Страница:
- Шомло, Шомьяи, Шоммер… Альфреда Шоммера нет в телефонной книге. Кроме того, никто по фамилии Шоммер не проживает по улице Габона.
- Может быть, у него закрытый телефонный номер Раудер вызывает Центральную телефонную станцию
- Вообще-то это не имеет никакого значения. Еромои возьмет его точный адрес у девушки.
Закончив разговор со станцией, Раудер кладет трубку
- Никакого художника Альфреда Шоммера и Ника кого другого абонента с закрытым телефонным номером по улице Габона нет.
- Странно. Впрочем, ничего особенного. Пойдем по адресу. Сейчас же. Девушку задержите здесь. Позвоните на работу и скажите, что ее сегодня не будет или она приедет позже. Если этот Шоммер подтвердит, что в ночь, со среды на четверг они были вместе, ее надо отпустить. Временно. Еромош и Синек пойдут со мной. Жедгеллер останется здесь. Присмотрите аа девушкой.
Вместе с Раудером они идут к выходу. В дверях Келемен останавливается.
- Дело осложняется тем, что этот Шоммер был первой любовью дочери Хуньора. Они были в близких отношениях.
Раудер стоит в недоумении,
- Й ты говоришь об этом только теперь, Бела?
- Да, только теперь. А когда бы я мог сказать? И все же отдай распоряжение на обыск квартиры. На всякий случай.
6
7
- Может быть, у него закрытый телефонный номер Раудер вызывает Центральную телефонную станцию
- Вообще-то это не имеет никакого значения. Еромои возьмет его точный адрес у девушки.
Закончив разговор со станцией, Раудер кладет трубку
- Никакого художника Альфреда Шоммера и Ника кого другого абонента с закрытым телефонным номером по улице Габона нет.
- Странно. Впрочем, ничего особенного. Пойдем по адресу. Сейчас же. Девушку задержите здесь. Позвоните на работу и скажите, что ее сегодня не будет или она приедет позже. Если этот Шоммер подтвердит, что в ночь, со среды на четверг они были вместе, ее надо отпустить. Временно. Еромош и Синек пойдут со мной. Жедгеллер останется здесь. Присмотрите аа девушкой.
Вместе с Раудером они идут к выходу. В дверях Келемен останавливается.
- Дело осложняется тем, что этот Шоммер был первой любовью дочери Хуньора. Они были в близких отношениях.
Раудер стоит в недоумении,
- Й ты говоришь об этом только теперь, Бела?
- Да, только теперь. А когда бы я мог сказать? И все же отдай распоряжение на обыск квартиры. На всякий случай.
6
Сюрпризы. И еще какие! Град сюрпризов. Лавина сюрпризов.
Управдом жил неподалеку, в его ведении находились четыре дома по улице Габона. У каждого жильца был ключ от главного входа. Как позже выяснилось, Шоммер проживал здесь временно, переоборудовав под мастерскую кухню. Владелец квартиры, художник Эндре Чорбан, уехал на два года в творческую командировку за границу и квартиру сдал Шоммеру, который имел постоянную прописку по улице Авроры. Кстати, он не художник, а фотограф или фоторепортер, как указано в домовой книге.
Никто не вышел открыть дверь на звонок, хотя сквозь замочную скважину проникал электрический свет. Управдом хотел, было пойти за слесарем, но Еромош легко открыл дверь отмычкой. Она оказалась закрытой только на внутренний замок. В квартире никого не было.
- Тут кто-то уже побывал,- произнес Раудер. Келемен кивает головой - конечно, кто-то был.
- Что-то искали. Только что? - спрашивает Еромош.
Посреди комнаты - огромная квадратная тахта, накрытая покрывалом цвета тигровой шкуры, на тахте фотографии нагих женщин в различных позах. В ворохе фотографий - орудия труда фоторепортера: объективы, лупа, два фотоаппарата, пустые кассеты. Дверцы резного комода распахнуты, ящички выдвинуты. На полу валяется бумага, кассеты. Шкаф тоже открыт, на вешалке висит один мужской костюм, и еще два лежат на полу. Мужское белье - рубашки, носки, спортивные брюки, пуловеры, носовые платки - выброшено из ящиков. В углу три осветительных рефлектора, на стене под потолкбм. подвешены еще два. Почти под самым потолком комнату опоясывает оборчатая драпировка. Сипек заглядывает под драпировку.
- Скрытая фотокамера! Еще одна! - восклицает он. В углах за драпировкой - три фотокамеры.
Книги сброшены с книжных полок на пол. В ванной комнате опрокинута огромная плетеная корзина для мусора.
На находки Сипека никто не обращает внимания.
Келемен, Раудер и Еромош стоят у тахты и рассматривают фотографии- Еромош держит их в руке, завернутой белым носовым платком, и одну за другой откладывает в сторону. Сто - сто двадцать фотографий. Красивые нагие и полунагие молодые женщины. По два-три кадра с каждой модели. Две известные молодые артистки. Еромош называет их имена. Раудер кивает головой. Две фотографии Вильмы Хуньор и только одна - Эдит Чаус.
- А это дочь Балог, сестры Хуньора,- говорит Еромош.
Все узнают трех танцовщиц из театра оперы и еще одну танцовщицу из ночного клуба. К ним подходит Сипек. Тишина, слышен лишь шелест перекладываемых Еромошем фотографий.
Раздается голос Раудера, бесцветный приглушенный голос:
- А это моя племянница…
Все молчат. Еромош неторопливо кладет и эту фотографию к остальным. Потом поднимает голову, оглядывает комнату, кивает головой и продолжает перекладывать фотографии.
- Что ты ищешь? - спрашивает Сипек.
- Атрибуты художника. Они там.
На маленьком столике действительно стоят несколько кувшинов в кистями. Тут же палитра, тюбики с масляной краской. Рядом - мольберт, накрытый полотном. Сипек подходит к нему, снимает покрывало.
Трое смотрят в его сторону.
- Эскиз,- говорит Сипек.
На полотне - незаконченная натура. Лицо женщины не выписано, волосы обозначены контутэом. Основной тон картины - зеленый.
Сипек трогает пальцем краски, затем опускает покрывало.
- Краски сухие,- говорит он.- Совершенно сухие.
- Так, все это нам знакомо. С этим мы когда-то уже имели дело,- замечает Еромош, кивая на фотографии.
Толстую стопку фотографий он перевязывает носовым платком и кладет в емкий портфель, который прихватил с собой.
В душе Сипека проснулся придирчивый, страж закона:
- Но в этом ведь нет ничего противозаконного или преступного!
- Нет ничего. Конечно, ничего нет, товарищ Сипек. Это мы знаем.
Голос Келемена звучит спокойно и даже безразлично, без какой-либо нотки назидания.
- Однако элемент преступления есть,- замечает Раудер,- только мы пока еще не знаем, где он.
