Андреев Юрий. Мужчина и женщина

   Это было не похоже ни на что, это было упоительно, хотя, конечно, были и помехи, скажем, технического характера. Так, например, мы расшатали и развалили поочередно обе деревянные кровати, и за это пришлось платить втайне от администрации - ухмыляющемуся столяру. Так, например, случалось слышать раздраженный стук в стенку - в самый разгар восхитительной встречи, когда я кричала в страсти, не помня, где я, не зная, кто я, а кровать сочувственно и согласно визжала и трещала. Именно с той поры у нас появилась присказка, которая знаменовала крайнюю степень любовного азарта: "А Дудашкин (это была фамилия нервного соседа) пускай завидует!". Но, разумеется, на людях мы такую формулу никогда не произносили, а памятную доску, которую увезли из отеля с собой, никому и никогда не показывали, только вырезали на ней тем же ножом дату памятного месяца и спрятали в большое отделение платяного шкафа - поглубже, чтобы дети до нее не добрались...
   Почему случился такой переворот, такая коренная метаморфоза в моей жизни? Я считаю, по двум причинам. Во-первых, Егор поразил меня прежде всего как мужчина. Не как человек мужского рода, передвигающийся в брюках (брюки мы у них тоже наряду со многим другим отвоевали), но именно как знающий, чего он хочет по самой своей мужской природе, самостоятельный лидер. Впрочем, об этом я скажу потом, особо. Во-вторых же, он овладел такой неведомой мне раньше техникой ласки и практикой длительной эрекции, что это в корне изменило все мои знания и представления об интимных сношениях мужчины и женщины. Мои прежние мужья и мои случайные любовники все были моложе него - чуть ли не на два десятка лет. Встречались среди них и мощные, как бы это сказать, бугаи с неукротимой энергией и немалой величины половыми членами. Каждый из этих деятелей, отодрав, грубо говоря, меня и удовлетворив себя, отваливался набок, полагая, что и я, стало быть, довольна. Какое же это было "удовольствие" - нечто вроде сухой палки, трение которой с большим или меньшим механическим ощущением воспринимала я у себя внутри. И только начинало подчас что-то чуть-чуть разогреваться у меня в недрах, как эта сухая палка превращалась в ускользающую наружу мягкую макаронину. Вот и все радости!
   И оказалось, что прежние мои самцы-молодцы - просто ничтожество рядом с Егором, рядом с его сексуальным умением и талантом, который он развил до восхитительного мастерства: на радость себе и мне. Все это была подлинная многоуровневая наука, о которой никто из прежде знакомых мне мужчин даже не догадывался. Кое-кто из них считался "тузом", если умел применять десяток-другой различных поз: какая убогость, какая доисторическая темнота по сравнению с тем, что было доступно Егору! Господи, какое мое личное счастье, что мы встретились с ним, и какое общее несчастье, что подобное умение - редкость. Надеюсь - пока редкость.
   Однако, прежде всего он поразил меня своей личностью - по контрасту с тем жалким, нуждающимся в постоянной опеке и заботе, беспомощным стадом, которое зовется мужчинами. По опыту работы - я несколько летних сезонов проработала для интереса внештатным экскурсоводом-организатором - каких только видов и родов растерянности со стороны мужского пола за эти годы я не насмотрелась! И все это иждивенчество удивительно у них сочетается с наглостью, самоуверенностью, с притязаниями ко мне как к самке, которая должна быть на седьмом небе от восторга, что ее соизволил восхотеть тот или иной козел, воняющий потом, табаком и портвейном. Им даже не понять, как все это потешно выглядело со стороны: какой-нибудь "метр-ноль пять со шляпой", как говорится, клеится ко мне, которую при росте сто семьдесят уже не раз приглашали на амплуа славянской фотомодели, невзирая на, скажем, не совсем уже девичий мой возраст (впрочем, возможно, и рекламные дельцы тоже своими способами подбивали клинья). Природа наградила меня и статью и фигурой: в общем, "все при себе" - и все отличных параметров. И лицо тоже, говорят, очень даже выразительное, хотя курносое, и сероголубые глаза, как прожектора (особенно, если незаметно поработать с веками тушью и кисточкой), и золотистые волосы, густые, долгие, предмет немалых хлопот, но и гордости. Да и под пышными волосами прячется не такое уж совсем серое вещество - оно позволило мне без особых перенапряжений стать кандидатом не каких-нибудь, а технических наук.
