Андрей Ерпылев. Второй шанс

   Муравей, потеряв остатки терпения, вцепился в травинку мертвой хваткой и повис на ней, дав тем самым понять, что больше терпеть выходки живой горы не намерен. Костя пожал плечами и уступил свою игрушку, которую обрадованное насекомое тут же потащило куда-то. Должно быть, как раз этой вещи ему позарез не хватало в муравейнике.
   Странно, но хотя ветер дул с озера, холодило почему-то затылок и шею. Причем не по-осеннему, а скорее по-зимнему…
   Лазарев обернулся и вскочил на ноги: из ненавистного «шкуродера» струилось что-то, напоминающее белый дым, закручиваемый встречным ветром в зыбкие спирали. Не веря собственным глазам, отшельник взбежал по откосу и подставил руку.
   На ладонь легло несколько снежинок…
   В следующий момент Константин уже проталкивался по извилистому коридору, жмуря глаза от бьющего в лицо ледяного ветра пополам с колючей снежной крупой. Ему было не до таких мелочей, а заодно и не до детских страхов…
   Остановился он, только выскочив на волю.
   Здесь стоял настоящий зимний холод и вовсю бушевала метель, но главным было не это.
   Внизу, на том же месте, где и была оставлена, смиренно врастала в снежный сугроб верная «нива»…

4

   – Ты откуда, чертяка? Мы ж тебя уже похоронили!..
   Такими словами приветствовал ввалившегося к нему Константина его давний и лучший друг, товарищ по детским играм, одноклассник и одногруппник по институту Павел Петрович Безлатников, по-простому – Пашка.
   Главный конструктор ОАО «Рифей» (а по-старому, более привычно, Кедровогорского механического завода, производящего, помимо разной конверсионной мелочи, много такого, о чем принято говорить полушепотом) тоже принадлежал к суровому рыболовно-охотничьему братству. Но главной его «болезнью» было сочинение всякого рода ездящих, ползающих, плавающих и даже летающих штуковин, в которых он был докой на все руки и голову заодно.
   – Где ты пропадал?.. – теребил Павел друга, исхудавшего и неузнаваемого в своей пего-рыжей бороде, не давая вымолвить ни слова и не обращая внимания на его досадливые гримасы. – Тут же тебя обыскались все, пропащая ты душа!..
   Домой Лазарев добрался только вчера поздним вечером, все-таки умудрившись загнать своего «Буцефала» в сорока километрах от города. На его счастье, водитель одного из попутных грузовиков позволил зацепить «ниву» тросом и дотащил страдальца на буксире до самого дома.
   Стоит ли описывать, что Костина жена Ирина едва не грохнулась в обморок, когда на пороге возник ее непутевый супруг, грязный, обросший и исхудалый, но веселый и счастливый. Взъерошенный и мокрый после ванны, он суетливо глотал немудреные домашние деликатесы вроде борща и жареной картошки с салом, беспечно отмахиваясь от причитавшей супруги (между прочим, она сообщила, что Лазарев уже объявлен в розыск как пропавший без вести), и самозабвенно врал о том, что был отрезан неожиданно разлившейся рекой, едва не утопил машину и вынужден был застрять надолго в дикой тайге.
   В самом деле: не сумасшедший же он, чтобы поведать Ирине Михайловне, отличавшейся исключительно трезвым и рациональным умом и поэтому на дух не выносившей фантастики и беллетристики вообще (ну разве что кроме женских романов и детективов некоторых представителей прекрасной половины писательской гильдии), о своих ирреальных приключениях за гранью бытия? Они и самому ему сейчас, среди родных и знакомых до последней дырки на обоях стен, уже казались полетом распаленного воображения. Может быть, он действительно проторчал на острове среди вздувшейся реки без малого два месяца? Или провалялся в горячке, простыв после ледяного «купания» во время рыбалки? А проклятый «шкуродер», Парадиз и испарившийся без следа Кедровогорск лишь привиделись в горячечном бреду?..
   Но стоило сунуть руку в карман, как пальцы натыкались на холодное золотое сердечко и бредовые видения тут же наливались осязаемо реальной сутью…
   – Да погоди ты! – оторвал наконец Лазарев от себя руки Пашки и, кивнув на его супругу Валентину Егоровну, уже отахавшую и отпричитавшую свое, а теперь деловито носящуюся из кухни в гостиную и обратно, накрывая праздничный стол (а что: воскрешение лучшего мужнина друга, почти что родственника – не праздник?), заговорщически подмигнул. – Пойдем на воздух, курнём, а?
   – Ты же бросил… – несколько осел Пал Петрович, виновато косясь на Валентину, курения на дух не выносившую. – Да и я… Ладно, пойдем на балкон…
   – Да что там на балконе! Не развернешься… Пойдем вокруг дома пройдемся…
   До Безлатникова понемногу дошло, что друг хочет с ним посекретничать без лишних ушей, особенно Валентининых. С возрастом у этой замечательной во всех отношениях женщины неожиданно, несмотря на высшее гуманитарное образование (Кедровогорский пединститут), проснулась тяга к «бабьему телеграфу». Возможно, виновато подкаменское происхождение, возможно, подруги-сплетницы, но Павел Петрович нередко попадал в неловкие ситуации благодаря длинному языку жены, а особенно – глубокомысленным интерпретациям самых невинных событий, на которые она оказалась большой мастерицей.
   Поэтому, не споря, он согласно мотнул здоровенной лобастой головой (в последние годы – даже излишне лобастой вследствие огромных залысин, грозивших сойтись на макушке) и, спрятав очки в нагрудный карман ковбойки, принялся напяливать дубленку и унты.
   – Вы куда это собрались? – выросла тут же на пороге прихожей Валентина Егоровна. – Горячее вот-вот подойдет!..
   – Да мы это… – принялся оправдываться муж, теребя в ручищах шапку. – Прогуляться…
   – Куда прогуляться? В магазин? Все на столе уже.
   – Да не за этим…
   – А за чем?
   – Да я, Валя, понимаешь, – решил выручить друга-мямлю Лазарев. – К куреву опять пристрастился в тайге. А дымлю, сама знаешь…
   – Ладно! – махнула рукой жена Павла. – Иди подыми на улице своим горлодером… И этот пусть понюхает. Но сюда – ни-ни! Выветривайтесь там. И недолго – остынет все!..
   Уже на улице Костя воровато оглянулся и, схватив Безлатникова под руку, чуть не волоком потащил его за гаражи, в их «секретное» место.
   – Чего ты, в самом деле, Котька, – спросил его Пашка, когда оба оказались в укромном уголке. – Покурил бы на лоджии, с Вальки бы не убыло… Действительно остынет все…
   Он даже не заметил, что назвал друга детским именем, которое, казалось, давно уже позабыл.
   – Да отстань ты со своей жратвой! – досадливо отмахнулся путешественник. – Успеем еще и наесться, и натренькаться заодно… Ты знаешь, где я только что был?..

