Страница:
А Осси все продолжала отступать, лихорадочно ища выход из создавшейся ситуации. Руку начинало покалывать, и это означало, что кровоток в ней понемногу восстанавливался, но это была пока единственная хорошая новость, а в остальном…
«Посох…» – предложила Хода.
– Нет, – качнула головой Осси. – Арку сотру…
Часовня, действительно, находилась на одной линии с мантихорой, и выпущенный из посоха заряд неминуемо бы ее повредил. Да и хилависта, мерцающий зеркальными бликами рядом с аркой, при всей своей склочности обращения такого тоже, в общем-то, не заслуживал.
Осси пыталась было сдвинуться в сторону, но хитрая бестия, надвигающаяся прямо на девушку, тут же разгадала ее маневр и тоже сместилась вбок. Соображала гадина…
Оставалось одно…
Знак леи[8] Осси не видела с того самого дня, когда потеряла Мея и, опьяненная охватившей ее яростью, отправила в небытие добрый кусок дороги на перевале. Но едва только подумала о нем сейчас, как замерцал, заструился серебряным светом воздух над головой, и стал в нем проявляться первый завиток сложной фигуры. Пока еще еле заметный, но разгорающийся и набирающий силу прямо на глазах.
На этот раз все произошло быстрее, и огромная проекция смертельного узора развернулась прямо вокруг раненной мантихоры всего за каких-то два ее шага.
Словно живой заструился под ногами песок, разбегаясь волнами от парящей в воздухе погибели. Затрещал от статического напряжения воздух и начали то и дело проскакивать в нем искры святого Ферта, разряжаясь из пустоты в пустоту. Шерсть мантихоры встала дыбом, отчего сама она казалась теперь раза в два крупнее и страшнее, правда пыл свой воинственный она несколько подрастеряла, ибо поняла, что творится вокруг что-то недоброе.
Пружина была взведена, и теперь оставалось только плеснуть в полностью уже оформившуюся фигуру немного силы. Ровно столько, сколько нужно для смерти…
Хилависта продолжал неподвижно стоять, почти прилипнув к одной из опор арки, так что в этом смысле, ничего, практически, не изменилось. А вот блеска зеркального в нем за это время прибавилось изрядно, и теперь он здорово напоминал огромную каплю ртути, для какой-то неведомой надобности пролитую на белый песок подле часовни.
Мантихора же, наоборот, – была почти прозрачна и дрожала при этом как последний лист на осеннем ветру. Она замерла, в каком-то дурманном оцепенении, будучи не в силах ни сдвинуться с места, ни даже, хотя бы пошевелиться. Словно была загипнотизирована проплывающими перед ней зеркальными узорами. А разводы эти с огромной скоростью скользили по телу хилависты, постоянно сливаясь друг с другом, и оттого казалось, что гигантская ртутная капля вращается с совершенно немыслимой скоростью.
А потом вдруг все это кончилось. Оборвалось, будто и не было ничего.
Блестящие разводы на теле хилависты растворились в бледно-зеленой глубине, а мантихора вновь стала вполне материальной и, даже, будто еще больше порыжела.
На один только миг…
А потом разом истаяла, оплыв как свеча. Была и нету. Только бледная лужица на песке осталась. Да и та уже подсыхала.
И все это, вот так, вот, – между делом. Безо всяких, там, молний, громов и прочей боевой атрибутики. Очень скромно. Очень непонятно. И очень-очень эффективно…
А воздух вокруг леди Кай уже буквально трещал и искрился от разрядов. И мантихоре это, похоже, не нравилось, потому как она то и дело останавливалась, мотая головой по сторонам и пытаясь понять, что же это такое с окружающим миром происходит.
Что там она для себя решила, так и осталось неясным, но остановившись в очередной раз, она замерла и, низко припав к земле, явно изготовилась к прыжку, который должен был поставить жирную точку в этом случайном противостоянии. Раз и навсегда. И никаких сомнений в том, как будет выглядеть финал, ее широко распахнутая пасть не оставляла.
Линии леи опутывали изготовившегося к прыжку зверя плотным коконом, и в тот момент, когда мантихора наконец решилась, леди Кай что было сил дернула одну из них и, закрыв глаза, бросила в затягивающийся узел серебряных струн силу, почерпнутую из боли и из себя самой.
Взвился столбом и плеснул во все стороны песок, отозвавшись неслышному удару, теплой волной ударил ветер, и разом потухли искры разрядов. Наступила тишина. Почти полная.
Разъяренный зверь уже взвился в прыжке, готовясь сомкнуть клыки вокруг беззащитного горла девушки, когда модификация узора завершилась, и яркая линия, охватывающая шею мантихоры, резко сократилась, в один миг превращаясь в петлю.
Масса зверя и инерция сделали все остальное…
Медленно оседала наземь поднятая короткой бурей пыль, уже растаял и пропал без следа порожденный магией узор, а леди Кай все стояла и смотрела как в двух шагах от нее раскачивался в воздухе подвешенный в невидимой петле труп черной как смоль мантихоры.
А когда зрелище это ей наскучило, она отвернулась и пошла подбирать оброненный меч. И только вложив его в ножны, вздохнула и пристально посмотрела на Ходу:
– Иллюзия, говоришь… – и не дожидаясь ответа опустилась на теплый белоснежный песок.
Глава третья
«Посох…» – предложила Хода.
– Нет, – качнула головой Осси. – Арку сотру…
Часовня, действительно, находилась на одной линии с мантихорой, и выпущенный из посоха заряд неминуемо бы ее повредил. Да и хилависта, мерцающий зеркальными бликами рядом с аркой, при всей своей склочности обращения такого тоже, в общем-то, не заслуживал.
Осси пыталась было сдвинуться в сторону, но хитрая бестия, надвигающаяся прямо на девушку, тут же разгадала ее маневр и тоже сместилась вбок. Соображала гадина…
Оставалось одно…
Знак леи[8] Осси не видела с того самого дня, когда потеряла Мея и, опьяненная охватившей ее яростью, отправила в небытие добрый кусок дороги на перевале. Но едва только подумала о нем сейчас, как замерцал, заструился серебряным светом воздух над головой, и стал в нем проявляться первый завиток сложной фигуры. Пока еще еле заметный, но разгорающийся и набирающий силу прямо на глазах.
На этот раз все произошло быстрее, и огромная проекция смертельного узора развернулась прямо вокруг раненной мантихоры всего за каких-то два ее шага.
