Леонид Андреев
ТОТ, КТО ПОЛУЧАЕТ ПОЩЕЧИНЫ
Представление в четырех действиях

   С любовью посвящаю моему другу Сергею Сергеевичу Голоушеву.
Автор

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
   К о н с у э л л а, наездница (по афише – «Царица танго на конях»).
   Г р а ф М а н ч и н и, отец Консуэллы.
   Т о т, клоун в цирке Брике (по афише – «Тот, кто получает пощечины»).
   Б р и к е («Папа Брике»), директор цирка.
   3 и н и д а, укротительница львов, жена Брике.
   А л ь ф р е д Б е з а н о, жокей.
   Г о с п од и н.
   Б а р о н Р е н ь я р.
   Д ж е к с о н, клоун («Солнце Джексона»).
   музыкальные клоуны:
   Т и л и
   П о л и
   Т о м а с, А н ж е л и к а и другие а р т и с т ы и а р т и с т к и цирка Брике.
   Действие происходит в одном из больших городов Франции.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

В цирке
   На сцене – большая, даже огромная, грязноватая комната с оштукатуренными стенами; в левой стене, в арчатой нише, единственное окно куда-то во двор – свет мутен и слаб, так что и днем приходится зажигать электричество. На стене, противоположной рампе, в самом верху, ряд небольших окошечек с запыленными стеклами: эти окна обращены куда-то внутрь цирка, и по вечерам, во время представления, ярко светятся, днем же темны. В этой же стене, над двумя каменными ступеньками, большая, наглухо забитая дверь, окрашенная белой меловой краской. В правой стене, почти в углу, высокая и широкая дверь филенок, с округлым верхом, ведет в конюшни и на арену; днем там темновато, вечером слабо освещено.
   Служит эта комната для разных надобностей. Тут и кабинет директора цирка, папы Брике, здесь его маленький письменный столик; тут же раздевальня для некоторых артистов и место сборища для тех же артистов во время спектакля и репетиций. Сваливают сюда и хлам, какие-то поломанные золоченые стулья, декорации от пантомимы, разную мелочь циркового обихода. На стенах яркие афиши-плакаты.
   Утро.
   В цирке идут репетиции и подготовка к вечернему спектаклю. При открытии занавеса с арены доносятся хлопанье бича и вскрики берейтора. Несколько мгновений сцена пуста, затем показываются два музыкальных клоуна, Т и л и и П о л и, разучивающих новый марш. Играя на маленьких дудочках, они идут от темной двери к окну; звуки приятны, но мелки, и так же мелки и клоунски напыщены и шажки артистов. Одеты они в пиджаки, похожи друг на друга бритыми лицами и ростом; у младшего, Тили, на шее вязаный шарф. Котелки на затылке. Дойдя до окна, – Тили покосился, что за окном, – клоуны поворачивают обратно, маршируют.
   П о л и (останавливается). Стой! Опять наврал. Слушай меня. (Один играет на дудочке в лицо Тили; Тили рассеянно слушает, почесывая нос.) Вот. Ну?
   Оба играют и идут. В дверях встречаются с д и р е к т о р о м и М а н ч и н и; последний, грызя золоченый набалдашник палки, идет сзади. Граф Манчини худ, тонок, потерт по всем швам, но застегнут наглухо и держится с величайшим изяществом; любит аристократически поигрывать палкой и принимать ослепительные позы, часто смеется, причем все худое, острое лицо его собирается в гримасу сатира. Директор, папа Брике, – невысокий, полный, спокойный человек с несколько нерешительной походкой.
   Клоуны дают дорогу; директор вопросительно взглядывает на старшего.
   (Коверкая язык.) Наша музика. Марш муравьев. К пантомиме.
   Б р и к е. А!..
   Расходятся. Клоуны начинают играть, но Поли останавливается и идет назад. За ним и младший.
   П о л и. Папа Брике, сегодня Жак плохо работает.