* * *

   – А ты действительно уверен, что не болен? Ну… Тогда, не сейчас, конечно…
   Павел в отличие от супруги фантастику очень уважал и даже любил (не всю, конечно, выборочно), но в трезвости ума и рассудительности мало чем уступал своей дражайшей половине. Не убедил его даже предъявленный в качестве самого убойного доказательства самородок. Именно сейчас он задумчиво поглаживал золотое сердечко, лежащее на огромной, не по-инженерски мозолистой ладони и совершенно там теряющееся.
   – Ты что, издеваешься?
   – Нет, но просто бывают такие грибы…
   – Значит, ты считаешь, что я обожрался поганок…
   – Нет, но знаешь…
   Костя взял друга за меховые отвороты дубленки, повернул к себе лицом и проникновенно заглянул в близорукие глаза.
   – Я точно был там, – медленно и веско выговорил он. – Я едва не спятил там, когда понял, что ни Кедровогорска, ни всего остального больше нет.
   – Вот видишь…
   – Прекрати! – взревел Лазарев, яростно встряхивая за грудки Пашку, возвышавшегося над ним на полголовы. – Я же говорю тебе: все было на самом деле и так, как я тебе рассказываю!
   – Да как поверить, если все, что ты тут рассказываешь, – ерунда на постном масле!..
   – Эй, мужики! – заглянула в закуток между гаражами чья-то усатая голова в вязаной шапочке. – Проблемы у вас, что ли? А, Петрович?
   – Отстань! – рявкнули на непрошеного доброхота оба мужчины хором. – Сами разберемся!
   – Да ладно, ладно… – попятился тот. – Я так, помочь хотел… Не орите только, как коты мартовские. А то ребятишек во дворе пугаете.
   – Действительно, – мягко отвел Костины руки Безлатников, когда мужик убрался восвояси. – Чего мы тут орем друг на друга?.. И дома все остыло, поди… Валька убьет… Пойдем, а? Да и засох я тут… В одних спортивках ведь выскочил, а на дворе – не лето…
   – Ничего ты не понял…
   – Да все я понял. Просто обмозговать нужно, прикинуть, что к чему… Только дома, при Валентине, смотри не расколись. Ни-ни!..
   – Заметано!
   Мужчины, по-прежнему, как в детстве, понимавшие друг друга с полуслова, шутливо стукнулись кулаками и по очереди выбрались из тесного закутка на волю…

