Страница:
– Старший лейтенант Мещерский, Леонид Борисович, 1979 года рождения, национальность – еврей. Должность – сменный командир охраны учебно-тренировочного центра ЛАЭС. Особые сведения – кандидат в мастера спорта по пулевой стрельбе, второе место на всеармейской спартакиаде 2010 года в дисциплине «стрельба из пистолета». Жена – Валентина, детей нет. Прямо подчинен капитану Аскаеву, Руслану Андреевичу, 1974 года рождения, национальность – башкир…
Высокий голос Гады, сжавшегося сейчас под фанерным коробом фургона за ящиками с гнильем, трясущегося от холода и волнения, Турпал услышал будто наяву. Именно Арзу нашел парня в каком-то третьеразрядном нищем отряде, где тот наверняка сгинул бы уже через несколько месяцев. В последние пару лет, с тех пор как русские перестали дергаться при каждом громком заявлении Рейтер или Си-эн-эн об «очередном всплеске жестокости русской военщины на чеченской земле», дольше пары месяцев действительно действующие отряды такого класса уже не жили. Несколько засад, несколько малорезультативных или вообще не давших никакого результата перестрелок – это был пока весь боевой опыт парня, но в сочетании с его способностями шансы Гады дожить до успеха выглядели более чем пристойными.
Разумеется, одиннадцать человек, из которых почти половина была бойцами «ниже среднего», не могут захватить не то что энергоблок АЭС, но даже какой-то один из ее ключевых центров. Максимум – это находящуюся вне основного контура охраны типографию или, скажем, бойлерную. Но Гада, Маарет и остальные члены группы, которые были такими же, как они, могли сколько угодно верить в свою исключительность, в то, что их выбрали за отличную подготовку или преданность. Дело было в другом. Во-первых, в том, что пытаться добраться до северо-запада России большим числом бойцов, тем более лучших, означало погубить все. Именно эта ошибка была совершена в Нальчике: когда в городе и его пригородах появилось слишком много незнакомых лиц, русские поняли, чего могут ожидать. Похожую ошибку сделали и арабы в 2006-м. Уничтожить 20 британских самолетов в один день – согласиться на что-нибудь менее амбициозное им, наверное, показалось, стыдно. И это при том, что 20 самолетов – это значит по крайней мере 60–80 непосредственных исполнителей: тех, кто нес компоненты жидкой взрывчатки в бутылках и банках, тех, кто готовил их и обучал ими пользоваться, кто покупал билеты и так далее… Когда число посвященных в подробности дела людей перевалило за сотню, контрразведка уже была готова делить ордена, полагающиеся им за головы туповатых гази[11]… А те, кто думает, что контрразведка нецивилизованных русских сильно уступает MИ-6, те почему-то долго не живут. В контрразведке вообще не часто встречаются люди, которых можно назвать «цивилизованными». Те идут обычно в журналистику. Или начинают бороться за права человека. Желательно – где-нибудь поближе к швейцарским Альпам…
В чем еще была причина того, что 11 человек может быть достаточно для успеха – это Турпалу объяснил Арзу. Хотя, конечно, в том, все ли прозвучало вслух, он не мог быть уверен до конца. Но пока все шло так, как им обещали. В лесу собрались все четыре бригады, вошедшие в него с четырех разных сторон, после многокилометрового пешего марша через снег: от остановок рейсовых автобусов, от железнодорожной станции, от сожженной и спущенной под откос замерзшей речки разъездной «Газели» одного из мелких местных совхозов. Ехавшей на ней четверке досталась роль «наладчиков» закупленной и доставленной с опозданием сельхозтехники: согласно договору, совхоз обеспечивал им транспорт от Пскова.
Если бы к утру на пункте сбора у вскрытого тайника с оружием собралось бы только две бригады, почти небоеспособные четвертинки их группы, или вообще удалось дойти кому-то одному, операция отменялась. В этом случае в 7 часов утра предписывалось точно по выученной наизусть технологии уничтожить все содержимое тайника, после чего отходить по индивидуальному для каждой бригады маршруту. На отходе строго запрещалось производить какие-либо активные наступательные действия, даже при полном отсутствии риска для себя. Эта деталь была настолько интересной и необычной, что Турпал в свое время серьезно раздумывал, случалось ли что-либо подобное хоть один раз до этого. Потом вспомнил: да, случалось. Знаменитая пара приказов начала декабря 41-го года: «Начинайте восхождение на гору Ниитака», и, соответственно, «не начинайте». Аналогия была интересная и даже лестная. Осознав ее на последовавшем за окончательным отбором этапе подготовки, в какой-то микроскопический перерыв между практическими курсами и работой с документами, Турпал Усоев задумался так, как не думал, наверное, с самого института…
Если бригад у тайника собиралось три, они должны были атаковать: никаких сигналов отмены не предусматривалось. Как части группы, так и вся группа в целом были с момента выхода полностью автономны. Сами они имели и право, и возможности связаться с прикрытием: как боевиками, так и чиновником высокого ранга, погоны или удостоверение которого позволяло выстроить по стойке «смирно» не то что железнодорожных милиционеров, но и армейских офицеров. С группами же никто не мог связаться никаким образом – даже те немногие, кто знал, что они существуют. У них были пароли: свои для каждого варианта развития событий, и другие «свои» – для тех случаев, которые предусмотреть невозможно.
– Ремель, – сказал ему на прощанье Абу-Сирхан, – Турпал, брат. Я на тебя надеюсь. Ты знаешь, для чего мы живем на земле. Не позволь русским увидеть тебя настоящего до того, как им придет время умирать.
«Ремель», «бегущий» – это было его собственное имя на эту неделю: не свое, данное отцом, и даже не то, которое стояло в чужих документах. Это имя он должен был назвать только в одном случае – если бы ему потребовалась помощь. «Муджесс» и «Хафиф», «усеченный» и «легкий» были именами для Гады и Маарет. Сами они не знали «специального имени» командира, как не знал его никто, кроме самого Арзу. Система была однонаправленной: Арзу и Турпал знали имена всех и, перечислив несколько имен, могли обозначить степень опасности для невидимых и незнакомых собеседников на противоположном конце телефонного кабеля или радиоэфира. Командиры двух других бригад знали имена только своих людей, а рядовые бойцы не имели понятия даже об имени товарища. Поэтому то, что Абу-Сирхан произнес слово «Ремель» вслух, было знаком очень большого доверия. И одновременно – угрозой.