   Б р и к е. Отчего?
   П о л и. У него горло болит. Посмотри, что у него.
   Б р и к е. Пойди сюда. Ну-ка, раскрой пошире, пошире! (Ставит клоуна под свет, у окна, и, нахмурившись, заглядывает в горло.) Намажь йодом.
   П о л и. Я говорил, что пустяки. Ну?
   Играя, уходят теми же мелкими и важными шажками. Директор садится, Манчини принял позу у стены и насмешливо улыбается.
   М а н ч и н и. Ты их и лечишь? Смотри, папа Брике, у тебя нет диплома.
   Б р и к е. Маленькие советы. Они все очень мнительны.
   М а н ч и н и. Он просто обжег горло абсентом: эти двое пьянствуют каждую ночь. Папа Брике, я тебе удивляюсь, ты мало следишь за нравственностью! (Смеется.)
   Б р и к е. Ты мне надоел, Манчини.
   М а н ч и н и. Граф Манчини к вашим услугам.
   Б р и к е. Ты мне надоел, граф Манчини. Ты всюду лезешь и мешаешь артистам работать. Они тебя побьют когда-нибудь, и я не стану отнимать.
   М а н ч и н и. Как человек другого круга и воспитания, я не могу относиться к твоим артистам как равный. Что ты выдумал, Брике? Я и тебе делаю честь, говоря с тобой так фамильярно и совсем запросто…
   Б р и к е. Ну, ну!..
   М а н ч и н и. Я шучу. Но если они вздумают напасть на меня, то ты это видал, а? (Вытаскивает из палки стилет. Любуется сам.) Полезная вещь! А знаешь, какую девочку я вчера открыл в предместье? (Смеется.) Ну, ну, допустим, что ты этого не любишь, у всякого свои вкусы. Но послушай! – ты должен дать сто франков.
   Б р и к е. Ни сантима.
   М а н ч и н и. Тогда я беру Консуэллу. Кончено!
   Б р и к е. Ты говоришь это каждый день.
   М а н ч и н и. Говорю, говорю! И ты бы сказал, если бы так позорно нуждался, как я. Нет, послушай, – но ведь я должен поддерживать блеск моего имени, а? Ведь если несчастья моего рода привели к тому, что я мою дочь, графиню Веронику, должен был сделать наездницей… для куска хлеба! Для куска хлеба, понимаешь ли ты, чурбан!..
   Б р и к е. Ты слишком много бросаешь на девочек. И ты попадешь-таки в тюрьму, Манчини!
   М а н ч и н и. В тюрьму! Нет, но я должен же поддерживать блеск моего рода? (Смеется.) Манчини во всей Италии известны тем, что любили девочек, только девочек, – ну, и разве я виноват, что мне приходится платить бешеные деньги за то, что моим предкам доставалось совсем даром? Ты осел, ты парвеню, ты не понимаешь, что такое традиции рода. Я не пью, я совсем бросил карты после того случая… ну, ну, без усмешек! – и если я откажусь еще от девочек, то что останется от Манчини? Один герб! Ну, послушай, ну для традиций – дай сто франков!
   Б р и к е. Я сказал, что не дам, и не дам.
   М а н ч и н и. Но ведь целую половину жалованья я отдаю Консуэлле. Или ты думаешь, что я не люблю мое дитя, мою единственную дочь, оставшуюся мне, как последнее воспоминание о ее святой матери? Какая жестокость! (Делает вид, что плачет, и вытирает глаза кружевным грязноватым платком с короной.)
   Б р и к е. Лучше скажи, что она такая дура, и отдает тебе половину заработка. Ты мне надоел!
   Входит З и н и д а, укротительница зверей, жгуче-красивая, осанистая женщина, со спокойно повелительными движениями, которые на первый взгляд кажутся даже ленивыми. Она – невенчанная жена директора Брике.
