После всех положенных проверок на лояльность Скорик принялся служить новым хозяевам. Столь же усердно, как до этого вкалывал на руднике, а потому недолго засиделся в рядовых надзирателях. И ненависть колонистов к нему росла с каждой новой должностью…
– Слушай меня! – начал Бакай. Голос его, и без того хриплый, за последнее время заметно подсел, что вроде как подтверждало разговоры о пьянстве. – К нам прилетают большие люди с Земли. Очень большие. Но не с инспекцией. Они хотят развлечься – посмотреть на мясо, которое само себя режет и поджаривает. Мясо – это вы.
Наступила такая тишина, что слышалось далёкое гудение регенераторов воздуха. Колонисты стояли как пришибленные. Шатун был тёртым калачом, но такого даже представить не мог. Доходили до него, правда, местные легенды, только он не верил. Он вообще мало чему верил.
– Про гладиаторов слышали? – продолжал Бакай. – Вот и побываете в их шкуре. Почему вы, а не другие? Да очень просто. Мы изучили личные дела – и отобрали тех, которые точно гостям скучать не дадут. Воевать будете на равнине к западу от купола. Она большая – есть где развернуться. Кто выживет – тому повезло. Кого прикончат – спишем. Сколько ни навалите трупов, отмашка на них уже получена, никто не докопается.
Он взялся за козырек фуражки и надвинул её ещё глубже, хотя казалось, что глубже уже некуда.
– Мог бы выгнать вас в одних скафандрах. Но маленький человечек против другого такого же – не то зрелище. Поэтому драться будете в ходунах. Кому-то достанутся тяжёлые, кому-то – полегче. Оружие получите – весь набор, что есть у охраны, плюс резаки для вскрытия пород. Только не вздумайте повернуть его куда не надо. Система контроля отследит каждый чих. Наказание за любой проступок – болевой удар, за повторный – смерть.
Система контроля вызывала у колонистов страх и омерзение. Подключали к ней просто: из штуки, похожей на короткоствольный пистолет, загоняли под лопатку крошечную капсулу – генератор импульсов. Если одна из понатыканных всюду камер наблюдения замечала, что «клиент» злостно нарушает порядок, капсула приводила его в чувство болезненным разрядом. Могла и убить, если такую установку получал командный пункт системы. Он был смонтирован в одном из отсеков аппаратного корпуса.
– И ещё, – помолчав, добавил Бакай. – Вы, я знаю, народ безбашенный, будете лезть на рожон, даже если есть один шанс из ста. Так вот, хрен вам, а не шанс. На случай, если система контроля даст сбой, вводится ещё один уровень защиты. Перед тем как получите оружие, сознание каждого перепишут в копию – дубль. Псевдобелковый суррогат. Точь-в-точь как человек, только живёт всего ничего – через трое суток расползётся, как дерьмо под дождём. А пока дубли бьются, настоящие тела, со стёртой личностью, полежат на складе за броневыми плитами. Тот, кого застрелят в дубле, умрёт навсегда. Тот, кто выживет, – вернётся в своё тело. Если, конечно, будет себя хорошо вести. Если нет – сгниёт за считаные дни.
По шеренгам прокатился тяжёлый вздох, похожий на стон. Услышав его, Скорик оживился.
– А вы на что надеялись, голубчики? – сказал он с гадливой улыбкой. – Я вашу братию насквозь вижу. Сам из таких – тоже когда-то мечтал о бунтах, побегах и прочей ерунде. Так вот, мечтать на Норне вредно. Поверьте мне, ребятки!
Шатун сжал кулаки. Шея у Скорика была тонкая – одной руки хватит, чтобы обхватить пальцами. И давить, давить, давить, пока у гада не вывалится язык. Эх, добраться бы как-нибудь…
Бакай пошевелил плечами, словно разминал их, сбросив давящий груз.
– Вопросы есть?
Строй молчал.
Бакай развернулся и пошёл к себе в административный корпус. Скорик, окинув «гладиаторов» странным взглядом, последовал за хозяином.
2
3
4
5
– Слушай меня! – начал Бакай. Голос его, и без того хриплый, за последнее время заметно подсел, что вроде как подтверждало разговоры о пьянстве. – К нам прилетают большие люди с Земли. Очень большие. Но не с инспекцией. Они хотят развлечься – посмотреть на мясо, которое само себя режет и поджаривает. Мясо – это вы.
Наступила такая тишина, что слышалось далёкое гудение регенераторов воздуха. Колонисты стояли как пришибленные. Шатун был тёртым калачом, но такого даже представить не мог. Доходили до него, правда, местные легенды, только он не верил. Он вообще мало чему верил.
– Про гладиаторов слышали? – продолжал Бакай. – Вот и побываете в их шкуре. Почему вы, а не другие? Да очень просто. Мы изучили личные дела – и отобрали тех, которые точно гостям скучать не дадут. Воевать будете на равнине к западу от купола. Она большая – есть где развернуться. Кто выживет – тому повезло. Кого прикончат – спишем. Сколько ни навалите трупов, отмашка на них уже получена, никто не докопается.
Он взялся за козырек фуражки и надвинул её ещё глубже, хотя казалось, что глубже уже некуда.
– Мог бы выгнать вас в одних скафандрах. Но маленький человечек против другого такого же – не то зрелище. Поэтому драться будете в ходунах. Кому-то достанутся тяжёлые, кому-то – полегче. Оружие получите – весь набор, что есть у охраны, плюс резаки для вскрытия пород. Только не вздумайте повернуть его куда не надо. Система контроля отследит каждый чих. Наказание за любой проступок – болевой удар, за повторный – смерть.
Система контроля вызывала у колонистов страх и омерзение. Подключали к ней просто: из штуки, похожей на короткоствольный пистолет, загоняли под лопатку крошечную капсулу – генератор импульсов. Если одна из понатыканных всюду камер наблюдения замечала, что «клиент» злостно нарушает порядок, капсула приводила его в чувство болезненным разрядом. Могла и убить, если такую установку получал командный пункт системы. Он был смонтирован в одном из отсеков аппаратного корпуса.
– И ещё, – помолчав, добавил Бакай. – Вы, я знаю, народ безбашенный, будете лезть на рожон, даже если есть один шанс из ста. Так вот, хрен вам, а не шанс. На случай, если система контроля даст сбой, вводится ещё один уровень защиты. Перед тем как получите оружие, сознание каждого перепишут в копию – дубль. Псевдобелковый суррогат. Точь-в-точь как человек, только живёт всего ничего – через трое суток расползётся, как дерьмо под дождём. А пока дубли бьются, настоящие тела, со стёртой личностью, полежат на складе за броневыми плитами. Тот, кого застрелят в дубле, умрёт навсегда. Тот, кто выживет, – вернётся в своё тело. Если, конечно, будет себя хорошо вести. Если нет – сгниёт за считаные дни.