   Я создана Творцом, чтобы быть замужем, как за каменной стеной, принимать опеку и восхищение своего единственного мужчины и платить ему любовью, преданностью, самозабвенной заботой. Так нет же! Всегда и всюду я, женщина, должна была этот "сильный пол" вести за ручку, наставлять, обеспечивать и взамен испытывать лишь притязания на свой передок. Да посмотрите объявления хоть в газете "Шанс", хоть в другой. Все мужчины ищут для встреч женщину с квартирой. То есть ты, женщина, обеспечь ему удобное место, стол с водочкой накрой, а на сладкое себя предложи! Да не забудь еще перед тем свое фото прислать: он желает порыться-покапаться, повыбирать, которая ему поугодней, а, точнее говоря, поудобней... Тьфу, прямой паразитизм, другого слова не нейду! Насколько женские объявления все-таки духовнее: ищу спутника, подходящего по знаку Зодиака, по интересам, по любви к детям. А эти!..
   Повествование "о семейной жизни", к сожалению, в эту "экскурсионную" ситуацию ничего принципиально нового не вносит: мои мужья были самовлюбленными эгоистами, чья жалкая сущность была упрятана в эстетически привлекательную, вполне мужественную оболочку. Но и тот, и другой с какой-то лихорадочной поспешностью отдали мне вожжи от семейного экипажа и сразу же, вместе с сердцем отдали и кошелек: владей домом, финансами и хозяйством, а мы уж как-нибудь перебьемся на своих подленьких заначках. Так тянулись годы, а дальше и второе десятилетие семейной жизни потекло, как вдруг на новогодней вечеринке я оказалась рядом за одним столом с человеком, что говорится, не нашего круга и не нашего возраста. Знаю теперь, что это со всех точек зрения случайно не было. Конечно же, постаралась "подруга", которой нужно было на этот вечер (и на многие другие тоже) отвлечь мое внимание от ее отношений с моим супругом. Она добилась своего: низкий поклон ей и благодарность на всю оставшуюся жизнь!
   Я обратила внимание на спокойного, неразговорчивого соседа не только потому, что спортивная фигура его заметно контрастировала с брюшком молодых мужчин, а представительная сила плеч и рук всегда импонировала мне в субъектах противоположного пола. Но главное, за что зацепился мой мимолетный взгляд, были резкие морщины у губ на его лице - следы не столько прожитых лет, сколько пережитых бед. Именно они заставили меня попристальнее взглянуть на него, ибо на лицах своих сверстников никаких следов страданий я никогда не наблюдала: не считать же за переживания пьяные слезы, которые у этих всегда лежат недалеко. Он в это время вежливо говорил с кем-то через заставленный едой стол, в профиль ко мне.
   Нас представили, он улыбнулся мне и крепко, но не больно пожал мою руку. О, боже! Его глаза! По-рысьи ясные, их взгляд источал такую спокойную силу и внутреннее самообладание, что все мое существо сверху донизу пробил заряд в миллион вольт: "Он пришел! Это мой господин!" До этой секунды я и слова такого применительно к себе представить не могла, но, видимо, все, что накопилось за эти годы, разом взорвалось - из-за потока его спокойной силы, уверенности, мужского лидерства, исходящие от него. Я въяве увидала Мужа, это было главным, а все остальное было ничтожным и частностями! Внутренние центры моего тела и моей головы наполнились мощным и ровным теплом, я ощутила их расширяющуюся жаркую пульсацию. Да, сверху донизу проскочил разряд и все, что можно, возгорелось.
   Началось застолье. Он принялся загружать снедью мою тарелку. Я светскивежливо, внешне безучастно, спросила его, чем он занят. Он улыбнулся и с неведомой в моем кругу открытостью сообщил сразу главное, что вот после неожиданной демобилизации оказался выброшенным на берег, как рыба после отлива, но околевать не думает, а, напротив, хочет создать не много не мало типографический концерн, который на лучшем в мире оборудовании будет печатать географические карты всех масштабов и назначений, в том числе и специализированные путеводители, и многое другое. Я высказала мнение, что все это, наверное, организовать будет очень трудно.