* * *

   Павел пришел к Лазаревым на следующий день, в воскресенье, хмурый, с чертежным тубусом под мышкой, и с порога попросил Ирину сбегать к ним домой, так как Валентина что-то там такое купила и хотела бы обсудить с подругой…
   Врать Безлатников совсем не умел, а значит, без предшествующей «артподготовки» в отношении дражайшей половины не обошлось. Но как бы там ни было, а Костину супругу удалось на какое-то время спровадить.
   Когда мужчины остались одни, Пашка, не теряя времени даром, протопал в кухню и, не спрашивая разрешения хозяина (какие могут быть условности между старыми друзьями?), споро застелил стол неким огромным листом бумаги, извлеченным из тубуса.
   – Показывай, где тут твой Парадиз, – буркнул он, придавливая упрямо задирающиеся края своей «простыни» сахарницей и чайной чашкой.
   Бумага оказалась картой окрестностей Кедровогорска. Да какой!..
   Жадно приникший к слабенькой ксерокопии с какого-то весьма могутного оригинала (а возможно – и копии с копии, неизвестно какой по счету), Костя тут же различил вытянутый овал заветного озера и даже обозначение высоты у западного края, как раз на вершине мини-хребта, его окаймляющего. Проведя пальцем вдоль своего маршрута, он насчитал все речки, которые довелось пересекать два раза – туда и обратно, хотя на его карте трех четвертей из них не было и в помине.
   – Где ты взял такую прелесть? – воскликнул инженер, тщетно пытаясь найти на полях карты выходные данные.
   – Где взял, там уже нет, – отрезал Павел, но даже сквозь маску напускной суровости было видно, как он доволен похвалой вещи, которой, без сомнения, гордился.
   – Да тут каждое дерево обозначено! – продолжал восхищаться Лазарев. – И камень…
   – На оригинале еще больше было, – ткнул пальцем Безлатников в левый верхний угол листа, где красовался немного кособокий белый прямоугольник.
   Костя всмотрелся и все понял: под «белым пятном» (вероятно, прикрытым при копировании каким-нибудь листочком) должен был располагаться жутко секретный населенный пункт под кодовым названием «Таёжный-20» или в просторечии «Двадцатка».
   – Ого… – присвистнул он и почесал в затылке.
   Несмотря на полтора с лишним десятка лет «гласности», рассекречивать закрытый город никто не собирался, и на всех без исключения планах, там, где он располагался, как в песне поется: «на картах и планшетах обрываются пути». Хотя опять же все без исключения горожане и окрестные жители о местной Большой Военной Тайне, конечно же, знали с детства. Как, вероятно, и все те, от кого в первую очередь его в свое время и засекретили…
   – И как же ты?..
   – А вот так. Показывай давай, а то Ирка сейчас вернется.
   Через пятнадцать минут оба мужчины сидели, подперев головы, над картой и в десятый раз молча изучали маршрут Костиного путешествия, вычерченный карандашом. Прикасаться к драгоценному свитку Безлатников другу не доверил и, сверяясь с его «показаниями», твердой рукой опытного чертежника проложил извилистую траекторию собственноручно, не хуже иного штурмана.
   – Да-а… Где ты, говоришь, самородок-то нашел?.. – ожил наконец Павел, что-то прикидывая в уме.
   – Вот тут, – ткнул Лазарев кончиком карандаша в тоненькую извилистую линию. – Чуть не утоп еще…
   Пашка покачал головой.
   – Не мог ты здесь утонуть… И золота найти – тоже.
   – Почему?
   – Да потому, что эту речку и все окрестные заодно драгами^[5] перепахали еще в шестидесятые. Был я там как-то… Курица вброд перейдет и пуза не замочит.
   – Точно?
   Вопрос был более чем риторическим. Константину самому приходилось бывать на тех реках, где поработали драги. Русла таёжных речушек после тщательной обработки рачительными «золотопромышленниками» напоминали щедро усыпанные гравием грунтовые дороги, разве что проложенные не по насыпям, а так сказать, по канавам. Вода там робко журчала между камнями, вздуваясь до былых масштабов лишь раз-другой в году, после половодья или ливней в верховьях, а утонуть не смог бы даже вусмерть пьяный из известного анекдота.
   – И тем не менее… – развел он руками, будто извиняясь. – Не веришь?
   – Да верю, верю… – отмахнулся Павел, близоруко высматривая в серой мешанине линий что-то еще. – А здесь вот ничего не видел?
   Толстый обломанный ноготь указывал на высотку между двумя лесными массивами.
   – Вроде нет… – пожал плечами Лазарев. – Там лесом все заросло. Помню, семь потов сошло, пока карабкался. А когда обратно шел – обогнул вот здесь… А что там должно быть?
   – Геодезический знак. Кстати, а лес там какой? Ну, вокруг озера…
   – Да разный там лес… И лиственницы есть, и кедры… Но больше всего берез и осин. Я даже клены встречал.
   – Клены?
   – Ну да. Кажется…
   – А не врешь, случаем? Не приукрашиваешь?
   – Вот те крест!..
   Мужчины помолчали.
   – Хм-м!.. – мотнул тяжелой башкой Павел, сворачивая карту и пряча в картонную тубу… – Своими бы глазами взглянуть… Ты ж, орясина, ничего там не разобрал…
   Костя понял, что друг поверил ему уже безоговорочно.
   – За чем же дело встало?..

