Андрей Силенгинский. На килограмм души (сборник)

   Важную деталь интерьера составляли восемь хорошо вооруженных охранника, занимающих диспозицию вокруг трона и в четырех углах зала. Каждый из охранников ростом не уступал мне и телосложение имел весьма устрашающее. Пожалуй, имей я за пазухой пулемет, не рискнул бы доставать его на свет божий…
   Что ж, пора приступать к завершающей стадии нашего плана. Обменявшись ритуальными приветствиями, которые, хвала Аллаху, были не столь затейливы как при дворе земных султанов, мы не стали тянуть кота за хвост. Решать все необходимо было быстро, чтобы не нарваться на приглашение отобедать. Знали бы вы, что жрут эти эммейцы!.. Но, так как я начисто лишен садистских наклонностей, не буду этого рассказывать.
   Небрежным жестом я извлек из недр своего балахона невзрачный полотняной мешочек. Стоит признать, я немного волновался в тот момент. Однако мне хватило сил собраться, и потоки красноречия клокочущим горным ручьем хлынули из моих уст.
   – О, великий султан, позволь двум скромным монахам преподнести тебе небольшой подарок, – я протянул руку с мешочком вперед. – Здесь находится камень, который много веков хранился в самом сердце монастыря, настоятелем коего выпала радость быть мне. Я и брат мой, – кивок в сторону Макса, – не смогли найти этому сокровищу лучшего применения, кроме как подарить его величайшему из правителей, известных людям.
   Инкрустированный циклоп встал с трона и подошел к нам. Я подавил желание зажмуриться. Наш план, с которым я успел свыкнуться, и в успех которого верил безоговорочно, вдруг представился мне донельзя нелепым.
   – Благодарю вас, святые люди, – синяя когтистая лапа сгребла мешочек из моей руки. – Я тронут вашими речами и счастлив принять этот дар.
   Не спеша султан вытряхнул «Полную луну» на ладонь. Я силился прочитать на его лице какие-то эмоции, но тщетно. Он не впал ни в ярость, ни в экстаз, а более тонкие нюансы мне было затруднительно разобрать на этой круглой синей роже с немигающим глазом.
   – Не желают ли святые люди разделить со мной обед? – без всякого выражения поинтересовался султан.
   Я невольно сглотнул.
   – С тяжелым сердцем мы вынуждены отказаться, повелитель. Нас с братом весьма печалит это, мы бы долгие годы потом вспоминали трапезу за одним столом с таким великим султаном, – (это уж точно… вспоминали бы!), – но увы! Монастырь не может долго оставаться без своего настоятеля. С твоего позволения, о могущественный, мы должны покинуть твой гостеприимный дворец.
   Неси подарки, урод! – зло подумал я. Урод словно слышал мои мысли.
   – Раз вы так торопитесь, святые люди, позвольте проводить вас до стен моего дома. Мне тоже не терпится одарить вас.
   А уж нам-то как не терпится!.. Султан величественным жестом приказал нам идти к двери, а сам приблизился к стоящему в дальнем углу стражнику и вполголоса дал ему какие-то указания. Стражник немедленно исчез в одном из боковых ходах.
   В коридоре, ведущем наружу, нас догнал султан в сопровождении двух своих громил. Путь до дворцовых стен мы проделали в молчании. Перед воротами султан остановился, явно в ожидании чего-то. Можете поверить мне на слово, мы с Максом ждали не менее напряженно. Вот сейчас придет слуга с увесистым мешком… или шкатулкой.
   Слуга – тот же самый охранник, отправленный султаном из тронного зала – действительно появился довольно скоро. В его руках я не заметил никакой тары, пригодной для переноски драгоценностей. Это настораживало. Зато вслед за стражником почему-то следовал почетный караул в виде десятка… как бы потактичней сказать… особей женского пола. Благодаря своей врожденной проницательности я догадался, что это – часть султанского гарема. Что они здесь делают? Та самая врожденная проницательность подсказала мне ответ и на этот вопрос. Правда я не хотел в это верить. Пересчитал наложниц – ровно десять. И все же…
   – Это десять моих лучших жен, – с легкой гордостью сказал султан. – Каждая из них стоит бриллианта, равного полученного мной от вас.