Словно живой заструился под ногами песок, разбегаясь волнами от парящей в воздухе погибели. Затрещал от статического напряжения воздух и начали то и дело проскакивать в нем искры святого Ферта, разряжаясь из пустоты в пустоту. Шерсть мантихоры встала дыбом, отчего сама она казалась теперь раза в два крупнее и страшнее, правда пыл свой воинственный она несколько подрастеряла, ибо поняла, что творится вокруг что-то недоброе.
Пружина была взведена, и теперь оставалось только плеснуть в полностью уже оформившуюся фигуру немного силы. Ровно столько, сколько нужно для смерти…
Хилависта продолжал неподвижно стоять, почти прилипнув к одной из опор арки, так что в этом смысле, ничего, практически, не изменилось. А вот блеска зеркального в нем за это время прибавилось изрядно, и теперь он здорово напоминал огромную каплю ртути, для какой-то неведомой надобности пролитую на белый песок подле часовни.
Мантихора же, наоборот, – была почти прозрачна и дрожала при этом как последний лист на осеннем ветру. Она замерла, в каком-то дурманном оцепенении, будучи не в силах ни сдвинуться с места, ни даже, хотя бы пошевелиться. Словно была загипнотизирована проплывающими перед ней зеркальными узорами. А разводы эти с огромной скоростью скользили по телу хилависты, постоянно сливаясь друг с другом, и оттого казалось, что гигантская ртутная капля вращается с совершенно немыслимой скоростью.
А потом вдруг все это кончилось. Оборвалось, будто и не было ничего.
Блестящие разводы на теле хилависты растворились в бледно-зеленой глубине, а мантихора вновь стала вполне материальной и, даже, будто еще больше порыжела.
На один только миг…
А потом разом истаяла, оплыв как свеча. Была и нету. Только бледная лужица на песке осталась. Да и та уже подсыхала.
И все это, вот так, вот, – между делом. Безо всяких, там, молний, громов и прочей боевой атрибутики. Очень скромно. Очень непонятно. И очень-очень эффективно…
А воздух вокруг леди Кай уже буквально трещал и искрился от разрядов. И мантихоре это, похоже, не нравилось, потому как она то и дело останавливалась, мотая головой по сторонам и пытаясь понять, что же это такое с окружающим миром происходит.
Что там она для себя решила, так и осталось неясным, но остановившись в очередной раз, она замерла и, низко припав к земле, явно изготовилась к прыжку, который должен был поставить жирную точку в этом случайном противостоянии. Раз и навсегда. И никаких сомнений в том, как будет выглядеть финал, ее широко распахнутая пасть не оставляла.
Линии леи опутывали изготовившегося к прыжку зверя плотным коконом, и в тот момент, когда мантихора наконец решилась, леди Кай что было сил дернула одну из них и, закрыв глаза, бросила в затягивающийся узел серебряных струн силу, почерпнутую из боли и из себя самой.
Взвился столбом и плеснул во все стороны песок, отозвавшись неслышному удару, теплой волной ударил ветер, и разом потухли искры разрядов. Наступила тишина. Почти полная.
Разъяренный зверь уже взвился в прыжке, готовясь сомкнуть клыки вокруг беззащитного горла девушки, когда модификация узора завершилась, и яркая линия, охватывающая шею мантихоры, резко сократилась, в один миг превращаясь в петлю.
Масса зверя и инерция сделали все остальное…
Медленно оседала наземь поднятая короткой бурей пыль, уже растаял и пропал без следа порожденный магией узор, а леди Кай все стояла и смотрела как в двух шагах от нее раскачивался в воздухе подвешенный в невидимой петле труп черной как смоль мантихоры.
А когда зрелище это ей наскучило, она отвернулась и пошла подбирать оброненный меч. И только вложив его в ножны, вздохнула и пристально посмотрела на Ходу:
– Иллюзия, говоришь… – и не дожидаясь ответа опустилась на теплый белоснежный песок.
Глава третья
– Ничего себе… – Хилависта покрутился вокруг висящего в воздухе трупа мантихоры, поцокал языком и зачем-то понюхал песок. – Чудны дела твои…
Еще раз глянув на висящую прямо над ним тушу, он глубоко вздохнул, оставив Осси в недоумении: то ли это комплимент такой она только что услышала, то ли – наоборот. Впрочем, зная склочную натуру хилависты, второе предположение казалось более вероятным.
– Слушай, Ташур, – голос у Осси был какой-то хриплый, будто надтреснутый – сама себя она не узнавала. Да и, вообще, плохо ей было, – и голова кружилась, и сил что-то после инициации узора не осталось. Просто до донышка она выпита была… – Я, вот, тебя спросить хочу…
– Чего? – Отозвался хилависта. – Небось, глупость какую?
– Глупость? Не знаю, может и глупость… А как, вот, так получилось, что когда мантихора по тебе шипом лупила, тебе, вроде, и ничего, – хоть бы что было? Как это?
– А, вот ты о чем, – ухмыльнулся хилависта. – Все просто…
– Неужели?
– Конечно, – важно подтвердил хилависта. – Дело в том, что я, обладая почти идеальной для этого мира физической формой, эфемерен по самой своей природе.
– Вот как? Ты считаешь – это просто? – Улыбнулась Осси. – А что ж тогда сложно по-твоему?
– Конечно просто, – усмехнулся Ташур. Правда, как-то не очень весело у него это вышло. – Я – отражение.
– Отражение?
– Ну, не совсем, но навроде этого… В вашем мире я материально, строго говоря, не существую. Это – как тень. Как призрак… Ты, вот, можешь призрак рукой потрогать или мечом порубать?
– Нет, – покачала головой Осси. – Не могу. Чувствовать – чувствую, а, вот, потрогать нет.
– Ну, вот, видишь… Здесь примерно тоже самое. Но только ты не думай… – хилависта усмехнулся. – Пока я здесь, то там, – он многозначительно закатил глаза, – откуда я родом, меня, вроде как, нет. А раз меня там нет, а тут как раз наоборот – имеюсь, то и ничто человеческое, – он снова усмехнулся, – мне не чуждо. Вот сейчас, например, мне совсем не чуждо покушать…
– Ничего себе! – Осси все еще переваривала только что обретенное откровение. – То есть, это получается, что тебя не убить?
Хилависта вздохнул:
– Да, нет. Убить, конечно, можно. Только постараться надо…
– А как?
– А тебе зачем? – Хилависта настороженно посмотрел на Осси – Ты чего задумала?
– Да ничего я не задумала, – отмахнулась Осси. – Просто надо же мне знать, что для тебя по-настоящему опасно, и отчего тебя оберегать надо.
