Страница:
Чунги предоставляли ему ползать на брюхе, обнюхивать пещеру и догрызать кости, которые иногда приносили с собою. Таким образом, ла-и привык к их присутствию; когда все уходили, он забирался в самую темную и глубокую впадину и там дожидался их возвращения. Он не смел выйти из пещеры, так как снаружи таились и-вод, кат-ри и много других крупных, сильных быстроногих хищников.
И все же он всем своим существом стремился к свету, который лился из входа в пещеру и неотразимо привлекал его. Не однажды он подкрадывался к устью пещеры, стремясь снова очутиться в густых кустах, в диком, полном опасностей лесу. Но ужас перед большим рыжим и-водом, притаившимся снаружи и поджидающим его появления, чтобы схватить и съесть, заставлял его снова прятаться подальше от входа в пещеру. Он не посмел выйти наружу ни в последующие дни, ни еще много дней спустя.
Постепенно маленький ла-и оправился, окреп и потолстел, а кроме того, подрос. Чунги часто приносили куски мяса и кости, а на костях оставляли немного мяса, так что он не голодал. Светло-рыжая шерсть у него сделалась блестящей, уши стояли торчком, а хвост повиливал в знак удовольствия. Глубоко в его зверином сознании засветилась искорка понимания, что хотя он и отличался от "всемогущих" чунгов, но все же является чем-то вроде члена их группы.
Он научился узнавать каждого из них по запаху; и хотя подскакивал только на трех лапах, - перегрызенная четвертая висела, - услыхав их возвращение, он быстро выбегал им навстречу из глубины пещеры к входу. Страх, что чунги могут съесть его, исчез окончательно, сменившись чувством уверенности, привязанности, благодарности.
Самую большую привязанность он испытывал к близнецам, так как они не только перестали дергать его за хвост и уши, но и позволяли ему лизать и обкусывать кости, которые сами грызли, да еще и хихикали при этом от удовольствия. Большую привязанность испытывал он и к Молодой поме, которая иногда брала его и заботливо почесывала, как почесывались и сами чунги.
Время шло. Маленький ла-и еще больше подрос и осмелел. Так, когда чунги бывали в пещере, он осмеливался подходить к самому входу. Он останавливался там, вглядываясь, насторожив уши, и нюхал, нюхал. Иногда тело у него напрягалось, словно он вот-вот выскочит наружу и изо всех сил устремится к манящему, свободному лесу. Но довольно ему было услышать даже самый слабый подозрительный шум или голос хищника, чтобы он тотчас же кинулся обратно и спрятался позади чунгов.
Представление о кровожадном и-воде все еще преследовало его и наполняло страхом. Этот же страх заставлял его ночью подползать к чунгам и ложиться поближе к ним: так им будет легче спасти его, если и-вод за ним погонится.
Однажды ночью чунги были разбужены внезапным визгом ла-и, вскоре перешедшем в ужасающий вой. Вместе с тем ла-и заметался во все стороны, кинулся было к устью пещеры, но, сделав лишь несколько прыжков, быстро вернулся к чунгам и снова рычал и выл.
Проснувшиеся чунги вскочили и тоже зарычали тревожно и предостерегающе. Поведение маленького ла-и было необычным и указывало на какую-то опасность. Это чунги поняли скорее инстинктивно, чем разумом. Да и размышлять времени не было, так как в устье пещеры появились два громадных силуэта. Ночь была ясная и светлая, снаружи сияло желтое светило, и в его мягком, бледном свете чунги ясно различили двух мо-ка.
Появление двух мо-ка в пещере ночью было бы гибельным для чунгов, так как мо-ка видели в темноте гораздо лучше их, а им понадобилось бы драться почти вслепую. С другой стороны, чунги знали, как упрямо преследуют мо-ка всякое другое животное. Это упорство вместе с уверенностью, что нет животных крупнее и сильнее их, делало мо-ка бесстрашными. Бурая пома, взревев, схватила детенышей и отшвырнула далеко за себя, а другие чунги сбежались и начали швырять в мо-ка камнями, ревя во все горло, чтобы испугать их.
Яростней всех ревела Бурая; она кинулась к мо-ка, решив скорее дать растерзать себя, чем позволить растерзать своих детенышей. И мо-ка действительно испугались. Испугались потому, что одновременный рев всех чунгов и град камней застали их врасплох. Не ожидая, что найдут здесь такое множество чунгов, они гортанно заревели, повернулись, шевельнули куцыми хвостами и затрясли мохнатыми боками в неуклюжем беге. Чунги выскочили вслед за ними и еще долго ревели и швыряли камни. Вместе с ними выскочил и ла-и: на этот раз он рычал и завывал воинственно.
Некоторое время чунги толпились перед входом в пещеру, сжимая в руках камни и толстые сучья. Желтое светило, целиком вырезавшись на небе, заливало своими серебристыми лучами исполинские деревья и скалы. Было таинственно тихо. Двоих мо-ка не было ни видно, ни слышно. Только время от времени золотую сеть лунной ночи разрывал какой-нибудь отдаленный яростный рев, свирепый вой, возбужденный визг. Тишина на мгновение удивленно-испуганно вздрагивала, вспархивала на невидимых крыльях и снова успокаивалась, чтобы вскоре опять вздрогнуть.
Все чунги напрягали глаза и уши, подстерегая эти мгновения. Вот Смелый остановился впереди группы и поднял острый сук, готовясь пронзить им самого сильного мо-ка. Рядом с ним - Безволосый, первым осмелившийся кинуться навстречу двум мо-ка и так искусно угодивший одному из них камнем в морду, что тот весь следующий день оставлял за собой кровавые следы. Да, не напрасно он стал вторым вожаком, не напрасно сам Смелый стал в последнее время учиться у него смелости и догадливости. Вот Бурая, которая все еще не может успокоиться за своих близнецов и продолжает угрожающе рычать...
Вот и Молодая пома, - она разглядывает темнеющий перед пещерой лес и вслушивается в тревожное позванивание лунной тишины. Она вслушивается и распознает, какое животное издает звук. Вот хищный вой хе-ни... Это испуганное верещание дже, спугнутого с лежки. Он лежит с перегрызенным горлом, а хе-ни рвут его теплое, еще трепещущее тело... Вот это воет и-вод, а это ревет мо-ка...
В сознании Молодой помы замелькали какие-то слабые догадки, - словно искры в разрытом пепле, - быстро гасли и снова вспыхивали. Эти догадки не стояли еще стройным рядом, не были связаны, но все же она успела кое-как связать их и понять, что, если бы ла-и не учуял двух мо-ка вовремя, если бы не разбудил чунгов своим визгом и воем, многие из них лежали бы сейчас в пещере загрызенными насмерть...