   Последние сомнения отпали… Черт, я действительно мечтал о собственном гареме. Но не сейчас и уж точно НЕ О ТАКОМ!
   В полной прострации мы вышли за пределы города. Десять синих хвостатых тел следовали за нами шаг в шаг. Мне вспомнилась сцена из очень древнего и до сего дня любимого мной фильма. Только в парандже почему-то были представители другого пола…
   – Почему нам так не везет, Кир?! – нарушил наконец тишину Макс. Говорил он по-русски. И правда, кого стесняться?
   – Причем тут невезение? – я тяжело вздохнул.
   – Ну как? Попался султан какой-то… – Макс долго не мог подобрать нужного слова.
   – Не в султане дело… – я снова вздохнул. Еще тяжелее. – Ты что, правда ничего не понял?
   – А что я должен был понять?
   – Вспомни все, что ты знаешь о пцщенгдуа, – я подумал и не стал вздыхать в третий раз.
   Какое-то время мы шли молча. Затем Макс резко остановился. Настолько резко, что идущая за ним одноглазая красотка налетела на него всей своей немалой массой – на Эмме в моде крупные женщины. Макс поспешно двинулся дальше.
   – Но ведь… Но ведь пцщенгдуа дают обет безбрачия! Им запрещены любые контакты с женщинами.
   – Правильно, Макс, – грустно согласился я.
   – Что же выходит… – Макс говорил сам с собой. – Султан не знал об этом? Нет, он не мог об этом не знать. Значит…
   – Ага! Значит! – я кивнул. – Именно поэтому подарки на Эмме так редки. Тортик – диабетику, бутылку водки – язвеннику, змею – страдающему серпентофобией…
   – Шакалы! – взвизгнул Макс. – Подлые шакалы! Шульц даже не представлял, как прав был, давая этой мерзкой планете собачье имя!
   Я подождал, пока Макс закончит буйствовать. Свое же собственное состояние я бы определил как вялую меланхолию.
   – Ладно… Мы-то куда идем?
   – Как куда? – Макс недоуменно пожал плечами. – На корабль, естественно!
   – А это? – я бросил взгляд через плечо. – Не думаю, что мы сможем запросто оставить их перед люком корабля.
   – Почему? – спросил Макс.
   Я уже говорил, что мой друг иногда бывает полным идиотом?
   – А потому, Макс, – ласково проговорил я, – что как бы тупы ни были наши спутницы, завидев космический корабль, они могут усомниться, те ли мы, за кого себя выдаем… Особенно если сложить этот факт с нашим разговором на незнакомом языке. А чужаков здесь очень не любят, ты сам говорил.
   – Что, и женщины тоже не любят? – жалобно спросил Макс.
   – Хочешь проверить?
   Сзади послышалось громкое сопение.
   – Кирилл, ты любишь бегать по песку на длинные дистанции?
   – Обожаю, – ответил я уже в пустоту и кинулся догонять стремительно удалявшуюся фигуру с мешком на голове.

С крупинкой перца

   – Как ты относишься к контрабанде?
   Это Макс. Мне даже не нужно отрывать взгляд от созерцания потолочных узоров, чтобы удостовериться в этом. Во-первых, он один из немногих, кто имеет право входить ко мне без стука… и без приглашения, если уж на то пошло. Во-вторых этот удивительно неприятный тембр голоса сложно с чем-либо спутать. В-третьих у кого еще имеется отвратительная привычка так по-дурацки начинать разговор? Приличные люди сначала хотя бы здороваются. Нет, это Макс.
