Пиккенс с трудом проглотил комок в горле:
— Да, сэр. Разумеется.
— Отлично! — Снелунд встал. — Пошли в конференц-зал. Мой штаб уже ждет. Нам надо разработать специальные планы. Не хотите ли принять стимулирующую таблетку? Заседание, вероятно, продлится до ночи.
Они узнали его — сначала на Венере, потом на Терре, а затем в секторе альфы Креста; он был сластолюбцем, — но когда чувствовал приближение опасности, то работал как двадцать чертей в одной упряжке.
Глава 11
Глава 12
— Да, сэр. Разумеется.
— Отлично! — Снелунд встал. — Пошли в конференц-зал. Мой штаб уже ждет. Нам надо разработать специальные планы. Не хотите ли принять стимулирующую таблетку? Заседание, вероятно, продлится до ночи.
Они узнали его — сначала на Венере, потом на Терре, а затем в секторе альфы Креста; он был сластолюбцем, — но когда чувствовал приближение опасности, то работал как двадцать чертей в одной упряжке.
Глава 11
Кэтрин оценивала расстояние от Ревущего Камня до Порт-Фредериксена примерно в две тысячи километров. Но то было расстояние на карте, которое флайер по прямой мог бы покрыть за пару часов, космический корабль — за несколько минут или даже секунд, ну а пешком, да еще с обходами, путешествие должно было занять несколько недель.
И дело не только в пересеченности рельефа — дидонцы очень плохо знали окрестности.
Подобно большинству примитивных культур, они редко уходили далеко от границ территории своего племени. Торговцы обычно странствовали от одной деревни к другой, а не через всю страну одним и тем же караваном. Поэтому три дидонца, сопровождавшие людей, шли почти ощупью. В первую очередь это относилось к горам — там продвижение должно было быть особенно медленным и сопровождаться частыми и, возможно, ошибочными обходами.
Больше того, короткий период обращения планеты вокруг своей оси вообще делал путешествие чрезвычайно медленным. Туземцы отказывались идти после наступления темноты, и Флэндри пришлось согласиться с этим, ибо места были почти незнакомые. По мере наступления весны дни удлинялись, и к середине лета они могли бы располагать почти семью часами светлого времени для путешествия. Но более четырех-пяти часов дидонцы идти не могли. Причина тоже была веская: в пути, вдалеке от ферм, где выращивалась питательная пища, ногасам приходилось есть за троих и только подножный корм. Растительная же пища куда менее питательна, чем мясная. Туземцам нужно было много времени на то, чтобы обеспечить энергией свои тела.
— В поход нас уходит двадцать четыре человека, — считал Флэндри. — Еще шестнадцать мы оставляем вместе с хорошим врачом. Не знаю, хватит ли нам наших рационов при таких темпах.
— Мы можем частично использовать местную пищу, — успокаивала его Кэтрин. — В некоторых местных растениях и животных ДНК закручена влево, так же как на Терре есть организмы, у которых она закручена вправо. Я покажу вам и остальным, как выглядят такие плоды и дичь.
— Что ж, полагаю, мы вполне можем заняться их поисками, раз уж нам столько времени придется устричать в лагере.
— Устричать?
— Поступать подобно устрицам. Сидеть сиднем на месте. — Флэндри встопорщил усы. — Они тут, черт бы побрал, растут, будто какие-то треклятые грибы! Две я забыл спасти при крушении — ножницы и зеркало.
Кэтрин расхохоталась:
— Чего ж вы молчали? У аборигенов есть ножницы, грубые, тупые, но волосы они, пожалуй, состригут. Разрешите мне быть вашим брадобреем?
Прикосновение рук Кэтрин вызвало головокружение. Он очень обрадовался, когда остальным его людям Кэтрин предоставила пользоваться услугами друг друга.
Она их всех приворожила. И Флэндри не думал, что это потому, что она тут единственная женщина. Все стремились чем-то порадовать ее, все были до отвращения вежливы с ней. Он хотел это прекратить, но никак не мог найти подходящей формы. Отношения и так складывались напряженные.
Теперь он уже не был для них капитаном, а всего лишь старшим по званию. Его временное звание как бы противопоставлялось потерянному посту шкипера. Они слушались его, но дисциплина все же расшаталась даже среди младших командиров и офицеров. Он чувствовал, что должен требовать соблюдения прежних форм обращения, и это приводило к известной… нет, не к враждебности, а к холодку в отношениях, к корректному обособлению его от того содружества остальных, которое постепенно складывалось.
Однажды ночью, когда он не спал, лежа с закрытыми глазами, он случайно подслушал разговор нескольких рядовых. Двое из них высказали намерение не только не противиться интернированию, но даже перейти к Мак-Кормаку, если к моменту их появления на базе его шансы покажутся им достаточно благоприятными. Они уговаривали своих товарищей поступить так же. Те отказались, во всяком случае на данное время, но добродушно, со смешками. Вот это больше всего обеспокоило Флэндри: ни одного из них разговор не возмутил. После этого он принялся подслушивать всерьез. Доминик никому не собирался жаловаться, но ему было необходимо знать настроения каждого человека в отряде. Правда, в особых моральных оправданиях своего поведения он не нуждался — шпионить было так забавно!
Это случилось довольно много времени спустя после того, как они покинули Ревущий Камень. Три дидонца сопровождавшие их, были названы Кэтрин Открывателем Пещер, Подателем Благ и, ко всеобщему удовольствию, Смитом. Было более чем сомнительно, что эти существа, думая о себе, именовались именно так. Эти названия были удобными кличками, основанными на каких-то личных качествах, воспоминанием о событиях, имевших место давно. Что касается отдельных частей этих трех единств, то у них имен вообще не было — одни личные сигналы.
Часто аборигены обменивались составными частями, образуя новые единства, которые именовались Знающим Руды, Хранителем Северных Врат, Молнией, Которая Ударила в Дом. Кэтрин уверяла, что это делается отчасти ради разнообразия, отчасти потому, что освежает в памяти какие-то события, присущие всем единствам, а частично как квазирелигиозный обряд.