5

   – Ну и куда дальше?
   Вырваться в «экспедицию» друзьям удалось только в конце ноября. Костя, правда, подбивал компаньона «рвануть» к Парадизу уже в ближайшие выходные, взяв пару-тройку дней «без содержания», но все его поползновения были пресечены в зародыше.
   Павел собирался скрупулезно, будто готовился по меньшей мере к кругосветному путешествию. Для броска через заснеженную тайгу он решил использовать свою недавнюю разработку – вездеход на базе армейского УАЗика, довести который до ума собирался давным-давно. Отладку и доводку пришлось провести в сжатые сроки, и хотя он клялся-божился, что агрегат, напоминающий гусеничный бульдозер, не подведет, в объемистое багажное отделение был погружен полный комплект запчастей.
   Несмотря на красочное описание даров природы, буквально валящихся в Парадизе с небес, Пашка исходил из обратного. Поэтому рядом с промасленными деталями в чреве «Ермака», как окрестил Безлатников свое чудо техники, нашли место несколько коробок с различным продовольствием, а кроме того, десятки больших и малых вещей, в экспедиции могущих оказаться в равной степени и чрезвычайно необходимыми, и абсолютно бесполезными. Почти каждая из них встречалась бурным возмущением Константина, и единственное, против чего он не возражал, это против ледобура, снастей для подледной рыбалки и изрядного количества насадки.
   – Хотя бы рыбки наловим, если Парадиз все-таки окажется плодом твоего больного воображения, – заявил Павел в ответ на Костину подначку. – А то такие версты мотать, да без толку…
   Сложнее всего оказалось уломать начальство отпустить его на две недели. И не в том дело, что он не заслужил отпуска. Просто опытный инженер совмещал сразу несколько должностей, и дирекция не привыкла отпускать его далее пределов прямой досягаемости, чтобы иметь возможность выдернуть при малейшей необходимости телефонным звонком или (с одной из близлежащих речушек) нарочным на директорской «Волге», с некоторых пор превратившейся сначала в подержанный «форд», а затем и во вполне новый «мерседес». Теперь же, когда Павел Петрович собрался куда-то к черту на рога, да к тому же наотрез отказывался сообщить свое местоположение… В конце концов, безотказному и покладистому Безлатникову пришлось, вздохнув, применить свое секретное оружие.
   Смущаясь и не зная, куда девать глаза, он предъявил онемевшему от такого коварства директору довод, от которого тот просто не мог отмахнуться.
   Дело в том, что один из его с Костей однокашников по Кедровогорскому политеху, в учебе, правда, особенными талантами не отличавшийся, на последнем курсе неожиданно проявил неодолимую тягу к общественной работе. Одно время он подвизался на комсомольской работе, затем – на партийной, после памятного всем девяносто первого года растворился в мутной водичке, но относительно недавно вынырнул на одном оч-чень высоком посту в Москве. Не просто вынырнул, но и изъявил желание возобновить знакомство с некоторыми старыми друзьями, среди которых числился Павел. Пресловутый довод представлял собой официальное приглашение перебраться под крылышко новоявленного деятеля «макроэкономики» со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами.
   Ну и угадайте теперь с трех раз, какое решение принял директор? Вот-вот…
   А с Костей оказалось совсем просто: его цех из-за полного затоваривания складов продукцией пребывал в вынужденном простое до самого нового года, и он тем самым был волен ехать хоть в Австралию. При условии, конечно, что найдется какой-нибудь идиот в ОВИРе, который примет у сотрудника предприятия ВПК, да еще с таким количеством «допусков», анкету для выдачи загранпаспорта.