По шеренгам прокатился тяжёлый вздох, похожий на стон. Услышав его, Скорик оживился.
– А вы на что надеялись, голубчики? – сказал он с гадливой улыбкой. – Я вашу братию насквозь вижу. Сам из таких – тоже когда-то мечтал о бунтах, побегах и прочей ерунде. Так вот, мечтать на Норне вредно. Поверьте мне, ребятки!
Шатун сжал кулаки. Шея у Скорика была тонкая – одной руки хватит, чтобы обхватить пальцами. И давить, давить, давить, пока у гада не вывалится язык. Эх, добраться бы как-нибудь…
Бакай пошевелил плечами, словно разминал их, сбросив давящий груз.
– Вопросы есть?
Строй молчал.
Бакай развернулся и пошёл к себе в административный корпус. Скорик, окинув «гладиаторов» странным взглядом, последовал за хозяином.
2
В ангаре было шумно. Гулко топали по полу, отрабатывая бег, прыжки и резкие повороты, двуногие стальные монстры. Их сервомоторы жужжали, гудели, а при максимальных нагрузках надсадно взвывали. На сумбур механических звуков накладывался людской гвалт.
Словечко «ходуны» прилепилось на Норне ко всем шагающим человекоподобным машинам. Но внутри этого семейства была своя градация. Огромных, приземистых, словно сгорбленных, горняков, вспарывающих скалы плазменными резаками, называли просто ходунами. Их втрое меньших человекоподобных сородичей – ходунками. И, наконец, ещё более мелких охранников – ходунцами. Среди последних различались управляемые модели (по сути, экзоскелеты в броневой скорлупе) и автоматы.
Шатуну достался ходунок что надо – новенький, с неизношенным механизмом. На него и смотреть было приятно – красавец, прямо-таки рыцарь в чёрных блестящих доспехах. Правда, без головы – она полагалась только надсмотрщикам-ходунцам. Вместо неё наверху была приплюснутая вращающаяся башенка с фотоэлементами, инфракрасными, радиационными и другими датчиками, которые требовались для работы на руднике.
Но плевать на красоту – в схватке она не поможет. Жить седоку или умереть, зависит от подвижности его машины и исправности оружия. С этим повезло на редкость. «Рыцарь» ходил быстро, повторял движения Шатуна почти без задержки и за всё время, что тот его гонял, ни одно из сочленений даже не скрипнуло.
Каждому ходунку придавался целый набор рабочих инструментов – фрезы, буры, плазменные резаки. Но сейчас в правое запястье «рыцаря» был вмонтирован боевой лучевик ИМТ2. Оружие, конечно, не самое грозное. Ходуна-тяжеловеса, к примеру, из него так просто не завалишь – надо целиться в сочленения и другие слабые места, а когда мишень движется, это дьявольски трудно. Зато поразить своего брата-ходунка, а тем более ходунца – проще простого. Главное – успеть нажать на спуск до того, как противник выстрелит в тебя…
Шатун выбрался из металлического брюха и высмотрел Сыча. Тот хлопотал возле видавшего виды грязно-жёлтого ходунка и непрерывно чертыхался.
– Ну, чего ты там? – спросил, подойдя, Шатун.
– Чего, чего… – Сыч сплюнул. – Ты-то вон какую игрушку получил, а мне подсунули старую рухлядь. Дребезжит, зараза, вот-вот развалится.
– Да ладно тебе. – Шатун пару раз пнул ходунка в коленную чашечку, прислушиваясь к звуку. – Нормальная машина. Сам дурака не сваляешь, так и она не подведёт.
– Ага, пой, пой, складно выходит. – Сыч шмыгнул носом. – Слышь-ка, Шатун… Ты мужик здоровый, по-любому крепче меня, и ловкий, как черт. Машина, опять же, – новьё. А там, на поле, соперника не выбирают. И если, значит, схлестнемся, то… Грохнешь, да?
– Вон ты о чём… Ну, грохну. А что, самому в ящик ложиться? К чему спросил – разжалобить хочешь? Дохлый номер, со мной не пройдёт.
– К чему, к чему… – Сыч ткнул себе пальцем в щёку, на которой чернели буквы «ТР». – Знаешь, что это за украшение?
Шатун знал. Было время, Сыч водился с лихими ребятами на Крании, но сильно перед ними провинился. То есть сам-то он уверял, что был абсолютно чист, да разве братву переубедишь? Быстро собрались, быстро вынесли приговор – засунуть живьём в утилизатор. А потом одному вздумалось пооригинальничать. Мол, взять и сразу замочить – это неинтересно. Давайте-ка мы лучше сделаем его живым трупом!
Идею приняли на ура, и Сычу тут же вывели на щеке биомаркером буквы «ТР» – сокращённо от «труп». Мерзостная штука этот маркер – след от него ничем не вытравить, даже пластическая операция не поможет. Сидит под кожей загадочная псевдоживая хрень и воспроизводит себя в раз и навсегда заданных границах…
Сычу дали пару часов на сборы, после чего объявили на него охоту. Пусть прыгает с планеты на планету, петляет, как заяц, запутывает следы – у кранийской братвы во всех обжитых мирах есть свои парни. И стоит кому-нибудь из них прочитать приговор на щеке у меченого, как тот из живого трупа превратится в настоящий. Через год, два, три, пять, но так будет. Трясись, бедолага, каждый день умирая от страха…
– Украшение знатное, – сказал Шатун. – Одного не пойму – как тебя с ним до сих пор не замочили. Чтоб на Норне – и ни одного кранийца?!
– Повезло. Видно, есть кто-то там, наверху – поберёг меня. Да и кранийцы, опять же, дьяволы хитрые, редко попадаются. Это я, как от них откололся, сразу сюда загремел. Так вот, Шатун… Дал я себе зарок – добраться до той сволочи, которой клеймом обязан. Через любые муки пройду, но доберусь. Он меня дождётся – тамошняя братва живучая. Вот тогда и сдохнуть можно, но пока этого гада не урою – не имею права.
– Дал зарок – выполняй. Я-то тут при чём?
– При чём, при чём… Я с тобой как с человеком хотел поговорить, а ты… Знаю, все равно застрелишь – дурак будешь последний, если пощадишь. Но душу-то я могу перед тобой вытряхнуть? Все годы молчал. Чего, думаю, зря болтать, вот выйду – пришью его, а дальше и жить незачем. А теперь чую – самого завтра пришьют. Не ты, так другой. Позабыли меня там, наверху…
Сыч снова шмыгнул носом и отвернулся.
«А ведь мы с ним оба дубли, – вспомнил Шатун. – Куклы на потеху толстопузой публике. Хорошо сделанные – даже носом шмыгать умеем».
