— Не нужно, — Андрей нахмурился, пытаясь придумать для робота «аргументы», пока размышления не прервал зазвучавший сигнал, по которому робот сразу подошел к терминалу.
   Объяснение заняло несколько минут, после чего робот подхватил Андрея на руки.
   — Куда ты меня опять тащишь?
   — В операционную.
   — Отпусти, пожалуйста, я не хочу! — Андрей попытался вырваться из железных объятий робота.
   — Не нужно, Лиде. Вы можете повредить себе что-нибудь, и это будет лишним аргументом показать вас врачу.
   Закусив губу, Андрей перестал сопротивляться. Робот внес его в большое помещение, в котором горел яркий свет, и положил мальчика на операционный стол. Освободившись из железных объятий, Андрей тут же сел и попытался соскользнуть на пол. Голова по-прежнему кружилась, и если бы не сильные руки, вовремя поймавшие его, скорее всего он бы что-нибудь себе разбил.
   —  Куда бежим? —спросил мужчина с удивительными зелеными глазами, после того, как снова уложил мальчика на операционный стол.
    — Кто вы?
    — По всей видимости, врач, которого ты так ужасно боишься, хотя я не сделал тебе абсолютно ничего плохого. Меня зовут — Советник Диггиррен ван Нил. Так ты расскажешь мне, чего ты так испугался?
    — Я не знаю, что со мной делали. Советник Строггорн убедил меня, что если мне не помочь, я сойду с ума. Я — поверил ему, хотя теперь уже не знаю, может и зря. Я ничего не помню теперь, даже мать и отца!
   Диггиррен сел рядом с мальчиком на стул, решив сначала просто поговорить с ним и успокоить.
    — Я думаю, у него были серьезные причины сделать это. У тебя была разрушена Вард-Структура. И это действительно очень опасно для Варда.
    — Но я… я… не Вард! Просто умею читать мысли.
    — Что ты хочешь сказать? Ты не давал согласия стать Вардом?
    — Да меня вообще ни о чем таком не спрашивали! —Андрей готов был разреветься от несправедливости того, что происходило.
    — А сколько тебе лет? Четырнадцать?
    — Четырнадцать. В ноябре будет пятнадцать.
    — Все равно это странно. В нашей стране никогда не превращают в Вардов насильно. И уж во всяком случае предупреждают об этом. Если не возражаешь, я отойду на пару секунд, посмотрю твою карту.
   Диггиррен продолжил, когда вернулся.
    — Должен тебя огорчить. Ты Вард от рождения. И врачи в твоем несчастье не виноваты. Ты и до этого мог проходить сквозь стены, про телепатию я молчу. Это так?
    — Так, —неохотно сознался Андрей.
   —  Вот видишь. Не понимаю только, почему тебе об этом не сказали раньше. Не иначе, потому что ты этого так боишься. Хорошо. И что теперь мне с тобой делать?
    — Я хочу все вспомнить. Мать, отца, детство…
    — Должен тебя предупредить, это будет страшно и, вполне вероятно, больно.
    — Больно? Почему?
    — Я не знаю, чего ты не помнишь, но я абсолютно уверен, что если тебе заблокировали часть воспоминаний — это вызвано серьезной необходимостью. Скорее всего, они такие, что твой мозг просто не в состоянии этого вынести.
    — Не знаю… Я чувствую себя как подопытный кролик… Это неправильно.
    — Я могу попытаться все разблокировать, после этого ты все будешь помнить и, скорее всего, не сойдешь с ума. Но… За все придется платить. Воспоминания подобного рода превратят тебя в другогочеловека. А если это будет происходить медленно — изменение личности тоже будет, но не таким серьезным. Ты понимаешь, о чем я тебе говорю? Мой совет — не спешить. И дать мозгу время изменяться постепенно.
   Слова Диггиррена заставили задуматься Андрея. Он действительно не мог знать, что такого ужасного хранила его память. Но когда он представил, как откажется от возможности все вспомнить, где-то из глубины его души поднялся протест.