   Его не интересует ответ на свой вопрос. Да это и не вопрос вовсе, это – прелюдия. Когда у Макса в том месте, которое он по неизвестной мне причине именует головой, зарождается очередная гениальная идея, разве он начинает с того, чтобы в общих чертах разъяснить, в чем ее суть? Нет, нет и еще раз нет! Макс врывается ко мне – вот как сейчас примерно – и с порога задает идиотские вопросы. «Знаешь ли ты, что едят на завтрак комбуриане?» Или что-то в этом роде. И начинает ходить вокруг да около, пока не выведет меня из терпения. Это вообще-то непростая задача, но Макс, чаще всего справляется. Но только не сейчас. Я абсолютно спокоен и безмятежен. Меня не интересуют никакие авантюры. Ближайшие пару месяцев я намерен посвятить тщательному анализу потолка над моим диваном. Вот у того завитка, напоминающего сюрреалистический цветок, четырнадцать лепестков, а у соседнего – целых пятнадцать…
   – Здравствуй, Макс, – говорю я со всем возможным радушием. – Прости меня, дружище, честное слово, мне очень неудобно.
   – А? – В его голосе недоумение. Это мне нравится. – Простить? За что?
   – Я не расслышал, как ты поздоровался, – сокрушаюсь я. – Надо будет сходить к этому… как его? Как называется врач, который копается у пациентов в ушах?
   – Кретин! – Макс начинает раздражаться.
   – Разве? – я изумлен. – Мне почему-то казалось, что как-то по-другому…
   – Ты – кретин!
   – Ах, вот оно что… – я вздыхаю с облегчением. – И ты спешил ко мне, чтобы поделиться этим радостным известием? Спасибо, друг, я тронут.
   – Ты тронутый, это точно, – шипит Макс сквозь зубы. – Но мы говорили о контрабанде.
   – Неужели? Склероз, склероз… Напомни мне, будь добр, что именно я говорил о контрабанде?
   – Хватит кривляться, Кир!
   Макс наконец взрывается, и я, довольный, перевожу взгляд в его сторону. Так и есть, рубашка расстегнута, волосы взъерошены, в черных глазах сумасшедший блеск. Все признаки внезапного озарения головокружительной идеей.
   – Хватит, так хватит. – Я принимаю сидячее положение. – Но ты, между прочим, первым начал. Говори толком, что за мысли наведались в тихую пустоту твоего сознания?
   Макс морщится.
   – Ужасно!
   – Что ужасно? – Теперь я удивлен непритворно.
   – Твоя последняя фраза. О тихой пустоте. Она звучит отвратительно, как скрежет вилки по дну консервной банки.
   Здесь я не решаюсь спорить. Макс – поэт, пусть и не слишком востребованный, и изящная словесность – его территория. Покривившись еще немного, он продолжает.
   – Нет, правда, как ты относишься к контрабанде?
   – Макс, – я вздыхаю. – Слишком общий вопрос. Притащи, пожалуйста, бутылочку джина из бара, и мы всесторонне обсудим с тобой эту любопытную проблему. С точки зрения закона, макроэкономики и морали.
   – Конкретизирую, – с напором говорит Макс. – Как ты смотришь на то, чтобы самому немножечко побыть контрабандистом?
   Я делаю вид, что задумываюсь.
   – Ты знаешь, дружище, это вообще-то здорово. Насколько я слышал, дело весьма прибыльное. Работка опять же непыльная. В общем, все замечательно, за исключением одного малюсенького нюанса.
   – Какого?
   – Не могу сказать наверняка, откуда у меня взялась такая уверенность, но я почему-то считаю, что в тюрьме мне не понравится. Говорят, там плохо кормят.
   – А что, если не попадаться? – голос Макса полон сарказма. – Такой вариант ты не хочешь рассмотреть?
   Я набрал побольше воздуха.