   3 и н и д а (Манчини). Здравствуй.
   М а н ч и н и. Мадам Зинида! Пусть этот варвар, эта грубая душа пронзит меня кинжалом, но даже в его присутствии я не могу сдержать взрыв моей любви. (Шутовски становится на колени.) Мадам, граф Манчини просит вас чести быть его женой!
   3 и н и д а (Брике). За деньгами?
   Б р и к е. Да.
   3 и н и д а. Не давай. (Утомленно садится в угол рваного дивана и закрывает глаза.)
   М а н ч и н и встает и отряхает колени.
   М а н ч и н и. Герцогиня! – не будьте так жестоки. Я не лев, я не тигр, я не дикий зверь, которых вы привыкли укрощать, – я просто скромное домашнее животное, которое хочет… мня, мня – кушать зелененькую травку.
   3 и н и д а (не открывая глаз). Мне Джим сказал, что ты держишь для Консуэллы учителя. Это зачем?
   М а н ч и н и. Заботы отца, герцогиня, заботы и неусыпное попечение любящего сердца. Крайние несчастья моего рода, среди которых я вырос, оставили и в ее образовании некоторые пробелы. Друзья мои! дочь графа Манчини, графиня Вероника, почти неграмотна, допустимо ли это? А ты, Брике, ты, грубая душа, спрашиваешь, зачем мне деньги!
   3 и н и д а. Он хитрит.
   Б р и к е. А чему ты ее учишь?
   М а н ч и н и. Всему. К ней ходил студент, но вчера я его выгнал: влюбился в Консуэллу и мяукал за дверью, как кот. Всему, Брике, чего ты не знаешь. Литературе, мифологии, орфографии…
   Входят две молоденькие артистки, в шубках поверх легких костюмов, и утомленно рядышком присаживаются в уголке.
   … Я не хочу, чтобы моя дочь…
   3 и н и д а. Он хитрит.
   Б р и к е. Ты глуп, Манчини. Зачем ты это делаешь? (Наставительно.) Ты ужасно глуп, Манчини. Зачем ей знать? Раз она здесь, ей ничего не надо знать о том, понимаешь? Что такое география? Всякий тебе скажет, что это пустяки. А я был бы вдвое счастливее, если бы не знал географии. Будь я министром, я совсем бы запретил артистам читать книги: пусть читают афиши и больше ничего!..
   Во время речи Брике входят о б а к л о у н а и еще какой-то а р т и с т, тихо и утомленно рассаживаются.
   …Теперь твоя Консуэлла – превосходная артистка, а когда ты ее научишь мифологии и она станет читать, она сделается дрянью, развратной девчонкой, а потом отравится. Я знаю их книги, я сам читал, они только и учат, что разврату, да как потом убивать себя.
   П е р в а я а р т и с т к а. А я люблю романы, которые в газетах.
   Б р и к е. Ну и дура, ну и пропадешь. Поверьте мне, друзья мои: о том, что там, нам надо совсем забыть. Разве мы можем когда-нибудь понять, что там делается?
   М а н ч и н и. Ты враг просвещения! Ты обскурант, Брике!
   Б р и к е. А ты глуп. Вот тебя спросить, ты оттуда – ты чему там научился?
   Артисты смеются.
   А родись ты в цирке, как и я, ты кое-что знал бы. Просвещение – это глупости и больше ничего. Вот спроси Зиниду, она все знает, что знают и там, и географию, и мифологию, а стала она от этого счастливее? Скажи им, дорогая.
   З и н и д а. Оставь меня, Луи.
   М а н ч и н и (сердито). Наконец – пошел ты к черту. Когда я слушаю твою философию осла, мне хочется содрать с тебя не сто франков, а двести, тысячу! Боже мой, какой осел, хоть и директор. Вот я при них опять говорю: ты мало платишь, скупец, ты должен прибавить Консуэлле сто франков. Послушайте, честные бродяги: кто собирает каждый вечер полный цирк? Вы, два музыкальных осла? Тигры и львы? Очень нужны кому-то эти голодные кошки…
   З и н и д а. Оставь тигров в покое.