   —  Я решил. Если вы можете это сделать — делайте.
    — Ну что ж… —Диггиррен неохотно поднялся. — Держись.
* * *
   В летние каникулы Андрей был предоставлен самому себе. Что означало слоняться с ватагой таких же безнадзорных мальчишек по улицам, играть в футбол, гонять на стареньком велосипеде и потихоньку курить.
   Мать, оператор на фабрике, и отец, в постоянных разъездах на разбитом грузовике, работали допоздна. Андрей старался вернуться задолго до их прихода домой, проскользнуть в свою крохотную восьмиметровую комнатушку и притвориться спящим. Отец любил прихватить с собой парочку «друзей» и несколько бутылок водки. А попадаться ему, подвыпившему, на глаза лишний раз не следовало. Ненависть к мальчику, которую он не мог скрывать даже трезвый, после «дозы» переходила все пределы. Не раз уже и не два, мама Андрея вставала на пути разъяренного мужа, защищая ребенка и принимая своим телом предназначенные мальчику побои.
   Андрей любил мать больше всего на свете. За ее бесконечное терпение и нежность к своему странному ребенку, необычности которого она не замечала или не хотела замечать. И Андрей платил ей тем, что тщательно старался скрывать способность к телепатии. Он понимал, как это ненормально, и интуитивно чувствовал, что это может принести беду.
   В тот день Андрей проснулся от боли в животе. Какое-то время он лежал, прислушиваясь к пьяным голосам на кухне, не желая вставать и показываться на глаза отцу, но боль приходила приступами и становилась раз от разу сильнее. Похоже было на отравление. В конце — концов, после очередного приступа, Андрей едва добежал до туалета.
   А, выходя оттуда, наткнулся на налитые кровью пьяные глаза отца.
   — Поди-ка сюда, собачье отродье! — повелительно приказал отец. Мальчик нехотя повиновался. В шестиметровой кухне расположились еще два собутыльника отца, тоже изрядно набравшиеся. Отец взял грязный стакан, наполнил его наполовину водкой и пододвинул Андрею. — Ну-ка давай, покажи нам, что ты уже мужик! — ухмыльнулся отец.
   Андрей стоял, опустив голову, и старался усмирить свою ненависть и страх. Он чувствовал, как колени подрагивали, и тело стало похожим на сжатую пружину.
   — Ну? — приподнимаясь со стула, с угрозой в голосе сказал отец.
   — Не буду, — буркнул Андрей, не поднимая головы.
   — Смотри, братаны, какую суку пригрел на своей груди! Точно нагуляла! А мне растить гадину!
   — Не смей так говорить о матери, — сквозь зубы сказал Андрей, поднимая голову и смотря прямо в глаза человека, который по нелепой случайности оказался его отцом. К удивлению мальчика страх прошел, осталась лишь ненависть — слепая и беспощадная.
   — Нет, вы поглядите, какая тварь! — взвизгнул отец, поднимаясь и со всего маха вмазывая Андрею по лицу. Удар был так силен, что мальчик вылетел через открытую дверь кухни в коридор, лишь чудом не расшибив себе голову. Он стиснул зубы, ощутив солоноватый вкус крови на губах, но по-прежнему буравил отца глазами.
   — Какая гадина! — Отец вылетел в коридор, но в этот момент мама Андрея, в одной ночной сорочке, выскочила в коридор и заслонила собою сына.
   — Не смей его бить!
   — Ах ты, гадина! Потаскуха! Наблядовала, еще и защищаешь выродка! — отец размахнулся, удар кулака пришелся на скулу женщины. Она пошатнулась, не удержав равновесия, и рухнула на пол рядом с Андреем.