   – Иди к дьяволу, Макс! А когда придешь, иди куда-нибудь еще подальше. Ты мне друг, Макс, и, поверь, мне нравится работать с тобой. Это я говорю, чтобы ты не обижался. Но позволь мне отдохнуть от твоих идей, ладно? Месяц, хотя бы месяц, я ведь немного прошу.
   – Ты расстроен, Кир, я понимаю, – затараторил Макс. – Последняя поездка вышла не слишком удачной…
   – Не слишком удачной!? – Я встал на ноги и посмотрел на компаньона сверху вниз. – Да что ты говоришь? Потерю всего, что у нас было на банковском счете, ты называешь не слишком удачной поездкой? Теперь я понимаю, почему ты так легко говоришь о перспективе загреметь в тюрьму. Вероятно, это ты назовешь мелкими неприятностями, да?
   – Брось, Кир, – Макс примирительно дотронулся до моего плеча. – Я сознаю, что та идея была сыроватой…
   – Не скромничай, тебе это не идет! То была роскошная идея. Обменяться подарками с одним из султанов на Эмме!.. – Я зажмурился и причмокнул губами. – Тебе напомнить, как быстро мы делали оттуда ноги? Десять километров по пескам – это незабываемое удовольствие!
   – Не надо!
   Макса передернуло. Ему тогда больше моего досталось – в беге по пересеченной местности я более компетентен. Как выяснилось.
   – А как все было просто, а, Макс! Блестящая идея без каких-либо изъянов. Нам просто некуда было деваться от миллионов, которые должны были посыпаться на нашу голову. Мы…
   – Я тебя туда силой тащил, да!? – внезапно заорал Макс. При этом он встал на цыпочки, чтобы быть поближе к моему уху.
   – Нет, – спокойно ответил я после нескольких секунд молчания.
   И снова лег на диван, закинув руки за голову. Спокойствие и расслабленность – вот мой девиз на ближайшее время. Что бы там не выдумал этот сумасшедший.
   Потоптавшись немного возле меня, Макс подошел к креслу и развалился в нем. Кресло было рассчитано на мои габариты, поэтому мой хлипкий компаньон напоминал расположившегося на массивном троне мелкого царька, страдающего одновременно манией величия и комплексом неполноценности.
   – Сегодня я встретил одного своего старого знакомого, – вдруг начал он. – Витьку Краузе. Однокурсник, тысячу лет не виделись. Он только что вернулся с Палерры. Слышал о такой планете?
   – Не слышал. И не хочу. – Я зевнул.
   – Я тоже не слышал раньше, – мою вторую фразу Макс решил проигнорировать. – Ничего особо примечательного, второсортная земная колония, если верить Виктору.
   – Угу, – я несколько раз энергично кивнул. – Давай поверим Виктору.
   – За исключением одного забавного факта, – как ни в чем ни бывало продолжал Макс. – Как-то в ресторане одно блюдо показалось Витьке пресноватым. Он попросил у официанта черного перца.
   – Именно черного?
   – Именно черного, – ровно сказал Макс. – Официант посмотрел на Виктора так, словно тот потребовал достать звезду и приготовить ее в горчичном соусе. Но буквально тут же улыбнулся и с уверенностью опознал в Викторе приезжего.
   – И? – спросил я. Просто так спросил, мне было неинтересно.
   – На планете нет черного перца. Практически вообще. Там он не растет, насколько я понял, а к ввозу запрещен. Категорически. Витька сразу не обратил внимания, а потом вспомнил, что на таможне…
   – Почему? – удивился я. – Почему запрещен?
   – А я знаю? – Макс развел руками. – Витька тоже этого не понял. Видимо, один из многочисленных бзиков местных властей.
   Подумав, я кивнул. Бзиков у колониальных боссов на самом деле имелось предостаточно. Может, у местного президента аллергия на перец?
   – Что из всего этого следует? – я знал, что из всего этого следует. Но мне было все равно. Я просто поддерживал дружескую беседу.