Он зачем-то еще попинал жёлтого ходунка по ногам, хотя нужды в том не было, потом хлопнул Сыча по плечу.
– Ну, ты еще разревись тут! Человека нашёл… Человеки на складе лежат, дожидаются, кто из нас живым вернётся. А мы – синтетическое мясо, скоро жарить друг друга будем. Вот что, Сыч… Тебе, ясное дело, пожить охота – всего два года отсидеть осталось. А я пожизненное схлопотал. Сам знаешь, сколько на мне мокрухи. Как разборка, тут же найдут, где бы ни был, пушку в руки – и вперёд. Давай, Шатун, ты заговорённый, любого пахана завалишь, а самому – ни черта. И точно – ни черта не было. Зато сюда угодил. Ты на это, что ли, намекаешь? Мол, чем гнить здесь, пока вперёд ногами не вынесут, лучше мне сразу зажмуриться?
Сыч молчал.
– Нет, – оскалился Шатун, – я просто так не зажмурюсь. Смерть со мной давно рядом ходит, да все никак не встретимся. Вот и теперь разминемся. А пожизненное… Еще посмотрим, кто кого переживёт. Колония тут что – навечно? Всякое может случиться. Лет через десять кончится аммор – и прикроют всё к чёртовой матери. А там видно будет… Так что и ты надейся – до последнего. Больше мне нечего тебе пожелать.
Он снова похлопал Сыча по плечу и направился к своему ходунку.
Словечко «ходуны» прилепилось на Норне ко всем шагающим человекоподобным машинам. Но внутри этого семейства была своя градация. Огромных, приземистых, словно сгорбленных, горняков, вспарывающих скалы плазменными резаками, называли просто ходунами. Их втрое меньших человекоподобных сородичей – ходунками. И, наконец, ещё более мелких охранников – ходунцами. Среди последних различались управляемые модели (по сути, экзоскелеты в броневой скорлупе) и автоматы.
Шатуну достался ходунок что надо – новенький, с неизношенным механизмом. На него и смотреть было приятно – красавец, прямо-таки рыцарь в чёрных блестящих доспехах. Правда, без головы – она полагалась только надсмотрщикам-ходунцам. Вместо неё наверху была приплюснутая вращающаяся башенка с фотоэлементами, инфракрасными, радиационными и другими датчиками, которые требовались для работы на руднике.
Но плевать на красоту – в схватке она не поможет. Жить седоку или умереть, зависит от подвижности его машины и исправности оружия. С этим повезло на редкость. «Рыцарь» ходил быстро, повторял движения Шатуна почти без задержки и за всё время, что тот его гонял, ни одно из сочленений даже не скрипнуло.
Каждому ходунку придавался целый набор рабочих инструментов – фрезы, буры, плазменные резаки. Но сейчас в правое запястье «рыцаря» был вмонтирован боевой лучевик ИМТ2. Оружие, конечно, не самое грозное. Ходуна-тяжеловеса, к примеру, из него так просто не завалишь – надо целиться в сочленения и другие слабые места, а когда мишень движется, это дьявольски трудно. Зато поразить своего брата-ходунка, а тем более ходунца – проще простого. Главное – успеть нажать на спуск до того, как противник выстрелит в тебя…
Шатун выбрался из металлического брюха и высмотрел Сыча. Тот хлопотал возле видавшего виды грязно-жёлтого ходунка и непрерывно чертыхался.
– Ну, чего ты там? – спросил, подойдя, Шатун.
– Чего, чего… – Сыч сплюнул. – Ты-то вон какую игрушку получил, а мне подсунули старую рухлядь. Дребезжит, зараза, вот-вот развалится.
– Да ладно тебе. – Шатун пару раз пнул ходунка в коленную чашечку, прислушиваясь к звуку. – Нормальная машина. Сам дурака не сваляешь, так и она не подведёт.
– Ага, пой, пой, складно выходит. – Сыч шмыгнул носом. – Слышь-ка, Шатун… Ты мужик здоровый, по-любому крепче меня, и ловкий, как черт. Машина, опять же, – новьё. А там, на поле, соперника не выбирают. И если, значит, схлестнемся, то… Грохнешь, да?
– Вон ты о чём… Ну, грохну. А что, самому в ящик ложиться? К чему спросил – разжалобить хочешь? Дохлый номер, со мной не пройдёт.
– К чему, к чему… – Сыч ткнул себе пальцем в щёку, на которой чернели буквы «ТР». – Знаешь, что это за украшение?
Шатун знал. Было время, Сыч водился с лихими ребятами на Крании, но сильно перед ними провинился. То есть сам-то он уверял, что был абсолютно чист, да разве братву переубедишь? Быстро собрались, быстро вынесли приговор – засунуть живьём в утилизатор. А потом одному вздумалось пооригинальничать. Мол, взять и сразу замочить – это неинтересно. Давайте-ка мы лучше сделаем его живым трупом!
Идею приняли на ура, и Сычу тут же вывели на щеке биомаркером буквы «ТР» – сокращённо от «труп». Мерзостная штука этот маркер – след от него ничем не вытравить, даже пластическая операция не поможет. Сидит под кожей загадочная псевдоживая хрень и воспроизводит себя в раз и навсегда заданных границах…
Сычу дали пару часов на сборы, после чего объявили на него охоту. Пусть прыгает с планеты на планету, петляет, как заяц, запутывает следы – у кранийской братвы во всех обжитых мирах есть свои парни. И стоит кому-нибудь из них прочитать приговор на щеке у меченого, как тот из живого трупа превратится в настоящий. Через год, два, три, пять, но так будет. Трясись, бедолага, каждый день умирая от страха…
– Украшение знатное, – сказал Шатун. – Одного не пойму – как тебя с ним до сих пор не замочили. Чтоб на Норне – и ни одного кранийца?!
– Повезло. Видно, есть кто-то там, наверху – поберёг меня. Да и кранийцы, опять же, дьяволы хитрые, редко попадаются. Это я, как от них откололся, сразу сюда загремел. Так вот, Шатун… Дал я себе зарок – добраться до той сволочи, которой клеймом обязан. Через любые муки пройду, но доберусь. Он меня дождётся – тамошняя братва живучая. Вот тогда и сдохнуть можно, но пока этого гада не урою – не имею права.
– Дал зарок – выполняй. Я-то тут при чём?
– При чём, при чём… Я с тобой как с человеком хотел поговорить, а ты… Знаю, все равно застрелишь – дурак будешь последний, если пощадишь. Но душу-то я могу перед тобой вытряхнуть? Все годы молчал. Чего, думаю, зря болтать, вот выйду – пришью его, а дальше и жить незачем. А теперь чую – самого завтра пришьют. Не ты, так другой. Позабыли меня там, наверху…
Сыч снова шмыгнул носом и отвернулся.