На одиннадцать человек приходилось тринадцать имен, соответствующих тринадцати метрам классического арабского стихосложения. Два имени, «Вабфир» и «Сари», были лишними, – произнесение их вслух по отношению к себе или любому из членов группы означало провал. Но, как и многие другие детали и прихотливые изгибы петель схемы, призванной обеспечить их успех, прямая помощь никому из них не понадобилась. Русские проспали, не сумев перехватить никого… А теперь до цели оставалось лишь несколько минут.
Третье место в кабине пустовало, как это и должно было быть. Водитель и экспедитор – именно в таком составе, без грузчиков, они ежедневно гнали этот фургон в ЛАЭС из Соснового Бора. Грузчика с собой не брали, потому что во всех трех столовых имелись собственные, а за погрузочно-разгрузочные работы и водитель, и экспедитор получали тридцатипроцентную надбавку к основному окладу. Столовые энергоблоков и учебного центра кормили до 2000 человек в сутки, и рейсов эта пара делала иногда три, а иногда и четыре в день. Но первый приходил на место и начинал разгрузку к 8.10 – 8.15, а остальные – гораздо позже, в течение всего дня, поэтому логично был выбран именно этот, самый ранний. Еще один потенциально подходящий фургон раз в два дня, а иногда и каждый день привозил продукты в два расположенных в пределах периметра станции киоска. Всякое барахло: безалкогольные напитки, шоколад, полуфабрикаты вроде сушеной китайской лапши да сигареты трех десятков сортов. Но водитель и экспедитор этого фургона были низкорослыми, а первый из них имел к тому же сразу обращающее на себя внимание уродство, имитировать или спрятать которое под одеждой было практически невозможно. Сам же «активный» план атаки был более чем уязвим, учитывая слабость их сил. Будь воля Турпала, он сделал бы все по-другому, но как раз в этом вопросе Арзу оказался совершенно непреклонен. Турпал обратился к контролирующему и обеспечивающему их подготовку Абу-Сирхану (к этому моменту они виделись каждый день), но тот не колеблясь встал на сторону чужака. Одно это достаточно доходчиво объяснило бывалому, много чего разного повидавшему солдату и командиру, что как полномочия, так и принципиальные, по заявлению Арзу, вопросы не должны оспариваться, как бы этого ни хотелось. А так… Сам бы он не стал атаковать зимой, да еще в самом ее конце, когда морозы наиболее сильны. Легче всего было бы произвести нападение летом и подойти не со стороны основных с западной стороны ворот, а с залива. Захватить «Ракету» – быстроходное судно на подводных крыльях. Лучше всего – на маршруте Петербург – Петродворец: Турпал не был уверен в том, что они где-то еще остались. Отойдя подальше от берега, перебить людей, чтобы не мешались под ногами, но при этом продолжали служить якобы еще существующим живым щитом против возможной атаки с воздуха. В возможность высадить на идущую полным ходом, маневрирующую и отстреливающуюся «Ракету» вертолетный десант он не верил, а никаким другим путем удержать их было бы невозможно, как невозможно и просто догнать. Запаса же хода многотонному судну вполне хватало до цели. Но план по какой-то непонятной ему причине был привязан по времени четко – ждать до начала туристической навигации никто не мог. Русские уверены, что президент, которого невозможно купить деньгами или обещаниями, держит слово, защищая их от страшных вайнахов, ни в грош не ставящих их драгоценные жизни? Вот и получите «слово» вашего президента, козла в стаде баранов, – до следующих выборов далеко…
– О чем думаешь?
Вопрос был задан настолько неожиданно, что Турпал едва не дернул головой. Нельзя сказать, что он отвлекся, – зная, что способности Арзу вести наблюдение ограничены тем, что дорога скользкая, а грузовик тяжел, внимательности Турпал не терял. Впереди и по сторонам было все то же, что и раньше: заснеженный лес, заснеженное поле, уставленное гигантскими вышками высоковольтной ЛЭП, несущими на запад тысячи мегаватт энергии. Они подходили с запада.
– Молюсь, – коротко сказал он вслух и, увидев, что Арзу удовлетворенно кивнул, понял, что ответ был абсолютно верным. Если он сделает свое дело, то Аллаху будет, наверное, все равно, молился ли он перед боем. Но лукавить Турпал не хотел, поэтому сориентировался по имеющейся в собственной голове карте, поворачивая застывшее от волнения лицо в сторону Кыблы. Мусульманин должен молиться не так, – не на ходу в мчащейся машине, но на войне можно…
– Не поразит нас ничто, кроме того, что начертал нам Аллах[12], – закончил он короткую молитву вслух.
– Не поразит нас ничто… – эхом отозвался Арзу слева: на четверть татарин, на три четверти чеченец, но ревностный мусульманин и умелый толкователь сур, не боящийся спорить и с муллами. И не боящийся признать свою неправоту, когда более знающий теолог указывал ему на ошибку в его версии толкования. Выскочка, чужак, но не уважать его было нельзя.
– Минуты три или четыре.
– Так…
Турпал обратил к нему умиротворенное лицо и со спокойствием кивнул. Именно столько оставалось до ворот по его расчетам. Арзу начал сбрасывать скорость фургона мягко: не затормозив, чтобы их не занесло даже на прямом участке пути, и не понизив передачу, чтобы не насторожить охрану наружных ворот ревом мотора. Вместо этого он просто отпустил газ, и стрелка спидометра, указывающая скорость изношенного «ЗиЛа», тут же поползла влево. Можно было представить, что бойцы в кузове не пропустят этот момент, но на всякий случай Турпал громко стукнул в стекло за своим затылком. Сейчас они должны ставить оружие на боевой взвод. Сам он поступил так же, взведя оба пистолета: свой и товарища. Но оставлять оружие на коленях Турпал не стал – вместо этого он аккуратно положил их на расчищенный носками ботинок от грязи пятачок на резиновом коврике и мягко прижал оба самым кантом, едва ли не пальцами ног, чтобы те не поехали в сторону на уже начавшемся пологом повороте.
Следуя по дороге, обходящей последний перед станцией «санитарный» лесок по широкой дуге, они уже неторопливо выкатились на сияющий снежными блестками пустырь километровой ширины, на противоположной стороне которого поднимались корпуса и трубы АЭС.