   М а н ч и н и. Прости, Зинида, я не хочу тебя обидеть – клянусь честью, я сам в восторге от твоей бешеной смелости и грации, я целую твои ручки, героиня, но что они понимают в геройстве?..
   На арене небольшой оркестр наигрывает танго.
   (Восторженно.) А вот, вот! Вы слышите? Ну, скажите, честные бродяги: разве не Консуэлла с Безано собирают публику? Их танго на конях, но ведь это… ведь это! Черт возьми, тут не выдержит сам его святейшество папа!
   П о л и. Это правда. Номер знаменитый. Но ведь идея принадлежит Безано?
   М а н ч и н и. Идея, идея! Мальчишка влюблен, как кот, вот и вся его идея. И что такое идея без женщины? Много ты напляшешь с твоей идеей. Итак, папа Брике?
   Б р и к е. Контракт.
   М а н ч и н и. Какой подлый формализм!
   З и н и д а. Дай графу десять франков, и пусть убирается.
   М а н ч и н и. Десять? Ни за что! Пятнадцать! Ну, будет упрямиться, папа, ну, для традиций рода – двадцать, а? Клянусь честью, меньше не могу.
   Б р и к е дает двадцать франков.
   (Небрежно.) Мерси.
   З и н и д а. Возьми у твоего барона.
   М а н ч и н и (поднимая брови, в благородном негодовании). У барона? За кого ты принимаешь меня, женщина? Чтобы я стал одолжаться у постороннего человека, который…
   З и н и д а. Ты что-то хитришь, ты что-то ужасно хитришь. Я тебя еще мало знаю, но, вероятно, ты ужасный негодяй.
   М а н ч и н и (смеется). Оскорбление из прекрасных уст…
   Входит а р т и с т, по складу – борец.
   Б о р е ц. Папа Брике, к тебе какой-то господин с того света.
   А р т и с т к а. Призрак?
   Б о р е ц. Нет, как будто живой. Ты видал, чтобы призраки были пьяны?
   Б р и к е. Если пьян, то откажи ему, Томас. Он именно ко мне или к графу?
   Б о р е ц. К тебе. Может быть, он и не пьян, а просто призрак.
   М а н ч и н и (охорашиваясь). Человек из общества?
   Б о р е ц. Да. Я его позову, папа Брике, и ухожу. До свиданья.
   На арене хлопанье бича, вскрики; звуки танго то затихают совсем, то звучат близко и громко. Здесь молчание.
   Б р и к е (касаясь руки Зиниды). Устала?
   З и н и д а (отводя его руку). Нет.
   П о л и. Сегодня твой рыжий лев неспокоен, Зинида.
   З и н и д а. Ты его напрасно дразнишь.
   П о л и. Я играл ему из «Травиаты». И он очень мне подпевал. А что бы поставить этот номер, папа Брике?
   Т о м а с вводит г о с п о д и н а и показывает пальцем: вон директор. Сам уходит, тяжело переваливаясь. Господин – человек не первой молодости, с безобразным, но живым, смелым и несколько странным лицом; одет в дорогое пальто-сюртук с меховым воротником, шляпу держит в руке, перчатки.
   Г о с п о д и н (кланяясь и улыбаясь). Имею удовольствие видеть господина директора?
   Б р и к е. Да. Садитесь. Дай-ка стул, Тили.
   Г о с п о д и н. О, не беспокойтесь. (Оглядывается.) Это ваши артисты? Очень приятно.
   М а н ч и н и (оправляясь и слегка наклоняя голову). Граф Манчини.
   Г о с п о д и н (удивленно). Граф?
   Б р и к е (неопределенно). Да, граф…. А с кем имею честь?