   Он улыбнулся, взял со стола салфетку и нарисовал на ней "ромашку": кружок с лепестками, то есть важными составными делами, каждое из которых требует своего особого решения, а все вместе способны образовать чудесный цветок - красивое и очень перспективное дело! Я сидела молча, приспустив веки, впитывая в себя эту уверенную, веселую, непоколебимую увлеченность человека, который все потерял, и наслаждалась своим ощущением, как потоком кислорода после асфиксии. Рядом с ним я почувствовала себя Женщиной: он воплощал собой ту идею лидерства, душевной силы, о которой я, как теперь ясно поняла, тосковала всю жизнь!
   По-видимому, он ощутил что-то необычное в моем внезапном молчании, внимательно взглянул на меня и вдруг спросил:
   - А вы не хотели бы помогать мне в этом деле? - Очень даже хотела бы! ответила я раньше, чем успела что-нибудь подумать. Так моя судьба была решена навек. Он на мгновение положил свою руку поверх моей и сказал: Договорились!
   Я только кивнула головой. Говорить я не могла, потому что в душе моей случился обвал. Я оглохла. Тут очень кстати принесли смену еды, все начали ее друг другу на тарелки накладывать, наливать рюмки, поднялся гомон, стали пить в честь сорокалетия того приятеля мужа, у которого и собрался этот новогодний сабантуй. Олег, мой муж, тоже что-то произносил, чокался через стол, затем подошел ко мне, по-хозяйски положил на плечо руку, что-то покровительственно вещал. А я заметила какой-то безразличный, мимолетный взгляд Егора, брошенный на нависающее чрево моего благоверного, и вдруг увидела Олега его глазами: еще молодого, но уже заплывшего жирком, скрывающего за своим громким смехом и активной суетней внутреннюю неуверенность. И как в озарении в мгновение ока у меня связалось воедино сто незаметных штрихов, и я поняла достоверно, что врал он мне недавно насчет своей служебной поездки: никуда он не ездил, а жил эти дни у Дианы, с которой вроде бы невзначай оказался сейчас рядом б застолье, но меня это понимание совершенно не задело, хотя перед тем я удивилась ее блеснувшему, какому-то победоносному взгляду, брошенному из-под век на меня. И в душе моей сам собой родился большой-большой вопрос: а зачем мне, собственно говоря, Олег?.. Так разом была определена и его судьба, хотя, конечно, к подобному решению я шла исподволь все последние годы. Просто мне не с кем было его сравнивать: собственно говоря, особых различий между ним и мужьями моих подруг я просто не наблюдала (в том числе и в постели).
   Могу понять раздражение тех читательниц моей исповеди, которые бедуют вообще без мужа, без семьи: с жиру взбесилась! Взял ее с ребенком хороший человек, в общем, малопьющий, на добром счету в своей фирме, без пяти минут доктор наук, родился у них еще один ребенок, так какого же рожна ей нужно?! И я согласна с теми, у кого никого нет или кто мается с горьким пьяницей: и верно, жила я, как у Бога за пазухой! Да вот вопрос: жила ли? И еще один: за пазухой ли?..
   Знать, такая уж дурная уродилась я мамы с папой или уж так воспитали правоверно, что я истово во все верила, чему меня учили и что в школе слышала. А назидали нам высокие истины про назначение человека, про гордость женскую, про семью идеальную. Родители были у меня люди кристальные: всю жизнь вкалывали, работали по-честному там, куда Родина пошлет, трудами своими праведными палат каменных не нажили, но считали себя людьми счастливыми и гордыми потому, что на производстве коллектив и начальство их ценили, грамоты вручали и даже в дома отдыха посылали бесплатно. (Правда, вспоминаю я, что эти путевки льготные выдавали им в межсезонье.)
   И в школе тоже верила всему хорошему, прямая, честная была, пионерская и комсомольская активистка. Веселиться любила, как все девчонки, но фирменное шмутье и другие брошки-сережки презирала, училась от души, добросовестно. Отличницей была, с золотой медалью школу кончила. Но что характерно, в классе меня зубрилкой и синим чулком не считали и не сторонились, потому что я всегда открыто за справедливость выступала. Был даже такой случай: нашей классной руководительнице заслуженное звание присвоили, а я как раз в этот день всех до одного десятиклассников подбила, чтобы никто из-за парт не вставал, когда она войдет в класс. Почему? Да потому что вчера она двоих наших ни за что, по самодурству, из буфета выставила, да еще с оскорблениями и позором. И вот приходит наша "Швабра" в свой же воспитательный класс, вся взволнованная в день награждения, а класс-то ее родимый сидит на местах и молчит, как в рот воды все набрали. Она сначала стала кричать, мы молчим, она принялась воздух хлебать, замахала руками и вылетела вон вся в пятнах... Директор потом приходил, разбирался, чуть я из школы не загремела как зачинщица, да явился мой папаня, железно подтвердил у них на педсовете мою большевистскую правоту, пообещал довести до общественности, чтобы сняли звание заслуженной как не заслуженное учительницей-грубиянкой, хотя согласился, что и мы в классе своеволие допустили. В общем, дело замяли, чтобы меня, Анастасию, гордость школы, единственного претендента на медаль в районе, не вынудить перейти в другую школу накануне выпуска.