«А ведь мы с ним оба дубли, – вспомнил Шатун. – Куклы на потеху толстопузой публике. Хорошо сделанные – даже носом шмыгать умеем».
Он зачем-то еще попинал жёлтого ходунка по ногам, хотя нужды в том не было, потом хлопнул Сыча по плечу.
– Ну, ты еще разревись тут! Человека нашёл… Человеки на складе лежат, дожидаются, кто из нас живым вернётся. А мы – синтетическое мясо, скоро жарить друг друга будем. Вот что, Сыч… Тебе, ясное дело, пожить охота – всего два года отсидеть осталось. А я пожизненное схлопотал. Сам знаешь, сколько на мне мокрухи. Как разборка, тут же найдут, где бы ни был, пушку в руки – и вперёд. Давай, Шатун, ты заговорённый, любого пахана завалишь, а самому – ни черта. И точно – ни черта не было. Зато сюда угодил. Ты на это, что ли, намекаешь? Мол, чем гнить здесь, пока вперёд ногами не вынесут, лучше мне сразу зажмуриться?
Сыч молчал.
– Нет, – оскалился Шатун, – я просто так не зажмурюсь. Смерть со мной давно рядом ходит, да все никак не встретимся. Вот и теперь разминемся. А пожизненное… Еще посмотрим, кто кого переживёт. Колония тут что – навечно? Всякое может случиться. Лет через десять кончится аммор – и прикроют всё к чёртовой матери. А там видно будет… Так что и ты надейся – до последнего. Больше мне нечего тебе пожелать.
Он снова похлопал Сыча по плечу и направился к своему ходунку.
3
Бакай вертел в пальцах дымчато-розовую пластинку аммора, похожую на чешуину огромной рыбы, и размышлял о том, как у земных чиновников возникла людоедская прихоть.
Норна – планета дрянная во всех отношениях, и аммор – единственная её ценность. Казалось бы, минерал как минерал, который можно синтезировать на Земле. Ан нет! Под воздействием местных факторов он приобрёл особые свойства, которые искусственно не воспроизводятся. А многим очень бы этого хотелось, ведь аммор – лучший материал для медицинских наноботов. Каким-то чудом он, порождение безжизненного мира, оказался идеально совместим с человеческими тканями.
Но аммора мало – всего одна причудливо закрученная жила, с разработкой которой вполне справляется контингент колонии. Его, контингента, для этого дела даже слишком много. Видно, там, наверху, большие люди подсчитали загруженность рабочей силы и пришли к выводу: десятка три колонистов можно без ущерба для производства вычеркнуть из жизни. А заодно – пощекотать себе нервы редким зрелищем, за устройство которого на любой другой планете попали бы под суд. Но на богом забытой Норне всё можно…
«Скоты, – думал Бакай. – Отрастили себе задницы в мягких креслах, вот и бесятся с жиру. Сами небось палец порежут – исстрадаются, а чужую кровь чего жалеть – её много, не убудет. Сунуть любого из них в эту дыру на год – весь срок бы выл, на коленях ползал, чтобы забрали обратно…»
Он бросил пластинку на стол, поднялся и прошёлся по кабинету. Его до сих пор душила злоба после разговора по гиперсвязи с Ромуальдсеном – главной шишкой из приезжающих. Бакай не мог, конечно, выдвигать условий начальству, но осторожно намекнул, что хорошая организация «гладиаторских боёв» заслуживает награды.
– Конечно, конечно, старина. – Пухлая физиономия Ромуальдсена на экране расплылась в улыбке. – На твой счёт переведут кругленькую сумму. Кроме того, получишь благодарность в личное дело – над формулировкой подумаем.
Бакаю показалось, что он ослышался.
– А как же…
Ромуальдсен нахмурился.
– Извини, дружище, нельзя хотеть слишком многого. Да и что тебе Земля? У нас ты был бы одним из, а на Норне – царь и бог. Целая планета в руках – я бы гордился, честное слово. Ну, до встречи, старина!
И он исчез с экрана, оставив собеседника в бешенстве.
Но бесись не бесись, а дело делать надо. Ромуальдсен с компанией уже через несколько часов приземлятся на космодроме. И если что-нибудь пойдёт не так – они «старину» не пощадят, отыграются сполна.
Бакай послал вызов заместителю и вышел из кабинета. Надо было, не полагаясь на рядовой персонал, лично проверить работу главных систем. А Скорик по этой части незаменим – у него звериное чутьё на любой сбой в отлаженном механизме под названием «Исправительно-трудовая колония 16MZ».
Дольше всего они возились в аппаратном корпусе. Скорик вертелся рядом с шефом на полусогнутых, тщательно осматривая, чуть ли не обнюхивая каждый блок. Когда-то его тщедушная фигурка мозолила Бакаю глаза, вызывая глухое раздражение. Потом он привык к своей «тени», но до сих пор не мог относиться к прыткому заму серьёзно. Шестёрка, она и есть шестёрка…
Наконец они добрались до отсека, в котором размещался командный пункт системы контроля. И тут случилось невозможное.
Оттолкнув шефа, Скорик метнулся в отсек, задвинул за собой дверь из прозрачной брони и вручную заблокировал её изнутри.
В первый момент до Бакая ещё не дошло, какую жестокую шутку сыграла с ним его «тень». Страха не было – только злость.
– Ты что это делаешь, мразь? – зашипел он в переговорник. – Рехнулся, что ли? Снова в каторжники захотел? А ну, выходи!
Скорик выпрямился во весь рост – и оказался неожиданно высоким. Как Бакай раньше этого не замечал? Привык видеть помощника подобострастно ссутуленным? Глаза на сморщенном личике смотрели дерзко, рот кривился в презрительной усмешке.
– Что, начальник, в штаны наложил? А я ведь всегда вас, гадов, ненавидел. Шесть лет прикидывался, шакалил у тебя, спину гнул – всё ждал момента. Вот и дождался. Конец тебе, начальничек, и всей твоей своре заодно.
Только сейчас Бакай с пугающей ясностью осознал, что «гладиаторы» уже сидят в ходунах – с оружием, полностью готовые к бою. И если отключить систему контроля…
– Убью! – прорычал он. – На месте шлёпну! Слышишь, ты, падаль!..
Скорик выпрямился ещё больше, хотя казалось, что это невозможно.
– Поздно будет, – коротко ответил он. После чего с непонятно откуда взявшейся силой выломал одну из стоек и принялся крушить аппаратуру. Бил остервенело, чтобы не оставить на главной панели живого места.
Бакай выхватил из кобуры лучевик и принялся стрелять в металлический прямоугольник рядом с дверью, скрывающий блокиратор. Рука тряслась, и всаживать заряды в одну точку поначалу не удавалось. Наконец посередине накладки стало наливаться жаром красное пятно. Раскалившись добела, оно прорвалось, и из отверстия пахнуло гарью сожжённой схемы.