   – Ну и куда дальше?
   Необкатанному вездеходу удалось с честью выдержать свое первое испытание и не сломаться ни разу за весь не такой уж и простой маршрут, на верных семьдесят процентов пролегавший по бездорожью.
   Друзья стояли перед знакомым Лазареву косогором и, задрав головы, из-под ладоней глядели на пылящий поземкой склон. Снега за те месяцы, что Костя здесь не был, намело едва не по пояс, и пейзаж был совершенно неузнаваем.
   – Кажется, туда… – неуверенно ткнул «проводник» куда-то вверх. – Или туда…
   – Балбес… – с презрением проворчал Павел и, увязая в глубоком рыхлом снегу, полез вверх по склону.
   Константин пожал плечами, подумал: обидеться на «балбеса» или замять для верности, и тоже полез вслед за могучим товарищем, действующим, как бульдозер. Безлатников обернулся и махнул рукой в сторону: тащиться друг за другом не имело смысла – разумнее было расширить район поисков.
   Вход в «шкуродер», как ни странно, посчастливилось отыскать именно «первопроходцу», который наткнулся на него полчаса спустя.
   – Нашел, наше-е-ел!.. – заорал он, пытаясь перекричать бьющий в лицо ветер, Пашке, копошащемуся метрах в двадцати ниже по склону. – Ползи сюда!..
   В узкой щели между скалами царил почти абсолютный штиль и вроде бы как было теплее. Точно: из прохода тянуло теплом…
   – Ну что? – Костя ощутил знакомую дрожь в коленках. – Оба туда пойдем или…
   – Или.
   Безлатников вынул из кармана бушлата моток тонкого, но прочного капронового шнура, и, обмотав один конец вокруг талии, другой сунул другу в руки.
   – Я пойду, а ты, если что, тяни меня оттуда. Понял?
   – Понял, – кивнул головой Лазарев, поправляя сползшую на глаза шапку.
   И только когда Павел скрылся из виду, подумал, что это самое «если что» – понятие чересчур расплывчатое…
   Шнур, подергиваясь, разматывался, и Костя потихоньку стравливал его, проклиная себя за трусость. Хотя нельзя не признать, что решение Пашка принял вполне разумное… Опять же…
   Додумать он не успел: шнур перестал разматываться.
   «Тянуть? – мелькнуло в голове. – Или подождать?.. А сколько ждать?.. Может…»
   Витой капроновый тросик внезапно провис.
   «Добрался до выхода?..»
   Минуты ожидания тянулись будто резиновые. Не находя себе места от волнения, Константин готов был убить себя за то, что не согласовал с другом системы условных сигналов. Одно подергивание, скажем…
   Не в силах ждать, он выбрал слабину и решительно дернул два раза. Через несколько секунд веревка так же два раза слабо дернулась у него в руках.
   «Отвечает!»
   Он снова дернул, но уже три раза, и веревка, погодив, ответила тем же.
   Ага! Теперь…
   Из-за поворота хода высунулось красное лицо Павла. Очки его сияли праведным гневом.
   – Ты чего тут раздергался? Я выбраться не успел, а ты сразу задергал, как паралитик!
   – Я…
   – Чего «я»? «Я, я»! Головка… сам понимаешь от чего! Ничего и разглядеть не успел, понимаешь! Ору тебе, ору, что все в порядке…
   – Да не слышал я ничего…
   – Ага! Уши-то когда мыл в последний раз? Не слышал он… Минуты не прошло.
   – Как минуты? – опешил Костя. – Да тебя минут пятнадцать не было… Даже больше…
   – Не тренди!..
   Но приборы, в отличие от людей, врать не могут по определению. Часы на руке Безлатникова отставали на четырнадцать минут с секундами…