Да, маленький ла-и спас их от мо-ка... Правда, чунги спят очень чутко, но все же гораздо крепче всяких других зверей, и часто смешивают сон с действительностью, так что не сразу просыпаются и вскакивают. А маленький ла-и вздрагивал даже при таком слабом шуме, который оставался неуловимым для чунгов. Да, если он останется при чунгах и впредь, то услышит приближение всякого хищника и разбудит их...
И Молодая пома с неосознанным еще чувством признательности к маленькому ла-и обняла его за голову и стала гладить. Маленький ла-и, поняв нежную ласку, завилял хвостом. Его длинный язык легко и нежно лизнул Молодую пому в лицо.
Вскоре, однако, маленький ла-и исчез из пещеры. Сначала чунги не обратили внимание на его исчезновение, да и позже не очень замечали его. Только близнецы и Молодая пома удивлялись, где он мог спрятаться и почему не выходит, и долго искали его по темным уголкам пещеры и в кустах. Потом они стали забывать о нем и почти совсем уже забыли, когда неожиданно он появился перед пещерой. Чунги увидели, как он остановился далеко от входа в нее и с любопытством смотрел на них. Рядом с ним стоял другой ла-и, крупнее и сильнее, с настороженными ушами, с белым брюхом и светло-рыжей спиной.
Маленький ла-и тоже стал крупнее и сильнее, и чунги узнали его только по перекушенной лапе. От радости они запрыгали и кинулись к нему. Другой ла-и быстро убежал и скрылся в лесу, а маленький ла-и на мгновение остановился, словно недоумевая, что ему делать. Он поглядел в ту сторону, куда убежал большой ла-и, потом повернулся к бегущим к нему чунгам, помахал хвостом, облизнулся... и вдруг, когда Молодая пома приблизилась к нему на столько прыжков, сколько пальцев у нее на руке, маленький ла-и поджал хвост, метнулся назад и вскоре исчез вслед за другим ла-и.
Молодой поме стало грустно и обидно. В порыве этого чувства она зачмокала и протянула:
- Ху-ху-кв-а-а!
Маленькие чунги, любившие подражать всему новому, и на этот раз тоже стали повторять за нею:
- Ху-ху-кв-а-а! Ху-ху-кв-а-а!
Глава 12
ДЫМ НАД ПЕЩЕРОЙ
Однажды рано утром чунги проснулись от незнакомого шума, от какого-то карканья. Карканье шло откуда-то издали и то усиливалось, то слабело. Первыми кинулись к выходу двое близнецов, за ними Молодая пома, а вслед за нею и остальные чунги.
Светало. Небо на востоке светлело - спокойное, чистое, голубое. Высоко над головами у чунгов оно было еще темное, со звездами, но звезды постепенно теряли свой яркий ночной блеск и исчезали одна за другой. На светлеющем небосклоне вырезались далекой крупнозубчатой линией вершины огромных деревьев.
Чунги завертели головами во все стороны. Как им казалось, неизвестные крики шли со всех сторон и раздавались над всем лесом. Крики были похожи на писк множества маленьких кри-ри, собравшихся вместе, и чунги удивлялись - что бы это могло быть.
Потом Молодая пома заметила, что крики долетают с неба. Она подняла голову и увидела высоко-высоко вверху черные точки, слабо трепещущие и несущиеся плавными рядами. Эти черные точки соединялись попарно в длинные прямые линии. Передние концы линий, сомкнувшись, образовывали клин, а задние отдалялись друг от друга и исчезали из виду. Все эти клинья следовали друг за другом и бороздили почти все небо.
- Ха-кха-а! - воскликнула Молодая пома, удивленная этим впервые увиденным зрелищем.
- Ха-кха-а! - воскликнули и остальные чунги, тоже разглядев тысячи и тысячи маленьких, едва различимых в небесной высоте кри-ри.
А кри-ри, выстроившись в правильные ряды и клинья, легко взмахивали крыльями, плавно неслись с севера на юг и неумолчно кричали: "Кррр-кррр-кррр! Кррр-кррр-кррр!"
- Кррр-кррр! Кррр-кррр! - запрыгали близнецы-чунги, подражая крику пролетающих кри-ри.
Когда взошло белое светило, некоторые из клиньев стали спускаться низко над лесом, а потом кри-ри начали с криками и шумом садиться на деревья, на скалы, на землю. Одни из них быстро оправляли клювами перья, другие начали поклевывать там и сям в сухой траве и кустах, третьи оставались неподвижными, - вероятно, устав от длительного полета. Они были крупные, крупнее обыкновенной та-ма, черно-серые и бурые, с белыми перьями на шее и на хвосте, с длинными желтыми клювами.
Некоторые из них сели прямо у входа в пещеру. Чунги кинулись ловить их, и к величайшему их изумлению кри-ри совсем не пугались. Вероятно, они летели из местностей, где не было ни чунгов, ни других животных и где никто не убивал их и не ел.
В этот день чунгам не нужно было выкапывать коренья и луковицы или искать другую пищу. Кри-ри садились им прямо на головы, и их оставалось только ловить и есть. Маленьким чунгам очень понравились перья с белыми пятнами, и они начали собирать их и прятать по темным углам пещеры. А Молодой поме очень понравился пух, налипший ей на окровавленные при еде пальцы и губы, и потому она нарочно наклеила себе мягкие пушинки и на грудь, и на ноги, и на все туловище.
Кри-ри продолжали опускаться целыми стаями еще много дней, и чунги были очень довольны. Они продолжали жить в пещере и в изобилии есть мясо. Близнецам надоело ловить кри-ри и играть с перьями, и они вернулись к игре с сухим стволом, закрывавшим расселину в скале. "Кух-кух-кух!", - издавала его кора под их ударами, и оба шалуна с превеликим удовольствием повторяли:
- Кух-кух-кух!
Потом они начали колотить по стволу ветками. От этого они получали еще большее удовольствие, так как могли ударять сильнее, а звук получался особенный. А однажды один из близнецов нашел длинную, ровную, очень сухую палку и начал стучать ею по стволу. Другой, стоявший напротив него, схватил палку за конец и потянул к себе. Палка скользнула по ободранному, высохшему стволу, и тогда ясно послышалось: "Скррипп!" Первый близнец, в свою очередь, потянул палку к себе, и палка снова скользнула по стволу и снова издала: "Скрип!"
Этот звук привлек внимание и возбудил любопытство обоих близнецов. И если только что перед этим они старались отнять палку друг у друга, то теперь начали ритмично дергать ею взад и вперед по стволу лишь для того, чтобы слышать этот чудесный скрипящий звук. Попав в канавку между двумя неравномерными утолщениями древесины, палка скользила все по одному и тому же месту и напевала: "Скрип-скрип-скрип!"