Бакай толкнул дверь в сторону и, не дожидаясь, когда она откроется полностью, выстрелил в Скорика. Тот охнул, схватился левой рукой за грудь, а правую со стойкой занёс над головой, чтобы разбить еще один чудом уцелевший прибор. Но пальцы разжались, выронив железяку, и она со звоном упала на пол. Скорик согнулся пополам, харкнул кровью и начал медленно поворачиваться. «Зачем? – мелькнуло в голове у Бакая. – Хочет за миг до смерти увидеть панику в моих глазах?»
Но гадать о мотивах полупокойника не было времени. Бакай одним ударом сбил Скорика с ног и склонился над панелью. Система контроля погибла бесповоротно – чтобы понять это, хватило одного взгляда. Значит, вся надежда на то, что немногочисленной охране удастся опередить «гладиаторов». Надо нанести удар раньше, чем они организуются и превратятся из аморфной массы в реальную силу. Качество против количества…
Бакай выскочил из разгромленного отсека и побежал к административному корпусу. Ворвавшись в свой кабинет, он перевёл системы слежения за обстановкой в чрезвычайный режим и объявил тревогу.
Норна – планета дрянная во всех отношениях, и аммор – единственная её ценность. Казалось бы, минерал как минерал, который можно синтезировать на Земле. Ан нет! Под воздействием местных факторов он приобрёл особые свойства, которые искусственно не воспроизводятся. А многим очень бы этого хотелось, ведь аммор – лучший материал для медицинских наноботов. Каким-то чудом он, порождение безжизненного мира, оказался идеально совместим с человеческими тканями.
Но аммора мало – всего одна причудливо закрученная жила, с разработкой которой вполне справляется контингент колонии. Его, контингента, для этого дела даже слишком много. Видно, там, наверху, большие люди подсчитали загруженность рабочей силы и пришли к выводу: десятка три колонистов можно без ущерба для производства вычеркнуть из жизни. А заодно – пощекотать себе нервы редким зрелищем, за устройство которого на любой другой планете попали бы под суд. Но на богом забытой Норне всё можно…
«Скоты, – думал Бакай. – Отрастили себе задницы в мягких креслах, вот и бесятся с жиру. Сами небось палец порежут – исстрадаются, а чужую кровь чего жалеть – её много, не убудет. Сунуть любого из них в эту дыру на год – весь срок бы выл, на коленях ползал, чтобы забрали обратно…»
Он бросил пластинку на стол, поднялся и прошёлся по кабинету. Его до сих пор душила злоба после разговора по гиперсвязи с Ромуальдсеном – главной шишкой из приезжающих. Бакай не мог, конечно, выдвигать условий начальству, но осторожно намекнул, что хорошая организация «гладиаторских боёв» заслуживает награды.
– Конечно, конечно, старина. – Пухлая физиономия Ромуальдсена на экране расплылась в улыбке. – На твой счёт переведут кругленькую сумму. Кроме того, получишь благодарность в личное дело – над формулировкой подумаем.
Бакаю показалось, что он ослышался.
– А как же…
Ромуальдсен нахмурился.
– Извини, дружище, нельзя хотеть слишком многого. Да и что тебе Земля? У нас ты был бы одним из, а на Норне – царь и бог. Целая планета в руках – я бы гордился, честное слово. Ну, до встречи, старина!
И он исчез с экрана, оставив собеседника в бешенстве.
Но бесись не бесись, а дело делать надо. Ромуальдсен с компанией уже через несколько часов приземлятся на космодроме. И если что-нибудь пойдёт не так – они «старину» не пощадят, отыграются сполна.
Бакай послал вызов заместителю и вышел из кабинета. Надо было, не полагаясь на рядовой персонал, лично проверить работу главных систем. А Скорик по этой части незаменим – у него звериное чутьё на любой сбой в отлаженном механизме под названием «Исправительно-трудовая колония 16MZ».
Дольше всего они возились в аппаратном корпусе. Скорик вертелся рядом с шефом на полусогнутых, тщательно осматривая, чуть ли не обнюхивая каждый блок. Когда-то его тщедушная фигурка мозолила Бакаю глаза, вызывая глухое раздражение. Потом он привык к своей «тени», но до сих пор не мог относиться к прыткому заму серьёзно. Шестёрка, она и есть шестёрка…
Наконец они добрались до отсека, в котором размещался командный пункт системы контроля. И тут случилось невозможное.
Оттолкнув шефа, Скорик метнулся в отсек, задвинул за собой дверь из прозрачной брони и вручную заблокировал её изнутри.
В первый момент до Бакая ещё не дошло, какую жестокую шутку сыграла с ним его «тень». Страха не было – только злость.
– Ты что это делаешь, мразь? – зашипел он в переговорник. – Рехнулся, что ли? Снова в каторжники захотел? А ну, выходи!
Скорик выпрямился во весь рост – и оказался неожиданно высоким. Как Бакай раньше этого не замечал? Привык видеть помощника подобострастно ссутуленным? Глаза на сморщенном личике смотрели дерзко, рот кривился в презрительной усмешке.
– Что, начальник, в штаны наложил? А я ведь всегда вас, гадов, ненавидел. Шесть лет прикидывался, шакалил у тебя, спину гнул – всё ждал момента. Вот и дождался. Конец тебе, начальничек, и всей твоей своре заодно.
Только сейчас Бакай с пугающей ясностью осознал, что «гладиаторы» уже сидят в ходунах – с оружием, полностью готовые к бою. И если отключить систему контроля…
– Убью! – прорычал он. – На месте шлёпну! Слышишь, ты, падаль!..
Скорик выпрямился ещё больше, хотя казалось, что это невозможно.
– Поздно будет, – коротко ответил он. После чего с непонятно откуда взявшейся силой выломал одну из стоек и принялся крушить аппаратуру. Бил остервенело, чтобы не оставить на главной панели живого места.
Бакай выхватил из кобуры лучевик и принялся стрелять в металлический прямоугольник рядом с дверью, скрывающий блокиратор. Рука тряслась, и всаживать заряды в одну точку поначалу не удавалось. Наконец посередине накладки стало наливаться жаром красное пятно. Раскалившись добела, оно прорвалось, и из отверстия пахнуло гарью сожжённой схемы.
Бакай толкнул дверь в сторону и, не дожидаясь, когда она откроется полностью, выстрелил в Скорика. Тот охнул, схватился левой рукой за грудь, а правую со стойкой занёс над головой, чтобы разбить еще один чудом уцелевший прибор. Но пальцы разжались, выронив железяку, и она со звоном упала на пол. Скорик согнулся пополам, харкнул кровью и начал медленно поворачиваться. «Зачем? – мелькнуло в голове у Бакая. – Хочет за миг до смерти увидеть панику в моих глазах?»