– Все спокойно…
– Конечно, – не мог не подтвердить Турпал, цепко оглядывая знакомые силуэты. Спаренный корпус 3-го и 4-го энергоблоков всего в паре километров впереди и чуть левее, на таком же расстоянии за ними парят трубы 1-го и 2-го. Это он видел уже не раз – и на фотографиях, и на картах, и на видео. Последняя запись была сделана с этой самой дороги, по которой они сейчас ехали, все так же медленно и равномерно замедляя ход. Именно так делал бы тот водитель, который экономил на бензине.
Теоретически комплекс 1-го и 2-го энергоблоков был бы чуть более легкой целью: они были введены в строй раньше, и подходы к ним могли иметь более уязвимую систему охраны. Это было подтверждено и теми документами, которые им дали для ознакомления при подготовке, но разница была слишком небольшой. Отчеты международных инспекций 2012, 2009, 2007, 2004 и более ранних лет показывали постепенное улучшение надежности системы охраны ЛАЭС. Да и вообще в том, что на их 11 человек русские в любой момент способны выставить роту, ни Арзу, ни Турпал, ни Абу-Сирхан не сомневались. Собственно, именно поэтому они и не собирались пытаться захватывать энергоблоки.
– Готовность!
Команда была бесполезной, Турпал сам прекрасно знал, что надо делать. Кроме того, с этой секунды командиром группы был он.
«ЗиЛ» подкатился к трехметровым воротам, способным выдержать таранный удар бронетранспортера, и Арзу дважды просигналил. Дождавшийся полной остановки машины, розовощекий крепкий мужик лет тридцати не торопясь обошел ее спереди. Зимняя офицерская повседневная форма, воротник серого цвета. Цвета волос не видно из-за короткой стрижки, знаков различия – тоже. С вероятностью процентов в семьдесят – старший прапорщик Старововк. Национальность в посвященной его персоне странице была указана «русский», но Турпал помнил, как один из инструкторов готовившего их группу учебно-тренировочного комплекса едва ли не четверть часа распинался в отношении того, что разницу темперамента и склонностей между славянскими племенами нельзя игнорировать. Как будто это имеет значение для пули…
Как следует рассмотрев квадратик пропуска на лобовом стекле и их спокойные лица, зевающий прапорщик вновь отошел в сторону, вяло качнув ладонью на довольно искренние приветствия «водителя» и «экспедитора» фургона, который видел почти каждое утреннее дежурство. Шел последний час перед его сменой, но большая часть сегодняшней работы для прапорщика уже закончилась. Смена станции: техники, инженеры и так далее – эти начинали работу раньше.
Усиленная металлическим профилем створка ворот неторопливо поползла в сторону, и Турпал едва удержался, чтобы не наклониться вперед. «Я вижу это каждый день», – убедительно заявил он себе, надеясь, что это подействует. «Ничего интересного. Сейчас утро, и мне хочется спать. Скорей бы сдать эти дурацкие овощи и выпить водки, – или что там еще делают в свободное время русские».
– Чего застыл?..
Голос прапорщика был недовольным, хотя Арзу задержался буквально на секунду, не уверенный, что механизм ворот не заест на последнем десятке сантиметров. К начальнику смены охраны этого объекта присоединился еще один человек, заметно моложе. У этого на плече висел автомат, а на боку – подсумок. В документах указывалось, что караульные русских станций имеют по два магазина, то есть 60 патронов на каждого. Но что бы ни было написано в бумагах со всеми официальными грифами и визами МАГАТЭ и каких-то еще незнакомых ему организаций, в том, что эта цифра верна, Турпал очень сильно сомневался. 60 патронов – это около 10 секунд боя на близкой дистанции. 4 секунды на магазин, выпущенный в одной очереди, 2–3 секунды на смену магазина и перезарядку и еще 4 секунды – на второй. Если «калашников» не китайского, венгерского или югославского производства, а русский, то его при этом скорее всего не заест. Впрочем, подсумок на солдате выглядел не «обвисшим», – вполне возможно, что в нем не один, а все три магазина… Сохраняя на лице все то же туповатое выражение, присущее всем не до конца проснувшимся людям, Турпал мысленно усмехнулся, не чувствуя никакого страха. Пришедшая в его голову мысль была забавной: «Если русские посмели обмануть инспекторов МАГАТЭ, то это возмутительно».
– Давай! Давай!
Они уже двигались, а Старововк (теперь Турпал был уже полностью уверен, что опознал его точно) продолжал брезгливо указывать, помахивая рукой. Его пухлые щеки, румяные от крепкого утреннего мороза, вызывали отвращение. Впрочем, лицо его было почти равнодушным: командовал он не потому, что они слишком долго заставляли ворота оставаться открытыми, а потому, что хотелось. Микроскопическое развлечение либо нечто, что дает хоть какое-то удовлетворение от работы. Видимость полезности на своем месте. Турпал изобразил на лице такое же полуравнодушное извинение, и лицо русского исчезло позади. Все это время «боевой» командир группы «Сейф-аль-Мулук» вжимал голову в плечи, а задницу отодвинул едва ли не на середину сиденья. Рост Турпала Усоева превосходил таковой у настоящего экспедитора этой машины минимум на 6 сантиметров, и это могло стать опасным. Диспансерные карточки лежащих сейчас в кювете в полутора десятках километров позади людей достать не удалось, хотя такая попытка, как им сообщили, была сделана. Фирма, поставляющая продукты столовым ЛАЭС, была не слишком крупной и не слишком богатой: ее хозяев вполне устраивала стабильность положения, и расширяться они не собирались. Отсюда – скорее всего этих карточек просто не имелось, хотя, учитывая контакт с пищевыми продуктами, по закону они должны были быть. Но одна из сделанных неизвестным местным жителем фотографий убитого к этой минуте человека показывала его рядом с легковой машиной, и это позволило весьма точно определить его рост.
– Ну, теперь будет…
Голос у Арзу был хриплый, и Турпал подумал, что он действительно волнуется. Что ж, это его право. Проведя их к цели, он мог даже трусить – в глазах понимающих людей это уже не умалит его заслуг. Но лучше бы он не трусил: сейчас им был важен каждый ствол.