— Единство в этой культуре — идеал, как я понимаю, равно как и в ряде других культур, — говорила Кэтрин Флэндри. — Они рассматривают весь мир как потенциальное Единство. С помощью церемоний, мистических размышлений, галлюциногенной пищи и тому подобного они пытаются достичь слияния с этим Единством. А каждодневный способ достижения этого — как можно чаще обретать новые связи. Брачный сезон, который приходится на период вблизи осеннего равноденствия, является у них наивысшей точкой года, главным образом благодаря экстатическим, трансцендентальным переживаниям, которые становятся возможными только в это время.
— Да, я думаю, такая странная раса должна отличаться весьма интересным сексуальным поведением, — сказал Флэндри. Кэтрин вспыхнула и отвернулась. Почему она так реагирует, она, которая смотрит на мир глазами ученого? Может быть, возникают какие-то ассоциации со временем ее плена? Нет, подумал он. В ней слишком много жизненной силы, чтобы это могло искалечить ее надолго. Шрамы останутся навсегда, но уже сейчас она вернула себе жизнерадостность. Тогда почему такая застенчивость?
Они шли вдоль гряды. Земли эти принадлежали другой общине, которая, будучи родственной Ревущему Камню, легко разрешила проход по своей территории. Отряд уже поднялся выше зоны джунглей. Атмосфера тут еще была тропической — по стандартам Терры, — но здесь дул более сухой ветер, который овевал лица, ласково ворошил волосы и почему-то пах имбирем. Земля была одета бурым губчатым ковром сорняков, массой цветов самых разных оттенков, отдельными кустами стрелолиста и фонарными деревьями. Слева поднимался массив сухопутных кораллов, чьи синие и красные тона ярко выделялись на вечно серебристо-сером фоне неба.
Ни один из дидонцев не был укомплектован полностью. Один хииш состоял из рукаса и ногаса, два рукаса отправились собирать ягоды, три крылоса взмыли в воздух — на разведку. Отдельные части единств могли выполнять простые задачи и хорошо понимали необходимость объединения, когда таковая наступала.
Помимо того, что было произведено рукасами, — копий, луков и боевых топоров, — ногасы легко несли на себе еще и грузы из космической шлюпки. Освобожденные от такой тяжести, люди легко обгоняли пасущихся четвероногих. Отсутствие опасности и невозможность заблудиться позволили Флэндри дать своим людям распоряжение помочь рукасам в сборе продовольствия. Теперь они рассыпались где-то по склону холма.
Оставив его тем самым наедине с Кэтрин.
Он ощущал ее присутствие всем телом. Изгиб груди и бедер под комбинезоном; свободную, покачивающуюся походку; локоны, то развеваемые ветром, то липнущие к загорелой бронзовой коже; большие зелено-золотые глаза; запах теплой плоти… Он немедленно переменил тему разговора:
— А присуща ли дидонцам… хм… естественная пантеистическая концепция?
— Не более, чем людям присуща естественная монотеистическая концепция, — ответила Кэтрин. — Некоторые почитают самую коммуну как Единство, отличное от всего остального мира, включая в него и прочие коммуны. Их обряды напоминают мне о человеческих толпах, прославляющих свои государства и их вождей. Подобный культ связан с воинственностью и жестокостью. — Она показала на горные пики, смутно рисующиеся в вышине. — Боюсь, что нам предстоит переход именно по территории такого общества. Именно поэтому в Ревущем Камне так настороженно отнеслись к нашему путешествию. Слухи-то разносятся независимо от странствий самих хиишей. Мне пришлось напомнить Многомудрому о нашем огнестрельном оружии.
— Народ, который не боится смерти, — опасный противник, — сказал Флэндри. — Однако я сомневаюсь, чтобы дидонцам нравилось терять свои части. Кроме того, хиишам должно быть присуще желание избежать боли.
Кэтрин улыбнулась:
— Вы быстро обучаетесь. Из вас получился бы первоклассный ксенолог.
Он пожал плечами:
— Мне по делам службы приходилось немало контактировать с другими расами. И я убедился, что мы — люди — самый странный народ. Впрочем, ваши дидонцы нам почти не уступают. Вам что-нибудь известно об их происхождении?
— Да. Проводились кое-какие палеонтологические изыскания. Но очень скромные. Почему-то всегда получается, что на войну деньги находятся, а на все остальное — нет. Может быть, первое обуславливает второе?
— Сомневаюсь. Думаю, люди просто любят воевать.
— Когда-нибудь они об этом пожалеют.
— В вас говорит слабость веры в блистательное качество мужчин — игнорировать то, что история кричит им во весь голос, — ответил Флэндри.
И немедленно, пока мысли Кэтрин не обратились к Хью Мак-Кормаку, который возжелал реформировать Империю, он продолжил:
— Впрочем, ископаемые остатки куда более жизнерадостная проблема. Так как же насчет эволюции на Дидоне?
Насколько можно судить, имел место очень длительный жаркий период — возможно, в несколько миллионов лет. Предки ногасов кормились сочными растениями, которых из-за засухи стало мало. Предполагается, что ногасы стали собираться вблизи еще остававшихся деревьев, чтобы собирать листву, которую бросали на землю древние рукасы, очищая сорванные плоды. Примерно тогда же у ногасов установились с пракрылосами контакты, примерно того же типа, который возникает у птиц, выбирающих насекомых из шкур млекопитающих. Деревья тоже стали вымирать. Крылосы же были способны издалека выискивать зелень и направляли туда ногасов. Следовавшие за ними по пятам рукасы получали защиту, за которую платили тем, что обрывали листву и бросали ее на землю.
В конце концов некоторые из этих животных добрались до восточных пределов континента Барка. Их миграции были вызваны отвратительным паразитом — гигантским клещом, который не только сосал кровь, но и заражал ее вирусом, из-за которого раны не заживали неделями. Древние ногасы были меньше современных и имели гораздо более тонкую шкуру. Они сильно страдали от клещей. Вполне возможно, что рукасы и крылосы помогали им освободиться от паразитов, вылавливая и поедая последних. Но тогда же, вероятно, они научились и сами сосать кровь ногасов, чтобы хоть как-то обогатить свою скудную диету.
— Отсюда я могу и сам домыслить все остальное, — прервал ее Флэндри, — включая обмен гормонами, выгодный для всех и сцементировавший создавшееся сообщество. Еще счастье, что какой-нибудь одиночный организм в те ранние времена не развил в себе сознание, иначе он наверняка бы уничтожил это неуклюжее трехчленное сообщество симбионтозы еще на начальных стадиях существования. Но теперь симбиоз явно работает. Заманчивые возможности для цивилизации.