Раудеру, должно быть, неловко, ему кажется, что все сейчас думают о его племяннице. Откровенно говоря, всем неловко, думает Кеяемен. По крайней мере, он озадачен не менее Раудера. Возможно, он старомоден, но он рад, что у него сын. Особенно ясно он почувствовал это, когда увидел фотографию нагой дочери Хуньора. По-видимому, это у него уже врожденный рефлекс. У молодежи совсем иной образ мышлении.
- Мне, по крайней мере, пока не ясно,- говорит Еромош,- какое отношение имеет этот Шоммер к убийству Хуньора.
«Голова у меня тяжелая. Насморк. Я теряю логическую нить своих построений. Еромош, наверное, прав, у него голова свежая», - размышляет Кеяемен, затем спрашивает:
- Есть у кого-нибудь лупа?
Раудер достает из кармана маленький изящный кожаный футляр, открывает его и протягивает Келемену лупу.
Келемен идет в ванную. Здесь он приметил две пары ботинок. Перевернув ботинки подошвами к свету, он внимательно рассматривает их через увеличительное стекло. Черные ботинки итальянского производства, с резиновой подошвой вызывают у него подозрение. К подопве будто пристали какие-то крупицы. Он достает носовой платок и снимает их. Они падают на ладонь. Под сильным светом лампы Кеяемен рассматривает их через лупу.
- С толя? - спрашивает Еромош.
- Кажется, да. Посмотрим, что это за крупицы. Впрочем, с толя или нет, сказать трудно. Это можно установить только путем лабораторного анализа. Да и. то возможна случайность.
Бела Келемен испытывает горделивое чувство. Он доволен Еромошем, выросшим под его крылом, доволен тем, что тот понимает каждое его движение.
Крупицы он заворачивает в листок, вырванный из блокнота, и кладет в карман,
- Ну что ж, пожалуй, пойдем. Если Эдит Чаус сказала правду и ее показания совладают с докладом Шомфаи, то эта квартира пустует со вчерашнего вечера в таком виде, с включенным светом. Шоммер дома не ночевал. А если свет оставили те, кто опередил нас, то они покинули квартиру, по-видимому, до десяти часов вечера.
- Да, вполне вероятно,- говорит Раудер, пряча в футляр лупу.
- Если окажется, что крупицы действительно с того рулона, что стоит у двери летней кухни, то Шоммера и Эдит Чаус можно основательно подозревать в убийстве Хуньора. Если нет, то поиски надо продолжать. Мне кажется, что это обычное примитивное убийство, правда хорошо запутанное.
Келемен не замечает, что он, по существу, взял на себя руководство расследованием, будучи на бюллетене. Раудер не выказывает никаких признаков обиды. А ведь официально расследование ведет он. Привычка. Но вот Келемен включает внутренние тормоза и искусно возвращает руль управления Раудеру:
- Я думаю, ты распорядишься взять у них отпечатки пальцев.
- Да, я это сделаю. Я попрошу товарища Салена следовать за мной в Главное управление - надо проверить, размножены ли эти фотографии, или они изготовлены только для личного потребления. Тебя и Еромоша прощу осмотреть квартиру Шоммера на улице Авроры, где он постоянно прописан. Конечно, если ты хорошо себя чувствуешь. В крайнем случае, Еромош может отправиться один. А тебе, откровенно говоря, надо бы в постель.
- Я чувствую себя превосходно. Когда я работаю, то сбываю о болезни. Кстати, прихвати сдобой это и отдай да анализ,- говорит Келемен и передает Раудеру завернутые в бумагу крупицы с подошвы ботинок.
Раудер кидает и кладет сверток в карман.
- Интересно, у Шоммера нет ни одной своей фотографии и ни одной мужской. Все - женские. Хотелось бы взгянуть на этого сердцееда,- смеется Сипек.
- Ты прав,- говорит Еромош.- Действительно странно. Мы даже незнаем, как он выглядит. Встретишься на улице нос к носу - и не узнаешь.
Все смеются.
Келемен вдруг опускается на тахту с тигровым покрывалом.
- Что с тобой, Бела?
- Голова немного кружится. Мне, пожалуй, лучше пойти домой. Боюсь, станет хуже.- Он немного помолчал.- Кажется, дело Хуньора начинает меня затягивать.
Конечно, затягивает. Затягивает жадно и неотступно. Он уже ни о чем не думает, кроме этого дела. К нему нельзя привыкнуть, оно не может надоесть, и его нельзя поставить в ряд обычных дел. Или можно? Конечно, можно. Только Келемен не способен на это. Единственное, чего он добивался многие годы с большим трудом,- ни лицом, ни жестами не выдавать волнующей жажды расследования.
Тишина. Теплая комната, теплая кровать. Манци перестала, наконец, хныкать и сокрушаться по поводу того, что он сбежал из дому больным, она подала ему легкий обед - шницель с подливой из шпината, два апельсина, чай с лимоном. Он послушно терпел, когда она закутывала его в одеяло, затем засыпал, тяжело дыша, просыпался, снова засыпал. Дважды звонил Еромош. Манци разговаривала с Янкой. Один раз позвонил Раудер, сказал, что Дюри Сипек зайдет вечером, а крупицы - не с рулона толя. Фотографии нигде не были опубликованы, специалисты фотоотдела не видели ни одну из них. Значит, изготовлены они были для личных целей?
Бабушка Шоммера. Еромош рассказывал о ней с юмором, образно, не упуская, однако, существа дела. «Мой Фреди,- говорила она,- очень хорощий мальчик. Нет у него ни папы, ни мамы - их угнали нилашисты, и воспитывать его пришлось мне». В марте будет два года, как он перебрался к другу художнику, но домой приходил регулярно и тут работал. В лаборатории. Под лабораторию он оборудовал бывшую комнату прислуги, где проявлял пленки. Еромош отмычкой открыл замок, осмотрел лабораторию, но негативов нигде не обнаружил - значит, они хранятся где-то в другом месте, чтобы старушка случайно… Одни пейзажи, фоторепортажи, сцены из спектаклей, зарубежные знаменитости, побывавшие в Венгрии. Зеленая шкатулка. Еромош не смог открыть ее, а взять не решился - откроет завтра и посмотрит, что в ней, пока кто-нибудь отвлечет внимание старушки. Собственно, из-за этого он и звонил в первый раз.
Да, он видел фотографии Шоммера, их показала старушка. Хорошие фотографии: вот он, в теннисных брюках и тенниске, кому-то машет рукой, а вот его портрет - волнистые черные волосы, резкие черты лица, белые зубы, широкая улыбка. Еромошу понятно, почему к нему липнут женщины.