Теперь Турпал стукнул в стекло за своим затылком дважды. Это тоже было лишним, поскольку бойцы прекрасно знали, что происходит в эту минуту снаружи. Снижение скорости в более-менее укладывающееся в график время, потом остановка. Потом – снова движение, на скорости, предписываемой ярко-желтым указателем: 20 км/ч. Сейчас они находились в промежутке между двумя воротами – наружными, где было достаточно постоянного пропуска, и внутренними, где будет производиться собственно досмотр. Пройти его было нереально, как ни подстраивайся под «настоящих» водителя и экспедитора. Согласно распечатке, происхождение которой Турпал определять даже не пытался, та машина, в которой они сейчас находились, проводила на досмотровой площадке в среднем по 8 – 10 минут в каждом рейсе. Причем в середине и в конце дня – ничуть не меньше, чем в его начале. Досмотр всегда производился достаточно серьезный, водителя и пассажиров заставляли выйти, а кузов фургона открывали. И если его содержимое не будет соответствовать накладной, а накладная – тем бумагам, которые «спущены» в охрану из административного корпуса, то ворота не откроются, пока кто-нибудь не разберется с документами. Машиной ворота не протаранить, они могут выдержать и удар маневрового тепловоза. Досмотр же производят тройки подготовленных и опытных людей, имеющих автоматическое оружие и право применять его при необходимости. В дополнение к досмотровой группе в помещении вмещающего проходную домика охраны находится до 6 человек караула, иногда усиливаемых дополнительно. Это происходит, когда на территории станции активно ведутся строительные или ремонтные работы, когда прибывают с визитом мэр Соснового Бора или губернатор области, делегации и инспекции МАГАТЭ и так далее. Сейчас ничего этого не было, а основной поток машин, перевозящий сменяющийся персонал, уже сошел. В любом случае, минимум две трети этого потока шли через ориентированные на город восточные ворота, поэтому охрана на западных просто не могла не быть подготовлена слабее. У западных же находилось хранилище ОЯТ – по всем расчетам, основная после собственно энергоблоков цель любого террориста. Там же, пусть и вынесенный за внутренний периметр, располагался учебно-тренировочный центр, где всегда толпилось чуть больше людей, чем это могло казаться безопасным с точки зрения проникновения на территорию станции чужаков. В геометрическом центре ЛАЭС находилось складское хозяйство, к которому подводился целый веер железнодорожных линий, рядом с ним был ремонтно-строительный цех, а чуть южнее, у самого забора – цех централизованного ремонта. Единственный тактически важный объект там же, в центре, – это был цех азота и кислорода, охранявшийся ненамного хуже энергоблоков. У восточных же ворот располагались объекты, значение которых для безопасности станции было гораздо меньшим: крупнейшим из них была дизельная второй очереди. Отсюда можно сделать вывод, что охранники наверняка не ожидают от своей рутинной работы больших неожиданностей. А ощущение того, что твоя работа является менее важной, чем у другого человека одного с тобой ранга, – это уже само по себе должно действовать разлагающе. Тем не менее пройти эти ворота было невозможно, как ни старайся. Так, во всяком случае, считалось.
– Тормози.
Будто дожидавшийся его команды Арзу мягко тронул педаль тормоза, и неторопливо катящийся фургон успокоенно замедлился. Снега здесь почти не было, асфальт был густо усыпан смешанным с химикатами песком, и машина управлялась легко. Хотя данная Турпалом команда была не только «его»: порядок действий определялся инструкциями, которые охрана привыкла выполнять. Среднего роста мужик в светоотражающей попонке указал им на одну из площадок, и Арзу слегка кивнул в ответ на его жест, подчиняясь и направляя грузовик именно туда. Все это они отрабатывали десятки раз: в самой настоящей машине, на огороженной высоким забором площадке в учебном центре «Силадолу Ламьнаш». Единственное, что отличало действительное положение дел от того, к чему они столько времени готовились, – это появление в группе досматривающих кинолога с собакой. Худой парень лет тридцати, лицо спокойное и незнакомое. Или он имеет невысокий ранг, или переведен сюда недавно. В документах о собаках не было ничего. Почему? Русские что-то подозревают? Позволили группе войти в промежуток между воротами для того, чтобы взять всех живыми, не гоняясь за ними по дорогам? Нет, ерунда. В этом случае оружие троих досматривающих не висело бы на ремнях, – пусть и под руками, но ровно в секунде от того, чтобы быть использованным немедленно. А значит – почти бесполезное.
– Выходим…
В последнюю секунду перед тем, как приоткрыть свою дверь, Турпал кинул взгляд на Арзу. Тот был бледен, но в целом держался уверенно. Пистолеты были уже в руках у обоих, готовые выплюнуть пулю. Можно по-разному относиться к пистолетам. В конце концов, в действующей армии, на поле боя они действительно почти ничего не значат. Но для схватки, продолжительность которой исчисляется тремя-четырьмя секундами, а дистанция обмена огнем – несколькими метрами, ничего лучше пистолета нет и быть не может…
Дверь Турпал распахнул резко, так, что стоящий перед ним офицер отшатнулся. Идиот, не выполняющий даже тех инструкций, которые у него наверняка были. Руки у русского были заложены назад. Сам он наверняка считал, что такая поза придает ему солидности, на самом же деле она прямо обозначала его как раба[13]. Но именно это продлило ему жизнь – первый сдвоенный выстрел Турпал произвел не в лейтенанта, а в собаку.
Два выстрела – доворот. Два выстрела – доворот… Он даже не слышал, как работал на другой стороне кабины Арзу, хотя не сомневался, что тот сумеет совладать со своими нервами и не промахнется. Где-то справа, прикрываемые его огнем, один за другим выпрыгивали из короба фургона бойцы – Дени, Хаарон, Хумид, Ильяс… За последние минуты они разобрали коробки и мешки, скинув их в одну кучу вплотную к кабине и разместившись почти вповалку на образовавшемся пятачке. В темноте это было непросто, но все равно вполне реально. Первая четверка должна была расчистить пространство для остальных, и в нее вошли самые сильные бойцы. Очередной сдвоенный выстрел – абсолютно бесшумный, как все, что происходило сейчас… Добив корчащегося на земле пса и немедленно после него пытающегося зажать рану в шее солдата, Турпал рванулся вперед, не переставая вести огонь. Простреливаемую зону он проскочил за секунду и, не сумев совладать с инерцией, ударился об стену караульного помещения. Удар имел такую силу, что под снятой с убитого экспедитора курткой дурацкого, неудобного для его роста фасона охнули ребра.