Игра целиком увлекла маленьких чунгов, и они стали все быстрее продергивать палку и всхлипывать от удовольствия.
- Ха-кха! Ха-кха! Ха-кха! - всхлипывали они все чаще и ритмичнее в лад с ритмичными движениями палки, а ствол отвечал им: "Скрип-скрип! Скрип-скрип! Скрип-скрип!"
Они совершенно увлеклись игрой и начали продергивать палку так быстро, что отдельные поскрипывания сливались в одно.
Взрослые чунги, присев около них на припеке, смотрели на их забаву и рассеянно слушали их быстрые всхлипывания. Одна из пом почесывала спину старому чунгу, который исхудал еще больше, так что все ребра у него торчали, а живот сильно раздулся. Молодая пома играла с мелкими пушинками, прилипшими у нее на туловище: легонько дула на них, и они порхали в воздухе. Смелый лениво, важно щурился; Безволосый с любопытством разглядывал только что найденный продолговатый кремень с настоящим острием и плоский с обеих сторон. Края этого кремня были такие острые, что, схватив его, Безволосый нечаянно порезался, и на пальцах у него засохла кровь. Ему уже не раз случалось порезаться и пораниться, но он всегда обращал внимание больше на боль, чем на самый порез или ранение. Но сейчас порез казался ему каким-то странным, не таким, как другие... Он не знал, что камнем можно порезаться так легко, только схватив его... Теперь он вертел камень в руке очень осторожно, стараясь не сжимать его острых краев, потому что камень может опять порезать его. Да, таким камнем можно убивать зверей гораздо легче, совсем как брошенной заостренной палкой...
Вдруг вся группа вздрогнула от неожиданного крика. Закричала Молодая пома, пристально глядевшая на маленьких чунгов. Охваченные неукротимым азартом, близнецы продолжали свою игру, с бешеной быстротой дергая палку взад и вперед, а от того места, где длинная сухая палка терлась о дерево, поднимался тонкой струйкой дым, как на пожаре. Эта-то струйка и заставила Молодую пому изумленно вскрикнуть, так что остальные чунги зарычали в один голос и вскочили. От этого рычания близнецы опомнились, бросили палку и кинулись к Бурой, как при внезапно замеченной опасности.
"Огонь, огонь", - была первая мысль и у Смелого, и у Безволосого, и у Бурой, и у всех остальных чунгов. Но откуда взялся этот огонь? Небо было чисто и ясно, белое светило продолжало сиять, никакого грома не было слышно. А маленькие чунги играли не со стучащими камнями, а с деревом... При этом не было видно никаких искр, а только дым, идущий едва заметной струйкой...
Все быстро собрались вокруг ствола. Смелый схватил палку и уже поднял ее, как вдруг громко фыркнул, и глаза у него расширились от неожиданности: палка посредине была такая горячая, что обожгла ему пальцы. В то же время Молодая пома и Безволосый, почти одновременно дотронувшись до того места, где терлась палка и где остались слабые следы обугливания и вился слабый дымок, оба вскрикнули от боли: от быстрого трения сухой палки по сухому стволу последний загорелся, но слабый огонь не был виден при ярком дневном свете.
Чунгам, которые помнили пожар в лесу, деревья, вспыхнувшие от упавшего с неба огня, искры при стуке камней друг о друга, поджигавшие траву и кусты, нетрудно было понять, что произошло. Но как может огонь родиться из ничего? И почему нет никакого пламени?
Безволосый испугался и снова пощупал слегка обгорелое место. Огонь погас, а теплота едва ощущалась. И, может быть, чунги и на этот раз не увидели бы огня, если бы не догадливость Смелого. Он прожил дольше, пережил больше, накопил в сознании более богатый опыт; схватив длинную палку, он положил ее на почерневший след и стал дергать вперед-назад, вперед-назад... Своей игрой маленькие чунги подсказали ему то, о чем он сам никогда бы не догадался.
- Ха-кха, ха-кха, ха-кха!.. - яростно вскрикивал он, сверкая глазами на быстро движущуюся палку. Молодая пома, догадавшись, чего добивается Смелый, перепрыгнула через ствол, схватила палку за другой конец, и оба стали бешено-быстро тереть ею о ствол. Вскоре на этом месте снова появилась струйка голубого дыма, а потом и желтовато-синие язычки пламени.
- Ха-кха, ха-кха! - Смелый и Молодая пома яростно терли палкой по стволу и от сильного возбуждения не чувствовали усталости, а желтовато-синие языки пламени становились все больше. Огонь пробил тонкую древесину ствола и поджег его хрупкую, сухую, как порох, сердцевину. Взвился огромный столб дыма, за ним взлетели большие языки пламени, и весь ствол загорелся. Сидевшие по скалам кри-ри, испуганные странным явлением, зашумели крыльями, высоко взлетели и стали описывать круги, пронзительно пища и крича.
Загорелась и палка. Смелый и Молодая пома отбросили ее и вместе с другими чунгами, не понимая, что после сожжения ствола расселина в скале опять откроется и ветер снова завоет и застонет в пещере, начали прыгать вокруг огня, крича от дикой радости. Они сами сделали огонь из ничего! Они теперь всегда смогут делать огонь из ничего, потерев палкой о ствол... Такого чунги никогда еще не переживали, и по впечатлению, которое это событие произвело на их скудное сознание, оно не имело себе равных.
Ствол был весь охвачен пламенем. Горели и кусты у расселины в скале, и сухая трава над пещерой. Чунги подумали, что теперь все вокруг сгорит, испугались, побежали и собрались у входа в пещеру. Но так как поблизости не было других деревьев и кустов, а были только скалы, то огонь не мог перекинуться на лес и поджечь его.
Наконец ствол догорел, а через расселину стали падать в пещеру горящие головни. Они насыпались грудой и продолжали ярко пылать, освещая всю пещеру. Изумленные чунги кинулись туда и собрались вокруг пылающей груды. Темно-серый дым выходил в расселину, а пламя отбрасывало тени чунгов на стены. Эти тени принимали самый странный вид, когда пламя то вспыхивало, то гасло: они трепетали и плясали, удлинялись и укорачивались. Близнецы, первыми заметившие их, запищали от страха. Взрослые тоже увидели и кинулись было прочь. Но Молодая пома, первой догадавшись, что это только тени, какие отбрасывают все животные и деревья в лучах белого светила, успокоительно крикнула:
- У-о-кха! У-о-кха!
Чунги снова вернулись к огню и стали греться. Нет, ничего подобного они еще не испытывали, даже не видели во сне... В пещере у них горит огонь, и они греются вокруг него...