– А… это правильно, – согласился Ташур. – Оберегать меня надо… В общем, если света много будет, то это нехорошо… Очень нехорошо. Я растаю. Растворюсь в нем, понимаешь?
– А как же сейчас?.. Тут же много света…
– Разве это много, – снисходительно улыбнулся хилависта. – Это так, можно сказать, – полумрак… Я гляжу, ты не знаешь, что такое много…
Он помолчал, пошмякал своими губищами и вздохнул:
– И хорошо, что не знаешь. Ты от этого целее, а я – живее… Вот так-то… – и, закончив эту, по всему, не сильно приятную для него тему, покатил прочь.
Леди Кай вздохнула, с трудом поднялась и побрела следом…
Осмотрев пространство вокруг часовни, Осси примечательного ничего не обнаружила. Все было чисто. Не было ни крови и ничего другого, что напоминало бы о только что состоявшемся тут изведении мантихоры посредством превращения оной в комок мутной слизи. Песок оставался белоснежным и даже следы, натоптанные здесь в превеликом множестве уже потихонечку затягивались. Сами собой, что характерно. Будто и не песок это был вовсе, а густое-прегустое болото.
Не так чтобы сильно быстро это происходило, но к вечеру поверхность острова уже должна была, похоже, выровняться до конца, а после этого никому и в голову не придет, что совсем недавно здесь состязались в изящном искусстве умерщвления, и кое-кто в этом изрядно преуспел.
Часовня тоже выглядела такой же как и прежде.
Ниша… Скульптура… Скамейка…
И ничего больше, если не считать, конечно, храмовой свечи перед барельефом, которая, понятное дело, не горела. Но вполне возможно, что она и раньше тут стояла. Ее Осси могла просто не заметить когда сюда сквозь проем заглядывала.
И это – все. Ни рун, ни люков, ни потайных дверей, ни, даже, камней портальных. Так что, покрутив головой, но так взглядом ни за что и не зацепившись, Осси прошла на выход. Но и там нового ничего не увидела. Лишь медленно тающую цепочку своих собственных следов – свидетельство недавнего ее кругосветного путешествия.
Хилависта деловито сновал туда-сюда, постоянно путаясь под ногами, но от замечаний и советов пока воздерживался. То ли не хотел, то ли, – что, скорее всего, – нечего ему было посоветовать.
– Ну и где нам портал искать? – Осси ни к кому конкретно не обращалась, но рассчитывала прежде всего на помощь Ходы. Мудрой и великодушной.
И не зря, в общем-то, рассчитывала.
«Я думаю…» – та начала не спеша. Как всегда. Словно играя на и без того натянутых нервах.
– Ну-ну, не тяни, – поторопила Осси. – Говори уже.
«Думаю, надо вернуться в часовню».
– Ну, раз надо – вернемся.
Леди Кай развернулась и вновь переступила порог.
Скамейка… Скульптура… Ниша…
Ну и свеча, конечно…
Тут же за ней в не очень-то просторное, в общем-то, помещение протиснулся хилависта, бесцеремонно потеснив Осси, и проскользнув прямо по ногам, отчего их вдруг обдало каким-то немыслимым и совершенно иносторонним холодом.
– Чего вернулись? Так и будем туда-сюда входить-выходить?
«Свеча», – вдруг произнесла Хода.
– Что свеча? – Не поняла Осси.
«Свечу зажги».
– Ты думаешь…
«А думать не надо! Раз свеча стоит, то – должна гореть. Потому как если б не должна была, то ее и не поставили бы. А раз так…»
Определенная логика в этом, конечно, была, и Осси потянулась к огромной, похожей на небольшой столбик свече.
– Конечно, – забубнил под ногами хилависта, – давайте лучше свечки станем тут зажигать. Лишь бы только делом не заниматься. А когда она сгорит, мы обратно в замок сбегаем и еще принесем. Их там много…
Не обращая на него внимания, – а это уже, похоже, превратилось у леди Кай в такую защитную, оберегающую нервы привычку, – Осси запалила огонь. Не самый сложный, как вы понимаете, в мире фокус.
Прыгнули по стенам и потолку отброшенные фигуркой Странника тени, превращая маленькое помещение во что-то завораживающее, таинственное, и…
И все.
И ничего больше не произошло. Да и не факт, что должно было…
– И чего мы стоим? – Прервал раздумья леди Кай хилависта. – Пошли уже.
– Куда пошли?
– Куда-куда… – передразнил хилависта. – Туда, – и указал взглядом на пустой проем арки:
– Лестница, по-твоему, для кого открылась? Или что – опять я все делать должен?
– Лестница? – Осси так удивилась, что даже оставила без внимания более чем смелое высказывание насчет «я» и «все»… – Какая лестница?
– Издеваешься! – Взвизгнул хилависта. – Не хочешь первой идти, – так и скажи…
Осси только руками развела:
– Не издеваюсь… И не думаю даже.
«Ты что – не видишь? – Подала голос Хода. – Правда, не видишь?»
– Что? Что я видеть должна?
«Лестницу».
Осси хмуро кивнула:
– Не вижу…
На то чтобы убедить своих спутников, что она правда, действительно, и совершенно точно не видит тут никакой лестницы, и, вообще, – ничего на нее похожего, у леди Кай ушло довольно много времени.
Причем, Хода, естественно, поверила сразу. Ну, или почти сразу, – благо нечто подобное на ее памяти уже случалось[9]. А вот хилависта долгое время был искренне убежден, что Осси над ним насмехается, за дурака держит, и, вообще, – сильно недолюбливает. Зато когда наконец поверил, раздулся еще больше, ощутив по всей видимости, явное свое превосходство.
И даже снизошел до объяснений, окинув правда перед этим леди Кай долгим и очень тяжелым взглядом. Причем умудрился сделать это в высшей степени надменно и свысока, хотя едва доставал ей до пояса.
С его слов выходило, что прямо на выходе из часовни теперь начиналась не сильно крутая и не очень широкая лестница, ведущая куда-то ввысь. Куда именно, оставалось ему неведомо, потому как конца ей не было. По крайней мере, отсюда его не видно было.
Все это сообщил он на удивление спокойно – без обычного своего нытья и непременного ворчания. Видно было, что новой своей ролью всевидящего и почти всезнающего он вполне доволен, и лучшего для себя пожелать не может.
