— План представляется мне чертовски опасным, — проворчал Ровиан, — а выигрыш весьма сомнительным.
   — Но это все, что мне удалось придумать, — ответил ему Флэндри. — Я ведь понимаю, что именно тебе придется держаться голой рукой за рабочую часть сверла. Так что, если считаешь меня дураком, можешь отказаться.
   Ровиан облизал свои сабельные клыки и распушил хвост.
   — Я своим капитанам не отказываю. Я — член Братства Клятвы, — ответил он. — Полагаю, мы можем продолжить обсуждение. Мне кажется, есть кое-какие тактические детали, которым можно придать большую элегантность.

Глава 5

   Корабль за кораблем эскадра Пиккенса покидала орбиту и направлялась в глубины космоса. Когда солнце Ллинатавра превратилось в маленькую яркую точку, космические корабли выстроились в походный порядок и включили гипердвигатели.
   Пространство вскипело от невообразимых вихрей энергии. Все, как один, и боевые корабли, и корабли системы обеспечения, нацелились на звезду Вергилий, взяв на мушку человека, пожелавшего стать императором.
   Кораблей было и не так уж много. Приказы, отданные с целью укрепить флоты, противостоявшие Мерсейе, сильно подорвали мощь эскадры сектора. Огорчительно большое число кораблей перешло на сторону Мак-Кормака. Из сохранивших верность многие остались, чтобы прикрыть, а вернее, держать в блокаде ключевые планеты. Предполагалось, что силы мятежников равны трем четвертям сил адмирала Пиккенса, двигавшихся на Вергилий. С учетом ракет с ядерными боеголовками и боевых лучей подобные расчеты имеют меньше смысла, чем кажется невеждам. Прорыв всего лишь одной ракеты сквозь линии защиты способен вывести из строя или уничтожить целый космический корабль.
   По этой причине Пиккенс вел свой флот осторожно, фланги его главных сил охранялись роем разведывательных судов. Его самые быстрые корабли могли прибыть к месту назначения через полтора дня, а самые медлительные — за вдвое больший срок. Он же отвел на сближение пять суток, ибо не забыл ловушку, подстроенную его бывшим начальником для валдотарианских корсаров.
   А на мостике «Азиенны» Доминик Флэндри, сидя в своем капитанском кресле, наклонился вперед и приказал пилоту:
   — Двадцать градусов по оси икс, четыре градуса по оси игрек, значение зет — три тысячи. Достичь крейсерской псевдоскорости.
   — Есть, сэр. — Пилот повторил приказ и ввел программу в компьютер, контролировавший действия гипердвигателя.
   Флэндри внимательно всматривался в консоль, находившуюся перед ним, где шла обработка гораздо более сложных данных, чем у пилота, и наконец решился задать вопрос:
   — Ты можешь держать этот курс, гражданин Ровиан?
   На самом же деле он спрашивал своего первого помощника, выполняется ли тот маневр, который они спланировали раньше, — тащиться за флотом, чтобы вибрации двигателя эсминца тонули в волне излучений двигателей остальной эскадры; это в свою очередь должно было затруднить действия преследователей. Оба знали — прекрасно знали, — что ритуал, демонстрирующий непогрешимость капитана, должен быть непременно соблюден. Ровиан бегло оглядел приборную доску и совершенно спокойно ответил:
   — Конечно, сэр.
   Тогда Флэндри включил канал общей связи.
   — Слушать всем, — произнес он негромко. — Капитан обращается к офицерам и команде. Вы все знаете, что наш корабль выполняет особое задание, в высшей степени секретное и исключительно важное. Мы почти завершили его. Для окончательного успеха нам требуется соблюдать полное молчание коммуникационных систем. Никакие сообщения извне не могут быть приняты никем, кроме капитан-лейтенанта Ровиана и меня, и ни одно не может быть передано без моего личного письменного разрешения. В условиях, когда измена проникла даже во Флот его величества, необходимо быть настороже в ожидании провокационных выпадов и обманных маневров. — (Хорошенький образчик казуистики? — внутренне ухмыльнулся он.) — Приказываю офицеру-связисту произвести соответствующее переключение каналов связи. Выполняйте.
   Флэндри отключился. Его взгляд скользнул по изображению неба на экранах рубки. На них не было видно ни единого корабля. Самые крупные из них уже исчезли в необозримости космоса, и их можно было отыскать лишь с помощью специальных инструментов или совершенно эзотерических вычислений. Звезды их игнорировали — отчужденные от войн и болезней жизни, они были бессмертны… Нет, даже не то… Их подстерегала в будущем своя собственная Долгая Ночь.