Высокий голос Гады, сжавшегося сейчас под фанерным коробом фургона за ящиками с гнильем, трясущегося от холода и волнения, Турпал услышал будто наяву. Именно Арзу нашел парня в каком-то третьеразрядном нищем отряде, где тот наверняка сгинул бы уже через несколько месяцев. В последние пару лет, с тех пор как русские перестали дергаться при каждом громком заявлении Рейтер или Си-эн-эн об «очередном всплеске жестокости русской военщины на чеченской земле», дольше пары месяцев действительно действующие отряды такого класса уже не жили. Несколько засад, несколько малорезультативных или вообще не давших никакого результата перестрелок – это был пока весь боевой опыт парня, но в сочетании с его способностями шансы Гады дожить до успеха выглядели более чем пристойными.
Разумеется, одиннадцать человек, из которых почти половина была бойцами «ниже среднего», не могут захватить не то что энергоблок АЭС, но даже какой-то один из ее ключевых центров. Максимум – это находящуюся вне основного контура охраны типографию или, скажем, бойлерную. Но Гада, Маарет и остальные члены группы, которые были такими же, как они, могли сколько угодно верить в свою исключительность, в то, что их выбрали за отличную подготовку или преданность. Дело было в другом. Во-первых, в том, что пытаться добраться до северо-запада России большим числом бойцов, тем более лучших, означало погубить все. Именно эта ошибка была совершена в Нальчике: когда в городе и его пригородах появилось слишком много незнакомых лиц, русские поняли, чего могут ожидать. Похожую ошибку сделали и арабы в 2006-м. Уничтожить 20 британских самолетов в один день – согласиться на что-нибудь менее амбициозное им, наверное, показалось, стыдно. И это при том, что 20 самолетов – это значит по крайней мере 60–80 непосредственных исполнителей: тех, кто нес компоненты жидкой взрывчатки в бутылках и банках, тех, кто готовил их и обучал ими пользоваться, кто покупал билеты и так далее… Когда число посвященных в подробности дела людей перевалило за сотню, контрразведка уже была готова делить ордена, полагающиеся им за головы туповатых гази[11]… А те, кто думает, что контрразведка нецивилизованных русских сильно уступает MИ-6, те почему-то долго не живут. В контрразведке вообще не часто встречаются люди, которых можно назвать «цивилизованными». Те идут обычно в журналистику. Или начинают бороться за права человека. Желательно – где-нибудь поближе к швейцарским Альпам…
В чем еще была причина того, что 11 человек может быть достаточно для успеха – это Турпалу объяснил Арзу. Хотя, конечно, в том, все ли прозвучало вслух, он не мог быть уверен до конца. Но пока все шло так, как им обещали. В лесу собрались все четыре бригады, вошедшие в него с четырех разных сторон, после многокилометрового пешего марша через снег: от остановок рейсовых автобусов, от железнодорожной станции, от сожженной и спущенной под откос замерзшей речки разъездной «Газели» одного из мелких местных совхозов. Ехавшей на ней четверке досталась роль «наладчиков» закупленной и доставленной с опозданием сельхозтехники: согласно договору, совхоз обеспечивал им транспорт от Пскова.
Если бы к утру на пункте сбора у вскрытого тайника с оружием собралось бы только две бригады, почти небоеспособные четвертинки их группы, или вообще удалось дойти кому-то одному, операция отменялась. В этом случае в 7 часов утра предписывалось точно по выученной наизусть технологии уничтожить все содержимое тайника, после чего отходить по индивидуальному для каждой бригады маршруту. На отходе строго запрещалось производить какие-либо активные наступательные действия, даже при полном отсутствии риска для себя. Эта деталь была настолько интересной и необычной, что Турпал в свое время серьезно раздумывал, случалось ли что-либо подобное хоть один раз до этого. Потом вспомнил: да, случалось. Знаменитая пара приказов начала декабря 41-го года: «Начинайте восхождение на гору Ниитака», и, соответственно, «не начинайте». Аналогия была интересная и даже лестная. Осознав ее на последовавшем за окончательным отбором этапе подготовки, в какой-то микроскопический перерыв между практическими курсами и работой с документами, Турпал Усоев задумался так, как не думал, наверное, с самого института…
Если бригад у тайника собиралось три, они должны были атаковать: никаких сигналов отмены не предусматривалось. Как части группы, так и вся группа в целом были с момента выхода полностью автономны. Сами они имели и право, и возможности связаться с прикрытием: как боевиками, так и чиновником высокого ранга, погоны или удостоверение которого позволяло выстроить по стойке «смирно» не то что железнодорожных милиционеров, но и армейских офицеров. С группами же никто не мог связаться никаким образом – даже те немногие, кто знал, что они существуют. У них были пароли: свои для каждого варианта развития событий, и другие «свои» – для тех случаев, которые предусмотреть невозможно.
– Ремель, – сказал ему на прощанье Абу-Сирхан, – Турпал, брат. Я на тебя надеюсь. Ты знаешь, для чего мы живем на земле. Не позволь русским увидеть тебя настоящего до того, как им придет время умирать.
«Ремель», «бегущий» – это было его собственное имя на эту неделю: не свое, данное отцом, и даже не то, которое стояло в чужих документах. Это имя он должен был назвать только в одном случае – если бы ему потребовалась помощь. «Муджесс» и «Хафиф», «усеченный» и «легкий» были именами для Гады и Маарет. Сами они не знали «специального имени» командира, как не знал его никто, кроме самого Арзу. Система была однонаправленной: Арзу и Турпал знали имена всех и, перечислив несколько имен, могли обозначить степень опасности для невидимых и незнакомых собеседников на противоположном конце телефонного кабеля или радиоэфира. Командиры двух других бригад знали имена только своих людей, а рядовые бойцы не имели понятия даже об имени товарища. Поэтому то, что Абу-Сирхан произнес слово «Ремель» вслух, было знаком очень большого доверия. И одновременно – угрозой.