Как мало, в сущности, некоторым надо… Дай только ощутить хоть мизерное превосходство над теми, кто их повыше да в плечах пошире, и счастливы они, бедолаги, – сил нет. Воистину: чем меньше рост, – тем больше комплексы…
Лестница действительно была, и леди Кай убедилась в этом довольно быстро, сначала просто поводив руками над землей и наткнувшись на что-то холодное, гладкое и невидимое, а потом сыпанув горсть песка прямо перед собой.
И только она это сделала, как тайное и от глаз скрытое сразу стало явным и очевидным. Хотя и не полностью, конечно.
Потрясное это было зрелище!
Прямо за порогом начиналось нечто, похожее на ступени, слегка присыпанные песком. Причем, чем выше, – тем меньше и хуже их видно было. А где-то в районе пятой-шестой они уже и вовсе не угадывались – просто в воздухе парили отдельные песчинки никуда, впрочем, не проваливаясь и вниз на землю не осыпаясь.
– Нам туда, – тут же заявил хилависта и глянул на Осси, явно ожидая что смекалку его тут же оценят по достоинству.
– Это я уже поняла… – Осси обескуражено смотрела на видимую ей часть лестницы.
И чем больше смотрела, тем меньше ей все это нравилось. Перспектива подниматься куда-то вверх по ступеням которые в ширину едва достигали арда, а глазу были вообще не видны, не сильно что-то радовала. Да еще, к тому же, Хода после некоторых раздумий сообщила, что лестница эта, похоже, «немного влево загибается», – это уж, чтобы совсем хорошо стало…
Так что энтузиазма особого леди Кай от предстоящей прогулки по облакам не испытывала, и судить ее за это, наверное, нельзя было. А вот хилависта – так тот только что не подпрыгивал от нетерпения, всем своим видом выражая полную готовность к восхождению и дальнейшим подвигам:
– Ну, так идем, или что?
– Идем-то – идем… Вот только как идти, если я ступенек не вижу?
– Вижу – не вижу… Какая разница, – похоже, что благодушия хилависты хватило ненадолго. – Главное, что они есть. А раз они есть, значит по ним можно идти. А если тебе так уж приспичило, возьми и сделай их видимыми…
– Да? И как же? Мне что теперь с собой мешки с песком таскать чтобы их видимыми сделать? Да, и нету их… мешков…
– Мешки таскать… – фыркнул хилависта. – Хотел бы я на это посмотреть, – он фыркнул еще раз, а потом, видимо, представив себе это зрелище уже во всей красе, зашелся скрипучим противным смехом, похожим на простуженное тявканье.
Осси стояла, смотрела на сотрясающийся от смеха зеленый пузырь и на полном серьезе прикидывала, что лучше – покончить с ним раз и навсегда, разрубив на две половинки, как арбуз, или просто пнуть ногой и проводить долгим взглядом.
В тот момент, когда она пришла к выводу, что два куска хилависты могут оказаться даже хуже чем один целый, гадина эта наконец отсмеялась и, все еще всхлипывая от удовольствия, объявила:
– Я иду первым. Ты – за мной. По следу, так сказать. Главное, – не застревай нигде, и держись поближе, – с этими словами он перекатился в сторону лестницы и довольно ловко скользнул ступеней на десять вверх.
Точнее – на двенадцать. Ступеньки, по которым он только что прошелся – если, конечно, это слово применимо к его способу передвижения, – засветились ровным зеленоватым светом и теперь их можно было и видеть, и считать, вообще делать с ними все что угодно. Хотя, что с ними можно делать еще, – это, конечно, вопрос вопросов.
Свечение это было довольно бледным и потихоньку сходило на нет, но этого было достаточно, чтобы решить главную на этот момент проблему.
«Неплохо, – оценила этот неожиданный поворот Хода. – Ловко и изящно».
– Ну что? – Вернувшийся назад хилависта был собой весьма доволен, но вид у него при этом был – ехидней некуда. – Годится?
Осси кивнула:
– Вполне. Ты только быстро не лети.
– Не буду… А ты говоришь – мешки… – хилависта не удержался и снова хихикнул. – Проще надо…
И началось восхождение.
Остров белого песка скрылся из виду довольно быстро. Просто в какой-то момент растаял внизу под ногами и все. Ни следа и ничего – только воспоминания о приятно проведенном времени, да все еще ноющая рука, по которой пришелся удар мантихоры.
Шли долго. Хилависта слово свое держал – вперед не рвался, хотя видно было, что может и быстрее – просто сдерживается. А ощущения при этом были самые дикие. Под ногами – ничего. Впереди – ничего. Позади – а Осси не удержалась и оглянулась пару раз, – тоже ничего.
Пустота.
Одна лишь пустота, и ничего кроме пустоты…
И только где-то далеко внизу земля, едва видная сквозь легкую пелену облаков. Странное это было дело – гулять по небу. Оно было везде – и над, и под и, вообще, – куда только ни глянь.
Хорошо хоть ветра не было. А кстати, почему, интересно?.. – Осси задумалась. То ли просто улетел он куда-то по неотложным своим делам и пропустил такую интересную забаву, а то ли – так задумано было. И если, так, то неведомым строителям этого шедевра небесной архитектуры – отдельное спасибо и низкий поклон…
– Не устала? – Обернулся на ходу хилависта. Причем ловко он это сделал – будто вывернулся, продолжая, как ни в чем не бывало, катиться вперед. – Или, может, передохнем?
Обалдеть – не встать. Этот занудный гундос мог, оказывается, быть и вежливым и внимательным… Страшно было даже подумать, что еще может скрываться под этой бледно-зеленой оболочкой… Тонкая ранимая душа? Последний романтик? Бродяга и мечтатель?
– Нет, – улыбнулась Осси. Больше, конечно, своим мыслям улыбнулась, чем ему. – В порядке. Ползем дальше.
– Ну, ползем – так, ползем…
Остановиться все-таки пришлось.
А потом еще раз.
Силы понемногу таяли, а ноги, наоборот, – наливались совершенно неподъемной тяжестью, и дальше шагать не хотели ни в какую. Так что приходилось не только их переставлять, но еще и себя уговаривать.
И все же ползли. Потихоньку, явно теряя темп и задор, но ползли. А чтобы хоть как-то отвлечься от этого монотонного до одури занятия Осси вернулась к прерванным размышлениям о странностях и необычностях, имеющих место вокруг нее.
…А еще хорошо, что ступени под ногами не прогибались и ходуном не ходили. Лестница была хоть и невидимой, но на удивление устойчивой. И это, несмотря на колоссальные свои размеры, и вопреки многим действующим законам мироздания, которые кто-то взял и в этом конкретном и отдельно взятом случае отменил. Вот если бы этот кто-то еще перилами озаботился…
«Я думаю – скоро придем», – прервала размышления леди Кай Хода.