   — Внешняя связь переключена, сэр, — сообщил Ровиан, взглянув на главную консоль.
   Флэндри надел наушники. Каждый входящий сигнал теперь поступал прямо к нему, и только к нему.
   — Прими командование. — Он встал. — Я пойду допрашивать арестованную. Когда наступит время менять вектор, немедленно известить меня, но при срочной необходимости меня не ждать.
   На самом же деле он сказал Ровиану совсем другое: следи за передачами. Снелунд обязательно взвоет, как только узнает о том, что произошло. Если к этому времени мы уже будем в гиперпространственном прыжке, он, возможно, пошлет за нами погоню. Так или иначе, он потребует нашего возвращения, и, боюсь, адмирал Пиккенс может ему подчиниться. Возникнет весьма пикантная ситуация. И в тот момент, когда нам покажется, что она настала, нам следует рвать когти и удирать ко всем чертям. Мне легче доказать, предъявив корабельный журнал, что мы не получали приказа Пиккенса, нежели пытаться убедить военный суд, что я был вправе его игнорировать.
   Этот код был известен только им двоим. Парни, ходившие с первым помощником во дворец, возможно, тоже кой о чем догадались, но это значения не имело. Ребята были крутые и рот на замке держать умели. А после всего, чего они насмотрелись за время путешествия с Терры, они с радостью сделали бы посильную пакость его превосходительству.
   — Есть, сэр, — отозвался Ровиан.
   Флэндри спустился по трапу и прошел гулким коридором к своей каюте. Звонка на двери не было, и он постучал.
   — Кто там?
   Голос, донесшийся через тонкую переборку, был хрипловатым контральто с легким акцентом, страшно усталым и начисто лишенным эмоциональной окраски.
   — Капитан, милели. Разрешите войти?
   — Помешать вам не могу.
   Флэндри ступил через порог и прикрыл за собой дверь. В его каюте хватало места для койки, письменного стола, стула, шкафа, нескольких полок и ящиков. За занавеской находились раковина, туалет и душ. Притащить сюда какие-то личные пожитки у него возможностей не было. Шум, вибрации и маслянистый запах электропроводки заметно украшали атмосферу.
   Флэндри никогда не видел фотографий Кэтрин Мак-Кормак. Поэтому все в каюте внезапно перестало для него существовать. Позже он предположил, что, должно быть, отвесил ей глубокий придворный поклон, так как фуражка оказалась у него в руке, но наверняка ничего вспомнить не смог.
   Она была старше Флэндри на пять стандартных лет, это он знал. Как знал и то, что, по меркам Терры, красоткой она не считалась. Ее фигура казалась слишком высокой, слишком широкоплечей, грудь слишком пышной, а мышцы под еще сохранившей, несмотря на длительное заключение, загар кожей слишком твердыми. Лицо было широковато: большое расстояние между высокими скулами, между пылающими глазами (испещренные золотыми брызгами зеленые озера под черными густыми бровями), широкий крепкий нос, пухлые губы и сильный подбородок. Волосы, подстриженные ниже ушей, густые и волнистые, цветом напоминали янтарь с отсветами золота и меди. Кэтрин была одета в короткое перламутрового оттенка платье и почти хрустально-прозрачные туфельки, в которых ее взяли из дворца.
   «Мама была чем-то похожа на нее», — подумал Флэндри. Ему наконец удалось собраться с мыслями.
   — Приветствую вас на борту, миледи. — Он чувствовал, что его улыбка выглядит не совсем уместной. — Разрешите представиться. — Он назвал себя. — Всецело к вашим услугам, — закончил он и протянул руку.
   Она свою не протянула — ни для пожатия, ни для поцелуя. Даже со стула не поднялась. Он видел черные круги вокруг глаз и черную глубину в глазах, видел провалы на щеках и легкую пыль веснушек.
   — Добрый день, капитан. — Тон не был ни холодным, ни теплым. Он был никаким.
   Флэндри опустил койку и сел на нее.
   — Что я могу вам предложить? — спросил он. — У нас обычный набор напитков и наркотиков. — Он протянул ей свой портсигар. — А может быть, вам угодно перекусить?
   — Ничего.