На одиннадцать человек приходилось тринадцать имен, соответствующих тринадцати метрам классического арабского стихосложения. Два имени, «Вабфир» и «Сари», были лишними, – произнесение их вслух по отношению к себе или любому из членов группы означало провал. Но, как и многие другие детали и прихотливые изгибы петель схемы, призванной обеспечить их успех, прямая помощь никому из них не понадобилась. Русские проспали, не сумев перехватить никого… А теперь до цели оставалось лишь несколько минут.
Третье место в кабине пустовало, как это и должно было быть. Водитель и экспедитор – именно в таком составе, без грузчиков, они ежедневно гнали этот фургон в ЛАЭС из Соснового Бора. Грузчика с собой не брали, потому что во всех трех столовых имелись собственные, а за погрузочно-разгрузочные работы и водитель, и экспедитор получали тридцатипроцентную надбавку к основному окладу. Столовые энергоблоков и учебного центра кормили до 2000 человек в сутки, и рейсов эта пара делала иногда три, а иногда и четыре в день. Но первый приходил на место и начинал разгрузку к 8.10 – 8.15, а остальные – гораздо позже, в течение всего дня, поэтому логично был выбран именно этот, самый ранний. Еще один потенциально подходящий фургон раз в два дня, а иногда и каждый день привозил продукты в два расположенных в пределах периметра станции киоска. Всякое барахло: безалкогольные напитки, шоколад, полуфабрикаты вроде сушеной китайской лапши да сигареты трех десятков сортов. Но водитель и экспедитор этого фургона были низкорослыми, а первый из них имел к тому же сразу обращающее на себя внимание уродство, имитировать или спрятать которое под одеждой было практически невозможно. Сам же «активный» план атаки был более чем уязвим, учитывая слабость их сил. Будь воля Турпала, он сделал бы все по-другому, но как раз в этом вопросе Арзу оказался совершенно непреклонен. Турпал обратился к контролирующему и обеспечивающему их подготовку Абу-Сирхану (к этому моменту они виделись каждый день), но тот не колеблясь встал на сторону чужака. Одно это достаточно доходчиво объяснило бывалому, много чего разного повидавшему солдату и командиру, что как полномочия, так и принципиальные, по заявлению Арзу, вопросы не должны оспариваться, как бы этого ни хотелось. А так… Сам бы он не стал атаковать зимой, да еще в самом ее конце, когда морозы наиболее сильны. Легче всего было бы произвести нападение летом и подойти не со стороны основных с западной стороны ворот, а с залива. Захватить «Ракету» – быстроходное судно на подводных крыльях. Лучше всего – на маршруте Петербург – Петродворец: Турпал не был уверен в том, что они где-то еще остались. Отойдя подальше от берега, перебить людей, чтобы не мешались под ногами, но при этом продолжали служить якобы еще существующим живым щитом против возможной атаки с воздуха. В возможность высадить на идущую полным ходом, маневрирующую и отстреливающуюся «Ракету» вертолетный десант он не верил, а никаким другим путем удержать их было бы невозможно, как невозможно и просто догнать. Запаса же хода многотонному судну вполне хватало до цели. Но план по какой-то непонятной ему причине был привязан по времени четко – ждать до начала туристической навигации никто не мог. Русские уверены, что президент, которого невозможно купить деньгами или обещаниями, держит слово, защищая их от страшных вайнахов, ни в грош не ставящих их драгоценные жизни? Вот и получите «слово» вашего президента, козла в стаде баранов, – до следующих выборов далеко…
– О чем думаешь?
Вопрос был задан настолько неожиданно, что Турпал едва не дернул головой. Нельзя сказать, что он отвлекся, – зная, что способности Арзу вести наблюдение ограничены тем, что дорога скользкая, а грузовик тяжел, внимательности Турпал не терял. Впереди и по сторонам было все то же, что и раньше: заснеженный лес, заснеженное поле, уставленное гигантскими вышками высоковольтной ЛЭП, несущими на запад тысячи мегаватт энергии. Они подходили с запада.
– Молюсь, – коротко сказал он вслух и, увидев, что Арзу удовлетворенно кивнул, понял, что ответ был абсолютно верным. Если он сделает свое дело, то Аллаху будет, наверное, все равно, молился ли он перед боем. Но лукавить Турпал не хотел, поэтому сориентировался по имеющейся в собственной голове карте, поворачивая застывшее от волнения лицо в сторону Кыблы. Мусульманин должен молиться не так, – не на ходу в мчащейся машине, но на войне можно…
– Не поразит нас ничто, кроме того, что начертал нам Аллах[12], – закончил он короткую молитву вслух.
– Не поразит нас ничто… – эхом отозвался Арзу слева: на четверть татарин, на три четверти чеченец, но ревностный мусульманин и умелый толкователь сур, не боящийся спорить и с муллами. И не боящийся признать свою неправоту, когда более знающий теолог указывал ему на ошибку в его версии толкования. Выскочка, чужак, но не уважать его было нельзя.
– Минуты три или четыре.
– Так…
Турпал обратил к нему умиротворенное лицо и со спокойствием кивнул. Именно столько оставалось до ворот по его расчетам. Арзу начал сбрасывать скорость фургона мягко: не затормозив, чтобы их не занесло даже на прямом участке пути, и не понизив передачу, чтобы не насторожить охрану наружных ворот ревом мотора. Вместо этого он просто отпустил газ, и стрелка спидометра, указывающая скорость изношенного «ЗиЛа», тут же поползла влево. Можно было представить, что бойцы в кузове не пропустят этот момент, но на всякий случай Турпал громко стукнул в стекло за своим затылком. Сейчас они должны ставить оружие на боевой взвод. Сам он поступил так же, взведя оба пистолета: свой и товарища. Но оставлять оружие на коленях Турпал не стал – вместо этого он аккуратно положил их на расчищенный носками ботинок от грязи пятачок на резиновом коврике и мягко прижал оба самым кантом, едва ли не пальцами ног, чтобы те не поехали в сторону на уже начавшемся пологом повороте.
Следуя по дороге, обходящей последний перед станцией «санитарный» лесок по широкой дуге, они уже неторопливо выкатились на сияющий снежными блестками пустырь километровой ширины, на противоположной стороне которого поднимались корпуса и трубы АЭС.