— Мы их почти не знакомили с достижениями нашей, — ответила Кэтрин. — И не только потому, что хотим изучать их такими, какие они есть. Мы просто не знаем, что для них хорошо, а что может закончиться катастрофой.
— Боюсь, такие вещи познаются только методом проб и ошибок, — задумчиво сказал Флэндри. — Хотелось бы мне понаблюдать процесс воспитания дидонцев, начиная со дня рождения, в технологическом обществе…
— А почему бы не попробовать воспитывать наших детей среди дидонцев? — вспыхнула Кэтрин.
— Извините. — «Ты и в негодовании прекрасна». — Я просто неудачно сболтнул. На практике я такого ни за какие коврижки не сделал бы. Сам нагляделся на печальные результаты подобных опытов. А кроме того, я забыл, что они ваши друзья.
«Но какая мысль!»
— Я тоже хотел бы стать их другом, — продолжал Флэндри. — Нам предстоит идти вместе с ними еще два-три месяца, а в лагере свободное время просто некуда девать. Почему бы вам не поучить меня их языку?
Она поглядела на него в изумлении:
— Вы это серьезно, Доминик?
— Еще как! Только я не обещаю сохранить эти знания на всю жизнь. Моя голова и без того забита всякого рода информацией как паутиной. Но сейчас мне бы очень хотелось научиться разговаривать с ними напрямую. В какой-то степени это нас подстрахует. И кто знает, а вдруг я выдам какую-нибудь хилую гипотезу насчет аборигенов, слишком заумную, чтоб она могла родиться в голове энейца?
Кэтрин положила руку на плечо Флэндри. Жест был типичен для нее. Она любила касаться тех, кто ей нравился.
— Вы не похожи на сторонника Империи, Доминик, — сказала она. — Вы наш.
— Даже если и так… — начал он смущенно.
— Ну почему вы на стороне Джосипа? Вы же знаете, каков он есть? Вы же видели его приятелей вроде — Снелунда, который вскоре подменит его во всем, только не будет сам именоваться императором. Почему же не присоединитесь к нам, которые одной породы с вами?
Он-то знал почему — начиная хотя бы с того, что он не верил в успех революции, было множество и других причин. Но не говорить же ей об этом в такой восхитительно волшебный день!
— Возможно, вам и удастся обратить меня, — ответил он. — А пока — как насчет уроков?
— Разумеется, разумеется. — Флэндри не мог запретить своим людям слушать, поскольку некоторые из них проявили большой интерес к занятиям. Использовав все свои немалые способности, он быстро опередил их, вызвав тем самым скуку, так что слушатели вскоре разошлись. После этого он на целые часы завладевал вниманием Кэтрин… Теперь он игнорировал ревнивые взгляды, но сам не чувствовал ревности, когда она оживленно болтала с кем-то из рядовых или присоединялась к кружку любителей попеть возле костра.
Не взволновало его и то, что сержант Роббинс вернулся с экскурсии, на которую отправился вместе с Кэтрин, чтобы поискать съедобные растения, с большим фингалом под глазом и чрезвычайно глупым видом. Она вернулась немного позже, совершенно спокойная, и обращалась с Роббинсом так, будто между ними ничего не произошло. Должно быть, это событие широко обсуждалось, так как никакие новые инциденты такого рода места не имели.
Успехи Флэндри в языке поражали Кэтрин. Помимо того, что он имел нужные для этого гены, Флэндри в свое время прошел в разведывательных подразделениях весьма непростые курсы по лингвистике и металингвистике, семантике и метасемантике и усвоил массу фокусов по части концентрации внимания и умения запоминать. Тогда его обучили тому, как надо учиться. Вряд ли многие гражданские ученые имели подобную подготовку. У них просто не было нужды в том, в чем постоянно нуждались оперативные агенты. Через неделю Флэндри уже освоил структуру языка общины Ревущего Камня и человеческого пиджина… положив на это немало труда, ибо разум дидонцев был ему совершенно чужд. А может, все-таки не совсем? Изучив основы грамматики и накопив некоторый словарный запас, Доминик подкрепил уроки Кэтрин беседами с Открывателем Пещер. Сначала получалось нечто чудовищное, но через несколько недель он уже мог вести настоящий разговор. Дидонец тоже заинтересовался им и Кэтрин, поскольку рассматривал их как хиигя. Она с удовольствием принимала участие в разговорах, что Флэндри нисколько не стесняло. Открыватель Пещер обладал более авантюрным складом характера, чем остальные. И личность этого хииша тоже была куда ярче, чем у тех единств, которые комплектовались из остальных ногасов, рукасов и крылосов, имевшихся в отряде дидонцев. Дома — в Ревущем Камне — Открыватель Пещер охотился, рубил деревья, а когда других дел не было, предпринимал отважные вылазки. Ежегодно хииш бывал на озере, именовавшемся Золотым, где менее развитые общины устраивали что-то вроде ярмарки. Там он выменивал металлические изделия на меха и сушеные фрукты. Там же его ногас привык встречаться с рукасом из хииша из одних мест и крылосом из других, образуя единство по имени Плотогон. В Ревущем Камне, помимо Многомудрого, ногас и рукас Открывателя Пещер входили в состав Великого Песнопевца, а крылос (она) — в Водителя Хороводов; рукас же хииша — в состав Пивовара. Кроме того, все они время от времени включались в случайные единства, созданные по какому-то особому случаю.
Никто из них не соединялся (кроме как в экстренных ситуациях) с кем попало. Зачем терять время какой-то части хииша, соединяясь с менее одаренными, если она может находиться в составе выдающегося единства? Качественные различия между хиишами, возможно и не очень большие, все же реально существовали в Ревущем Камне в виде «первых семей» и «пролей». При этом там не было ни зависти, ни снобизма. В таких отношениях правит прагматика. А альтруизм настолько встроен в жизнь общины, что не выделяется как особая концепция.
Во всяком случае, таковы были впечатления Кэтрин и Флэндри. Она считала, что может и ошибаться. Как можно проникнуть в психику создания, у которого три мозга, каждый из которых хранит какие-то воспоминания многих других личностей, да еще кое-какие события, случившиеся за много поколений до рождения этого создания?