   Он внимательно посмотрел на нее. «Перестань, сынок, валять дурака. Слишком уж долго ты хранил свое целомудрие. Она, конечно, красива и… — Тут он наконец сообразил, в чем заключается истина. — Ты, небось, думаешь о ее возможной доступности… после того, что с ней недавно было. Забудь. Оставь свои хищные замашки для врагов».
   Он медленно выговорил:
   — Вы не хотите принять гостеприимство от Империи? Я прав? Пожалуйста, будьте благоразумны, миледи. Вы же знаете, что для того, чтобы жить, надо питаться, что вы и делали в доме Снелунда. Почему бы не поесть и сейчас? Мои намерения отнюдь не обязательно противоречат вашим интересам. Я доставил вас сюда, несмотря на сопряженный с этим риск, чтобы обсудить с вами ряд серьезных вопросов.
   Она повернула к нему лицо. Их взгляды скрестились. После молчания, которое, казалось, длилось чуть ли не бесконечно, он увидел, что ее напряженность чуть ослабла.
   — Спасибо, — сказала она. (Неужели ему показалось, что ее губы дрогнули и в уголках рта показался намек на улыбку?) — Сказать по правде, кофе и сандвич были бы вполне уместны.
   Флэндри передал по интеркому распоряжение на камбуз. Кэтрин отказалась от сигареты, но разрешила ему курить. Он сделал несколько глубоких затяжек, а потом быстро сказал:
   — Боюсь, удобства на эсминце оставляют желать лучшего. Конечно, вы останетесь в этой каюте. Я переселюсь к помощникам. Но мне придется оставить свою одежду и личные вещи там, где они находятся сейчас. Надеюсь, что стюард и я не доставим вам чрезмерного беспокойства тем, что время от времени будем появляться в этой каюте, быстро исчезая из нее. Питаться вы можете или здесь, или в столовой, как вам будет угодно. Я позабочусь, чтобы вы получили комбинезон… Извините, я не подумал о том, что может понадобиться женская одежда. И я очищу вам ящик для ваших вещей. Кстати, о ящике… — он встал и выдвинул один из ящиков стола. — Я его не закрываю. В нем нет ничего секретного, в том числе и в этом сувенире. — Он вынул из ящика мерсейский боевой нож. — Знаете, как обращаться с этим дешевым, но очень славным резаком? Могу продемонстрировать. Конечно, перед пулей, бластером или лучом станнера он не устоит. Но вы не поверите, как удобен он в рукопашной. — Флэндри снова поймал ее взгляд. — Будьте осторожны с ним, миледи, — произнес он очень тихо. — Вам нечего бояться на моем корабле. Но ведь ситуация может и измениться. Однако мне не хотелось бы, чтобы вы обращались с моим сувениром легкомысленно и ушли бы из этой Вселенной, когда в том нет никакой реальной необходимости.
   Сквозь ее зубы со свистом вырвалось дыхание. Красная и белая краска сменяли друг друга на ее лице. Протянутая за ножом рука дрожала. Сначала она уронила руку, потом поднесла ее к глазам, сжав в кулак и стараясь изо всех сил не разрыдаться.
   Флэндри повернулся к ней спиной и зарылся в аутентичное издание перевода «Гэндзи-Моногатари», который взял с собой для того, чтобы разогнать скуку в полете. Принесли еду. Когда Флэндри закрыл дверь за коком и поставил поднос на стол, Кэтрин Мак-Кормак уже успела полностью овладеть собой.
   — А вы страйдер, сэр, — сказала она.
   Он поднял бровь.
   — Это энейское слово, — объяснила женщина. — Сильный, хороший человек… я бы перевела — джентльмен.
   Он погладил усики.
   — Скажем, несостоявшийся джентльмен. — Флэндри сел на койку. Их колени соприкасались. — Никаких разговоров за едой. Это отвратительное извращение. — Она вздрогнула. — А как насчет музыки? — быстро переменил он тему. — У меня плебейские вкусы, но я искренне пытался постигнуть то, что называется высоким искусством. — Доминик повозился с селектором. Раздалась радостная мелодия Eine Kleine Nachtmusik*. note 2
   — Как это прекрасно, — сказала Кэтрин, когда они кончили есть. — Это Терра?
   — Да, еще до эры космических полетов. В наши дни в ядре Империи очень высоко ценится антиквариат — в широком смысле. Возрождается все — от фехтования до аллеманды… хм… от спортивных соревнований со шпагами до классических танцев. Тоска по прошлому, конечно, не дает в полной мере увидеть его красочность, жестокость, сложность. Впрочем, я не уверен, что все это было в действительности. Сами же прошлые проблемы уже похоронены.