– С чего ты так решила?
Хода замялась было, но потом все же выдавила из себя:
«Мне кажется, что тут восемьсот сорок девять ступеней, а эта – семьсот шестнадцатая…»
Вот это заява была! Осси аж с шага сбилась:
– Ты что их считаешь? Ничего себе! А, помнится, кто-то мне говорил, что так только дураки делают.
– Дураки вообще ничего не делают, – тут же встрял хилависта. – И этим, между прочим, очень выгодно от всех остальных отличаются.
«Да я не то чтобы считаю… – попыталась оправдаться Хода. – Скорее – фиксирую. Отмечаю. Это само собой происходит. Машинально…»
– Ну, раз машинально… – усмехнулась Осси. – Это, конечно, совсем другое дело… А почему их должно быть обязательно восемьсот… сколько там?
«Восемьсот сорок девять».
– Во-во. Восемьсот сорок девять… А почему не девятьсот три, скажем?
«Потому что, думаю, что их тут по числу деяний Странника. На них письмена выбиты. На этой вот – «Воздаяние искуплением». Видишь?»
– Видишь, – передразнила Осси. – Ага, как же! Вижу… Я и ступени-то с трудом различаю. Даже не ступени, а блики зеленые… То есть, ты думаешь…
«Да, – Хода не дала ей договорить. – Я думаю, что перед нами, точнее, под нами – Книга Странствий. Ну, не сама, конечно, а ее небесное, так сказать, воплощение. И каждая ступень здесь – как страница из нее. Вот на следующей написано – Гершавер…»
– Гершавер, – повторила Осси. – Подожди-ка… Град скопищ неверующих… «Он распростер длань свою и расколол небо, и вмерзлая в него молния отделила тьму от лазури… И было так и день и ночь. И еще день… И уверовали сомневающиеся, и воспряли поверившие», – процитировала она.
– Точно, – согласился хилависта. – Так все и было. Пойдем уже?
Но разве можно заткнуть на полуслове Ходу, которая только-только начала говорить?
«А еще дальше написано, – продолжила Хода, не обращая ни малейшего внимания на подрагивающего от нетерпения Ташура, – «Крылья Эйлая»».
– Эйлай? – Осси нахмурилась. – Что-то я такого не помню… Кто это?
– Рыбак, – опередил Ходу Ташур. – Эйлай был рыбаком. Лучшим на всем побережье, но однажды его лодку снесло в открытое море, где он проболтался то ли десять дней, то ли больше… не помню…
– И что? – Заинтересовалась Осси. – А крылья тут причем?
– Притом… – Скрипнул хилависта. – И вообще, ты или слушай, раз уж не учена ничему толковому, или перебивай, – тогда я послушаю… А если уж слушаешь, то делай это молча, потому что когда перебивают я не люблю… Понятно?
– Понятно, – кивнула Осси. – Слушаю.
– И не перебивай.
– И не перебиваю.
– Хорошо… – хилависта выдержал паузу, наверное, специально чтобы убедиться, что перебивать его никто не собирается, а потом помолчал еще немного. Просто так – на всякий случай.
– Так вот. Когда Эйлай уже потерял надежду и почти помирал от голода, холода и всего остального, ему явился Странник и подарил крылья, чтобы тот мог добраться до суши… Вот и получается – крылья Эйлая. Понятно?
Осси кивнула.
– Что ты головой трясешь. Ртом говори. Понятно?
– Понятно, – Осси снова кивнула. – Просто перебивать не хочу, вот и киваю.
– Что значит перебивать не хочу? – Возмутился хилависта. – Как можно меня перебить, если я уже говорить закончил? Ты что, совсем тупоумная? Мало что Книгу Странствий знаешь через, как не знаю что, так еще и разницы между перебиванием и диалогом не чувствуешь?
– А что с ним дальше было? – Попыталась переменить тему Осси. – С Эйлаем, в смысле?
– Что было, то и было, – буркнул хилависта. – Не буду тебе больше ничего говорить.
«А потом, – давясь со смеху продолжила за него рассказ Хода, – он благополучно добрался до берега, зажил нормальной жизнью, но рыбалку свою вскорости забросил, а вместо этого принялся шататься по кабакам, и рассказывать там свою историю, безбожно, кстати, ее при этом перевирая и клянча за это деньги. А когда Страннику все это надоело, он взял Эйлая и зашвырнул его обратно в море, в ту самую лодку и в то самое время».
– И что?
«И все. Больше про него никто никогда не слышал…»
– О, как, – покачала головой Осси. – Жестоко. Хотя, если с другой стороны посмотреть…
«Вот именно, – согласилась Хода. – Если с другой…»
– Ну, вы долго там еще бухтеть будете? – Не выдержал хилависта. – Идти надо. Вон, темнеет уже. А я тут ночью шляться не люблю. Тут звезды, и вообще…
Что тут вообще, он не договорил, но, вот, насчет «темнеет» прав был абсолютно. Прямо на глазах менялось небо. Еще недавно совсем прозрачное и почти невесомое, оно быстро превращалось в невероятно глубокое и холодное, прямо на глазах наливаясь темной синевой и становилось густым – хоть ложкой ешь. А из этой синевы уже начинали просвечивать первые звезды.
Еще раз глянув на висящую прямо над ним тушу, он глубоко вздохнул, оставив Осси в недоумении: то ли это комплимент такой она только что услышала, то ли – наоборот. Впрочем, зная склочную натуру хилависты, второе предположение казалось более вероятным.
– Слушай, Ташур, – голос у Осси был какой-то хриплый, будто надтреснутый – сама себя она не узнавала. Да и, вообще, плохо ей было, – и голова кружилась, и сил что-то после инициации узора не осталось. Просто до донышка она выпита была… – Я, вот, тебя спросить хочу…
– Чего? – Отозвался хилависта. – Небось, глупость какую?
– Глупость? Не знаю, может и глупость… А как, вот, так получилось, что когда мантихора по тебе шипом лупила, тебе, вроде, и ничего, – хоть бы что было? Как это?
– А, вот ты о чем, – ухмыльнулся хилависта. – Все просто…
– Неужели?
– Конечно, – важно подтвердил хилависта. – Дело в том, что я, обладая почти идеальной для этого мира физической формой, эфемерен по самой своей природе.
– Вот как? Ты считаешь – это просто? – Улыбнулась Осси. – А что ж тогда сложно по-твоему?
– Конечно просто, – усмехнулся Ташур. Правда, как-то не очень весело у него это вышло. – Я – отражение.