   — Мама! — истошно закричал Андрей, мгновенно поняв, что произошло непоправимое. Он еще не видел струйки крови, бежавшей по виску матери, но уже знал, что она умерла, почти мгновенно. Падая, ее висок пришелся точно на острый угол темной полированной тумбочки. — Мама! — Андрей приник к ее телу, пытаясь услышать остановившееся сердце, не веря своему телепатическому чувству. — Мама!
   Через минуту он поднялся, закрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону от страшного горя, которое невозможно было пережить. А потом внутри стало пусто и холодно, словно кто-то вдохнул внутрь ледяную пыль. Андрей открыл глаза, встал с колен на ноги и посмотрел на человека, которого никогда бы больше в жизни не назвал отцом.
   — Ты…. ты что… — здоровенный мужчина попятился. Смерть жены еще не дошла до его пьяного сознания, но этот беспощадный взгляд мальчика внушал животный страх. — Не… не смотри так на меня, — он бы хотел сказать это с угрозой, но слова прозвучали жалко, как мольба о пощаде.
   — Умри! — громко сказал мальчик, не понимая и не осознавая, что делает. Как в тумане, он видел пошатнувшееся тело отца и как того подхватили собутыльники.
   Андрей вернулся к телу матери, взял ее руку и застыл рядом в бесконечном горе. Он очнулся один раз, когда кто-то спросил его о чем-то. Мальчик удивленно посмотрел на дрожащие губы одного из собутыльников отца.
   — Ты пацан, того… Убил батяню-то. Пойдем мы… Ты уж не говори никому, что мы были здесь… Затаскают по судам, твою…
   Хлопнула входная дверь, и это привело Андрея в чувство.
   «Господи! Что же я наделал!» — Он зашел в спальню, взял одеяло, а потом накрыл маму, оставив лицо открытым. — «Ты меня прости. Не уберег!»
    — Беги отсюда!
   Андрей вздрогнул, обернулся и застыл: на фоне стены отчетливо светился призрак, в котором он узнал свою мать.
   —  Беги, сынок, беги! Мне уже не помочь, а ты маленький еще. Как-нибудь… Уходи…И — прощай!
   Призрак стал исчезать, а Андрей только потом сообразил, что так и не успел ничего сказать в ответ.
   Мальчик прошел в спальню, нашел старый рюкзак и быстро стал складывать вещи. Самое необходимое: пару почти новых еще ботинок, старенькое, но теплое пальто, две пары брюк, несколько футболок…
   Рюкзак получился тяжеленным. Последнее, что Андрей прихватил — немного денег, которые мама прятала от пьющего отца в потайном месте. Еду он не брал — для этого бы пришлось пройти на кухню, где лежал отец.
   Отойдя от дома метров на сто, Андрей обернулся. Ветхое, постройки еще прошлого века здание, с большими трещинами, замазанными кое-где цементом, одиноко стояло во дворе, окруженное давно умершими огромными деревьями. Был конец ноября, и шел мелкий снег. И в этот момент мальчику показалась вся его прошлая жизнь просто кошмаром. Он повернулся и зашагал по дороге.
   Проснувшись на следующий день в подвале какого-то дома, лежа на холодном цементном полу, мальчик тщетно пытался вспомнить, как он очутился здесь. Но память отказывалась подчиняться. Он обнаружил, что не помнит ни отца, ни матери, ни школы, где вероятно, должен был учиться. Любая попытка вспомнить, что с ним произошло, вызывала приступ головной боли, и очень скоро он смирился со своим беспамятством.
   А еще через несколько часов попутный грузовик навсегда увез его из родного города, название которого Андрей так же скоро забыл, словно никогда и не жил в нем. И только через много лет он вспомнит, что именно в этот день ему исполнилось девять лет.
* * *
   —  Что тут у вас происходит? —Лао вошел в операционную, расположенную в своей квартире и застал там Диггиррена и рыдающего Андрея. — Ну и зачем ты заставил его вспомнить? Вы его все-таки в сумасшедший дом отправите, если Строггорн будет память убирать, а ты тут же снова активизировать!