– Все спокойно…
– Конечно, – не мог не подтвердить Турпал, цепко оглядывая знакомые силуэты. Спаренный корпус 3-го и 4-го энергоблоков всего в паре километров впереди и чуть левее, на таком же расстоянии за ними парят трубы 1-го и 2-го. Это он видел уже не раз – и на фотографиях, и на картах, и на видео. Последняя запись была сделана с этой самой дороги, по которой они сейчас ехали, все так же медленно и равномерно замедляя ход. Именно так делал бы тот водитель, который экономил на бензине.
Теоретически комплекс 1-го и 2-го энергоблоков был бы чуть более легкой целью: они были введены в строй раньше, и подходы к ним могли иметь более уязвимую систему охраны. Это было подтверждено и теми документами, которые им дали для ознакомления при подготовке, но разница была слишком небольшой. Отчеты международных инспекций 2012, 2009, 2007, 2004 и более ранних лет показывали постепенное улучшение надежности системы охраны ЛАЭС. Да и вообще в том, что на их 11 человек русские в любой момент способны выставить роту, ни Арзу, ни Турпал, ни Абу-Сирхан не сомневались. Собственно, именно поэтому они и не собирались пытаться захватывать энергоблоки.
– Готовность!
Команда была бесполезной, Турпал сам прекрасно знал, что надо делать. Кроме того, с этой секунды командиром группы был он.
«ЗиЛ» подкатился к трехметровым воротам, способным выдержать таранный удар бронетранспортера, и Арзу дважды просигналил. Дождавшийся полной остановки машины, розовощекий крепкий мужик лет тридцати не торопясь обошел ее спереди. Зимняя офицерская повседневная форма, воротник серого цвета. Цвета волос не видно из-за короткой стрижки, знаков различия – тоже. С вероятностью процентов в семьдесят – старший прапорщик Старововк. Национальность в посвященной его персоне странице была указана «русский», но Турпал помнил, как один из инструкторов готовившего их группу учебно-тренировочного комплекса едва ли не четверть часа распинался в отношении того, что разницу темперамента и склонностей между славянскими племенами нельзя игнорировать. Как будто это имеет значение для пули…
Как следует рассмотрев квадратик пропуска на лобовом стекле и их спокойные лица, зевающий прапорщик вновь отошел в сторону, вяло качнув ладонью на довольно искренние приветствия «водителя» и «экспедитора» фургона, который видел почти каждое утреннее дежурство. Шел последний час перед его сменой, но большая часть сегодняшней работы для прапорщика уже закончилась. Смена станции: техники, инженеры и так далее – эти начинали работу раньше.
Усиленная металлическим профилем створка ворот неторопливо поползла в сторону, и Турпал едва удержался, чтобы не наклониться вперед. «Я вижу это каждый день», – убедительно заявил он себе, надеясь, что это подействует. «Ничего интересного. Сейчас утро, и мне хочется спать. Скорей бы сдать эти дурацкие овощи и выпить водки, – или что там еще делают в свободное время русские».
– Чего застыл?..
Голос прапорщика был недовольным, хотя Арзу задержался буквально на секунду, не уверенный, что механизм ворот не заест на последнем десятке сантиметров. К начальнику смены охраны этого объекта присоединился еще один человек, заметно моложе. У этого на плече висел автомат, а на боку – подсумок. В документах указывалось, что караульные русских станций имеют по два магазина, то есть 60 патронов на каждого. Но что бы ни было написано в бумагах со всеми официальными грифами и визами МАГАТЭ и каких-то еще незнакомых ему организаций, в том, что эта цифра верна, Турпал очень сильно сомневался. 60 патронов – это около 10 секунд боя на близкой дистанции. 4 секунды на магазин, выпущенный в одной очереди, 2–3 секунды на смену магазина и перезарядку и еще 4 секунды – на второй. Если «калашников» не китайского, венгерского или югославского производства, а русский, то его при этом скорее всего не заест. Впрочем, подсумок на солдате выглядел не «обвисшим», – вполне возможно, что в нем не один, а все три магазина… Сохраняя на лице все то же туповатое выражение, присущее всем не до конца проснувшимся людям, Турпал мысленно усмехнулся, не чувствуя никакого страха. Пришедшая в его голову мысль была забавной: «Если русские посмели обмануть инспекторов МАГАТЭ, то это возмутительно».
– Давай! Давай!
Они уже двигались, а Старововк (теперь Турпал был уже полностью уверен, что опознал его точно) продолжал брезгливо указывать, помахивая рукой. Его пухлые щеки, румяные от крепкого утреннего мороза, вызывали отвращение. Впрочем, лицо его было почти равнодушным: командовал он не потому, что они слишком долго заставляли ворота оставаться открытыми, а потому, что хотелось. Микроскопическое развлечение либо нечто, что дает хоть какое-то удовлетворение от работы. Видимость полезности на своем месте. Турпал изобразил на лице такое же полуравнодушное извинение, и лицо русского исчезло позади. Все это время «боевой» командир группы «Сейф-аль-Мулук» вжимал голову в плечи, а задницу отодвинул едва ли не на середину сиденья. Рост Турпала Усоева превосходил таковой у настоящего экспедитора этой машины минимум на 6 сантиметров, и это могло стать опасным. Диспансерные карточки лежащих сейчас в кювете в полутора десятках километров позади людей достать не удалось, хотя такая попытка, как им сообщили, была сделана. Фирма, поставляющая продукты столовым ЛАЭС, была не слишком крупной и не слишком богатой: ее хозяев вполне устраивала стабильность положения, и расширяться они не собирались. Отсюда – скорее всего этих карточек просто не имелось, хотя, учитывая контакт с пищевыми продуктами, по закону они должны были быть. Но одна из сделанных неизвестным местным жителем фотографий убитого к этой минуте человека показывала его рядом с легковой машиной, и это позволило весьма точно определить его рост.
– Ну, теперь будет…
Голос у Арзу был хриплый, и Турпал подумал, что он действительно волнуется. Что ж, это его право. Проведя их к цели, он мог даже трусить – в глазах понимающих людей это уже не умалит его заслуг. Но лучше бы он не трусил: сейчас им был важен каждый ствол.