Постепенно, однако, головни стали догорать, буйное пламя все утихало и утихало. Медленно угасал этот удивительный костер, первый костер чунгов. Смелый глядел на медленное умирание огня, а в сознании у него коротким проблеском промелькнуло то, что он когда-то догадался сделать, чтобы давешний огонь жил дольше. Но этот проблеск был еще мутным, неясным. Впечатления прошлого все еще не могли связаться с восприятием настоящего, все еще оставались разорванными и отрывочными.
Он затряс головой от внутренней неудовлетворенности. Ускользающая связь вызвала в нем неприятное чувство, и оно тяготило его. Как это было? Как было? Огонь догорает, тлеет... Чунги раскапывают его ветками... Ветки вспыхивают, загораются... Огонь опять тлеет... Большое дерево... Какое оно тяжелое. Одному чунгу никак не поднять его... Все несут его и кладут на тлеющие угли... Зачем они несут и кладут его на угли? Пламя, пламя! Принесенное дерево горит... Огонь умирает... И это дерево догорает...
Дикий вопль испугал чунгов. Смелый вылетел из пещеры, словно увидел двух и еще двух грау... И не успели чунги опомниться, как он снова влетел в пещеру, крича что-то так возбужденно, что чунги испугались еще больше.
Смелый влетел с большой веткой в руке, положил ее на огонь, и толстая ветка загорелась. Он снова выскочил из пещеры, вернулся с другой веткой, швырнул ее в огонь и, обернувшись к изумленным чунгам, заорал во все горло:
- У-о-кха-кха-а! У-о-кха-кха-а! - И дрожащими пальцами указывал на огонь.
- У-о-кха-а! - завопила и Молодая пома, первой догадавшись, почему Смелый сделал это, и тоже выскочила из пещеры, чтобы найти ветку.
По примеру Смелого и Молодой помы остальные чунги тоже начали таскать ветки и бросать их в огонь. Они развели в пещере большой костер, такой большой, что жар и дым заставили их отступить к выходу. Дым выходил из устья пещеры и из расселины в скале и вился высоко-высоко.
Чунги из других пещер заметили его и подошли посмотреть. Они смотрели, как пещера горит внутри, удивлялись, всхлипывали и подпрыгивали. А в пещеру даже нельзя было войти, - так там было жарко и дымно.
Почти целый день чунгам пришлось оставаться снаружи, пока огонь не утих и дым не вышел. А когда вошли, там было очень жарко. Из набросанных веток образовалась огромная груда угольев. Дым от догорающих головней теперь поднимался прямо вверх и улетал через расселину в скале.
Чунги провели ночь в тепле, около тлеющих углей, а утром раскопали золу, нашли неугасшие угли и собрали на них недогоревшие головни. Таким образом, огонь снова проснулся, и в это раннее утро над пещерой снова поднялась тонкая струйка синеватого дыма. И это произошло впервые не только в жизни чунгов, но и в истории земли.
Чунги сохраняли огонь еще много дней. Они расставались с ним и выходили из пещеры, только когда ощущали сильный голод, но и тогда думали об огне и спешили вернуться. И под еще незабытым впечатлением печеных животных и плодов, найденных в золе старого пожарища, они стали носить в пещеру кри-ри, та-ма и других мелких зверьков и печь их в огне.
Однако однажды ночью огонь погас и от него остался только черный пепел. Чунги порылись в нем и затрясли головами: огонь совсем умер. Смелый и Безволосый поднялись к расселине и печально оглядели остатки огромного ствола; больше не было ни ствола, ни длинной сухой палки, чтобы добыть ими огонь. Они не догадались получить огонь из других сухих деревьев, и синеватая струйка дыма больше не поднималась над пещерой. Остался только черный пепел, с которым маленькие чунги стали играть. Они совсем вымазались, и это им очень нравилось. Понравилось это и взрослым, и они тоже стали мазаться пеплом. Молодая пома обмазала себе и тело, и ноги и каждый раз, поглядывая на них, хихикала от удовольствия, - так красиво ей это казалось.
Глава 13
ТАК ОНИ ЗАКРЫЛИ ВСЮ РАССЕЛИНУ
Стало совсем холодно. На рассвете выпадал иней, окутывавший ветви деревьев. Небо оставалось ясным, но белое светило не грело больше.
Ветер с севера утих, и группе Смелого было в пещере тепло и уютно. Плохо было только то, что кри-ри больше не опускались близ пещеры, а животных стало совсем мало, и чунгам редко случалось есть мясо. Кроме того, крупные хищники стали свирепыми, а и-вода и ла-и снова стали собираться стаями. Они постоянно бродили вокруг пещер чунгов, а ночью осмеливались даже приближаться к входам.
Для чунгов это было очень плохо, так как приходилось постоянно быть настороже, чтобы мо-ка или другой крупный хищник не забрался в пещеру. Поэтому мелкие группы соединялись по нескольку в одной пещере, и все начали собирать у входа груды камней, чтобы отгонять хищников еще издали. Некоторым группам стало тесно, но они с этим не спорили, - напротив, были очень довольны, так как от такого невольного уплотнения в пещерах становилось теплее.
Одноглазый и Трусливый, присоединившиеся с маленькой группой к группе Смелого, тоже собирали и носили камни. Оба давно уже забыли, как в страхе убегали от мо-ка и вига, забыли об этом и другие чунги. Но все же недоброе чувство от их поступков оставило в сознании чунгов длительный след, да и сами они, даже не зная, зачем и почему, чувствовали себя в чем-то виноватыми, горбились и ежились при не слишком дружелюбных взглядах других чунгов. И оба были одинокими, так как помы продолжали отвергать их, а они не смели вступать в единоборство ни за какую пому.
Носили и собирали камни и двое детенышей-близнецов. Только старый чунг не мог носить камней. Он уже видел гораздо хуже Одноглазого и совсем ослабел, так что еле мог ходить. И если он все-таки не умирал от голода, то лишь потому, что чунги, возвращаясь, иногда приносили с собою недоглоданную в пути кость и от пресыщенности бросали ее в пещеру. Старый чунг чуял ее, подползал и начинал догладывать.
Лес еще больше оскудел пищей, и чунги начали голодать. Они обыскали всякий куст, всякое дупло, всякое звериное логовище. Они обнюхивали и ощупывали всякий предмет, какой встречался им в пути, и ели все, что, по их догадкам, было съедобным. Они стали всеядными и ели даже то, чем раньше брезговали. Так, однажды Бурая нашла в кустах купа, свернувшегося в клубок. Купа нельзя было добыть пальцами, так как его острые колючки ранили руку до крови. Но Бурая ткнула его веткой, которую держала в передней лапе, и проткнула насквозь. Куп вытянулся и умер. И она, до этого дня брезговавшая купом, отворачивавшаяся от него, теперь вонзила в него пальцы и с наслаждением грызла его и позволила откусить только маленьким близнецам.