   —  Прекрати реветь! —Диггиррен уже почти полчаса ждал, пока Андрей успокоится. — Ты сам хотел все вспомнить, я тебя предупреждал, раз память убирали, это не случайно.
   Андрей еще раз всхлипнул и попытался успокоиться.
   —  Пойдем, Лао, выйдем, я хотел с тобой поговорить, —сказал Диггиррен, и, когда они остались одни, продолжил:
    — Я считаю, Строггорн поступил неправильно, убирая мальчику память. Тем более, что Андрей едва не убил еще одного человека. И, согласись, мальчику лучше.
   Лао тяжело опустился в кресло.
   —  С ума вы меня сведете! Правда! Сейчас я еще должен рассказать ему про смерть Надежды!
    — Эта та самая женщина, которая их спасла? А что случилось?
    — Разрушается нервная система. Как это ни ужасно, самое лучшее, что мы могли для нее сделать — больше не пытаться продлить ее жизнь. Как я устал от всего этого! —Лао ненадолго замолчал. — Пойми, когда-то у меня было время заниматься Креилом. Но сейчас мы все живем по строгому расписанию. Честное слово, я иногда себя чувствую, как в тюрьме. Скоро день будет расписан до секунд! В какой-то мере могу понять Креила, — когда он вернется, уже будет не до отпусков.
    — Он так и не появился? Что—то во всем этом не так, —задумчиво сказал Диггиррен.
    — Ну почему же? —раздалось прямо из воздуха. Мужчина в черном, в сияющем вихре, — возникла следом за голосом телепатема, и уже только потом Креил ван Рейн, улыбаясь, появился в комнате.
    — Действительно, почему? —протянул Лао с угрозой. — Служба Безопасности сбилась с ног, а ты не считаешь нужным даже просто позвонить и сказать, что все в порядке!
    — Ты и так знал, что все в порядке, —невозмутимо возразил Креил, садясь в глубокое кресло и блаженно вытягивая ноги.
    — Угу. Но уже начинал сомневаться. Не понимаю я твоего поведения, Креил! Ты должен работать, от этого зависит жизнь миллиардов людей…
    — Перестань читать нотации, Лао, —Креил поморщился. — Этим людям нужно было думать раньше о своем спасении. А теперь я не собираюсь все время торчать на работе. Должна и у меня быть личная жизнь, потому что иначе ее просто никогда не будет.
    — Ничего себе, рассуждения! И какое удачное время ты выбрал для личной жизни! Креил — а это вообще ты, или кто-то другой?
    — А в чем дело?
    — В тебе есть что-то чужое, —Лао вслушался, пытаясь понять, почему выздоровевший Креил кажется ему совсем незнакомым, словно и не знал он того столетия.
    — Это я, Лао. Просто вы давно не видели меня здоровым.
    — Скажи, с Аоллой — это правда? —вмешался потерявший терпение Диггиррен.
    — А что у нас с Аоллой? —в словах Креила сквозило неподдельное удивление.
    — Я не склонен шутить и не думаю, чтобы она соврала. Ты пытался ее изнасиловать?
    — Какая глупость! —Креил рассмеялся. — Я пытался вернуть себе женщину, чтобы сделать ее счастливой. Очень жаль, что она этого не захотела!
    — Она это восприняла по-другому.
    — Это от переутомления, Диг. Ничего серьезного, поверь. Я даже абсолютно уверен, что она уже меня простила.
    — Это так, —заметил Лао. — Мне вообще кажется, что она готова тебе все простить.
    — Потому что я ей почти брат, —добавил Креил серьезно. — А родственникам мы склонны много прощать того, что больше никому бы не простили.
    — Так, пожалуй, я пойду, —Диггиррен почувствовал, что у него пропало всякое желание дальше разговаривать с Креилом, потому что говорили они на разных языках.