   К чему это я? Какое отношение давнишний скандал имеет отношение к моим семейным делам и к личной жизни? А такое, что я истово, без сомнения верила как в непреложный канон в тезис о святом равенстве мужчины и женщины. Заметьте: не в равноправие, а в равенство, то есть подобие. Наверное, на всю жизнь запомню я заголовок в праздничной газете, выпущенной к 8 Марта: "В Советском Союзе исчезла разница между мужчиной и женщиной". Сама видела! Так же, как своими ушами слышала в межконтинентальной телепередаче гордое заявление одной нашей профсоюзной, кажется, дамы: "У нас секса нет!" И вот теперь я скажу самое смешное: очень долго я считала примерно так же, как они!
   Конечно, я школьный курс анатомии знала и сдала на отлично этот предмет, но "мужской" вопрос меня, практически, не волновал. Мальчиков в школе у меня, почитай, и не было, потому что мне были смешны их обезьяньи претензии на взрослость и я не уважала их лени и стремления проехаться "на шару", хотя бы и за мой счет. Списывать на контрольных им давала, не скрывая насмешки. Вуз выбрала - с благословения отца - самый почтенный и перспективный в плане многообразного приложения и развития моих будущих сил - точной механики и оптики. На курсе у нас и особенно в группе преобладали молодые люди, и я сразу стала объектом усиленного ухаживания. Девицей я была, как говорится, очень даже "ничего себе": стройная, сильная, веселая, и было у меня румяное лицо, что в глазах представителей сильного пола свидетельствовало (и справедливо) о моем физическом добром здравии. Теперь я мужскую психологию хорошо понимаю и могу задним числом верно ответить, почему за мной началась буквально массовая охота со стороны студентовстаршекурсников и даже аспирантов. Дело в том, что и они, и мои сверстникимальчишки, однокурсники, для повседневного, так сказать, пользования, сходились с девами легкого поведения, давалками, прямо скажем. На их вечеринках табачный дым стоял столбом, звучали, стукаясь, граненые стаканы, и раздавался мат в перемешку с визгливым женским смехом. Но для длительного пользования, для семьи и продолжения рода эти многоподатливые девы, в общем, им никак не годились. Им нужна была строгая, недоступная для других носительница семейной чести с безупречным здоровьем. Вот я и говорю, что вокруг меня завертелись вихри ухаживаний, интриг, поклонений, соперничества, и вскоре одно за другим пошли предложения руки и сердца! Тут бы и застучать сильнее моему собственному сердечку, тут бы и затуманиться головке, ан нет разве для этого я шла в такой престижный, такой трудный вуз? Чувство долга у меня было очень развито: я знала достаточно точно, сколько финансов тратило на мое обучение государство ежегодно, и совесть не позволяла мне платить черной неблагодарностью за это благодеяние. Тем более, что для полноты рациональной загрузки мозгов и пополнения семейного бюджета я поступила на курсы экскурсоводов и немалую часть времени отдавала этому делу. Отчество мое Артемьевна довольно быстро и естественно переделали в прозвище Артемида, так и закрепился в институтском сознании мой образ - прекрасной и недоступной богини охоты и спорта Афины-Артемиды.
   Да, провожали меня, да, тыкались мне в щеку и горячими, и слюнявыми губами, да, и пытались обнять или притиснуть в углу, но сил, слава Богу, у меня всегда доставало за себя постоять, а внутренний сон (или оцепенение?) всего женского естества позволял быстро и равнодушно, без каких-либо соблазнительных ощущений забывать и матримониальные предложения создать крепкую образцовую семью.