Но гадать о мотивах полупокойника не было времени. Бакай одним ударом сбил Скорика с ног и склонился над панелью. Система контроля погибла бесповоротно – чтобы понять это, хватило одного взгляда. Значит, вся надежда на то, что немногочисленной охране удастся опередить «гладиаторов». Надо нанести удар раньше, чем они организуются и превратятся из аморфной массы в реальную силу. Качество против количества…
Бакай выскочил из разгромленного отсека и побежал к административному корпусу. Ворвавшись в свой кабинет, он перевёл системы слежения за обстановкой в чрезвычайный режим и объявил тревогу.
4
Упражняясь перед боем, «гладиаторы» гоняли друг друга по огромному ангару. И так разошлись, что один ходунок, спасаясь от преследователя, выскочил за ворота. До получения команды на выход это было строжайше запрещено. Поняв свою промашку, седок инстинктивно сжался в ожидании болевого удара. Но прошла секунда, вторая, третья, а кара всё не наступала.
– Ну, чего застыл? – крикнул остановившийся в воротах соперник. – Так шарахнуло, что мозги спеклись?
– Ни хрена себе, – отозвался нарушитель. – Вообще не шарахнуло, прикинь! У них что, система контроля полетела?
Весть разнеслась по ангару мгновенно.
– А ну-ка… – К «первопроходцу» протопал другой «гладиатор». – Точно, братва! Накрылась их «следилка»!
Братва ответила ему рёвом восторга. Кто-то от избытка чувств выстрелил в потолок, а огромный ходун включил резак и полоснул по стене ангара. Увидев, что и это осталось безнаказанным, осмелели даже самые осторожные. Когда подоспели ходунцы охраны, две трети «гладиаторов» уже выбрались наружу, и загнать их обратно можно было только превосходящими силами.
– Сложить оружие! – раздался усиленный динамиками хриплый голос Бакая. – У системы контроля небольшой сбой, сейчас её восстановят. Тем, кто подчинится, сохраню жизнь, остальных перебьём как собак. И не забывайте, что вы дубли. Ваши тела у меня под замком, и пустить их в расход проще простого. Ну?..
– Туфту гонишь! – Один из ходунков, только что топтавшийся у ворот ангара, быстрыми шагами выдвинулся вперёд. – Братва, ничего они не успеют. Сейчас замочим их – и планета наша!
Он тут же подал пример – выстрелил в ближайшего ходунца. Тот оказался автоматом – даже с прожжённым корпусом не упал, лишь покачнулся и всадил в «гладиатора» ответный луч.
И началась бойня.
Шатуну всегда везло. Вот и сейчас, среди лязганья, скрежета, воинственных воплей и предсмертных хрипов, он всё ещё не получил ни царапины. Хотя «рыцаря» успели прожечь в трёх местах: ходунцы дважды попали ему в корпус и один раз – в ногу, повредив коленный механизм.
Повернув наблюдательную башенку, Шатун отыскал грязно-жёлтый ходунок Сыча. Он до сих пор держался на ногах, но сильно накренился и двигался судорожными рывками. Правая рука, с лучевиком, описывала странные зигзаги, а левая безжизненно свисала. Ещё недавно она заканчивалась внушительной клешнёй, однако сейчас из исковерканного запястья торчал только пучок синтетических сухожилий.
«Жив ещё», – облегчённо подумал Шатун. И сам поразился тому, насколько острым было желание, чтобы Сыч уцелел среди побоища. Казалось бы, что ему до него? Не ахти какие приятели: постоянно препирались, обменивались грубыми шутками, несколько раз даже серьёзно поцапались. А вот поди ж ты!..
Охранников осталось уже не больше половины, но никто и не думал спасаться. Побежишь – пяти секунд не пройдёт, как прикончат выстрелом в спину. Поэтому они сражались яростно и упорно. Чтобы не попасть под удар, быстро перебегали с места на место, а четверо крутились вокруг гиганта-ходуна и добивали его, жаля в уязвимые точки. Тот грузно поворачивался, как мамонт, попавший в западню, и пытался достать юрких врагов. Наконец получилось: какой-то из ходунцов зазевался, и резак великана развалил его пополам.
Увидев это, остальные «охотники на мамонта» шарахнулись назад. Один из них оказался в нескольких шагах от Шатуна, и тот, недолго думая, всадил ему луч в середину корпуса. Охранник рухнул и истошно завопил. Шатун отработанно поймал в прицел его голову и снова выстрелил. Вопль оборвался.
Крутанув башенкой, Шатун сосчитал оставшихся охранников – их было восемь. «Ерунда, скоро всех положим», – подумал он и вдруг увидел, как грязно-жёлтый ходунок Сыча, дребезжа наполовину отвалившейся грудной пластиной, валится на спину.
То, что вслед за этим сделал Шатун, и братва, и враги назвали бы самоубийством. Он резко остановил «рыцаря», выскользнул из него, пригибаясь, кинулся к поверженной машине и вытащил Сыча.
Тот вцепился одной рукой в живот, словно придерживая готовые вывалиться внутренности. Между пальцев обильно сочилась кровь. Еще страшнее было смотреть на лицо – правую щёку и кончик носа срезало, как бритвой.
Шатун видал всякое, но тут его передернуло. Сыч уходил, проваливался в небытие, и сделать для него хоть что-то, даже малую малость, было невозможно. Разве что пристрелить, чтобы спасти от агонии.
– Так я с ним и не поквитался… – При каждом слове в груди у Сыча что-то булькало. – Ушёл от меня, сукин кот. Одно хорошо… – Он с усилием поднял руку и коснулся кончиками пальцев изуродованной щеки. – Помирать буду без клейма. Есть кто-то там, наверху… Избавил… меня… от…
Шатун закусил губу. Он вспомнил, что у настоящего тела Сыча, лежащего под замком у хозяина, клеймо на щеке осталось. Но какое это теперь имело значение?
Сыч уронил руку. Попытался ещё что-то сказать, но из горла вырывалось только сипение. Потом его голова завалилась набок, он пару раз дернулся – и застыл навсегда.
Бой продолжался. Однако горстка охраны не могла долго сдерживать напор десятков «гладиаторов», и вскоре последнего ходунца буквально изрешетили. После этого некоторые из победителей принялись ликовать, потрясая оружием и горланя какую-то восторженную чушь. Зато те, кто поумнее, тут же ринулись к административному корпусу. Спешившись, ворвались внутрь, но Бакая нигде не было.
Его обнаружил Шатун. Он остался в ходунке и, обойдя здание, увидел знакомую фигурку, спешащую к складам. Видимо, хозяин успел улизнуть через чёрный ход.
«Ты труп, – подумал Шатун. – Только «ТР» не успели нарисовать, но это уже ни к чему».