Раудер доложил о событиях дня, подтвердил сведения о найденном на острове Маргит трупе мужчины. Мужчина захлебнулся, на голове у него - небольшая царапина, вероятно, от проплывавшей мимо льдины. Однако в результате вскрытия в слизистой оболочке носа обнаружены следы эфира -по-видимому, его усыпили наркотическим средством и положили на ступеньки лестницы, ведущей к воде, но с какой целью - не ясно. Установить личность умершего до сих пор не удалось - в его карманах ничего не найдено. Возможно, мужчина был ограблен.
Раудер сообщил также, что на допрос вызвана Бориш Балог, модельерша, фотография которой в обнаженном виде, помимо снимков Вильмы Хуньор и Эдит Чаус, была найдена у Шоммера. И кроме того, она ведь приходится племянницей Хуньору. Раудер спросил, как здоровье Белы, обрадовался, что тому лучше, и посоветовал не делать глупостей, отлежаться, чтоб не навредить самому себе. Бела сказал, что врач обещал быть к шести, значит, скоро должен явиться.
Измерив температуру, Келемен снова заснул. Врач пришел в половине седьмого. Он простукал и послушал его спину и грудь, заглянул в горло, прижав ложкой язык. «Еще скверно,- сказал врач,- но идет на поправку». На вопрос Белы о том, можно ли ему завтра выйти на работу, врач что-то проворчал, затем в порядке исключения пообещал зайти рано утром, еще до приемных часов,- тогда и решит. Это успокоило Келемена. Он чувствовал себя относительно неплохо, и нос у него не был так заложен, как вчера, дышалось свободнее.
Он ел кефир, смешанный по рецепту Манци с абрикосовым вареньем и небольшим количеством рома, когда раздался телефонный звонок. Была половина восьмого. Еромош с непривычным для него волнением доложил, что Голиг, случайно увидев на его столе фотографию Альфреда Шоммера, тут же признал в нем мужчину, труп которого был найден на острове Маргит. Ошибка исключалась.
- Этого я и боялся,- вздохнул Бела Келемен.- Было у меня предчувствие, но чувствам человек не всегда должен верить. Вы отпустили Эдит Чаус?
- Да,- ответил Еромош.- Еще днем, когда вернулись с квартиры Шоммера. Но Шомфаи следит за ней. Она вышла на работу. С Шоммером ей теперь не удастся встретиться.
- Да. С ним она уже не встретится. Единственный свидетель, который мог бы подтвердить алиби Эдит Чаус, мертв. Раудер говорит, что, по данным вскрытия, он скончался вчера вечером между семью и восьмью часами. А доказательств, спала она у Шоммера или не спала, у нас нет никаких. Вам удалось обнаружить отпечатки пальцев на квартире Шоммера?
- Отпечатков много. Но установить, чьи они, не удалось. По крайней мере те, что свежие.
- Было одно убийство, теперь два. Можно предположить, что Шоммера убил тот, кто искал что-то на его квартире и оставил свет невыключенным.
- Я тоже так думаю,- сказал Еромош.- Но у нас пока нет ни одной улики.
- Нет,- задумчиво произнес Келемен и взглянул на стакан с кефиром, смешанным по рецепту Манци с абрикосовым вареньем и ромом.- Дело усложняется. Я завтра приду. До свидания.
- До свидания, товарищ Келемен.
Он повесил трубку, зачерпнул ложечкой кефир, проглотил. Теперь он ему показался не таким вкусным, каким был.
Потом Келемен проглотил две таблетки гермицида, выключил свет и проспал всю ночь спокойно, без лновидений. Но перед тем как заснуть, он попросил Манци позвонить Сипеку и сказать, чтобы тот не приходил - Келемен плохо себя чувствует, ему надо выспаться.
Управдом жил неподалеку, в его ведении находились четыре дома по улице Габона. У каждого жильца был ключ от главного входа. Как позже выяснилось, Шоммер проживал здесь временно, переоборудовав под мастерскую кухню. Владелец квартиры, художник Эндре Чорбан, уехал на два года в творческую командировку за границу и квартиру сдал Шоммеру, который имел постоянную прописку по улице Авроры. Кстати, он не художник, а фотограф или фоторепортер, как указано в домовой книге.
Никто не вышел открыть дверь на звонок, хотя сквозь замочную скважину проникал электрический свет. Управдом хотел, было пойти за слесарем, но Еромош легко открыл дверь отмычкой. Она оказалась закрытой только на внутренний замок. В квартире никого не было.
- Тут кто-то уже побывал,- произнес Раудер. Келемен кивает головой - конечно, кто-то был.
- Что-то искали. Только что? - спрашивает Еромош.
Посреди комнаты - огромная квадратная тахта, накрытая покрывалом цвета тигровой шкуры, на тахте фотографии нагих женщин в различных позах. В ворохе фотографий - орудия труда фоторепортера: объективы, лупа, два фотоаппарата, пустые кассеты. Дверцы резного комода распахнуты, ящички выдвинуты. На полу валяется бумага, кассеты. Шкаф тоже открыт, на вешалке висит один мужской костюм, и еще два лежат на полу. Мужское белье - рубашки, носки, спортивные брюки, пуловеры, носовые платки - выброшено из ящиков. В углу три осветительных рефлектора, на стене под потолкбм. подвешены еще два. Почти под самым потолком комнату опоясывает оборчатая драпировка. Сипек заглядывает под драпировку.
- Скрытая фотокамера! Еще одна! - восклицает он. В углах за драпировкой - три фотокамеры.
Книги сброшены с книжных полок на пол. В ванной комнате опрокинута огромная плетеная корзина для мусора.
На находки Сипека никто не обращает внимания.
Келемен, Раудер и Еромош стоят у тахты и рассматривают фотографии- Еромош держит их в руке, завернутой белым носовым платком, и одну за другой откладывает в сторону. Сто - сто двадцать фотографий. Красивые нагие и полунагие молодые женщины. По два-три кадра с каждой модели. Две известные молодые артистки. Еромош называет их имена. Раудер кивает головой. Две фотографии Вильмы Хуньор и только одна - Эдит Чаус.
- А это дочь Балог, сестры Хуньора,- говорит Еромош.
Все узнают трех танцовщиц из театра оперы и еще одну танцовщицу из ночного клуба. К ним подходит Сипек. Тишина, слышен лишь шелест перекладываемых Еромошем фотографий.
Раздается голос Раудера, бесцветный приглушенный голос:
- А это моя племянница…
Все молчат. Еромош неторопливо кладет и эту фотографию к остальным. Потом поднимает голову, оглядывает комнату, кивает головой и продолжает перекладывать фотографии.
- Что ты ищешь? - спрашивает Сипек.
- Атрибуты художника. Они там.
На маленьком столике действительно стоят несколько кувшинов в кистями. Тут же палитра, тюбики с масляной краской. Рядом - мольберт, накрытый полотном. Сипек подходит к нему, снимает покрывало.