И все же он всем своим существом стремился к свету, который лился из входа в пещеру и неотразимо привлекал его. Не однажды он подкрадывался к устью пещеры, стремясь снова очутиться в густых кустах, в диком, полном опасностей лесу. Но ужас перед большим рыжим и-водом, притаившимся снаружи и поджидающим его появления, чтобы схватить и съесть, заставлял его снова прятаться подальше от входа в пещеру. Он не посмел выйти наружу ни в последующие дни, ни еще много дней спустя.
Постепенно маленький ла-и оправился, окреп и потолстел, а кроме того, подрос. Чунги часто приносили куски мяса и кости, а на костях оставляли немного мяса, так что он не голодал. Светло-рыжая шерсть у него сделалась блестящей, уши стояли торчком, а хвост повиливал в знак удовольствия. Глубоко в его зверином сознании засветилась искорка понимания, что хотя он и отличался от "всемогущих" чунгов, но все же является чем-то вроде члена их группы.
Он научился узнавать каждого из них по запаху; и хотя подскакивал только на трех лапах, - перегрызенная четвертая висела, - услыхав их возвращение, он быстро выбегал им навстречу из глубины пещеры к входу. Страх, что чунги могут съесть его, исчез окончательно, сменившись чувством уверенности, привязанности, благодарности.
Самую большую привязанность он испытывал к близнецам, так как они не только перестали дергать его за хвост и уши, но и позволяли ему лизать и обкусывать кости, которые сами грызли, да еще и хихикали при этом от удовольствия. Большую привязанность испытывал он и к Молодой поме, которая иногда брала его и заботливо почесывала, как почесывались и сами чунги.
Время шло. Маленький ла-и еще больше подрос и осмелел. Так, когда чунги бывали в пещере, он осмеливался подходить к самому входу. Он останавливался там, вглядываясь, насторожив уши, и нюхал, нюхал. Иногда тело у него напрягалось, словно он вот-вот выскочит наружу и изо всех сил устремится к манящему, свободному лесу. Но довольно ему было услышать даже самый слабый подозрительный шум или голос хищника, чтобы он тотчас же кинулся обратно и спрятался позади чунгов.
Представление о кровожадном и-воде все еще преследовало его и наполняло страхом. Этот же страх заставлял его ночью подползать к чунгам и ложиться поближе к ним: так им будет легче спасти его, если и-вод за ним погонится.
Однажды ночью чунги были разбужены внезапным визгом ла-и, вскоре перешедшем в ужасающий вой. Вместе с тем ла-и заметался во все стороны, кинулся было к устью пещеры, но, сделав лишь несколько прыжков, быстро вернулся к чунгам и снова рычал и выл.
Проснувшиеся чунги вскочили и тоже зарычали тревожно и предостерегающе. Поведение маленького ла-и было необычным и указывало на какую-то опасность. Это чунги поняли скорее инстинктивно, чем разумом. Да и размышлять времени не было, так как в устье пещеры появились два громадных силуэта. Ночь была ясная и светлая, снаружи сияло желтое светило, и в его мягком, бледном свете чунги ясно различили двух мо-ка.
Появление двух мо-ка в пещере ночью было бы гибельным для чунгов, так как мо-ка видели в темноте гораздо лучше их, а им понадобилось бы драться почти вслепую. С другой стороны, чунги знали, как упрямо преследуют мо-ка всякое другое животное. Это упорство вместе с уверенностью, что нет животных крупнее и сильнее их, делало мо-ка бесстрашными. Бурая пома, взревев, схватила детенышей и отшвырнула далеко за себя, а другие чунги сбежались и начали швырять в мо-ка камнями, ревя во все горло, чтобы испугать их.
Яростней всех ревела Бурая; она кинулась к мо-ка, решив скорее дать растерзать себя, чем позволить растерзать своих детенышей. И мо-ка действительно испугались. Испугались потому, что одновременный рев всех чунгов и град камней застали их врасплох. Не ожидая, что найдут здесь такое множество чунгов, они гортанно заревели, повернулись, шевельнули куцыми хвостами и затрясли мохнатыми боками в неуклюжем беге. Чунги выскочили вслед за ними и еще долго ревели и швыряли камни. Вместе с ними выскочил и ла-и: на этот раз он рычал и завывал воинственно.
Некоторое время чунги толпились перед входом в пещеру, сжимая в руках камни и толстые сучья. Желтое светило, целиком вырезавшись на небе, заливало своими серебристыми лучами исполинские деревья и скалы. Было таинственно тихо. Двоих мо-ка не было ни видно, ни слышно. Только время от времени золотую сеть лунной ночи разрывал какой-нибудь отдаленный яростный рев, свирепый вой, возбужденный визг. Тишина на мгновение удивленно-испуганно вздрагивала, вспархивала на невидимых крыльях и снова успокаивалась, чтобы вскоре опять вздрогнуть.
Все чунги напрягали глаза и уши, подстерегая эти мгновения. Вот Смелый остановился впереди группы и поднял острый сук, готовясь пронзить им самого сильного мо-ка. Рядом с ним - Безволосый, первым осмелившийся кинуться навстречу двум мо-ка и так искусно угодивший одному из них камнем в морду, что тот весь следующий день оставлял за собой кровавые следы. Да, не напрасно он стал вторым вожаком, не напрасно сам Смелый стал в последнее время учиться у него смелости и догадливости. Вот Бурая, которая все еще не может успокоиться за своих близнецов и продолжает угрожающе рычать...
Вот и Молодая пома, - она разглядывает темнеющий перед пещерой лес и вслушивается в тревожное позванивание лунной тишины. Она вслушивается и распознает, какое животное издает звук. Вот хищный вой хе-ни... Это испуганное верещание дже, спугнутого с лежки. Он лежит с перегрызенным горлом, а хе-ни рвут его теплое, еще трепещущее тело... Вот это воет и-вод, а это ревет мо-ка...
В сознании Молодой помы замелькали какие-то слабые догадки, - словно искры в разрытом пепле, - быстро гасли и снова вспыхивали. Эти догадки не стояли еще стройным рядом, не были связаны, но все же она успела кое-как связать их и понять, что, если бы ла-и не учуял двух мо-ка вовремя, если бы не разбудил чунгов своим визгом и воем, многие из них лежали бы сейчас в пещере загрызенными насмерть...