   Г о с п о д и н. Я еще сам не знаю. Ведь вы все выбираете себе имена, да? Но я еще не выбрал, вы мне потом посоветуете. Кой-что я уже и придумал, но, знаете, все выходит слишком… литературно!
   Б р и к е. Литературно?
   Г о с п о д и н. Да. Пахнет выдумкой.
   На него с удивлением смотрят.
   Мне кажется, что эти два господина – клоуны. Я так рад… Позвольте пожать вашу руку. (Встает и с приятной улыбкой жмет руки клоунам.)
   Те делают идиотское лицо.
   Б р и к е. Но позвольте… чем, однако, могу служить?
   Г о с п о д и н (все с той же приятной и доверчивой улыбкой). Это не вы служить, а я служить! Я хочу у вас служить, папа Брике.
   Б р и к е. Папа Брике? Но вы совсем не похожи…
   Г о с п о д и н (успокаивая). Это пройдет. Я буду похож. Вот эти господа сейчас сделали замечательное лицо… хотите, повторю? Вот. (Делает идиотское лицо, точно подражая клоунам.)
   Б р и к е. Да. (Невольно.) А вы не пьяны, сударь?
   Г о с п о д и н. Нет. Я вообще не пью. А разве я похож на пьяного?
   П о л и . Есть-таки.
   Г о с п о д и н. Нет, я не пью. Это просто особенность… моего таланта!
   Б р и к е. Ты раньше где служил? Жонглер?
   Г о с п о д и н. Нет, но я рад, что ты почувствовал во мне товарища, папа Брике. К сожалению, я не жонглер и… я нигде не служил. Я просто так.
   М а н ч и н и. Но вы имеете вид человека из общества.
   Г о с п о д и н. О, вы мне льстите, граф! Я просто так.
   Б р и к е. Что же ты… вы хотите? Должен сказать, что у меня все занято.
   Г о с п о д и н. Это не важно. Я хочу быть клоуном, если позволите.
   Некоторые улыбаются. Брике начинает сердиться.
   Б р и к е. Что же ты умеешь? Знаешь, это ты многого захотел. Ну, что ты умеешь?
   Г о с п о д и н. Ничего. Разве это не смешно: ничего не уметь?
   Б р и к е. Нет, не смешно. Любой бездельник умеет столько же.
   Г о с п о д и н (беспомощно, но все улыбаясь, оглядывается). Можно что-нибудь придумать…
   Б р и к е (с иронией). Литературное?
   Тихо входит клоун м и с т е р Д ж е к с о н и, незамеченный, останавливается позади господина.
   Г о с п о д и н. Да, можно и литературное. Например, что вы скажете о маленькой, но хорошенькой речи… ну, хотя бы на религиозную тему? Так, маленький диспут между клоунами.
   Б р и к е. Диспут? Провались, милый, здесь не академия.
   Г о с п о д и н (огорченно). А жаль! Что-нибудь такое… легкую шутку о сотворении мира или об его управлении?
   Б р и к е. А комиссар? Не годится.
   Д ж е к с о н (выступая). Об управлении миром? Оно тебе не нравится? Мне тоже… давай руку.
   Б р и к е (знакомя). Наш главный клоун, знаменитый Джексон.
   Г о с п о д и н (в восторге). Боже мой, это вы? Позвольте горячо пожать вашу руку, вы столько наслаждения доставили мне вашим гениальным…
   Д ж е к с о н . Очень рад.
   Б р и к е (пожимая плечами). Вот хочет быть клоуном, посмотри, Джим.
   По знаку Джексона господин поспешно снимает пальто и бросает на стул. Готов к осмотру. Джексон, поворачивая, критически осматривает его.
   Д ж е к с о н . Клоуном, хм! Повернитесь-ка… Хм! Для клоуна… да… улыбнитесь-ка, пошире, пошире! Разве это улыбка! Так. Положим, задатки есть, но для полного развития… (С огорчением.) Ты, пожалуй, и сальто-мортале не умеешь?