Трое смотрят в его сторону.
- Эскиз,- говорит Сипек.
На полотне - незаконченная натура. Лицо женщины не выписано, волосы обозначены контутэом. Основной тон картины - зеленый.
Сипек трогает пальцем краски, затем опускает покрывало.
- Краски сухие,- говорит он.- Совершенно сухие.
- Так, все это нам знакомо. С этим мы когда-то уже имели дело,- замечает Еромош, кивая на фотографии.
Толстую стопку фотографий он перевязывает носовым платком и кладет в емкий портфель, который прихватил с собой.
В душе Сипека проснулся придирчивый, страж закона:
- Но в этом ведь нет ничего противозаконного или преступного!
- Нет ничего. Конечно, ничего нет, товарищ Сипек. Это мы знаем.
Голос Келемена звучит спокойно и даже безразлично, без какой-либо нотки назидания.
- Однако элемент преступления есть,- замечает Раудер,- только мы пока еще не знаем, где он.
Раудеру, должно быть, неловко, ему кажется, что все сейчас думают о его племяннице. Откровенно говоря, всем неловко, думает Кеяемен. По крайней мере, он озадачен не менее Раудера. Возможно, он старомоден, но он рад, что у него сын. Особенно ясно он почувствовал это, когда увидел фотографию нагой дочери Хуньора. По-видимому, это у него уже врожденный рефлекс. У молодежи совсем иной образ мышлении.
- Мне, по крайней мере, пока не ясно,- говорит Еромош,- какое отношение имеет этот Шоммер к убийству Хуньора.
«Голова у меня тяжелая. Насморк. Я теряю логическую нить своих построений. Еромош, наверное, прав, у него голова свежая», - размышляет Кеяемен, затем спрашивает:
- Есть у кого-нибудь лупа?
Раудер достает из кармана маленький изящный кожаный футляр, открывает его и протягивает Келемену лупу.
Келемен идет в ванную. Здесь он приметил две пары ботинок. Перевернув ботинки подошвами к свету, он внимательно рассматривает их через увеличительное стекло. Черные ботинки итальянского производства, с резиновой подошвой вызывают у него подозрение. К подопве будто пристали какие-то крупицы. Он достает носовой платок и снимает их. Они падают на ладонь. Под сильным светом лампы Кеяемен рассматривает их через лупу.
- С толя? - спрашивает Еромош.
- Кажется, да. Посмотрим, что это за крупицы. Впрочем, с толя или нет, сказать трудно. Это можно установить только путем лабораторного анализа. Да и. то возможна случайность.
Бела Келемен испытывает горделивое чувство. Он доволен Еромошем, выросшим под его крылом, доволен тем, что тот понимает каждое его движение.
Крупицы он заворачивает в листок, вырванный из блокнота, и кладет в карман,
- Ну что ж, пожалуй, пойдем. Если Эдит Чаус сказала правду и ее показания совладают с докладом Шомфаи, то эта квартира пустует со вчерашнего вечера в таком виде, с включенным светом. Шоммер дома не ночевал. А если свет оставили те, кто опередил нас, то они покинули квартиру, по-видимому, до десяти часов вечера.
- Да, вполне вероятно,- говорит Раудер, пряча в футляр лупу.
- Если окажется, что крупицы действительно с того рулона, что стоит у двери летней кухни, то Шоммера и Эдит Чаус можно основательно подозревать в убийстве Хуньора. Если нет, то поиски надо продолжать. Мне кажется, что это обычное примитивное убийство, правда хорошо запутанное.
Келемен не замечает, что он, по существу, взял на себя руководство расследованием, будучи на бюллетене. Раудер не выказывает никаких признаков обиды. А ведь официально расследование ведет он. Привычка. Но вот Келемен включает внутренние тормоза и искусно возвращает руль управления Раудеру:
- Я думаю, ты распорядишься взять у них отпечатки пальцев.
- Да, я это сделаю. Я попрошу товарища Салена следовать за мной в Главное управление - надо проверить, размножены ли эти фотографии, или они изготовлены только для личного потребления. Тебя и Еромоша прощу осмотреть квартиру Шоммера на улице Авроры, где он постоянно прописан. Конечно, если ты хорошо себя чувствуешь. В крайнем случае, Еромош может отправиться один. А тебе, откровенно говоря, надо бы в постель.
- Я чувствую себя превосходно. Когда я работаю, то сбываю о болезни. Кстати, прихвати сдобой это и отдай да анализ,- говорит Келемен и передает Раудеру завернутые в бумагу крупицы с подошвы ботинок.
Раудер кидает и кладет сверток в карман.
- Интересно, у Шоммера нет ни одной своей фотографии и ни одной мужской. Все - женские. Хотелось бы взгянуть на этого сердцееда,- смеется Сипек.
- Ты прав,- говорит Еромош.- Действительно странно. Мы даже незнаем, как он выглядит. Встретишься на улице нос к носу - и не узнаешь.
Все смеются.
Келемен вдруг опускается на тахту с тигровым покрывалом.
- Что с тобой, Бела?
- Голова немного кружится. Мне, пожалуй, лучше пойти домой. Боюсь, станет хуже.- Он немного помолчал.- Кажется, дело Хуньора начинает меня затягивать.
Конечно, затягивает. Затягивает жадно и неотступно. Он уже ни о чем не думает, кроме этого дела. К нему нельзя привыкнуть, оно не может надоесть, и его нельзя поставить в ряд обычных дел. Или можно? Конечно, можно. Только Келемен не способен на это. Единственное, чего он добивался многие годы с большим трудом,- ни лицом, ни жестами не выдавать волнующей жажды расследования.
Тишина. Теплая комната, теплая кровать. Манци перестала, наконец, хныкать и сокрушаться по поводу того, что он сбежал из дому больным, она подала ему легкий обед - шницель с подливой из шпината, два апельсина, чай с лимоном. Он послушно терпел, когда она закутывала его в одеяло, затем засыпал, тяжело дыша, просыпался, снова засыпал. Дважды звонил Еромош. Манци разговаривала с Янкой. Один раз позвонил Раудер, сказал, что Дюри Сипек зайдет вечером, а крупицы - не с рулона толя. Фотографии нигде не были опубликованы, специалисты фотоотдела не видели ни одну из них. Значит, изготовлены они были для личных целей?
Бабушка Шоммера. Еромош рассказывал о ней с юмором, образно, не упуская, однако, существа дела. «Мой Фреди,- говорила она,- очень хорощий мальчик. Нет у него ни папы, ни мамы - их угнали нилашисты, и воспитывать его пришлось мне». В марте будет два года, как он перебрался к другу художнику, но домой приходил регулярно и тут работал. В лаборатории. Под лабораторию он оборудовал бывшую комнату прислуги, где проявлял пленки. Еромош отмычкой открыл замок, осмотрел лабораторию, но негативов нигде не обнаружил - значит, они хранятся где-то в другом месте, чтобы старушка случайно… Одни пейзажи, фоторепортажи, сцены из спектаклей, зарубежные знаменитости, побывавшие в Венгрии. Зеленая шкатулка. Еромош не смог открыть ее, а взять не решился - откроет завтра и посмотрит, что в ней, пока кто-нибудь отвлечет внимание старушки. Собственно, из-за этого он и звонил в первый раз.