Глава 3

Июль, 411
   Креил вошел в свою квартиру. Пошло совсем немного времени с тех пор, как Аолла привозила его сюда, беспомощного, умирающего, в инвалидном кресле. Но сейчас ему казалось, что прошли годы. Так изменился он сам, и так изменилась его жизнь. Он былздоров! Впервые за много столетий!
   Он медленно обошел квартиру. Стайн, биоробот, бесшумно следовал за ним.
   — Напомни мне завтра, — сказал Креил Стайну, — поговорить с дизайнером. Выбери мне трех лучших. Хочу все здесь переделать!
   Только перед спальней Тины, жены, погибшей много лет назад, он помедлил.
   — Я выполнил ваш приказ, все вещи выброшены, — напомнил ему Стайн.
   Креил решительно прошел в сияющую чистотой комнату. Приподнятое настроение вдруг испарилось, и он ощутил дикую усталость. Креил подошел к кровати и сел на аккуратно заправленное покрывало. Неожиданно он понял, что готов разрыдаться, и удивился этому. За все годы выпавших на его долю испытаний, он всегда сохранял самообладание, не позволяя себе распускаться. И сейчас, когда все было хорошо, не мог понять причину этой неожиданной боли.
   — Стайн, — тихо позвал Креил, створки двери тут же раздвинулись, преданный робот показался в дверях. — Ты помнишь, какой размер одежды был у Тины?
   — Конечно, Лиде.
   — Купи одежду…
   — Вряд ли удастся найти такую же, прошло много лет, мне кажется, сейчас так больше не делают.
   — Не важно. Пусть просто будет похожа… И — закажи духи. Пусть здесь все будет по-прежнему, как раньше.
   Креил поднялся, стряхивая навалившиеся воспоминания, прошел через гостиную, вышел из квартиры и оказался у дверей квартиры Аоллы. Створки медленно раздвинулись, «узнав» его, телепатема Аоллы: женщина в красном…резко усилилась, и Креил увидел ее разгневанное лицо. Он замер на секунду, и, неожиданно для себя, расхохотался.
    — Что смешного? —недоуменно спросила она. — Зачем пожаловал?
    — Аолла, —Креил постарался сделать виноватый вид, что у него явно плохо получилось. — Я искренне раскаиваюсь за свое безобразное поведение и хотел бы искупить свою вину!
   В глазах Креила поблескивали предательские искорки и, хотя его мозг оставался недоступным, Аолла ни на секунду не поверила в его «раскаяние».
   —  Давай, быстро говори, что задумал, или уматывай отсюда, —зло сказала она.
    — Ну не ругайся ты так! —он снова постарался сделать виноватый вид. — Я не хотел тебя обидеть!
    — И поэтому шляешься неизвестно где три недели! И не считаешь нужным мне сообщить, что с тобой! —на этот раз в ее глазах блеснули слезы. Креил подошел совсем близко, вглядываясь в ее лицо.
    — Ты так переживала обо мне? Правда…?
    — Уходи…! —она повернулась и пошла вглубь коридора. Креил догнал Аоллу, взял за руку и силой повернул к себе. На этот раз чувство вины шевельнулось где-то глубоко у него внутри.
    — Послушай… девочка… я не хотел, правда, обидеть тебя. Прости…— он взял ее лицо в свои ладони. — Я подумал, ты не любишь Строггорна, мы бы могли быть счастливы… кто знает?
    — Я не хочулишних проблем. Я устала, слишком устала, Креил, чтобы снова быть между вами. Так трудно понять?
    — Ладно, —он выпустил ее лицо и опустил глаза. — Забыли… Я хотел бы пригласить тебя в ресторан, в качестве искупления своей вины.
    — Ты это серьезно?
    — Более чем.
    — И когда?
    — Прямо сейчас, не возражаешь? А то я боюсь, потом меня загрузят работой и будет не до этого.
* * *
    — Где они? —спросил Строггорн агента, поджидавшего его рядом с небольшим ресторанчиком в зоне обычных людей Элинора.