   Г о с п о д и н (вздыхая). Нет.
   Д ж е к с о н . А сколько тебе лет?
   Г о с п о д и н. Тридцать девять. Поздно?
   Д ж е к с о н , свистнув, отходит.
   Б р и к е (холодно). Мы не нуждаемся в ваших услугах, сударь.
   Молчание.
   З и н и д а (тихо). Возьми его.
   Б р и к е (гневно). Но, черт побери, что же я буду делать с ним, если он ничего не умеет. Он просто пьян!
   Г о с п о д и н. Честное слово, я не пьян. Благодарю вас за поддержку, сударыня. Вы не знаменитая ли г-жа Зинида, укротительница львов, царственная красота и смелость которой?..
   3 и н и д а. Да. Но я не люблю, когда мне льстят.
   Г о с п о д и н. Это не лесть!
   М а н ч и н и. Ты просто не привыкла к людям из общества, душа моя! Лесть! Господин искренно и в прекрасных словах выражает свой восторг, а ты… это невоспитанность, Зинида. Что касается меня…
   Входят К о н с у э л л а и Б е з а н о в костюмах.
   К о н с у э л л а . Ты здесь, папа?
   М а н ч и н и. Да, дитя мое, ты не устала? (Целует ее в лоб.) Моя дочь, сударь, графиня Вероника, по сцене знаменитейшая Консуэлла, царица танго на конях… изволили видеть?
   Г о с п о д и н (кланяясь). Я был восхищен… Изумительно.
   М а н ч и н и. Да, это признано всеми. А как вам нравится имя? Consuelo! Я взял его из романа госпожи Жорж Занд, оно значит – «утешение».
   Г о с п о д и н. Какая блестящая начитанность!
   М а н ч и н и. О, пустяки. Несмотря на ваше эксцентричное желание, я вижу, сударь, что вы человек моего круга; и должен вам сказать, что только роковые несчастья древнего рода… Sic transit gloria mundi1, сударь!
   К о н с у э л л а . Надоел, папа. А где же мой платок, Альфред?
   Б е з а н о. Вот, возьми.
   К о н с у э л л а (господину). Это настоящий венецианский – вам нравится?
   Г о с п о д и н (вторично кланяясь Консуэлле). Мои глаза ослеплены. Такая красота! Нет, папа Брике, чем больше я смотрю, тем больше хочу остаться с вами. (Делает тупое лицо простака.) С одной стороны – граф, с другой…
   Д ж е к с о н (одобряя). Это недурно. Послушай, раскинь же мозгами, придумай, кем ты можешь быть. Здесь каждый думает за себя.
   Молчание. Господин думает, приложив палец ко лбу.
   Г о с п о д и н. Придумать, придумать… Эврика!
   П о л и. Это значит: нашел. Ну?
   Г о с п о д и н. Эврика! Я буду у вас тем, который получает пощечины.
   Общий смех, даже Брике улыбнулся.
   (Глядя на всех и улыбаясь.) Видите: вот вы и рассмеялись. А разве это легко?
   Все становятся серьезны. Клоун Тили вздыхает.
   Т и л и. Да, это нелегко. Ты засмеялся, Поли?
   II о л и. Я очень засмеялся. А ты?
   Тили. Я тоже. (Наигрывает на губах, подражая инструментам, весело-печальный мотивчик.)
   Д ж е к с о н . Тот, который получает пощечины? Это недурно.
   Г о с п о д и н. Не правда ли? Мне самому очень нравится, это вполне соответствует свойствам моего таланта. Знаете, товарищи: я и имя для себя придумал… я буду называться Тот. Хорошо?
   Д ж е к с о н (обдумывая). Тот? Недурно.
   К о н с у э л л а (певуче). Какой он смешной! Тот – как собака. Папа, есть такие собаки?