Да, он видел фотографии Шоммера, их показала старушка. Хорошие фотографии: вот он, в теннисных брюках и тенниске, кому-то машет рукой, а вот его портрет - волнистые черные волосы, резкие черты лица, белые зубы, широкая улыбка. Еромошу понятно, почему к нему липнут женщины.
Раудер доложил о событиях дня, подтвердил сведения о найденном на острове Маргит трупе мужчины. Мужчина захлебнулся, на голове у него - небольшая царапина, вероятно, от проплывавшей мимо льдины. Однако в результате вскрытия в слизистой оболочке носа обнаружены следы эфира -по-видимому, его усыпили наркотическим средством и положили на ступеньки лестницы, ведущей к воде, но с какой целью - не ясно. Установить личность умершего до сих пор не удалось - в его карманах ничего не найдено. Возможно, мужчина был ограблен.
Раудер сообщил также, что на допрос вызвана Бориш Балог, модельерша, фотография которой в обнаженном виде, помимо снимков Вильмы Хуньор и Эдит Чаус, была найдена у Шоммера. И кроме того, она ведь приходится племянницей Хуньору. Раудер спросил, как здоровье Белы, обрадовался, что тому лучше, и посоветовал не делать глупостей, отлежаться, чтоб не навредить самому себе. Бела сказал, что врач обещал быть к шести, значит, скоро должен явиться.
Измерив температуру, Келемен снова заснул. Врач пришел в половине седьмого. Он простукал и послушал его спину и грудь, заглянул в горло, прижав ложкой язык. «Еще скверно,- сказал врач,- но идет на поправку». На вопрос Белы о том, можно ли ему завтра выйти на работу, врач что-то проворчал, затем в порядке исключения пообещал зайти рано утром, еще до приемных часов,- тогда и решит. Это успокоило Келемена. Он чувствовал себя относительно неплохо, и нос у него не был так заложен, как вчера, дышалось свободнее.
Он ел кефир, смешанный по рецепту Манци с абрикосовым вареньем и небольшим количеством рома, когда раздался телефонный звонок. Была половина восьмого. Еромош с непривычным для него волнением доложил, что Голиг, случайно увидев на его столе фотографию Альфреда Шоммера, тут же признал в нем мужчину, труп которого был найден на острове Маргит. Ошибка исключалась.
- Этого я и боялся,- вздохнул Бела Келемен.- Было у меня предчувствие, но чувствам человек не всегда должен верить. Вы отпустили Эдит Чаус?
- Да,- ответил Еромош.- Еще днем, когда вернулись с квартиры Шоммера. Но Шомфаи следит за ней. Она вышла на работу. С Шоммером ей теперь не удастся встретиться.
- Да. С ним она уже не встретится. Единственный свидетель, который мог бы подтвердить алиби Эдит Чаус, мертв. Раудер говорит, что, по данным вскрытия, он скончался вчера вечером между семью и восьмью часами. А доказательств, спала она у Шоммера или не спала, у нас нет никаких. Вам удалось обнаружить отпечатки пальцев на квартире Шоммера?
- Отпечатков много. Но установить, чьи они, не удалось. По крайней мере те, что свежие.
- Было одно убийство, теперь два. Можно предположить, что Шоммера убил тот, кто искал что-то на его квартире и оставил свет невыключенным.
- Я тоже так думаю,- сказал Еромош.- Но у нас пока нет ни одной улики.
- Нет,- задумчиво произнес Келемен и взглянул на стакан с кефиром, смешанным по рецепту Манци с абрикосовым вареньем и ромом.- Дело усложняется. Я завтра приду. До свидания.
- До свидания, товарищ Келемен.
Он повесил трубку, зачерпнул ложечкой кефир, проглотил. Теперь он ему показался не таким вкусным, каким был.
Потом Келемен проглотил две таблетки гермицида, выключил свет и проспал всю ночь спокойно, без лновидений. Но перед тем как заснуть, он попросил Манци позвонить Сипеку и сказать, чтобы тот не приходил - Келемен плохо себя чувствует, ему надо выспаться.
7
Проснулся он рано. За окном было еще темно - щель между шторами зияла чернотой. Келемен поворочался немного, прислушиваясь к самому себе. «Вполне здоров»,- пробормотал он вполголоса.
Он положил на колени папку с бумагами, нажал на кнопку шариковой ручки и начал быстро писать.
«По сути дела, я систематизатор,- размышлял он.- Я всегда начинаю с того, что пытаюсь навести порядок в беспорядке. Разложить все по полочкам. Когда есть система, то порядок вещей принимает четкую форму, размещается в пространстве и во времени. До сих пор мы имели дело с трудным, но простым по своему построению уравнением с одним неизвестным, и вдруг в нем появляется еще неизвестное. Если: подобное встречается в детективном романе, мне ужасно хочется зевать. Представьте себе, в середине романа обнаруживается еще одно убийство. От этого разрушается завершенность первой задачи, сдвигается внутреннее равновесие формы, и. возникает чувство, будто тебя хотят обмануть. По делу об убийстве Хуньора у меня уже начала складываться более или менее ясная версия - и вот нате. Придется начинать все сначала.
Тупик. А у нас, что называется, цейтнот, Да развязки еще далеко, но нити уже в наших руках. Хуньор бросил семью не потому, что стакан вдруг наполнился да краев. У него была женщина, молодая красивая женщина, на которой: он собирался жениться. Да и она была не прочь выйти за него замуж. Конечно, Эдит Чаус не испытывала к Хуньору горячей любви, если готова была по первому знаку Шоммера…
Готова ли она была на самом деле? А что, если они все обсудили заранее? Эдит Чаус могла знать об этих сорока двух тысячах форинтов и могла договориться с Шоммером… Но это ничем нельзя подтвердить. Эдит Чаус придёмся еще, как следует допросить. И не раз. Она не похожа на опытную преступницу и наверняка запутается, если будет врать.
Вокруг Шоммера увивались женщины. Предположим, что Хуньора убил Шоммер, хотя это ничем не подтверждается. А Шоммера убил кто-то другой. И оба эти убийства - дело мужских рук. Оба они совершены на берегу Дуная, по крайней мере, близ воды. Есть в этом какая-либо логика? Вероятно. Можно ли предположить, что и Хуньора и Шоммера убил один и тот же человек? Одного он ударил по голове, а другого, усыпив эфиром, положил на ступеньки набережной головой вниз, к воде, чтобы тот захлебнулся. Но почему я ощущаю какой-то внутренний протеот против такого предположения?»