Подволакивая повреждённую ногу, «рыцарь» зашагал за беглецом.
– Ну, чего застыл? – крикнул остановившийся в воротах соперник. – Так шарахнуло, что мозги спеклись?
– Ни хрена себе, – отозвался нарушитель. – Вообще не шарахнуло, прикинь! У них что, система контроля полетела?
Весть разнеслась по ангару мгновенно.
– А ну-ка… – К «первопроходцу» протопал другой «гладиатор». – Точно, братва! Накрылась их «следилка»!
Братва ответила ему рёвом восторга. Кто-то от избытка чувств выстрелил в потолок, а огромный ходун включил резак и полоснул по стене ангара. Увидев, что и это осталось безнаказанным, осмелели даже самые осторожные. Когда подоспели ходунцы охраны, две трети «гладиаторов» уже выбрались наружу, и загнать их обратно можно было только превосходящими силами.
– Сложить оружие! – раздался усиленный динамиками хриплый голос Бакая. – У системы контроля небольшой сбой, сейчас её восстановят. Тем, кто подчинится, сохраню жизнь, остальных перебьём как собак. И не забывайте, что вы дубли. Ваши тела у меня под замком, и пустить их в расход проще простого. Ну?..
– Туфту гонишь! – Один из ходунков, только что топтавшийся у ворот ангара, быстрыми шагами выдвинулся вперёд. – Братва, ничего они не успеют. Сейчас замочим их – и планета наша!
Он тут же подал пример – выстрелил в ближайшего ходунца. Тот оказался автоматом – даже с прожжённым корпусом не упал, лишь покачнулся и всадил в «гладиатора» ответный луч.
И началась бойня.
Шатуну всегда везло. Вот и сейчас, среди лязганья, скрежета, воинственных воплей и предсмертных хрипов, он всё ещё не получил ни царапины. Хотя «рыцаря» успели прожечь в трёх местах: ходунцы дважды попали ему в корпус и один раз – в ногу, повредив коленный механизм.
Повернув наблюдательную башенку, Шатун отыскал грязно-жёлтый ходунок Сыча. Он до сих пор держался на ногах, но сильно накренился и двигался судорожными рывками. Правая рука, с лучевиком, описывала странные зигзаги, а левая безжизненно свисала. Ещё недавно она заканчивалась внушительной клешнёй, однако сейчас из исковерканного запястья торчал только пучок синтетических сухожилий.
«Жив ещё», – облегчённо подумал Шатун. И сам поразился тому, насколько острым было желание, чтобы Сыч уцелел среди побоища. Казалось бы, что ему до него? Не ахти какие приятели: постоянно препирались, обменивались грубыми шутками, несколько раз даже серьёзно поцапались. А вот поди ж ты!..
Охранников осталось уже не больше половины, но никто и не думал спасаться. Побежишь – пяти секунд не пройдёт, как прикончат выстрелом в спину. Поэтому они сражались яростно и упорно. Чтобы не попасть под удар, быстро перебегали с места на место, а четверо крутились вокруг гиганта-ходуна и добивали его, жаля в уязвимые точки. Тот грузно поворачивался, как мамонт, попавший в западню, и пытался достать юрких врагов. Наконец получилось: какой-то из ходунцов зазевался, и резак великана развалил его пополам.
Увидев это, остальные «охотники на мамонта» шарахнулись назад. Один из них оказался в нескольких шагах от Шатуна, и тот, недолго думая, всадил ему луч в середину корпуса. Охранник рухнул и истошно завопил. Шатун отработанно поймал в прицел его голову и снова выстрелил. Вопль оборвался.
Крутанув башенкой, Шатун сосчитал оставшихся охранников – их было восемь. «Ерунда, скоро всех положим», – подумал он и вдруг увидел, как грязно-жёлтый ходунок Сыча, дребезжа наполовину отвалившейся грудной пластиной, валится на спину.
То, что вслед за этим сделал Шатун, и братва, и враги назвали бы самоубийством. Он резко остановил «рыцаря», выскользнул из него, пригибаясь, кинулся к поверженной машине и вытащил Сыча.
Тот вцепился одной рукой в живот, словно придерживая готовые вывалиться внутренности. Между пальцев обильно сочилась кровь. Еще страшнее было смотреть на лицо – правую щёку и кончик носа срезало, как бритвой.
Шатун видал всякое, но тут его передернуло. Сыч уходил, проваливался в небытие, и сделать для него хоть что-то, даже малую малость, было невозможно. Разве что пристрелить, чтобы спасти от агонии.
– Так я с ним и не поквитался… – При каждом слове в груди у Сыча что-то булькало. – Ушёл от меня, сукин кот. Одно хорошо… – Он с усилием поднял руку и коснулся кончиками пальцев изуродованной щеки. – Помирать буду без клейма. Есть кто-то там, наверху… Избавил… меня… от…
Шатун закусил губу. Он вспомнил, что у настоящего тела Сыча, лежащего под замком у хозяина, клеймо на щеке осталось. Но какое это теперь имело значение?
Сыч уронил руку. Попытался ещё что-то сказать, но из горла вырывалось только сипение. Потом его голова завалилась набок, он пару раз дернулся – и застыл навсегда.
Бой продолжался. Однако горстка охраны не могла долго сдерживать напор десятков «гладиаторов», и вскоре последнего ходунца буквально изрешетили. После этого некоторые из победителей принялись ликовать, потрясая оружием и горланя какую-то восторженную чушь. Зато те, кто поумнее, тут же ринулись к административному корпусу. Спешившись, ворвались внутрь, но Бакая нигде не было.
Его обнаружил Шатун. Он остался в ходунке и, обойдя здание, увидел знакомую фигурку, спешащую к складам. Видимо, хозяин успел улизнуть через чёрный ход.
«Ты труп, – подумал Шатун. – Только «ТР» не успели нарисовать, но это уже ни к чему».
Подволакивая повреждённую ногу, «рыцарь» зашагал за беглецом.
5
Захваченный горячкой боя, Бакай слишком долго надеялся на чудо. Непозволительно долго. Лишь увидев, как тают остатки его воинства, он словно очнулся и начал лихорадочно обдумывать шансы на спасение.
Посчитать, что бунтовщики всё равно обречены, мог только человек, ничего не смыслящий в норнианских делах. Энергией колонию обеспечивал ядерный реактор, большие запасы воды и продовольствия позволяли не зависеть от поставок извне месяцев восемь, а то и год. Обходиться так долго без аммора, ежедневно, ежечасно спасающего человеческие жизни?.. На это Земля пойти не могла.