   А время, однако, ускорило свой ход и перешло с шага на бег трусцой, а затем на бег быстрый и даже с ускорениями. И бедная мама, уже не раз вздыхая, домогалась от меня поведать ей всю правду о моем избраннике, которого я, дескать, от них с отцом охраняю: "Так не надо таиться, доченька, дело твое житейское, молодое, а нам с отцом пора уже готовиться и внучат баловать". Я отшучивалась, что еще "тот принц не родился, который меня, спящую царевну, разбудит, а сама тем временем естественным образом дозревала до осознания неизбежности своего замужества. Уже практически все мои однокурсницы повыскакивали замуж, на их свадьбах я нагулялась да и на свадьбах иных из своих бывших одноклассниц тоже - пошла такая полоса в моей жизни, и ревнивое чувство: а я-то их чем хуже? - уже коварно нет-нет да и посасывало мое непреклонное сердечко.
   Так вот я и напрягалась инстинктивно в ожидании того принца, которому отдам свой поцелуй; не кривя своей непорочной совестью. А когда чего-либо ждешь, то оно и сбывается. Или тебе кажется, что оно сбывается. Принц явился!
   Во время весенних каникул уже на пятом курсе нам домой привез письмо и небольшую посылочку сын боевого однополчанина моего отца, ныне замминистра в средмаше. О, Боже, что это было за явление - воистину, принц из волшебной сказки! Высокий - на полголовы выше меня, а я-то совсем не маленькая, элегантный, одетый фирменно, но со вкусом и тактом, едва заметно благоухающий какими-то импортными духами - тонкими и терпкими, с пристальным взглядом умных и многознающих глаз, вежливый и дерзкий одновременно - таким был Ипполит, студент-выпускник МИМО, института международных отношений самого элитарного из всех "позвоночных" вузов, куда принимают по звонку сверху. Это много позже я поняла, что ему перед распределением и направлением в какое-либо диппосольство нужна была заполненная графа "женат", да не просто абы как, а занятая самой проверенной-перепроверенной женой лучших безупречных коммунистических кровей, от самых достойных и уважаемых строителей и защитников социалистического отечества. В этом геральдическом смысле ничего не могло быть достойнее моих родителей: исконных рабочих, выдвиженцев в героические годы, кавалеров многих ратных и трудовых наград. Нет у меня сомнений, что моя простоватая матушка и его благородная маман уже давно провели тайные свадебные переговоры между собой на тему: "У вас товар, у нас купец" - каждая со своей кочки глядя, и пришли к общему взаимовыгодному итогу, и отца будущего жениха в сговор вовлекли, потому что для этого номенклатурного генерала каждый член семьи должен быть тройным рентгеном просвечен. Одним словом, по анкетным данным я подошла, фото мое, как я поняла, предварительно было одобрено, и вот будущий дипломат явился якобы случайно, чтобы осуществить крайне важную политическую акцию. Да, в отличие от меня он был подготовлен к ней и вооружен, что называется, с ног до головы. Они не учли только (а, может быть, для них это было удачей), что потенциальных жених мой при встрече оказался пробит стрелой Амура насквозь и, как бы это сказать, потек и начал уже не играть замышленную продуманную роль, а всерьез воспламенился изнутри неожиданно для своей термостойкой наружной закалки. И эту его искренность и подлинное чувство я не могла не учуять, а если бы ее не было, то и ему дан был бы от ворот поворот. Как благовоспитанная хозяйка я водила гостя день за днем по нашему прекрасному зимнему городу и было все, как в стихах: "мороз и солнце, день чудесный..." Я с удовольствием открывала ему все, чему научилась на экскурсионных курсах, и более благодарного и восхищенного слушателя признаюсь, за всю мою предыдущую и последующую жизнь не встречала. Конечно, его шарм и лоск, вся его выучка остались при нем, но, прямо скажем, он с каждым днем балдел от меня все больше, его любовное безумие зашло так далеко, что из-за спектакля "История лошади" в БДТ, который мы могли посетить с ним только уже два дня спустя после окончания каникул, он остался и не вернулся домой в срок! Для его ведомства человек с таким поведением мог рассматриваться как невозвращенец! Были звонки его матери, грозный приказ его сиятельного отца, мои просьбы, но Ипполит был непреклонен... Могла ли я не оценить подобной страсти? Смешной вопрос! И уж во время этих прогулок я и нацеловалась (хотя особой радости от болезненного прижимания зубов к губам не испытывала, но думала, что так надо), и наобнималась вволю (а он был теннисистом, и руки у него были, как стальные подборщики).