Если говорить об отдельных элементах хиишей, то ногасы в целом были миролюбивы, хотя Кэтрин утверждала, что они легко возбуждаются и впадают в бешенство. Крылосы легко приходили в волнение и обладали музыкальными способностями: они издавали удивительно чистые музыкальные ноты, сплетая их в дивные узоры. Рукасы — народ беспокойный, любопытный и игривый. Впрочем, все это не более чем обобщение. Индивидуальные различия очень велики, как и у всех животных с хорошо развитой нервной системой.
Открыватель Пещер обожал исследовать окружающий мир. Сейчас он с трепетом предвкушал волнующее событие — знакомство с Порт-Фредериксеном, и его занимала мысль о возможности путешествия на космическом корабле. После того как этот хииш получил в свое распоряжение кое-какие факты, касающиеся астрономии, ксенологии, галактической политики, его вопросы стали столь глубокими, что Флэндри задумался над тем, не являются ли дидонцы по своим генетическим данным более разумными, чем люди. Возможно, их технологическая отсталость связана с какими-то случайными факторами, которые перестанут действовать, когда обнаружится возможность твердо ступить на путь систематического прогресса?
«Может статься, будущее принадлежит им, а не нам, — думал Флэндри. — А Кэтрин сказала бы: а почему не всем вместе?»
А тем временем отряд шел вперед сквозь дожди и грозы, сквозь туманы и жару, через земли, населенные странными, но не враждебными племенами, пока наконец не вошел в горы, где люди могли насладиться прохладой. Однако дидонцам было зябко и голодно в этой стране скудной растительности, и несмотря на то, что крылосы все время вылетали на разведку, они часто натыкались на непроходимые места, из-за чего всем приходилось возвращаться назад и искать новых путей.
Именно в высокогорной Маурузии их и поджидала засада.
И дело не только в пересеченности рельефа — дидонцы очень плохо знали окрестности.
Подобно большинству примитивных культур, они редко уходили далеко от границ территории своего племени. Торговцы обычно странствовали от одной деревни к другой, а не через всю страну одним и тем же караваном. Поэтому три дидонца, сопровождавшие людей, шли почти ощупью. В первую очередь это относилось к горам — там продвижение должно было быть особенно медленным и сопровождаться частыми и, возможно, ошибочными обходами.
Больше того, короткий период обращения планеты вокруг своей оси вообще делал путешествие чрезвычайно медленным. Туземцы отказывались идти после наступления темноты, и Флэндри пришлось согласиться с этим, ибо места были почти незнакомые. По мере наступления весны дни удлинялись, и к середине лета они могли бы располагать почти семью часами светлого времени для путешествия. Но более четырех-пяти часов дидонцы идти не могли. Причина тоже была веская: в пути, вдалеке от ферм, где выращивалась питательная пища, ногасам приходилось есть за троих и только подножный корм. Растительная же пища куда менее питательна, чем мясная. Туземцам нужно было много времени на то, чтобы обеспечить энергией свои тела.
— В поход нас уходит двадцать четыре человека, — считал Флэндри. — Еще шестнадцать мы оставляем вместе с хорошим врачом. Не знаю, хватит ли нам наших рационов при таких темпах.
— Мы можем частично использовать местную пищу, — успокаивала его Кэтрин. — В некоторых местных растениях и животных ДНК закручена влево, так же как на Терре есть организмы, у которых она закручена вправо. Я покажу вам и остальным, как выглядят такие плоды и дичь.
— Что ж, полагаю, мы вполне можем заняться их поисками, раз уж нам столько времени придется устричать в лагере.
— Устричать?
— Поступать подобно устрицам. Сидеть сиднем на месте. — Флэндри встопорщил усы. — Они тут, черт бы побрал, растут, будто какие-то треклятые грибы! Две я забыл спасти при крушении — ножницы и зеркало.
Кэтрин расхохоталась:
— Чего ж вы молчали? У аборигенов есть ножницы, грубые, тупые, но волосы они, пожалуй, состригут. Разрешите мне быть вашим брадобреем?
Прикосновение рук Кэтрин вызвало головокружение. Он очень обрадовался, когда остальным его людям Кэтрин предоставила пользоваться услугами друг друга.
Она их всех приворожила. И Флэндри не думал, что это потому, что она тут единственная женщина. Все стремились чем-то порадовать ее, все были до отвращения вежливы с ней. Он хотел это прекратить, но никак не мог найти подходящей формы. Отношения и так складывались напряженные.
Теперь он уже не был для них капитаном, а всего лишь старшим по званию. Его временное звание как бы противопоставлялось потерянному посту шкипера. Они слушались его, но дисциплина все же расшаталась даже среди младших командиров и офицеров. Он чувствовал, что должен требовать соблюдения прежних форм обращения, и это приводило к известной… нет, не к враждебности, а к холодку в отношениях, к корректному обособлению его от того содружества остальных, которое постепенно складывалось.
Однажды ночью, когда он не спал, лежа с закрытыми глазами, он случайно подслушал разговор нескольких рядовых. Двое из них высказали намерение не только не противиться интернированию, но даже перейти к Мак-Кормаку, если к моменту их появления на базе его шансы покажутся им достаточно благоприятными. Они уговаривали своих товарищей поступить так же. Те отказались, во всяком случае на данное время, но добродушно, со смешками. Вот это больше всего обеспокоило Флэндри: ни одного из них разговор не возмутил. После этого он принялся подслушивать всерьез. Доминик никому не собирался жаловаться, но ему было необходимо знать настроения каждого человека в отряде. Правда, в особых моральных оправданиях своего поведения он не нуждался — шпионить было так забавно!
Это случилось довольно много времени спустя после того, как они покинули Ревущий Камень. Три дидонца сопровождавшие их, были названы Кэтрин Открывателем Пещер, Подателем Благ и, ко всеобщему удовольствию, Смитом. Было более чем сомнительно, что эти существа, думая о себе, именовались именно так. Эти названия были удобными кличками, основанными на каких-то личных качествах, воспоминанием о событиях, имевших место давно. Что касается отдельных частей этих трех единств, то у них имен вообще не было — одни личные сигналы.
Часто аборигены обменивались составными частями, образуя новые единства, которые именовались Знающим Руды, Хранителем Северных Врат, Молнией, Которая Ударила в Дом. Кэтрин уверяла, что это делается отчасти ради разнообразия, отчасти потому, что освежает в памяти какие-то события, присущие всем единствам, а частично как квазирелигиозный обряд.