Казалось бы, достаточно послать войска – и восстание захлебнется в крови. Но колонисты сумеют обезопасить себя. Годами ковыряясь в норнианских породах, они хорошо усвоили, как застопорить работу на руднике. Несколько взрывов в давно известных точках – и амморовая жила надолго станет недоступной. Вот и основа для шантажа! Стоит заикнуться об этом – и на Земле семь раз подумают, прежде чем прибегнуть к военной силе. А подумав, предпочтут и дальше снабжать обнаглевшую колонию всем необходимым в обмен на аммор. Может быть, даже девочек на Норну завезут, если колонисты выдвинут такое условие. А они наверняка выдвинут – надо же продолжать бунтарский род!
Единственная закавыка в том, что через три дня дубли превратятся в бесформенную массу. Если «гладиаторы» не найдут ключ к хранилищу с телами – им конец. Конечно, останется ещё около тысячи колонистов, но это уже не тот сорт. Самые дерзкие, настоящие бойцы сгинут без следа, а с прочими можно договориться. Они же не призывали к бунту, не уничтожали охрану! Пошуметь, ясное дело, пошумят, но, поразмыслив, сами же приползут на коленях, чтобы вымолить пощаду.
Выходит, нужно просто забиться в щель, три дня не высовывать носа, а потом выйти и объявить себя героем, пережившим ад. Серьёзность заварухи подтвердят Ромуальдсен с компанией – если, конечно, успеют унести отсюда ноги…
Бакай укрупнил план колонии, выискивая подходящее укрытие, и тут раздались крики опьянённой победой толпы. Он вскочил и увидел в окно «гладиаторов», пришедших по его душу. Некоторые уже выбрались из ходунков. Пара минут, чтобы проломиться через заблокированные двери, – и будут здесь…
Выругавшись, Бакай сунул в карман ключ от хранилища и метнулся вниз, к чёрному ходу. Прикидывать, какое убежище самое надежное, было уже некогда, но он рассудил, что в огромных, напоминающих лабиринт, продовольственных складах есть где спрятаться. Только бы успеть…
Он не успел. Пробежав половину пути, Бакай обернулся и увидел, что его преследует новенький блестящий ходунок, похожий на рыцаря в чёрных доспехах. Знакомая машина – в последней партии горной техники такая была только одна. Несмотря на сильную хромоту, «рыцарь» приближался быстро, и уйти от него было невозможно.
Бакай остановился и подумал о том, как нелепо сложилась его судьба. Столько лет греть душу мечтами о Земле – и получить луч между лопаток в самом мерзком из всех возможных миров. На планете, где даже быть богом и царём – сродни каторге. Где единственная ценность – не человеческая жизнь, а проклятый аммор…
Он вынул ключ и стал его разглядывать, словно видел впервые. Хороший солдат, умирая, обязан нанести урон врагу. Это его предсмертный долг. Выстрел из лучевика – и прозрачная пластинка с тонким синим узором в глубине распадётся на молекулы. После чего бунтовщикам останется только выть в бессильной злобе. К чему даже самая блестящая победа тому, кто спустя считаные дни превратится в прах? «Гладиаторы», конечно, попытаются взломать хранилище. Но оно устроено очень хитро – любая попытка открыть его без ключа приведёт к необратимой порче тел. Они никогда уже не вернутся к жизни.
Посчитать, что бунтовщики всё равно обречены, мог только человек, ничего не смыслящий в норнианских делах. Энергией колонию обеспечивал ядерный реактор, большие запасы воды и продовольствия позволяли не зависеть от поставок извне месяцев восемь, а то и год. Обходиться так долго без аммора, ежедневно, ежечасно спасающего человеческие жизни?.. На это Земля пойти не могла.
Казалось бы, достаточно послать войска – и восстание захлебнется в крови. Но колонисты сумеют обезопасить себя. Годами ковыряясь в норнианских породах, они хорошо усвоили, как застопорить работу на руднике. Несколько взрывов в давно известных точках – и амморовая жила надолго станет недоступной. Вот и основа для шантажа! Стоит заикнуться об этом – и на Земле семь раз подумают, прежде чем прибегнуть к военной силе. А подумав, предпочтут и дальше снабжать обнаглевшую колонию всем необходимым в обмен на аммор. Может быть, даже девочек на Норну завезут, если колонисты выдвинут такое условие. А они наверняка выдвинут – надо же продолжать бунтарский род!
Единственная закавыка в том, что через три дня дубли превратятся в бесформенную массу. Если «гладиаторы» не найдут ключ к хранилищу с телами – им конец. Конечно, останется ещё около тысячи колонистов, но это уже не тот сорт. Самые дерзкие, настоящие бойцы сгинут без следа, а с прочими можно договориться. Они же не призывали к бунту, не уничтожали охрану! Пошуметь, ясное дело, пошумят, но, поразмыслив, сами же приползут на коленях, чтобы вымолить пощаду.
Выходит, нужно просто забиться в щель, три дня не высовывать носа, а потом выйти и объявить себя героем, пережившим ад. Серьёзность заварухи подтвердят Ромуальдсен с компанией – если, конечно, успеют унести отсюда ноги…
Бакай укрупнил план колонии, выискивая подходящее укрытие, и тут раздались крики опьянённой победой толпы. Он вскочил и увидел в окно «гладиаторов», пришедших по его душу. Некоторые уже выбрались из ходунков. Пара минут, чтобы проломиться через заблокированные двери, – и будут здесь…
Выругавшись, Бакай сунул в карман ключ от хранилища и метнулся вниз, к чёрному ходу. Прикидывать, какое убежище самое надежное, было уже некогда, но он рассудил, что в огромных, напоминающих лабиринт, продовольственных складах есть где спрятаться. Только бы успеть…
Он не успел. Пробежав половину пути, Бакай обернулся и увидел, что его преследует новенький блестящий ходунок, похожий на рыцаря в чёрных доспехах. Знакомая машина – в последней партии горной техники такая была только одна. Несмотря на сильную хромоту, «рыцарь» приближался быстро, и уйти от него было невозможно.
Бакай остановился и подумал о том, как нелепо сложилась его судьба. Столько лет греть душу мечтами о Земле – и получить луч между лопаток в самом мерзком из всех возможных миров. На планете, где даже быть богом и царём – сродни каторге. Где единственная ценность – не человеческая жизнь, а проклятый аммор…
Он вынул ключ и стал его разглядывать, словно видел впервые. Хороший солдат, умирая, обязан нанести урон врагу. Это его предсмертный долг. Выстрел из лучевика – и прозрачная пластинка с тонким синим узором в глубине распадётся на молекулы. После чего бунтовщикам останется только выть в бессильной злобе. К чему даже самая блестящая победа тому, кто спустя считаные дни превратится в прах? «Гладиаторы», конечно, попытаются взломать хранилище. Но оно устроено очень хитро – любая попытка открыть его без ключа приведёт к необратимой порче тел. Они никогда уже не вернутся к жизни.