* * *

   На берегу озера все еще царила осень. Поздняя, прохладная, давно уже не «бархатный сезон», а скорее «меховой», но тем не менее осень, а не зима, властно вступившая в свои права «по ту сторону». Даже листва еще держалась на деревьях – золотистая на березах и красная на осинах. И не только на осинах…
   Павел подошел к пламенеющему багрянцем раскидистому дереву и, протянув руку, сорвал ярко-красный разлапистый лист.
   – Клен… – пробормотал он, не веря своим глазам.
   – А что такого? – Лазарев подобрал с земли такой же лист, только желтый, рассмотрел с обеих сторон и зачем-то понюхал его.
   Пахло обычно: лесной свежестью, дождем, прелью и немного раздавленным лесным клопом…
   – Что тут такого странного, а?
   Безлатников невидяще оглянулся на него:
   – А?
   – Что ты в этом листе нашел такого?
   – Да ничего… Просто не растут у нас клены. В природных условиях, я имею в виду.
   – И что с того? Может, из города семечко занесло?
   – Вряд ли… Он бы еще росточком замерз зимой.
   – А в Канаде как же?
   – Там, понимаешь, климат немного другой.
   Костя бросил лист на землю и хлопнул себя ладонями по бокам:
   – Видали ботаника?! Клен его, видите ли, удивил! А то, что здесь осень, а там, – он показал большим пальцем себе за спину, – зима, не удивило?
   – Почему же не удивило? – спокойно ответил Пашка, тоже бросая лист. – Удивило. Еще там, наверху, удивило, как только в первый раз увидел все это. Только я думал, что ты открыл мир-близнец нашей Земли, параллельный мир, так сказать, а тут нечто другое…
   – Значит, все-таки параллельный мир?
   – Похоже на то. Только не совсем параллельный. Видишь? Климат-то здесь отличается от нашего…
   – Может, только в этой котловине какой-нибудь микроклимат особенный? Возвышенность прикрывает от ветра, в озере теплые ключи и все такое… Ну, как в «Земле Санникова». Видел?
   – Видел и читал. Но давай проверим все же. Где ты, говоришь, второй проход?..
   Но и по другую сторону все оказалось точно так же: никаких следов снега, золотистые березки… Павел даже свой любимый клен отыскал, хоть и не сразу…
   Пока друзья, совершив пару рейсов в заснеженный родной мир, разбили новый лагерь на месте Костиного «стойбища» и обеспечили себе минимальные удобства, короткий ноябрьский день завершился и здесь.
   Сколько не бросал умоляющие взгляды на аккуратно сложенные рыболовные снасти Константин, его товарищ был непреклонен, справедливо полагая, что комфорт – прежде всего. Поэтому ужинать пришлось консервами и извлеченными из «лабаза» запасами копченой рыбы и дичи. Настырным бурундукам все-таки удалось прорваться сквозь все «системы защиты», но то ли Костин фирменный посол им не пришелся по вкусу, то ли штурмовали балок они из чисто спортивного интереса… Копченый хариус оказался «траченным» самую малость, а более крупную рыбу и уток зверьки вообще проигнорировали. Зато не повезло сушеным грибам и ягодам. Похоже, что за ними бурундуки приходили даже издалека, а то, что не съели на месте, каким-то непостижимым образом унесли с собой…
   – Ну что же, – подытожил Безлатников, подбрасывая в костер полешко и извлекая из рюкзака фляжку. – Существование Парадиза будем считать доказанным. Предлагаю за это налить, как говаривал «минеральный секретарь».
   – Одобрям-с! – потер ладони Костя, подставляя кружку.
   Чокнувшись, друзья «приняли» по пятьдесят граммов чистого спирта, после чего Пашка спрятал ёмкость, несмотря на бурные протесты «коллектива».
   – Все. Сухой закон. Теперь только в медицинских целях. Наружно!
   – А если?..
   – Никаких «если». Доживет до отъезда – на посошок примем еще, а до тех пор – ни-ни. Понял?
   – Понял…
   Особенной страстью к горячительному Лазарев не отличался, но по приличному поводу да в хорошей компании чего ж не выпить?.. Остановиться вовремя, конечно, удавалось не всегда.
   – И вообще, – продолжил Безлатников. – Сегодня наломались, поэтому, чтобы завтра не валяться до полудня, давай-ка закругляться. Утро вечера мудренее…
   Что-что, а рассудительность у него всегда была на высоте. Даже иногда граничила с занудством…