Келемен сидит в кровати - на коленях папка, в руке шариковая ручка, кругом тихо - и чувствует себя хорошо выспавшимся, отдохнувшим. Дышится ему легко. «Да, все эти убийства, к сожалению, не детективный роман».
Дело Шнайдера. Это был настоящий детективный роман. Его тоже убили на берегу Дуная, в камышах, когда он ловил рыбу. Шнайдер - обойщик из района Йожефварош. Пуля пробила ему череп, задела мозг и вылетела. Так ее и не нашли. Шнайдер свалился в воду, и только через четыре дня его труп выловили далеко, у самой плотины. Попасть в него с противоположного берега даже из ружья с оптическим прицелом можно было только лишь по чистой случайности. А у берега, где он рыбачил, его скрывал камыш. Стрелки-специалисты единодушно утверждали, что выстрел был произведен с расстояния тридцать пять, максимум сорок метров. Сначала предположили, что в него стреляли с лодки. С лодочного помоста, откуда он ловил рыбу и потом свалился в воду, видна была лишь голубятня. Установить, в какой позе он находился - сидел или стоял - в момент выстрела, было невозможно, следовательно, нельзя было точно предположить, откуда стреляли - с берега или с воды. Шнайдеру было сорок восемь лет, его жене - двадцать шесть. Через полгода она уже вышла замуж. А спустя полтора года после убийства, когда она была на восьмом месяце беременности, совершенно случайно выяснилось, что в семнадцать лет она стала чемпионом страны в юношеских соревнованиях по стрельбе. Когда ее снова стали допрашивать, она созналась, что убила мужа. По лестнице влезла с ружьем на голубятню, прицелилась, выстрелила, попала. Шнайдер опрокинулся в воду. Случилось это в будний день, кругом не было ни души. На рыбалке они оказались потому, что их мастерскую ремонтировали. Застрелив мужа, она села в лодку, выплыла на середину Дуная и бросила ружье в воду. Так его и не достали со дна. Вот это настоящий детективный роман. Но и тут лишь благодаря случаю удалось найти убийцу. Вернее, благодаря закономерному случаю. Жена Шнайдера даже рассказала, что он видел, как она лезла по лестнице на голубятню, как целилась в него, и помахал ей рукой. Думал, что она шутит.
«Надо сосредоточиться на том, что предстоит сделать. Все осложняется - слишком много нитей, слишком много людей. Попробуй тут разобраться со ста двадцатью женщинами, запечатленными Шоммером в обнаженном или полуобнаженном виде! А если среди этих фотографий отсутствует именно та, которая нужна? Ведь вполне можно предположить, что в квартире Шоммера была женщина, которая хотела найти и забрать свою фотографию, чтобы Шоммер не смог скомпрометировать или шантажировать ее. А может, это был ревнивый муж, любовник или отец, каким-то образом узнавший, что фотография его обнаженной жены, любовницы, дочери находится на квартире Шоммера? И если уж эта женщина или мужчина попали в квартиру, то взяли именно ту фотографию, которая дала бы возможность следствию найти преступника. Попробуй тут разберись!
Однако не будем углубляться в предположения. Их может быть очень много. Что делала Эдит Чаус с четверга тридцатого января до среды пятого февраля? Что делал в это же время Шоммер? Вернее, до вечера вторника, когда его убили. Есть ли какая-нибудь связь между убийством Хуньора и убийством Шоммера? И какая именно? К обоим делам причастны: Эдит Чаус, Вильма Хуньор, дочь Балог. Как ее зовут? Да, Бориш Балог. Знал ли Хуньор Шоммера? Конечно, мог знать. Это надо выяснить. Верно, Еромош уже и выяснил. Или Раудер. Что делал Шоммер во вторник вечером, четвертого февраля, в холод, на самом пустынном месте острова Маргит. Или его сначала где-то усыпили и в таком состоянии отвезли туда? Однако это не подтверждают данные анализа почвы и осмотра места преступления. Убийство с целью ограбления? Тогда почему бандит или бандиты решили выбрать своей жертвой именно Шоммера? Возможно, они следили за ним? Почему именно за ним? Откуда они знали, что он пойдет в пустынный конец острова, где они смогут усыпить его и ограбить. Это абсолютно невероятно.
Значит, нужно выяснить обстановку, в которой жил Шоммер, по возможности до самого момента его смерти.
И опять мы пришли к тому, с чего начали. К ста двадцати обнаженным женщинам. Или к его бабушке. Что хранится у нее в зеленой шкатулке? Легкомысленно было не взять ее тут же. Но зачем нужно было ее брать? Ведь тогда еще не было известно, что Шоммер и найденный на острове Маргит труп мужчины - одно и то же лицо. Есть ли о нем сведения в прокуратуре? Был ли он судим?
Все это, конечно, импровизированная систематизация задач и проблем. Сегодня донрос Бориш Балог. На массу мелких частных вопросов ответ, по-видимому, уже получен. Прошла неделя, с тех пор как убили Хуньора в рыбачьем домике. А мы по-прежнему ничего не знаем. Дело еще больше усложнилось. Обычное, примитивное убийство? Смех! А ведь я так и сказал, когда Раудер докладывал мне об убийстве. Как бы не так!
Но откуда убийца Шоммера достал эфир? Это само по себе настораживает. Ведь об ограблениях с применением эфира или хлороформа венгерская уголовная хроника не знает с тридцатых годов. Вернее, было всего два-три случая. Впрочем, сейчас даже в хирургии не прибегают к наркозу с помощью эфира. Возможно, это был и не эфир, потому что малосведущий человек мог назвать хлорэтил эфиром. С какой степенью компетентности было совершено усыпление? Из этого тоже можно сделать кое-какие выводы. Известно, что сейчас эфир применяется очень редко, если не считать гинекологии.
Словом, вопрос остается открытым.
К тому же что могли грабители, взять у Шоммера? Действительно ли убийство было совершено с целью ограбления? А может быть, убийцы вывернули карманы и все оттуда выбросили, чтобы воспрепятствовать немедленному опознанию трупа? Почему мой мозг неотступно, вопреки моей воле сверлит мысль, что убийство совершил ревнивый муж или отец, любящий свою дочь и пытающийся спасти ее честь? Возможно, потому, что это наиболее вероятно. Если учитывать это, то у Хуньора могла быть причина убить Шоммера. Даже две причины. Эдит Чаус и его дочь. Или наоборот… Глупости. Хуньор был уже мертв, когда убили Шоммера. Правда, среди ста двадцати женщин нашлась бы не одна такая, у которой муж, любовник или отец…
Твердо известно одно. Центр тяжести этого запутанного дела переместился с убийства Хуньора на убийство Шоммера. Шоммер становится ключевой фигурой. Впрочем, может, это и не так. Тут есть и какая-то случайная связь. А убийство Шоммера, возможно, никак и не связано с делом Хуньора. Это тоже не исключено. Всякое может быть. Всякое. К сожалению. Впрочем, температуры у меня нет, дыщится свободно, и настроение хорошее». Врач тоже сотласился с его диагнозом, правда, немного поворчал, что, мол, день-другой полежать еще было бы неплохо… Но кому это нужно?