   – Что значит «что»? – взвился Макс. – Где есть дефицит, есть высокая цена. Где большой дефицит, очень высокая цена. Когда Витька узнал, сколько стоит пакетик черного молотого перца на тамошнем черном рынке…
   – Неинтересно! – отрезал я.
   – Да как же неинтересно…
   – Никак. Если хочешь, поговорим об этом через месяц, – великодушно предложил я. – Хотя я и через месяц откажусь.
   – Но почему?!
   Я с шумом выпустил воздух сквозь плотно сжатые губы.
   – Запрет на ввоз есть?
   – Есть.
   – Строгий?
   – Строгий.
   – А за нарушение строгих запретов и наказание строгое. И контроль на таможне, я думаю, о-го-го какой. Как, между прочим, ты собирался провозить перец?
   – Не знаю, – с глубоким вздохом признался Макс. – Не придумал еще.
   – Замечательно! – спокойно констатировал я, бросив на компаньона всего один иронический взгляд.
   После этого мне бы хотелось считать тему исчерпанной, но у Макс не разделял мою точку зрения.
   – Что я слышу! – Он скорчил презрительную гримасу. – Самый талантливый инженер из всех, кого я знаю, не может обвести вокруг пальца сонных провинциальных таможенников?
   Люблю когда мне льстят. А вы?
   – Ну, почему сразу «не может»? – Я пожал плечами. – Говорю же, неинтересно. Специями я еще на старости лет не торговал. Даже если они на вес золота.
   Совершенно неожиданно с того кресла, на котором сидел Макс послышался раскатистый гомерический хохот.
   – Ты наконец-то сошел с ума? – с надеждой спросил я. – Или внезапно вспомнил содержание последнего выпуска комиксов?
   – На вес золота! – Макс еще раз хохотнул для порядка. – Чтобы вы знали, мистер Меня-это-не-интересует, один грамм черного молотого перца стоит у местных «жуков» от восьмисот до тысячи кредитов.
   Я внезапно закашлялся. И приподнялся на локте.
   – Галактических? Или каких-нибудь…
   – Галактических.
   – Так! – я вскочил с дивана и стал мерить шагами комнату. – Про таможню надо бы поподробней все узнать. С этим твоим Виктором где можно встретиться?
   Макс, глядя на меня, улыбался во все тридцать три зуба.
   – Че ты лыбишься? – я потряс руками перед его лицом. – Думаешь, если колония задрипанная, так и таможня у них обязательно никакая?
   – Ага.
   – Правильно, в общем-то, думаешь. – Я остановился. – Но готовиться будем к худшему. Если бы все было просто, перец не стоил бы штуку кредов за грамм. Каждый ушлый турист засыпал бы его себе за подкладку. Или еще куда… Надо все продумать до деталей.
   – Справимся, Кир.
   – Да куда мы денемся. Послушай, – сказал я после паузы слегка смущенно. – Про самого талантливого инженера… Это ты всерьез или просто, чтобы меня взъерепенить?
   – Абсолютно серьезно, – Макс закивал головой. – Ты действительно самый гениальный инженер из всех, кого мне довелось знать.
   – Ну… спасибо.
   – Пожалуйста, – он снова улыбнулся. – Просто ты единственный инженер, с которым я знаком.
   Ну, не скотина, скажите?..
 
   Каркас идеи, ее, так сказать, общий контур, пришел мне в голову практически сразу. Не прошло и трех рюмок. Своими соображениями я не замедлил поделиться с Максом. Во-первых, чтобы лишний раз продемонстрировать свою гениальность, во-вторых, чтобы дать ему возможность принять участие в разработке деталей операции. Как это ни странно, Макс изредка способен выдать неплохие мысли.
   – Ну что, дружище, – я окинул его снисходительным взглядом. – Сам ты, насколько я понимаю, не можешь ничего придумать? Хотя бы намеки?