– Отражение?
– Ну, не совсем, но навроде этого… В вашем мире я материально, строго говоря, не существую. Это – как тень. Как призрак… Ты, вот, можешь призрак рукой потрогать или мечом порубать?
– Нет, – покачала головой Осси. – Не могу. Чувствовать – чувствую, а, вот, потрогать нет.
– Ну, вот, видишь… Здесь примерно тоже самое. Но только ты не думай… – хилависта усмехнулся. – Пока я здесь, то там, – он многозначительно закатил глаза, – откуда я родом, меня, вроде как, нет. А раз меня там нет, а тут как раз наоборот – имеюсь, то и ничто человеческое, – он снова усмехнулся, – мне не чуждо. Вот сейчас, например, мне совсем не чуждо покушать…
– Ничего себе! – Осси все еще переваривала только что обретенное откровение. – То есть, это получается, что тебя не убить?
Хилависта вздохнул:
– Да, нет. Убить, конечно, можно. Только постараться надо…
– А как?
– А тебе зачем? – Хилависта настороженно посмотрел на Осси – Ты чего задумала?
– Да ничего я не задумала, – отмахнулась Осси. – Просто надо же мне знать, что для тебя по-настоящему опасно, и отчего тебя оберегать надо.
– А… это правильно, – согласился Ташур. – Оберегать меня надо… В общем, если света много будет, то это нехорошо… Очень нехорошо. Я растаю. Растворюсь в нем, понимаешь?
– А как же сейчас?.. Тут же много света…
– Разве это много, – снисходительно улыбнулся хилависта. – Это так, можно сказать, – полумрак… Я гляжу, ты не знаешь, что такое много…
Он помолчал, пошмякал своими губищами и вздохнул:
– И хорошо, что не знаешь. Ты от этого целее, а я – живее… Вот так-то… – и, закончив эту, по всему, не сильно приятную для него тему, покатил прочь.
Леди Кай вздохнула, с трудом поднялась и побрела следом…
Осмотрев пространство вокруг часовни, Осси примечательного ничего не обнаружила. Все было чисто. Не было ни крови и ничего другого, что напоминало бы о только что состоявшемся тут изведении мантихоры посредством превращения оной в комок мутной слизи. Песок оставался белоснежным и даже следы, натоптанные здесь в превеликом множестве уже потихонечку затягивались. Сами собой, что характерно. Будто и не песок это был вовсе, а густое-прегустое болото.
Не так чтобы сильно быстро это происходило, но к вечеру поверхность острова уже должна была, похоже, выровняться до конца, а после этого никому и в голову не придет, что совсем недавно здесь состязались в изящном искусстве умерщвления, и кое-кто в этом изрядно преуспел.
Часовня тоже выглядела такой же как и прежде.
Ниша… Скульптура… Скамейка…
И ничего больше, если не считать, конечно, храмовой свечи перед барельефом, которая, понятное дело, не горела. Но вполне возможно, что она и раньше тут стояла. Ее Осси могла просто не заметить когда сюда сквозь проем заглядывала.
И это – все. Ни рун, ни люков, ни потайных дверей, ни, даже, камней портальных. Так что, покрутив головой, но так взглядом ни за что и не зацепившись, Осси прошла на выход. Но и там нового ничего не увидела. Лишь медленно тающую цепочку своих собственных следов – свидетельство недавнего ее кругосветного путешествия.
Хилависта деловито сновал туда-сюда, постоянно путаясь под ногами, но от замечаний и советов пока воздерживался. То ли не хотел, то ли, – что, скорее всего, – нечего ему было посоветовать.
– Ну и где нам портал искать? – Осси ни к кому конкретно не обращалась, но рассчитывала прежде всего на помощь Ходы. Мудрой и великодушной.
И не зря, в общем-то, рассчитывала.
«Я думаю…» – та начала не спеша. Как всегда. Словно играя на и без того натянутых нервах.
– Ну-ну, не тяни, – поторопила Осси. – Говори уже.
«Думаю, надо вернуться в часовню».
– Ну, раз надо – вернемся.
Леди Кай развернулась и вновь переступила порог.
Скамейка… Скульптура… Ниша…
Ну и свеча, конечно…
Тут же за ней в не очень-то просторное, в общем-то, помещение протиснулся хилависта, бесцеремонно потеснив Осси, и проскользнув прямо по ногам, отчего их вдруг обдало каким-то немыслимым и совершенно иносторонним холодом.
– Чего вернулись? Так и будем туда-сюда входить-выходить?
«Свеча», – вдруг произнесла Хода.
– Что свеча? – Не поняла Осси.
«Свечу зажги».
– Ты думаешь…
«А думать не надо! Раз свеча стоит, то – должна гореть. Потому как если б не должна была, то ее и не поставили бы. А раз так…»
Определенная логика в этом, конечно, была, и Осси потянулась к огромной, похожей на небольшой столбик свече.
– Конечно, – забубнил под ногами хилависта, – давайте лучше свечки станем тут зажигать. Лишь бы только делом не заниматься. А когда она сгорит, мы обратно в замок сбегаем и еще принесем. Их там много…
Не обращая на него внимания, – а это уже, похоже, превратилось у леди Кай в такую защитную, оберегающую нервы привычку, – Осси запалила огонь. Не самый сложный, как вы понимаете, в мире фокус.
Прыгнули по стенам и потолку отброшенные фигуркой Странника тени, превращая маленькое помещение во что-то завораживающее, таинственное, и…
И все.
И ничего больше не произошло. Да и не факт, что должно было…
– И чего мы стоим? – Прервал раздумья леди Кай хилависта. – Пошли уже.
– Куда пошли?
– Куда-куда… – передразнил хилависта. – Туда, – и указал взглядом на пустой проем арки:
– Лестница, по-твоему, для кого открылась? Или что – опять я все делать должен?
– Лестница? – Осси так удивилась, что даже оставила без внимания более чем смелое высказывание насчет «я» и «все»… – Какая лестница?
– Издеваешься! – Взвизгнул хилависта. – Не хочешь первой идти, – так и скажи…
Осси только руками развела:
– Не издеваюсь… И не думаю даже.
«Ты что – не видишь? – Подала голос Хода. – Правда, не видишь?»
– Что? Что я видеть должна?
«Лестницу».
Осси хмуро кивнула:
– Не вижу…
На то чтобы убедить своих спутников, что она правда, действительно, и совершенно точно не видит тут никакой лестницы, и, вообще, – ничего на нее похожего, у леди Кай ушло довольно много времени.