    — Они внутри, скорее всего в отдельном кабинете, или… —агент повернулся, прислушиваясь, но Строггорн и сам услышал резко усилившиеся телепатемы Аоллы и Креила — женщина в красном и мужчина в черном, в сияющем вихре.Это означало, что они вышли в общий зал из кабинета с мыслезащитой.
   Агент открыл дверь, навстречу им сразу устремился владелец ресторана. Для него одновременное посещение своего заведения такими высокопоставленными людьми было и честью и отличной рекламой.
   В ресторане играла негромкая музыка, Креил и Аолла медленно кружили на небольшой танцплощадке. У Строггорна неприятно заныло сердце, и показалось, словно когда-то давно он уже видел эту картину: Креил так же обнимал Аоллу, а она нежно прижималась щекой к его плечу. Они ощутили Строггорна и одновременно повернули головы в его сторону.
   —  Привет, Строг, —как ни в чем не бывало поздоровался Креил, не прекращая кружить Аоллу.
    — Ты не считаешь, что нам нужно поговорить? —спросил Строггорн, не приближаясь к ним.
    — Как это скучно, Строг! —в мыслях Креила и впрямь заскользила досада. — И о чем это? Я занят, —он улыбнулся мысленно, одновременно наклонившись к уху Аоллы и что-то ей сказав вслух.
   Строггорну пришлось приложить немало усилий, чтобы остаться невозмутимым.
   —  Не о чем, ты прав, не о чем, —он горько усмехнулся и стремительно вышел из ресторана.
   —  Ну, и зачем ты его разозлила, девочка? —спросил Креил, когда перестал мысленно воспринимать Строггорна.
   Аолла подняла на него свои черные печальные глаза и честно ответила:
    — Не знаю. А ты?
    — Тоже не знаю, —Креил тихо рассмеялся. — Вообще-то, зря это мы…, если ты не передумала, конечно…
    — Вернуться к тебе? —она помолчала. — Я не передумаю… Не могу больше.
    — Понимаю, вот если бы тебе это предложил Рон… —его ударило ее болью. — Ох! —он с трудом перевел дух, увидел слезы в ее глазах. — Боже… Не прошло? И так серьезнодо сих пор?
    — Все прошло, —она сглотнула слезы.
    — Вижу, —саркастически сказал Креил.
    — Правда… Там ничегоне может быть, никогда, мы слишком разные. Такую пропасть никому не преодолеть.
    — Как сказать, Аолла. Браки между представителями разных цивилизаций, тем не менее, бывают. Значит, есть способы, только мы о них ничего не знаем. Кстати, Строггорн знает?
    — Нет. И ты…
    — Я могу обидеться, девочка — подумать, что я буду тебя этим шантажировать! Обещаю тебе, что от меня он никогда ничего не узнает. Зачем ты мне такой ценой? Но и со Строггорном тебе хорошо не будет, что и огорчительно. И не достанешься ты никому.
    — Не нужно об этом больше, —она снова положила голову ему на плечо и беззвучно заплакала.
* * *
   Экран телекома, после недолгого ожидания, соединил Креила с Линганом.
   —  Я хотел бы с тобой встретиться, Линган, как представитель Совета Галактики.
    — Почему так официально? Это очень срочно? У меня все расписано по минутам.
    — Это — более чем срочно. И не для разговора по телекому. Мне не хотелось бы, чтобы информация куда-либо прошла.
    — Хорошо, завтра тебя устроит? Секретарь даст время. —Экран отключился.
   Креил отошел от терминала и направился в свою спальню. Проходя мимо спальни Тины, что-то привлекло его внимание, и он прошел внутрь, в услужливо открывшиеся створки. Сильный запах духов ударил в ноздри так, что потемнело на секунду в глазах.
   — Стайн! — позвал Креил и, когда робот появился в дверях, спросил: — Что здесь происходит? Откуда такой сильный запах?