   — А наши еще нет. — Кэтрин быстро допила свою чашку кофе и со звоном поставила ее на пустую тарелку. — Если только они не похоронят нас. Давайте поговорим, Доминик Флэндри.
   — Если вы готовы. — Он закурил новую сигарету.
   — Я бы предпочла сделать это сейчас. Может, у нас не так уж много времени для того, чтобы вы могли решить, что делать со мной. — Русая головка поднялась. — Я чувствую себя возрожденной. Доброта пробуждает мои печали сильнее, чем удар.
   — Как угодно, миледи. — «Ах, почему у меня нет такого очаровательного местного акцента!»
   — Зачем вы спасли меня? — спросила она тихо. Флэндри долго и внимательно изучал горящий кончик сигареты.
   — Вряд ли это можно назвать спасением, — произнес он наконец.
   Кровь с ее лица снова схлынула.
   — Избавление от Аарона Снелунда, — сказала Кэтрин, — это всегда спасение.
   — Так плохо?
   — Я бы покончила с собой, если б у меня была возможность. К сожалению, ее не было. Тогда я попыталась спасти свой рассудок, выдумывая способы убийства Снелунда. — Она беззвучно ломала пальцы, пока наконец не поняла, что делает. — Привычка, заимствованная у Хью, — пробормотала она и опустила руки с крепко сжатыми кулаками.
   — Вы можете частично отомстить Снелунду, — сказал Флэндри, выпрямившись на койке. — Выслушайте меня, миледи. Я — оперативный агент разведки. Меня отправили изучить обстановку в секторе альфы Креста. Мне показалось, что вы можете рассказать мне о таких вещах, о которых больше никто не знает. Вот почему вы здесь. Учтите, что официально я не могу полагаться на ваши ничем не подкрепленные показания и что я не желаю прибегать к таким методам, как гипноз, для того, чтобы вырвать у вас эти показания против вашей воли. Но если вы солжете мне, это будет хуже для дела, чем если бы вы просто молчали. Хуже для нас обоих, поскольку я искренне намереваюсь вам помочь.
   К ней уже вернулось спокойствие. Видно, она происходила из благородной семьи.
   — Лгать я не стану, — пообещала она. — Что же касается показаний… то это зависит от обстоятельств. Верно ли то, что я слышала, — будто мой муж поднял мятеж?
   — Да. Мы следуем за эскадрой, чья задача — подавить мятеж, захватить и оккупировать планеты, которые поддержали восставших, среди которых и ваша родная планета, милели.
   — И вы находитесь на стороне имперцев?
   — Я офицер Терранской Империи, это так.
   — Но и Хью — тоже. Он… никогда не хотел… ничего, кроме добра своему народу, вернее всем народам, где бы они ни обитали. Если б вы сами тщательнее продумали ситуацию… Вы, я думаю…
   — На это не следует рассчитывать, миледи. Но я выслушаю все, что вам заблагорассудится мне сообщить.
   Она кивнула:
   — Я расскажу все, что знаю. Потом, когда я окрепну, вы можете воспользоваться допросом под гипнозом, чтобы убедиться, что я не лгу. Я считаю, что могу вам довериться и что гипноз будет применен только для получения подтверждения моих слов, а не для глубокого зондажа памяти.
   — Да, можете.
   Несмотря на бедственное положение Кэтрин, Флэндри чувствовал возбуждение, все бушующие в нем чувства обострились. «Клянусь ледяным шаром Юпитера, я вышел на свежий след!»
   Кэтрин выбирала слова тщательно и произносила их ровным тоном, нимало не колеблясь. За время всего последовавшего разговора с ее лица не сходила маска спокойствия.
   — Хью никогда не замышлял предательства. Иначе я бы знала. Он добился для меня допуска к делам высшего уровня секретности, чтобы мы могли вместе обсуждать его служебные проблемы. Иногда мне даже удавалось подать ему интересную мысль. Мы оба были просто в бешенстве от тех бесчинств, которые творили бандиты Снелунда. Цивилизованные миры, подобные Энею, поначалу страдали лишь от несправедливых налогов.