   – Ничего достойного упоминания. – Макс кисло улыбнулся. – Приходило на ум кое-что, но… Довольно тяжело спрятать…
   – Неверно! – резко перебил я его.
   – Что неверно?
   – Ты не инженер, Макс, в этом все дело. – Я откинулся на спинку кресла, скрестив пальцы на животе. – Половину… нет, три четверти всех проблем в мире люди не могут решить из-за того, что нечетко формулируют задачу.
   – Это ты к чему? – Макс озадаченно посмотрел на меня.
   – Да все к тому же. – Я разлил по четвертой. – Ты говоришь: «тяжело спрятать». А наша задача совсем не в том, чтобы спрятать перец от таможни.
   – А в чем же тогда?
   – В том, чтобы его не смогли найти таможенники.
   – Подожди… – Макс рассеянно выпил, поморщился и бросил в рот маслину. Терпеть не могу маслины, держу их дома специально для Макса. – Ты хочешь сказать, что видишь тут разницу?
   – Разумеется! – Я сделал широкий жест бутербродом с ветчиной. – Спрятать… да как спрячешь? Какая бы отсталая колония не была, провести тщательный шмон таможня, думаю, в состоянии. Много ума не надо. Собаки опять же, наверное…
   – Так что тогда? Не тяни!
   – Кофе! – веско бросил я и посмотрел на Макса в ожидании эффекта.
   – Что «кофе»? – раздраженно спросил он.
   – Растворимый кофе, – пояснил я.
   Макс оскалился в какой-то недоброй усмешке. В его выпученных глазах читалось непонимание. Мне пришлось тяжело вздохнуть.
   – Подмешиваем перец к кофе. Провозим через таможню. На Палерре отделяем одно от другого…
   – Как?! – Макс навис над столом. – Как отделяем? Зовем Золушку на пару с доброй феей?
   – Извини, Макс. – Я вздохнул еще тяжелее. – Все время забываю, что родители забыли отдать тебя в школу. Их, конечно, можно понять, но с другой стороны… кроме школ для полноценных детей есть же специализированные учреждения…
   – Будь добр, заткнись, – попросил Макс неожиданно спокойным голосом. – Просто скажи.
   – Растворимый кофе, Макс! Он растворяется в воде, понимаешь? Черный перец в воде практически не растворяется. Дальше объяснять?
   – Не стоит. – Он покачал головой. – И мы… и ты сможешь это сделать?
   Я только презрительно посмотрел на него и разлил остатки бутылки по рюмкам.
   Макс тут же предложил подмешивать к нашей смеси еще ванилин, утверждая, что это одна из самых пахучих вещей в мире. Я возразил, что кофе тоже штука не без запаха и, если не жадничать и смешивать в достаточно крупной пропорции, запах перца никто не учует. А собака? – спросил Макс, и я вынужден был признать, что в его словах что-то есть. Однако, кофе с ванилином – это нонсенс, сказал я. Но Макс парировал, что по сравнению с перцем, ванилин – это детские шалости. Разгорелся спор о том, растворяется ли ванилин в воде. Честно говоря, мы оба представления об этом не имели, но Максу очень хотелось, чтобы растворялся, а я возражал из чувства противоречия.
   Затем, когда вторая бутылка была наполовину пуста, он направился на кухню с намерением провести научный эксперимент. Я шел за ним, уговаривая одуматься – я закоренелый холостяк, откуда, черт побери, в моем доме ванилин?
   В конце концов, единственным выходом остался поход в магазин – сделать заказ нам почему-то не пришло в голову. Кроме ванилина мы купили черного перца и растворимого кофе. По дороге домой мы пришли к единодушному мнению, что растворимый кофе сам по себе такая жуткая гадость, что сделать его хуже при посредстве всего-навсего перца и ванилина просто невозможно.