Причем, Хода, естественно, поверила сразу. Ну, или почти сразу, – благо нечто подобное на ее памяти уже случалось[9]. А вот хилависта долгое время был искренне убежден, что Осси над ним насмехается, за дурака держит, и, вообще, – сильно недолюбливает. Зато когда наконец поверил, раздулся еще больше, ощутив по всей видимости, явное свое превосходство.
И даже снизошел до объяснений, окинув правда перед этим леди Кай долгим и очень тяжелым взглядом. Причем умудрился сделать это в высшей степени надменно и свысока, хотя едва доставал ей до пояса.
С его слов выходило, что прямо на выходе из часовни теперь начиналась не сильно крутая и не очень широкая лестница, ведущая куда-то ввысь. Куда именно, оставалось ему неведомо, потому как конца ей не было. По крайней мере, отсюда его не видно было.
Все это сообщил он на удивление спокойно – без обычного своего нытья и непременного ворчания. Видно было, что новой своей ролью всевидящего и почти всезнающего он вполне доволен, и лучшего для себя пожелать не может.
Как мало, в сущности, некоторым надо… Дай только ощутить хоть мизерное превосходство над теми, кто их повыше да в плечах пошире, и счастливы они, бедолаги, – сил нет. Воистину: чем меньше рост, – тем больше комплексы…
Лестница действительно была, и леди Кай убедилась в этом довольно быстро, сначала просто поводив руками над землей и наткнувшись на что-то холодное, гладкое и невидимое, а потом сыпанув горсть песка прямо перед собой.
И только она это сделала, как тайное и от глаз скрытое сразу стало явным и очевидным. Хотя и не полностью, конечно.
Потрясное это было зрелище!
Прямо за порогом начиналось нечто, похожее на ступени, слегка присыпанные песком. Причем, чем выше, – тем меньше и хуже их видно было. А где-то в районе пятой-шестой они уже и вовсе не угадывались – просто в воздухе парили отдельные песчинки никуда, впрочем, не проваливаясь и вниз на землю не осыпаясь.
– Нам туда, – тут же заявил хилависта и глянул на Осси, явно ожидая что смекалку его тут же оценят по достоинству.
– Это я уже поняла… – Осси обескуражено смотрела на видимую ей часть лестницы.
И чем больше смотрела, тем меньше ей все это нравилось. Перспектива подниматься куда-то вверх по ступеням которые в ширину едва достигали арда, а глазу были вообще не видны, не сильно что-то радовала. Да еще, к тому же, Хода после некоторых раздумий сообщила, что лестница эта, похоже, «немного влево загибается», – это уж, чтобы совсем хорошо стало…
Так что энтузиазма особого леди Кай от предстоящей прогулки по облакам не испытывала, и судить ее за это, наверное, нельзя было. А вот хилависта – так тот только что не подпрыгивал от нетерпения, всем своим видом выражая полную готовность к восхождению и дальнейшим подвигам:
– Ну, так идем, или что?
– Идем-то – идем… Вот только как идти, если я ступенек не вижу?
– Вижу – не вижу… Какая разница, – похоже, что благодушия хилависты хватило ненадолго. – Главное, что они есть. А раз они есть, значит по ним можно идти. А если тебе так уж приспичило, возьми и сделай их видимыми…
– Да? И как же? Мне что теперь с собой мешки с песком таскать чтобы их видимыми сделать? Да, и нету их… мешков…
– Мешки таскать… – фыркнул хилависта. – Хотел бы я на это посмотреть, – он фыркнул еще раз, а потом, видимо, представив себе это зрелище уже во всей красе, зашелся скрипучим противным смехом, похожим на простуженное тявканье.
Осси стояла, смотрела на сотрясающийся от смеха зеленый пузырь и на полном серьезе прикидывала, что лучше – покончить с ним раз и навсегда, разрубив на две половинки, как арбуз, или просто пнуть ногой и проводить долгим взглядом.
В тот момент, когда она пришла к выводу, что два куска хилависты могут оказаться даже хуже чем один целый, гадина эта наконец отсмеялась и, все еще всхлипывая от удовольствия, объявила:
– Я иду первым. Ты – за мной. По следу, так сказать. Главное, – не застревай нигде, и держись поближе, – с этими словами он перекатился в сторону лестницы и довольно ловко скользнул ступеней на десять вверх.
Точнее – на двенадцать. Ступеньки, по которым он только что прошелся – если, конечно, это слово применимо к его способу передвижения, – засветились ровным зеленоватым светом и теперь их можно было и видеть, и считать, вообще делать с ними все что угодно. Хотя, что с ними можно делать еще, – это, конечно, вопрос вопросов.
Свечение это было довольно бледным и потихоньку сходило на нет, но этого было достаточно, чтобы решить главную на этот момент проблему.
«Неплохо, – оценила этот неожиданный поворот Хода. – Ловко и изящно».
– Ну что? – Вернувшийся назад хилависта был собой весьма доволен, но вид у него при этом был – ехидней некуда. – Годится?
Осси кивнула:
– Вполне. Ты только быстро не лети.
– Не буду… А ты говоришь – мешки… – хилависта не удержался и снова хихикнул. – Проще надо…
И началось восхождение.
Остров белого песка скрылся из виду довольно быстро. Просто в какой-то момент растаял внизу под ногами и все. Ни следа и ничего – только воспоминания о приятно проведенном времени, да все еще ноющая рука, по которой пришелся удар мантихоры.
Шли долго. Хилависта слово свое держал – вперед не рвался, хотя видно было, что может и быстрее – просто сдерживается. А ощущения при этом были самые дикие. Под ногами – ничего. Впереди – ничего. Позади – а Осси не удержалась и оглянулась пару раз, – тоже ничего.
Пустота.
Одна лишь пустота, и ничего кроме пустоты…
И только где-то далеко внизу земля, едва видная сквозь легкую пелену облаков. Странное это было дело – гулять по небу. Оно было везде – и над, и под и, вообще, – куда только ни глянь.
Хорошо хоть ветра не было. А кстати, почему, интересно?.. – Осси задумалась. То ли просто улетел он куда-то по неотложным своим делам и пропустил такую интересную забаву, а то ли – так задумано было. И если, так, то неведомым строителям этого шедевра небесной архитектуры – отдельное спасибо и низкий поклон…
– Не устала? – Обернулся на ходу хилависта. Причем ловко он это сделал – будто вывернулся, продолжая, как ни в чем не бывало, катиться вперед. – Или, может, передохнем?