Да, маленький ла-и спас их от мо-ка... Правда, чунги спят очень чутко, но все же гораздо крепче всяких других зверей, и часто смешивают сон с действительностью, так что не сразу просыпаются и вскакивают. А маленький ла-и вздрагивал даже при таком слабом шуме, который оставался неуловимым для чунгов. Да, если он останется при чунгах и впредь, то услышит приближение всякого хищника и разбудит их...
И Молодая пома с неосознанным еще чувством признательности к маленькому ла-и обняла его за голову и стала гладить. Маленький ла-и, поняв нежную ласку, завилял хвостом. Его длинный язык легко и нежно лизнул Молодую пому в лицо.
Вскоре, однако, маленький ла-и исчез из пещеры. Сначала чунги не обратили внимание на его исчезновение, да и позже не очень замечали его. Только близнецы и Молодая пома удивлялись, где он мог спрятаться и почему не выходит, и долго искали его по темным уголкам пещеры и в кустах. Потом они стали забывать о нем и почти совсем уже забыли, когда неожиданно он появился перед пещерой. Чунги увидели, как он остановился далеко от входа в нее и с любопытством смотрел на них. Рядом с ним стоял другой ла-и, крупнее и сильнее, с настороженными ушами, с белым брюхом и светло-рыжей спиной.
Маленький ла-и тоже стал крупнее и сильнее, и чунги узнали его только по перекушенной лапе. От радости они запрыгали и кинулись к нему. Другой ла-и быстро убежал и скрылся в лесу, а маленький ла-и на мгновение остановился, словно недоумевая, что ему делать. Он поглядел в ту сторону, куда убежал большой ла-и, потом повернулся к бегущим к нему чунгам, помахал хвостом, облизнулся... и вдруг, когда Молодая пома приблизилась к нему на столько прыжков, сколько пальцев у нее на руке, маленький ла-и поджал хвост, метнулся назад и вскоре исчез вслед за другим ла-и.
Молодой поме стало грустно и обидно. В порыве этого чувства она зачмокала и протянула:
- Ху-ху-кв-а-а!
Маленькие чунги, любившие подражать всему новому, и на этот раз тоже стали повторять за нею:
- Ху-ху-кв-а-а! Ху-ху-кв-а-а!
Глава 12
ДЫМ НАД ПЕЩЕРОЙ
Однажды рано утром чунги проснулись от незнакомого шума, от какого-то карканья. Карканье шло откуда-то издали и то усиливалось, то слабело. Первыми кинулись к выходу двое близнецов, за ними Молодая пома, а вслед за нею и остальные чунги.
Светало. Небо на востоке светлело - спокойное, чистое, голубое. Высоко над головами у чунгов оно было еще темное, со звездами, но звезды постепенно теряли свой яркий ночной блеск и исчезали одна за другой. На светлеющем небосклоне вырезались далекой крупнозубчатой линией вершины огромных деревьев.
Чунги завертели головами во все стороны. Как им казалось, неизвестные крики шли со всех сторон и раздавались над всем лесом. Крики были похожи на писк множества маленьких кри-ри, собравшихся вместе, и чунги удивлялись - что бы это могло быть.
Потом Молодая пома заметила, что крики долетают с неба. Она подняла голову и увидела высоко-высоко вверху черные точки, слабо трепещущие и несущиеся плавными рядами. Эти черные точки соединялись попарно в длинные прямые линии. Передние концы линий, сомкнувшись, образовывали клин, а задние отдалялись друг от друга и исчезали из виду. Все эти клинья следовали друг за другом и бороздили почти все небо.
- Ха-кха-а! - воскликнула Молодая пома, удивленная этим впервые увиденным зрелищем.
- Ха-кха-а! - воскликнули и остальные чунги, тоже разглядев тысячи и тысячи маленьких, едва различимых в небесной высоте кри-ри.
А кри-ри, выстроившись в правильные ряды и клинья, легко взмахивали крыльями, плавно неслись с севера на юг и неумолчно кричали: "Кррр-кррр-кррр! Кррр-кррр-кррр!"
- Кррр-кррр! Кррр-кррр! - запрыгали близнецы-чунги, подражая крику пролетающих кри-ри.
Когда взошло белое светило, некоторые из клиньев стали спускаться низко над лесом, а потом кри-ри начали с криками и шумом садиться на деревья, на скалы, на землю. Одни из них быстро оправляли клювами перья, другие начали поклевывать там и сям в сухой траве и кустах, третьи оставались неподвижными, - вероятно, устав от длительного полета. Они были крупные, крупнее обыкновенной та-ма, черно-серые и бурые, с белыми перьями на шее и на хвосте, с длинными желтыми клювами.
Некоторые из них сели прямо у входа в пещеру. Чунги кинулись ловить их, и к величайшему их изумлению кри-ри совсем не пугались. Вероятно, они летели из местностей, где не было ни чунгов, ни других животных и где никто не убивал их и не ел.
В этот день чунгам не нужно было выкапывать коренья и луковицы или искать другую пищу. Кри-ри садились им прямо на головы, и их оставалось только ловить и есть. Маленьким чунгам очень понравились перья с белыми пятнами, и они начали собирать их и прятать по темным углам пещеры. А Молодой поме очень понравился пух, налипший ей на окровавленные при еде пальцы и губы, и потому она нарочно наклеила себе мягкие пушинки и на грудь, и на ноги, и на все туловище.
Кри-ри продолжали опускаться целыми стаями еще много дней, и чунги были очень довольны. Они продолжали жить в пещере и в изобилии есть мясо. Близнецам надоело ловить кри-ри и играть с перьями, и они вернулись к игре с сухим стволом, закрывавшим расселину в скале. "Кух-кух-кух!", - издавала его кора под их ударами, и оба шалуна с превеликим удовольствием повторяли:
- Кух-кух-кух!
Потом они начали колотить по стволу ветками. От этого они получали еще большее удовольствие, так как могли ударять сильнее, а звук получался особенный. А однажды один из близнецов нашел длинную, ровную, очень сухую палку и начал стучать ею по стволу. Другой, стоявший напротив него, схватил палку за конец и потянул к себе. Палка скользнула по ободранному, высохшему стволу, и тогда ясно послышалось: "Скррипп!" Первый близнец, в свою очередь, потянул палку к себе, и палка снова скользнула по стволу и снова издала: "Скрип!"
Этот звук привлек внимание и возбудил любопытство обоих близнецов. И если только что перед этим они старались отнять палку друг у друга, то теперь начали ритмично дергать ею взад и вперед по стволу лишь для того, чтобы слышать этот чудесный скрипящий звук. Попав в канавку между двумя неравномерными утолщениями древесины, палка скользила все по одному и тому же месту и напевала: "Скрип-скрип-скрип!"
Игра целиком увлекла маленьких чунгов, и они стали все быстрее продергивать палку и всхлипывать от удовольствия.