   — Извините, Лиде. Робот, который убирал комнату, случайно уронил пузырек. Немного духов пролилось. Это скоро выветрится само, но можно заказать специальную уборку.
   Креил секунду раздумывал, пытаясь проанализировать, почему такая мелочь мгновенно вывела его из себя, но так ничего и не поняв, вернулся в свою спальню.
   Он долго пытался заснуть, ворочаясь с боку на бок, и даже включил воздушный обдув постели, которым не пользовался со времени своего выздоровления, но сон не приходил. Ему все казалось, что запах духов проникает отовсюду в комнату. В конце концов, он сел на постели, вслушиваясь в пространство, в котором что-то происходило. Предметы в комнате были едва видны в слабом свете ночника, луч Луны падал в приоткрытую балконную дверь, занавеска шевельнулась от легкого ветра, и причудливые тени заскользили по полу и стенам. Креилу вдруг показалось, что число измерений увеличилось. Возник туннель из клубящегося тумана, и он увидел себя одновременно очень далеко от своей спальни. Какая—то тень быстро приближалась к нему навстречу, она была закутана в белоснежный плащ, напоминавший саван, с низко надвинутым капюшоном, закрывавшим лицо. От тени исходил смертельный, запредельный холод, снежинки вились хороводом вокруг плаща, а ноги обвивала ледяная поземка. Приблизившись на расстояние шага, тень остановилась. Холод, мороз, метель…отчетливо просочилось в комнату, капюшон соскользнул с тени, и Креил увидел Тину. Она насмешливо смотрела на него бездонными серыми глазами, в которых мелькали все те же холодные льдинки.
   —  Тина? Это ты? —он вспомнил, что с момента ее смерти прошло больше ста лет, даже ее сущность должна бы была исчезнуть за это время, слившись в единое целое с мировым разумом.
    — Я. —Она протянула к нему руки с тонкими, побелевшими от холода, пальцами. — Я так замерзла!
   Он взял ее пальцы и поднес ко рту, своим дыханием пытаясь согреть их.
   —  Ты соскучился по мне? —спросила она. Креил растерялся, не зная, как ответить на ее вопрос. — Мне очень плохо без тебя, Креил, очень. —Она опустила глаза, словно собираясь заплакать.
    — Мне тоже. Я так и не смог забыть тебя.
    — Правда? —она нахмурилась. — Почему ты хотел забыть меня?
    — Прошло слишком много лет, Тина, и никто не может мучить себя вечно.
    — Много лет? —Она выглядела удивленной. — Как странно… —Она забрала свои пальцы из его рук и повернулась, собираясь уходить. Уже сделав шаг, она обернулась, и, улыбнувшись, сказала: — Я скоро вернусь, осталось совсем немного, наша экспедиция почти закончилась…
   Он увидел две параллельные плоскости, разлинованные на аккуратные квадратики. Вращаясь на огромной скорости, они стремительно приближались к Тине.
   —  Тина! —Креил рванулся за ней, но ноги были ватными, и, казалось, он начисто забыл, как перемещаться в Многомерности.
   Поверхности настигли Тину и сжали ее с двух сторон, вкручиваясь, ввинчиваясь, врастая в ее тело. Он еще видел какое-то время ее искаженное лицо, впаянное в мелькающие лопасти, а потом остались только две шахматные доски, прекратившие свое вращение и застывшие параллельно напротив друг друга.
   Креил сразу узнал это место, много раз он перемещался между этими странными поверхностями и всегда они вызывали у него чувство опасности.
   Креил проснулся как от толчка, весь в поту. Он все-таки заснул, хотя странный сон казался большей реальностью, чем сама реальность. Сердце разрывалось от боли в груди. Он стиснул зубы, стараясь задушить эту страшную боль, от которой ему не было забвения больше столетия. Он не мог спать, поднялся, прошел в ванную и врубил ледяной душ. Сейчас он хотел только одного — забыть навсегда эту женщину, так давно погибшую, и так долго не дающую ему покоя.