— Единство в этой культуре — идеал, как я понимаю, равно как и в ряде других культур, — говорила Кэтрин Флэндри. — Они рассматривают весь мир как потенциальное Единство. С помощью церемоний, мистических размышлений, галлюциногенной пищи и тому подобного они пытаются достичь слияния с этим Единством. А каждодневный способ достижения этого — как можно чаще обретать новые связи. Брачный сезон, который приходится на период вблизи осеннего равноденствия, является у них наивысшей точкой года, главным образом благодаря экстатическим, трансцендентальным переживаниям, которые становятся возможными только в это время.
— Да, я думаю, такая странная раса должна отличаться весьма интересным сексуальным поведением, — сказал Флэндри. Кэтрин вспыхнула и отвернулась. Почему она так реагирует, она, которая смотрит на мир глазами ученого? Может быть, возникают какие-то ассоциации со временем ее плена? Нет, подумал он. В ней слишком много жизненной силы, чтобы это могло искалечить ее надолго. Шрамы останутся навсегда, но уже сейчас она вернула себе жизнерадостность. Тогда почему такая застенчивость?
Они шли вдоль гряды. Земли эти принадлежали другой общине, которая, будучи родственной Ревущему Камню, легко разрешила проход по своей территории. Отряд уже поднялся выше зоны джунглей. Атмосфера тут еще была тропической — по стандартам Терры, — но здесь дул более сухой ветер, который овевал лица, ласково ворошил волосы и почему-то пах имбирем. Земля была одета бурым губчатым ковром сорняков, массой цветов самых разных оттенков, отдельными кустами стрелолиста и фонарными деревьями. Слева поднимался массив сухопутных кораллов, чьи синие и красные тона ярко выделялись на вечно серебристо-сером фоне неба.
Ни один из дидонцев не был укомплектован полностью. Один хииш состоял из рукаса и ногаса, два рукаса отправились собирать ягоды, три крылоса взмыли в воздух — на разведку. Отдельные части единств могли выполнять простые задачи и хорошо понимали необходимость объединения, когда таковая наступала.
Помимо того, что было произведено рукасами, — копий, луков и боевых топоров, — ногасы легко несли на себе еще и грузы из космической шлюпки. Освобожденные от такой тяжести, люди легко обгоняли пасущихся четвероногих. Отсутствие опасности и невозможность заблудиться позволили Флэндри дать своим людям распоряжение помочь рукасам в сборе продовольствия. Теперь они рассыпались где-то по склону холма.
Оставив его тем самым наедине с Кэтрин.
Он ощущал ее присутствие всем телом. Изгиб груди и бедер под комбинезоном; свободную, покачивающуюся походку; локоны, то развеваемые ветром, то липнущие к загорелой бронзовой коже; большие зелено-золотые глаза; запах теплой плоти… Он немедленно переменил тему разговора:
— А присуща ли дидонцам… хм… естественная пантеистическая концепция?
— Не более, чем людям присуща естественная монотеистическая концепция, — ответила Кэтрин. — Некоторые почитают самую коммуну как Единство, отличное от всего остального мира, включая в него и прочие коммуны. Их обряды напоминают мне о человеческих толпах, прославляющих свои государства и их вождей. Подобный культ связан с воинственностью и жестокостью. — Она показала на горные пики, смутно рисующиеся в вышине. — Боюсь, что нам предстоит переход именно по территории такого общества. Именно поэтому в Ревущем Камне так настороженно отнеслись к нашему путешествию. Слухи-то разносятся независимо от странствий самих хиишей. Мне пришлось напомнить Многомудрому о нашем огнестрельном оружии.
— Народ, который не боится смерти, — опасный противник, — сказал Флэндри. — Однако я сомневаюсь, чтобы дидонцам нравилось терять свои части. Кроме того, хиишам должно быть присуще желание избежать боли.
Кэтрин улыбнулась:
— Вы быстро обучаетесь. Из вас получился бы первоклассный ксенолог.
Он пожал плечами:
— Мне по делам службы приходилось немало контактировать с другими расами. И я убедился, что мы — люди — самый странный народ. Впрочем, ваши дидонцы нам почти не уступают. Вам что-нибудь известно об их происхождении?
— Да. Проводились кое-какие палеонтологические изыскания. Но очень скромные. Почему-то всегда получается, что на войну деньги находятся, а на все остальное — нет. Может быть, первое обуславливает второе?
— Сомневаюсь. Думаю, люди просто любят воевать.
— Когда-нибудь они об этом пожалеют.
— В вас говорит слабость веры в блистательное качество мужчин — игнорировать то, что история кричит им во весь голос, — ответил Флэндри.
И немедленно, пока мысли Кэтрин не обратились к Хью Мак-Кормаку, который возжелал реформировать Империю, он продолжил:
— Впрочем, ископаемые остатки куда более жизнерадостная проблема. Так как же насчет эволюции на Дидоне?
Насколько можно судить, имел место очень длительный жаркий период — возможно, в несколько миллионов лет. Предки ногасов кормились сочными растениями, которых из-за засухи стало мало. Предполагается, что ногасы стали собираться вблизи еще остававшихся деревьев, чтобы собирать листву, которую бросали на землю древние рукасы, очищая сорванные плоды. Примерно тогда же у ногасов установились с пракрылосами контакты, примерно того же типа, который возникает у птиц, выбирающих насекомых из шкур млекопитающих. Деревья тоже стали вымирать. Крылосы же были способны издалека выискивать зелень и направляли туда ногасов. Следовавшие за ними по пятам рукасы получали защиту, за которую платили тем, что обрывали листву и бросали ее на землю.
В конце концов некоторые из этих животных добрались до восточных пределов континента Барка. Их миграции были вызваны отвратительным паразитом — гигантским клещом, который не только сосал кровь, но и заражал ее вирусом, из-за которого раны не заживали неделями. Древние ногасы были меньше современных и имели гораздо более тонкую шкуру. Они сильно страдали от клещей. Вполне возможно, что рукасы и крылосы помогали им освободиться от паразитов, вылавливая и поедая последних. Но тогда же, вероятно, они научились и сами сосать кровь ногасов, чтобы хоть как-то обогатить свою скудную диету.