- Ха-кха! Ха-кха! Ха-кха! - всхлипывали они все чаще и ритмичнее в лад с ритмичными движениями палки, а ствол отвечал им: "Скрип-скрип! Скрип-скрип! Скрип-скрип!"
Они совершенно увлеклись игрой и начали продергивать палку так быстро, что отдельные поскрипывания сливались в одно.
Взрослые чунги, присев около них на припеке, смотрели на их забаву и рассеянно слушали их быстрые всхлипывания. Одна из пом почесывала спину старому чунгу, который исхудал еще больше, так что все ребра у него торчали, а живот сильно раздулся. Молодая пома играла с мелкими пушинками, прилипшими у нее на туловище: легонько дула на них, и они порхали в воздухе. Смелый лениво, важно щурился; Безволосый с любопытством разглядывал только что найденный продолговатый кремень с настоящим острием и плоский с обеих сторон. Края этого кремня были такие острые, что, схватив его, Безволосый нечаянно порезался, и на пальцах у него засохла кровь. Ему уже не раз случалось порезаться и пораниться, но он всегда обращал внимание больше на боль, чем на самый порез или ранение. Но сейчас порез казался ему каким-то странным, не таким, как другие... Он не знал, что камнем можно порезаться так легко, только схватив его... Теперь он вертел камень в руке очень осторожно, стараясь не сжимать его острых краев, потому что камень может опять порезать его. Да, таким камнем можно убивать зверей гораздо легче, совсем как брошенной заостренной палкой...
Вдруг вся группа вздрогнула от неожиданного крика. Закричала Молодая пома, пристально глядевшая на маленьких чунгов. Охваченные неукротимым азартом, близнецы продолжали свою игру, с бешеной быстротой дергая палку взад и вперед, а от того места, где длинная сухая палка терлась о дерево, поднимался тонкой струйкой дым, как на пожаре. Эта-то струйка и заставила Молодую пому изумленно вскрикнуть, так что остальные чунги зарычали в один голос и вскочили. От этого рычания близнецы опомнились, бросили палку и кинулись к Бурой, как при внезапно замеченной опасности.
"Огонь, огонь", - была первая мысль и у Смелого, и у Безволосого, и у Бурой, и у всех остальных чунгов. Но откуда взялся этот огонь? Небо было чисто и ясно, белое светило продолжало сиять, никакого грома не было слышно. А маленькие чунги играли не со стучащими камнями, а с деревом... При этом не было видно никаких искр, а только дым, идущий едва заметной струйкой...
Все быстро собрались вокруг ствола. Смелый схватил палку и уже поднял ее, как вдруг громко фыркнул, и глаза у него расширились от неожиданности: палка посредине была такая горячая, что обожгла ему пальцы. В то же время Молодая пома и Безволосый, почти одновременно дотронувшись до того места, где терлась палка и где остались слабые следы обугливания и вился слабый дымок, оба вскрикнули от боли: от быстрого трения сухой палки по сухому стволу последний загорелся, но слабый огонь не был виден при ярком дневном свете.
Чунгам, которые помнили пожар в лесу, деревья, вспыхнувшие от упавшего с неба огня, искры при стуке камней друг о друга, поджигавшие траву и кусты, нетрудно было понять, что произошло. Но как может огонь родиться из ничего? И почему нет никакого пламени?
Безволосый испугался и снова пощупал слегка обгорелое место. Огонь погас, а теплота едва ощущалась. И, может быть, чунги и на этот раз не увидели бы огня, если бы не догадливость Смелого. Он прожил дольше, пережил больше, накопил в сознании более богатый опыт; схватив длинную палку, он положил ее на почерневший след и стал дергать вперед-назад, вперед-назад... Своей игрой маленькие чунги подсказали ему то, о чем он сам никогда бы не догадался.
- Ха-кха, ха-кха, ха-кха!.. - яростно вскрикивал он, сверкая глазами на быстро движущуюся палку. Молодая пома, догадавшись, чего добивается Смелый, перепрыгнула через ствол, схватила палку за другой конец, и оба стали бешено-быстро тереть ею о ствол. Вскоре на этом месте снова появилась струйка голубого дыма, а потом и желтовато-синие язычки пламени.
- Ха-кха, ха-кха! - Смелый и Молодая пома яростно терли палкой по стволу и от сильного возбуждения не чувствовали усталости, а желтовато-синие языки пламени становились все больше. Огонь пробил тонкую древесину ствола и поджег его хрупкую, сухую, как порох, сердцевину. Взвился огромный столб дыма, за ним взлетели большие языки пламени, и весь ствол загорелся. Сидевшие по скалам кри-ри, испуганные странным явлением, зашумели крыльями, высоко взлетели и стали описывать круги, пронзительно пища и крича.
Загорелась и палка. Смелый и Молодая пома отбросили ее и вместе с другими чунгами, не понимая, что после сожжения ствола расселина в скале опять откроется и ветер снова завоет и застонет в пещере, начали прыгать вокруг огня, крича от дикой радости. Они сами сделали огонь из ничего! Они теперь всегда смогут делать огонь из ничего, потерев палкой о ствол... Такого чунги никогда еще не переживали, и по впечатлению, которое это событие произвело на их скудное сознание, оно не имело себе равных.
Ствол был весь охвачен пламенем. Горели и кусты у расселины в скале, и сухая трава над пещерой. Чунги подумали, что теперь все вокруг сгорит, испугались, побежали и собрались у входа в пещеру. Но так как поблизости не было других деревьев и кустов, а были только скалы, то огонь не мог перекинуться на лес и поджечь его.
Наконец ствол догорел, а через расселину стали падать в пещеру горящие головни. Они насыпались грудой и продолжали ярко пылать, освещая всю пещеру. Изумленные чунги кинулись туда и собрались вокруг пылающей груды. Темно-серый дым выходил в расселину, а пламя отбрасывало тени чунгов на стены. Эти тени принимали самый странный вид, когда пламя то вспыхивало, то гасло: они трепетали и плясали, удлинялись и укорачивались. Близнецы, первыми заметившие их, запищали от страха. Взрослые тоже увидели и кинулись было прочь. Но Молодая пома, первой догадавшись, что это только тени, какие отбрасывают все животные и деревья в лучах белого светила, успокоительно крикнула:
- У-о-кха! У-о-кха!
Чунги снова вернулись к огню и стали греться. Нет, ничего подобного они еще не испытывали, даже не видели во сне... В пещере у них горит огонь, и они греются вокруг него...