   Внезапно Джексон наносит пощечину, искусственную, господину. Тот отшатывается и бледнеет.
   Г о с п о д и н. Что?!
   Общий хохот покрывает его слова.
   Д ж е к с о н . Тот, кто получает все пощечины! Или ты не получил?
   П о л и (коверкая язык). Он говорит: ему мало.
   Г о с п о д и н улыбается, потирая щеку.
   Г о с п о д и н. Такая внезапность и быстрый переход к делу… Но странно: ты меня не ударил, а щека горит?
   Снова смех. Клоуны кричат утками, петухами, лают и скулят. Зинида, что-то сказав Брике и бросив взгляд на Безано, выходит. Манчини принимает вид скучающего человека и смотрит на часы. Выходят обе артистки.
   Д ж е к с о н . Возьми его, папа Брике, он будет нас шевелить.
   М а н ч и н и (смотря на часы). Но имейте в виду, что папа Брике скуп, как Гарпагон. И если вы думаете поправить ваши дела, то вы горько ошибаетесь… (Смеется.) Пощечина, что такое пощечина? Здесь это разменная монета, полтора франка дюжина. Вернитесь в общество, там вы заработаете больше. Мой друг маркиз Джусти за одну пощечину – вы представьте! – за одну маленькую оплеуху получил пятьдесят тысяч лир!
   Б р и к е. Не мешай, Манчини. А ты займешься им, Джексон?
   Д ж е к с о н . Могу.
   П о л и. А музику ти любишь? Например, сонату Бетховена на метле или Моцарта на бутилках?
   Т о т . Увы – нет! Но я буду бесконечно благодарен, если вы научите меня. Клоун! Это было моей мечтой с детства. Когда мои школьные товарищи увлекались: одни – героями Плутарха, другие – светом науки, я мечтал о клоуне. Бетховен на метле! Моцарт на бутылках! Это как раз то, чего я всю жизнь искал. А костюм? О друзья мои, мне надо поскорее костюм.
   Д ж е к с о н . Видно, что ты ничего не понимаешь. Костюм – это надо, понимаешь (прикладывает палец ко лбу), очень долго думать. Ты видал солнце у меня на этом месте? (Хлопает себя сзади.) Я его искал два года!
   Т о т (восторженно). Я буду искать!
   М а н ч и н и. Ну, а нам пора. Консуэлла, дитя мое, тебе надо одеваться. (К Тоту.) Мы завтракаем у барона Реньяра – мой друг, банкир.
   К о н с у э л л а . Я не поеду, папа. Альфред сказал, что мне надо сегодня еще поработать.
   М а н ч и н и (в ужасе поднимая руки). Но, дитя мое! – в какое положение ты меня ставишь? Я обещал барону, барон будет нас ждать… нет, это невозможно! Я даже вспотел.
   К о н с у э л л а . Альфред говорит…
   Б е з а н о (сухо). Ей надо поработать. Ты отдохнула? Идем.
   М а н ч и н и. Но это – черт знает что! Послушай, ты, Безано, жокей, ты с ума сошел? Я тебе позволил для интересов искусства несколько позаняться моей дочерью, но…
   К о н с у э л л а . Оставь, папа, какой ты глупый. Нам надо же работать. Завтракай один с твоим бароном. Ах, папа, ты опять не взял чистого платка? Я же вчера выстирала тебе два чистых, куда ты их девал?
   М а н ч и н и (краснея от стыда). Мне мое белье стирает прачка, а ты еще играешь в куклы, Консуэлла. Это глупо! Ты болтаешь, не думая, а эти… господа могут представить Бог знает что. Глупо! Я ухожу.
   К о н с у э л л а . Хочешь, я напишу ему записочку?
   М а н ч и н и (злобно). Записочку! Над твоими записочками лошадь засмеется! До свиданья! (Уходит, сердито играя палкой.)