Доклады действительно дали ответ на многие вопросы, что, естественно, внесло некоторое изменение в общую картину дела. Шоммер, например, обращался в министерство внутренних дел с просьбой выдать ему заграничный паспорт для поездки в Европу и получил его. Паспорт датирован двадцать третьим января, значит, получил он его незадолго до убийства Хуньора. Позднее выяснилось, что паспорт с австрийской визой был обнаружен в зеленой шкатулке. Срок визы - две педели. Таким образом, Шоммер собирался в зарубежную туристическую поездку. Что на этим скрывается? Возможно, намерение не возвращаться обратно. Короче говоря, бежать? Но доказательств нет.
В щкатулке было обнаружено также пять тысяч форинтоп сотенными бумажками, но это, к сожалению, ни о чем не говорю. Сберегательная касса выплатила Хуньору деньги из дневного оборота, и по банковским номерам невозможно установить, принадлежали ли обнаруженные в шкатулке деньги Хуньору. Тут же были кое-какие документы: удостоверение личности, пропуск, диплом, свидетельство о рождении. В шкафу среди белья найдены две пачки писем, перевязанные шпагатом. Это в основном любовные письма от женщин, в том числе несколько писем из-за рубежа.
Центральная сберегательная касса, по данным своих филиалов, сообщает, под какими именами или девизами были вложены суммы от двадцати до сорока тысяч форинтов с тридцатого января по второе февраля. В ведомости фигурируют лишь частные вкладчики, здесь же указаны номера вкладов. Какую же работу мы задали сберкассе, подумал Келемен. Потом в голове его мелькнула мысль, что бабушке Шоммера должны были бы уже сообщить о смерти внука. Да, вот доклад. Со старушкой случился сердечный приступ, вызвали врача, кое-как привели ее в чувство. Но врач не разрешил в тот день ее допрашивать.
Он положил на колени папку с бумагами, нажал на кнопку шариковой ручки и начал быстро писать.
«По сути дела, я систематизатор,- размышлял он.- Я всегда начинаю с того, что пытаюсь навести порядок в беспорядке. Разложить все по полочкам. Когда есть система, то порядок вещей принимает четкую форму, размещается в пространстве и во времени. До сих пор мы имели дело с трудным, но простым по своему построению уравнением с одним неизвестным, и вдруг в нем появляется еще неизвестное. Если: подобное встречается в детективном романе, мне ужасно хочется зевать. Представьте себе, в середине романа обнаруживается еще одно убийство. От этого разрушается завершенность первой задачи, сдвигается внутреннее равновесие формы, и. возникает чувство, будто тебя хотят обмануть. По делу об убийстве Хуньора у меня уже начала складываться более или менее ясная версия - и вот нате. Придется начинать все сначала.
Тупик. А у нас, что называется, цейтнот, Да развязки еще далеко, но нити уже в наших руках. Хуньор бросил семью не потому, что стакан вдруг наполнился да краев. У него была женщина, молодая красивая женщина, на которой: он собирался жениться. Да и она была не прочь выйти за него замуж. Конечно, Эдит Чаус не испытывала к Хуньору горячей любви, если готова была по первому знаку Шоммера…
Готова ли она была на самом деле? А что, если они все обсудили заранее? Эдит Чаус могла знать об этих сорока двух тысячах форинтов и могла договориться с Шоммером… Но это ничем нельзя подтвердить. Эдит Чаус придёмся еще, как следует допросить. И не раз. Она не похожа на опытную преступницу и наверняка запутается, если будет врать.
Вокруг Шоммера увивались женщины. Предположим, что Хуньора убил Шоммер, хотя это ничем не подтверждается. А Шоммера убил кто-то другой. И оба эти убийства - дело мужских рук. Оба они совершены на берегу Дуная, по крайней мере, близ воды. Есть в этом какая-либо логика? Вероятно. Можно ли предположить, что и Хуньора и Шоммера убил один и тот же человек? Одного он ударил по голове, а другого, усыпив эфиром, положил на ступеньки набережной головой вниз, к воде, чтобы тот захлебнулся. Но почему я ощущаю какой-то внутренний протеот против такого предположения?»
Келемен сидит в кровати - на коленях папка, в руке шариковая ручка, кругом тихо - и чувствует себя хорошо выспавшимся, отдохнувшим. Дышится ему легко. «Да, все эти убийства, к сожалению, не детективный роман».
Дело Шнайдера. Это был настоящий детективный роман. Его тоже убили на берегу Дуная, в камышах, когда он ловил рыбу. Шнайдер - обойщик из района Йожефварош. Пуля пробила ему череп, задела мозг и вылетела. Так ее и не нашли. Шнайдер свалился в воду, и только через четыре дня его труп выловили далеко, у самой плотины. Попасть в него с противоположного берега даже из ружья с оптическим прицелом можно было только лишь по чистой случайности. А у берега, где он рыбачил, его скрывал камыш. Стрелки-специалисты единодушно утверждали, что выстрел был произведен с расстояния тридцать пять, максимум сорок метров. Сначала предположили, что в него стреляли с лодки. С лодочного помоста, откуда он ловил рыбу и потом свалился в воду, видна была лишь голубятня. Установить, в какой позе он находился - сидел или стоял - в момент выстрела, было невозможно, следовательно, нельзя было точно предположить, откуда стреляли - с берега или с воды. Шнайдеру было сорок восемь лет, его жене - двадцать шесть. Через полгода она уже вышла замуж. А спустя полтора года после убийства, когда она была на восьмом месяце беременности, совершенно случайно выяснилось, что в семнадцать лет она стала чемпионом страны в юношеских соревнованиях по стрельбе. Когда ее снова стали допрашивать, она созналась, что убила мужа. По лестнице влезла с ружьем на голубятню, прицелилась, выстрелила, попала. Шнайдер опрокинулся в воду. Случилось это в будний день, кругом не было ни души. На рыбалке они оказались потому, что их мастерскую ремонтировали. Застрелив мужа, она села в лодку, выплыла на середину Дуная и бросила ружье в воду. Так его и не достали со дна. Вот это настоящий детективный роман. Но и тут лишь благодаря случаю удалось найти убийцу. Вернее, благодаря закономерному случаю. Жена Шнайдера даже рассказала, что он видел, как она лезла по лестнице на голубятню, как целилась в него, и помахал ей рукой. Думал, что она шутит.