Постепенно, однако, головни стали догорать, буйное пламя все утихало и утихало. Медленно угасал этот удивительный костер, первый костер чунгов. Смелый глядел на медленное умирание огня, а в сознании у него коротким проблеском промелькнуло то, что он когда-то догадался сделать, чтобы давешний огонь жил дольше. Но этот проблеск был еще мутным, неясным. Впечатления прошлого все еще не могли связаться с восприятием настоящего, все еще оставались разорванными и отрывочными.
Он затряс головой от внутренней неудовлетворенности. Ускользающая связь вызвала в нем неприятное чувство, и оно тяготило его. Как это было? Как было? Огонь догорает, тлеет... Чунги раскапывают его ветками... Ветки вспыхивают, загораются... Огонь опять тлеет... Большое дерево... Какое оно тяжелое. Одному чунгу никак не поднять его... Все несут его и кладут на тлеющие угли... Зачем они несут и кладут его на угли? Пламя, пламя! Принесенное дерево горит... Огонь умирает... И это дерево догорает...
Дикий вопль испугал чунгов. Смелый вылетел из пещеры, словно увидел двух и еще двух грау... И не успели чунги опомниться, как он снова влетел в пещеру, крича что-то так возбужденно, что чунги испугались еще больше.
Смелый влетел с большой веткой в руке, положил ее на огонь, и толстая ветка загорелась. Он снова выскочил из пещеры, вернулся с другой веткой, швырнул ее в огонь и, обернувшись к изумленным чунгам, заорал во все горло:
- У-о-кха-кха-а! У-о-кха-кха-а! - И дрожащими пальцами указывал на огонь.
- У-о-кха-а! - завопила и Молодая пома, первой догадавшись, почему Смелый сделал это, и тоже выскочила из пещеры, чтобы найти ветку.
По примеру Смелого и Молодой помы остальные чунги тоже начали таскать ветки и бросать их в огонь. Они развели в пещере большой костер, такой большой, что жар и дым заставили их отступить к выходу. Дым выходил из устья пещеры и из расселины в скале и вился высоко-высоко.
Чунги из других пещер заметили его и подошли посмотреть. Они смотрели, как пещера горит внутри, удивлялись, всхлипывали и подпрыгивали. А в пещеру даже нельзя было войти, - так там было жарко и дымно.
Почти целый день чунгам пришлось оставаться снаружи, пока огонь не утих и дым не вышел. А когда вошли, там было очень жарко. Из набросанных веток образовалась огромная груда угольев. Дым от догорающих головней теперь поднимался прямо вверх и улетал через расселину в скале.
Чунги провели ночь в тепле, около тлеющих углей, а утром раскопали золу, нашли неугасшие угли и собрали на них недогоревшие головни. Таким образом, огонь снова проснулся, и в это раннее утро над пещерой снова поднялась тонкая струйка синеватого дыма. И это произошло впервые не только в жизни чунгов, но и в истории земли.
Чунги сохраняли огонь еще много дней. Они расставались с ним и выходили из пещеры, только когда ощущали сильный голод, но и тогда думали об огне и спешили вернуться. И под еще незабытым впечатлением печеных животных и плодов, найденных в золе старого пожарища, они стали носить в пещеру кри-ри, та-ма и других мелких зверьков и печь их в огне.
Однако однажды ночью огонь погас и от него остался только черный пепел. Чунги порылись в нем и затрясли головами: огонь совсем умер. Смелый и Безволосый поднялись к расселине и печально оглядели остатки огромного ствола; больше не было ни ствола, ни длинной сухой палки, чтобы добыть ими огонь. Они не догадались получить огонь из других сухих деревьев, и синеватая струйка дыма больше не поднималась над пещерой. Остался только черный пепел, с которым маленькие чунги стали играть. Они совсем вымазались, и это им очень нравилось. Понравилось это и взрослым, и они тоже стали мазаться пеплом. Молодая пома обмазала себе и тело, и ноги и каждый раз, поглядывая на них, хихикала от удовольствия, - так красиво ей это казалось.
Глава 13
ТАК ОНИ ЗАКРЫЛИ ВСЮ РАССЕЛИНУ
Стало совсем холодно. На рассвете выпадал иней, окутывавший ветви деревьев. Небо оставалось ясным, но белое светило не грело больше.
Ветер с севера утих, и группе Смелого было в пещере тепло и уютно. Плохо было только то, что кри-ри больше не опускались близ пещеры, а животных стало совсем мало, и чунгам редко случалось есть мясо. Кроме того, крупные хищники стали свирепыми, а и-вода и ла-и снова стали собираться стаями. Они постоянно бродили вокруг пещер чунгов, а ночью осмеливались даже приближаться к входам.
Для чунгов это было очень плохо, так как приходилось постоянно быть настороже, чтобы мо-ка или другой крупный хищник не забрался в пещеру. Поэтому мелкие группы соединялись по нескольку в одной пещере, и все начали собирать у входа груды камней, чтобы отгонять хищников еще издали. Некоторым группам стало тесно, но они с этим не спорили, - напротив, были очень довольны, так как от такого невольного уплотнения в пещерах становилось теплее.
Одноглазый и Трусливый, присоединившиеся с маленькой группой к группе Смелого, тоже собирали и носили камни. Оба давно уже забыли, как в страхе убегали от мо-ка и вига, забыли об этом и другие чунги. Но все же недоброе чувство от их поступков оставило в сознании чунгов длительный след, да и сами они, даже не зная, зачем и почему, чувствовали себя в чем-то виноватыми, горбились и ежились при не слишком дружелюбных взглядах других чунгов. И оба были одинокими, так как помы продолжали отвергать их, а они не смели вступать в единоборство ни за какую пому.
Носили и собирали камни и двое детенышей-близнецов. Только старый чунг не мог носить камней. Он уже видел гораздо хуже Одноглазого и совсем ослабел, так что еле мог ходить. И если он все-таки не умирал от голода, то лишь потому, что чунги, возвращаясь, иногда приносили с собою недоглоданную в пути кость и от пресыщенности бросали ее в пещеру. Старый чунг чуял ее, подползал и начинал догладывать.
Лес еще больше оскудел пищей, и чунги начали голодать. Они обыскали всякий куст, всякое дупло, всякое звериное логовище. Они обнюхивали и ощупывали всякий предмет, какой встречался им в пути, и ели все, что, по их догадкам, было съедобным. Они стали всеядными и ели даже то, чем раньше брезговали. Так, однажды Бурая нашла в кустах купа, свернувшегося в клубок. Купа нельзя было добыть пальцами, так как его острые колючки ранили руку до крови. Но Бурая ткнула его веткой, которую держала в передней лапе, и проткнула насквозь. Куп вытянулся и умер. И она, до этого дня брезговавшая купом, отворачивавшаяся от него, теперь вонзила в него пальцы и с наслаждением грызла его и позволила откусить только маленьким близнецам.