— Отсюда я могу и сам домыслить все остальное, — прервал ее Флэндри, — включая обмен гормонами, выгодный для всех и сцементировавший создавшееся сообщество. Еще счастье, что какой-нибудь одиночный организм в те ранние времена не развил в себе сознание, иначе он наверняка бы уничтожил это неуклюжее трехчленное сообщество симбионтозы еще на начальных стадиях существования. Но теперь симбиоз явно работает. Заманчивые возможности для цивилизации.
— Мы их почти не знакомили с достижениями нашей, — ответила Кэтрин. — И не только потому, что хотим изучать их такими, какие они есть. Мы просто не знаем, что для них хорошо, а что может закончиться катастрофой.
— Боюсь, такие вещи познаются только методом проб и ошибок, — задумчиво сказал Флэндри. — Хотелось бы мне понаблюдать процесс воспитания дидонцев, начиная со дня рождения, в технологическом обществе…
— А почему бы не попробовать воспитывать наших детей среди дидонцев? — вспыхнула Кэтрин.
— Извините. — «Ты и в негодовании прекрасна». — Я просто неудачно сболтнул. На практике я такого ни за какие коврижки не сделал бы. Сам нагляделся на печальные результаты подобных опытов. А кроме того, я забыл, что они ваши друзья.
«Но какая мысль!»
— Я тоже хотел бы стать их другом, — продолжал Флэндри. — Нам предстоит идти вместе с ними еще два-три месяца, а в лагере свободное время просто некуда девать. Почему бы вам не поучить меня их языку?
Она поглядела на него в изумлении:
— Вы это серьезно, Доминик?
— Еще как! Только я не обещаю сохранить эти знания на всю жизнь. Моя голова и без того забита всякого рода информацией как паутиной. Но сейчас мне бы очень хотелось научиться разговаривать с ними напрямую. В какой-то степени это нас подстрахует. И кто знает, а вдруг я выдам какую-нибудь хилую гипотезу насчет аборигенов, слишком заумную, чтоб она могла родиться в голове энейца?
Кэтрин положила руку на плечо Флэндри. Жест был типичен для нее. Она любила касаться тех, кто ей нравился.
— Вы не похожи на сторонника Империи, Доминик, — сказала она. — Вы наш.
— Даже если и так… — начал он смущенно.
— Ну почему вы на стороне Джосипа? Вы же знаете, каков он есть? Вы же видели его приятелей вроде — Снелунда, который вскоре подменит его во всем, только не будет сам именоваться императором. Почему же не присоединитесь к нам, которые одной породы с вами?
Он-то знал почему — начиная хотя бы с того, что он не верил в успех революции, было множество и других причин. Но не говорить же ей об этом в такой восхитительно волшебный день!
— Возможно, вам и удастся обратить меня, — ответил он. — А пока — как насчет уроков?
— Разумеется, разумеется. — Флэндри не мог запретить своим людям слушать, поскольку некоторые из них проявили большой интерес к занятиям. Использовав все свои немалые способности, он быстро опередил их, вызвав тем самым скуку, так что слушатели вскоре разошлись. После этого он на целые часы завладевал вниманием Кэтрин… Теперь он игнорировал ревнивые взгляды, но сам не чувствовал ревности, когда она оживленно болтала с кем-то из рядовых или присоединялась к кружку любителей попеть возле костра.
Не взволновало его и то, что сержант Роббинс вернулся с экскурсии, на которую отправился вместе с Кэтрин, чтобы поискать съедобные растения, с большим фингалом под глазом и чрезвычайно глупым видом. Она вернулась немного позже, совершенно спокойная, и обращалась с Роббинсом так, будто между ними ничего не произошло. Должно быть, это событие широко обсуждалось, так как никакие новые инциденты такого рода места не имели.
Успехи Флэндри в языке поражали Кэтрин. Помимо того, что он имел нужные для этого гены, Флэндри в свое время прошел в разведывательных подразделениях весьма непростые курсы по лингвистике и металингвистике, семантике и метасемантике и усвоил массу фокусов по части концентрации внимания и умения запоминать. Тогда его обучили тому, как надо учиться. Вряд ли многие гражданские ученые имели подобную подготовку. У них просто не было нужды в том, в чем постоянно нуждались оперативные агенты. Через неделю Флэндри уже освоил структуру языка общины Ревущего Камня и человеческого пиджина… положив на это немало труда, ибо разум дидонцев был ему совершенно чужд. А может, все-таки не совсем? Изучив основы грамматики и накопив некоторый словарный запас, Доминик подкрепил уроки Кэтрин беседами с Открывателем Пещер. Сначала получалось нечто чудовищное, но через несколько недель он уже мог вести настоящий разговор. Дидонец тоже заинтересовался им и Кэтрин, поскольку рассматривал их как хиигя. Она с удовольствием принимала участие в разговорах, что Флэндри нисколько не стесняло. Открыватель Пещер обладал более авантюрным складом характера, чем остальные. И личность этого хииша тоже была куда ярче, чем у тех единств, которые комплектовались из остальных ногасов, рукасов и крылосов, имевшихся в отряде дидонцев. Дома — в Ревущем Камне — Открыватель Пещер охотился, рубил деревья, а когда других дел не было, предпринимал отважные вылазки. Ежегодно хииш бывал на озере, именовавшемся Золотым, где менее развитые общины устраивали что-то вроде ярмарки. Там он выменивал металлические изделия на меха и сушеные фрукты. Там же его ногас привык встречаться с рукасом из хииша из одних мест и крылосом из других, образуя единство по имени Плотогон. В Ревущем Камне, помимо Многомудрого, ногас и рукас Открывателя Пещер входили в состав Великого Песнопевца, а крылос (она) — в Водителя Хороводов; рукас же хииша — в состав Пивовара. Кроме того, все они время от времени включались в случайные единства, созданные по какому-то особому случаю.
Никто из них не соединялся (кроме как в экстренных ситуациях) с кем попало. Зачем терять время какой-то части хииша, соединяясь с менее одаренными, если она может находиться в составе выдающегося единства? Качественные различия между хиишами, возможно и не очень большие, все же реально существовали в Ревущем Камне в виде «первых семей» и «пролей». При этом там не было ни зависти, ни снобизма. В таких отношениях правит прагматика. А альтруизм настолько встроен в жизнь общины, что не выделяется как особая концепция.
Во всяком случае, таковы были впечатления Кэтрин и Флэндри. Она считала, что может и ошибаться. Как можно проникнуть в психику создания, у которого три мозга, каждый из которых хранит какие-то воспоминания многих других личностей, да еще кое-какие события, случившиеся за много поколений до рождения этого создания?