«Надо сосредоточиться на том, что предстоит сделать. Все осложняется - слишком много нитей, слишком много людей. Попробуй тут разобраться со ста двадцатью женщинами, запечатленными Шоммером в обнаженном или полуобнаженном виде! А если среди этих фотографий отсутствует именно та, которая нужна? Ведь вполне можно предположить, что в квартире Шоммера была женщина, которая хотела найти и забрать свою фотографию, чтобы Шоммер не смог скомпрометировать или шантажировать ее. А может, это был ревнивый муж, любовник или отец, каким-то образом узнавший, что фотография его обнаженной жены, любовницы, дочери находится на квартире Шоммера? И если уж эта женщина или мужчина попали в квартиру, то взяли именно ту фотографию, которая дала бы возможность следствию найти преступника. Попробуй тут разберись!
Однако не будем углубляться в предположения. Их может быть очень много. Что делала Эдит Чаус с четверга тридцатого января до среды пятого февраля? Что делал в это же время Шоммер? Вернее, до вечера вторника, когда его убили. Есть ли какая-нибудь связь между убийством Хуньора и убийством Шоммера? И какая именно? К обоим делам причастны: Эдит Чаус, Вильма Хуньор, дочь Балог. Как ее зовут? Да, Бориш Балог. Знал ли Хуньор Шоммера? Конечно, мог знать. Это надо выяснить. Верно, Еромош уже и выяснил. Или Раудер. Что делал Шоммер во вторник вечером, четвертого февраля, в холод, на самом пустынном месте острова Маргит. Или его сначала где-то усыпили и в таком состоянии отвезли туда? Однако это не подтверждают данные анализа почвы и осмотра места преступления. Убийство с целью ограбления? Тогда почему бандит или бандиты решили выбрать своей жертвой именно Шоммера? Возможно, они следили за ним? Почему именно за ним? Откуда они знали, что он пойдет в пустынный конец острова, где они смогут усыпить его и ограбить. Это абсолютно невероятно.
Значит, нужно выяснить обстановку, в которой жил Шоммер, по возможности до самого момента его смерти.
И опять мы пришли к тому, с чего начали. К ста двадцати обнаженным женщинам. Или к его бабушке. Что хранится у нее в зеленой шкатулке? Легкомысленно было не взять ее тут же. Но зачем нужно было ее брать? Ведь тогда еще не было известно, что Шоммер и найденный на острове Маргит труп мужчины - одно и то же лицо. Есть ли о нем сведения в прокуратуре? Был ли он судим?
Все это, конечно, импровизированная систематизация задач и проблем. Сегодня донрос Бориш Балог. На массу мелких частных вопросов ответ, по-видимому, уже получен. Прошла неделя, с тех пор как убили Хуньора в рыбачьем домике. А мы по-прежнему ничего не знаем. Дело еще больше усложнилось. Обычное, примитивное убийство? Смех! А ведь я так и сказал, когда Раудер докладывал мне об убийстве. Как бы не так!
Но откуда убийца Шоммера достал эфир? Это само по себе настораживает. Ведь об ограблениях с применением эфира или хлороформа венгерская уголовная хроника не знает с тридцатых годов. Вернее, было всего два-три случая. Впрочем, сейчас даже в хирургии не прибегают к наркозу с помощью эфира. Возможно, это был и не эфир, потому что малосведущий человек мог назвать хлорэтил эфиром. С какой степенью компетентности было совершено усыпление? Из этого тоже можно сделать кое-какие выводы. Известно, что сейчас эфир применяется очень редко, если не считать гинекологии.
Словом, вопрос остается открытым.
К тому же что могли грабители, взять у Шоммера? Действительно ли убийство было совершено с целью ограбления? А может быть, убийцы вывернули карманы и все оттуда выбросили, чтобы воспрепятствовать немедленному опознанию трупа? Почему мой мозг неотступно, вопреки моей воле сверлит мысль, что убийство совершил ревнивый муж или отец, любящий свою дочь и пытающийся спасти ее честь? Возможно, потому, что это наиболее вероятно. Если учитывать это, то у Хуньора могла быть причина убить Шоммера. Даже две причины. Эдит Чаус и его дочь. Или наоборот… Глупости. Хуньор был уже мертв, когда убили Шоммера. Правда, среди ста двадцати женщин нашлась бы не одна такая, у которой муж, любовник или отец…
Твердо известно одно. Центр тяжести этого запутанного дела переместился с убийства Хуньора на убийство Шоммера. Шоммер становится ключевой фигурой. Впрочем, может, это и не так. Тут есть и какая-то случайная связь. А убийство Шоммера, возможно, никак и не связано с делом Хуньора. Это тоже не исключено. Всякое может быть. Всякое. К сожалению. Впрочем, температуры у меня нет, дыщится свободно, и настроение хорошее». Врач тоже сотласился с его диагнозом, правда, немного поворчал, что, мол, день-другой полежать еще было бы неплохо… Но кому это нужно?
Доклады действительно дали ответ на многие вопросы, что, естественно, внесло некоторое изменение в общую картину дела. Шоммер, например, обращался в министерство внутренних дел с просьбой выдать ему заграничный паспорт для поездки в Европу и получил его. Паспорт датирован двадцать третьим января, значит, получил он его незадолго до убийства Хуньора. Позднее выяснилось, что паспорт с австрийской визой был обнаружен в зеленой шкатулке. Срок визы - две педели. Таким образом, Шоммер собирался в зарубежную туристическую поездку. Что на этим скрывается? Возможно, намерение не возвращаться обратно. Короче говоря, бежать? Но доказательств нет.
В щкатулке было обнаружено также пять тысяч форинтоп сотенными бумажками, но это, к сожалению, ни о чем не говорю. Сберегательная касса выплатила Хуньору деньги из дневного оборота, и по банковским номерам невозможно установить, принадлежали ли обнаруженные в шкатулке деньги Хуньору. Тут же были кое-какие документы: удостоверение личности, пропуск, диплом, свидетельство о рождении. В шкафу среди белья найдены две пачки писем, перевязанные шпагатом. Это в основном любовные письма от женщин, в том числе несколько писем из-за рубежа.
Центральная сберегательная касса, по данным своих филиалов, сообщает, под какими именами или девизами были вложены суммы от двадцати до сорока тысяч форинтов с тридцатого января по второе февраля. В ведомости фигурируют лишь частные вкладчики, здесь же указаны номера вкладов. Какую же работу мы задали сберкассе, подумал Келемен. Потом в голове его мелькнула мысль, что бабушке Шоммера должны были бы уже сообщить о смерти внука. Да, вот доклад. Со старушкой случился сердечный приступ, вызвали врача, кое-как привели ее в чувство. Но врач не разрешил в тот день ее допрашивать.