   За ним почтительно следуют музыкальные клоуны, наигрывая похоронный марш. Т о т и Джексон смеются. Артисты постепенно расходятся.
   К о н с у э л л а (смеясь). Разве я так плохо пишу? А мне это так приятно: писать записочки. Тебе понравилось мое письмецо, Альфред, или ты тоже смеялся?
   Б е з а н о (краснея). Нет, я не смеялся. Идем, Консуэлла.
   Выходят оба, в дверях встречаются с Зинидой.
   З и н и д а. Ты еще хочешь работать, Безано?
   Б е з а н о (вежливо). Да, сегодня что-то плохой день. А как твои львы, Зинида? Мне кажется, на них действует погода.
   Голос Консуэллы: «Альфред!»
   3 и н и д а. Да. Тебя зовут, иди.
   Альфред уходит.
   Ну, что же, кончили?
   Б р и к е. Кончаем.
   Д ж е к с о н (прощаясь). До вечера. Думай же о костюме, Тот, я тоже подумаю. И завтра приходи сюда к десяти, не опаздывай, а то получишь лишнюю пощечину. Я тобой займусь.
   Т о т . Я не опоздаю. (Смотрит ему вслед.) Вероятно, очень добрый человек? Какие вокруг вас хорошие люди, папа Брике. А этот красивый жокей, вероятно, влюблен в Консуэллу, не правда ли? (Смеется.)
   3 и н и д а. А тебе какое дело? Для начала ты слишком суешь нос. Сколько он хочет, папа?
   Б р и к е. Погоди. Послушай, Тот, контракта с тобой я заключать не буду.
   Т о т . О, конечно, пожалуйста, как хотите. И знаете что? Мы сейчас и о деньгах говорить не будем! Ты малый честный, Брике, ты сам увидишь мою работу и тогда…
   Б р и к е (с удовольствием). Это вполне порядочно с твоей стороны. Ведь на самом деле он ничего не умеет, Зинида?
   З и н и д а. Если он так хочет. Надо записать. Дай книгу.
   Б р и к е. Вот. (Тоту.) Я, не люблю писать. Мы здесь записываем артистов, знаешь, для полиции. Кто-нибудь может убиться, или…
   С арены снова доносятся звуки танго и вскрики.
   3 и н и д а. Как твое имя?
   Т о т (улыбаясь). Тот. Я уже выбрал. Или вам не нравится?
   Б р и к е. Нравится, но нам нужно твоё настоящее имя. Паспорт у тебя есть?
   Т о т (смущаясь). Паспорт? Но паспорта у меня нет. Вернее, у меня есть нечто в этом роде, но я не думал, что у вас так строго. Зачем это?
   3инида и Брике переглядываются молча. Зинида отодвигает книгу.
   3 и н и д а. Тогда мы не можем тебя взять. Нельзя же из-за тебя ссориться с полицией.
   Б р и к е. Это моя жена, ты еще не знаешь. Она права. Тебя может ударить лошадь, или ты сам что-нибудь вздумаешь такое, кто тебя знает… Мне все равно, но там, понимаешь, относятся иначе. Для меня труп есть просто труп, я его ни о чем не расспрашиваю и предоставляю это Богу или черту, а они очень любопытны. Так, вероятно, нужно для порядка, я не знаю. Карточка у тебя есть?
   Т о т в раздумья потирает лоб.
   Т о т . Как же быть? Карточка у меня есть, но… (Улыбается.) Понимаете: мне ужасно не хочется, чтобы мое имя было известно.
   Б р и к е. Какая-нибудь история?
   Т о т . Да, в этом роде… И отчего не вообразить, что у меня просто нет никакого имени? Разве я не мог потерять имя, как теряют шляпу? Или его у меня обменяли? Когда к вам приходит заблудившаяся собака, вы не спрашиваете ее об имени, а даете новое, – пусть и я буду такая собака. (Смеется.) Собака Тот!