту ее обнаженного тела, как это уже было в то первое памятное утро их встречи в Глендонвике.
В тот день он ничем не выдал своего настроения, но если бы Бретана посмотрела на него спереди, то (и он был уверен в этом) роль предателя сыграл бы его половой орган, пульсирующий от сладостно-болезненного желания. Не будь у него необходимости выполнения стоявшей перед ним важной задачи, он без колебаний опрокинул бы на постель и тут же овладел бы ею. А теперь, когда он снова находится так близко от нее, слышит ее дыхание за тонкой занавеской, его затопляли новые и новые волны страсти.
Но это безумие. Если он утолит свою любовную жажду, тогда все потеряно. Надо, чтобы Бретана никак не пострадала во время своего путешествия, иначе напрасными будут годы лишений и страданий, вызванных узурпацией Хааконом его законных прав.
Дело и так сильно осложнилось, в частности из-за потери медальона, хотя Магнус, скорее всего, и поверит, что Бретана носила его. Да и их теперешнее положение тоже оставляет желать лучшего. Запятнать честь Бретаны в такой момент, значит, нанести непоправимый ущерб ее ценности в глазах Магнуса. Старик вполне может отказать ему в обещанной награде, и тогда получится, что он зря проделал это долгое и опасное путешествие ради утоления своей страсти.
Нет, посягать на нее нельзя, чего бы это ему ни стоило. Торгун и раньше был настроен таким образом и считал, что так и должно продолжаться впредь. Для него эта пленница остается лишь чужой девицей, а то, что она наполовину саксонка, так это немного стоит в глазах викинга. В общем так, Эйнар прибывает через месяц и благополучно отвозит их домой. А уж там-то он со своим выкупом найдет себе женщин и получше.
Твердо решив не думать больше об этом, Торгуй уткнулся лицом в толстую шкуру и притворился крепко спящим. В этот же момент повернулась на своем ложе и Бретана. Облегченно вздохнув и глубоко зарывшись в шкуры, она попыталась забыться во сне. Глаза Торгуна открылись. Он-то знал, что в эту ночь спать ему придется недолго.
Глава 7
— Может, мне тоже пощипать птичку? — Торгун вздохнул, понимая, сколь наивен он был, предполагая, что его высокородная подопечная хоть что-нибудь смыслит в кухонных делах.
Бретана умоляюще пожала плечами:
— Конечно, у тебя это получится гораздо быстрее. А если ты так уж голоден…
На лице Торгуна промелькнуло раздражение.
— Если миледи, по ее словам, так обожает куропатку, то почему бы ей и не заняться ее приготовлением? И вообще, кому из нас пришлось побегать с луком в руках, чтобы добыть это пернатое?
Бретана не спорила — Торгун имел все основания надеяться, что она и будет ощипывать еще теплую куропатку. Да разве она возражает, вот только как к этому приступить? Но признайся она, что ей приходилось видеть дичь только на вертеле, какой град насмешек обрушится на нее. Вот ведь как получается: те качества, за которые ее так почитали в Нортумбрии, то есть за умение читать, сладко петь и обыгрывать всех в шахматы, здесь потеряли всякий смысл. Теперь ее ценность измеряется одним — умением ощипать перья с этой еще недавно бегавшей пташки. Да, немного же она стоит в новых обстоятельствах. Нет уж, в своем неумении она ни за что не признается, пусть уж лучше считает ее белоручкой, чем такой непрактичной особой.
Бретана умоляюще пожала плечами:
— Конечно, у тебя это получится гораздо быстрее. А если ты так уж голоден…
На лице Торгуна промелькнуло раздражение.
— Если миледи, по ее словам, так обожает куропатку, то почему бы ей и не заняться ее приготовлением? И вообще, кому из нас пришлось побегать с луком в руках, чтобы добыть это пернатое?
Бретана не спорила — Торгун имел все основания надеяться, что она и будет ощипывать еще теплую куропатку. Да разве она возражает, вот только как к этому приступить? Но признайся она, что ей приходилось видеть дичь только на вертеле, какой град насмешек обрушится на нее. Вот ведь как получается: те качества, за которые ее так почитали в Нортумбрии, то есть за умение читать, сладко петь и обыгрывать всех в шахматы, здесь потеряли всякий смысл. Теперь ее ценность измеряется одним — умением ощипать перья с этой еще недавно бегавшей пташки. Да, немного же она стоит в новых обстоятельствах. Нет уж, в своем неумении она ни за что не признается, пусть уж лучше считает ее белоручкой, чем такой непрактичной особой.