Если говорить об отдельных элементах хиишей, то ногасы в целом были миролюбивы, хотя Кэтрин утверждала, что они легко возбуждаются и впадают в бешенство. Крылосы легко приходили в волнение и обладали музыкальными способностями: они издавали удивительно чистые музыкальные ноты, сплетая их в дивные узоры. Рукасы — народ беспокойный, любопытный и игривый. Впрочем, все это не более чем обобщение. Индивидуальные различия очень велики, как и у всех животных с хорошо развитой нервной системой.
Открыватель Пещер обожал исследовать окружающий мир. Сейчас он с трепетом предвкушал волнующее событие — знакомство с Порт-Фредериксеном, и его занимала мысль о возможности путешествия на космическом корабле. После того как этот хииш получил в свое распоряжение кое-какие факты, касающиеся астрономии, ксенологии, галактической политики, его вопросы стали столь глубокими, что Флэндри задумался над тем, не являются ли дидонцы по своим генетическим данным более разумными, чем люди. Возможно, их технологическая отсталость связана с какими-то случайными факторами, которые перестанут действовать, когда обнаружится возможность твердо ступить на путь систематического прогресса?
«Может статься, будущее принадлежит им, а не нам, — думал Флэндри. — А Кэтрин сказала бы: а почему не всем вместе?»
А тем временем отряд шел вперед сквозь дожди и грозы, сквозь туманы и жару, через земли, населенные странными, но не враждебными племенами, пока наконец не вошел в горы, где люди могли насладиться прохладой. Однако дидонцам было зябко и голодно в этой стране скудной растительности, и несмотря на то, что крылосы все время вылетали на разведку, они часто натыкались на непроходимые места, из-за чего всем приходилось возвращаться назад и искать новых путей.
Именно в высокогорной Маурузии их и поджидала засада.
Глава 12
Самый легкий путь к перевалу шел через каньон. За тысячелетия вздувающаяся от зимних дождей река прорезала глубокое ущелье; летом она сально мелела. Высокие стены каньона давали защиту от ветра и отражали часть иссушающих лучей. В таких условиях вегетация растений продолжалась тут и в сухой сезон, особенно вдоль русла реки, где наносная почва была и для ног приятней, нежели голый камень в других местах. Соответственно, берег реки, несмотря на многочисленные валуны и извилистость, казался вполне приемлемым путем.
Пейзажи тут были красивые, хоть и мрачноватые. Река текла по левую руку — широкая, бурая, шумная и опасная, хотя уровень воды уже заметно упал. Ковер однолетних трав покрывал берег, его приглушенные тона оживлялись белыми и красными цветами. Здесь и там были разбросаны искривленные деревья, запустившие корни глубоко в землю и привычные к периодическим наводнениям. Чем дальше от реки, тем более голым и бесплодным становилось дно каньона — черные мрачные скалы, фантастически изгрызенные ветром замки и шпили, возвышающиеся на покрытых осыпями склонах, отдельные базальтовые столбы-палисады. Серое небо, рассеянный свет, не дающий тени и скрадывающий краски и отдельные детали. Вид несколько подавлял, но воздух для легких землян был приятнее, суше, живительнее.
Два крылоса вились над головами, ведя разведку. Податель Благ был в полном комплекте, все остальные рукасы на своих местах. Люди шли сзади, кроме Кэтрин, Флэндри и Хэвлока. Она двигалась правее, явно глубоко погруженная в какие-то сугубо личные мысли. Этот ландшафт почему-то заставлял ее еще острее тосковать по родному Энею. Командир и лейтенант старались держаться подальше от ушей своих подчиненных.
— Черт побери, сэр, откуда вы взяли, что мы сдадимся в Порт-Фредериксене без драки? — протестовал Хэвлок. — Такие представления делают нашу затею безнадежной и даже рождают изменнические мысли.
Флэндри воздержался от того, чтобы рассказать о подслушанных разговорах. Хэвлок держался с ним менее отстранение, чем другие, но барьер все же существовал, и Доминик всячески старался наладить с ним отношения, пока наконец ему не удалось добиться нынешней степени доверительности. Он знал, что на Терре у Хэвлока есть девушка.
— Что ж, лейтенант, — ответил он, — я не могу ничего обещать по причине того, что никогда не собирался вести вас на верную смерть. Но как вы сами сказали, нас не обязательно ждет неудача. Почему бы вам не прощупать наших ребят? Я вовсе не требую, чтобы мне кого-то выдавали (потому что и сам кое-что знаю), но вы могли бы выяснить, кто именно… не будем говорить ненадежен — надежны все, но кто, скажем, относится к делу с прохладцей. Вы могли бы деликатно настроить их так, чтобы они поддержали меня, если я приму решение прорываться. Мы обговорим это — вы и я — еще неоднократно на виду у всех или наедине — предпочтительно последнее, чтобы не вызывать подозрений. Мы устроим так, чтобы Кэтрин рассказала подробно о Порт-Фредериксене — всякие мелочи могут оказаться для нас жизненно важными в том деле, которое я надеюсь провернуть.
«Ты, Кэтрин, все равно останешься важнее всего».
— Отлично, сэр, — сказал Хэвлок, — я надеюсь…
Тут-то и началась схватка.
Отряд был атакован из-за горного отрога, чье подножие было изрезано множеством пустот. Из них выплеснулась толпа дидонцев. Флэндри только успел подумать — «Ах, черт побери, они, должно быть, прятались в пещере». И тут же густо запели стрелы.
— В цепь! — заорал он. — Огонь! Кэтрин, ложись!
Копье со свистом пронеслось мимо его уха. Какой-то ногас закряхтел, какой-то рукас взвизгнул. Лежа на животе, Флэндри через прицел бластера глядел на атакующих врагов. Они все были в варварских украшениях в шкурах, перьевых накидках, ожерельях из зубов, а тела их горели боевой раскраской. Оружие относилось к эпохе неолита — топоры из сланца, стрелы с наконечниками из костей, копья… Впрочем, в бою это оружие убивало не хуже другого, а сама засада была организована отлично.