Обалдеть – не встать. Этот занудный гундос мог, оказывается, быть и вежливым и внимательным… Страшно было даже подумать, что еще может скрываться под этой бледно-зеленой оболочкой… Тонкая ранимая душа? Последний романтик? Бродяга и мечтатель?
– Нет, – улыбнулась Осси. Больше, конечно, своим мыслям улыбнулась, чем ему. – В порядке. Ползем дальше.
– Ну, ползем – так, ползем…
Остановиться все-таки пришлось.
А потом еще раз.
Силы понемногу таяли, а ноги, наоборот, – наливались совершенно неподъемной тяжестью, и дальше шагать не хотели ни в какую. Так что приходилось не только их переставлять, но еще и себя уговаривать.
И все же ползли. Потихоньку, явно теряя темп и задор, но ползли. А чтобы хоть как-то отвлечься от этого монотонного до одури занятия Осси вернулась к прерванным размышлениям о странностях и необычностях, имеющих место вокруг нее.
…А еще хорошо, что ступени под ногами не прогибались и ходуном не ходили. Лестница была хоть и невидимой, но на удивление устойчивой. И это, несмотря на колоссальные свои размеры, и вопреки многим действующим законам мироздания, которые кто-то взял и в этом конкретном и отдельно взятом случае отменил. Вот если бы этот кто-то еще перилами озаботился…
«Я думаю – скоро придем», – прервала размышления леди Кай Хода.
– С чего ты так решила?
Хода замялась было, но потом все же выдавила из себя:
«Мне кажется, что тут восемьсот сорок девять ступеней, а эта – семьсот шестнадцатая…»
Вот это заява была! Осси аж с шага сбилась:
– Ты что их считаешь? Ничего себе! А, помнится, кто-то мне говорил, что так только дураки делают.
– Дураки вообще ничего не делают, – тут же встрял хилависта. – И этим, между прочим, очень выгодно от всех остальных отличаются.
«Да я не то чтобы считаю… – попыталась оправдаться Хода. – Скорее – фиксирую. Отмечаю. Это само собой происходит. Машинально…»
– Ну, раз машинально… – усмехнулась Осси. – Это, конечно, совсем другое дело… А почему их должно быть обязательно восемьсот… сколько там?
«Восемьсот сорок девять».
– Во-во. Восемьсот сорок девять… А почему не девятьсот три, скажем?
«Потому что, думаю, что их тут по числу деяний Странника. На них письмена выбиты. На этой вот – «Воздаяние искуплением». Видишь?»
– Видишь, – передразнила Осси. – Ага, как же! Вижу… Я и ступени-то с трудом различаю. Даже не ступени, а блики зеленые… То есть, ты думаешь…
«Да, – Хода не дала ей договорить. – Я думаю, что перед нами, точнее, под нами – Книга Странствий. Ну, не сама, конечно, а ее небесное, так сказать, воплощение. И каждая ступень здесь – как страница из нее. Вот на следующей написано – Гершавер…»
– Гершавер, – повторила Осси. – Подожди-ка… Град скопищ неверующих… «Он распростер длань свою и расколол небо, и вмерзлая в него молния отделила тьму от лазури… И было так и день и ночь. И еще день… И уверовали сомневающиеся, и воспряли поверившие», – процитировала она.
– Точно, – согласился хилависта. – Так все и было. Пойдем уже?
Но разве можно заткнуть на полуслове Ходу, которая только-только начала говорить?
«А еще дальше написано, – продолжила Хода, не обращая ни малейшего внимания на подрагивающего от нетерпения Ташура, – «Крылья Эйлая»».
– Эйлай? – Осси нахмурилась. – Что-то я такого не помню… Кто это?
– Рыбак, – опередил Ходу Ташур. – Эйлай был рыбаком. Лучшим на всем побережье, но однажды его лодку снесло в открытое море, где он проболтался то ли десять дней, то ли больше… не помню…
– И что? – Заинтересовалась Осси. – А крылья тут причем?
– Притом… – Скрипнул хилависта. – И вообще, ты или слушай, раз уж не учена ничему толковому, или перебивай, – тогда я послушаю… А если уж слушаешь, то делай это молча, потому что когда перебивают я не люблю… Понятно?
– Понятно, – кивнула Осси. – Слушаю.
– И не перебивай.
– И не перебиваю.
– Хорошо… – хилависта выдержал паузу, наверное, специально чтобы убедиться, что перебивать его никто не собирается, а потом помолчал еще немного. Просто так – на всякий случай.
– Так вот. Когда Эйлай уже потерял надежду и почти помирал от голода, холода и всего остального, ему явился Странник и подарил крылья, чтобы тот мог добраться до суши… Вот и получается – крылья Эйлая. Понятно?
Осси кивнула.
– Что ты головой трясешь. Ртом говори. Понятно?
– Понятно, – Осси снова кивнула. – Просто перебивать не хочу, вот и киваю.
– Что значит перебивать не хочу? – Возмутился хилависта. – Как можно меня перебить, если я уже говорить закончил? Ты что, совсем тупоумная? Мало что Книгу Странствий знаешь через, как не знаю что, так еще и разницы между перебиванием и диалогом не чувствуешь?
– А что с ним дальше было? – Попыталась переменить тему Осси. – С Эйлаем, в смысле?
– Что было, то и было, – буркнул хилависта. – Не буду тебе больше ничего говорить.
«А потом, – давясь со смеху продолжила за него рассказ Хода, – он благополучно добрался до берега, зажил нормальной жизнью, но рыбалку свою вскорости забросил, а вместо этого принялся шататься по кабакам, и рассказывать там свою историю, безбожно, кстати, ее при этом перевирая и клянча за это деньги. А когда Страннику все это надоело, он взял Эйлая и зашвырнул его обратно в море, в ту самую лодку и в то самое время».
– И что?
«И все. Больше про него никто никогда не слышал…»
– О, как, – покачала головой Осси. – Жестоко. Хотя, если с другой стороны посмотреть…
«Вот именно, – согласилась Хода. – Если с другой…»
– Ну, вы долго там еще бухтеть будете? – Не выдержал хилависта. – Идти надо. Вон, темнеет уже. А я тут ночью шляться не люблю. Тут звезды, и вообще…
Что тут вообще, он не договорил, но, вот, насчет «темнеет» прав был абсолютно. Прямо на глазах менялось небо. Еще недавно совсем прозрачное и почти невесомое, оно быстро превращалось в невероятно глубокое и холодное, прямо на глазах наливаясь темной синевой и становилось густым – хоть ложкой ешь. А из этой синевы уже начинали просвечивать первые звезды.