   А потом мы встретили двух девушек, знакомых Макса. Все время забываю как-нибудь задать ему вопрос, есть ли в нашем городе девушки, с которыми он не знаком? Его популярность у особ противоположного пола навсегда, пожалуй, останется для меня загадкой.
   Наши своеобразные покупки вызвали живейший интерес у милых барышень, но мы хранили суровое молчание, бросая друг на друга таинственные взгляды. В общем, производили впечатление не то засекреченных ученых, не то обычных придурков.
   Обсуждение плана кампании мы благоразумно отложили на завтра. Лишь изредка, к месту и не к месту, вдруг начинали обсуждать вещества, отличительной особенностью которых является сильный запах.

* * *

   – Господин Штерн и господин Ковальски?
   Таможенник в смешной желто-красной униформе смотрит в наши документы. Интересно, он не уверен в своем умении читать или просто жаждет получить подтверждение информации из первых рук?
   – Да, офицер!
   Я лучезарно улыбаюсь, а Макс стоит с важным и скучающим видом.
   – Компания «Ковальски & Штерн»?
   – Точно так! – я улыбаюсь еще шире.
   К моменту, когда пришла пора придумывать имя для нашей фирмы, фантазия у нас истощилась полностью. Поэтому мы просто озаглавили фирму нашими фамилиями. Замечу, настоящими фамилиями. Настоящую фирму. На ее срочную регистрацию ушло все то немногое, что мы смогли наскрести после фиаско на Эмме. Легальность – лучшее оружие контрабандиста.
   – Ваша декларация выглядит на удивление скупо.
   Непонятно, не то осуждает, не то приветствует наше решение не ввозить на планету практически ничего.
   – Разумеется, офицер, разумеется. – Я рассыпаюсь бисером. – Мы ведь всего на пару-тройку дней, едва ли дольше. Проведем малюсенькую, – я показываю двумя пальцами насколько малюсенькую, – рекламную акцию нашего замечательного кофе «КирМакс» и сразу домой. Компания у нас молодая и работы – непочатый край. Иначе непременно задержались бы на вашей замечательной планете подольше. Мы столько слышали о вашем знаменитом курорте Бранча! – я закатываю глаза.
   – Да, неплохое местечко, – с притворной скромностью соглашается таможенник, всем своим видом показывая, что на этот Богом забытый закуток и впрямь валом валит народ со всей галактики.
   Говорят, космопорт – лицо планеты. И это один из тех штампов, что в точности соответствуют действительности. Разумеется, есть планеты многоликие, первым представителем коих является, конечно же, Земля. Стоит только сравнить ультрасовременный, роскошный порт в Виннице и древнюю развалину в Риме, которой давно уже пора занять место среди памятников старины в одном ряду с Колизеем. И все же, если не брать во внимание такие крайности, первому впечатлению о планете можно верить.
   Космопорт на Палерре вызывал у меня лишь одну ассоциацию – уныние. Впрочем, когда я позже спросил об этом у Макса, он назвал слово «тоска». Здание было старым, но не настолько, чтобы породить в душе сентиментальные мысли. Не то, чтобы очень грязным, но и никак не чистым. Что же касается архитектуры… Взгляд решительно не желал останавливаться ни на чем в этом шедевре архитектурного убожества.
   На этом сером фоне работники таможни в своих ярких аляповатых мундирах выглядели более чем неуместно. Напоминали то ли клоунов, то ли петухов. В хорошем, конечно, смысле слова… Хотя, чего уж тут хорошего.
   С одним из представителей цирковых войск мне и приходилось сейчас вести непринужденную задушевную беседу. Макс полностью самоустранился, что я ему, конечно, еще припомню.
   – Но если акция пройдет успешно, а мы в этом нисколько не сомневаемся, нам еще всенепременно предстоит сюда вернуться и, возможно, даже основать здесь филиал. Вот тогда… – я красноречиво умолкаю.
   – Что ж вы образцы продукции всюду сами возите? – таможенник прищуривается с легкой подозрительностью.