   Потом, конечно, появились и штрафы, и конфискации, и политические аресты — все больше и больше, — а уж когда политическая полиция была создана официально… Но все это пустяки по сравнению с тем, что творилось на многих отсталых мирах. У нас были связи и знакомства, в конце концов мы могли поднять на Терре шум, даже невзирая на то, что Снелунд — любимчик Императора. Но эти несчастные дикари…
   Хью написал на Терру. Для начала он получил выговор за вмешательство в дела гражданской администрации. Но постепенно весомость его обвинений стала производить впечатление на бюрократическую систему. Он начал получать ответы от Адмиралтейства, требующие предоставления дальнейшей информации. Подобные документы доставлялись флотскими курьерами. Почте мы больше не доверяли. Хью и я целый год собирали факты — показания под присягой, фотографии, материалы аудиторских проверок, — которые не могли быть опровергнуты. Мы собирались лично отправиться на Терру, чтобы отвезти туда микрофильмы с досье.
   Снелунд почуял грозу. Мы принимали меры предосторожности, но были новичками в конспирации и слежке, а вам и в страшном сне не приснится, как жутко и бессмысленно жить под колпаком у тайных агентов, когда нельзя даже словом перемолвиться… Снелунд официально потребовал, чтобы Хью явился к нему обсудить планы обороны наших передовых постов. Что ж, там действительно было тревожно, а Хью — не такой человек, чтобы оставить их без помощи. Я больше, чем он, опасалась ловушки, но все же последовала за ним. Мы в последние дни старались держаться вместе. Однако я предупредила старшего адъютанта Хью и старинного друга моей семьи капитана Олифанта. Он должен был быть наготове в случае предательства. Мы остановились во дворце. Это нормальная процедура при визитах гостей высокого ранга. На вторую ночь, когда мы готовились ложиться спать, нас арестовал отряд стражи.
   Меня отвели в личные покои Снелунда. Неважно, что было потом. Но через некоторое время я заметила, что он склонен к бахвальству. Притворяться, что я изменила к нему отношение, смысла не было. Наоборот, он был в восторге, когда получал возможность еще чем-то помучить меня. Это доставляло ему наслаждение — было приятным развлечением. Нанести болезненный удар в правильно выбранный момент. Я, конечно, не думала, что когда-нибудь смогу передать кому-то то, что он мне говорил. Ведь он сказал, что от него я уйду с начисто промытыми мозгами, со стертым сознанием. Но надежда… И как же я счастлива сейчас: есть хоть один процент вероятности, что эта надежда осуществится.
   Она остановилась. Глаза были сухи, как у рептилии. Они, казалось, смотрели сквозь Флэндри.
   — Никогда не предполагал, что губернаторские доходы предназначались только для обеспечения его пожизненной карьеры, — сказал еле слышно Флэндри. — Что же он задумал?
   — Возвращение. Назад к трону. Быть кукловодом, прячущимся в складках императорской мантии.
   — Хм. А его величеству это известно?
   — Снелунд похвалялся, что они задумали это вместе, еще до того, как он отбыл сюда, он утверждал, что они с Императором находились в непрерывном прямом контакте.
   Флэндри ощутил острую боль. Догоревшая сигарета обожгла ему пальцы. Он швырнул ее в утилизатор и закурил новую.
   — Вообще говоря, я никогда не верил, что в мозгах нашего Джосипа есть хоть три извилины, способные как-то взаимодействовать друг с другом. Но, разумеется, братишка Снелунд дал Императору возможность ощущать себя почти гением. Такие приемчики входят в систему манипулирования личностью.
   Теперь Кэтрин снова увидела собеседника.
   — И вы говорите такие вещи?!
   — Если вы об этом сообщите, я буду уничтожен за lese-majeste* note 3, — признался Флэндри. — Но я почему-то сомневаюсь, что вы захотите это сделать.
   — Конечно, нет! Потому что вы… — Она вовремя спохватилась.
   Он подумал: «Я вовсе не пытался вводить ее в заблуждение. Но видно, это получилось само собой, раз она рассчитывает, что я присоединюсь к жалкому мятежу ее мужа. Что ж, это склонит ее к сотрудничеству, что пойдет на пользу делу, а также на несколько дней сделает ее счастливой».
   — Частично техническая сторона заговора мне ясна, — сказал он. — Император хочет получить своего Аарона обратно. Дорогой Аарончик указывает ему, что для этого из сектора альфа Креста придется выдоить колоссальные суммы. Имея их, он скупит на корню избирателей, средства массовой информации, сможет манипулировать событиями, возможно, организовать несколько политических убийств… пока большинство в Политическом Совете не переметнется на его сторону.