Теперь Турпал стукнул в стекло за своим затылком дважды. Это тоже было лишним, поскольку бойцы прекрасно знали, что происходит в эту минуту снаружи. Снижение скорости в более-менее укладывающееся в график время, потом остановка. Потом – снова движение, на скорости, предписываемой ярко-желтым указателем: 20 км/ч. Сейчас они находились в промежутке между двумя воротами – наружными, где было достаточно постоянного пропуска, и внутренними, где будет производиться собственно досмотр. Пройти его было нереально, как ни подстраивайся под «настоящих» водителя и экспедитора. Согласно распечатке, происхождение которой Турпал определять даже не пытался, та машина, в которой они сейчас находились, проводила на досмотровой площадке в среднем по 8 – 10 минут в каждом рейсе. Причем в середине и в конце дня – ничуть не меньше, чем в его начале. Досмотр всегда производился достаточно серьезный, водителя и пассажиров заставляли выйти, а кузов фургона открывали. И если его содержимое не будет соответствовать накладной, а накладная – тем бумагам, которые «спущены» в охрану из административного корпуса, то ворота не откроются, пока кто-нибудь не разберется с документами. Машиной ворота не протаранить, они могут выдержать и удар маневрового тепловоза. Досмотр же производят тройки подготовленных и опытных людей, имеющих автоматическое оружие и право применять его при необходимости. В дополнение к досмотровой группе в помещении вмещающего проходную домика охраны находится до 6 человек караула, иногда усиливаемых дополнительно. Это происходит, когда на территории станции активно ведутся строительные или ремонтные работы, когда прибывают с визитом мэр Соснового Бора или губернатор области, делегации и инспекции МАГАТЭ и так далее. Сейчас ничего этого не было, а основной поток машин, перевозящий сменяющийся персонал, уже сошел. В любом случае, минимум две трети этого потока шли через ориентированные на город восточные ворота, поэтому охрана на западных просто не могла не быть подготовлена слабее. У западных же находилось хранилище ОЯТ – по всем расчетам, основная после собственно энергоблоков цель любого террориста. Там же, пусть и вынесенный за внутренний периметр, располагался учебно-тренировочный центр, где всегда толпилось чуть больше людей, чем это могло казаться безопасным с точки зрения проникновения на территорию станции чужаков. В геометрическом центре ЛАЭС находилось складское хозяйство, к которому подводился целый веер железнодорожных линий, рядом с ним был ремонтно-строительный цех, а чуть южнее, у самого забора – цех централизованного ремонта. Единственный тактически важный объект там же, в центре, – это был цех азота и кислорода, охранявшийся ненамного хуже энергоблоков. У восточных же ворот располагались объекты, значение которых для безопасности станции было гораздо меньшим: крупнейшим из них была дизельная второй очереди. Отсюда можно сделать вывод, что охранники наверняка не ожидают от своей рутинной работы больших неожиданностей. А ощущение того, что твоя работа является менее важной, чем у другого человека одного с тобой ранга, – это уже само по себе должно действовать разлагающе. Тем не менее пройти эти ворота было невозможно, как ни старайся. Так, во всяком случае, считалось.
– Тормози.
Будто дожидавшийся его команды Арзу мягко тронул педаль тормоза, и неторопливо катящийся фургон успокоенно замедлился. Снега здесь почти не было, асфальт был густо усыпан смешанным с химикатами песком, и машина управлялась легко. Хотя данная Турпалом команда была не только «его»: порядок действий определялся инструкциями, которые охрана привыкла выполнять. Среднего роста мужик в светоотражающей попонке указал им на одну из площадок, и Арзу слегка кивнул в ответ на его жест, подчиняясь и направляя грузовик именно туда. Все это они отрабатывали десятки раз: в самой настоящей машине, на огороженной высоким забором площадке в учебном центре «Силадолу Ламьнаш». Единственное, что отличало действительное положение дел от того, к чему они столько времени готовились, – это появление в группе досматривающих кинолога с собакой. Худой парень лет тридцати, лицо спокойное и незнакомое. Или он имеет невысокий ранг, или переведен сюда недавно. В документах о собаках не было ничего. Почему? Русские что-то подозревают? Позволили группе войти в промежуток между воротами для того, чтобы взять всех живыми, не гоняясь за ними по дорогам? Нет, ерунда. В этом случае оружие троих досматривающих не висело бы на ремнях, – пусть и под руками, но ровно в секунде от того, чтобы быть использованным немедленно. А значит – почти бесполезное.
– Выходим…
В последнюю секунду перед тем, как приоткрыть свою дверь, Турпал кинул взгляд на Арзу. Тот был бледен, но в целом держался уверенно. Пистолеты были уже в руках у обоих, готовые выплюнуть пулю. Можно по-разному относиться к пистолетам. В конце концов, в действующей армии, на поле боя они действительно почти ничего не значат. Но для схватки, продолжительность которой исчисляется тремя-четырьмя секундами, а дистанция обмена огнем – несколькими метрами, ничего лучше пистолета нет и быть не может…
Дверь Турпал распахнул резко, так, что стоящий перед ним офицер отшатнулся. Идиот, не выполняющий даже тех инструкций, которые у него наверняка были. Руки у русского были заложены назад. Сам он наверняка считал, что такая поза придает ему солидности, на самом же деле она прямо обозначала его как раба[13]. Но именно это продлило ему жизнь – первый сдвоенный выстрел Турпал произвел не в лейтенанта, а в собаку.
Два выстрела – доворот. Два выстрела – доворот… Он даже не слышал, как работал на другой стороне кабины Арзу, хотя не сомневался, что тот сумеет совладать со своими нервами и не промахнется. Где-то справа, прикрываемые его огнем, один за другим выпрыгивали из короба фургона бойцы – Дени, Хаарон, Хумид, Ильяс… За последние минуты они разобрали коробки и мешки, скинув их в одну кучу вплотную к кабине и разместившись почти вповалку на образовавшемся пятачке. В темноте это было непросто, но все равно вполне реально. Первая четверка должна была расчистить пространство для остальных, и в нее вошли самые сильные бойцы. Очередной сдвоенный выстрел – абсолютно бесшумный, как все, что происходило сейчас… Добив корчащегося на земле пса и немедленно после него пытающегося зажать рану в шее солдата, Турпал рванулся вперед, не переставая вести огонь. Простреливаемую зону он проскочил за секунду и, не сумев совладать с инерцией, ударился об стену караульного помещения. Удар имел такую силу, что под снятой с убитого экспедитора курткой дурацкого, неудобного для его роста фасона охнули ребра.