Флэндри посмотрел сначала налево, потом направо. Во время похода он не раз проводил учения со своими людьми по технике наземного боя. Сегодня он пожинал плоды своей предусмотрительности. Парни залегли широким полукругом по обеим сторонам от него. Каждого, у кого был бластер, — ведь на борту космических кораблей легкого стрелкового оружия много не бывает — прикрывали с тыла двое-трое товарищей с копьями и кинжалами, готовые драться или забрать оружие у раненого.
Огненные лучи вспыхивали и крушили неприятеля. Бухали гранатометы, жужжали станнеры. Рев ногасов и стук копыт заглушили шум реки. Какой-то крылос мгновенно превратился в огненный комок, какой-то рукас рухнул на землю, какой-то ногас умчался прочь, ревя от боли. Краем глаза Флэндри видел еще нескольких раненых дидонцев.
Но то ли из-за презрения к смерти, то ли по чистой инерции атака не прекратилась. Расстояние, которое требовалось преодолеть атакующим, было невелико, но Флэндри даже не думал, что ногасы способны развивать такую скорость. Выжившие дидонцы-нападающие, оказавшись вплотную к отряду, набросились на троицу из Ревущего Ручья, прежде чем Доминик понял, что случилось. Одному из терран еле-еле удалось откатиться в сторону от огромного сине-черного тела. У летавших крылов едва нашлось время, чтобы соединиться со своими партнерами.
Пейзажи тут были красивые, хоть и мрачноватые. Река текла по левую руку — широкая, бурая, шумная и опасная, хотя уровень воды уже заметно упал. Ковер однолетних трав покрывал берег, его приглушенные тона оживлялись белыми и красными цветами. Здесь и там были разбросаны искривленные деревья, запустившие корни глубоко в землю и привычные к периодическим наводнениям. Чем дальше от реки, тем более голым и бесплодным становилось дно каньона — черные мрачные скалы, фантастически изгрызенные ветром замки и шпили, возвышающиеся на покрытых осыпями склонах, отдельные базальтовые столбы-палисады. Серое небо, рассеянный свет, не дающий тени и скрадывающий краски и отдельные детали. Вид несколько подавлял, но воздух для легких землян был приятнее, суше, живительнее.
Два крылоса вились над головами, ведя разведку. Податель Благ был в полном комплекте, все остальные рукасы на своих местах. Люди шли сзади, кроме Кэтрин, Флэндри и Хэвлока. Она двигалась правее, явно глубоко погруженная в какие-то сугубо личные мысли. Этот ландшафт почему-то заставлял ее еще острее тосковать по родному Энею. Командир и лейтенант старались держаться подальше от ушей своих подчиненных.
— Черт побери, сэр, откуда вы взяли, что мы сдадимся в Порт-Фредериксене без драки? — протестовал Хэвлок. — Такие представления делают нашу затею безнадежной и даже рождают изменнические мысли.
Флэндри воздержался от того, чтобы рассказать о подслушанных разговорах. Хэвлок держался с ним менее отстранение, чем другие, но барьер все же существовал, и Доминик всячески старался наладить с ним отношения, пока наконец ему не удалось добиться нынешней степени доверительности. Он знал, что на Терре у Хэвлока есть девушка.
— Что ж, лейтенант, — ответил он, — я не могу ничего обещать по причине того, что никогда не собирался вести вас на верную смерть. Но как вы сами сказали, нас не обязательно ждет неудача. Почему бы вам не прощупать наших ребят? Я вовсе не требую, чтобы мне кого-то выдавали (потому что и сам кое-что знаю), но вы могли бы выяснить, кто именно… не будем говорить ненадежен — надежны все, но кто, скажем, относится к делу с прохладцей. Вы могли бы деликатно настроить их так, чтобы они поддержали меня, если я приму решение прорываться. Мы обговорим это — вы и я — еще неоднократно на виду у всех или наедине — предпочтительно последнее, чтобы не вызывать подозрений. Мы устроим так, чтобы Кэтрин рассказала подробно о Порт-Фредериксене — всякие мелочи могут оказаться для нас жизненно важными в том деле, которое я надеюсь провернуть.
«Ты, Кэтрин, все равно останешься важнее всего».
— Отлично, сэр, — сказал Хэвлок, — я надеюсь…
Тут-то и началась схватка.
Отряд был атакован из-за горного отрога, чье подножие было изрезано множеством пустот. Из них выплеснулась толпа дидонцев. Флэндри только успел подумать — «Ах, черт побери, они, должно быть, прятались в пещере». И тут же густо запели стрелы.
— В цепь! — заорал он. — Огонь! Кэтрин, ложись!
Копье со свистом пронеслось мимо его уха. Какой-то ногас закряхтел, какой-то рукас взвизгнул. Лежа на животе, Флэндри через прицел бластера глядел на атакующих врагов. Они все были в варварских украшениях в шкурах, перьевых накидках, ожерельях из зубов, а тела их горели боевой раскраской. Оружие относилось к эпохе неолита — топоры из сланца, стрелы с наконечниками из костей, копья… Впрочем, в бою это оружие убивало не хуже другого, а сама засада была организована отлично.
Флэндри посмотрел сначала налево, потом направо. Во время похода он не раз проводил учения со своими людьми по технике наземного боя. Сегодня он пожинал плоды своей предусмотрительности. Парни залегли широким полукругом по обеим сторонам от него. Каждого, у кого был бластер, — ведь на борту космических кораблей легкого стрелкового оружия много не бывает — прикрывали с тыла двое-трое товарищей с копьями и кинжалами, готовые драться или забрать оружие у раненого.
Огненные лучи вспыхивали и крушили неприятеля. Бухали гранатометы, жужжали станнеры. Рев ногасов и стук копыт заглушили шум реки. Какой-то крылос мгновенно превратился в огненный комок, какой-то рукас рухнул на землю, какой-то ногас умчался прочь, ревя от боли. Краем глаза Флэндри видел еще нескольких раненых дидонцев.
Но то ли из-за презрения к смерти, то ли по чистой инерции атака не прекратилась. Расстояние, которое требовалось преодолеть атакующим, было невелико, но Флэндри даже не думал, что ногасы способны развивать такую скорость. Выжившие дидонцы-нападающие, оказавшись вплотную к отряду, набросились на троицу из Ревущего Ручья, прежде чем Доминик понял, что случилось. Одному из терран еле-еле удалось откатиться в сторону от огромного сине-черного тела. У летавших крылов едва нашлось время, чтобы соединиться со своими партнерами.