   Следовательно, от трона идут распоряжения к некоторому числу могущественных, тщательно отобранных людей. Факты, касающиеся губернаторства Снелунда, кладутся под сукно, распоряжения об их расследовании отправляются в долгий ящик, или же дела, если они все же начаты, затягиваются с помощью различных ухищрений. Именно так. Я это испытал на собственной шкуре. — Он нахмурился. — Но скандал таких масштабов не может вечно оставаться тайной. Ведь все основано на том, что огромное число людей должно встать на сторону Снелунда, счесть его за всесильного серого кардинала… при условии, что не понимают, что он тут творит. А если понимают, то могут принять собственные меры, хотя бы из боязни, что он потом расправится с ними.
   Снелунд, к сожалению, не дурак. Возможно, ни один важный и могучий военачальник, ни один видный государственный деятель не может сбросить его с пьедестала. Но рой мелких дрянных бухгалтеришек и шпиков — этих одолеть труднее. Наверняка у него должен быть план, как с ними совладать. Так какой же?
   — Гражданская война, — ответила ему Кэтрин.
   — Как? — Флэндри выронил сигарету.
   — Снелунд вовсе не желает, чтобы эта армада одержала легкую и скорую победу. Ему нужна долгая кампания, где планеты одна за другой будут подвергаться атакам: в этом случае руки у него будут развязаны. Но предположим (хотя я в этом и сомневаюсь), что ваш адмирал разобьет Хью одним ударом. Тогда у Снелунда останется процесс умиротворения, которым будут ведать его наемники, а они уже сейчас получили указания, как и что им надлежит делать.
   А потом он их распустит, вместе со своими личными войсками. Набирал же он их из отбросов общества по всей Империи, и они расползутся по своим норам, тем самым навсегда исчезнув из виду. Ответственность за мятеж он возложит на подрывные элементы, а сам предстанет героем, вождем и спасителем Пограничья.
   Кэтрин вздохнула:
   — О да, конечно, он понимает, что какие-то концы останутся необрубленными. Но он не считает их опасными, тем более что некоторые он оставит умышленно.
   — Риск есть, и значительный, — задумчиво сказал Флэндри. — Но, Кришна, ставки в этой игре будь здоров!
   — Мерсейский кризис оказался ему в высшей степени на руку, — продолжала Кэтрин Мак-Кормак. — Все внимание приковано к тому региону, большая часть Космофлота ушла туда же. Снелунд хотел убрать Хью с дороги и потому, что тот представлял для него опасность, и из-за того, что это давало ему возможность мучить энейцев, пока те не восстанут и подожгут тем самым запал для гражданской войны. Для сектора Хью был больше чем просто командующий флотом. Он еще Архонт Илиона, что ставит его выше всех на планете, кроме резидента. По закону наш кабинет смог ему присвоить лишь должность советника-эксперта, но фактически он стал спикером во всем, кроме титула, а по сути возглавлял сопротивление клевретам Снелунда. Как известно, энейцы традиционно задают тон всем планетам-колониям терран в этом секторе и многим негуманоидным тоже. — К Кэтрин возвращалась жизнь. Ее ноздри трепетали. — Но Снелунд никогда не думал, что Хью возьмется за оружие.
   Флэндри раздавил уроненный окурок каблуком и сказал:
   — Боюсь, Империя не сможет позволить мятежникам победить, какими бы благородными целями они ни руководствовались.
   — Но ведь они узнают истину, — запротестовала Кэтрин.
   — В лучшем случае они получат ваши показания, — ответил он. — А вы перенесли множество тягот. Вас долго держали на наркотиках, вам, среди всего прочего, промывали мозги, верно? — Он видел, как она прикусила губу. — К сожалению, я должен напомнить вам об этом, миледи, ибо с моей стороны было бы подло оставить вас во власти сладких сновидений, которые неминуемо должны развеяться. Сам факт, что вы искренне верите, будто Снелунд излагал вам свои планы, ровным счетом ничего не доказывает. Так — путаница в голове, паранойя, намеренное навязывание фальшивых представлений агентами, решившими дискредитировать губернатора… Любой хитрый адвокат или ловкий психиатр разорвут ваши показания в клочки. Вы не пройдете даже барьера в виде первого следователя, отбирающего свидетелей для судебного разбирательства.