   Родители мои тактично не замечали ни моих поздних возвращений, ни распухших губ, и в последний день своего прибывания он по всей форме обратился к ним с просьбой "о руке их дочери. Правда, меня чуть-чуть кольнуло тогда, что передо мною-то он этот вопрос формально перед тем не поставил. "Люблю! Поражен тобою навеки!" - это, конечно, хорошо, но все же надо было бы моим согласием заручиться. Ну, да простила, видела, что он не в себе. Однако голова моя тогда кружилась, все мои моральные комплексы были удовлетворены, а заодно и честолюбие: вот ведь, так долго - до двадцати трех лет - ждала и дождалась своего суженого, за первого встречного-поперечного не выскочила, а вот какого умного, красивого, сильного мужчину залучила на всю оставшуюся жизнь. Что скажете, подружки-торопыжки? Опять Настька золотую медаль получила!
   Что было дальше? В апреле мы всем семейством съездили к ним в Москву, представлялись родителям. До того были его бесконечные звонки, письма, из которых можно было бы создать романтический письмовник, телеграммы, подарки и т.д. Короче, я стала официальной невестой. Отцу и матери его я очень даже приглянулась, их сиятельство папаша аж крякнули при встрече на перроне и сообщили, что теперь-то он Ипполита уразумел полностью да эх, скостить бы ему самому годков двадцать пять-тридцать, так он бы...
   - Молчи старый хрыч! - толкнула его в бок жена и очень милостиво меня поцеловала. Вот это был запах, вот это было облако ароматов, в которое я погрузилась!..
   Отвезли нас к себе в огромном "ЗиЛе", вышколенный шофер открыл передо мной дверцу. Мы жили в огромной "сталинской" квартире в высотном доме на площади Восстания. Ипполит млел, изнывал и не находил себе места от желания, несколько раз пытался пробраться ко мне ночью, но дело это было со всех точек зрения нереальное. Зато в коридоре он обнимал меня очень жарко и прижимался к моей юбке своими брюками с очень даже твердым предметом внутри них.
   За торжественным обедом высокие договаривающиеся стороны в виде родителей (мой простоватый батя как-то окаменел в этом хрустально-ковровом раю среди полированной мебели, он даже не сразу разговорился) пришли к общему мнению, что регистрацию брака надо провести до распределения в вузах молодых, чтобы дипломы были с общей фамилией и жена получила бы право прописаться с законным супругом, в Москве, разумеется. Я незаметно огляделась: проживать в таком-то дворце? Ну, да где наша не пропадала!.. Свадьбы следует сыграть две - сначала после регистрации в Москве, потом для ленинградских друзей, родственников и знакомых. Накладно, конечно, да ведь на веки вечные соединяем наши молодые росточки, чтобы они дали новые побеги...
   Что сказать? Свадьба в Москве была грандиозной, собрался весь сиятельный и влиятельный мир и, кажется, он одобрил выбор Ипполита, хотя дамы явно почувствовали во мне птицу иных жизненных привычек, чем у них. В Ленинграде свадьбу играли проще, посердечней, повеселее, и "Горько!" кричали громче и хором считали, сколько секунд молодой муж зажимал своим жадным ртом губы юной жены.
   И тут-то я выдам нечто парадоксальное: хотя свадьба в Питере была две недели спустя после свадьбы московской, я встретила ее фактической девушкой, с нетронутой девственной плевой, оставаясь целкой неломаной, как в быту принято определять это состояние. Да как же так это случилось? А так, что когда мы под бодрые крики гостей отправились в свою комнату, к услужливо распахнутой постели и Ипполит жадно принялся меня раздевать, я останавливала его руки и стала говорить: "Постой! Постой!".
   - Чего постой? Давай быстрее, я уже не могу ждать больше!
   Я не умела внятно ответить "чего постой", но чувствовала, что со мной ему нужно было бы поступать иначе, надо было сказать сначала что-то нежное, бережное, надо было показать свою любовь ко мне на деле, понять мой страх перед неизвестностью, перед болью. Недаром же в некоторых мусульманских странах молодым предписано всю первую ночь только разговаривать. А он хотел меня сразу повалить, стащить с меня трусики, изнасиловать, проще говоря. Дипломат!..